Пескова Юлия
Привет, красавица !
Юлия Пескова
Привет, красавица!
Несколько летних дней
Пескова Юлия Алексеевна родилась в Ленинграде в 1976 году, окончила филологический факультет МГУ. Живет в Москве. Печатается впервые.
Шарль-де-Голле была забастовка, и я прилетела в Мадрид только вечером. Пако с Лолой сразу же повезли меня в какой-то бар. Не успев опомниться с дороги, я уже пила за здоровье своих друзей, отвечала на их вопросы и рассказывала о невзгодах парижской жизни. Лола слушала и хохотала. Пако пил джин с тоником и тоже хохотал.
Потом подъехали какие-то знакомые Пако; они тоже пили за мое и свое здоровье; кто-то объяснялся мне в любви и настойчиво просил номер моего сотового. Потом пришел бармен с шампанским и тоже стал пить за общее здоровье и признаваться мне в любви. Кажется, его звали Оскар.
Он спросил, откуда я. Я сказала. Он спросил, надолго ли я приехала в Мадрид. Я ответила, что у меня отпуск, что в Мадриде я проездом и завтра уезжаю в Андалусию. Он удивился, засмеялся и сказал, что в Андалусии нечего делать, потому что в Мадриде намного веселей. Потом он написал на листке бумаги номер своего телефона и спросил, позвоню ли я ему. Я сказала, что обязательно позвоню, потому что тоже его люблю. На прощанье он добавил, что я красавица и что у меня прекрасные глаза. Не помню, что я ответила.
Собственно, я уже почти забыла про него, но, когда мы под утро садились в машину, Лола вдруг спросила:
- Ты ему позвонишь?
- Кому?
- Оскару!
- Зачем?
- Как зачем? Он такой красавчик! Я бы сразу влюбилась!
- Моя сестра, - прокомментировал Пако, - влюбляется в каждого встречного.
- Неправда! - крикнула Лола обиженно.
- Да, Пако, ты не прав, - сказала я. - Совсем не в каждого. Мы целый год жили с твоей сестрой в соседних студьо и вместе работали. Поэтому могу клятвенно подтвердить: она влюбляется только в каждого второго встречного.
Они покатились со смеху, и Пако нажал на газ.
Спустя три часа Пако вез меня на автовокзал. Лола осталась дома - отсыпаться перед вечерней работой. По мадридским улицам плыл раскаленный жар.
- Градусов сорок пять, - сказал Пако, закуривая. - Очень душно. Ты как?
- Нормально. Я люблю жару. Особенно после парижской сырости.
- А я не люблю. Когда больше сорока градусов, уже тяжело дышать.
- А ты кури меньше, может, легче станет?
Пако засмеялся.
- Я, кстати, не так уж часто курю. Только пачку в день. Куда этот козел лезет? Ходер!1 - выругался он.
Мы опаздывали. Я смотрела, как за окном машины мелькают рекламные щиты, яркие вывески баров и ресторанов, чахлые деревца с выжженной солнцем листвой, а Пако говорил о чем-то, не замолкая ни на минуту. Уже подъезжая к вокзалу, он принялся за советы: не загорай много, у тебя кожа слишком белая; не езди без нас в горы - мы приедем и отправимся туда вместе; отели там паршивые, дискотеки поганые, жара такая, что жить невозможно. А самое страшное - это цыгане.
- Не заходи в цыганский квартал. Тебя точно обворуют! - повторял он, присвистывая. - Очень опасно!
Он продолжал говорить, но контролер уже пробил мой билет, и очередь, столпившаяся у дверей автобуса, толкнула меня вперед.
- Мы к тебе обязательно приедем! Я тебе позвоню! - донесся голос Пако. Он стоял у автобуса и яростно махал мне рукой. Я тоже ему махнула.
В автобусе было холодно - кондиционер дул мне прямо в затылок. Я натянула свитер и уставилась в окно.
"Неужели наконец отпуск?" - подумала я. Еще несколько дней назад мне казалось, что до отпуска я точно не доживу. Что умру прямо на работе. Я даже представляла себе, как мое сердце останавливается и я падаю носом на клавиатуру компьютера. Да, если я не сменю работу, это когда-нибудь произойдет. Надо будет подумать об этом, но только не сейчас...
Скоро глаза мои стали слипаться, и я задремала, откинув голову на спинку сиденья. Мне снилась работа, душный офис и ряды чисел на компьютере. Потом в офисе появились цыгане - черные, бородатые, с золотыми серьгами в ухе и хитрым прищуром блестящих глаз. Один цыган, в красной рубахе, перебирал струны гитары, и чей-то сильный голос пел "Очи черные". Другой цыган держал на поводке медведя, который косился на меня и рычал. Рядом стоял Пако и твердил не переставая: "Обворуют!" - "Не обворуют!" - отвечала я упрямо, а Пако качал головой и вздыхал.
Я добралась до места только к вечеру - в пути автобус сломался, и водитель два часа возился с мотором.
Приехав, я зашла в первую попавшуюся гостиницу недалеко от главной площади и сняла там комнату. В номере было душно - кондиционер отсутствовал, вода из-под крана текла тонкой струйкой, зато в унитазе шумела, как горный водопад. "Совсем как в моем студьо", - подумала я и спустилась на первый этаж. Там я спросила у хозяина гостиницы - брюзгливого и недовольного старика, - нет ли номера с кондиционером и горячей водой.
- Нет! - буркнул он и поспешил скрыться за дверью.
Вздохнув, я поднялась наверх, опустила грязные жалюзи и упала на постель.
Утром меня разбудил запах жареной курицы. Я выглянула наружу - внизу находился ресторанчик. "Вероятно, у поваров уже начался рабочий день", - подумала я и, закрыв окно, потянулась к мобильнику. Однако меня ждала неприятность - телефон, включенный с вечера в сеть, не зарядился: видимо, розетка в моем номере была неисправна. "Да здесь еще хуже, чем в студьо! Здесь просто невозможно жить!"
Я умылась под струйкой холодной воды и вышла на улицу искать новую гостиницу.
Проходя мимо столиков кафе и увидев, как двое испанцев уплетают омлет, я поняла, что сейчас упаду от голода в обморок. Тогда я села за один из столиков и заказала сэндвич и кофе.
Кроме меня здесь завтракали еще несколько пожилых испанцев и компания иностранцев, громко говоривших по-английски. За самым далеким столиком сидел тоже какой-то иностранец лет тридцати, бледный и с пегой бородкой. Я ела сэндвич, а он смотрел в мою сторону так пристально, что скоро мне захотелось пересесть за другой столик. Наконец он встал и подошел ко мне.
- Простите, пожалуйста, - сказал он на ломаном испанском языке. - Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, мы были когда-то знакомы. Вы не из России?
- Из России.
Незнакомец глубоко вздохнул, наморщил лоб и перешел на русский:
- Значит, я не ошибся! Как это отрадно!
От удивления я чуть не выронила сэндвич.
- Отрадно?
- Удивительно! - продолжал незнакомец, присаживаясь. - Я даже представить такого не мог.
"Наверно, с кем-то меня перепутал, - подумала я. - Какой-нибудь турист..."
- Невероятно! - не унимался он. - Подумать только! Скажите, каким ветром вас занесло в эту, простите за выражение, дыру?
- Извините, - сказала я, - вероятно, вы ошиблись. Я вас не знаю.
На мгновение он опешил.
- Здесь не может быть никакой ошибки. Наверно, вы просто меня не помните. Меня зовут Валерий Дардыков.
- Очень приятно.
Он вздохнул.
- Значит, вы действительно меня не помните. Тогда, может быть, вы помните Гошу Фельдмана? А Колю Сергеева? - И он назвал еще несколько имен из нашей питерской тусовки пятилетней давности. - Я учился тогда на психфаке и был на два курса старше. Правда, я не часто появлялся в вашей компании, но вас запомнил.
"Похоже, он действительно меня знает. Странно". Я продолжала вежливо на него глядеть и пыталась сообразить, кто он такой, но не могла.
- Может, вы были тогда без бороды? - спросила я на всякий случай.
- Ну конечно! - Его лицо просветлело. - Конечно, без бороды. Поэтому вы меня и не узнали. А вы совсем не изменились. Надо же, какая встреча! Как я рад снова вас увидеть! Надолго ли вы сюда приехали?
- На неделю.
- А я здесь с июля. Решил посвятить летние каникулы изучению испанского языка. Я сейчас в аспирантуре, пишу диссертацию. Как ни странно, удалось выбить стипендию, и факультет командировал меня сюда. Как вы находите Испанию?
- Мне нравится, - сказала я и помахала рукой официанту. - Простите, мне пора.
- Как же так? - огорчился мой собеседник. - Я так рад наконец встретить кого-нибудь из России! Может быть... - Он замолчал, услышав верещание моего мобильника: звонила Лола из Мадрида.
- Ты помнишь того бармена? - закричала она бешеной скороговоркой. - Как какого? Оскара!!! Такой красавчик, он еще дал свой номер! Ты ему звонила?
- Нет.
- Ну что ты такая робкая! Кстати, ты забыла у нас фотоаппарат. Но ты не волнуйся, мы тебе привезем, мы скоро приедем, вот только Пако... - Дальше в трубке повисла тишина. Я посмотрела на табло мобильника: оно погасло.
- Черт! - вскрикнула я.
- В чем дело?
- Батарейка села.
- Я вижу, вы тоже приобрели себе эту игрушку, - сказал Дардыков.
- А у вас разве нет сотового?
Он нахмурился:
- Я, знаете ли, стараюсь воздерживаться от стадного чувства. К тому же сотовый телефон влияет на подсознание и развивает в человеке невроз. Да и потом, какой в нем смысл? Вот, к примеру, зачем вам сотовый?
- Я работаю, и он мне необходим.
- Работаете? Я думал, вы еще учитесь. Разве вы не собираетесь в аспирантуру?
- Нет, не собираюсь. Я уже давно работаю.
- Разве вы приехали сюда тоже работать? Я думал, вы отдыхаете. Кстати, вы не сказали ничего о себе.
"А вы и не спрашивали", - подумала я и ответила:
- Извините, мне пора.
- Но как же?.. Ведь это такая редкость - встретить здесь не просто соотечественника, но знакомого соотечественника! Можно сказать, из одного гнезда! - Мы уже были на улице, он шел рядом и не собирался отставать. - Кстати, где вы живете в Питере?
Я пожала плечами:
- Жила на Васильевском острове, а сейчас - в Париже. Третий год. И работаю тоже там.
- В Париже? - Дардыков посмотрел на меня недоверчиво.
- Да, в Париже. Я замужем за французом. То есть была.
- Вот как. И вас не мучает ностальгия по Петербургу?
- Нет, не мучает. Но мне, честное слово, пора. Надо срочно найти гостиницу. Видите, что делается с мобильником? Там, где я остановилась, что-то с электричеством, и я не могла зарядить телефон. Теперь он заглох.
- Вы думаете, в разгар сезона найдете что-нибудь приличное? Уверяю вас, сейчас все гостиницы заняты. К тому же это недешево. Не проще ли снять квартиру в частном секторе? Я, например, снимаю комнату в очень удобном районе - совсем близко отсюда. Конечно, там есть свои недостатки. В соседней комнате живут две иностранки, из Швеции, кажется. Поэтому кухня и прочее у нас общее. Но, в принципе, необязательно же общаться с соседями. Я, например, почти не общаюсь - я хорошо знаю немецкий язык, можно сказать, свободно им владею, но английский был у меня вторым языком, и я не всегда понимаю, когда быстро говорят по-английски. А мои соседки, напротив, знают английский, но не знают немецкого. А на испанском разговаривать так, чтобы понимать друг друга, ни я, ни они не умеем. Да, в общем-то, нам и не о чем говорить. Я скептически отношусь к иностранцам. Даже более чем скептически. Они не могут понять того, что понимаем мы. У них другая психика, другой менталитет... - Кажется, он не собирался замолкать.
- Так что же за частный сектор? - перебила я, подумав: может, от моего говорливого соотечественника будет хоть какая-то польза?
- К сожалению, не могу сказать ничего определенного. Когда я только что приехал сюда, мне предложили на выбор две квартиры. В первой мне не понравилась хозяйка - мне показалось, она наркоманка, а во второй - в доме напротив - я устроился вполне сносно и почти два месяца жил один, без хозяев. Но недавно, недели две назад, ко мне подселили этих девиц. Как я уже сказал, я с ними почти не общаюсь. У них здесь своя диаспора: какие-то немцы, американцы - словом, когда они дома, все вверх дном. Раздражает, конечно... К тому же разность менталитета...
- Послушайте, - перебила я. - Вы сказали, что живете недалеко отсюда. Это действительно недалеко?
- Совсем рядом. Видите старинную мусульманскую мечеть? Теперь там кафедральный собор. А мой дом почти сразу за ним. Если хотите, можно даже зайти в соседний дом, где мне предлагали квартиру, от которой я отказался. Впрочем, предупреждаю: хозяйка там мне не понравилась. Но вероятны и другие варианты. Пойдемте?
На мгновение я задумалась. Если я не найду квартиру, то по крайней мере заряжу у Дардыкова телефон. Он, несомненно, согласится.
- Скажите, - спросила я. - Можно у вас зарядить мобильник?
Мы шли по улице. Светило солнце, и раскаленные камни тротуара жгли ступни сквозь обувь. Белые стены домов отражали солнечные лучи, и я пожалела, что не взяла с собой темные очки. В ушах раздавался размеренный и тягучий голос моего соотечественника.
- Я, знаете ли, разочаровался в Европе, - рассуждал Дардыков. - Я уже второй раз сюда приезжаю и делаю определенные выводы. Возьмем, к примеру, этот город. Он настолько мал, что уже через два дня вас знает каждый житель. А здешние жители - не в обиду им будет сказано - не отличаются ни интеллектом, ни культурой общения. Вы заметили, что все здесь говорят друг другу "ты"?
- Ну и что?
- Это типичный признак нецивилизованности. Разумеется, я не могу упрекнуть в этом всю Европу, однако отсутствие высокой культуры является основным признаком европейцев. Вот, к примеру, мои соседки. Зачем они сюда приехали? Чем занимаются? Они до глубокой ночи гуляют по здешним злачным заведениям. Думаете, кто-нибудь из них посетил хотя бы один местный памятник или музей? Да и вообще, европейцы совсем не похожи на нас. Им никогда нас не понять. В них нет той искренности, той душевности, той открытости, которая есть у нас. У них все распределено по параграфам, разложено по полочкам. В двадцать лет они знают, кем будут в шестьдесят. Они трясутся над каждой копейкой, в то время как являются наследниками миллионных состояний. Вы только посмотрите на выражение лица европейца!
- Извините, - перебила я, - мы когда-нибудь придем? Вы сказали, что ваш дом близко.
- А мы уже пришли.
Дардыков жил на улице, круто поднимавшейся в гору, - в двухэтажном, как мне показалось сначала, очень экзотическом домике, прилепившемся одной стеной к скалистому уступу. Потом, когда я пригляделась, оказалось, что в этом квартале все улицы идут в гору и почти все дома одной стеной упираются в каменные уступы.
- А здесь, - Дардыков показал рукой на соседний такой же двухэтажный дом, - находится квартира, о которой я вам говорил.
- Может быть, зайдем сначала туда?
Мы позвонили.
На наш звонок никто не отозвался.
- Что ж! Значит, не судьба. Придется искать гостиницу, - сказала я.
- Но вы хотели зарядить телефон.
Дардыков толкнул свою калитку, и раздался скрежет несмазанных петель. На открытой террасе рос в деревянных кадках виноград - он карабкался по чугунной решетке, образуя живую стену. Из-под ног юркнула ящерка и исчезла среди камней.
Комната Дардыкова была небольшой, чистой, и, кроме аккуратной стопочки учебников, я не заметила ничего интересного. Сквозь щель в деревянных ставнях проникала тонкая полоска света, утыкаясь в каменный пол.
- Вот здесь я и живу, - сказал Дардыков и, подойдя к окну, закрыл ставни плотнее.
- Почему у вас так темно?
Он зажег свет и, вздохнув, объяснил:
- С улицы идет сильный жар. К тому же я не люблю яркого света.
Я поискала глазами электрическую розетку, но, не найдя, спросила:
- Скажите, так мне можно зарядить мобильник?
- Да, разумеется. - Дардыков, нагнувшись, протянул руку под аккуратно заправленную кровать и вытащил удлинитель. - К сожалению, розетки здесь сделаны на уровне пола. Очень неудобно пользоваться, поэтому пришлось покупать удлинитель. Тысяча двести песет. Здесь вообще очень дорогие электротовары. Хотите кофе или чаю?
- Нет-нет, спасибо. - Я воткнула адаптер в розетку. - Телефон будет заряжаться часа четыре. Вы не против, если я зайду за ним вечером?
- Пожалуйста, не уходите, - попросил Дардыков. - Подождите меня на террасе.
- Зачем?
- Я все же хочу помочь вам в поисках жилья. Но из-за этой жары... - Он покраснел. - Словом, мне надо переодеться.
Я вышла на террасу.
Там, в виноградной тени, за столиком, на котором стояли несколько банок с пивом, я обнаружила двух белобрысых девиц - одну коротко стриженную, другую - с волосами до плеч, но в какой-то полувоенной кепке, надвинутой на глаза. "Наверное, это и есть скандинавки - соседки Дардыкова", - подумала я. С ними сидел, закинув ногу на ногу, с сигаретой в руке, мальчик лет девятнадцати, тоже светловолосый, с тонкими чертами лица и серыми насмешливыми глазами.
- Привет! - сказал он по-английски. - Ты тоже здесь живешь?
- Нет. - Я не сразу сообразила, что сказать. - Я пришла... в гости.
- Понятно, - сказал мальчишка. - Я тоже пришел в гости. К ним. - И он указал на белобрысых девиц. - Знакомься. - Он назвал имена своих подруг, которые я тут же забыла. Те улыбнулись мне приветливо, но без энтузиазма. - А меня зовут Андре. Полностью - Андреас, но лучше просто Андре. - И он засмеялся, словно сказал что-то смешное. - Ты откуда?
- Из Мадрида.
- Ты на испанку не похожа.
- Я не испанка. Я русская.
- Значит, из России? - Он усмехнулся. - А я из Германии. Из Кёльна. А они, - он опять указал на своих подруг, - из Швеции.
- Садись с нами, - сказала нестриженая скандинавка и подвинула мне стул. Хочешь пива?
- Спасибо, - ответила я. - Вообще-то я должна идти. Ваш сосед...
- Валериу! - подхватила стриженая. - Он такой смешной. Говорит нам каждое утро гутентаг! Но вообще-то, - видимо, она подумала, что я имею к Дардыкову какое-то близкое отношение, - он очень милый.
В этот момент на террасу вышел сам Дардыков. Он причесался и переодел рубашку. Видимо, он совсем не ожидал встретить меня в такой компании и растерянно остановился в дверях.
- Ничего-ничего, - сказала стриженая ему по-английски, - здесь есть место.
- Они говорят, - перевела я ему, - чтобы вы принесли еще один стул.
Лицо Дардыкова потускнело, он принес стул и сел рядом. Над террасой повисла тишина. Солнечное пятно, передвигаясь по полу, коснулось моих пальцев и стало их жечь, я подобрала ногу.
- Как жарко! - воскликнула стриженая.
- А я люблю жару, - сказал немец, потягиваясь.
Дардыков молчал, глядя в пол.
Я допила пиво и поднялась.
- Мне пора. Очень приятно было познакомиться, - сказала я скандинавкам и немцу по-английски, а потом по-русски обратилась к Дардыкову: - Спасибо за прием.
- Я иду с вами, - вскочил он.
- Зачем?
- Я должен проводить вас: может быть, хозяйка уже вернулась и нам удастся поговорить с ней...
Я пожала плечами, сделала шаг к двери и еще раз улыбнулась скандинавкам и немцу. Мальчишка смотрел на меня с любопытством.
- Что ты делаешь сегодня вечером? - спросил он.
- Не знаю.
- Пойдем куда-нибудь вместе?
- Куда?
- Ты знаешь, где бар "Латино"?
- Нет.
- Тогда встретимся на главной площади, возле фонтанов. В одиннадцать. Придешь?
- Может быть. - Я улыбнулась и махнула рукой.
- Вы догадываетесь, что я не понял ни слова. Тем не менее не рекомендую вам с ним общаться, - обидчиво сказал Дардыков, когда мы спускались по лестнице. - Этот молодой человек представляет собой сплошное высокомерие. И несмотря на то что я в совершенстве владею немецким, мне абсолютно не о чем с ним говорить. Он, знаете ли, считает себя пупом земли, думает, что все на свете - его подданные...
На этот раз хозяйка квартиры оказалась дома - это была смуглая, худая женщина лет сорока, с черными блестящими глазами. Казалось, мы ее разбудили.
Она сказала, что готова сдать комнату, что ее зовут Кармен, что она бывает дома редко и что я могу пользоваться посудой на кухне с одним условием - мыть ее после еды.
- Сколько времени ты будешь жить? - спросила она.
- До воскресенья.
Мы условились о плате. Кармен вручила мне ключи от комнаты, от квартиры, от входной двери в дом и от калитки, затем взяла деньги, не пересчитывая, положила их на телевизор и сказала кратко:
- Можешь переезжать.
- К сожалению, - сказал, озабоченно посмотрев на часы, Дардыков, когда мы вышли на улицу, - я не могу вам сейчас помочь в переезде на квартиру. Скоро у меня начинаются занятия - это на другом конце города. Но что вы делаете сегодня вечером?
- Не знаю.
- Тогда, может быть, я зайду к вам? Часов в восемь? Ведь мы теперь соседи.
- Я вам очень благодарна, - ответила я, - но...
- Я непременно приду, - понял мой ответ по-своему Дардыков. - Мы погуляем с вами по городу, и я расскажу вам о местной архитектуре. К сожалению, сами испанцы игнорируют историческое прошлое своей страны...
- Да-да! Мы обязательно погуляем... И поговорим! - ответила я и почти побежала прочь.
В гостинице хозяин затребовал с меня плату еще за одни сутки.
- Сейчас два часа, а расчет начинается с двенадцати, - сказал он.
- За отсутствие горячей воды и кондиционера мне тоже платить?
- Не надо, - угрюмо ответил он.
Я заплатила, собрала вещи, вышла на улицу, взяла такси и через пять минут снова разбирала чемодан в своей новой комнате.
Хозяйки не было видно. Деньги мои лежали по-прежнему на телевизоре.
Сидевшая на белой стене ящерка, увидев меня, юркнула за штору.
До вечера оставалось еще слишком много времени. Я решила побродить по городу, взяла сумку и вышла на улицу.
С приближением сумерек город оживал - разноголосый шум заполнял улицы: люди выбирались из домов, где они прятались от жары, и занимали столики ночных кафе. Громкий смех взрослых смешивался с лопотанием и визгом детей. К дверям ресторанов и баров тянулись организованные толпы туристов - на их лицах светилось удовлетворение: видимо, они уже осмотрели и запечатлели на пленку все местные достопримечательности. Теперь их ждал обильный ужин и золотое пенящееся пиво. Я тоже поужинала и пошла вверх, в гору, по первой попавшейся улочке.
Вдали, на высоком холме, едва виднелись стены старинной мусульманской крепости. Их тяжелые контуры проступали смутными очертаниями на темном небе, а зубцы башен уже потонули во мгле.
Я долго шла вперед. Все меньше прохожих попадалось навстречу, улицы стали совсем узкими, запетляли и закружились среди белых стен.
- Hola, guapa!2 - гаркнул кто-то мне в самое ухо, и я шарахнулась в сторону.
Молодой испанец прошагал мимо и, скрываясь за поворотом, весело послал мне на прощанье воздушный поцелуй.
Петляя по лабиринту улиц, я наконец выбралась на главную площадь. Андре и скандинавки сидели на бортике фонтана, видимо, не замечая, что он мокрый. Рядом с ними нетерпеливо подпрыгивала на месте незнакомая черноволосая девица.
- Какая пунктуальность! - засмеялся немец. - Еще нет двенадцати, а ты уже пришла.
- Привет! - сказала черноволосая девица. - Меня зовут Соледад.
- Ну что? Идем? - крикнул Андре.
Он пошел вперед легким быстрым шагом, его светлые волосы развевались на ветру.
- Здесь, - сказал он, останавливаясь напротив ярко освещенных дверей. - Заходите. - И, глядя, как мы усаживаемся за столик, добавил: - Возьмем три кувшина сангрии.
Хозяйка бара - пожилая испанка - принесла бокалы. В движениях ее тучного тела еще таилась былая красота, а черные, как крыло ворона, волосы сверкали тонкими нитями седины. Но мои новые друзья не смотрели на нее.
- Подумаешь, кольцо в носу! - кричала Соледад. - У меня и в носу, и над бровью, и на пупке, но это все не то! Самое главное - это здесь! Смотрите все! - И она высунула язык, на котором сверкала металлическая бляшка.
- А у меня только в носу! - вздохнула нестриженая скандинавка.
Глаза Соледад заблестели:
- Конечно, на языке неудобно! Особенно если целуешься. - Но ведь тогда можно и снять!
- А я хочу татуировку, - сказала другая скандинавка. - Такую же, как у Тони. - Она указала на свою подругу. - Только рисунок еще не выбрала.
- У меня их три! - махнула рукой Соледад. - А вот показать не могу. Придется снимать джинсы.
- Ой! - взвизгнула стриженая. - Смотрите, под столом кошка!
Соледад залезла под стол.
- Моя хорошая! - донеслось оттуда, и через несколько секунд она вынырнула из-под стола с кошкой на руках. - Смотрите, какая красавица! - И она поцеловала кошку в морду.
- Фу! - поморщилась нестриженая.
Кошка зажмурилась и замурлыкала. На черной лестнице нашего дома, на Васильевском, сколько себя помню, всегда жили кошки, и мы с мамой их кормили. Мне всегда ужасно хотелось взять хоть одну из них в нашу комнату, но было нельзя - из-за соседей.
- А вы знаете, - продолжала Соледад, - что во время гражданской войны люди ели кошек и собак? А еще собственные пальцы. Вначале отрубали! Потом варили!
Андре заерзал на стуле. Вряд ли его смущала тема разговора, просто Соледад слишком перетягивала на себя общее внимание. Он хотел что-то сказать, но тут к нашему столику подошла хозяйка.
- Бар закрывается, - сообщила она.
- Почему так рано? - удивился Андре.
- Так всегда, - ответила хозяйка.
Андре пожал плечами и посмотрел на меня:
- Пошли дальше?
- Куда?
- Куда-нибудь. Потанцуем.
- Пойдем.
- Отлично! Вперед! - скомандовал мальчишка.
Скандинавки по очереди зевнули и объявили, что дальше не пойдут - у стриженой болит голова, у нестриженой - хроническое недосыпание. Дорога, круто повернув, разъединила нас, они ушли, а Соледад вдруг подпрыгнула и чертыхнулась.
- Смотрите! - прокричала она, указывая на тротуар. - Блевотина! Вот это кто-то напился!
Андре скривился.
- Она меня бесит! - сказал он тихо.
Я не ответила, разглядывая вывеску бара, к которому мы подошли. Она была полустерта, словно древние иероглифы на холодном камне.
- Ну что, заходим или нет? - спросила Соледад нетерпеливо.
Немец не ответил и стоял задумчиво возле двери. Наконец он обернулся ко мне.
- Но ты мне нравишься! - сказал он вдруг.
- Заходим или нет? - закричала Соледад. Ее глаза сверкали, как два угля.
Мы зашли. Меня окутал дым, и в ноздри проник аромат марихуаны. Прыгающий свет выхватывал из полумрака парочки танцующих, замирал на мгновение на их лицах и вдруг исчезал, погружая тесную площадку в темноту.
Расталкивая людей, мы протиснулись к стойке. Соледад схватила меня за руку:
- Пиво здесь отличное!
Нам подали пиво. Андре наклонился к моему уху:
- В этом баре полно голубых. Но ты со мной, и ко мне не будут приставать. - И он расхохотался.
- Раз так, пошли танцевать, - сказала я.
Близился третий час ночи, но бар жил полной жизнью: так же гремела музыка, а бармен носился как вихрь - подавая, разливая и смешивая напитки. Я почувствовала толчок в спину: растрепанная, с безумным взглядом огромных глаз ко мне подскочила Соледад.
- Диджей - мой приятель! - горячо зашептала она. - Он сказал, что поставит фламенко, если мы с тобой станцуем!
- Я не умею.
- Будешь импровизировать!
- Какого черта я буду импровизировать, если не умею?
Ее глаза сделали три оборота.
- Не умеешь? Ты же говорила, что умеешь! - Видимо, она с кем-то меня перепутала.
- Оставь ее в покое! - сказал Андре.
Соледад замолчала, соображая.
- Нет. Одна я не могу.
- Почему?
- Не могу... Хосе! - вскрикнула она внезапно, увидев кого-то в толпе, и кинулась в пелену дыма.
- Наконец-то ушла! - сказал Андре брезгливо. - Будешь еще пиво?
- Нет.
Соледад внезапно вернулась.
- В туалете нет бумаги! - закричала она.
- Да что ты?
- Нет бумаги! - И она заозиралась по сторонам. - Захожу, а бумаги нет!
Андре положил ей руку на плечо, взглянул сверху вниз:
- Мы уходим.
- Куда?
- Домой.
- Так рано?
- На сегодня хватит.
- Я остаюсь.
- Как хочешь, - сказал Андре холодно.
В квартире было тихо - вероятно, хозяйка спала. Прокравшись на цыпочках в свою комнату, я легла на кровать и тоже уснула.
Во сне я увидела Андре. Я видела только его лицо - лицо юного эльфа, озаренное улыбкой. Он был словно создан из воздуха и света и смеялся, радуясь солнечному дню. Потом мне стали сниться ящерицы, ползающие по стене.
Я проснулась от громкого крика на соседнем балконе: два голоса - женский и мужской - обвиняли друг друга в своих несчастьях. Я открыла глаза.
Настенные часы показывали три часа дня, и комната уже наполнилась полуденным зноем. "Если закрыть окно, - подумала я, протирая глаза, - не будет видно неба. Зато не будет и ящериц". Я села посреди кровати и уставилась в окно, размышляя о странной природе ящериц и пауков, умеющих ползать по отвесной стене, затем встала и, пошатываясь спросонья, вышла на кухню.
Когда я пила кофе, появилась Кармен - у нее было сонное лицо и всклокоченные волосы.
- К тебе утром заходил твой знакомый с бородой, - сообщила она.
- С бородой? Дед Мороз, что ли?
Кармен захохотала так, что стала икать. Она взяла чайник с плиты и стала маленькими глотками отпивать из носика воду.
- Очень помогает. - Она наконец оторвала губы от чайника. - Когда икаешь, лучше всего пить воду маленькими глотками. Особенно горячую. Впрочем, холодную тоже можно.
- Так кто ко мне приходил?
- Ну, он был с такой вот, ну, не с бородой, конечно, а с бородкой, как у козлика. - Она погладила свой подбородок. - Он сказал, что хотел тебе передать мобильный телефон, но когда узнал от меня, что ты спишь, то решил зайти потом. Это твой знакомый, он вчера приходил вместе с тобой, он живет напротив. Такое невыразительное лицо, хотя и с бородой. Я тебя не обидела?
- Чем?
- Ну... Я про него сейчас плохо сказала.
- Нет-нет. Ты про него очень правильно сказала. А он не оставил мобильник?
