- Потому что ящиком заинтересовались мы. Ну как ты не понимаешь, Эмерсон? Баронесса - особа легкомысленная и импульсивная. Она предложила ящик с мумией тебе, и, хотя предложение носило шутливый характер, с нее вполне могло статься и впрямь отдать ящик. Вот ворам и пришлось украсть его. Они извлекли оттуда сокровища, а сам ящик уничтожили.
      - Я вижу тут несколько проблем, мамочка...
      - Тихо, Рамсес! Если твоя мысль верна, Пибоди, то баронесса не может быть Гением Преступлений.
      Я уныло вздохнула:
      - Полагаю, ты прав.
      - Выше голову, Пибоди, ты с легкостью придумаешь другую гипотезу, и баронесса вновь станет главной злодейкой.
      - Баронесса всего лишь одна из подозреваемых. В тот вечер на ее судне хватало народу, и все слышали, как хозяйка предложила тебе забрать ящик с мумией. К тому же один из ее слуг вполне мог состоять на службе у Гения Преступлений.
      - Но кто этот неизвестный главарь? Если не возражаешь, Пибоди, я не стану употреблять этот нелепый псевдоним, который ты наверняка вычитала в каком-нибудь из глупых романов. Допустим, что наши выводы верны, но мы по-прежнему не знаем, кто стоит за всей этой запутанной историей.
      - Мы его поймаем, Эмерсон, непременно поймаем! До сих пор преступники от нас не уходили.
      Эмерсон не ответил. Рамсес сидел на стуле, беззаботно болтая ногами, ни дать ни взять, обычный милый и послушный малыш, но впечатление это было обманчивым. После продолжительного молчания Эмерсон заговорил:
      - Давайте-ка отложим этот вопрос. Спать, мой мальчик, уже очень поздно. Прости, что пришлось оторвать тебя от отдыха.
      - Наше обсуждение было очень полезным, папочка. Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, папа. Пойдем, Бастет.
      И Рамсес удалился в свою комнату, бормоча:
      - Ящик с мумией... Что же такое ящик с мумией? Ящик с мумией... Ящик...
      Да, пожалуй, еще немного, и я тоже не смогу слышать этих слов. Ящик с мумией... Ящик с мумией... Что же в нем такое?..
      Глава девятая
      1
      Вот и настал волнующий момент, которого я так долго ждала: мы занялись пирамидами! Если уж соблюдать точность, то занялись мы одной пирамидой... Ладно. Не пирамидой, а жалким курганом, больше напоминающим невысокую кучку камней.
      Стоит сказать правду? Думаю, что стоит. Это жалкое подобие пирамиды, хотя и представляло большой шаг вперед по сравнению с римскими мумиями и христианскими костями, не вызвало у меня никаких чувств. Увы, слишком поздно я поняла, что мне не следовало поддаваться искушению и залезать внутрь Ломаной пирамиды.
      Эмерсон целый день был угрюм и молчалив. Его тревога не укрылась от меня, но признаться он соизволил лишь вечером, когда мы записывали в журналы события минувшего дня.
      Какое-то время мы трудились в гробовом молчании. Эмерсон сидел напротив меня за длинным столом, в центре которого ярко светила керосиновая лампа. Я мирно строчила в тетради, как вдруг мимо моего уха со свистом пронесся какой-то предмет. Я быстро обернулась: на стене красовалось чернильное пятно, а на полу подпрыгивала ручка.
      Я перевела удивленный взгляд на дорогого супруга.
      Эмерсон остервенело дергал себя за волосы.
      - Что случилось?
      - Что случилось, что случилось... В голове свербит. Я все надеялся, что тебе передастся мое смятение, но ты как ни в чем не бывало корябала в своем журнале. Даже язык высунула от усердия, в то время как твои супруг сходит с ума...
      - Но я прекрасно чувствовала твое состояние просто не хотела навязываться! - возмутилась я. - Так что тебя беспокоит?
      - Помнишь ту мумию, что мы нашли в песке? Мне пришлось немного напрячься.
      - В песке? Да-да... припоминаю. Если не ошибаюсь, прямо на краю христианского кладбища.
      - Я тогда еще удивился... - Эмерсон вскочил на ноги. - Ты наверняка забыла, куда ее засунула.
      - Разумеется, нет. Эмерсон! Кажется, я знаю, о чем ты думаешь.
      Мы столкнулись в дверях.
      - Минутку, - сказала я, тяжело дыша. - Давай не будем суетиться. Возьми лампу, а я позову Джона.
      С помощью Джона мы сняли мумию с верхней полки хранилища и перенесли в гостиную. Эмерсон смахнул все бумаги на пол.
      - Ну-с, давай посмотрим...
      В мумии не было ничего необычного, если не считать обмоток. Полоски ткани, как правило, создают сложный рисунок из пересекающихся ромбов, эта же мумия выглядела какой-то... небрежной, словно одевалась впопыхах. Да и обычный портрет отсутствовал.
      - Табличку забрали, - констатировал Эмерсон, поймав мой недоуменный взгляд.
      Я пригляделась к голове мумии.
      - Похоже, ты прав. Взгляни, здесь остатки клея. И обмотки... Тебе не кажется, что их трогали?
      - А вот и портрет! - торжествующе вскричал Эмерсон, приложив к голове мумии табличку, похищенную из лавки Абделя.
      На безглазую голову легла дощечка.
      Джон задохнулся от изумления. Портрет словно вдохнул жизнь в этот бесформенный сверток. Перед нами лежала женщина, закутанная в погребальные одежды. Ее большие прозрачные глаза, казалось, отвечали на наши изумленные взгляды с выражением легкого недоумения, в улыбке сквозила насмешка над нашим оцепенением.
      - Две части мозаики собраны, - сказал Эмерсон. - Недостает только гроба.
      - Он уничтожен, - уверенно сказала я. - Сожжен. Это мумия баронессы, Эмерсон.
      - Видимо, так, Пибоди. Знаешь, когда в ту ночь я смотрел на горящий гроб, меня удивило, почему он так быстро сгорел. В мгновение ока. Конечно, эти мумифицированные тела, пропитанные смолами, горят как спички, но должно было хоть что-то остаться: кусок кости или часть амулета. Джон...
      Молодой человек подпрыгнул. Объятый ужасом, он не отрывал глаз от мумии.
      - Ты ведь клал ящик с этой мумией в хранилище, так? Не заметил разницы в весе по сравнению с остальными?
      - Этот ящик был не такой тяжелый, как другие, - пробормотал Джон.
      - Так что же вы промолчали?! - взвилась я.
      - Ну-ну, Пибоди, не надо бранить юношу. Вчерашний камердинер не привык иметь дело с гробами.
      - Верно. Прошу прощения, Джон.
      - О, мадам... - Джон осекся, издав булькающий звук; глаза его, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Эмерсон занес нож над грудью мумии. О, сэр... Боже мой... сэр...
      - Не хочется трогать обмотки, - объяснил Эмерсон. - Та ткань, что ближе к телу, все равно, наверное, спрессовалась в твердую массу. Послышался хруст разрезаемой ткани.
      Джон взвыл и закрыл глаза руками.
      - Вот стержень из синего фаянса... Где-то поблизости должен быть сердечный скарабей... Ага, есть, и довольно неплохой образец. Зеленый полевой шпат.
      - Эмерсон ищет амулеты, - пояснила я Джону. - Это такие магические предметы. Их кладут в обмотки. Этот стержень символизирует постоянство, сердечный скарабей гарантирует, что сердце не заберут демоны. Эти два амулета почти всегда находятся в области груди...
      - Не надо мне об этом говорить, мадам, - взмолился Джон, плотнее прижимая руки к глазам.
      Эмерсон отложил нож:
      - Расчленять дальше нет необходимости. Наверняка здесь найдутся еще амулеты и украшения, дамочка, похоже, была не из бедных, но, думаю, смысл уже ясен.
      Я кивнула:
      - Мумия и ее снаряжение так же ничем не примечательны, как и гроб. Какая досада! Ну-ну, Джон, профессор Эмерсон закончил; хватит строить из себя натурщика, позирующего для статуи воплощенного ужаса.
      Джон открыл глаза, но упорно отводил их от мумии.
      - Прошу прощения, мадам... Это просто... она выглядит такой настоящей...
      Я взяла покрывало и набросила на древние останки, оставив открытой лишь голову с портретом.
      Джон испустил вздох облегчения:
      - Спасибо, мадам. Можно отнести ее в кладовую?
      - Джон, - сурово сказал Эмерсон, - ты никогда не станешь археологом, если будешь позволять себе сантименты.
      - Спасибо, сэр, но я не хочу быть археологом. Это не значит, сэр, что этот труд бесполезен, но, думаю, я для него не гожусь.
      - Боюсь, ты прав, Джон. Жаль, что ты не можешь брать пример с меня. Мумии - это всего лишь образцы, у них нет личности, их следует изучать с колодной бесстрастностью, и ни в коем случае нельзя предаваться сентиментальности. - Он протянул руку, чтобы убрать портрет, но замешкался. - Закрепи-ка его, Амелия, не то упадет и разобьется.
      Было бы проще положить портрет в отдельную коробку, но я не стала перечить. Пристроила дощечку на мягкой подушечке и примотала полосками ткани. Осторожно укутав мумию покрывалом, Джон поднял ее на руки.
      Я отправилась с ним, чтобы посветить. Сцена была достойна кисти самого Рембрандта. Мрачный силуэт разрушенного монастыря, одинокий круг яркого света и мужчина, прижимающий к груди белую фигуру. Я хорошо понимала настроение Джона, но в душе тлела надежда, что свою страсть к Черити он не перенесет на эту истерзанную мумию. А такая опасность существовала: Черити отнюдь не собиралась поощрять Джона, а отвергнутые влюбленные, как известно из романов, обожают предаваться страданиям по поводу своей безответной любви. И разве есть на свете любовь более безответная, чем к женщине, что скончалась почти две тысячи лет назад...
      Заперев хранилище, я поблагодарила Джона и отпустила его. Он нерешительно сказал:
      - Если вы не сочтете это за неудобство, мадам... можно мне немного посидеть с вами и профессором?
      - Конечно, Джон, вы же знаете, что мы всегда рады вашему обществу. Но я думала, что вы штудируете Библию.
      - Ох, мадам! Боюсь, мне не удастся осилить Числа.
      - Не падайте духом, Джон!
      Честно говоря, я подбадривала Джона скорее по привычке. Его любовные и религиозные проблемы начали мне надоедать, да и голова была забита более неотложными делами.
      Проходя мимо двери Рамсеса, я заметила, что из-под нее выбивается полоска света. Странно, что он не выглянул и не спросил, чем мы занимаемся, ибо любопытство нашего отпрыска не знает границ.
      Я постучалась.
      - Гаси свет, Рамсес. Тебе уже давно пора в постель.
      - Еще только полчасика, мамочка!
      - Над чем ты там корпишь?
      Последовала пауза, потом неохотный ответ:
      - Над манускриптом.
      - Ты испортишь зрение, если будешь изучать выцветшие коптские буквы при свете лампы. Хорошо, полчаса, но не больше.
      - Спасибо! Спокойной ночи, мамочка. Спокойной ночи, Джон.
      - Спокойной ночи, Рамсес, - отозвался Джон.
      - Интересно, как он узнал, что вы со мной? - задумчиво спросила я.
      Когда мы вернулись в гостиную, Эмерсон собирал бумаги с пола.
      - Какой беспорядок! Вечно ты, Пибоди, все разбросаешь... - ворчал он. Джон, ты мне не поможешь?
      Джон поспешно бросился на подмогу. Когда бумаги вновь были разложены на столе, он с готовностью спросил:
      - Могу я что-нибудь еще для вас сделать, сэр?
      - Нет, спасибо, Джон, возвращайся к своей Библии. Надеюсь, чтение доставит тебе удовольствие.
      Джон умоляюще посмотрел на меня.
      - Почему бы Джону не посидеть с нами, Эмерсон? Садитесь, Джон.
      Он послушно сел на краешек стула, сложил руки на коленях и устремил взгляд на Эмерсона. Работать под надзором этой безмолвной статуи было невозможно, так что Эмерсон вскоре отложил перо и сказал:
      - Что-то ты какой-то неприкаянный сегодня, Джон. И вид у тебя нездоровый. Тебя что-то беспокоит?
      Нелепый вопрос. Неужели он ждет, что Джон поведает ему свои сокровенные секреты?.. Это после того, как бедняга выслушал град насмешек по поводу романтических настроений и внезапного увлечения религией. Вообще-то Эмерсон сам склонен к романтическим порывам (уж я-то знаю, поверьте!), но на людях никогда этого не демонстрирует.
      Джон почесал голову.
      - Ну, сэр...
      - Юная дама, я полагаю. Брось, Джон! Здесь тебе ничего не светит, она отдала свое сердце братьям Дэвиду и Иезекии, а еще Иисусу, хотя не обязательно в этом порядке.
      - Эмерсон, ты ведешь себя грубо.
      - Я никогда не веду себя грубо! - с негодованием отрезал Эмерсон. - Я всего лишь хочу утешить Джона и помочь ему трезво взглянуть на положение вещей. Если он пожелает упорствовать в своей нелепой привязанности, никто не станет мешать. Разве я когда-нибудь ему мешал? Разве запрещал таскаться каждый вечер в эту нелепую миссию? Чем ты там занимаешься, Джон?
      - Ну... мы разговариваем, сэр. Брат Иезекия называет это "часом общения".
      Эмерсон расплылся в едкой ухмылке. Я многозначительно кашлянула. Перехватив мой взгляд, он воздержался от комментария, а Джон продолжал:
      - Брат Иезекия рассказывает о своем детстве, сэр. Его мать была настоящей святой. Знаете, сэр, он не может даже подсчитать, сколько раз она истязала его розгами, выбивая из него бесов. Я рассказываю о том, что происходит здесь...
      - Сплетничаешь, значит? - вопросил Эмерсон страшным голосом.
      Джон вздрогнул.
      - О нет, сэр! Я никогда не стал бы сплетничать о вас или миссис Эмерсон. Я рассказываю лишь о мелких происшествиях да о похождениях юного господина Рамсеса... Брат Дэвид разъясняет мне Писание...
      - а о чем говорит Черити? - поинтересовалась я.
      - Она не говорит, мадам, она сидит и шьет - рубашки для детей и брата Иезекии.
      - В общем, скука смертная, - заметил Эмерсон.
      - Нет, сэр, я бы не назвал наши разговоры скучными, хотя и веселыми их назвать, наверное, нельзя.
      - Ага! - Эмерсон рассмеялся. - Возможно, Амелия, для этого парня еще не все потеряно. Джон, ты бы лучше проводил вечера с Абдуллой и работниками, совершенствуя свой арабский. Их разговоры куда веселее.
      - Нет, сэр, я не могу. Честно говоря, сэр, я беспокоюсь за братьев. Обратившихся в их веру в последнее время стало меньше. Один из детей на днях даже швырнул в мисс Черити камнем.
      - Камнем?.. Ты подтверждаешь мои опасения, Джон. Надо что-то предпринять. Ну, юноша, я рад, что ты облегчил душу. А теперь ступай спать, мы с миссис Эмерсон подумаем, что делать с миссией.
      Проводив Джона взглядом, Эмерсон проговорил:
      - Я знал, что его что-то гложет. Видишь, Амелия, немного такта, немного сочувствия - вот и все, что надо, чтобы добиться доверия такого простодушного парня, как Джон.
      - Такта? - переспросила я, постаравшись скрыть улыбку. - Так что ты намерен делать, Эмерсон?
      - Надо кое-что провернуть! - ответил он твердо, но довольно туманно. Мне бы хотелось, чтобы люди сами решали свои проблемы и не ждали, когда я приду к ним на помощь. Все, Амелия, пора работать.
      Я послушно вернулась к своим занятиям, но вместо рисунка с изображением черепков, над которым трудилась, перед моим взором возникло видение женское лицо с прозрачными темными глазами и легкой, чуть насмешливой, чуть загадочной улыбкой.
      Ну скажите, как сосредоточиться на горшках или даже пирамидах, когда тебя как магнитом влечет к нераскрытому преступлению? Завораживала сама трудность задачи, ибо я не сомневалась: обрывочные факты не что иное, как фрагменты единой картины. Вот только нужно увидеть контуры этой картины, а дальше все пойдет как по маслу... Мумия и ящик из-под нее, портрет и нагрудное украшение Двенадцатой династии, убийство, кража, поджог... Все это составные части единого замысла, хитроумного плана.
      На столе лежали списки содержимого лавки Абделя. Я осторожно подтянула листки к себе. Эмерсон и ухом не повел.
      Догадка явилась не яркой вспышкой озарения, но тончайшим лучиком света. Постепенно луч становился шире, высвечивая факт за фактом.
      Эмерсон прекратил скрипеть пером. Я подняла взгляд и увидела, что он в упор смотрит на меня.
      - Опять, Амелия?
      - Мне кажется, я поняла, Эмерсон... Ключ к разгадке здесь. - Я протянула ему списки.
      - Один из ключей, Пибоди.
      - У тебя новая гипотеза?
      - Не просто гипотеза, дорогая. Я знаю, кто убил Хамида и Абделя!
      - Я тоже знаю.
      Эмерсон улыбнулся:
      - Так я и думал. Ну что, опять устроим дружеское соревнование? Запечатаем ответы в конвертах и вскроем после того, как все выяснится?
      - Дорогой мой Эмерсон, в этом нет необходимости. Я никогда не сомневалась в твоих словах. Если ты скажешь, что знал все с самого начала, я тебе поверю. Правда, при условии, что ты дашь объяснения.
      Эмерсон задумался, но преимущества моего предложения были столь очевидны, что долго размышлять он не стал. В синих глазах мелькнули веселые искорки, и он согласно кивнул.
      - По рукам, моя дорогая Пибоди!
      2
      Говоря, что раскрыла личность убийцы, я вовсе не лгала. Однако на этих страницах, в стороне от чужих глаз, готова признать, что кое-какие детали от меня все же ускользнули. Я ломала голову над тем, как бы заполучить нужные сведения, когда произошло примечательное событие. Речь идет о пирамиде, о нашем низеньком курганчике.
      Обнаружился вход в пирамиду.
      В другое время я пустилась бы в пляс при этой новости, сейчас же, когда детективный жар с такой силой жег меня, лишь тихо порадовалась. Вид темной дыры, уходящей в землю, наполнил душу блаженством, и лишь рука Эмерсона, ухватившая меня за штанину, не позволила немедленно нырнуть в эту чудесную щель.
      Эмерсон полез в дыру первым. После недолгого отсутствия он выбрался на воздух, чумазый и запыхавшийся.
      - Состояние отвратительное, Пибоди. Часть стен в коридорах осыпалась. Сначала надо укрепить тоннели.
      Он оглядел работников, пребывавших в радостном возбуждении. Один из египтян, коротышка Мохаммед, выскочил вперед. У Мохаммеда маленькие пухлые ручки, но такие умелые и ловкие, что по части плотницких дел ему нет равных. Он уже не раз укреплял подземные тоннели деревянными стойками и свое дело знал превосходно.
      - Только будь осторожен, Мохаммед, - предупредил Эмерсон. - По-моему, осталось несколько досок от загона для ослов, можешь начать с них. А я схожу в деревню и поищу еще.
      - Ты мог бы послать кого-нибудь из работников, - заметила я, когда мы отошли в сторону.
      - Мог бы, - согласился Эмерсон.
      - Я с тобой!
      - Ни минуты не сомневался, Пибоди.
      - А потом заедем к мсье де Моргану?
      - Ты читаешь мои мысли. Последний обход подозреваемых, так?
      - Подозреваемых, Эмерсон? Ты же сказал, что знаешь ответ.
      - Дело куда сложнее, чем кажется. Настоящий заговор, в котором может быть замешано несколько человек.
      - Верно!
      Эмерсон улыбнулся и ласково хлопнул меня по спине.
      - А еще я намерен поговорить с миссионерами. Я ведь обещал Джону... Постой-ка, Пибоди, а где Рамсес?
      Рамсес крутился в гуще толпы, собравшейся у входа в пирамиду. Эмерсон отвел его в сторону:
      - Ты слышал, как я предупреждал Мохаммеда, чтобы тот был осторожен?
      - Да, папочка. Я только...
      Эмерсон ухватил чадо за шиворот.
      - Мохаммед - наш самый опытный плотник, - сказал он, подчеркивая каждое слово легким встряхиванием. - Но даже для него это опасная задача. Запомни, ты не должен проникать в пирамиду! Ни через этот вход, ни через любой другой. Ясно, мой мальчик?
      - Да, папа.
      Эмерсон отпустил его.
      - Не хочешь пойти с нами, Рамсес?
      - Нет, папа. Я немного покопаю. Не волнуйтесь, со мной будет Селим.
      - Далеко не уходи.
      - Хорошо, папа.
      * * *
      Я не была в деревне несколько дней. Внешне она выглядела вполне обычно: у колодца толпились женщины, в тени пальм прохлаждались мужчины, на пыльной дороге валялись собаки. Вот только наше появление не вызвало ни привычных радостных улыбок, ни любезных приветствий. Даже ребятня не вилась вокруг, выпрашивая бакшиш.
      Эмерсон прямиком направился к дому отца Гиргиса. Поначалу казалось, что священник не примет нас. Дюжий охранник, один из "дьяконов", уверял, что его преподобие занят. Но дверь внезапно отворилась.
      - Ты слишком невежлив с гостями, сын мой, - проухал низкий голос. Проси гостей войти и почтить мой дом своим присутствием.
      Когда мы уселись на тахте, отец Гиргис спросил, чем может служить. Эмерсон объяснил, что ему нужны доски, и священник кивнул.
      - Их можно найти. Надеюсь, стены не рухнули, крыша не обвалилась, а спокойствие не нарушено в этом зловещем месте?
      - Рушится не дом, а пирамида, - ответил Эмерсон. - Правда, в монастыре тоже случились неприятности, но виноваты в том вовсе не демоны, а порочные люди.
      Отец Гиргис сочувственно покачал головой. Я почти ожидала, что он прищелкнет языком.
      - Разве вам ничего не известно? - упорствовал Эмерсон. - О том, что в наше жилище вломились? О том, как напали на нашего сына?
      - Очень неприятно.
      - "Неприятно" - не то слово. Убийство, пожар в миссии. Не слишком ли много неприятностей, святой отец?
      Несмотря на то что лицо священника находилось в полумраке, я разглядела, как вспыхнули его глаза.
      - Все это случилось после прихода иродов. До их появления у нас не было никаких неприятностей.
      - Но не они же устроили пожар сами у себя, - возразил Эмерсон. - И не они проникли в наш дом.
      - Вы думаете, это кто-то из моей паствы? Говорю вам, во всем виноваты ироды. Они должны уйти.
      - Это была провокация, святой отец. Я прошу вас не поддаваться на нее.
      - Вы считаете меня глупцом? - с горечью спросил отец Гиргис. - В этой стране нас держат за рабов и терпят лишь до тех пор, пока мы ведем себя смирно. Если бы я поднял руку на иродов, то наша деревня была бы обречена на гибель.
      И я вынуждена была с ним согласиться.
      Священник встал:
      - Не пытайтесь обвинить меня в злодеяниях! Повторяю еще раз, ответы на свои вопросы ищите у иродов. Сами выясняйте, что это за люди. Они должны уйти отсюда.
      Невозможно яснее указать на дверь. Эмерсон встал и молча поклонился. Я испытывала некоторое... ну, скажем, замешательство, поскольку впервые поняла, что чувствовал отец Гиргис. В его вотчине появились чужаки, подрывают его авторитет, и он ничем не может ответить, поскольку чужаки находятся под покровительством властей. Образ жизни, существовавший на протяжении столетии, подходил к концу, и бедный отец Гиргис не в силах тому помешать.
      Мы вышли из дома священника.
      - Может, нам удастся убедить Иезекию устроить свою штаб-квартиру где-нибудь в другом месте? - спросил Эмерсон.
      - Чтобы убедить его, нужна просто дьявольская деликатность. Малейший намек, что ему грозит опасность, лишь укрепит решимость этого фанатика остаться здесь.
      - Тактичность или прямой приказ Всемогущего. - Лицо Эмерсона просияло. - Интересно...
      - Выкинь это из головы, Эмерсон. Твоя простенькая магия может сработать с невежественными египтянами, но Иезекия вряд ли попадется на крючок и примет твои фокусы за глас Божий.
      Миссия являла воплощение спокойствия. В школе шли занятия. Из открытых окон доносились монотонные голоса, напоминавшие пчелиное жужжание душным летним днем. Пальмы и тамариски отбрасывали на землю прохладную тень, в одном из таких тенистых уголков шло занятие по рукоделию. Несколько девочек, поджав босые ноги под темные подолы, склонили черноволосые головы над тряпицами. На любимом камне Эмерсона сидела Черити и читала отрывок из арабского перевода Нового Завета. На ней было неизменное черное ситцевое платье, правда, от жутковатой шляпки-дымохода она на сей раз избавилась. Арабский в исполнении Черити никуда не годился, но голос девушки был свеж и мелодичен, и прекрасная древняя история в ее безыскусном исполнении дышала очарованием.
      - "Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко мне, ибо Царство Небесное принадлежит им".
      Брат Иезекия, конечно же, был крайне неприятным типом и мог вывести из себя даже святого, и все же миссионеры выполняли важную задачу. Положение коптских женщин ничуть не лучше их мусульманских сестер. Даже если бы миссионеры больше ничего не делали, они все равно могли бы считаться спасителями египетских женщин.
      Думаю, эта картинка подействовала даже на Эмерсона, хотя лицо его осталось невозмутимым. Кое-кто отрицает, что мой супруг способен на нежные чувства, но я-то знаю, что он самый сентиментальный человек на всем белом свете, даром что не читает романов.
      Однако сейчас было неподходящее время предаваться сантиментам. Эмерсон тихо прошептал:
      - Нам повезло. Есть возможность поговорить с девушкой наедине.
      В этом маленьком раю все-таки нашелся змей, точнее, змея - ваша покорная слуга. Я негромко кашлянула и, как полагается змее-искусительнице, высунулась из тени раскидистого дерева. Безобидный кашель заставил Черити подскочить. Девушка принялась озираться с неподдельным страхом.
      - Это всего лишь я, мисс Черити. А со мной профессор Эмерсон. Прошу вас, сидите. Мы хотим поговорить с вами.
      Девушка послушно опустилась на камень.
      - Девочки, можете идти домой, - распорядилась я. - Занятие окончено.
      Одна из самых маленьких завела было старую волынку про бакшиш, но, взглянув на Черити, тут же осеклась. Я села рядом с девушкой.
      - Простите, не хотела напугать вас.
      - Мы теряем время, Пибоди. Бог знает, как скоро нам помешают. Чего вы испугались, дитя мое? - спросил Эмерсон, наклоняясь к девушке.
      Я ожидала, что Черити шарахнется прочь, но что-то в каменном лице Эмерсона придало ей смелости. Она даже слегка улыбнулась.
      - Меня увлек этот замечательный рассказ, профессор. Я не ожидала, что кто-то...
      - Ладно вам! - воскликнул Эмерсон. - Разве ваша вера не учит, что лгать грешно, мисс Черити?
      - Но это правда, сэр.
      - В лучшем случае полуправда. В деревне стало небезопасно, дитя мое. Вы не можете убедить своего брата отправиться в какое-нибудь другое место?
      Девушка подняла голову:
      - Вы же видите, чем мы здесь занимаемся, сэр. Как можно покинуть эти беспомощные заблудшие души?
      Одна из заблудших душ в этот момент выглянула из-за дерева, показала язык и нахально улыбнулась. Я невольно улыбнулась в ответ.
      Эмерсон нахмурился.
      - Вам грозит опасность, и, полагаю, вы сознаете ее, мисс Черити. Невозможно... Что такое, Пибоди? Прекрати дергаться и строить рожи!
      - Кто-то наблюдает за нами из окна дома. Я видела, как колыхнулась штора. Черт! Простите... Сюда кто-то идет!
      - Черт! - повторил Эмерсон. - Не вставайте, мисс Черити, выслушайте меня. Очень скоро вам может понадобиться наша помощь. Обращайтесь к нам в любое время дня и ночи.
      Девушка не ответила. К нам величественной поступью приблизился Иезекия.
      - Неу-ужто это профессор и его достойная спу-утница? - пропел он. - Что ты здесь поделываешь, сестра-а моя Че-ерити? Почему не пригласишь гостей во-ойти?
      Черити встала - словно кукла, которую дернули за ниточку.
      - Прости меня, брат.
      - Ничего страшного, - сказал Эмерсон, хотя извинение предназначалось вовсе не ему. - Мы тут просто... проходили мимо.
      - Прошу вас ко мне в дом, - торжественно сказал Иезекия. - Преломим вместе хлеб. Черити, позови брата Дэвида.
      - Да, брат.
      Девушка упорхнула, склонив голову, а мы последовали в дом за ее обаятельным братцем.
      Я всегда считала, что выражение "болезненная чистота" употребляется лишь в фигуральном смысле. Небольшая гостиная, куда нас провели, заставила меня сморщиться от боли. Она была пустой, до блеска начищенной и вызывающе неуютной. Несколько стульев с высокими спинками, стол, на нем лишь свечи и Новый Завет. Ни ковра на полу, ни скатерти на столе, ни картины на стене, не было даже жутких цветных литографий на религиозные темы, которыми набожная публика обожает украшать свои жилища. Похоже, "Братья святого Иерусалима" воспринимали Библию буквально - включая запрет на изображения. Единственным привлекательным предметом в комнате был книжный шкаф. Меня потянуло к нему, как тянет к огню человека, пришедшего с холода. В основном это были массивные теологические труды на разных языках да собрания проповедей.
      Вскоре в гостиную вошел Дэвид. Я давно его не видела и едва устояла на ногах от изумления. Черный костюм болтался на молодом человеке как на вешалке, кожа посерела, глаза ввалились. Придя в себя, я с искренней озабоченностью спросила, как он себя чувствует. Дэвид слабо улыбнулся:
      - Со мной все в порядке, миссис Эмерсон, правда. Просто немного устал. Я не привык к... жаре.
      Мы с Эмерсоном обменялись выразительными взглядами. Стояла середина зимы, а это лучшее время - днем тепло, вечерами прохладно.
      Иезекия, судя по всему, пребывал в превосходном настроении. Потирая руки, он сказал:
      - Сестра Черити сейчас приготовит нам пищу Господню. Перекусите с нами.
      - Спасибо, но мы не можем остаться. Наши люди заняты укреплением тоннеля в пещере, нам нужно быть на раскопках.
      Я обращалась к Дэвиду, но ответил его коллега:
      - Да, мы слышали, что вы перестали копаться на кладбище. Я рад, что вы вняли моим увещеваниям, друзья. Вы совершили прискорбную ошибку, но и ваши сердца не из камня. И в конечном счете Господь направил вас на истинный путь.
      Эмерсон сверкнул глазами, но сдержался.
      - Мистер Джонс, мы пришли поговорить с вами об одном серьезном деле. В последнее время не только в деревне, но и у нас в лагере случилось несколько неприятных происшествий.
      - Вы имеете в виду смерть бедного брата Хамида? - спросил Дэвид.
      - В течение десяти дней произошло убийство, трижды к нам проникали, в вашей миссии вспыхнул пожар, еще один загадочный пожар случился в пустыне. Как я понимаю, мисс Черити тоже подверглась нападению.
      - Просто какой-то не в меру озорной мальчишка... - начал брат Дэвид.
      - Но в комнату нашего сына проник вовсе не мальчишка.
      - Вы хотите сказать, что между этими происшествиями есть связь? - с сомнением спросил брат Дэвид. - Но почему? Преступления, от которых пострадали вы и баронесса, никак не связаны с нашими неприятностями. Нет ничего необычного в поджоге нашего молельного дома. Многие еще блуждают в потемках...
      Эмерсон фыркнул:
      - Все не так! Возможно, неприятности вызваны вовсе не вашими действиями в деревне, но вы настойчиво усугубляете их. Прекратите нападки на отца Гиргиса или подыщите другое место для своих религиозных экспериментов.
      Иезекия расцвел в самодовольной улыбке и разразился напыщенным монологом об истине, долге, спасении и мученическом венце. Я наблюдала, как мрачнеет лицо Дэвида.