Жизнь Тулуз-Лотрека

      В этой серии литографий Лотрек изобразил Ша-Ю-Као, единственную танцовщицу в "Мулен Руж", о которой с похвалой отзывался Валентин Бескостный. Ша-Ю-Као выступала клоуном в "Новом цирке" и танцевала в кабаре Оллера. Лотрек уже раз изобразил ее: нежно обнявшись с подругой, она танцует вальс 2. За последние месяцы он сделал с нее много этюдов, написал ее в цирковом костюме - в шароварах до колен, в лифе с пышными оборками и большом белом остроконечном колпаке, украшенном желтыми лентами.
      Возможно, что интерес к Ша-Ю-Као вызван был увлечением художника лесбиянками. "Господин Анри" стал своим человеком не только на улице Мулен, но и завсегдатаем одного из баров на улице Бреда - сегодня она переименована в улицу Анри Монье, недалеко от площади Пигаль. В "Ла сури" собиралась стайка женщин, которых изолировало от мира и объединяло друг с другом общее извращение. Они приходили сюда "семьями" 3. Содержательница бара, некая мадам Пальмир, полная, добрая женщина, на первый взгляд производила отталкивающее впечатление и была в чем-то похожа на своего маленького бульдога Бубуля. Шери-Бубуль был поразительным существом. Он ненавидел женский пол и, дико ревнуя свою хозяйку, норовил вцепиться в икры клиенток или как следует "полить" их.
      1 Жан Адемар, говоря о том, как родилось название альбома, утверждает, что некоторые друзья Лотрека разделяли его убеждения. Он приводит цитату из "Мемуаров степенного молодого человека" Тристана Бернара: "Лежа на обитом репсом диване, Даниэль наблюдал за деятельностью весьма упитанной особы, которую, если забыть, что она почти голая, можно было принять за обыкновенную горничную - так она проворно орудовала разными кувшинами и ведрами".
      2 "Вальсирующие женщины".
      3 Леклерк.
      В этот специфический бар иногда забредали мужчины, но, увидев "субчиков" с полным отсутствием растительности на щеках, "одетых в строгие пиджаки, в рубашки с накрахмаленными воротничками" 1, они там долго не задерживались. А Лотреку атмосфера бара пришлась по вкусу. Женщина и любовь, какой бы облик они ни принимали и где бы он с ними ни сталкивался, всегда околдовывали его. Он напоминал ночных бабочек, которые преодолевают огромные пространства, привлеченные запахом бабочки-самки.
      Он упивался порочной атмосферой "Ла сури" - "Ла тури" произносил он. Здесь он чувствовал себя, как всегда в женском обществе, непринужденно и естественно. Одни из этих женщин были мужеподобны, коротко подстрижены и носили галстуки, другие - подчеркнуто женственные, томные, драпировались в кричащие хламиды.
      Парочки кокетничали, ссорились, мирились, ворковали, играли в карты или в кости и без умолку болтали. Все курили. Кто - толстые сигары, кто восточные сигареты. Пепельницы наполнялись окурками со следами губной помады. Вот одна из клиенток, наркоманка с расширенными зрачками, достает из сумочки шприц и направляется в туалет. Воздух в кафе насыщен алкоголем, мускусом, амброй и пачулями, струятся запахи морфия и эфира. В уголке сидит старуха с дряблым пожелтевшим лицом, покрытым штукатуркой косметики, и с похотливой улыбкой сладострастно гладит коленку совсем юной девице, которую привело сюда извращенное любопытство, - одна из тех, кто "украшается пороком, как шляпкой с цветком" 2.
      "Женщина, влюбленная в другую, - говорит Лотрек, - самое безумное существо". Глаза старухи горят. Лотрек в своей стихии. Он наблюдает и рисует. Польщенные вниманием художника посетительницы "Ла сури" охотно позируют. Они советуются с ним, просят его быть посредником. Они приняли его в свою среду. Да это и понятно - он такой же изгой, как и они.
      Лотрек не довольствовался зрелищем "Ла сури". Время от времени он "организует сладострастные спектакли... сапфические сеансы" 3. Он приглашает одну из лесбиянок из "Ла сури", по прозвищу Жаба, в дом свиданий на улице Миромениль, знакомит ее с другими девицами, а сам становится "страстным наблюдателем" 4 их любовных ласк.
      1 Там же.
      2 Варно.
      3 Шауб-Кох.
      4 Там же.
      * * *
      Пока Лотрек проводил время среди лесбиянок (кстати, он очень скоро к ним остыл), Жуаян готовил к январю 1896 года новую большую выставку работ Лотрека.
      Жуаян уже два года сотрудничал с Мишелем Манзи, специалистом по хромотиполитографии, который тоже работал у "Буссо и Валадон". Жуаян и Манзи выставили произведения Лотрека в небольшом затененном акациями здании XVIII века на улице Форест, 9, который принадлежал галерее.
      На этой выставке было показано много разных произведений - живопись, плакаты и литографии, но работы, посвященные домам терпимости, не экспонировались. Лотрек не хотел скандала, споров по поводу "выбранных им сюжетов и тем" и потому отказался демонстрировать их широкой публике, но попросил развесить отдельно, на втором этаже, в двух маленьких комнатах, "обитых красным и зеленым бархатом и обставленных желтой мебелью" 1. Ключ от этих комнат он взял и разрешил подниматься туда только нескольким избранным, достойным, по его мнению, "витютня с оливками".
      Естественно, что эти таинственные комнаты привлекали на улицу Форест массу любопытных, но Лотрек был непоколебим. "Ничего не продается", заявил он торговцам, которые не замедлили явиться.
      Жизнь показала, что Лотрек был прав. Выставка, хотя на ней и не были представлены самые смелые его работы 2, все же вызвала много толков. "Цинизм", "непристойность" - эти слова не сходили с уст. Дело дошло до того, что Гюстав Жеффруа счел нужным вмешаться и напечатал в "Журналь" пространную статью, где рьяно защищал художника. "Тот, кто поедет на улицу Форест, - писал он, - не пожалеет о потраченном времени, если он ценит острую наблюдательность, размах рисунка, гармонию света, приглушенные и богатые краски". Отвечая на нападки хулителей Лотрека, Жеффруа не побоялся опереться именно на те произведения художника, которые тот не выставил для широкого обозрения. Цинизм? Непристойность? "Нет, у меня не создалось такого впечатления. Здесь господствует стремление к правде, и она выше праздного любопытства и предвзятости обывателей. Не прибегая ни к фантасмагории, ни к кошмарам, отбросив ложь, руководимый одним твердым желанием - показать правду, Лотрек дал удручающую картину страданий и порока, предельно обнажив одну из язв нашего общества, язв, которые прикрывает ширма цивилизации. Никогда еще никто не разоблачал так трезво, с таким полным горечи спокойствием почти детское плутовство этих женщин с наивными лицами, их тупость, животное отсутствие мысли, а также, что еще печальнее, - потерянную возможность для многих и многих из них жить счастливо, благополучно и просто..."
      1 Жуаян.
      2 Большая часть этих произведений теперь находится в музее Альби и никого не шокирует.
      Выставка на улице Форест явилась ярким доказательством мастерства Лотрека. Его холсты и картины начали пользоваться большим спросом. Появились подделки (уже в 1895 году художник был вынужден распорядиться, чтобы изъяли подделки), что, бесспорно, свидетельствовало об успехе Лотрека. Разве после этой выставки такой крупный коллекционер, как банкир Исаак де Камондо, может не иметь в своем собрании Лотрека? Он колеблется и все же наконец покупает за пятьсот франков один из портретов Ша-Ю-Као 1.
      1 В 1914 г. этот портрет попал в Лувр в числе других даров Камондо. Для сравнения отметим, что полотно Ван Гога на аукционе картин папаши Танги в июне 1894 г. было отдано за тридцать франков, а работы Сезанна на его выставке у Воллара, которая состоялась за несколько недель до выставки Лотрека, в конце 1895 г., шли по цене от десяти до семисот франков.
      Исаак де Камондо собирал картины не столько из любви к искусству, сколько из желания похвастаться. По воскресеньям он принимал у себя, на улице Глюк, гостей, показывая им бесчисленное количество собранных им произведений искусства, коллекцию японских эстампов и живописи, произведения Мане, Моне, Дега. В одно из воскресений Лотрек пошел к банкиру. Каково же было его возмущение, когда в ответ на просьбу показать ему две превосходные картины Мане его направили в умывальную комнату. "Свинья!" - негодовал Лотрек.
      На плиточном полу валялись носки. Лотрек подобрал их, свернул в комок: "Ах, сукин сын, он моет ноги, глядя на "Лолу" и "Флейтиста"... 1
      * * *
      Уже в конце января Лотрек снова покинул Париж. Вместе с Гибером (Гибер отправил на последнюю выставку Независимых свою картину - на досуге он тоже занимался живописью, - представив себя как "ученика Бога и Тулуз-Лотрека") Лотрек направился в Гавр, чтобы снова отплыть на "Чили". На этот раз друзья сошли в Бордо.
      Некоторое время Лотрек пробыл в Аркашоне и вскоре вместе с Жуаяном уехал в Брюссель, на вернисаж выставки "Общества свободной эстетики".
      В этом году Лотрек послал в Брюссель только четыре своих афиши: "Мэй Милтон", "Мэй Бел форт", "Мизия" и "Пассажирка из 54-й". Эти произведения остались почти незамеченными.
      В Бельгии Лотрека пригласил к себе на обед Анри Ван де Вельде, рьяный защитник "нового искусства". Он жил в Юикле, предместье Брюсселя, в собственном, недавно построенном доме, декоративное оформление которого было продумано до малейших деталей, а стремление к гармонии цветов доходило подчас до нелепости. Это относилось и к вещам и к людям. Жена Ван де Вельде была блондинкой, и ее умывальную комнату выдержали в тонах давленой клубники. Ради сочетания дополнительных цветов в этом доме жертвовали всем: здесь подавали блюда, которые должны были больше радовать глаз, чем желудок, например, желтые яйца на фиолетовом блюде, красные бобы - на зеленом.
      Посещение Ван де Вельде привело Лотрека в восторг: "Это нечто небывалое! - сказал он Жуаяну и тут же добавил: - Но, честно говоря, хороши только выкрашенные белой эмалью ванная, уборная и детская" 2.
      1 Из рассказа Таде Натансона. По словам Жуаяна, портрет Ша-Ю-Као тоже был отправлен в уборную.
      2 Лотрек посетил Ван де Вельде в 1896 г., как это было указано до меня М.-Ж. Дортю, Мадленой Грийаэр и Жаном Адемаром, а не в 1894 г., как писал Жуаян, так как постройка дома закончилась лишь в 1896 г.
      Но все же, вернувшись в Париж, Лотрек произвел в своей мастерской на улице Турлак некоторые преобразования в духе "нового искусства", которое, кстати, соответствовало его художественным поискам, его компоновке, ритму, криволинейным элементам во многих его картинах, так как и на теоретиков "нового искусства", и на Лотрека оказали влияние японские художники.
      Драпировочные ткани из "Либерти", плетеная мебель и зеленые садовые столы придали его мастерской совсем иной вид. В этой "декорации" он написал несколько "Моделей на отдыхе". Довольно неожиданно для самого себя Лотрек, художник лица, показал вдруг свои модели только со спины, сидящими на полу или лежащими на диване. Прекрасные произведения, серьезные и нюансированные, полные мягкости и грусти, словно мелодии поздней осени.
      Лотреку всего тридцать один год, и его творения прекрасны, но их с каждым годом становится все меньше. За 1896 год у художника накопилось всего около двух дюжин полотен, а три года назад он написал в три раза больше.
      Лотрек никогда не работал в состоянии опьянения, но так как в последнее время он пил все больше, то и работал теперь урывками. Хоть он и хорохорился: "Что? Если бы я был пьян, во-первых, никто бы этого не узнал... Но если бы я был пьян, я бы признался... а сами вы никогда не догадались бы. Что?" - к сожалению, все догадывались слишком хорошо...
      Увещевать его, останавливать? Встревоженные, убитые его постоянным пьянством, друзья пробовали говорить с ним. Но как его убедить? Малейшее замечание, дружеский совет, выраженный в самой деликатной форме, выводили его из себя. Боже, до чего же легко он теперь взрывался по любому поводу! А иногда и без повода! Какой уж там повод! Разве можно было предугадать, отчего эта "душа грома и солнца" придет в неистовство.
      В марте, в одно из воскресений, Жуаян повел Лотрека к Камондо, где художник должен был встретиться с бывшим королем Сербии Миланом, который хотел купить у него картину. Не успели они войти в дом, как на Лотрека что-то нашло, и он, оттолкнув в прихожей лакеев, прошел в гостиную банкира прямо в котелке и с мятым шарфом вокруг шеи. Какая муха укусила Лотрека? Едва увидев его свергнутое высочество, он вошел в раж. Ему явно хотелось поиздеваться над бывшим монархом, что он и сделал, да еще как изощренно! В ответ на вопрос Милана, не является ли он потомком тех графов де Тулуз, которые прославились во время первых Крестовых походов, Лотрек дерзко ответил: "В некоторой степени, мсье. Мы взяли Иерусалим в 1100 году, а потом Константинополь", после чего, никогда не кичившийся древностью своего рода, он вдруг заявил свергнутому королю: "А вы всего-навсего Обренович!" Милан поспешил переменить тему разговора: "Мой сын, король Александр, горячо интересуется искусством и обожает живопись". "Какую живопись? перебил его Лотрек. - Представляю себе, что это за гадость!"
      Жуаян, в ужасе увидев, какой неприятный оборот принимает разговор (к тому же Камондо умолял его предотвратить скандал), с большим трудом увел своего друга. Лотрек, который "неожиданно превратился в дикого зверя", даже очутившись на улице, все еще не мог успокоиться: "Каково! Обренович! Карагеоргиевич! - кричал он. - Если говорить по правде, то все они просто свинопасы. Все они еще вчера ходили без штанов, в короткой юбочке!" 1
      1 Рассказано Жуаяном. "Некоторое время спустя, - пишет Жуаян, - король Милан купил на выставке Лотрека за неслыханную цену его картину "Клоунесса Ша-Ю-Као". Этот холст во время восстания в Белграде, когда во дворец Конак ворвалась толпа разъяренных людей, которая разграбила его и убила короля Александра и королеву, попал в знаменитую коллекцию Оскара Рейнхарта в Швейцарии (речь идет об одном из портретов Ша-Ю-Као).
      Резкие выходки. Внезапные смены настроения. Обостренная чувствительность. Неадекватные реакции.
      Несмотря на крайне нервное состояние, Лотрек продолжал такую же бурную деятельность, как и прежде. В марте он увлекся судебными делами. Как раз в это время проходили два шумных процесса - один над финансистом Артоном, обвиненным в том, что он взялся подкупить членов парламента и замять панамский скандал (он потратил на это полтора миллиона франков), второй над несколькими субъектами, которые слишком были предупредительны к Максу Лебоди, "Сахарной Крошке", наследнику огромного состояния.
      Лотрека мало интересовала как моральная, так и политическая сторона этих процессов. Он видел только человеческую и, если так можно сказать, театральную сторону суда. Суд для него был театральной сценой, где давались спектакли и где Лотрек мог заниматься физиогномикой. Вот, например, лицо мадемуазель Марси, любовницы Лебоди, "сестренки богачей", как ее называли, или лицо Артона, господина, который держался перед судом очень непринужденно, - что можно прочесть на них? Лотрек смотрел на Артона чуть ли не с восхищением. Ведь он тоже "своего рода артист, который проявил в своих грязных делах столько изобретательности... столько хитрости... 1.
      1 Франсис Журден.
      Но увлечение судами длилось недолго. Несколько набросков, четыре литографии - и Лотрек охладел к этой среде. Он продолжал ходить в Оперу, но и театр и, главное, актеры значительно утратили в его глазах свою прелесть. Он нередко засыпал в кресле, изнемогая от усталости и бессонных ночей. Однажды, во сне, его голова склонилась на плечо соседу, и тот толкнул Лотрека. Проснувшись, художник мило пробормотал, извиняясь: "Блаженная жизнь!" Теперь в театре его уже привлекало то, что происходило не на сцене, а в зале и за кулисами. Он писал рабочих сцены в Опере, сделал для литографии рисунок ложи во время представления "Фауста". Бал в Опере послужил ему поводом написать прекрасный портрет Детома, которым он сам остался доволен. "Я напишу, как ты сидишь в увеселительных местах, словно чурбан", - пообещал он своему другу.
      Лотрек продолжал бывать на велодромах, но все же картина, где он изобразил Тристана Бернара на треке в Буффало, пожалуй, так и осталась единственным его крупным произведением на спортивную тему. Гонщики вдохновили его всего на несколько рисунков. Но Бугле дал ему возможность конкретизировать свои наблюдения. Бугле - в коммерческом мире его знали под именем Спок, оно звучало на английский манер, - заказал Лотреку рекламу цепи Симпсона. Для того чтобы сделать этот плакат, Лотрек, который, теперь особенно, в любую минуту был готов куда-нибудь умчаться, вместе с "Англичанином из Орлеана" отправился в Лондон, где гонщики фирмы "Симпсон" должны были провести несколько показательных соревнований. По возвращении Лотрек представил заказчику свой плакат. Увы, Бугле вынужден был его отвергнуть, так как Лотрек, изобразив гонщика Микаэла на велосипеде, не на месте нарисовал педали. Пришлось спешно делать новый плакат 1.
      1 Отвергнутый этюд серии "Цепи Симпсона" называется "Велосипед Микаэла".
      Помимо работы над литографиями, Лотрек продолжал много заниматься плакатом. Он выполнил один плакат для американского журнала "Чеп бук", где вернулся к теме "Айриш энд америкен бар", другой - для "Ваш анраже", иллюстрированного журнала, который выпускал Вийетт, еще один, "На концерте", с изображением Тапье и Мизии, - для фабрики американских чернил и, наконец, афишу "Труппа мадемуазель Эглантин" - для Джейн Авриль и трех ее товарок - танцовщиц Эглантин, Клеопатры и Газели, которые были приглашены на гастроли в "Палас-тиэтр" в Лондоне.
      Но не приелась ли Лотреку и работа над плакатами? Таде Натансон подумал об этом в тот день, когда Лотрек, увидев испорченный оттиск, на котором были только два больших красных пятна и одно, поменьше, розовое, воскликнул: "Великолепно! Что?" - и потребовал, чтобы Таде вставил в раму этот испачканный клок бумаги.
      Таде не стал возражать. Пусть будет так, зачем спорить! "Великолепно!"
      Но было бы поистине великолепно, если бы Лотрек поменьше пил. Натансоны купили в Вильнёв-сюр-Ионн приятный деревенский домик, бывшую почтовую станцию, где отныне в хорошую погоду смогут отдыхать все сотрудники "Ревю бланш". Лотрек, естественно, был среди приглашенных. Весной он поехал туда.
      Натансоны сделали все, чтобы в Вильнёв-сюр-Ионн Лотрек не пил. Были ликвидированы все соблазны: в доме не было ни капли спиртного, за едой подавали только виноградное вино. И вот - кто бы подумал! Лотрек охотно подчинился этому режиму. Он отдыхал. К нему вернулась жизнерадостность, он плавал в Ионне, катался на лодке. Разобрав чердак бывшей почтовой станции, он извлек оттуда какие-то старые костюмы и шляпы и, шаля как ребенок, напяливал их на себя. Он резвился на траве, со своей палочкой гонялся за пчелами и осами, выпячивал губы и подражал их жужжанию или кричал, как ловчий: "Ату его! Ату!" Вместе с Сипой Годебским, сводным братом Мизии, они задумали составить книгу шутливых афоризмов ("Холостяк"), для которой написали всего одну строчку (что уже было много!): "Лишь в деревне по-настоящему жалеешь, что ты холостяк". Но Лотрек не только развлекался, он и работал. Написал портрет Сипы. ("Как же легко, оказывается, - думали, наверное, Натансоны, - излечить Лотрека от пьянства".)
      Но в глубине сада была калитка, и время от времени Лотрек тихонько проскальзывал в нее и направлялся в ближайший кабак.
      * * *
      Альбом "Они" вышел в конце апреля.
      До сих пор литографии Лотрека не вызывали большого соблазна у любителей, и он всегда печатал их небольшим тиражом: десять, двадцать пять, тридцать экземпляров, редко - пятьдесят и уже совсем редко - больше. Клайнман, который вот уже три года выпускал литографии Лотрека, так же как и издатель альбома "Они" Гюстав Пелле, взявшись за это дело, проявили смелость. Гюстав Пелле понимал, что, раз в альбоме нет ни Иветт Гильбер, ни других известных актеров и куплетистов кафешантанов, чьи имена помогли бы прельстить покупателя, альбом "Они" должен сам по себе завоевать его, независимо от темы, ведь он был куда менее пикантен, чем та фривольная продукция, вроде альбома "Утро и вечер парижанок", которая выпускалась ловкими дельцами.
      Гюстав Пелле любил искусство. Этого ворчливого савойяра из богатой его мать изобрела резиновый корсет, - но разорившейся семьи, за желтый цвет лица прозвали Пряником. В тридцать лет он стал букинистом на набережной Сены и распродавал свою коллекцию редких книг, которую составил в юности. Потом он занялся издательским делом, обосновавшись в бывшей конюшне на набережной Вольтера, 9. Лотрека он издал, видимо, по совету своего друга Морена.
      На выставке Салона ста, открывшейся на улице Бонапарта, 31, для которой Лотрек сделал афишу, изобразив пассажирку из 54-й, художник и его издатель выставили альбом "Они". Альбом был напечатан на филигранной бумаге тиражом в сто нумерованных экземпляров, каждая литография носила подпись Лотрека, с грифом Пелле.
      Однако все эти старания не увенчались успехом. Хотя альбом и вызвал некоторое любопытство и отзывы критики были положительными, любители игнорировали его. Перелистывая альбом, Морис Баррес недурно сострил: "Лотреку должны были бы выплачивать вознаграждение родители молодых людей за то, что он внушает им отвращение к порочным связям". Несколько позже, в июне, альбом был выставлен Амбруазом Волларом, торговцем картин Сезанна, но тоже безрезультатно. Он настолько не имел спроса, что в конце концов Пелле решил попытаться распродать его отдельными листами 1.
      1 Портрет Ша-Ю-Као был одной из немногих литографий, привлекших внимание любителей. Да и теперь именно это произведение Лотрека репродуцируется чаще всего.
      * * *
      В июле Лотрек отдыхал на вилле в Tocca, в Аркашонском заливе, и с утра до вечера "ремонтировался", в чем он крайне нуждался.
      Он ходил либо почти раздетый, либо в синей фуфайке и красных шерстяных брюках, которые закатывал до колен, занимался греблей, уходил с рыбаками в море или же катался на яхте, принадлежавшей кому-нибудь из его знакомых. Он мог целыми днями бездумно плыть по морю, сидя по-турецки у штурвала и отдавая приказания экипажу.
      Он бы с радостью уплыл куда-нибудь далеко, например в Японию, страну, о которой всегда мечтал. Но кто согласится его сопровождать? Гибер не пожелал доплыть даже до Дакара. Япония! Ван Гог тоже мечтал посетить страну Утамаро и Хокусая, страну солнца! Солнце и сразило его в Арле...
      В Tocca Лотрек вызывал у местных жителей такое же удивление и ужас, как граф Альфонс в Альби. Покачивая головой, они с осуждением смотрели на этого гномика, который ковылял вдоль пляжа, ведя на веревке своего баклана Тома, переваливавшегося с ноги на ногу, как и его хозяин. Лотрек ловил с Томом в заливе рыбу и всюду таскал его за собой. В кафе он заказывал ему абсент, утверждая, что "Том любит выпить".
      Если Лотрек был не на пляже или не в море, значит, он охотился в дюнах за богомолами, которые посылал Сырому Мясу (так он прозвал скульптора Карабена). "Ты их сохрани, - писал он Карабену. - В Париже мы устроим бой богомолов. Это будет иметь бешеный успех!"
      Вечерами, переодевшись муэдзином, он поднимался на верхний этаж дома, где жил, и призывал к молитве "верующих" - Гибера и других друзей, которые отдыхали с ним вместе.
      Гибер сопровождал Лотрека в Бордо, когда тот выражал желание "навестить семью", иными словами, девиц на улице Пессак. В Бордо друзья не ограничивались домами терпимости, они ходили из бара в бар и пили. Однажды вечером, после такого "обхода", Лотрек с несколькими друзьями попал в кафе "Бордо" на площади Комеди. Кафе уже закрывалось, и поэтому было решено допить все начатые бутылки. Пусть дадут остатки коньяка, рома, абсента, вермута, шартреза - одним словом, все что только есть, неважно что, - и сольют все вместе. Лотрек взбил коктейль и разлил его по стаканам. Вот и еще один рецепт коктейля! Лотрек тут же окрестил его "землетрясением". "А? Что? Разве не великолепно!"
      "Должен сказать, - признавался потом один из тех, кто пил эту невероятную смесь, - что в тот вечер мы уже изрядно выпили, и после подобного причастия нам оставалось только лечь спать" 1.
      В Tocca Лотрек принципиально не брал кисть в руки. Отдыхать так отдыхать! Но когда ему вздумалось "запретить вход в виллу и изолировать ее от соседей", он встал за мольберт и написал нечто вроде декоративного забора, которым огородил дом. Какова была тема этой диковинной ограды? 2 Наверное, он поддался соблазну подразнить любопытных и изобразил на ней что-то не очень пристойное. Но он уверял, что эти холсты "выглядели на пленэре удивительно эффектно". И он был очень доволен.
      А вот жители Tocca не разделяли его восторга. Соседи отворачивались, проходя мимо. Возмущенная хозяйка пожаловалась местным властям: "Мой жилец, снявший виллу в Шале-де-ла-Пляж, 207, отгородил дом от прохода, которым пользуются соседи, холстом с намалеванными на нем рисунками, которые я не решаюсь описать... Недопустимо, чтобы каждый жилец устанавливал на участке все что ему вздумается... Тем более если холст украшен совершенно неприличными картинами, от которых должны оберегать своих детей все честные и хорошо воспитанные родители..."
      Эти неприятности, бесспорно, мало волновали Лотрека 3. Но зато он был искренне огорчен, когда, то ли случайно, то ли желая ему насолить, убили его баклана. Том гулял на солнышке перед дачей. Какой-то охотник прицелился в него... Не пить больше Тому абсента.
      1 Ашиль Астр.
      2 Эта живопись не сохранилась.
      3 Чем все кончилось - неизвестно.
      Лотрек прожил на вилле в Tocca около трех месяцев. В Париж он вернулся лишь осенью. Незадолго до отъезда, управляя яхтой одного из друзей во время регаты в Аркашонской бухте, он выиграл заезд.
      * * *
      Лотрек перешел "на зимние квартиры" и вернулся к обычной своей жизни. Пьянство, дома терпимости, работа.
      Лига борьбы за нравственность развернула широкую деятельность при помощи "красивых и пристойных" плакатов. Долой фривольность! Только благонамеренные картины! Ну, например: святая Женевьева, охраняющая невинность маленьких девочек. Некоторые наивно думали, что Лотрек примет предложение Лиги писать для них плакаты, но это вызвало с его стороны лишь насмешки. Иные ждали от него "нравственных" плакатов, вроде тех, что предлагал "Рир", издевавшийся, как и многие другие журналы и газеты, над этой кампанией и поместивший иллюстрацию к родительскому совету: "Юноши, не возвращайтесь домой слишком поздно!"
      Лотрек, шутки ради, побывал на нескольких заседаниях Лиги, затем из озорства пригласил к себе этих "монахов-проповедников" на роскошный ужин, где было много изысканных блюд, спиртного, цветов и женщин. Когда же все эти "светские пономари", "пророки в шляпах с перьями", которые хотят поставить искусство на службу мещанству, наелись и напились, когда Лотрек увидел, что они уже едва стоят на ногах и несут всякий вздор, стараясь перещеголять друг друга, он в полном восторге, испытывая чуть ли не "садистское" 1 наслаждение, выпроводил их из дома. Ах, жизнь, жизнь!
      А сам Лотрек, довольный, отправился на улицу Мулен. Настоящее искусство - не для обывателей.
      Работа, дома терпимости, алкоголь. Случалось, и нередко, что он пил чуть ли не до утра, а затем Детома с Коолюсом, которые теперь ходили за ним по пятам, увозили его совершенно пьяным домой. Один он не добрался бы.
      И все-таки почти беспробудное пьянство не умаляло работоспособности и таланта Лотрека. Оно только крало у него время. В свои лучшие минуты Лотрек продолжал быть самим собой, таким же остроумным, веселым выдумщиком, очаровательным шутником. Однажды поздно вечером, сидя в "Вебере", он услышал, как два завсегдатая спорили, кто из них быстрее бегает, и вдруг предложил им: "Давайте проверим!" Состязание было организовано тут же, на Елисейских полях - от обелиска на площади Согласия до Триумфальной арки... Вместе с Тапье и несколькими любопытными Лотрек сопровождал в открытом фиакре соперников, подбадривая их карканьем 2.
      1 Эпитет заимствован у Жуаяна.
      2 Леклерк.
      Но он бывал и совершенно невыносимым. Приходя от чего-нибудь в ярость, он становился багровым, гневно потрясал своей палкой и выкрикивал ругательства. Этот разбушевавшийся Квазимодо производил тяжелое впечатление, и все же его друзья предпочитали выслушивать оскорбления, чем видеть, как он, сраженный усталостью и алкоголем, засыпал за столиком кафе. А теперь это случалось с ним часто. У него был вид человека, которому нечего больше ждать от жизни. Франсис Журден застал его однажды в таком отвратительном виде в "Ла сури". Вокруг сновали женщины в мужских костюмах. Унылое зрелище. "Слюна стекала по шнурку пенсне и капала ему на жилет".
      Наутро Лотрек просыпался как ни в чем не бывало. Его друзья еще спали, а он уже принимался за работу. Его можно было увидеть либо у Стерна, нового издателя его литографий, склонившимся над камнем, либо на улице Мулен, где он, глядя на спящую девицу, уверенной рукой набрасывает ее портрет.
      Закончив набросок, Лотрек отправлялся к Жуаяну и с сияющим видом будил его, показывая свою работу: "Взгляните, мсье, вот рисунок мастера, созданный на заре".
      * * *
      В декабре Лотрек сделал несколько литографий меню. Одно из них, "Меню Крокодила", отобразило короткую поездку по замкам на Луаре, которую он совершил с Жуаяном, Тапье, Гибером и еще двумя-тремя товарищами в День поминовения усопших. Они побывали в Блуа, Амбуазе и Шамборе. Во время этой поездки Лотрек с Жуаяном залезли на одну из башен Амбуазского замка. Глядя на широкую и спокойную панораму долины Луары, на тихие воды реки и облачное небо, Жуаян имел "неосторожность" сказать Лотреку, что "в живописи пейзаж все же играет огромную роль", что Моне соблазнился бы этими серыми приглушенными красками, всеми оттенками желтого и мягкими голубоватыми тонами. В Лотреке тут же проснулась затаенная старая обида на природу природу, которая его "предала", и эта обида неожиданно вылилась в возмущение всеми художниками, воспевавшими природу. "Существует только фигура! - раздраженно бросил он в ответ. - Пейзаж? Он играет в картине лишь второстепенную роль! "Чистые" пейзажисты? Неотесанные дубины! Коро, Милле, Мане, Ренуар и Уистлер - большие художники именно потому, что писали фигуры. Если бы Моне не перестал писать фигуры, он был бы великим художником".