Жизнь Тулуз-Лотрека

      В своей литографии "Крокодил" Лотрек весьма своеобразно изобразил историю побега Марии Медичи, заточенной в Блуа ее сыном Людовиком XIII: Гибер в ночной рубашке, со свечкой в руке умыкает голую королеву на глазах у Тапье, изображенного чудовищем "в стиле Хокусая", Жуаяна, превращенного в крокодила, и самого себя, похожего на жабу.
      Лотрек работал и над другими литографиями. В июне его "верный попутчик в походах по домам терпимости" 1 Детома вдруг увидел себя в весьма забавной ситуации - в произведении своего друга под названием "Разврат". Карандаш Лотрека изобразил также Тапье в виде недавно появившегося на улицах города странного персонажа в каскетке, в очках, в козлиной шкуре, управляющего адской фыркающей машиной - автомобилем. Но Тапье на это не реагировал, он обладал олимпийским спокойствием! Впрочем, он выносил и не это: однажды тиран кузен заставил его сшить себе сюртук из бильярдного сукна 2.
      Лотрек по-прежнему изучал театральную публику, и в январе 1897 года его "бесстрашный издатель", как он называл Пелле, выпустил одну из лучших его цветных литографий - "Большая ложа", которой предшествовала картина маслом: две женщины и мужчина сидят в ложе. Одна из женщин - судя по всему, проститутка с улицы Мулен, вторая - мадам Бразье, для близких - мадам Арманд, с виду вполне почтенная дама. Мужчина в цилиндре - грузный, с дряблым лицом, на котором написано равнодушие, - это Том, кучер Ротшильда.
      Мадам Арманд купила недавно на улице Пигаль, 75, пивную "Аннетон", которая под ее руководством стала конкурентной "Ла сури". "В "Ла сури" половина мужчин, фу!" - с презрением говорила Марсель, она же "Папа", мать шестерых детей, которая покинула свое потомство и мужа, избрав иную семью.
      Мадам Арманд была слепой на один глаз. Бывшая куртизанка, она возненавидела мужчин и с высокомерным видом теперь восседала за кассой, всегда немного грустная. Посетительницы, входя в пивную, шли к ней, целовали ее, получали в ответ приветственный поцелуй и только потом занимали место за столиком. Лотрек был в "Аннетоне" одним из немногих представителей вражеского пола, которых Арманд-кривая встречала ласково. Лотрек окрестил ее Гамбеттой, в честь трибуна, у которого выкололи глаз. Она относилась к нему с материнской нежностью. Художник написал ее в образе Юноны; и еще - обнаженной, "безжалостно подчеркнув уродство ее тела" 3.
      Но все же Лотрек отдает предпочтение "Ла сури". Весной он перенес туда все свое имущество. "Посмотрите, как они любят друг друга... Какая техника нежности..." Таде Натансон утверждал, что они его привлекали только тем, "что любят друг друга так, как мужчины не умеют их любить". Во всяком случае, так его никогда никто не любил. Давайте же выпьем, жизнь прекрасна! Смех прерывался пьяной икотой.
      Жестокий карандаш Лотрека вгрызается в литографский камень, кисть резкими мазками покрывает холст и картон. В литографии "Снобизм" художник передает сцену в знаменитом роскошном ресторане "Ларю", на площади Мадлен. В другой литографии, использовав одно из скандальных дел того времени похождения принцессы Караман-Шимей с цыганом, - он пишет любовников рядом: она - "очаровательная птичка, жемчужина аристократизма", и он - "с лицом оливкового цвета, почти негр, странный, грустный Риго, похожий на византийского возницу" 4. Эта цветная литография, напечатанная Пелле, называется "Придворная идиллия". "В любви, - ехидничал Лотрек, - как и на ярмарке в Нейи... выиграть может самый глупый... Попытайте счастья... И даже самому уродливому, уверяю вас, оно улыбнется, и любая красотка разрешит ему все... Да, да, самому уродливому. Попытайте счастья".
      1 Клод Роже-Марке.
      2 Таде Натансон.
      3 Шауб-Кох.
      4 Луи Тома.
      Лотрек написал также несколько портретов. Его снова потянуло к этому жанру. Но его портреты совершенно не удовлетворяют модели. Гравер Анри Нок нашел, что художник написал его "с очевидным недоброжелательством". А в портрете мсье де Лорадура Жуаян увидел главным образом портрет "цилиндра, бороды и вересковой трубки". Это и впрямь было недалеко от истины - Лотрек избрал моделью этого Лорадура лишь потому, что тот был обладателем великолепной рыжей бороды, умел, как никто, носить цилиндр и к тому же показал себя во время одной встречи, которая восхитила Лотрека, "еще более горластым, чем Брюан". Как-то днем мсье Лорадур и художник встретили на мосту Коленкур Брюана, и Брюан, указав на господина в цилиндре, спросил Лотрека, что это "за потешная морда, которую кто-то уже угостил карболовой кислотой". Острота Брюана не пропала даром - никогда в жизни его еще не ругали так смачно, не обзывали такими звонкими эпитетами, какими в ответ наградил его Лорадур. Лотрек прыгал от восторга, наблюдая, как красавец бородач буквально обливает помоями опешившего Брюана.
      Лотрек работал все меньше и меньше. В 1897 году он написал всего около пятнадцати полотен, да и количество литографий тоже намного уменьшилось. Алкоголь, видимо, притуплял эмоциональность художника, ослаблял его потребность писать, и теперь Лотрек мог подолгу почти не работать или даже не работать совсем. Друзья иногда пытались соблазнить его темами, обращали его внимание на "лотрековские темы", вроде какой-нибудь кокетки с птичьим носом или "обжоры, который вылизывал языком каждую устрицу до того, что раковина становилась перламутровой" 1. Лотрек смотрел, потом меланхолично замечал: "Слишком прекрасно!.. Лучше уже не сделаешь!"
      Друзья, чтобы оградить Лотрека от пьянства, старались отвлечь его, заставить сменить обстановку, отдалить от Парижа, от домов терпимости и питейных заведений. Жуаян увез его в залив Соммы, в Кротуа, и там Лотрек "на лодке, изолированный от мира, хотя бы в течение нескольких часов, находясь в море, не пил" 2.
      1 Таде Натансон.
      2 Жуаян.
      Детома предложил ему поехать в Голландию, взять напрокат судно и поплавать по каналам. Лотрек согласился.
      Вначале все было хорошо. Друзья отправились в Гарлем полюбоваться полотнами Франса Гальса. Это останется самым лучшим воспоминанием Лотрека о Голландии. Ему также хотелось побывать на знаменитом красочном рынке масла в Мидделбурге, на острове Валхерен. Но они опоздали, и им предстояло ждать почти неделю. "Ничего, - сказал Лотрек, - подождем". В день базара Детома спустился в каюту, чтобы разбудить друга, но тот неожиданно запротестовал. Что? Рынок масла? Нет, он не встанет! Самое смешное заключалось в том, что он почти неделю умирал от скуки в этой дыре в ожидании базара, а сейчас заявил: "Наплевать мне на этот рынок! Пора сматываться. Снимаемся с якоря!" 1
      1 Франсис Журден.
      Вскоре Детома с Лотреком покинули Голландию. Художнику надоело путешествовать. Его раздражало назойливое любопытство голландских крестьян, которые шагу не давали ступить ему спокойно. На острове Валхерен, когда они прогуливались как-то с Детома, за ними увязалась группа ребятишек, которые чему-то радовались и смеялись. Их становилось все больше, и Лотрек в бешенстве попросил Детома "надавать им по шее". Большое Дерево уклонился от этого, стараясь успокоить друга. Но тщетно. Тот впадал все в большую ярость. Вскоре все разъяснилось: дети, увидев двух французов, приняли их за артистов цирка, который гастролировал в это время в тех краях и объявил о номере, где великан выступает в паре с карликом, "как мячик, бросает его в воздух и на лету ловит за ногу".
      Это объяснение пришлось Лотреку не по вкусу. Он больше слышать не хочет о Голландии. Он ненавидит эту страну! Поехали в Париж!
      * * *
      Куда девался прежний Лотрек, так великолепно владевший собой, умевший озорно смеяться, несмотря на щемящую тоску? Конечно, временами и теперь он бывал так же весел и жизнерадостен, как некогда, но это случалось все реже и реже и проходило все быстрее.
      Раздражительность, вспышки гнева, бессмысленные поступки. Эксцентричные выходки, напоминавшие причуды его отца. Возбужденное состояние, которое объяснялось уже не избытком жизненных сил, а нарушением душевного равновесия. Тяжелый сон, длящийся то десять минут, то два часа, который застигал его в любом месте, в любой час. Ярость, грубость, неожиданно сменявшиеся приветливостью и шаловливостью.
      Алкоголь подтачивал силы художника, пожирал их. И не только алкоголь, но наверняка и болезнь, которой наградила его Рыжая Роза. Ведь последние четыре года он совершенно не лечился. Его чудесные лучезарные глаза тускнели, он начал полнеть, хотя ел с меньшим аппетитом.
      Друзей Лотрека волновало его состояние. Но что можно поделать? Лотрек с каждым днем становился все более несговорчивым и трудным. Бурж - он в этом году выпустил свой труд "Гигиена больного сифилисом" - советовал Лотреку далекие морские путешествия. По его мнению, длительное пребывание на море "успокаивает, повышает тонус и восстанавливает здоровье". Почему бы не вернуться к мысли о поездке в Японию?
      А пока это обсуждалось, Лотрек в мае снял мастерскую на втором этаже одного из домиков на авеню Фрошо, в озелененном квартале, поблизости от улицы Дуэ, где жила графиня Адель. Сам ли Лотрек стал подыскивать себе новую мастерскую и нашел ее, или же его заставили это сделать для того, чтобы он был поближе к матери и она смогла бы больше уделять ему внимания и в случае нужды ухаживать за ним? Графине Адели было теперь пятьдесят шесть лет, и, по словам Поля Леклерка, это была "пожилая дама с красивыми руками, которая каждый день посещала церковь".
      Но, переселившись поближе к улице Дуэ и к своей "бедной святой матери", Лотрек оказался по соседству с улицей Бреда, с "Ла сури", улицей Пигаль и Аннетоном. Скорее всего, именно этим и был вызван его переезд.
      Как только он обставил и декорировал в стиле "нового искусства" свою мастерскую, он разослал друзьям и знакомым литографированные приглашения на новоселье, где изобразил себя в позе укротителя, со шпорами на ногах и хлыстом в руке, стоящего перед коровой с полным выменем: "Анри де Тулуз-Лотрек будет весьма польщен, если вы прибудете к нему на чашку молока в субботу 15 мая, около половины четвертого" 1.
      Приглашение было написано не без иронии. Правда, на столе в стиле модерн, украшенном васильками и маргаритками, стояли всевозможные молочные продукты, сыры, серый хлеб, вишни и клубника - но Лотрек пригласил также и бармена, который угощал гостей крепкими коктейлями, всякими "maiden-blush" и "corpse revivers" 2.
      Кстати, две интересные подробности: во-первых, Лотрек в приглашении неправильно дал свой адрес, указав номер дома 5, а не 15. Непонятная ошибка. Во-вторых, уезжая с улицы Турлак, он беспечно бросил там "на усмотрение консьержа" несколько десятков, а точнее, восемьдесят семь, картин 3. Странное безразличие. А когда кто-то выразил недоумение, Лотрек сказал: "Это не имеет никакого значения".
      1 "Приглашение на чашку молока" часто относили к 1900 г. Однако в статье, появившейся в "Ла ви паризьен" 22 мая 1897 г. (Жан Адемар первым упомянул о ней), рассказывается об этом приеме и попутно дается описание литографии, что позволило исправить дату.
      2 Буквально: коктейль, "вгоняющий в краску девушек", и коктейль, "оживляющий мертвецов" (англ.).
      3 Эти картины постигла весьма грустная участь. Около тридцати полотен были отданы консьержем жильцу, который въехал вместо Лотрека, - доктору Бийяру. А остальные консьерж роздал ближайшим трактирщикам за несколько стаканов вина.
      С картинами, которые попали к доктору, расправилась его служанка: сперва она разжигала огонь подрамниками, затем пошли в ход и холсты - их пустили на тряпки. Уничтожив таким образом два десятка картин, служанка решила, что остальными можно заткнуть щели в ее домике в Савойе. Что она и сделала.
      В конце концов сохранилась только одна картина. Доктор Бийяр почему-то сберег ее. В 1914 г., рассказывая эту историю одному журналисту "Л'Эклер", доктор признался, что и последнего полотна он лишился. "Один мой пациент уговорил меня обменяться с ним, и я отдал ему полотно за чепуховую картину, которую берегу до сих пор: пусть она напоминает мне о том, как я упустил состояние, которое было у меня в руках, как я был слеп и глух". И доктор меланхолично добавил: "Один мой Лотрек, единственно выживший из восьмидесяти семи, которого я обменял на мазню ценой в сорок су, был в дальнейшем продан за восемь тысяч франков".
      Да, живопись не изменила его долю. Когда он посвятил себя такому неблагодарному делу, как искусство, он думал, что упорный труд поможет ему стать крупным художником и он обманет свою судьбу, он надеялся, что искусство спасет его. Но разве человек сам может знать, что он крупный художник? Ведь мы видим себя глазами других. И потом, почему крупный художник обязательно должен быть счастлив?
      Как-то в пятницу вечером Лотрек, Анкетен и еще несколько товарищей по мастерской Кормона шли ужинать в "Ра-мор" и на улице Дуэ встретили Дега. "Как я рад вас видеть! - воскликнул Дега, обращаясь к Лотреку. - Я только что от Дюран-Рюэля. Мне показывали ваши вещи. Это совсем недурно. В них есть лицо, характер, да, да характер, - говорил этот желчный человек, постукивая ногой по тротуару. - Я вас поздравляю. Я счастлив, что посмотрел ваши работы. Великолепно! Работайте! У вас чудесный талант..." Высказавшись, этот мизантроп замолк и удалился. Все молча продолжали путь. Лотрек, пораженный неожиданной похвалой, столь несвойственной Дега, был взволнован до слез. Пройдя немного, он спросил Анкетена: "Как ты думаешь, он сказал все это серьезно?" И Анкетен, как всегда, уверенный лишь в своей гениальности, бросил свысока: "Да неужели ты не видел, что он издевается над тобой!" Один из друзей возмутился и налетел на Анкетена, но все-таки слова последнего оставили след в душе Лотрека, и он уже не верил в искренность Дега 1.
      1 Рассказано Жанесом.
      Может ли живопись что-то изменить? Пишут за неимением лучшего. Лотрек вложил в искусство свою любовь к жизни, все свое горячее стремление спасти себя. И чего же он добился? Магические чары искусства потеряли для него свою силу. Зачем творить, зачем трудиться?
      В новой мастерской Лотрек взялся за портрет Поля Леклерка. "Подготовочка", - подмигивая, любил говорить он, принимаясь за какое-нибудь дело, будь то попытка соблазнить женщину или начало нового холста. Теперь "подготовочка" затягивалась. Леклерку пришлось в течение четырех или пяти недель приходить в мастерскую и неподвижно сидеть в одном из плетеных кресел. Лотрек, надвинув на глаза зеленую фетровую шляпу, "чтобы сконцентрировать свет и избежать теней" 1, садился за мольберт, изучал свою модель, клал на картон три-четыре мазка, напевая какую-нибудь игривую песенку, откладывал кисть и вставал: "Хватит!.. Погода слишком хороша!"
      И они вместе с Леклерком отправлялись по кафе 2.
      Навсегда ли кончилось время плодотворных поисков? Все длительные посещения "Ла сури" дали Лотреку лишь несколько сюжетов для литографий, среди которых меню, украшенное изображением бульдога мадам Пальмиры.
      Эта собачья морда вызвала у тридцатидвухлетнего Лотрека такой же восторг, как если бы он был мальчишкой. Да и вообще казалось, будто художник стремится вернуться к своему прошлому, вспоминает, каким он был когда-то. Он снова взялся за тему публичных домов, сделал на литографском камне портрет венки Элизы, обитательницы дома на улице Мулен. В этой литографии он достиг небывалой легкости. Вспомнил он и о "Мулен Руж", где не бывал уже много месяцев, и, использовав композицию одной из своих старых картин, изобразил на литографском камне сцену в этом кабаре.
      Впрочем, тоска и воспоминания перенесли Лотрека в еще более ранний период его жизни, в замок Боск, в сказочный мир детства и юности. Снова, как пятнадцать лет назад, он увлекся лошадьми и экипажами. Воллар заказал ему цветную литографию для одного из своих "Альбомов художников-граверов" 3, и Лотрек обратился к теме, с которой начинал своей творческий путь: он нарисовал "Английский шарабан", поразительно передав движение. Он сделал еще одну литографию - "Экипаж, запряженный цугом".
      "Я напишу таких красавцев скакунов", - сказал когда-то Лотрек отцу. "Да, намалевать их на бумаге ты можешь", - ответил ему граф Альфонс.
      Живопись ничего не заменила. Зачем продолжать игру?
      В этот период Лотрек пишет несколько ню - рыжих женщин. Мрачные, желчные, тяжелые картины. От тел этих женщин "в красных и зеленых прожилках" 4 веет могилой.
      1 Поль Леклерк.
      2 "Я совершенно точно помню, - пишет Леклерк, - что позировал в общей сложности не более двух-трех часов".
      3 Из воспоминаний Воллара: "Однажды вечером, когда я вернулся домой, прислуга сказала мне: "Недавно приходил какой-то странный господин, маленький такой. Я ему сказала, что мсье Воллара нет, и спросила, что передать вам, как его зовут, но он ничего не ответил, взял валявшийся кусочек угля и нарисовал на обратной стороне картины, которая стояла прислоненная к стене, человечка. Потом ушел". В то время Боннар работал над декоративным холстом для моей столовой, и вот на обратной стороне одного из его этюдов Лотрек вместо визитной карточки набросал свой силуэт".
      4 Ж. Лассень.
      * * *
      Часть лета 1897 года Лотрек провел в Вильнёв-сюр-Ионн, у Натансонов. Там он написал два портрета Мизии - один в домашней кофте, второй - за пианино. Раз по десять в день он просил Мизию сыграть ему одно и то же произведение: "Афинские руины" Бетховена. "Ах, какая это прелесть, "Руины"! Еще раз "Руины", Мизия!"
      Художник и молодая женщина часто уходили в сад поваляться на траве. Там они играли в игру, которая в равной мере развлекала обоих: Мизия садилась на землю, прислонившись спиной к дереву, и читала или делала вид, что читает, а Лотрек, вооружившись кистью, щекотал ей ступни, на которых, как он утверждал, он видел "воображаемые пейзажи". Эта игра могла продолжаться много часов.
      Сколько женщин так никогда и не узнали, как их любил Лотрек!
      Однажды утром Натансоны были разбужены выстрелами, доносившимися из комнаты Лотрека.
      В ужасе они бросились туда.
      Лотрек, сидя на корточках на кровати, стрелял в паука, который в противоположном углу комнаты плел свою паутину.
      ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
      Собака в очках
      (1897-1901)
      I
      МАДРИДСКИЙ КУРОРТ
      Не жди меня сегодня вечером, ибо ночь будет черна и бела.
      Жерар де Нерваль. "Последнее письмо"
      У друзей Лотрека затеплилась надежда.
      В одном баре на улице Вольней какой-то американский генерал с убежденностью новообращенного рассказывал каждому, кто изъявлял желание его выслушать, как ему удалось излечиться от алкоголизма. Добровольно пройдя курс лечения в больнице, этот человек, который раньше целыми днями пил виски, теперь вполне удовлетворялся лимонадом.
      "Великолепно, правда?" - восклицал Лотрек, восхищаясь такой силой воли. Он стал часто заходить в этот бар полюбоваться генералом. "А вдруг и на Лотрека подействует пример этого американца!" - думали друзья. Лотрек даже примирился с мыслью, что придется пройти курс лечения в больнице. Он упразднил коктейли и пил только портвейн.
      Но радоваться было рано. Вскоре Лотрек стал пить еще больше. Не было ли это вызвано каким-нибудь очередным потрясением? Возможно. Скорее всего, именно так оно и было. Как раз в этот период Лотрек влюбился в одну свою молоденькую родственницу - Алину, которая только что окончила монастырскую школу. Ему показалось, что она отвечает ему взаимностью. Но отец девушки наложил вето на его планы 1.
      Лотрек снова запил, запил с остервенением. Казалось, вспоминает Жуаян, он стремился доконать себя. Он почти совсем забросил работу 2. В начале 1898 года в письме к своему троюродному брату Роберу де Монкабрие, молодому художнику, которому он помогал советами, Лотрек с озлоблением говорил об "отвратительной профессии художника".
      1 Из воспоминаний Алины Сёре де Ривьер, записанных Франсисом Рико.
      2 За 1898 год, по свидетельству Жуаяна, было написано всего четырнадцать картин.
      Правда, в январе, поддавшись уговору Морена, Лотрек решил попробовать новую технику - гравировать сухой иглой, но после нескольких опытов (девять гравюр 1, из которых, кстати, не все удачны: они были выполнены на цинке, купленном в первой попавшейся скобяной лавке) он забросил это занятие. Однажды в его мастерскую зашел Гози, с которым Лотрек давно не виделся. "Мне показалось, - рассказывал потом Гози, - что я попал на склад картин. В мастерской был порядок, картины аккуратно прислонены к стене, на мольберте ничего не стояло. Я почувствовал себя в пустыне".
      В те редкие минуты, когда Лотрек работал, его опять захватывало прошлое, он возвращался к старым темам. Четыре года назад он выпустил альбом, посвященный Иветт Гильбер, теперь он подготовил второй альбом, состоящий только из восьми листов, для английского издательства. Ведь Иветт Гильбер своими песенками завоевала себе славу и за рубежом. Восемь лет прошло с тех пор, как он написал мадемуазель Дио за пианино. Сейчас он вновь сделал ее портрет: старая дева, несколько отяжелевшая, сидя примерно в той же позе, что и на первой картине, дает урок пения.
      В издательстве вскоре должна была выйти в свет книга Клемансо "Преддверие Синая" с иллюстрациями Лотрека - своеобразными рисунками, где он изобразил русских и польских евреев, которых изучал для этого в Париже, в районе Турнель. В это же время Лотрек вернулся к начатой некогда работе гравюрам к "Естественным историям" Жюля Ренара. Он нарисовал двадцать две иллюстрации и шесть концовок с изображением различных животных; там были и петух, и ястреб, и индюк, и мышь, и осел, и вол, и бык, и даже улитка. Этим он и занимался в основном в 1898 году. К тоске о прошлом прибавилась с новой силой проснувшаяся в нем унаследованная от предков любовь к животным 2.
      1 Среди них портреты Морена, Тристана Бернара, Франсиса Журдена, Анри Сомма... О гравюре сухой иглой Морена Лотрек рассказал Франсису Журдену, даря ему оттиск с автографом: "В этом портрете одно действительно удачно это то, что Морен здесь похож на Вильяма Мориса" (Вильям Морис - английский художник и искусствовед XIX в. - Прим. пер.).
      2 "Естественные истории" вышли в 1899 г. в ста экземплярах и не пользовались ни малейшим успехом. Позже издатель уценил их. Сейчас эта книга считается наиболее ценной из всех современных иллюстрированных изданий. В мае 1953 г. на аукционе Друо экземпляр ее был продан за 660 тысяч франков.
      Лотрек подружился с одним из своих соседей, Эдмоном Кальмезом, владельцем конюшни на улице Фонтен-Сен-Жорж, 10, где давали напрокат лошадей и экипажи. Художник часами не выходил из его конюшен и сараев, вдыхая, как некогда в Боске, запах лошадиных подстилок и сена, как прежде, с восторгом рассматривая сбруи, удила, чересседельники, вожжи и хомуты. "Подумать только, что писатели, не зная ничего этого, еще осмеливаются говорить о спорте!" - заметил он как-то. Однажды его спросили, не жалеет ли он о чем-нибудь, что ему не было дано в жизни. "О лошади", - коротко ответил Лотрек.
      Лотрек подбирал модели к "Естественным историям". По его просьбе из Иль-Адама ему прислали в шляпной картонке жабу, которая жила у него до тех пор, пока не ускакала на авеню Фрошо. Чтобы наблюдать животных, Лотрек почти ежедневно бывал в зоопарке в Булонском лесу, где гималайский муфлон послужил ему моделью для барана.
      Для поездок в Булонский лес Лотрек брал напрокат у Кальмеза шарабан, запряженный "совсем маленькой, круглой, как сарделька", "лошадкой с колючим взглядом", по прозвищу Филибер, которую Лотрек очень баловал. Часто Лотрек делал крюк и заезжал на Елисейские поля за Полем Леклерком. Оба друга отправлялись навещать любимых Лотреком животных, в частности большого муравьеда и броненосца, которые, казалось, относились к художнику с большой симпатией. Как только он появлялся, они радостно бросались к сетке. Лотрек садился перед клеткой на складной стул и "трогательно и нежно ласкал животных. Они отвечали ему тем же" 1.
      К сожалению, прогулки в зоопарк не ограничивались общением с животными, шарабан останавливался у всех кафе Булонского леса. Лотрек теперь никогда не бывал трезв. А в пьяном виде он был ужасен, зачастую вел себя просто недостойно. Он способен был в доме, куда его пригласили на ужин, оскорбить злыми эпиграммами кого-нибудь из гостей, иногда совсем незнакомых, если человек ему просто не понравился, или своим чрезмерным вниманием поставить в неловкое положение женщину, которая, наоборот, "ему слишком нравилась" 2.
      Однажды вечером в гостях у друзей он, потеряв контроль над собой, упорно добивался внимания молоденькой горничной и в тот момент, когда она подала очередное блюдо, принялся горланить непристойную песенку, а заприметив пятнышко на ее фартуке, воскликнул: "Значит у тебя они темные, а?" - и с упорством пьяного человека тупо повторял тот же вопрос, потом вдруг сорвал с девушки злополучный фартук, прижал ее к себе. Горничная закричала, хозяин дома вынужден был вмешаться, и Лотрек, пошатываясь, прошел в кабинет и рухнул в кресло 3.
      1 Таде Натансон.
      2 Жан Лоррен
      3 Рассказано Таде Натансоном. Вероятно, эта сцена произошла у него.
      Друзья с тревогой видели, что Лотрек разлагается, катится в пропасть. А он? Он смеялся! "Жизнь прекрасна. Восхитительна. А? Что?"
      В это время в "Фоли-Бержер" выступал великолепный английский мим карлик Литтл Тайч. В костюме кастильца или светской дамы при дворе английской королевы этот актер, "гений уродства и гибкости, этот недоносок, поражающий своей ловкостью, неистовствовал на помосте, кружился вихрем, извивался, словно резиновый".
      Лотрек, как и весь Париж, пошел посмотреть на этого комичного гуттаперчевого гномика, человечка, "который напоминал ему о его собственном несчастье".
      "Когда он смеялся его шуткам, - рассказывает Натансон, - казалось, что он смеется своему изображению в зеркале".
      * * *
      Граф Альфонс, узнав, что его сын много пьет, раза два высказывал такое предложение: "Пусть он уезжает в Англию, там на него не будут так обращать внимание". Кстати, в Лондоне - и близкие знали это - Лотрек не пил или пил очень мало.
      Было решено, что Лотреку неплохо поехать в Лондон. Такое путешествие могло на какое-то время заставить его вести трезвый образ жизни. Именно с этой целью графиня Адель и Жуаян, которые постоянно старались чем-то отвлечь Лотрека от парижских кабаков, организовали в Лондоне выставку его произведений на Риджент-стрит, в филиале галереи "Гупиль". Устройство выставки предоставили самому Лотреку, чтобы как можно больше занять его делом. Жуаян должен был приехать к нему лишь накануне вернисажа.
      Это предложение пришлось Лотреку по душе. Он немедленно принялся подбирать картины. Прежде чем послать их в Англию, он пригласил в свою мастерскую человек двадцать знакомых, чтобы те посмотрели, что он отобрал. "Вот так и надо показывать свои произведения, - сказал он, - и только тем, кого они могут заинтересовать". Друзья, наверное, заметили, что на приглашении (литографии пуделя, стоящего на задних лапах перед девочкой) Лотрек снова сделал ошибку в своем адресе, написав, что его мастерская находится в доме № 14.
      Взяв свой маленький, удлиненной формы, пухлый брезентовый саквояжик он уже стал легендарным, - Лотрек отбыл в Лондон. Вскоре он смертельно заскучал там. Надо отдать ему должное, он не пил, особенно после того, как однажды вечером стал свидетелем очень неприятной сцены: перед его гостиницей на Черинг-Кросс несколько полисменов зверски расправились с каким-то пьяным в цилиндре, который, когда его выгнали из гостиницы, стал скандалить с портье. Портье свистком вызвал полисменов, те схватили этого господина, подбросили вверх, и он упал на землю. Они повторили это раза четыре, пока бедняга не потерял сознание; тогда его унесли. Весьма энергичный прием! Лотрек был потрясен.
      В ожидании приезда Жуаяна он бродил по городу как неприкаянный. Впервые оказавшись один, без друзей, без поддержки, предоставленный самому себе, он как никогда остро почувствовал свою беспомощность. Охваченный тоской, он каждый день ходил на вокзал встречать поезда из Франции с тайной надеждой увидеть какого-нибудь знакомого.
      Наконец приехал Жуаян.
      Выставка открылась в понедельник второго мая. Жуаян, бесспорно, не отважился бы организовать эту выставку, если бы не рассчитывал таким образом отвлечь Лотрека от губительных для него соблазнов. Да, это было довольно рискованное предприятие! Ни английская публика, ни критика не были подготовлены к тому, чтобы понять и оценить творчество Лотрека. Большинство англичан викторианской эпохи совершенно не интересовались французской живописью последних десятилетий. Они предпочитали претенциозных художников-прерафаэлитов. Королевская Академия пользовалась полным авторитетом. Обычно галерея "Гупиль" продавала картины Коро, Теодора Руссо или же незначительных голландцев, таких, как Мауве и Марис 1.
      1 Знал ли Лотрек, что его друг Винсент двадцать лет назад служил в лондонской галерее "Гупиль" и торговал такими же картинами?
      Как же при таком отношении к современной живописи должны были восприниматься те семьдесят восемь произведений, которые показал Лотрек?
      Кроме того, в Англии Лотрека практически не знали, хотя он и принимал участие в двух выставках плаката - в 1895 и 1896 годах - в "Роял Аквариум". А для тех, кто его знал, он был всего-навсего художником "злачных мест", что не украшало его имя. В Париже англичане в первую очередь спешили в "Мулен Руж" или в "Жарден-де-Пари", словом, в самые "фривольные" заведения, но здесь, в Англии, все должно быть благопристойно, и английскую добродетель не могли не скандализировать работы художника. К тому же Лотрек еще осмелился сделать на холсте и на литографском камне портреты Оскара Уайльда, этого потерявшего честь человека, имя которого в Англии было предано анафеме.
      Несмотря на все эти неблагоприятные обстоятельства, члены королевской семьи, и в первую очередь принц Уэльский, обещали открыть выставку. "Эй, д'Уэльс, выставишь шампанское?" У наследника английского престола виды "Мулен Руж" и портреты Ла Гулю и Джейн Авриль должны были вызвать немало воспоминаний. Ах, Париж!
      Королевская свита задерживалась, и Лотрек, примостившись на мягком диване, задремал. Проснувшись, он узнал, что принц Уэльский уже был и ушел, настояв, чтобы художника не будили. "Славный малый!" - заметил Лотрек и снова погрузился в сон.