- Старшая жена! - гордо объявила ведьма и кокетливо прикрылась чадрой.
      Запоздало вспомнив про свой траур, она испустила пронзительный и неубедительный горестный вой и наклонилась, чтобы подобрать пригоршню пыли и беспорядочно посыпать себе голову.
      Я перевела взгляд на человека в феске:
      - Она ваша мать?
      - Упаси Аллах! - последовал благочестивый ответ. - Но я старший из сыновей Абделя, мэм. А товары отца я забираю в свою собственную лавку, это прекрасный магазин, мэм, на центральной улице. Современный магазин. Ко мне ходит много англичан.
      Я могу продать вам самые прекрасные вещи на свете, и очень дешево продать!
      - Да, да, непременно загляну к вам. - Я рассеянно приняла из его рук визитную карточку. - Но вы не можете так просто забрать вещи покойного Абделя. Полиция расследует смерть вашего отца. Вам разве не сказали, что на месте преступления нельзя ничего трогать?
      - Преступления? - Лицо молодого человека расплылось в циничной улыбке, а глаза превратились в щелочки. - Мой несчастный отец отправился на примирение с Аллахом. Он выбирал не тех друзей, мэм. Я знал, что рано или поздно один из них его убьет.
      - И вы считаете, что это не преступление?
      Он лишь пожал плечами и закатил глаза в невыразимом восточном фатализме.
      - В любом случае забрать вы ничего не сможете. Прошу вас все положить на место и запереть дверь.
      Старуха вновь разразилась дьявольским смехом и принялась шаркать ногами, изображая восторженный танец.
      - Я знала, знала, что почтенная госпожа не позволит ограбить старую женщину. Вы обладаете мудростью пророка, славная госпожа! Примите благословение старой женщины. Пусть у вас будет много сыновей, много-много сыновей...
      От этого пожелания я едва не потеряла сознания. Одна лишь мысль, что надо уследить за целым выводком Рамсесов, показалась мне столь ужасной, что я на мгновение лишилась дара речи. Человек в феске ошибочно принял мое смятение за страх. Скрипучим голосом он произнес:
      - Вы не можете помешать мне, мэм. Вы не полиция.
      - Не смейте говорить в таком тоне с моей госпожой! - раздался голос Джона. - Мадам, не стукнуть ли мне его по носу?
      Судя по всему, часть зевак понимала английский, ибо толпа отозвалась восторженным гулом. По всей видимости, сын Абделя не пользовался популярностью у соседей покойного.
      - Разумеется, нет, - сердито ответила я. - И вообще, что это за разговоры? Джон, вы не должны пытаться копировать привычки своего господина. Мистер... - я взглянула на карточку, - мистер Азиз поступит как здравомыслящий человек, я в этом уверена.
      Выбор у мистера Азиза был невелик. Ослы удалились налегке, и, хотя выражение на ослиной морде прочесть не так-то просто, животные, казалось, были рады, что их избавили от ноши. Толпа нехотя рассеялась, а я поспешила спровадить старуху, пока она не повторила свое зловещее благословение. Карга ретировалась, восторженно подпрыгивая. Я прислушалась к ее неприятному карканью, но ничего опасного для себя не услышала - сыновей она мне больше не сулила. Переведя дух (все-таки приятно осознать, что сын у нас только один), я повернулась к мистеру Азизу.
      Вне всякого сомнения, субъект этот был личностью пренеприятной, но нельзя не посочувствовать человеку, которому приходится иметь дело с такой мачехой.
      - Если вы мне поможете, мистер Азиз, я замолвлю словечко перед властями, чтобы спор разрешился в вашу пользу.
      - Что я могу для вас сделать, мэм?
      - Ответить на мои вопросы. Меня интересует все, что касается дел вашего отца.
      Разумеется, он стал клясться, что знать ничего не знает о преступных связях покойного родителя. Иного я и не ждала, но интуиция подсказывала, что Азиз и в самом деле не связан (возможно, к великому его сожалению) с бандой торговцев древностями. Он наотрез отрицал свое знакомство с подозрительной личностью, которую я видела у Абделя. На этот раз шестое чувство сообщило мне, что Азиз лжет. Если он и не знал, кто этот человек, то по крайней мере догадывался.
      Затем я попросила позволения осмотреть лавку. В закрытых шкафах имелось несколько предметов явно незаконного происхождения, но не они меня волновали, и кислая мина на лице Азиза растаяла, когда я молча прошла мимо краденых древностей. Увы, в лавке не было ничего, что могло бы указать на личность убийцы Абделя. Впрочем, я понятия не имела, что же хочу найти.
      Пропавшей Бастет тоже нигде не было. Мистер Азиз твердил, что не видел кошки. При расставании мы лицемерно заверили друг друга во взаимном расположении. Я не сомневалась, что Азиз не посмеет вновь открыть лавку, его страх перед полицией был очевиден.
      Шагая назад по кривым тенистым улочкам, я высматривала, не мелькнет ли гибкая рыжая тень, но безуспешно. Несколько раз мы останавливались и звали Бастет, но ответа не последовало, если не считать изумленных взглядов прохожих. Я слышала, как один шепнул своему спутнику:
      - Они зовут старого джинна! Эта женщина и ее муж - волшебники... Горе Азизу, если он навлек гнев колдуньи.
      Добравшись до Муски, мы наняли экипаж. Джон смущенно ерзал на краешке сиденья.
      - Мадам...
      - Да?
      - Если хотите, я не стану ничего говорить господину.
      - У вас нет никаких оснований поднимать эту тему, Джон. Но если вам зададут прямой вопрос, то вы, естественно, скажете правду.
      - Э-э... правду?..
      - Разумеется, Джон! Мы ведь искали Бастет. Но, к сожалению, не нашли.
      Вот тут я ошиблась. Бастет обнаружилась в отеле. Свернувшись клубком, она мирно спала на моей кровати. Итак, в одном я все же оказалась права: смышленое животное само нашло дорогу домой.
      3
      Позолоченные шпили и минареты Каира уже сияли отблесками заходящего солнца, когда вернулись странники. Донельзя чумазые, как я и предполагала. Рамсес, как обычно, кинулся ко мне обниматься. Предвидя это, я заранее облачилась в самый старый свой халат. Помимо милой Эвелины, я была единственным человеком, кому Рамсес демонстрировал свою любовь таким вот наглядным способом. Иногда у меня возникали подозрения, что он делает это из природного коварства, поскольку всякий раз мой дорогой сын с головы до пят был покрыт в лучшем случае уличной грязью. Однако на этот раз Рамсес в последний момент круто изменил направление и рванулся к кошке.
      - Бастет! Мама, где ты ее нашла?
      Что и говорить, мне польстила его вера в мои детективные способности, но врожденная правдивость вынудила ответить:
      - Бастет сама вернулась домой.
      - Какое счастье. - Эмерсон устало улыбнулся. - Рамсес был очень расстроен. Отныне всегда держи Бастет на поводке, мой мальчик.
      - Рамсес, прошу тебя, иди в ванну и оставь Бастет, иначе ее придется драить весь вечер.
      С возмутительным хладнокровием пропустив мои слова мимо ушей, Рамсес удалился, нежно прижимая кошку к груди. Джон последовал за ним. От Рамсеса исходил весьма своеобразный запах. По-моему, козлиный.
      От Эмерсона тоже попахивало козлом, а также крепким табаком, который предпочитают египтяне. Выяснилось, что причина усталости кроется, как выразился Эмерсон, "в мальчишеской жизнерадостности" нашего сына.
      Сначала Рамсес упал с пальмы в реку.
      Потом на Рамсеса набросился козел (а с запахом-то я угадала!). Рамсес попытался снять с шеи животного веревку, которая показалась ему слишком тугой (животное то ли неправильно поняло его намерения, то ли козлам свойственна беспричинная раздражительность). А в довершение Рамсес проглотил несколько пинт финикового вина. Правда, среди правоверных мусульман оно запрещено, но кое-кто из жителей деревни все равно тайком его готовит.
      - Странно, - заметила я. - Он вовсе не выглядит пьяным.
      - Вино почти тут же из него вышло, - пояснил Эмерсон.
      Я предложила Эмерсону отправиться за ширму и привести себя в порядок, а сама вызвала коридорного и заказала виски с содовой.
      Вскоре мы потягивали бодрящий напиток и обменивались впечатлениями. Результаты оказались вполне удовлетворительными. Приготовления подходили к концу, так что на рассвете можем смело пускаться в путь.
      Остаток дня я паковала ящики, спеша покончить с этим делом к вечеру. Это был последний цивилизованный вечер, и, хотя жизнь в пустыне обладает своей прелестью, хотелось сполна насладиться хорошим вином и хорошей кухней, принять горячую ванну и выспаться в мягкой кровати.
      На ужин мы взяли с собой Рамсеса, хотя он очень неохотно расставался с Бастет.
      - Кто-нибудь обидит ее, - сказал он, укоризненно глядя на меня. - У нее на спине порез, мамочка. Кто-то поранил ее ножом...
      - Знаю, милый, я уже обработала рану.
      - Но, мамочка...
      - Хорошо, что дело ограничилось лишь царапиной. Надеюсь, Бастет не...
      - Что, мамочка?
      - Неважно.
      Я покосилась на кошку, которая взирала на меня загадочными янтарными глазами. Никаких признаков любовного пыла у Бастет не наблюдалось... Но время, только время покажет, чем она занималась и где пропадала.
      На этот раз Эмерсон не стал ворчать, что его силком всунули в вечерний костюм и заставили спуститься к ужину. Раздувшись от гордости, он всем подряд представлял "своего сына, Уолтера Пибоди Эмерсона". Я тоже гордилась нашим мальчиком: еще бы, Рамсес выглядел таким опрятным в своем шотландском костюмчике в тонах клана Эмерсонов. Вечер прошел очень приятно, и в свой номер мы вернулись в прекрасном настроении.
      Проснулась я незадолго перед рассветом. Луна уже зашла, и комнату освещало лишь призрачное звездное сияние. Я немного встревожилась, поскольку у меня нет привычки просыпаться без причины, и вскоре причина эта обнаружилась - моего слуха коснулся звук крадущихся шагов. Шаги доносились из дальнего конца просторной комнаты, где были сложены ящики и тюки, готовые к отправке.
      Несколько минут я лежала неподвижно, давая возможность глазам привыкнуть к темноте и одновременно напрягая слух. Хриплое дыхание Эмерсона мешало вслушиваться в осторожное шуршание, раздававшееся в углу, но в промежутках между вдохом и выдохом я слышала, как вор копается в наших вещах.
      Мне не привыкать к ночным неожиданностям. По какой-то неведомой причине их словно магнитом притягивает ко мне. Вряд ли нужно говорить, что я не из пугливых. Вот и сейчас меня волновал лишь один-единственный вопрос: как схватить грабителя. На дверях не было запора, поскольку считается, что коридорный - вполне достаточная защита от гостиничных воров. Я не сомневалась, что появление в нашем номере злоумышленника - следствие моего интереса к убийству Абделя. Перспектива была заманчивой. Наконец-то появилась зацепка, которая, возможно, приведет к убийце! Да еще в моей собственной комнате!
      Будить Эмерсона мне даже в голову не пришло. Он слишком шумно просыпается, с криками, протяжными вздохами и оглушительным грохотом - от привычки падать с кровати при пробуждении я так и не смогла его отучить.
      Прежде я несколько раз допускала одну и ту же ошибку - запутывалась в противомоскитной сетке и тем самым позволяла непрошеному гостю спастись бегством. На этот раз я решила сначала разделаться с ловушкой и потому принялась осторожно, дюйм за дюймом, вытягивать сетку, которую сама же с вечера надежно подоткнула под матрас. Все шло как по маслу. Эмерсон продолжал храпеть. Вор продолжал копаться в вещах. Я продолжала тянуть сетку. Каждый занимался своим делом.
      Наконец между сеткой и матрасом образовался вполне достаточный зазор. Теперь я могла выскользнуть из кровати и накинуться на грабителя. Но первым делом следовало вооружиться. Я мысленно представила план боя. Зонтик стоит на своем месте - в изголовье кровати. Вор шуршит в дальнем углу комнаты. Что это значит? А это значит, что главное в битве - не бесшумность, а стремительность! Я приподняла сетку и резко дернулась, собираясь выпрыгнуть из постели.
      О боже! Не тут-то было... Вся эта чертова конструкция рухнула прямо на меня. Целый водопад тонкой ткани залепил мне глаза и ноздри, спеленал по ногам и рукам. Господи, ну почему?! Барахтаясь в складках противомоскитной сетки, я слышала удаляющийся топот. Хлопнула дверь, и тут же под ухом раздалась ругань.
      - Дьявол! - воскликнула я, от отчаяния забью о приличиях.
      - Дьявол! - зарычал в ответ Эмерсон. - Какого черта... - И тут он исторг каскад слов, которые я не решаюсь доверить бумаге.
      Моим попыткам выпутаться мешало судорожное дерганье Эмерсона. Сетка все сильнее стягивала наши тела в тугой кокон.
      Когда в комнату ворвались обитатели соседнего номера, на кровати рядышком сидели две смирные мумии, не способные пошевелить даже пальцем. Правда, Эмерсон продолжал изрыгать приглушенные тканью проклятия. Надо сказать, Джон в съехавшем набок ночном колпаке выглядел не менее комично. Глядя на его перекошенное от изумления лицо, я разразилась слегка истеричным смехом.
      Наконец Эмерсон перестал ругаться, а заодно и дышать, - должно быть, сетка нашла управу на моего ненаглядного и забилась ему в дыхательные пути.
      Я велела Джону поставить лампу, пока он ее не выронил и не устроил пожар.
      Бастет опустила голову и принюхалась. Шерсть у нее на загривке встала дыбом.
      Рамсес доселе взирал на происходящее с легким недоумением. Но тут он спохватился, кинулся к себе в комнату и через несколько секунд снова возник в дверях, в руках его поблескивал какой-то предмет. Наш сын деловито засеменил к кровати, и я поняла, что в руках он сжимает огромный нож. Комнату огласил пронзительный визг:
      - Нет, Рамсес! Нет! Брось! Брось немедленно, ты слышишь?!
      Когда я беседую с сыном таким тоном, Рамсес обычно не спорит. Вот и сейчас он растерянно выронил нож. В оружии было не меньше восьми дюймов длины, лезвие зловеще сверкнуло.
      - Я собирался, - обиженно заговорил Рамсес, - освободить тебя и папу. Вы каким-то непонятным образом попали в весьма затруднительное...
      - Конечно, дорогой, я вовсе не против твоих намерений, но методы...
      Каким-то чудом мне удалось высвободить из пут одну руку. Несколько ловких кульбитов, и я оказалась на свободе. Взгляд мой метнулся к Эмерсону. Ну да, так оно и есть: сетка забилась в его открытый рот. Глаза моего супруга вылезли из орбит, а лицо приобрело зловещий лиловый оттенок.
      Я оживила мужа, конфисковала нож - подарок Абдуллы, о котором Рамсес не счел нужным сообщить, - и велела сыну, слуге и кошке возвращаться к себе в комнату. И лишь затем смогла уделить внимание недавнему преступлению, поскольку попытку ограбления, смею предположить, следует называть преступлением, а никак иначе.
      Пускаться в погоню за вором было бесполезно. За это время он мог пересечь пол-Каира. Одного взгляда на угол комнаты было достаточно, чтобы убедиться: пришелец обладал отличной сноровкой, раз умудрился столь бесшумно нанести такие разрушения. Правда, ящики вскрыть он не осмелился - без шума отодрать заколоченные крышки не так-то просто. Зато наш личный багаж подвергся тщательному обыску: вещи валялись на полу беспорядочными грудами. Ко всему прочему негодяй зачем-то откупорил пузырек с чернилами и вылил его содержимое на мою лучшую блузку.
      Эмерсон наконец очнулся - с кровати донеслось шумное сопение. Кряхтя и постанывая, он привел себя в сидячее положение, скрестил руки на груди, с минуту понаблюдал за мной, а потом ласково спросил:
      - Амелия, а зачем ты бегаешь по комнате на четвереньках?
      - Следы ищу.
      - А... ну да, ну да. Визитной карточки там не осталось? Может, обрывка одеяния нашего гостя? Хотя половина населения Египта разгуливает в одинаковых тряпках. Ну тогда клока волос, который наш гость любезно выдернул из своей шевелюры, чтобы помочь одной великой сыщице...
      - Сарказм тебе вовсе не идет, Эмерсон! - пробурчала я, бодрой рысью направляясь к окну. Должна сказать, ползать - весьма утомительное занятие, когда складки ночной рубашки так и норовят спутать тебе ноги.
      - Вот!
      Краем глаза я с удовлетворением заметила, как Эмерсон подскочил от моего восторженного вопля.
      - Фотография жены и деток грабителя? - ехидно поинтересовался дорогой супруг. - Или письмецо с именем и подробным адресом? Впрочем, что я говорю, египтяне ведь презирают карманы, да и читать-писать мало кто из них умеет.
      - След! След ноги!
      - След ноги, - задушевно повторил Эмерсон. - Уж не подбитый ли гвоздями сапог оставил след на лакированном деревянном полу? И наверняка сапоги с такой необычной подошвой шьет один-единственный башмачник во всем Каире, и башмачник этот - редкостный педант, ибо заносит имена всех своих клиентов в специальную тетрадочку...
      - Угадал! По крайней мере относительно сапога. Однако у меня есть сомнения в уникальности этого рисунка. Но справки я все равно наведу.
      - Что?! - Эмерсона как ветром сдуло с кровати. - След сапога?!
      - Сам полюбуйся. Отпечаток очень отчетливый. Должно быть, вор наступил в разлившиеся чернила. Какая удача, что пузырек откупорился. Правда, с какой стати среди моей одежды оказались чернила, а? Небось Рамсес подсунул.
      Опустившись рядом со мной на четвереньки, Эмерсон тщательно изучил след.
      - А почему это обычный воришка щеголяет в сапогах? Конечно, если он был одет по-европейски... Европейцу проникнуть в гостиницу гораздо проще...
      Голос его нерешительно затих, и я не преминула подбавить в свой голос назидательности:
      - Обычный воришка не осмелился бы сунуться в гостиницу, Эмерсон. Даже если портье и коридорный дрыхли без задних ног.
      Эмерсон сел на корточки и укоризненно посмотрел на меня.
      - Знаю, знаю, Пибоди, о чем ты думаешь! Наверняка ведь станешь утверждать, будто существует связь между этим происшествием и смертью Абделя.
      - А ты находишь, что это совпадение? Довольно-таки странное совпадение, правда?
      - В этом мире случаются и куда более странные вещи. Интересно, что ему было нужно?
      - Табличка с мумии, - невозмутимо предположила я.
      Эмерсон смущенно потупился.
      - Я собирался передать ее музею, Амелия.
      - Неужели?
      - Она очень красивая, но особой ценности не представляет, - задумчиво сказал Эмерсон, потирая подбородок. - А тебе удалось... э-э... вызволить что-нибудь из лавки?
      - Лишь обрывок папируса, который, по-видимому, приходится родным братом тому, что я выцарапала у Абделя.
      - Даже вместе они не настолько ценны, чтобы вор стал ради них рисковать.
      Эмерсон сел на полу и, пристроив локоть на колене, уперся подбородком в ладонь. В этой позе он мог бы сойти за модель для замечательной роденовской статуи, вплоть до своего костюма, точнее, деликатно выражаясь, вплоть до отсутствия оного. Эмерсон наотрез отказывается от ночных рубашек, а новомодное пристрастие к пижамам вызывает у него лишь ядовитые насмешки. Словом, по ночам мой супруг обходится тем, что дала ему природа.
      - Папирус, к которому относятся эти фрагменты, может действительно представлять ценность, - сказал он через минуту. - Преподобный Сейс очень заинтересовался твоим рассказом, хотя и попытался скрыть это - тот еще хитрец. Но ведь всего манускрипта у нас нет... Точно нет?
      - Эмерсон, ты уязвляешь меня до глубины души. Я хоть раз обманывала тебя?
      - Довольно часто, дорогая Амелия. Однако в данном случае рискну поверить тебе на слово. Согласись, вряд ли у нас найдется нечто такое, что могло бы объяснить визит посланца твоего воображаемого преступного гения.
      - Насколько мне известно, ничего такого. Но...
      Эмерсон величественно встал на ноги.
      - К нам в номер проник самый обычный воришка! - вынес он свой вердикт. - И точка. Пойдем спать, Амелия.
      Глава пятая
      1
      Мазгунах.
      Мазгунах!
      Мазгунах...
      Увы, нет в этом названии никакой магии, с какой интонацией его ни произноси. И даже десять восклицательных знаков не способны придать очарования этим грубым звукам. Гиза, Саккара, Дахшур обладают, возможно, не большим благозвучием, но они навевают мысли о древних временах, несметных сокровищах и чудесных открытиях. А в Мазгунахе не было ничего, что говорило бы в его пользу.
      Но железнодорожная станция здесь наличествовала, и, сойдя с поезда, мы обнаружили, что нас с нетерпением ждут. Среди собравшихся на платформе зрителей я сразу заметила величественную фигуру нашего неизменного помощника Абдуллы, который отправился вперед, чтобы позаботиться о жилье. Абдулла исполнен достоинства, ростом он почти с Эмерсона, иными словами, выше среднего египтянина, обладает пышной бородой, которая год от года становится все белее. Своей энергичностью Абдулла не уступает молодым. Увидев нас, он расцвел в широкой улыбке, удивительно преобразившей его чинное лицо.
      Мы погрузили вещи на ослов, которых уже раздобыл наш верный помощник, и оседлали низкорослых скакунов.
      - Вперед, Пибоди! - прокричал Эмерсон. - Вперед!!!
      Глаза его горели, щеки полыхали лихорадочным румянцем. Муж мой пустил своего осла легкой рысцой, и я последовала его примеру. За нами трусили Джон с Рамсесом. Человек изрядного роста, взгромоздившись на осла, неизменно выглядит забавно. Вот и Эмерсон, с растопыренными локтями и коленями, вздернутыми чуть ли не к подбородку, вызвал у меня улыбку. Правда, улыбка эта объяснялась не только его нелепым видом. Прямо на глазах душевное состояние Эмерсона шло на поправку, и я не могла не радоваться этому. Так счастлив может быть только тот, кто нашел свое место в жизни. И даже разочарование решением мсье де Моргана не могло испортить великолепное настроение моего супруга.
      Разлив Нила уже закончился, но на полях еще поблескивали озерца и лужицы. Мы ехали вдоль рвов примитивной ирригационной системы, и вдруг зелень деревьев и молодой поросли сменилась голой пустыней, словно небесная рука провела черту.
      Никогда не забуду то чувство глубокой подавленности, которое охватило меня, когда я впервые увидела место будущих раскопок, где нам предстояло провести нынешнюю зиму. Мазгунах превзошел все мыслимые разочарования. На запад, за низкими голыми холмами, граничащими с пашней, насколько хватало глаз, тянулись серо-желтые пески. А правее, к северу, на фоне голубого неба резко выделялись пирамиды Дахшура, одна правильных очертаний, другая - со странным изломанным склоном. Контраст между двумя этими величественными памятниками и холмистой монотонностью нашего места отдавался в душе почти невыносимой болью. Эмерсон вдруг остановился. Подъехав к нему, я увидела, что взгляд его сосредоточен на этих далеких вожделенных пирамидах, а на губах застыла кривая усмешка.
      - Чудовище, - проворчал он. - Негодяй! Я еще отомщу... День расплаты недалек, проклятый де Морган!
      Я коснулась его руки:
      - Эмерсон...
      Он повернулся ко мне с деланной улыбкой:
      - Да, моя дорогая? Замечательное место, не так ли?
      - Замечательное, - пробормотала я.
      - Пожалуй, прокачусь-ка я на север и скажу нашему соседу доброе утро, как бы невзначай обронил Эмерсон. - Если ты, моя дорогая Пибоди, разобьешь лагерь...
      - Лагерь? - повторила я. - Где? И как?
      Назвав эту часть Египта пустыней, я, быть может, ввергла непосвященного читателя в заблуждение, так как это не та пустыня, которую обычно рисуют в воображении, - большие песчаные дюны, живописными волнами уходящие за горизонт. Пространство вокруг и впрямь было пустынным, но ландшафт на редкость изрезанный: впадины и ложбины чередовались с возвышенностями, а каждый квадратный фут поверхности был усеян всевозможным мусором черепками, щепками и прочими менее приятными свидетельствами заселенности этих мест. Мой наметанный взгляд тут же распознал участок старого погребения. Могилы были разграблены давным-давно, ибо покрывавший землю хлам был не чем иным, как остатками вещей, что захоронили вместе с мертвецами, а также останками самих мертвецов. У кладбища высилась небольшая, но живописная скала с волнистым гребнем.
      Рамсес слез с осла и с горящими глазами кинулся к мусору.
      - Эй, господин Рамсес, бросьте-ка вы эту мерзость! - перепугался Джон.
      Наш сын поднял предмет, похожий на сломанную ветку.
      - Это бедренная кость! - дрожащим от восторга голоском сообщил он.
      С криком невыразимого отвращения Джон попытался отнять у своего подопечного добычу. Я понимала, какие чувства испытывает мой сын.
      - Ничего страшного, Джон. Вы не сможете удержать Рамсеса от раскопок.
      - Эта мерзость, к вашему сведению, дружище, и есть предмет наших поисков, - добавил Эмерсон. - Положи ее, сын мой, ты же знаешь первое правило раскопок - ничего не брать, пока точно не описано место находки.
      Рамсес послушно положил кость на место. Теплый ветер пустыни ерошил его мягкие темные волосы. Глаза горели рвением паломника, только что коснувшегося камней Святого Града.
      2
      Уговорив Рамсеса на время оставить кости, мы двинулись на северо-запад. Рядом с гребнем скалы мелькали фигуры - это были наши работники, которые выехали днем раньше, чтобы выбрать место для лагеря. Вместе с Абдуллой их было десять человек - наши давние друзья, по части раскопок съевшие собаку. Их задача заключалась в том, чтобы наблюдать за неквалифицированными рабочими, которых мы намеревались нанять в ближайшей деревне. Я ответила на восторженные приветствия, с удивлением заметив, что лагерь состоит всего лишь из очага и двух палаток. На мой вопрос последовал вежливый ответ:
      - Но, госпожа, другого места здесь нет.
      Во время предыдущих экспедиций мы с комфортом проживали в гробницах. Выдолбленные в скале пещеры Эль-Амарны - чудесное место! Я всегда говорила, нет более просторного и удобного жилища, чем гробница, особенно если это гробница состоятельного человека. Судя по всему, здесь такие удобства отсутствовали.
      Я вскарабкалась на скалу и, пробираясь между камнями, порадовалась, что хоть одно изменилось к лучшему - меня больше не стесняли пышные юбки и тесные корсеты, бывшие непременным атрибутом одежды в те времена, когда я впервые занялась археологией. Нынешний мой костюм состоял из мужской широкополой соломенной шляпы, блузки свободного покроя и не стесняющих шаг шаровар до колена, наряд дополняли крепкие башмаки и гетры. Форму, если ее можно так назвать, довершала весьма важная деталь - широкий кожаный пояс, к которому была прикреплена старомодная цепочка. В свое время респектабельные владелицы поместий вешали на нее ножницы и ключи, но мой инструментарий состоял из охотничьего ножа и пистолета, записной книжки и карандаша, спичек и свечей, складной линейки, маленькой фляжки воды, карманного компаса и походного швейного набора, а также большой лупы и крошечной лопатки. Эмерсон уверял, что я грохочу, как каторжник в кандалах. А еще моему супругу очень не нравилось, что каждый раз, когда ему вздумается меня обнять, в бок первым делом тыкаются нож, пистолет и все остальное добро. Но я все-таки уверена, что проницательный читатель нисколько не усомнится в полезности всех этих вещей.
      Абдулла поднялся на холм вместе со мной. На его лице было написано отстраненное и задумчивое выражение - он явно ожидал разноса.
      Неподалеку простиралась пашня. Группа пальм в полумиле свидетельствовала о наличии воды, а среди пальм можно было разглядеть крыши деревушки. Чуть ближе находился объект, который меня интересовал. Я заметила его еще по дороге - какое-то полуразрушенное строение.
      - Что это, Абдулла?
      - Это дом, госпожа, - изумленно сказал Абдулла, словно впервые его увидел.
      - Там кто-нибудь живет?
      - Не думаю.
      - Кому он принадлежит?
      Абдулла пожал плечами так, как умеют только арабы. Я без раздумий устремилась вниз, и он быстро сказал мне в спину:
      - Это плохое место.
      - Там есть стены и крыша.
      - Но, госпожа...
      Я остановилась и посмотрела на него.
      - Абдулла, ты же знаешь, как меня раздражают твои мусульманские недомолвки. Говори. Что такое с этим местом?
      - Там живут демоны, - неохотно ответил Абдулла.
      - Понятно. Что ж, демоны так демоны. Эмерсон их разгонит, они его как огня боятся.
      Спустившись вниз, я помахала Эмерсону, приглашая следовать за мной. Чем ближе мы подходили к полуразрушенному строению, тем больше оно мне нравилось и тем в большее недоумение меня повергало. Это не был обычный дом. Длинные стены, кое-где обрушившиеся, кое-где сохранившиеся, наводили на мысль, что когда-то здание было гораздо больше и затейливее. Судя по всем признакам, в нем давно никто не обитал. Вокруг простиралась бесплодная пустошь - ни деревца, ни травинки.
      Необычный дом был построен из необожженного кирпича, чередовавшегося с каменными плитами. Некоторые каменные блоки своими размерами не уступали большим упаковочным ящикам.
      - Из пирамид выкрали, - проворчал Эмерсон и нырнул в ближайший пролом.
      Нет нужды говорить, что я не отставала от него ни на шаг.
      За проломом находился внутренний дворик, с трех сторон которого когда-то имелись жилые помещения, а с четвертой - просто стена. Стена и помещения в южной части превратились в руины, но с двух сторон комнатки сохранились, хотя большинство из них оказалось под открытым небом. Сохранилась и крытая галерея, которую поддерживали несколько колонн.
      Эмерсон щелкнул пальцами:
      - Здесь был монастырь, Пибоди! Это монашеские кельи, а вот эта груда камней в дальнем углу, наверное, когда-то была церковью.
      Я озиралась с неподдельным интересом:
      - Как любопытно!
      - Ничего любопытного. Брошенных храмов в Египте навалом. В конце концов, это же родина монашества, и религиозные общины обитали здесь еще во втором веке от Рождества Христова, моя дорогая. В ближайшей деревне живут копты.
      - Ты мне никогда об этом не говорил, Эмерсон.
      - А ты никогда и не спрашивала, Пибоди.
      По мере осмотра я начала испытывать странное беспокойство, хотя для этого не было никаких оснований: в высоком безоблачном небе сияло ласковое солнце и, если не считать шуршания ящерицы или скорпиона, ничто не предвещало опасности. И все же в воздухе была разлита какая-то безысходность, она словно окутывала это странное место. Абдулле тоже было не по себе. Он следовал за Эмерсоном по пятам, то и дело тревожно оглядываясь по сторонам.
      - Ты думаешь, это место покинули? - спросила я.
      Эмерсон принялся теребить подбородок. Здешняя атмосфера повлияла, по-видимому, и на его железные нервы.
      - Возможно, иссяк источник воды. Это очень старое строение, Пибоди. Ему тысяча лет, а может, и больше. За это время Нил вполне мог изменить русло, а опустевшее здание превратиться в руины. И все же наверняка разрушения - дело рук человеческих. Церковь была весьма крепкой, а от нее не осталось камня на камне.