Самах, сам великий Самах! Альфред едва сдержал стон.
      - Остальные отойдите. Не надо его пугать, - приказал мужской голос, явно принадлежащий Самаху.
      Альфред услышал в этом голосе сострадание и жалость и чуть не расплакался. Ему страстно захотелось припасть к коленям Самаха и признать его Отцом и Повелителем.
      "Но что удерживает меня?" - удивился Альфред, дрожа от холода. - Почему я обманываю их, своих братьев и сестер, притворяюсь бесчувственным, шпионю за ними? Это же ужасно!" Он затряс головой: "Так мог бы поступить Эпло, но не я!"
      И осознав это, Альфред громко застонал. Он знал, что изменяет себе, но сейчас он был просто не в состоянии общаться с этими людьми. Он вспомнил слова Самаха: "Я могу и должен задавать вам вопросы, и не из праздного любопытства, а по необходимости, принимая во внимание нынешние неспокойные времена".
      "А что я ему отвечу?" - подумал Альфред, чувствуя себя глубоко несчастным.
      Его голова качнулась из стороны в сторону, словно по собственной воле: Альфред не смог ее остановить, руки судорожно дернулись, глаза открылись сами собой.
      Только что разбуженные сартаны стояли вокруг и таращились на него, но никто даже не шелохнулся, чтобы помочь. Они были в изумлении. Они никогда не видели никого, кто вел бы себя таким странным образом, и понятия не имели, как ему помочь.
      - Либо он приходит в себя, либо у него припадок, - сказал Самах. Кто-нибудь из вас, - он указал на небольшую группу юношен-сартанов, - побудьте с ним. Возможно, его придется удерживать.
      - В этом нет необходимости! - возразила женщина, стоявшая на коленях рядом с ним,
      Альфред присмотрелся и узнал в ней женщину, лежавшую на месте Лии.
      Она взяла его руки в свои и успокаивающе погладила. Как обычно, его руки поступили по собственному разумению. Уж он-то точно не приказывал им сжимать ее пальцы. Но ее прикосновение было ему очень приятно. Ее руки были сильными и теплыми.
      - Я думал, Ола, что время раздоров уже позади, - произнес Самах.
      Голос главы Совета был мягким, но в нем сквозили такие стальные нотки, что Альфред побледнел от страха. Он услышал, как сартаны вокруг него беспокойно зашевелились, словно дети, которые боятся, что родители сейчас поссорятся.
      Женщина крепче сжала руки.
      - Да, Самах. Я тоже так думаю.
      - Совет принял решение. Ты входишь в Совет. Ты подала свой голос, так же как и все остальные.
      Женщина ничего не ответила. Но внезапно ее слова зазвучали в сознании Альфреда, соприкоснувшись с ним, как соприкасались их руки.
      - Ты сам знаешь, что я голосовала за тебя. Но я не только твоя жена, но и член совета.
      И вдруг Альфред понял, что он не должен был слышать этих слов. Сартаны действительно могут разговаривать мысленно, но обычно этим пользуются только очень близкие люди, например, муж и жена.
      Самах словно ничего не услышал. Он отвернулся и перенес внимание на другие дела, явно более важные, чем больной брат, лежащий на полу.
      Женщина продолжала смотреть на Альфреда, но не видела его. Казалось, у нее перед глазами стоят какие-то события, случившиеся давным-давно. Альфреду не хотелось вмешиваться в ее воспоминания, и без того печальные, но пол был невыносимо жестким. Он по
      пытался шевельнуть ногой, которую свело судорогой. Это движение привлекло внимание женщины.
      - Как вы себя чувствуете?
      - Н-не очень хорошо, - от волнения Альфред стал заикаться.
      Он попытался напустить на себя самый болезненный вид в надежде, что Самах и все эти сартаны уйдут и оставят его в покое.
      Ну, или не все. Он обнаружил, что все еще сжимает руку женщины. Видимо, ее зовут Ола. Прекрасное имя, хотя и навевает печаль.
      - Можем ли мы вам чем-нибудь помочь? - Голос Олы звучал беспомощно.
      Альфред понял. Она знала, что он не болен. Она знала, что он притворяется, и это расстраивало и смущало ее. Сартаны не обманывают друг друга. Сартаны не лгут друг другу. Сартаны не боятся друг друга. Возможно, Ола начала разделять мнение Самаха о том, что у них на руках оказался безумец
      Альфред со вздохом закрыл глаза.
      - Не обижайтесь на меня, - тихо сказал он. - Я знаю, что мое поведение кажется вам странным. Я знаю, что вы меня не понимаете. Я даже не могу надеяться, что вы меня поймете. Но если вы захотите, я как-нибудь расскажу вам свою историю.
      С помощью Олы ему удалось сесть. Потом он сумел поладить с ногами, встал и с достоинством встретил взгляд Самаха.
      - Вы - глава Совета Семи. Присутствуют ли здесь остальные члены Совета? спросил Альфред.
      - Да. - Взгляд Самаха скользнул по залу и выхва-гил из толпы еще пятерых сартанов. Напоследок его глаза остановились на Оле. - Да, все члены Совета здесь.
      - Тогда, - смиренно сказал Альфред, - я прошу, чтобы Совет оказал мне честь и выслушал меня.
      - Ну конечно, брат, - с изящным поклоном ответил Самах. - Это ваше право. Совет выслушает вас, как только вы будете в состоянии предстать перед ним. Возможно, через день-два...
      - Нет-нет, - запротестовал Альфред. - Время не ждет. Я имею в виду.. Я думаю, лучше вам прямо сейчас услышать то, что я собираюсь сказать, прежде... прежде чем... - он замялся.
      У Олы перехватило дыхание. Она встретилась глазами с Самахом, и какие бы разногласия ни существовали между супругами, сейчас все они были забыты.
      Язык сартанов, тесно связанный с их магией, обладает способностью вызывать образы, которые помогают слушателям лучше понять слова говорящего. Сильный сартан, наподобие Самаха, способен контролировать эти образы, чтобы его слушатели увидели только то, что он позволит.
      Альфред, к сожалению, не умел управлять своим сознанием - он и с телом-то не всегда справлялся Ола, Самах, да и остальные сартаны, находившиеся в мавзолее, оказались свидетелями удивительных, пугающих и приводящих в смущение картин Картин, исходящих от Альфреда
      - Совет соберется немедленно, - сказал Самах - Что касается всех прочих... - он умолк и обеспокоенно посмотрел на остальных сартанов, которые стояли и терпеливо ждали его указаний. - Я думаю, вы можете остаться здесь, пока мы не выясним, как обстоят дела на поверхности. Я вижу, некоторые наши братья еще не проснулись, Узнайте, может, с ними что-то не в порядке.
      Сартаны поклонились и молча, без лишних вопросов отправились выполнять свои обязанности. Самах повернулся и направился к темному узкому коридорчику, в конце которого находилась дверь, ведущая наружу. Пятеро членов Совета последовали за ним. Ола шла рядом с Альфредом. Она не разговаривала с ним и даже не смотрела на него, давая ему время прийти в себя.
      Альфред был благодарен ей, но он сомневался, что это ему поможет.
      Самах шагал так быстро и уверенно, словно прошло не больше дня с тех пор, как он проходил здесь в последний раз. Поглощенный своими мыслями, он не придавал значения тому, что его длинная накидка мела пол, покрытый толстым слоем пыли.
      Руны на двери замерцали голубым светом, когда Самах приблизился к ней и запел. Дверь распахнулась, подняв тучи пыли.
      Альфред чихнул. Ола в замешательстве посмотрела на него.
      Они вошли в зал Совета. Альфред узнал его по расписанному знаками круглому столу в центре комнаты. Самах нахмурился при виде мягкой пыли, покрывавшей стол таким толстым слоем, что под ней терялись вырезанные на крышке стола руны. Он остановился рядом со столом, провел пальцем по пыли и стал задумчиво разглядывать этот палец.
      Остальные члены Совета не стали приближаться к столу, а остались стоять у двери. Сияние ее рун уже поблекло. Самах одним коротким словом заставил загореться ярким светом белый шар, висевший над столом. Потом он с сожалением взглянул на пыль.
      - Если мы попытаемся ее стереть, то здесь будет нечем дышать. - Он помолчал, потом перевел взгляд на Альфреда. - Я предвижу, что ваш рассказ будет связан с вашим путешествием, и должен признаться, что он вызывает у меня страх, хотя я полагал, что не способен бояться. Думаю, мы можем сесть, и, пожалуй, на этот раз нет необходимости занимать наши обычные места.
      Он отодвинул стул для Олы, и она уверенно прошла на свое место. Остальные члены Совета расселись сами и подняли при этом такую пыль, что на мгновение присутствующих окутала мгла. Вce закашлялись и принялись петь заклинания, чтобы очистить воздух. За это время пыль осела.
      Альфред остался стояла, как и полагалось представшему перед Советом.
      - Прошу вас, брат, приступайте, - сказал Самах.
      - Сначала я должен просить вас ответить на несколько вопросов, - сказал Альфред, взволнованно стискивая руки. - Мне необходимо услышать ответ, прежде чем я буду вправе продолжать.
      - Ваша просьба будет выполнена, брат, - торжественно произнес Самах,
      - Благодарю вас, - Альфред неуклюже присел -видимо, это движение должно было изображать поклон. - Сперва я хочу спросить, не являетесь ли вы потомком того Самаха, который возглавлял Совет во время Разделения?
      Взгляд Оды метнулся к Самаху. Лицо женщины побелело. Члены Совета на своих местах зашевелились; некоторые тоже посмотрели на Самаха, другие уставились в пол.
      - Нет, - ответил Самах. - Я не являюсь его потомком. - Он сделал паузу, возможно, чтобы подчеркнуть свои слова. - Я и есть тот самый Самах.
      Альфред кивнул и тихонько вздохнул.
      - Так я и думал. Значит, это тот самый Совет Семи, который принял решение разделить единый мир и создать на его месте четыре отдельных. Это тот Совет, который руководил борьбой против патринов, который разбил их и взял в плен. Это тот Совет, который построил Лабиринт и заключил в нем наших врагов. Это тот Совет, который решил спасти некоторых меншей от уничтожения и переправить их во вновь созданные миры, в которых вы планировали создать новый порядок, всеобщий мир и процветание.
      - Да, - сказал Самах, - это именно тот Совет, о котором вы говорите.
      - Да, - тихо и печально-повторила Ола, - это тот самый Совет.
      Самах недовольно посмотрел на нее. Из прочих членов Совета двое мужчин и женщина, похоже, разделяли недовольство Самаха, а оставшиеся двое мужчин были на стороне Олы.
      Столь явный раскол Совета поразил Альфреда и спутал все его мысли, которые и без того не отличались особой упорядоченностью. Все, на что он был сейчас способен, - с раскрытым ртом глазеть на своих братьев.
      - Вы получили ответ, - раздраженно сказалг Самах. - У вас есть еще вопросы?
      Вопрос у Альфреда был, но Альфред не знал, как его задать и при этом не рассердить главу Совета Семи. Наконец он выдавил из себя:
      - Почему вы уснули?
      Boпpoc был очень простым. Но, к своему ужасу Альфред услышал отзвуки остальных вопросов, терзавших его сердце, и они повисли в воздухе, как крик боли.
      "Почему вы оставили нас одних? Почему вы покинули тех, кто так нуждался в вас? Почему вы закрыли глаза на хаос, разрушение, страдания?"
      Лицо Самаха стало серьезным и встревоженным Альфред сам испугался того, что натворил, и теперь мог только запинаться и размахивать руками в безуспешных попытках заставить молчать свой внутренний голос.
      - Вопросы порождают вопросы, - произнес наконец Самах. - Видимо, я не смогу ответить, пока вы мне кое-что не объясните. Вы не с Челестры, не так ли?
      - Нет, Самах1. Я не отсюда. Я с Ариануса, Мира Воздуха.
      1 Как вы можете заметить, Альфред не использует титулов наподобие "сэр" или "мой лорд", когда разговаривает с главой Совета, который правил всеми сартанами. Подобного деления на классы не существовало в сартанском обществе времен Разделения. Со сторона Альфреда было бы более точно обращаться к Самаху "брат". То обстоятельство, что Альфред не делает этого, явственно обнаруживает его недоверие к собственному народу.
      - И вы пришли в этот мир через Врата Смерти, я полагаю?
      Альфред заколебался.
      - Наверно, правильнее будет сказать, что я попал сюда по воле случая, или по воле собаки, - добавил он со слабой улыбкой. Эти слова тоже вызвали картинки в сознании слушателей, и, судя по изумлению, отразившемуся на лицах, картинки были им непонятны.
      Альфред понимал их недоумение. Он видел у них в сознании Арианус, различные расы меншей, которые воюют между собой, удивительную машину, которая ничего не делает, сартанов, которые ушли и позабыты. Он видел свое путешествие через Врата Смерти, видел корабль Эпло, видел самого Эпло.
      Альфред собирался с силами, чтобы ответить на вопрос, который, по его мнению, сейчас должен был задать Самах, но, очевидно, эти образы обрушились на сартана столь бурно, что он был сейчас полностью поглощен собственными ощущениями.
      - Вы говорите, что попали сюда случайно. Разве вас послали не для того, чтобы разбудить нас?
      - Нет, - ответил Альфред и вздохнул - Честно говоря, меня никто не посылал.
      - Разве наш народ на Арианусе не получил наше послание с просьбой о помощи?
      - Не знаю, - покачал головой Альфред, не отрывая взгляда от пола - Если и получили, то это было давно. Очень давно.
      Самах умолк Альфред знал, о чем он сейчас думает. Глава Совета думал, как лучше задать вопрос, который ему совсем не хотелось задавать. Наконец Самах взглянул на Олу
      - У нас есть сын: Он сейчас находится в соседней комнате Ему двадцать пять лет по тому счету, что был до Разделения. Если бы он не выбрал сон, сколько лет ему сейчас было бы?
      - Его бы не было в живых, - ответил Альфред.
      У Самаха задрожали губы. С видимым усилием ему удалось взять себя в руки
      - Вы уверены? Ведь сартаны живут долго. Возможно, он был бы глубоким стариком?
      - В живых не было бы ни его, ни его детей, ни детей его детей.
      Альфред не стал говорить, что скорее всего у молодого человека вообще не осталось бы детей. Альфред попытался скрыть это, но он видел, что Самах уже начинает догадываться Он ведь видел в сознании Альфреда гробницы Ариануса и мертвых сартанов Абарраха, сметенных лавовым потоком.
      - Сколько же мы спали? Альфред потер лысину
      - Я не могу сказать точно. В разных мирах разный отсчет времени.
      - Столетия?
      - Полагаю, что так.
      Ола приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать и не могла. Остальные сартаны были потрясены. Альфред подумал, как это, должно быть, ужасно проснуться и обнаружить, что проспал целую эпоху.
      - Это все так... запутанно. Единственные, кто может помнить об этом, у кого наверняка сохранились записи, это... - слово застыло у Альфреда на губах. Он не хотел, чтобы оно прозвучало здесь, ну, по крайней мере, сейчас.
      - Патрины, - закончил за него Самах. - Да, я видел в вашем сознании мужчину из числа наших древних врагов. Он освободился из Лабиринта. Вы путешествовали вместе.
      Лицо Олы прояснилось. Она нетерпеливо подалась вперед.
      - Можем ли мы искать утешения в этом? Я не одобряла этот план, - она быстро взглянула на мужа, - но я бы очень хотела ошибиться. Можем ли мы считать, что наши надежды на исправление оправдали себя? Что патрины, выйдя из заключения, усвоили этот суровый урок и отказались от своих дьявольских планов по захвату власти?
      Альфред помедлил с ответом.
      - Нет, Ола, ты не можешь найти утешения и в этом, - холодно сказал Самах. - Конечно, мы должны были знать. Посмотри на образ патрина в сознании нашего брата. Это те же самые патрины, которые принесли в мир страшные разрушения. Он хлопнул по подлокотнику и снова поднял тучу пыли.
      - Нет, Самах, вы ошибаетесь! - запротестовал Альфред и сам поразился собственной дерзости. - Большая часть патринов все еще находится в той тюрьме, в которую вы их заключили. Они жестоко страдают. Бесчисленное множество их стало жертвами чудовищ, которых мог измыслить лишь дьявольский, извращенный разум! Те, кому удалось вырваться, полны ненависти к нам, ненависти, которая передавалась из поколения в поколение. И мне кажется, эту ненависть можно понять. Видите ли, я... я побывал там... в другом теле.
      Его новообретенное мужество быстро таяло под пылающим взглядом Самаха. Альфред сжался и ушел внутрь себя. Его руки теребили потрепанные кружева, выбивавшиеся из рукавов поношенной бархатной куртки.
      - Как вы можете говорить такое, брат?! - вознегодовал Самах. - Это невозможно! Лабиринт создан для обучения. Это игра - тяжелая, сложная, но не более чем игра!
      - Боюсь, эта игра стала смертельной, - произнес Альфред, не отрывая взгляда от пола. - Но, возможно, надежда еще существует. Видите ли, этот патрин, с которым я знаком, очень сложный человек. У него есть собака...
      Самах сощурился.
      - Вы, кажется, симпатизируете врагу, брат?
      - Нет-нет, - залепетал Альфред, - Я действительно не знаю никаких врагов. Я знаю только Эпло. И он...
      Но Самаха это уже не интересовало. Он отмахнулся от слов Альфреда, как от пыли.
      - Этот патрин, которого я видел в вашем сознании, был свободен и путешествовал сквозь Врата Смерти. Каковы его цели?
      - И-исследования, - от волнения Альфред начал заикаться.
      - Нет, не исследования! - Самах вскочид на ноги и устремил взгляд на Альфреда. Под этим пронзительным взглядом Альфред попятился. - Не исследования! Разведка!
      В глазах Самаха, когда он обратился к другим членам Совета, сверкало мрачное торжество,
      - Кажется, братья, мы проснулись вовремя. Наши древние враги снова готовятся начать войну.
      Глава 7
      ГДЕ-ТО ПОСРЕДИ ДОБРОГО МОРЯ
      Утро. Еще одно утро отчаяния и страха. Утро - самое тяжелое для меня время. Когда я прихожу в себя после кошмарного сна, то в первое мгновение мне кажется, что я у себя дома, в своей кровати, и это был всего лишь сон. А потом я вспоминаю, что эти кошмары могут в любую минуту стать реальностью. Мы пока не видели никаких признаков присутствия змеев, но кто-то неотступно следит за нами. Мы не мореходы и не умеем управлять кораблем, но кто-то управляет им. Кто-то ведет нас. И мы не знаем, кто.
      От страха мы даже не отваживаемся подняться на верхнюю палубу. Мы стараемся скрыться в нижней части корабля, где этот кто-то не может достать нас.
      Каждое утро Элэйк, Девон и я собираемся вместе и без всякого аппетита что-то едим. Мы смотрим друг на друга и спрашиваем себя, не станет ли сегодняшний день последним.
      Самое страшное - это ожидание. Наш страх растет день ото дня. Нервы натянуты уже до предела. Девон - Девон? - поссорился с Элэйк из-за какого-то ее замечания об эльфах. Кажется, они до сих пор ругаются. Но причина этой ссоры - не гнев, а страх. Я начинаю думать, что страх сведет нас с ума.
      Воспоминания дают мне возможность хоть ненадолго забыться. Я расскажу о том, как мы готовились уходить.
      Сборы были горькими и мучительными. Оказалось, что принять решение сдаться змеям было самой легкой частью дела. Мы успокоились, вытерли слезы и стали думать, что скажем родителям. Мы выбрали Элэйк, чтобы она говорила от нашего имени, и пошли на террасу.
      Наше появление стало неожиданностью для родителей. Элиасон совсем недавно потерял жену (она умерла от какой-то эльфийской болезни), и теперь ему было больно смотреть на Сабию, свою единственную дочь, как две капли воды похожую на покойную мать Он отвернулся. Когда снова посмотрел на нас, его глаза были полны слез.
      Сабии изменило мужество. Она подбежала к отцу, обняла его и расплакалась. И конечно же, все рассказала.
      - Вы подслушивали?! - нахмурился Думэйк. - Опять?!
      Я никогда еще не видела его в таком гневе. Тщательно подготовленная речь застыла у Элэйк на губах.
      - Отец, мы решили идти. Вы не можете нас остановить...
      - Нет!!! - в ярости взревел он и принялся крушить кораллы, не обращая внимания на то, что разбивает руки в кровь - Я скорее умру, чем подчинюсь этим!..
      - Да, умрешь! - закричала Элэйк. - И весь наш народ умрет! Ты этого хочешь?!
      - Сражаться! - черные глаза Думэйка пылали, на губах выступила пена. - Мы будем сражаться! Эти твари так же смертны, как и мы! У них тоже есть сердце, которое можно вырвать!..
      - Да, - решительно сказал мой отец, - мы будем сражаться.
      У его ног на полу лежали вырванные из бороды клочья. В тот момент я впервые до конца осознала, на что мы решились. Я и раньше не думала, что нам будет легко это сделать, но мы, когда принимали решение, думали только о собственных страданиях. Теперь я поняла, что хотя нам предстояло умереть, и умереть ужасной смертью, после этого все наши страдания закончатся и мы предстанем перед Единым. А наши родители (и те, кто нас любит) будут переживать нашу смерть снова и снова.
      Мне было стыдно смотреть им в глаза.
      Отец и Думэйк уже обсуждали боевые топоры и другое оружие, которое они собирались изготовить, и наговоры, которые эльфы могли бы наложить на это оружие. Элиасон уже пришел в себя и действительно предложил несколько заклятий. Я не могла промолвить ни слова. Мне стало казаться, что, может быть, у наших народов действительно есть возможность спастись, что мы можем сражаться со змеями и что нам не обязательно жертвовать жизнью. И тут я увидела Элэйк. Она как-то странно молчала.
      - Мама, - вдруг холодно сказала она, - ты должна сказать им правду.
      Делу вздрогнула. Она бросила на дочь быстрый, полный затаенного недовольства взгляд, словно пытаясь заставить ее молчать, но было поздно. Мы поняли, что она что-то скрывает.
      - Какую правду? - настойчиво спросила моя мама.
      - Я не имею права этого говорить, - сказала Делу, стараясь ни на кого не смотреть. - И моя дочь прекрасно об этом знает, - резко добавила она.
      - Мама, ты должна сказать, - продолжала настаивать Элэйк. - Или ты хочешь позволить им вступить в безрассудную борьбу с врагом, которого невозможно победить?
      - Делу, что она имеет в виду? - Это снова вмешалась моя мама.
      Она была ниже всех присутствующих. Даже я выше ее. Я и сейчас вижу, как она стоит подбоченясь, вздернув подбородок и твердо упираясь ногами в землю. Делу была высокой и стройной - мама едва доставала ей до пояса. Но в моей памяти мама стоит выше всех - за ту силу и мужестве, которые она проявила в тот день.
      Под маминым напором Делу рухнула, как подрубленное дерево. Колдунья опустилась на низкую скамью, уронила руки на колени и склонила голову.
      - Я не могу вдаваться в подробности, - тихо сказала она. - Я не буду говорить много, но.. - она судорожно вздохнула, - я попытаюсь объяснить. Когда происходит убийство...
      (Я хочу сделать здесь отступление, чтобы заметить, что люди действительно иногда убивают друг друга. Я понимаю, что в это трудно поверить, но тем не менее это правда. Уж они-то, с их короткой жизнью, могли бы относиться к жизни с большим почтением. Но не тут-то было. Они убивают по самым ничтожным причинам - из зависти, из мести, из жажды власти.)
      - Когда происходит убийство и убийцу невозможно найти, - рассказывала Делу, - члены ковена могут - при помощи заклинаний, о которых я не имею права говорить, - собрать сведения о том, кто совершил преступление.
      - Они могут даже вызвать образ преступника, - добавила Элэйк, - если найдут принадлежащую ему прядь волос или следы его крови.
      - Дитя, что ты говоришь? - попыталась одернуть ее Делу, но дух ее был сокрушен и протест вышел неубедительным.
      Элэйк продолжала:
      - Одна-единственная нитка может рассказать ковену, во что убийца был одет. Если преступление произошло недавно, сам воздух сохраняет следы потрясения, и по ним можно узнать...
      - Довольно, дочка! - подняла взгляд Делу. - Достаточно сказать, что мы можем вызвать образ не только убийцы, но и его души, назовем это так.
      - И ковен применил эти заклинания в деревне?
      - Да, Думэйк. Это была магия. Мне не разрешили говорить тебе об этом.
      По виду Думэйка не было похоже, чтобы ему это понравилось, но он не стал ничего говорить. Магия внушает людям страх и благоговение. У эльфов все-таки более здравый подход к ней, но, возможно, это из-за того, что эльфийская магия имеет дело с более практичными вещами. А мы, гномы, вообще не видим в ней смысла. Конечно, она помогает сберечь время и силы, но в уплату она может потребовать свободу. И кто может по-настоящему доверять магам, если они, как видно, не доверяют даже собственным супругам?
      - Так, значит, Делу, вы употребили свои заклинания против змеиного помета, или что там эти твари оставляют.. - Мама не позволяла нам отклониться от темы. - Ну и что вы выяснили насчет их душ?
      - У них нет души, - ответила Делу.
      Мама раздраженно взмахнула руками и посмотрела на отца, явно желая сказать, что мы тратим время на чепуху Но по выражению лица Элэйк я понимала, что и это еще не все.
      - У них нет души, - повторила Делу, глядя на маму. - Можете вы это понять? У всех смертных существ есть души, так же, как у всех смертных существ есть тела.
      - А нас как раз тела и интересуют, - огрызнулась мама.
      - Делу хочет сказать, - пояснила Элэйк, - что, раз у этих змеев нет души, то они не смертны.
      - Что значит - они не смертны? - потрясение взглянул на девушку Элиасон. Их нельзя убить?
      - Мы не уверены, - устало произнесла Делу и поднялась на ноги. - Потому-то я сочла за лучшее пока об этом не говорить. Ковен никогда не встречался с подобными существами. Мы просто не знаем.
      - Но хоть какие-то предположения у вас есть? - спросил Думэйк.
      Сперва казалось, что Делу не захочет отвечать, но она быстро поняла, что у нее нет выбора.
      - Если то, что мы обнаружили, - правда, то это не змеи. Это существа сродни тем, кого в древности называли драконами. Считалось, что драконы бессмертны, но, может быть, это значит только, что дракона почти невозможно убить. Почти. Драконы - необычайно сильные существа. Особенно - в магии.
      - Мы не можем сражаться со змеями, - сказал отец, - и у нас нет никакой надежды на победу. Ты это имеешь в виду? А я скажу, что мне все равно! Мы не отдадим им ни одного гнома - все равно какого. И весь наш народ скажет то же самое.
      Я знала, что он прав. Я понимала, что гномы скорее погибнут, чем пожертвуют кем-нибудь из нас. Я почувствовала облегчение... и еще больший стыд.
      Думэйк сверкнул глазами:
      - Я согласен с Ингваром. Мы должны сражаться.
      - Но, отец, - запротестовала Элэйк, - как ты можешь обречь на гибель весь наш народ ради моего спасения...
      - Я делаю это не ради твоего спасения, дочка, - строго возразил Думэйк. Я делаю это ради спасения нашего народа. Если я сейчас отдам им свою дочь, откуда мне знать, что в следующий раз эти драконы не потребуют всех наших дочерей. А потом и всех сыновей. Нет! - Его и без того разбитая рука снова обрушилась на кораллы. - Мы будем сражаться. И это же скажет весь наш народ!
      - Я не отдам им свое дитя, - сдавленным от слез голосом прошептал Элиасон.
      Он так крепко обнимал Сафаю, словно вокруг нее уже сжимались змеиные кольца. Сабия цеплялась за него и оплакивала его горе сильнее, чем свое.
      - Никто из нашего народа не согласился бы купить себе жизнь такой ужасной ценой, даже если бы мы - Думэйк правильно сказал - могли доверять этим змеям, драконам, или кто там они есть.
      - Мы будем сражаться, - все более решительно продолжал Элиасон. Потом он вздохнул и беспомощно посмотрел на нас. - Хотя прошли эпохи с того времени, как эльфам приходилось сражаться. Но, я думаю, в архивах мы найдем сведения, необходимые для изготовления оружия...
      Отек фыркнул.
      - Вы что, всерьез думаете, что эти твари будут ждать, пока ваши эльфы прочтут все свои книжки, добудут руду и построят кузницы? Мы должны сражаться тем, что у нас под рукой. Я пришлю вам боевые топоры...
      - А я обеспечу вас мечами и копьями. - Похоже, Думэйка уже охватила жажда битвы.
      Делу и Элиасон стали обсуждать заклинания, которые могли бы пригодиться в военном деле. Но, к несчастью, у людей и эльфов магия слишком разная, и они никак не могли найти общий язык, но зато, кажется, нашли утешение в том, что делают хоть что-то полезное.
      - Девочки, почему бы вам не вернуться в комнату Сабии? - предложила мама. - Вы слишком потрясены. - Она подошла и прижала меня к груди. - Но я всегда буду гордиться своей храброй дочкой, которая была готова отдать жизнь за свой народ.
      Потом мама ринулась поддерживать отца, который доказывал Душйку преимущества боевого топора по сравнению с секирой, и о нас все забыли.,
      Вот так оно и было. Наши родители тоже приняли решение. Я понимала, что должна бы радоваться, но вот после того, как мы решили пожертвовать собой, у меня отчего-то сделалось легко на сердце, а теперь опять стало тяжело. На меня словно свалилась тяжкая ноша, и я едва тащилась по сияющим коралловым коридорам. Элэйк была мрачной и задумчивой. Сабию все еще душили рыдания, и вот так, не разговаривая друг с другом, мы добрались до ее комнаты.
      И даже там мы продолжали молчать. Но наши мысли, как ручьи, текущие в одну сторону, не могли не слиться. Я подняла глаза на Элэйк и увидела, что она тоже смотрит на меня. Потом мы одновременно повернулись и посмотрели на Сабию. Ее глаза расширились. Она обессиленно опустилась на край кровати и покачала головой.
      - Как вы можете об этом думать! Вы же слышали, что сказал мой отец...
      - Сабия, выслушай меня. - Тон Элэйк напомнил мне те времена, когда мы пытались уговорить эльфийку вместе подшутить над нашей гувернанткой. - Неужели ты сможешь остаться здесь, наблюдать, как твой народ будет гибнуть, и говорить себе: "Я могла бы не допустить этого"?
      Сабия опустила голову.
      Я подошла к ней и обняла. Эльфы - они такие худенькие. Так и кажется, что от одного прикосновения пополам переломятся
      - Наши родители ни за что не позволят нам уйти, - заговорила я. - И потому мы должны взять дело в свои руки. Если есть хоть малейшая возможность спасти наши народы, мы просто обязаны попытаться это сделать,
      - Но мой отец! - в отчаянии вскрикнула Сабия, - Я разобью его сердце!
      Я вспомнила об отце, о клочьях бороды, усеивавших поя, о маме, обнимавшей меня, и мужество едва не покинуло меня. Тогда я представила себе гномов, схваченных гигантскими пастями. Я подумала о Хартмуте с его сверкающим боевым топором - они были бессильны против этих тварей.
      Я и сейчас, когда пишу, думаю о моих родителях и о моем народе и знаю, что мы поступили правильно. Как говорила Элэйк, я просто не смогла бы смотреть, как гибнет мой народ, и говорить себе: "Я могла бы не допустить этого".