Этот запах нравился очень многим женщинам, они даже находили его привлекательным. И они никогда не жаловались, не зудели и не пилили его. Не то что Тика! Почему бы, собственно, ей не принять своего мужа таким, каков он есть?
      Пытаясь натянуть на себя свежую рубашку, которая отыскалась на спинке кровати, Карамон отчаянно жалел себя.
      — Никто меня не понимает… — бормотал он. — Жизнь трудна… сейчас наступили тяжелые времена, но все обязательно изменится… когда-нибудь. Нужно только дождаться. Может быть, уже завтра…
      Наконец Карамон одержал победу над рубашкой и выбрался из спальни.
      Стараясь казаться беззаботным, он нетвердой походкой вошел в аккуратно прибранную, чистую столовую и с размаху плюхнулся в кресло за столом. Кресло жалобно крякнуло, и Тика обернулась на звук.
      Поймав ее взгляд, Карамон вздохнул. Тика была в ярости. Он попытался улыбнуться ей, однако улыбка у него вышла глупая и ничуть не помогла делу. Тика резко повернулась, отчего ее рыжие кудри взлетели в воздух, и тут же исчезла в кухне. Было слышно, как она злобно гремит там тяжелыми кастрюлями и горшками.
      Карамон поморщился. У него было такое ощущение, будто гномы с их ужасными молотками возвращаются.
      Несколько минут спустя Тика снова появилась в столовой. В руках у нее был огромный поднос с шипящим беконом, поджаренными маисовыми лепешками и вареными яйцами. Поднос опустился на стол перед его носом с такою силой, что лепешки подпрыгнули дюйма на три.
      Карамон опять поморщился. Несколько мгновений он раздумывал, стоит ли ему поесть или, учитывая состояние желудка, лучше пока воздержаться. Голод победил.
      К тому же Карамон посчитал, что желудку давно пора понять, кто хозяин положения. Он не помнил, когда ел в последний раз, и что ел — тоже не помнил.
      Значит, пора перекусить, и нечего желудку выпендриваться.
      Тика опустилась в соседнее кресло. Подняв взгляд, Карамон заметил, что ее зеленоватые глаза мечут самые настоящие молнии, насупленные брови предвещают грозу, а веснушки на побелевшей от ярости переносице стали особенно отчетливыми.
      — Ну ладно… — проворчал Карамон, торопливо поглощая пищу. — И что я теперь должен сделать?
      — Ты ничего не помнишь. — Это было утверждение, а не вопрос.
      Карамон наспех пошарил в дальних уголках памяти, которые все еще были завешены густым туманом. Какие-то воспоминания действительно зашевелились в нем. Прошлой ночью он должен был куда-то поехать… и с кем-то. Он даже почти целый день провел дома — готовился. Он обещал Тике… Что-то такое он обещал, но сухость во рту совсем его замучила. Во фляжке ничего не оказалось, и он пошел в «Лоток», чтобы пропустить там… всего наперсточек, а потом…
      Он никак не мог вспомнить, что было потом.
      — У меня было одно дело, — избегая смотреть жене в глаза, сказал он наконец.
      — Да, мы видели твое дело, — с горечью воскликнула Тика. — Так устал, бедненький, что не дошел до кровати и свалился прямо под ноги Танису!
      — Танис! — Карамон уронил вилку. — Танис… был здесь прошлой ночью… — С протяжным стоном гигант сжал голову руками.
      — Ты устроил тут настоящий цирк, — продолжала Тика сдавленным голосом. — Перед всем городом, да и перед доброй половиной эльфов Кринна, не говоря уже о наших старых друзьях. Жалкое, надо сказать, было зрелище — великий герой Карамон Маджере после битвы с Зеленым Змием! — Теперь она чуть не плакала. — На глазах наших самых лучших друзей…
      Карамон снова застонал. Из глаз его тоже покатились слезы.
      — Но почему, почему? — бормотал он. — И ведь именно Танис…
      Стук в дверь прервал его горькие мысли.
      — И что теперь? — вставая и вытирая слезы рукавом блузки, спросила Тика.
      — Может быть, это все-таки Танис. Карамон поднял голову.
      — Постарайся хотя бы выглядеть тем мужчиной, каким ты когда-то был, — бросила она ему и поспешила к двери. Отодвинув засов и отворив дверь, Тика была удивлена.
      — Отик? — недоуменно сказала она. — Что за… Кому эта еда?
      Полный пожилой трактирщик стоял на пороге с тарелкой горячей картошки в руках и заглядывал внутрь через ее плечо.
      — Ее здесь нет? — спросил он и вздохнул.
      — Кого это — ее? — озадаченно спросила Тика. — Здесь никого нет.
      — О боги! — Лицо Отика стало торжественным и серьезным. В рассеянности он начал выуживать кусочки рагу из тарелки и быстро отправлять их себе в рот. — Значит, мальчуган из конюшни был прав. Она уехала. Уехала, не дождавшись, когда я приготовлю для нее этот чудесный завтрак.
      — Да кто уехал?! — начиная терять терпение и в то же время гадая, не имеет ли старик в виду Дэзру, воскликнула Тика.
      — Госпожа Крисания. Ее нет в гостинице. И вещей ее нету. Мальчишка-конюх сказал, что она разбудила его на рассвете, велела оседлать коня и уехала. Я думал…
      — Госпожа Крисания! — ахнула Тика. — Уехала, никому ничего не сказав?
      Конечно, она…
      — Что? — жуя рагу, с любопытством осведомился Отик.
      — Ничего, — сказала Тика и побледнела. — Ничего, Отик. Я думаю, тебе стоит вернуться в таверну. Я… я немного задержусь сегодня.
      — Конечно, Тика, — разглядев склонившегося над столом Карамона, кивнул Отик. — Приходи когда сможешь, я тебя подменю. — И он ушел, задумчиво доедая картошку, а Тика захлопнула за ним дверь.
      Увидев, что Тика возвращается, и предчувствуя очередную выволочку, Карамон неловко встал из-за стола.
      — Мне что-то не хочется есть, — сказал он поспешно.
      Внезапно он развернулся и ринулся обратно в спальню, едва не свалившись на пороге. Хлопнула дверь, и из спальни послышались приглушенные рыдания.
      Тика присела у стола и задумалась. Госпожа Крисания уехала, а ведь направлялась она в Вайретский Лес. Если говорить точнее, то она отправилась на его поиски. Общеизвестно, что ни один человек не мог найти Вайретский Лес
      — этот Лес находил человека!
      Тика вздрогнула, припомнив разом страшные рассказы Карамона. Ужасный этот Лес был нанесен на многие карты, но стоило сравнить их между собой, как оказывалось, что всякий раз он был отмечен на новом месте. Из-за Леса, как зловещий знак, предупреждающий об опасности, всегда виднелась Вайретская Башня Высшего Волшебства, где ныне была сосредоточена вся сила магов Ансалона. Или почти вся…
      Тика приняла решение и встала. Резким движением распахнув дверь, она вошла в спальню и обнаружила Карамона лежащим ничком на кровати. Карамон рыдал в три ручья и всхлипывал, как ребенок. Стараясь не обращать на мужа внимания, дабы его жалкий вид не тронул ее сердца, Тика твердым шагом подошла к сундуку с одеждой. Откинув крышку, она принялась перебирать вещи и почти сразу наткнулась на полупустую фляжку, но сейчас просто-напросто отшвырнула ее в сторону.
      Наконец, почти на самом дне сундука, она нашла то, что искала.
      Это были доспехи Карамона.
      Вытащив за кожаные ремни набедренники, она с силой швырнула их в мужа.
      Железные доспехи попали ему в плечо и со звоном отлетели на пол.
      — О-ох! — садясь, воскликнул Карамон. — Ради всего святого. Тика, оставь меня в покое!..
      — Ты поедешь следом за ней, — доставая поножи, твердо сказала Тика. — Ты поедешь следом за ней, или я вышвырну тебя вон!

***

      — О, прошу извинить меня, — обратился кендер к человеку, который без дела слонялся по обочине дороги в пригороде Утехи. Увидев перед собой кендера, человек машинально схватился за свой кошелек.
      — Я ищу дом своего друга, — продолжал кендер, премило улыбаясь. — Вернее, дом двух своих друзей. Один из них — молодая красивая женщина с рыжими волосами. Ее зовут Тика Вэйлан…
      — Вон там, чуть дальше. — Не сводя с кендера подозрительного взгляда, мужчина ткнул большим пальцем себе за спину.
      — Вон там? — Тассельхоф Непоседа посмотрел в указанном направлении, и на лице его появилось удивленное выражение. — Вон в том замечательном доме на дереве?
      — Как-как ты его назвал? — Прохожий коротко и резко рассмеялся. — Замечательный? Да, действительно, домишко неплохой.
      Продолжая хихикать себе под нос, он отошел, быстро пересчитывая монеты в кошельке.
      «Какой грубиян!» — подумал Тассельхоф, с рассеянным видом опуская в свой узелок перочинный нож, который минуту назад принадлежал встреченному им горожанину. Затем, по всей видимости тут же позабыв об этом маленьком происшествии, кендер направился прямо к домику Тики, с любовью рассматривая все детали и украшения незаконченного строения, которое было надежно прилажено в развилке ветвей все еще растущего гигантского валлина.
      — Я так рад за Тику, — заметал Тас, обращаясь к своему спутнику, который на первый взгляд походил на груду старого тряпья с ногами. — И за Карамона,
      — добавил кендер. — У Тики никогда не было собственного дома. Как она, должно быть, гордится им!
      Приблизившись к указанному дому, Тассельхоф понял, что это, должно быть, один из самых красивых и дорогих домов в городе. Он был выстроен в полном соответствии с многовековыми традициями древесного зодчества Утехи. Изящные изгибы щипца были сделаны так, чтобы он как можно больше походил на часть живого дерева; комнаты расходились в разные стороны от центрального зала, а стены были украшены резьбой и отполированы, напоминая собой покрытый корой древесный ствол. Общая архитектура постройки прекрасно вписывалась в форму кроны дерева — человеческий труд дополнял работу природы, придавая зданию естественный и гармоничный вид.
      При мысли о том, что друзья его живут в таком прекрасном доме, на сердце у Тассельхофа потеплело. Потом…
      — Как это любопытно, — заметил кендер вслух. — Интересно, почему у дома нет крыши?
      По мере того как странная пара подходила ближе к дереву, Тассельхоф разглядел, что дому недостает некоторых весьма существенных деталей, в том числе и крыши. Массивные щипцы и стропила образовывали только раму крыши, в то время как ее самой не было и в помине. Стены комнат существовали только с одной стороны, а пол оказался всего-навсего грубо сколоченным помостом.
      Остановившись прямо перед деревом, Тас еще раз посмотрел вверх, гадая, что же могло приключиться. Он увидел лежавшие неприбранными и ржавеющие пилы, молотки и топоры. Судя по их виду, вот уже несколько месяцев, как ими никто не пользовался, да и сама постройка потемнела от непогоды и дождей.
      Кендер задумчиво подергал себя за хохолок на голове. Да-а, будь строительство доведено до конца, это действительно был бы самый красивый дом в Утехе!
      Потом он немного посветлел. Одно крыло постройки было все же закончено: окна аккуратно застеклены, стены целехоньки, крыша покрыта и надежно защищала владельца от стихии. «У Тики, по крайней мере, есть хоть одна собственная комнатка», — подумал кендер и улыбнулся.
      Вскоре, однако, его улыбка погасла: над дверью он разглядел выцветшую, но все еще сохранившую следы изящной резьбы деревянную маску — знак того, что в доме проживает некто, не чуждый магии.
      — Мне следовало сразу догадаться! — тряся головой, воскликнул кендер. — Вряд ли Тика и Карам он живут здесь. Правда, тот бездельник сказал… Ох.
      Обходя вокруг толстенного ствола дерева, он заметил небольшое строение, затерявшееся среди вымахавших в человеческий рост сорняков и скрытое тенью могучего ствола. Судя по всему, дом, напоминавший скорее сарай-переросток, был выстроен как временное жилье, однако теперь он стал жильем постоянным. «Если бы дом мог иметь несчастный вид, — подумал Тассельхоф, — это был бы тот самый случай. Ишь как его перекосило…»
      И действительно, фасад провалился и как бы нахмурился, краска потрескалась и облупилась. Несмотря на это, на окнах белели чистые занавески, а на подоконниках стояли в горшках заботливо ухоженные цветы. Кендер вздохнул. Так вот каков он, дом Тики, выстроенный в тени ее мечты.
      Приблизившись к домишку, он остановился у дверей и прислушался. Внутри явно происходила какая-то нешуточная битва. До слуха кендера доносились тупые удары, звон железа и разбиваемой посуды, невнятные крики и шлепки.
      — Я думаю, тебе лучше подождать здесь, — обратился кендер к самоходной куче тряпья.
      Его спутник согласно хрюкнул и с удобством устроился на грязной дороге прямо напротив дома. Тас неуверенно взглянул в сторону странного существа, но что-то подсказало ему, что так, пожалуй, лучше. Пожав на всякий случай плечами, кендер взялся за ручку двери и, повернув ее, шагнул вперед, довольно самонадеянно решив, что дверь сейчас откроется и он войдет. Не тут-то было. Он довольно болезненно ткнулся носом в дверь, которая оказалась заперта изнутри.
      — Странно, — отступая назад, вслух проговорил кендер. — О чем только Тика думает, хотел бы я знать?! Запирать двери, фи! Какое варварство, какая дикость.
      Судя по всему, заперто на засов… А ведь я уверен, что о моем приезде сообщено заранее!
      Он мрачно уставился на дверь. Невнятные крики и вопли продолжали доноситься изнутри, и кендеру показалось, что он узнал глубокий баритон Карамона.
      — Интересные, однако, звуки я слышу. — Тас огляделся по сторонам и тут же просиял. — Окно! Ну конечно…
      Он поспешил к окну, но обнаружил, что оно также закрыто.
      — От Тики я этого никак не ожидал, хотя людское племя славится негостеприимством, — обиженно пробормотал Тассельхоф себе под нос.
      Рассматривая замок, он увидел, что защелка довольно простая и ее можно открыть без особого труда. Он тут же полез в сумку с инструментами и достал оттуда отмычку — устройство, пользоваться которым кендеры начинают раньше, нежели делают первые самостоятельные шаги. Вставив ее в замок, Тас ловко повернул стальной прутик и с удовлетворением услышал негромкий щелчок.
      Счастливо улыбаясь, он распахнул створки окна и забрался внутрь, бесшумно соскочив с подоконника на пол. Выглянув наружу, он увидел, что спутник его с упоением возится в грязи.
      Это зрелище успокоило кендера, и он принялся изучать комнату, в которую попал, подмечая острым глазом каждую мелочь и трогая все вещи быстрыми ловкими пальцами.
      — Ну разве это не интересно! — говоря сам с собой, кендер постепенно приближался к двери, из-за которой слышался шум борьбы. — Пожалуй, Тика не станет возражать, если я тут кое-что посмотрю. Я все поставлю на место.
      Предмет, который он держал в руках, словно сам собою оказался в подвешенном к его поясу кошельке.
      — А эта штука? Хо-хо! Да она с трещиной! Надо будет указать на это Тике!
      Треснутая «штука» мгновенно оказалась в его кармане.
      — А что здесь делает это блюдечко для масла? Я уверен, что Тика обычно держит его в кладовке. Нужно будет посоветовать ей убрать его на место.
      Блюдечко для масла исчезло во втором кошельке. Незаметно для самого себя кендер приблизился к двери. Повернув ручку (он поблагодарил Тику за то, что она не заперла и эту дверь), Тас вошел в соседнее помещение.
      — Привет! — весело сказал он. — Вы про меня не забыли? Ха! Как это забавно! Можно, я тоже поучаствую? Дай мне что-нибудь такое, что я тоже мог бы в него запустить, Тика. Эй, Карамо-он!
      Тас находился в спальне и теперь подходил к сундуку, рядом с которым стояла Тика. В руке она сжимала нагрудную пластину от доспехов, и на лице ее было написано крайнее удивление и замешательство.
      — Что это с тобой случилось, деточка? Ты выглядишь ужасно, просто ужасно!
      Объясни-ка, почему мы должны бросать в Карамона разное железо? — спросил кендер, подбирая с пола тяжелую плетеную кольчугу и поворачиваясь к Карамону, который укрылся за кроватью. — Как часто вы это проделываете? Я слыхал, что супружеские пары занимаются бог знает чем, когда остаются наедине, но о столь изысканном развлечении я не знал…
      — Тассельхоф! Непоседа! — Тика наконец обрела дар речи. — Что, ради всего святого, ты тут делаешь?
      — Танис должен был предупредить вас о моем приезде, — важно заявил кендер и швырнул кольчугу в Карамона. — Ух ты, весело-то как! — воскликнул он и, повернувшись к молодой женщине, сказал с упреком:
      — Входная дверь была заперта.
      Мне пришлось воспользоваться окном. Я-то думал, ты проявишь больше сообразительности. В общем, я должен был встретиться здесь с госпожой Крисанией и…
      К огромному удивлению кендера, Тика выронила нагрудную пластину, разрыдалась и повалилась на пол. В недоумении Тас перевел взгляд на Карамона, который поднимался из-за кровати, словно призрак из могилы. Гигант смотрел на Тику с каким-то потерянным и несчастным видом, потом пробрался через разбросанные доспехи и опустился на колени рядом с ней.
      — Тика, — прошептал он жалобно, — прости меня. Ты же знаешь, я вовсе не хотел тебя обидеть, просто наговорил тут всякого… Я люблю тебя! Я всегда любил только тебя. Просто… я просто не знаю, что делать.
      — Ты знаешь, что делать! — зло выкрикнула Тика. Оттолкнув мужа в сторону, она одним прыжком вскочила на ноги. — Я только что сказала тебе: госпожа Крисания в опасности! Ты должен догнать ее как можно скорее.
      — Кто она такая, эта Крисания? Почему я должен заботиться о ее безопасности?
      — Выслушай меня хотя бы раз в жизни, — прошипела Тика, и глаза ее сделались зелеными и злыми. — Госпожа Крисания — могущественная жрица Паладайна, только Элистан могущественнее ее в этом мире. Ей был вещий сон, указавший, что злая сила Рейстлина может погубить Кринн! Она направляется в Вайретский Лес, говорить с Пар-Салианом…
      — Чтобы тот помог ей уничтожить Рейстлина? — прорычал Карамон.
      — Что, если так? — вспыхнула Тика. — Разве он заслуживает жизни? Да он бы убил тебя, не раздумывая!
      Глаза Карамона угрожающе засверкали, а лицо побагровело от гнева.
      Тассельхоф испуганно сглотнул, увидев его сжимающиеся кулаки, но Тика бесстрашно шагнула вперед и встала перед мужем. Ее голова едва доставала до подбородка гиганта, но кендеру показалось, что проставленный воин спасовал.
      Кулаки его сами собой разжались.
      — Увы, нет, Карамон, — мрачно сказала Тика, — она вовсе не хочет его смерти. Она любит твоего брата, и пусть ее бог защитит ее. Она хочет спасти Рейстлина, хочет отвратить его от зла.
      Карамон удивленно уставился на Тику, и выражение его лица смягчилось.
      — Правда? — спросил он.
      — Правда, Карамон, — устало кивнула Тика. — Именно поэтому она приехала сюда — она хотела повидаться с тобой. Она думала, что ты сможешь ей помочь. Ну а когда она увидела тебя вчера вечером… Карамон опустил голову, и глаза его наполнились слезами.
      — Совсем посторонняя женщина хочет помочь Рейсту. И рискует при этом жизнью… — Он снова зарыдал. Тика уставилась на него в совершенном отчаянии.
      — Ради любви к… Догони ее, Карамон! — воскликнула она и притопнула ногой. — Одной ей ни за что не добраться до Башни, тебе это известно, как никому другому. Только ты знаешь дорогу через Вайретский Лес.
      — Да, — Карамон шмыгнул носом, — я ездил туда с Рейстом. Я отвез его туда, чтобы он смог войти в Башню и подвергнуться Испытанию. О, это злое Испытание!..
      Я охранял его. Я был ему нужен… тогда.
      — А Крисания нуждается в тебе сейчас! — мрачно сказала Тика.
      Карамон все еще нерешительно переминался с ноги на ногу, и Тассельхоф заметил, как на щеках Тики пролегли жесткие решительные морщинки.
      — Если ты действительно хочешь ее нагнать, тебе нельзя терять времени. Ты помнишь дорогу?
      — Я помню! — в восторге завопил Тас. — Я знаю! У меня есть карта!
      Тика и Карамон разом повернулись и с удивлением уставились на кендера. Оба уже успели позабыть о его существовании.
      — Я не уверен… — протянул Карамон, мрачно меряя Тассельхофа взглядом. — Я прекрасно помню твои карты, Тас. Одна из них привела нас в порт, где не было моря.
      — Так я тут был ни при чем! — с негодованием воскликнул кендер. — Даже Танис так сказал. Карта-то была составлена еще до Катаклизма, после которого море отступило от берегов. Нет, Карамон, тебе придется взять меня с собой! Я обязательно должен был встретиться с госпожой Крисанией. Она послала меня с поручением, с настоящим поручением, и я выполнил его. Я нашел…
      Какое-то движение привлекло внимание кендера.
      — Ага, вот и она!
      Он взмахнул рукой, и его озадаченные слушатели повернулись к дверям спальни, где стояло на пороге бесформенное существо — не то тюк старого тряпья, не то огородное пугало. Пугало смотрело на них черными подозрительными глазками.
      — Моя голодная, — пропищало существо, обращаясь к кендеру. — Когда мы есть?
      — Чтобы найти Бупу, я совершил целое путешествие! — сказал Тассельхоф гордо.
      — Но зачем госпоже Крисании понадобилась эта твоя Бупу? — удивилась Тика, совершенно сбитая с толку. — По себе знаю, от овражных гномов пользы не дождешься…
      Она отвела Бупу на кухню, сунула ей в руки кусок черствого хлеба и ломоть сыра и поспешно вывела гостью на улицу — запах овражных гномов вряд ли мог добавить уюта ее чисто прибранному дому. Бупу, совершенно счастливая, вернулась на грязную дорогу и принялась уплетать хлеб с сыром, запивая их водой из лужи.
      — Я обещал, что никому ничего не скажу, — важно заявил кендер, помогая Карамону застегнуть доспехи.
      Это стоило ему немалых усилий, так как гигант явно раздался вширь с тех пор, как надевал свою броню в последний раз. Тика и Тассельхоф успели несколько раз вспотеть, затягивая ремни, застегивая пряжки и уминая под доспехами складки жира.
      Карамон, в свою очередь, мычал и стонал, как человек, которого пытают на раскаленной решетке. Несколько раз он облизывал пересохшие губы и бросал исполненный вожделения взгляд в угол спальни, куда Тика так бесцеремонно отшвырнула его драгоценную фляжку.
      — Ну, давай, рассказывай, — поддразнила Тика, прекрасно зная, что кендер не способен сохранить тайну, даже если от этого будет зависеть его жизнь. — Я уверена, что госпожа Крисания не стала бы возражать.
      Лицо кендера исказила мука.
      — Она… она заставила меня дать обещание и поклясться Паладайном, Тика!
      — торжественно сообщил кендер. — К тому же тебе известно, что я и Фисбен… то есть я хотел сказать — Паладайн, близкие друзья…
      Он помолчал, сосредоточенно пыхтя.
      — Эй, Карамон, втяни брюхо! — прикрикнул он. — Должно быть, ты немало потрудился, чтобы довести себя до этого состояния, парень.
      Кендер уперся ногой в бедро гиганта и потянул изо всех сил. Карамон завопил от боли.
      — Я в прекрасной форме, — заявил он, слегка отдышавшись. — Должно быть, что-то случилось с доспехами. Вероятно, они усохли, иначе не объяснить.
      — Впервые слышу, чтобы металл усыхал, — заинтересовавшись, признался Тассельхоф. — Разве что тут было слишком горячо. Впрочем, это идея. Надо как следует разогреть твои железки, чтобы они расширились, и тогда мы, быть может, сможем засунуть тебя внутрь. А может быть, следует намылить тебя как следует?..
      — Заткнись! — прорычал Карамон.
      — Я хотел как лучше, — заметил Тас, оскорбленный в лучших чувствах. Затем его лицо снова стало прехитрым. — Так вот, что касается госпожи Крисании… Я дал священную клятву. Могу только, пожалуй, сказать, что она попросила меня поведать ей все, что мне известно о Рейсшине. Я рассказал, и то поручение, которое она мне дала, было связано с моим рассказом. Крисания вообще удивительный человек, Тика, — торжественно продолжал кендер. — Ты, может быть, не заметила этого, но я не слишком религиозен, как, впрочем, и все кендеры. Так вот, вовсе не надо быть глубоко религиозным, чтобы почувствовать в госпоже Крисании истинное добро. К тому же она умна. Может быть, даже умнее Таниса.
      Глаза кендера блестели от сознания собственной важности.
      — Я думаю, кое-что я могу вам рассказать, — сказал он таинственным шепотом. — У нее есть план! План, как спасти Рейсшина! Бупу — часть этого пиана. Крисания возьмет ее с собой к Пар-Салиану!
      Услышав это, даже Карамон посмотрел на Тассельхофа с сомнением. Тика же про себя подумала, что, возможно, Танис и Речной Ветер были правы: Крисания действительно безумна. И все же любое начинание, которое могло помочь Карамону, которое могло дать ему надежду…
      Но Карамон, похоже, и сам кое-что решил.
      — Понятно. Во всем виноват этот Фис… фисенбе или как там его… — сказал он, неловко поправляя кожаные ремни креплений, врезающиеся в его дряблое тело.
      — Этот колдун Фисбен… или Паладайн, он все нам рассказывал. Да и Пар-Салиан тоже кое-что об этом знает… — Лицо Карамона просветлело. — Мы все устроим! Я привезу Рейстлина сюда, как мы и собирались, да, Тика? Он может даже жить в комнате, которую мы для него построили. Мы станем заботиться о нем, ты и я — вместе. В нашем новом доме. Это будет замечательно, просто замечательно!
      Глаза Карамона сияли, а Тика боялась даже взглянуть на него. Он говорил так, как говорил прежний Карамон, Карамон, которого она когда-то полюбила…
      С трудом сохраняя на лице суровое выражение. Тика резко повернулась и направилась в спальню.
      — Я пойду соберу твои вещи… — сказала она.
      — Стой! Погоди! — воскликнул Карамон. — Нет! То есть спасибо. Тика. Я сам справлюсь. Может быть, ты лучше… гм-м… соберешь нам в дорогу что-нибудь из еды?
      — Я помогу! — вставил Тассельхоф с энтузиазмом и направился на кухню.
      — Прекрасно. — Тика протянула руку и схватила кендера за длинный вихор на макушке. — Только не так быстро, Тассельхоф Непоседа. Ты никуда не пойдешь до тех пор, пока не вывернешь свои карманы и кошельки.
      Тас протестующе взвыл. Пользуясь всеобщим смятением, Карамон метнулся в спальню и захлопнул за собой дверь. Оказавшись в одиночестве, он, не колеблясь, прошел в угол, схватил вожделенную флягу и поболтал ею над ухом. Суда по звуку, там оставалось еще больше половины. Улыбнувшись самому себе, он затолкал ее на самое дно походного мешка и торопливо прикрыл какой-то мятой рубашкой.
      — Эй! Я готов! — крикнул он Тике как можно приветливее.
      Ему никто не ответил, и он пошел на поиски.
      — Я все собрал! — повторил Карамон, в конце концов выхода на крыльцо.
      Это было зрелище! Похищенные драконьи доспехи, в которых он сражался последние месяцы войны, после возвращения в Утеху были им полностью переделаны.
      Он поотбивал страшные шипы, отрихтовал вмятины, начистил и отполировал гладкие поверхности, так что доспехи засверкали как новые, совершенно перестав походить на ненавистную броню, в какую были одеты завоеватели. Карамон немало потрудился над ними, прежде чем бережно и с любовью убрал их в сундук, так что они и теперь были в отличном состоянии, чего нельзя было сказать о нем самом.
      Между черненой кольчугой, прикрывающей грудь, и широким поясом, которым едва удалось стянуть его расплывшуюся талию, виднелось дюймов шесть живота.
      Даже с помощью кендера он не смог затянуть ремни, которые удерживали набедренники, и теперь он был вынужден тащить эту часть доспехов в дорожной котомке. Поднимая щит, Карамон крякнул и с сомнением на него покосился, будто подозревал, что за два года кто-нибудь мог шутки ради утяжелить его свинцовыми болванками. Оружейный пояс не застегивался на животе, и он, пыхтя от напряжения и краснея, кое-как пристроил меч в потертых ножнах за спиной.
      Увидев на крыльце Карамона, Тас не выдержал и отвернулся. Сначала ему показалось, что он вот-вот расхохочется, однако выяснилось, что он скорее готов заплакать.
      — Я выгляжу как дурак, — пробормотал Карамон, заметив, как поспешно спрятал лицо кендер.
      Бупу, выбравшись из лужи, смотрела на него во все глаза. Рот ее приоткрылся.
      — Он выглядеть совсем как моя повелитель, Верховный Блоп Пфадж Первый, — вздохнула она.
      Тассельхоф мгновенно вспомнил разжиревшего, неряшливого короля племени овражных гномов, из Кзак Царота. Схватив Бупу за плечо, он поспешно затолкал ей в рот кусок хлеба, чтобы она заткнулась. Но было поздно. Видимо, Карамон тоже помнил Пфаджа Первого.
      — Ну, все! — прорычал он, и лицо его стало багрово-красным. В ярости он отшвырнул свой щит на крыльцо. — Я никуда не еду! С самого начала это была дурацкая затея!
      Он с укором покосился на Тику и, повернувшись, попытался вернуться в дом.
      Но Тика загородила ему дорогу.
      — Нет, — сказала она негромко, — ты больше не войдешь в мой дом, Карамон, до тех пор, пока не вернешься из похода одним целым человеком.
      — Да, он здесь чрезвычайно много. Хватит на целый три, — пробормотала Бупу с набитым ртом.
      Тас поспешно затолкал ей в рот еще одну горбушку.
      — Ты ничего не понимаешь! — отрезал Карамон свирепо и положил ей руку на плечо. — Прочь с дороги. Тика!
      — Выслушай меня, Карамон, — сказала она непреклонно. В ее негромком голосе звучал металл. Положив руку на грудь мужа. Тика серьезно посмотрела на него снизу вверх. — Помнишь, однажды ты предложил Рейсшину последовать за ним во тьму?
      Карамон сглотнул, побледнел и молча кивнул.
      — Он отказался, — спокойно продолжала Тика. — Он сказал тогда, что это будет означать твою гибель. Но разве ты не видишь, Карамон, разве ты не видишь, что ты последовал за ним во тьму Ты уже умираешь с каждым днем, с каждой минутой. Рейстлин велел тебе идти своим путем и предоставить ему право пойти своим. Но ты не прислушался к нему. Ты идешь двумя путями сразу, Карамон. Одна твоя половина уходит во тьму, а вторая пытается утопить в вине ужас и боль, которые ты там видишь.
      — Да, это моя вина… — Карамон заплакал, и его голос задрожал. — Это я виноват, что он обратился к Черным Мантиям, именно я подтолкнул его к этому!
      Это Пар-Салиан и пытался мне объяснить…
      Тика прикусила губу. Тассельхоф увидел, что лицо ее стало суровым и жестким, но она сумела сдержать рвущийся наружу гнев.
      — Возможно. — Она помолчала, потом набрала в грудь побольше воздуха. — Но ты не вернешься ко мне ни как муж, ни как друг до тех пор, пока не научишься жить в мире с самим собой.
      Карамон уставился на нее так, будто увидел впервые. Лицо Тики было решительным и твердым, зеленые глаза смотрели холодно и ясно. Тас внезапно вспомнил, как Тика сражалась с драконидами в Неракском Храме в последнюю, самую страшную ночь великой Войны. Тогда у нее было точно такое же лицо.