Хроники брата Кадфаэля (№4) - Ярмарка Святого Петра

Но тут кто-то, метнувшись мимо брата Кадфаэля, проворно перепрыгнул через катившийся бочонок и, ловкой рукой обхватив девушку за талию, удержал ее. Монах сразу признал этого человека по золотившейся шевелюре и оценил его смелость и грацию. Сам он довольствовался тем, что помог Томасу подняться и отвел его в сторону. Увидев, что молодой человек все еще обнимает девушку за талию, монах вовсе не удивился. Впрочем, та и не спешила освободиться. Она не сводила широко раскрытых глаз с лица своего спасителя, который старался успокоить ее словами и ласковым взглядом. Она смотрела на него так же, как смотрел на нее Филип Корвизер.

— Все в порядке, вы в полной безопасности. Но позвольте мне помочь вам вернуться на борт: вам, да и вашему дядюшке, некоторое время будет лучше побыть там. Искренне советую вам поступить так, — промолвил молодой человек, порывисто обернувшись к купцу. — А вас, красавица, никто не осмелится обидеть. Как можно быть неучтивым в присутствии такой дамы, — объявил он, не скрывая восхищения, и девушка зарделась.

Томас из Бристоля оправил одежду слегка трясущимися руками. Он был грузен, и, видать, при падении изрядно ушибся.

— Благодарю вас за помощь, сэр, — сказал он, — и тебя тоже, брат. Но мои вина… мои товары…

— Предоставьте это нам, почтеннейший. Все, что можно спасти, будет выловлено из реки. Вы можете спокойно подождать на своем судне. Эта свалка скоро закончится: с минуты на минуту здесь будут люди шерифа, и уж они-то быстро утихомирят этих разгулявшихся молокососов. Ведь они набедокурили не только здесь — половина из них бушевала в предместье, переворачивая лотки и гоняясь за аббатскими служителями. Но в конце концов все они окажутся в темнице и вот тогда-то горько пожалеют о собственной глупости и о том, что осмелились выступить против Бенедиктинского ордена.

Говоря это, молодой человек посматривал на брата Кадфаэля, который в это время помогал возвращать на место раскатившиеся бочки и, находясь неподалеку, прекрасно все слышал. Кадфаэль понял, что молодой человек говорит это намеренно, желая, чтобы он услышал и оценил его дружелюбие. Лицо незнакомца сохраняло выражение подобающей серьезности, но в глазах поблескивали лукавые искорки.

— Мое имя Иво Корбьер, — беспечно продолжал спаситель девушки. — В этом графстве мне принадлежит манор Стэнтон Коббольд, но большая часть моих земель находится в Чешире. С вашего позволения, я сочту за честь предложить свою помощь…

К тому времени он уже убрал руку с талии девушки, но сделал это подчеркнуто неохотно, продолжая ласкать спасенную красавицу взглядом. Она прекрасно сознавала это и принимала его внимание не без удовольствия.

— Ну вот! — вскричал Корбьер, когда один из юнцов, перевесившись через парапет моста, издал предупредительный свист. — Смотрите, как улепетывают эти лоботрясы. Наверное, этот малый был оставлен на мосту следить за воротами и, углядев, что оттуда выехали стражники шерифа, дал знак своим, чтобы те уносили ноги.

Догадка его оказалась верной. Заслышав свист, полдюжины взъерошенных голов обернулось к мосту. Драчуны увидели, что оттуда им машут рукой, и, тотчас прекратив драку, побросали все, что было у них в руках, и ринулись врассыпную: одни помчались по Гайе, рассчитывая укрыться в прибрежных кустах, другие — вверх по склону, надеясь затеряться в лабиринте узких улочек предместья, а один сиганул под арку моста и вскоре появился с другой стороны, отделавшись лишь тем, что промочил ноги. Вскоре по мосту громко простучали копыта, и несколько стражников спустилось к пристани, тогда как остальной отряд поскакал к ярмарочной площади.

— Считайте, что все закончилось! — весело сказал Иво Корбьер. — Брат, не дашь ли ты мне весло? Ты ведь знаешь эту реку лучше меня, а там плавает немало добра, которое заработано в поте лица, и многое можно еще спасти.

Иво не спрашивал разрешения, он уже присмотрел среди качавшихся у пристани лодок маленькую, но увертливую посудину и, пробежав по доскам, прыгнул в нее прежде, чем конные стражники спустились к причалу и принялись растаскивать тех горожан, которые никак не могли утихомириться. Кадфаэль последовал за ним. Монах прекрасно чувствовал время и знал, что до повечерия осталось всего минут десять. С одной стороны, он вроде бы должен уйти — пусть этот уверенный в себе и властный молодой человек сам вылавливает купеческие товары. Но с другой стороны, его ведь послали, чтобы он помог одному из гостей ярмарки, и разве нельзя сослаться на то, что он по-прежнему занят именно этим? Кадфаэль продолжал задавать себе этот вопрос, уже сидя в позаимствованной Иво лодке и высматривая ближайший бочонок, качавшийся на воде в лучах закатного солнца, хотя, по сути, оставшись здесь, он уже решил его для себя.

Шум на пристани вскоре стих. Все, кто остался на берегу, деловито вылавливали из воды узлы и кипы, спускаясь все ниже по течению, туда, где кое-какие товары прибило к берегу, и оставляя без внимания то, что, по-видимому, было безнадежно испорчено. Торговцы подсчитывали потери, которые — благодарение Богу! — оказались не слишком велики, и прикидывали, какова будет выручка после уплаты всех пошлин и сборов. Выходило, что понесенный ущерб не так уж страшен и с ним вполне можно смириться. Вдоль предместья приводили в порядок палатки, ставили на место перевернутые лотки и заново раскладывали раскиданные товары. Сомнительно, чтобы погром докатился до самой ярмарочной площади, где сложили свое добро самые богатые купцы.

В каменном подземелье замка и в городской темнице томилась уже добрая дюжина юнцов. Они залечивали свои ссадины и гадали, как же так вышло, что их благородное и достойное желание выразить протест против несправедливости привело к такой потасовке. Что же до заводилы, Филипа Корвизера, то даже друзья, помогавшие ему, еще не совсем пришедшему в себя, убраться с пристани, не знали, куда он потом делся и где теперь прячется. Затея их провалилась, и цена мальчишеской горячности оказалась слишком высокой. Правда, даже шериф, Жильбер Прескот, не собирался чересчур сурово судить сорванцов, понимая, что они руководствовались добрыми намерениями, да только сбились с пути.

— Ох, почтеннейшие, — промолвил Томас из Бристоля, успокоенный и признательный, — у меня нет слов, чтобы выразить вам благодарность за столь великодушную помощь. Бочонки мои не пострадали. Они прочные, ведь мои вина не из тех, что распивают сразу после покупки: прежде чем распечатать бочку, их подолгу выдерживают — со временем букет становится только лучше. А заморские сласти мы, благодарение Всевышнему, еще не успели выгрузить. Нет, я не потерпел заметного убытка. И дитя мое в большом долгу перед вами. Иди сюда, девочка, не прячься. Окажи уважение нашим добрым друзьям. Позвольте представить мою племянницу, дочь моей сестры, Эмму Вернольд. Она единственная наследница своего отца, который был каменных дел мастером в нашем городе, а также и моя, ибо у меня нет другой родни. Эмма, дорогая, налей-ка нам вина.

Пока все были заняты тем, что выуживали из реки товары, девушка не теряла времени даром. Теперь она вышла к гостям, покрыв косы золотистой сеткой и надев поверх простого дорожного платья вышитую тунику из тонкого полотна. «Нет, — подумал брат Кадфаэль, — не ради меня она этак разнарядилась». Монаху пора было прощаться с новыми знакомыми и возвращаться к своим обязанностям, Он и так пропустил повечерие, и, перед тем как улечься на боковую, ему предстояло еще добрый час провозиться в своем сарайчике. Впрочем, маловероятно, чтобы кто-нибудь сегодня рано улегся в постель. Томас из Бристоля, например, рачительный хозяин, вряд ли надолго оставит товары под присмотром работников, как бы он им ни доверял. Наверняка он отправится на ярмарочную площадь и самолично убедится в том, что все благополучно уложено, упрятано и подготовлено к завтрашнему торгу. И коли он сочтет возможным оставить свою племянницу в обществе этого красивого молодца до своего возвращения, на то его воля. Видать, упоминание о маноре Стэнтон Коббольд в качестве лишь малой части достояния молодого человека произвело желаемое впечатление. По сути, не было особой надобности подчеркивать то, что мистрисс Эмма является богатой наследницей. Впрочем, сознающие свой долг дядюшки и опекуны не упускают случая присмотреть девицам достойных женихов. Однако этот молодой человек глаз с нее не спускал задолго до того, как услышал про ее состояние. Что и не диво — она прелестное дитя, по любым меркам.

Брат Кадфаэль извинился за то, что не может задержаться, пожелал всей компании доброй ночи и неторопливо направился к монастырской сторожке. В предместье было по-прежнему многолюдно, но все уже успокоились и вернулись к своим делам. Порядок был восстановлен. Теперь уже ничто не помешает тому, чтобы завтра утром открылась ярмарка Святого Петра.

Хью Берингар вернулся с последнего объезда предместья намного позже десяти часов, когда послушным распорядку братьям положено было спать. Однако он вовсе не удивился, встретив на монастырском дворе Кадфаэля, который шел из своего сарайчика.

— Слышал я, что ты оказался в самой гуще событий, — промолвил Хью, потягиваясь и позевывая, — оно и не диво: с тобой вечно такое случается. Сумасбродные юнцы, на что они надеялись? Возомнили себя умнее своих отцов, думали добиться того, что не удалось старшим. А в результате своим буйством оттолкнули и тех, кто поначалу, может, и сочувствовал им. Теперь их родителям придется платить штраф, а город из-за этой потасовки потеряет больше, чем рассчитывал получить. Но знаешь, Кадфаэль, мне как-то не по душе хватать и сажать в темницу этих молокососов за одну только их дурость. Мы-то знаем, что они вовсе не злодеи. У меня на душе неприятный осадок от всего этого. Давай-ка заглянем в сарайчик да разопьем чашу-другую. Тебе все одно нет смысла ложиться спать — до заутрени осталось всего ничего.

— Но тебя будет ждать Элин, — возразил Кадфаэль.

— Вот уж нет. У нее, слава Богу, довольно здравого смысла, чтобы лечь спать, не дожидаясь меня. Она ведь знает, что после объезда мне нужно явиться в замок и доложить шерифу о результатах облавы. Сомневаюсь, что я вообще смогу вернуться к ней до утра. Давай-ка расскажи мне по порядку все, что ты видел. Ты, как я слышал, был на пристани, где и началась вся заваруха.

Кадфаэль охотно пошел с ним. Они уселись в тесной каморке, и привратник, привыкший к тому, что всякий раз по приезде в обитель помощника шерифа случаются такие ночные посиделки, вынес друзьям вина, вежливо осведомился, как идут дела, и удалился, оставив их наедине.

— Скольких ты задержал? — спросил Кадфаэль, закончив свой рассказ о событиях у реки.

— Семнадцать. Было бы восемнадцать, — хмуро признался Хью. — Но Эдви, парнишку Белкота, я выловил один, без свидетелей, устроил ему выволочку, влепил затрещину и отпустил домой, велев держать язык за зубами. Хотя смышленый чертенок и наверняка знал, на что идет. Нет, пожалуй, не стоило ему потакать.

— Его отец был среди вчерашних делегатов, — заметил Кадфаэль. — А он смелый паренек и преданный сын. Думаю, ты поступил правильно. Я рад, что малец ночует дома, а не в темнице. А что молодой Корвизер?

— Его мы так и не нашли — как сквозь землю провалился. А ведь добрая дюжина свидетелей подтверждает, что он-то и был заводилой. Но рано или поздно ему придется вернуться домой, и тогда его все равно схватят. Пусть не надеется, что ему удастся отвертеться.

— Но он не нападал на купцов и не угрожал им, — сказал Кадфаэль, — а хотел их убедить и разглагольствовал перед ними, ну точно проповедь читал. А эти парни, его друзья, начали погром лишь после того, как Филипа свалили ударом. Я все это видел своими глазами. Человек, который огрел паренька дубинкой, сделал это с перепугу, может, и сам того не желая. Но ручаюсь тебе, ему ничего не грозило, и выходит, драку начал он, а не парнишка.

— Верю тебе на слово, брат, и, когда дойдет до разбирательства, буду стоять на этом. Но раз уж он заварил всю кашу, то должен отвечать наравне со своими товарищами, и придется его поймать, коли уж это дело шериф на меня повесил… — устало промолвил Хью и провел длинными пальцами по опущенным векам. — Слушай, брат Кадфаэль, а тебе не кажется, что я чересчур быстро превращаюсь в ревностного служаку. Того и гляди, ничего человеческого не останется. Вот уж чего бы мне не хотелось.

— Ну нет, — рассудительно ответил Кадфаэль, — ты еще недалеко зашел, по глазам вижу. Да и ума тебе не занимать. Так что, думаю, кое-что осталось.

— Ну и слава Богу. Так ты говоришь, что бристольский купец ударил этого бедолагу безо всякой причины?

— Сам-то он думал, что причина у него есть, но это ему только почудилось. Паренек хотел его задержать, вот и схватил за рукав, а купец решил, что тот нападает. В руке у него была дубинка, вот он и ударил с развороту. Таким ударом и быка свалить можно. Парнишка лишился чувств, и друзья еле-еле его на ноги поставили. Сомневаюсь, чтобы после этого он много набедокурил, — ему и лоток перевернуть сил не хватило бы.

Хью, уперев локти в стол, внимательно посмотрел на собеседника и улыбнулся:

— Коли бы мне потребовался защитник, я бы к тебе бегом помчался. Ты любого законника за пояс заткнешь. Да что говорить, знаю я этого Филипа. Язык у него без костей, только часто болтает лишнее. К тому же и сердце у него горячее, и нрав вспыльчивый. Его горячность частенько берет верх над рассудком, похоже, что рассудительности-то ему и недостает.

Круглолицый привратник просунул в дверь голову с загорелой тонзурой и обратился к Берингару:

— Милорд, явилась девица, называющая себя Эммой Вернольд, племянницей купца Томаса из Бристоля. Ее что-то беспокоит, и она просит дозволения поговорить с вами. Она здесь, у ворот. Прикажете ее впустить?

Хью и Кадфаэль переглянулись, удивленно подняв брови.

— Это тот самый купец? — недоумевающе спросил Берингар.

— Тот самый. И та самая девушка. Но ведь переполох давно закончился. Что же ей нужно здесь в такой час? И о чем думает ее дядюшка, позволяя девице разгуливать по ночам?

— Сейчас мы это выясним, — промолвил Хью, и видно было, что про себя он подумал: деваться-то все равно некуда.

— Пусть она войдет, — сказал он привратнику, — если я действительно тот, кто ей нужен.

— Сперва она спросила Иво Корбьера, он гостит в обители. Но я знаю, что он улаживает какие-то дела в предместье и еще не вернулся. А когда я помянул, что здесь находится помощник шерифа, она обрадовалась и стала просить допустить ее к вам. Похоже, ей надобно прибегнуть к помощи закона, и то, что слуга закона здесь и не дремлет, пришлось очень кстати.

— Ну, зови ее. А ты, брат Кадфаэль, будь добр, останься. Ты с ней уже встречался, и она наверняка будет рада знакомому лицу.

Эмма Вернольд вошла торопливо, но нерешительно и присела в поспешном реверансе. Судя по всему, в незнакомом месте она чувствовала себя не вполне уверенно.

— Милорд, прошу прощения за то, что побеспокоила вас в столь поздний час… — Тут она заметила брата Кадфаэля и слегка улыбнулась — облегченно, но рассеянно. — Меня зовут Эмма Вернольд. Я приехала со своим дядюшкой, Томасом из Бристоля. У моста пришвартована его баржа, там мы сейчас и живем. А это дядюшкин работник, Грегори.

Сопровождал ее самый младший из троих купеческих подручных — нескладный, худощавый, но крепкий парень лет двадцати.

Берингар взял девушку за руку и усадил на лавку возле стола.

— Готов служить всем, чем смогу, — сказал он. — Что случилось?

— Достойный сэр, вскоре после того, как этот добрый брат ушел от нас, дядюшка отправился на ярмарочную площадь — он снял там палатку для хранения товара, — чтобы проверить, все ли в порядке. Вы же знаете, что сегодня творилось. Там, при товарах, оставалось двое работников. Дядюшка пошел к ним, а Грегори оставил со мной. Но прошло более двух часов, а он так и не вернулся.

— Но ведь он привез на продажу много товару, — резонно предположил Хью. — Чтобы все подготовить как следует и с утра показать товар лицом, требуется немало времени, а он, наверное, не ушел бы оттуда, не убедившись, что все в порядке.

— Это верно. Но странно то, что он куда-то запропастился. С ним там было двое подручных — Роджер Дод и носильщик Варин. Варин, тот остался ночевать при товарах, а Роджер вернулся на баржу час тому назад и очень удивился, не найдя там моего дядюшки. Он сказал, что тот ушел задолго до него и собирался вернуться на баржу. Поначалу мы решили, что он встретил по дороге какого-нибудь знакомого и заговорился с ним, но время шло, а его все не было. Тогда я взяла Грегори и мы пошли на ярмарочную площадь: вдруг дядюшка о чем-то забыл, а потом вспомнил про свою оплошность и вернулся к товарам. Но его и там не было. А Варин говорит все точь-в-точь как Роджер: дескать, дядюшка ушел первым и собирался идти прямо на баржу, потому как час уже поздний. Ему никогда не нравилось… — Девушка осеклась и, побледнев, поправилась: — Ему не нравится, если я остаюсь наедине с мужчинами без него.

Взгляд ее был прямым и ясным, но губы слегка дрожали. Она старалась держаться твердо, но не могла скрыть охватившего ее беспокойства.

«Она знает, насколько красива, — подумал Кадфаэль, — и может статься, что один из работников, скажем, этот Роджер Дод, старший дядюшкин подручный, пленился ее красотой. Ей это известно, но парень ей не нравится, вот девушке и становится не по себе, если она остается с ним наедине, без опекуна. Хотя, возможно, для тревоги и нет оснований».

— А что, если он вернулся к барже каким-нибудь другим путем? — спросил Хью. — Тогда вы вполне могли разминуться с ним по дороге.

— Но мы и сами вернулись обратно. А на барже на такой случай оставался Роджер. Нет, дядюшка не приходил. Я расспрашивала людей в предместье — многие еще не легли спать, все готовятся к завтрашнему открытию, — не встречал ли кто похожего человека, но так ничего и не разузнала. И тогда я подумала… — Девушка повернулась и обратилась к брату Кадфаэлю: — Тот молодой человек, который так охотно помог нам сегодня вечером, сказал, что остановился в странноприимном доме вашей обители. Вот мне и пришло в голову: а вдруг дядюшка снова встретил его по дороге и зашел к нему. И уж во всяком случае, он знает дядюшку в лицо и мог бы сказать мне, видел ли его. Но мне сказали, что он еще не вернулся.

— Стало быть, он ушел с пристани раньше твоего дядюшки? — спросил Кадфаэль.

Там, на причале, ему показалось, что молодой человек не прочь провести часок-другой в обществе этой красавицы. С другой стороны, купец, человек строгих правил, наверное, умеет дать понять даже лордам, похваляющимся множеством владений, что к его племяннице можно приближаться не иначе как в присутствии опекуна.

Эмма вспыхнула, но не отвела глаз, казавшихся на диво решительными и сообразительными на столь нежном, юном личике.

— Почти сразу после тебя, брат. Он был добр и учтив во всех отношениях. Потому-то я и решила обратиться к нему. Сочла, что на него можно положиться.

— Я попрошу привратника направить его сюда, как только он вернется, — предложил Кадфаэль. — Скоро все так или иначе отправятся на покой: ему ведь тоже надо будет как следует выспаться, коли он собирается завтра с утра быть на ярмарке, а он, надо полагать, для того и приехал. Что скажешь, Хью?

— Дельная мысль, — отозвался Берингар, — поговори с привратником, а мы займемся поисками мастера Томаса, хотя я думаю, что, несмотря на задержку, с ним все в порядке. Накануне ярмарки, — сказал он девушке с ободряющей улыбкой, — всегда столько дел, что и дня не хватит, чтобы с ними управиться. Тут уж не до сна, можно и припоздниться.

Уже направляясь к привратнику, чтобы попросить того перехватить по возвращении Иво Корбьера, Кадфаэль услышал, как девушка прошептала:

— О да. — В голосе ее звучали надежда и благодарность.

Однако предупреждать привратника не потребовалось: Иво Корбьер был легок на помине. Большие ворота аббатства были уже закрыты, но тут отворилась маленькая калитка, и из нее вынырнула отливавшая золотом голова. В свете факела, укрепленного над воротами, волосы заблестели, точно маленькое солнышко. С непокрытой головой, небрежно накинув тунику на плечи, Иво Корбьер упругой походкой, в благодушном настроении направлялся к странноприимному дому. Судя по всему, дневные труды ничуть его не утомили. Его полотняная рубаха отсвечивала в полумраке призрачной белизной. Молодой человек насвистывал песенку, которую, судя по игривой мелодии, подхватил даже не в Лондоне, а не иначе как в Париже. Не приходилось сомневаться в том, что он выпил, и изрядно, но отнюдь не сверх меры. Пожалуй, даже недобрал ее. Кадфаэль окликнул его, и Иво встрепенулся.

— Как, это ты, брат? В такой час? Решил не спать до заутрени? — Он добродушно рассмеялся, но тут же почувствовал, что монах встретил его неспроста, и голос его стал серьезным: — Ты искал меня, брат? Неужто стряслась беда? Более праведный, уж не убил ли старик того мальчишку?

— Ничего страшного, — отвечал монах. Кадфаэль говорил с ним запросто, полагая, что Иво хоть и знатного рода, но молод, да и ряса позволяла монаху держаться свободнее. К тому же Корбьер, судя по всему, был не чванлив. — Просто тут, в сторожке, кое-кто тебя дожидается. А ты, наверное, все это время провел на площади да в предместье, возле торговых палаток?

— Само собой, — отозвался Иво, и видно было, что он заинтересовался. — Недавно я обзавелся новым манором в Чешире, а он донельзя запущен. Я подыскиваю шерстяные ткани и фламандские шпалеры для отделки дома. А в чем дело?

— А тебе нигде не попадался мастер Томас из Бристоля? Я имею в виду — после того, как ты покинул его баржу сегодня вечером?

— Нет, — недоуменно ответил Иво, вглядываясь в мягкий летний сумрак. — Я ушел оттуда, потому как старик, а он человек умудренный, дал мне понять, что с девушкой можно видеться только в его присутствии и с его разрешения. И это разумно, ибо она и без его наследства сама по себе сокровище. Я отнесся к его словам с уважением и ушел. Ну и что? Что с того?

— Пойдем, посмотришь, — предложил Кадфаэль и повел Иво в сарайчик.

Войдя с темного двора в освещенное помещение, молодой человек заморгал, но, завидев Эмму, изумленно вытаращил глаза. Трудно было сказать, кто из них был больше смущен. Девушка стремительно поднялась с места. Иво Корбьер устремился ей навстречу.

— Мистрисс Вернольд! В такой час? Уж не стряслось ли… — Молодой человек быстро смекнул, что Эмму могло привести сюда лишь нечто неотложное, и потому обратился к Берингару: — Могу я узнать, что случилось?

Хью вкратце изложил ему суть дела. Кадфаэль не удивился, приметив, что Корбьер, выслушав всю историю, испытал скорее облегчение, нежели тревогу. Верно, рассудил, что молоденькая, неопытная девушка склонна переживать попусту. Дядюшка же ее человек бывалый, чуть ли не весь свет объехал и, понятное дело, может за себя постоять. Скорее всего, ничего с ним не приключилось: заболтался с кем-нибудь из знакомых купцов, а может, решил обойти торговые ряды и разведать, как обстоят дела у конкурентов. Накануне ярмарки это не лишнее.

— С ним все в порядке, — добродушно заверил Корбьер, стараясь ласковой улыбкой успокоить Эмму. Но глаза девушки оставались тревожными и серьезными.

«А она далеко не глупа, — размышлял, наблюдая за ней, Кадфаэль, — и знает своего дядюшку лучше, чем кто-либо другой».

— Вот увидите, — продолжал Иво, — он скоро вернется домой и немало подивится тому, что тут поднялся такой переполох.

Девушка хотела верить этому, но в глазах ее оставалось сомнение.

— Я очень надеялась, — промолвила она, — что вы повстречали его снова или хотя бы где-нибудь видели.

— Жаль, что не так, — ответил молодой человек. — Был бы рад сообщить что-нибудь утешительное. Но, увы, я его не видел.

— Полагаю, — вмешался Берингар, — что теперь этим делом должен заняться я. Здесь, в аббатстве, со мной осталось полдюжины стражников, и мы немедленно наладим поиски мастера Томаса. Но сдается мне, девушке не стоит блуждать по ночам. Будет лучше, если ваш слуга вернется на баржу, а вы, мистрисс Вернольд, если, конечно, не против, останетесь на ночь в странноприимном доме, где остановилась моя жена. Констанс, ее служанка, приготовит вам комнату и все необходимое.

Трудно сказать, успел ли Берингар заметить нежелание девушки возвращаться на баржу без опекуна или же просто хотел разместить ее на ночь в ближайшем безопасном месте, под надежным присмотром. Так или иначе, лицо девушки просветлело, и она поблагодарила Берингара так горячо, что не оставалось сомнений — его предложение пришлось как нельзя кстати.

— Тогда идем, — любезно промолвил Хью, — вас я оставлю на попечение Констанс, ну а сам займусь поисками.

— Ну а я, — воодушевленно заявил Корбьер, просовывая руки в рукава туники, — присоединюсь к вам, если, разумеется, вы не против.

Они прочесали все предместье: Берингар с шестью стражниками — неутомимый, сна ни в одном глазу, — Иво Корбьер и брат Кадфаэль. У последнего, по правде сказать, не было никаких оснований отправляться на розыски купца, разве что смутное предчувствие. Но монах убедил себя, что нелепо ложиться спать, если в полночь все одно придется вставать к заутрене. И уж если такая отговорка годилась для того, чтобы выпить с Берингаром, то всяко могла оправдать и участие в поисках Томаса из Бристоля. Кадфаэль вновь припомнил все, что произошло за этот вечер, и покачал головой. Он чувствовал, что не успокоится, пока снова не увидит бритую физиономию купца и не услышит его зычный, самоуверенный голос. Иво, тот, похоже, не придал исчезновению Томаса особого значения, считая, что всяк может загулять и припоздниться, даже если это не в его привычках, и в любой другой день Кадфаэль, возможно, и согласился бы с ним. Но не сегодня. После подобных бурных событий, когда люди позволили страстям взять верх над рассудком, можно ожидать чего угодно. Как знать, а вдруг кто-то обозлился настолько, что решил тайком, под покровом ночи, поквитаться с купцом за его необдуманный поступок, совершенный, однако, открыто и у всех на виду. Хотя упаси Господи от такого исхода.

Они начали с того, что убедились: на пристани Томас так и не появился и не дал о себе знать. Роджер Дод рассказал, что опросил всех торговцев, чьи суда стояли поблизости, но никто ничего не знал. Ну а отлучаться от хозяйского добра далеко купеческий подручный не решился.

Этот Роджер был плотным, крепкого телосложения молодым человеком лет тридцати, весьма привлекательным с виду, но грубоватым и замкнутым. Несомненно, что он тоже тревожился. Роджер немногословно ответил на заданные Хью вопросы и с сомнением закусил губу, узнав, что племянница его хозяина устроилась на ночлег в странноприимном доме аббатства. Он и сам бы присоединился к поискам, но не мог оставить без присмотра судно с товарами. Поэтому Дод остался на барже, а молчаливого и полусонного Грегори отправили с Берингаром и Кадфаэлем, чтобы тот показал, где на ярмарочной площади стоит палатка Томаса из Бристоля. Хью отрядил троих стражников во главе с сержантом в предместье, где они не спеша прошли вдоль торговых рядов, опрашивая всех, кто не спал, а сам с остальными людьми последовал за работником. К тому времени суета на большой ярмарочной площади уже почти стихла, многие улеглись спать, но тут и там еще горели факелы и жаровни и слышались приглушенные голоса. На три дня в году это место превращалось в своеобразный городок со своим многочисленным и хлопотливым населением, но на четвертый оно снова пустело.

Томас выбрал вместительную палатку почти в самом центре треугольной площадки. Товары были аккуратно сложены внутри, и сторож, не спал, а беспокойно расхаживал взад-вперед. Появление представителей власти он приветствовал с видимым облегчением. Варин был жилистым мужчиной средних лет. Судя по всему, он служил у Томаса давно и пользовался доверием хозяина, но был недостаточно сметлив, а потому занимал положение ниже, чем Роджер Дод.

— Нет, милорд, — с тревогой в голосе ответил он на вопрос Берингара, — никаких вестей, а ведь я все время начеку. Он отправился на баржу за добрую четверть часа до ухода Роджера. Мы все тут уложили, как было велено, и хозяин остался доволен. А ведь он вечером упал — вы небось слышали об этом, — так что, сдается мне, он был не прочь улечься в постель. Он же человек немолодой, как и я, да к тому же грузный.

— Стало быть, он ушел. А каким путем он двинулся?

— Пошел напрямик, к главной дороге. Думаю, он собирался идти вдоль предместья.

Неожиданно позади Кадфаэля послышался знакомый голос: звучная, веселая валлийская речь.

— Ну и ну, брат, что это ты полуночничаешь? Да еще в компании со служителями закона. Интересно, что могло понадобиться помощнику шерифа графства Шропшир от сторожа купца Томаса из Бристоля в такой час? Неужто выследили лазутчиков из Глочестера? А я-то утверждал, что торговля выше всяких распрей.

Узко посаженные глаза валлийца блеснули в свете факелов и далеких звезд: на небе не было ни облачка. Родри ап Хув мигом смекнул, что ни с того ни с сего помощник шерифа сюда бы не заявился, и лукаво посмеивался, чрезвычайно довольный собственной проницательностью.

— А ты небось приглядываешь по-дружески за соседями? — с невинным видом заметил Кадфаэль. — То-то, гляжу, все свои товары доставил сюда в целости и сохранности.

— Я неприятности чую издалека, и здравый смысл подсказывает мне, когда отойти в сторонку, — самодовольно заявил Родри ап Хув. А что случилось с Томасом из Бристоля? Похоже, чутье его подвело. Ведь мог бы преспокойно сняться с якоря и в полной безопасности переждать всю эту суматоху посреди реки.

— А ты видел, как началась драка? — спросил Кадфаэль как бы невзначай, но Родри трудно было провести.

— Ну, видел я, как он свалил какого-то молодого дуралея, — промолвил валлиец и ухмыльнулся. — А что, после того как я ушел, еще какая-то беда приключилась? И кого вы, в конце концов, ищете: Томаса или того мальца?

И Родри принялся с демонстративным интересом разглядывать стражников, шаривших между палатками и лотками. По всей видимости, торговец считал своим долгом быть в курсе всего, что происходило на ярмарке и хоть самую малость заслуживало внимания. «Ну что, — решил Кадфаэль, — может, и его чутье пойдет на пользу дела».