DragonLance / Сага о копье - Час близнецов

      Боги не осмеливались даже вздохнуть, боясь пропустить обращенный к ним голос, который еще бы мог спасти мир.
      В начисто отмытом, водянисто-голубом небе поднялось солнце. Но ни одна птица не приветствовала утро своей песней, ни один листок не шелохнулся на деревьях от дуновения свежего ветерка. Дым от сожженных молниями деревьев поднимался к небу прямыми неторопливыми столбами. Вода с улиц схлынула, словно в одночасье ушла в гигантскую сточную канаву, и люди осторожно выбрались из своих убежищ, чтобы в тревоге оглядеться по сторонам. Всем с трудом верилось, что неистовый разгул стихии действительно прекратился, но, похоже, это было именно так, и большинство жителей, немного успокоившись, отправились спать.
      Был, правда, в Истаре один кендер, который мирно проспал всю ночь и на рассвете был разбужен внезапно установившейся тишиной.
      Тассельхоф Непоседа очень любил вспоминать, как он разговаривал с призраками в Омраченном Лесу, как встречался с драконами и даже летал на двух из них, как близко подошел к Шойкановой Роще (количество шагов, отделявших кендера от страшной Рощи, от рассказа к рассказу неизменно уменьшалось), а также о том, как поверг саму Владычицу Тьмы (правда, не без небольшой посторонней помощи). Простая гроза, даже такая сильная и продолжительная, как эта, вряд ли могла напугать отважного кендера и помешать ему выспаться всласть.
      Добыть из Карамонова сундука магическое устройство было легче легкого. Тас уже не раз мысленно качал головой, удивляясь наивности Карамона — его тайник без труда обнаружил бы любой кендер, достигший трехлетнего возраста,
      — однако он всякий раз воздерживался от желания указать гиганту на то, что двойное дно не слишком надежный способ прятать драгоценности.
      Тас вытащил магическое устройство Пар-Салиана из сундука, и сердце его забилось от восторга и любопытства. Кендер уже успел позабыть, как на самом деле выглядит эта чудесная вещица, напоминающая по форме и размеру яйцо. Тасу казалось невероятным, что именно его руки смогут развернуть эту штуку и превратить ее в скипетр, который держал в руках верховный маг Вайретской Башни!
      Тас торопливо повторил инструкции, которые дал ему Рейстлин. Маг объяснил кендеру, как пользоваться волшебным приспособлением, всего несколько дней назад и настоял, чтобы тот заучил наставление наизусть, не без яда заметив при этом, что бумажку с записями Тас непременно потеряет.
      Инструкция оказалась несложной, и Тас запомнил ее со второго раза.
      Бег времен беспрерывный замедлить нельзя, Но можно их обогнать, А если захочешь вернуться назад, То надо застыть, переждать.
      Для этого крепко возьмись за концы — Зацепятся верно детали — И в разные стороны их разведи, И вскроются времени дали…
      Устройство было таким красивым, что Тас еще долго мог бы любоваться им.
      Однако этого он как раз и не мог себе позволить. Торопливо засунув штуковину в один из своих кошельков, кендер перепоясался ремнем. К нему он привесил еще несколько кошельков (на случай, если по пути Тасу попадется что-нибудь стоящее), затем надел плащ и торопливо выскользнул из комнаты. Он вспоминал свою последнюю беседу с Рейстлином, которая состоялась несколько дней назад.
      — Лучше «одолжить» устройство накануне назначенного дня, — посоветовал ему маг. — Тогда буря будет особенно неистовствовать, и Карамону может взбрести в голову отправиться обратно, не дожидаясь Катаклизма. Кроме того, за день до катастрофы, пока внимание жрецов отвлечено грозой, тебе будет намного проще пробраться в Священную Келью Храма — комнату, где Король-Жрец разговаривает с богами. В утро последнего дня буря прекратится, и тогда Король-Жрец со своими ближайшими соратниками явится в эту комнату, чтобы востребовать у богов могущества для окончательной победы. В это время ты уже должен быть на месте, а устройство Пар-Салиана следует привести в действие, как только Король-Жрец закончит молитву…
      — А как оно действует? — с любопытством перебил кендер. — Я думаю, оно выбросит в небо луч синего огня или что-нибудь в этом роде. Король-жрец, конечно, падет ниц…
      — Нет, — кашлянув, сказал Рейстлин, — никто не падет — что касается голубого света, то тут ты абсолютно прав.
      — В самом деле? — восхитился Тас. — Вот здорово! Выходит, я угадал правильно! Возможно, займись я магией, из меня вскоре вышел бы толк.
      — Несомненно, — сухо заверил Рейстлин. — А теперь позволь я продолжу с того места, на котором ты…
      — О, прошу прощения. Этого больше не повторится, — извинился Тас. Он хотел добавить что-то еще, но Рейстлин сурово на него посмотрел, и кендер заткнулся.
      — Ты должен пробраться в Священную Келью и спрятаться в нише за портьерами. Она расположена сразу за алтарем, так что там тебя никто не найдет.
      — Потом я предотврати… предотвращу Катаклизм, вернусь к Карамону и расскажу ему обо всем! Я стану настоящим героем и прославлюсь в веках… — Тас внезапно замолчал. — А как я прославлюсь, если остановлю то, что еще не начиналось? Как люди узнают, что я совершил, если они не верят в угрозу?..
      — Они узнают, — пообещал Рейстлин.
      — Правда? Но я все же не понимаю… Ах да, ты, наверное, очень занят, — спохватился Тас, заметив нетерпеливый взгляд мага. — Должно быть, мне тоже пора. Ну хорошо, скажи только, ты куда-нибудь отправляешься после того, как все закончится?
      Все это Тас проговорил стремительной скороговоркой, так как крепкая рука мага неумолимо подталкивала его к двери.
      — Туда, куда я решил отправиться, — ответил Рейстлин.
      — А нельзя ли и мне с тобой? — с замиранием сердца осведомился кендер.
      — Нет. Ты будешь нужен в своем собственном времени, — объяснил Рейстлин и странно посмотрел на кендера. Во всяком случае, Тасу его взгляд показался странным. — Тебе придется приглядывать за Карамоном.
      — Да, ты прав, конечно. — Кендер важно кивнул головой. — За ним приходится очень много приглядывать.
      Тем временем они достигли двери, и Рейстлин был настолько любезен, что распахнул ее перед кендером. Тас искоса посмотрел сначала на дверь, потом на мага.
      — А не мог бы ты… «в-вжикнуть» меня куда-нибудь, как в прошлый раз? Мне очень понравилось…
      Подавив вздох, Рейстлин покорно «вжикнул» кендера из Храма прямо в пруд, где плавали лебеди. Кендер остался весьма доволен, чего нельзя было сказать о птицах. Откровенно говоря, Тас даже не помнил, когда Рейстлин в последний раз был с ним так добр.
      «Должно быть, это из-за того, что я остановлю Катаклизм, — решил кендер.
      — Он, наверное, очень мне благодарен, но не знает, как выразить признательность.
      А может, ему просто запрещено выражать свою признательность, коль скоро он черный маг…»
      Это была очень интересная мысль, и Тас посвятил ее обдумыванию весь путь от пруда до стадиона.
      И вот теперь он снова вспомнил об этом, когда до Катаклизма оставалась всего одна ночь. Он был не прочь предаться приятным воспоминаниям, но ход его мыслей был прерван самым неожиданным и досадным образом. Кендер, оказывается, довольно плохо представлял себе, на что способна разбушевавшаяся стихия, поэтому был неприятно удивлен, когда налетевший шквал приподнял его над землей и сильно саданул спиной о каменную стену стадиона. Слегка отдышавшись, а заодно убедившись, что у него ничего не сломано, Тас повторил попытку. На сей раз все сошло удачно, и он заторопился к Храму, сжимая в руке кошелек с магическим устройством.
      Ему хватило сообразительности держаться поближе к домам, где ветер дул не так свирепо, и постепенно буря начала ему даже нравиться. Один раз молния ударила в дерево в двух шагах от него и разбила старый ствол вдребезги. (Тас с большим интересом изучил, какие они, эти дребезги.) В другой раз он не правильно оценил глубину потока, несущегося по улице, и клокочущая вода тащила его с огромной скоростью один или два квартала. Это было восхитительно, но кендеру показалось, что купание понравилось бы ему гораздо больше, умей он дышать под водой. В конце концов вода прибила его к неглубокому месту, где Тасу удалось встать на ноги.
      Когда он наконец достиг Храма, ему было почти жаль, что все эти увлекательные приключения закончились. Кендер вынужден был напомнить самому себе о той важнейшей миссии, которая ему предстояла. Только после этого он пробрался в сад, а из сада проскользнул в Храм. Как и предсказывал Рейстлин, в суматохе и всеобщем смятении затеряться оказалось очень легко. Жрецы носились по коридорам с ведрами и тряпками, собирали воду, попавшую внутрь сквозь разбитые окна, сметали осколки стекол, зажигали погасшие факелы и утешали тех, кто не мог больше выносить ужаса бури.
      Тас понятия не имел, где находится Священная Келья — комната, о которой говорил Рейстлин, — однако кендер, пожалуй, ничего не любил так сильно, как прогуливаться по незнакомым местам. Часа два или три спустя (нет нужды говорить, что предусмотрительно захваченные им запасные кошельки за это время весьма потяжелели) он наткнулся на помещение, которое довольно точно соответствовало описанию Рейстлина.
      Факелы в комнате не горели, так как для молений не требовался яркий свет, однако вспышки молний освещали ее столь хорошо, что Тас не только разглядел искомые занавески, но и смог довольно подробно исследовать все помещение (оно оказалось пустым и, следовательно, скучным), включая алтарь (он был не лучше).
      Когда кендер наконец нырнул за занавески, он уже настолько устал, что был рад отдыху. За занавесками он, правда, надеялся найти потайное помещение, где Король-Жрец отправляет религиозные обряды, на которые не дозволено глядеть простым смертным, однако ничего подобного за алтарем не оказалось. Это действительно была простая ниша в стене, скрытая тяжелыми пыльными портьерами.
      Тяжело вздохнув, Тас принялся устраиваться. Он расстелил свой плащ, надеясь его слегка просушить, и тщательно отжал хохолок волос на макушке.
      Затем, слегка раздвинув портьеры, он принялся любоваться содержимым своих кошельков, освещенных вспышками молний, которые метались за витражными стеклами окон.
      Вскоре веки его отяжелели настолько, что Тасу с трудом удавалось удерживать глаза открытыми, а от напавшей зевоты он едва не вывихнул челюсть.
      Свернувшись клубочком на полу, Тас задремал, не обращая внимания на раскаты грома. Последняя его мысль была о Карамоне: заметил ли гигант его отсутствие и очень ли на него рассердился?..
      Проснулся Тас от тишины. Почему она заставила его воспрять от крепкого сна, кендер так и не понял. В первые минуты он не мог сообразить даже, где он находится, однако довольно быстро все вспомнил.
      Разумеется, он находился в Священной Келье Храма Короля-Жреца в Истаре.
      Сегодняшний день был днем наступления Катаклизма, страшной катастрофы, которая смела город с лица земли. Или, вернее, он мог бы стать днем Катаклизма. А может быть, правильнее говорить, что сегодняшний день некогда был днем наступления Катаклизма? Запутавшись вконец, — ведь изменять ход истории такая морока! — Тас решил пока не думать об этом, а разобраться с другой, более важной проблемой: почему так тихо?
      И сразу же понял, в чем дело: гроза прекратилась! Как и предсказывал Рейстлин. Кендер осторожно выглянул в щелку между двумя портьерами и увидел за окнами яркий солнечный свет. От неожиданности он даже растерялся, но быстро справился с собой.
      Он не мог знать, который теперь час, однако, судя по тому, как ярко сверкало солнце, половина утра уже прошла. Тас вспомнил, что Король-Жрец должен воззвать к богам в полдень, когда солнце окажется в зените, и подумал, что жрецы, наверное, уже направляются к Священной Келье, ибо, чтобы попасть сюда, им надо было пройти немало извилистых коридоров Храма.
      Он почти угадал, так как именно в этот момент в Храме ударили колокола.
      Казалось, они раскачиваются над самой его головой — таким громким показался Тасу их медный рев, напугавший его сильнее раскатов грома. Однако колокола быстро смолкли, после чего Тас облегченно вздохнул и осторожно выглянул из своего укрытия. В этот момент в комнату проскользнула закутанная в темный плащ фигура.
      Тас поспешно отпрянул за портьеру. Пришелец двигался неуверенно, мелкими шажками, низко наклонив голову. Сперва он облокотился на низкую каменную скамью, затем опустился на колени перед алтарем. Под плащом сверкнула белая мантия, и, хотя в белое одевалось большинство жрецов, кендеру показалось, что он уловил в этой фигуре что-то знакомое. Именно по этой причине, когда он уверился, что пришелец не смотрит в его сторону, Тас вновь рискнул выглянуть в щелочку между портьерами.
      «Да это же Крисания! — сказал кендер самому себе. — Интересно, для чего она явилась сюда так рано?» Внезапно горькое разочарование охватило его — Тас решил, что жрица пришла в Келью для того, чтобы помочь ему предотвратить наступление катастрофы. «Проклятье! — подумал Тас. — Рейстлин же ясно сказал, что я и один справлюсь!»
      Потом он услышал негромкий шепот и понял, что Крисания либо разговаривает сама с собой, либо молится, — он не мог расслышать, что это было на самом деле, но он склонялся к последней версии. Действительно, что еще делать жрице перед алтарем? Тас порядком извелся от любопытства, но в конце концов осмелел и придвинулся к портьерам как можно ближе.
      — О Паладайн Дарующий Свет, мудрейший бог извечного добра, внемли моему голосу в этот горестный день! Я знаю, что не смогу предотвратить неизбежную кару. Должно быть, вера моя поколеблена, коль скоро я осмеливаюсь подвергать сомнению справедливость того, что происходит по воле твоей. Я прошу немногого, Паладайн! Помоги мне понять, что происходит. Если я должна умереть, то позволь мне знать — за что. Дай мне увидеть в собственной смерти твой промысл, открой мне ее смысл, покажи, что я не зря вернулась в этот век и в этот час. Даруй мне возможность остаться незримой в твоей Священной Келье, позволь мне увидеть собственными глазами и услышать собственными ушами все, что произойдет дальше!
      Ведь ты знаешь — этого не видел и не слышал никто из смертных, способных поведать что-либо потомкам. Я хочу знать, с какой просьбой обратился к тебе, всемогущему, Король-Жрец. Он хороший человек, может быть даже слишком хороший…
      Крисания спрятала лицо в ладонях, и голос ее сделался почти неслышным.
      — Моя вера висит на волоске, — прошептала жрица. — Дай мне знак, Паладайн, что посланная тобою кара не случайный каприз! Если это лишь прихоть, то я умру, как и было для меня уготовано, умру вместе с теми, кто верил в тебя до конца, как в истинного бога.
      — Не говори о них так, Посвященная! — послышался в ответ печальный голос.
      От неожиданности кендер чуть не вывалился из ниши. — Они давно уже не верят в истинных богов. Эту веру в них заменили алчность, корысть, честолюбие…
      Крисания ахнула и подняла голову. Лицо жрицы поразило Таса сильнее, чем белая полупрозрачная фигура, которая возникла из пустоты рядом с алтарем.
      Крисания, должно быть, не спала несколько ночей кряду — под глазами ее залегли глубокие тени, щеки ввалились, губы потрескались и пересохли.
      — К-кто ты такой? — запинаясь, обратилась она к мерцающей, призрачной фигуре.
      — Лоралон. Я пришел, чтобы забрать тебя с собой. Ты не должна умереть, Крисания. Ты — последняя из истинных жрецов Кринна и должна присоединиться к нам, к тем, кто покинул проклятые богами края две недели назад.
      — Лоралон, великий жрец Сильванести?.. — пробормотала Крисания.
      Она долго смотрела на старого эльфа, затем опустила голову и обратила взгляд к алтарю.
      — Я не могу сейчас уйти, — твердо сказала она. — Пока не могу. Я должна слышать, что скажет Король-Жрец. Я должна понять…
      — Разве того, что ты поняла, не достаточно? — Голос Лоралона сделался суров. — Вспомни, что творилось в твоей душе сегодня ночью. Вспомни, что чувствовала ты, Посвященная, и ответь мне.
      Крисания судорожно вздохнула и откинула волосы с лица. Пальцы ее сильно дрожали.
      — Благоговение и собственное ничтожество… — прошептала жрица. — Что еще может чувствовать смертный пред гневом богов…
      — И ничего больше? — настаивал Лоралон. — Может быть, зависть? Желание сравняться с ними в могуществе? Не хотела ли ты стать такой же, как боги?
      — Нет! — воскликнула Крисания, и лицо ее вспыхнуло.
      — Идем со мной, Посвященная, — сказал Лоралон. — Истинная вера не нуждается ни в знамениях, ни в оправданиях, ни в доказательствах. Твое сердце должно подсказать тебе путь к истине.
      — Я слышу шепот своего сердца, — ответила Крисания. — Но слова — не более чем тени. Я должна узреть правду, увидеть, как свет ее соперничает с ясным светом дня! Я не могу пойти с тобой. Я должна остаться и услышать, что скажет Король-Жрец! Только тогда я смогу решить, правы ли боги в своем гневе!
      Лоралон посмотрел на жрицу взглядом, в котором жалости было намного больше, чем негодования.
      — Ты не видишь света, потому что стоишь к нему спиной, а тень под твоими ногами — твоя собственная. Ты прозреешь, когда тьма окружит тебя, Крисания… бесконечная тьма. Прощай же, праведная дочь Паладайна!
      Тассельхоф моргнул и протер глаза. Старый эльф исчез, будто его и не было!
      «Может, померещилось?» — с беспокойством подумал кендер, но сразу же отмел эту мысль. Он отчетливо помнил его слова, но никак не мог взять в толк, что они означают. Все это выглядело так странно. А что имела в виду Крисания, когда сказала, что здесь ей была уготована верная смерть?
      Но вскоре кендер приободрился. Никто ведь еще не знал, что Катаклизм на самом деле не произойдет. Поэтому неудивительно, что Крисания подавлена и полна мрачных предчувствий.
      «То-то она удивится, когда мир вовсе не узнает, что такое Катаклизм!» — подумал Тас с гордостью.
      Внезапно до его слуха донесся далекий хор голосов, славящих в гимне Паладайна. «Процессия Короля-Жреца! — понял кендер. — Начинается!..»
      Он вынужден был зажать рот рукой, чтобы не выдать себя невольным радостным вскриком. В последний раз он глянул сквозь щелочку на Крисанию. Жрица с отрешенным видом стояла на коленях у алтаря, однако при звуках пения она поморщилась. Искаженный причудливым эхом хор звучал пронзительно и хрипло.
      Лицо Крисании внезапно посерело, губы решительно сжались, а глаза потемнели. Невидящим взглядом она уставилась на свои молитвенно сложенные у груди руки. Тас не на шутку испугался за жрицу.
      — Ничего, скоро тебе станет легче, — прошептал кендер, обращаясь к Крисании, которая, к счастью, не могла его услышать.
      Пора было действовать. Тас отошел от занавески и вынул из кошелька магическое устройство. Опустившись на пол, он ловко развернул яйцеобразный предмет, превратив его в скипетр, и стал ждать.
      Процессия все тащилась по коридорам и переходам Храма, и кендер, утомленный ожиданием, зевнул. Он всегда подозревал, что наиважнейшие миссии
      — довольно скучное дело. Оставалось только надеяться, что благодарный мир по достоинству оценит его заслуги после того, как все благополучно закончится. Тас с удовольствием поиграл бы с магическим устройством — уж больно ловко оно раскладывалось и снова собиралось, — однако Рейстлин строго предупредил его, чтобы он оставил жезл в покое до тех пор, пока не настанет пора пустить его в ход, а при работе строго следовал инструкциям. Взгляд мага при этом был настолько пронзительным, а в голосе слышалось столько металла, что даже свойственная кендеру беспечность была поколеблена.
      Ожидание было непереносимым (к тому же левая нога кендера затекла и почти ничего не чувствовала). Однако, когда Тас уже готов был пошевелиться, хор прекрасных голосов зазвучал у самой двери в Священную Келью. В щель под портьерами хлынул ослепительно яркий свет, и кендер, как ни пытался смирить свое любопытство, все же не утерпел и выглянул одним глазком наружу.
      Свет едва не ослепил его.
      — Великий Реоркс! — пробормотал кендер, закрывая глаза рукой.
      Он вспомнил, как однажды, в далеком детстве, смотрел на солнце и пытался понять, действительно ли это большая золотая монета сверкает в высоком небе, и если да, то нельзя ли ее оттуда как-нибудь достать. После этого опыта ему пришлось в течение трех дней лежать с завязанными мокрой тряпкой глазами.
      — Интересно, как он это делает? — задал себе вопрос кендер и снова выглянул за портьеру.
      Он смотрел прямо на свет, как когда-то смотрел на солнце, и сумел разглядеть правду. Солнце не было Золотой монетой. Король-Жрец не был божественным.
      При виде этого обычного человека Тас не Испытал потрясения, подобного тому, какое пережила Крисания, разглядевшая Короля-Жреца сквозь чары, которыми он себя окружил. Возможно, так вышло лишь потому, что кендер не знал заранее, как следовало тому выглядеть. Кендеры вообще не склонны к благоговейному трепету ни перед чем и ни перед кем, хотя Тас вынужден был признаться себе, что при виде Сота, Рыцаря Смерти, что-то у него в груди екнуло. Словом, он был только слегка удивлен тем, что Король-Жрец оказался всего-навсего лысеющим мужчиной средних лет, с бледно-голубыми глазами. Он выглядел испуганным, словно олень, запутавшийся рогами в кустарнике, и Тас почувствовал Легкое разочарование.
      «Я зря ввязался в это дело, — с досадой отметил он. — Катаклизма и так не будет. Вряд ли этому человечку удалось бы рассердить меня настолько, чтобы я бросил в него даже вчерашним пирогом, не говоря уже о целой огненной горе».
      Однако кендеру ничего не оставалось, кроме как доводить начатое дело до конца (ему очень хотелось испробовать магическое устройство), поэтому он остался за портьерой и прислушался. В конце концов что-то должно было случиться. Тас попытался рассмотреть Крисанию, но сияние, окружавшее Короля-Жреца, было таким ярким, что кендер не сумел рассмотреть никого из присутствовавших в Келье — ни молодую жрицу, ни свиту правителя.
      Король-Жрец тем временем встал напротив алтаря. Он двигался не спеша, но его голубые блеклые глазки метались из стороны в сторону. Тасу стало интересно, видит ли Король-Жрец Крисанию, однако тот, судя по всему, был изрядно ослеплен собственным светом, так что взгляд его даже не задержался на том месте, где, насколько Тас помнил, замерла коленопреклоненная жрица.
      Из своего убежища кендер ясно видел, как Король-Жрец хотел сначала опуститься на колени, но потом, передумав, остался стоять и даже сердито тряхнул головой. Лицо правителя странным образом переменилось: выражение ужаса И растерянности сменилось выражением дерзкой самоуверенности.
      — Паладайн! — трубным голосом воззвал Король-Жрец, и кендер подумал, что таким же голосом он, вероятно, распекает своих писцов. — Взгляни, Паладайн, на окружившее меня зло! Ты свидетель бедствий, обрушившихся на Кринн в последние дни. Ты знаешь, что все они направлены против меня, потому что я единственный, кто борется со злом в этом мире! Надеюсь, теперь ты понял, что твое учение о равновесии не оправдало себя?!
      Голос правителя надломился и зазвучал мягче, однако в нем по-прежнему не было и намека на покорность или смирение.
      — Я все понимаю. Ты вынужден был прибегнуть к этому учению, когда был слаб и уязвим. Но теперь у тебя есть я, твоя правая рука, твой посланник на Кринне!
      Ты и я — мы вместе сумеем истребить все зло в этом мире. Помоги уничтожить людоедов-великанов! Наставь на путь истинный заблудшие людские души! Отыщи глухие уголки для гномов, гоблинов, кендеров и других рас, которые не были созданы твоею волей…
      «Какое оскорбление! — подумал за портьерой уязвленный Тассельхоф. — Если он будет продолжать в том же духе, то я, пожалуй, не стану предотвращать Катаклизм. Пусть его придавит этой огненной горой!»
      — Я буду править миром к вящей славе добра! — Голос Короля-Жреца поднялся до пронзительного крещендо. — На Кринне наступит век благоденствия, способный соперничать с прославленным Веком Мечтаний!
      Правитель широко развел руки в стороны.
      — То же, и даже больше, ты дал Хуме, Паладайн. Хуме, низкородному рыцарю!
      Я требую, чтобы ты ниспослал мне могущество и власть изгнать тени зла, которые нависли над моим миром!
      Король-Жрец воздел руки вверх и замолчал в ожидании ответа.
      Тас, задержав дыхание, стиснул в руках волшебный скипетр.
      И ответ пришел.
      Ужас охватил кендера. Это был парализующий, леденящий душу ужас, какого он не испытывал ни тогда, когда стоял перед Сотом, ни тогда, когда подошел совсем близко к страшной Шойкановой Роще. Дрожа, как от лютого холода, Тас упал на колени и низко склонил голову, жалобно всхлипывая и умоляя о милосердии и прощении могучую невидимую силу. Из-за занавески доносился какой-то невнятный шепот, но кендер знал, что это губы Крисании повторяют его мольбы, ибо и она тоже почувствовала на себе жестокую тяжесть гнева богов.
      Один лишь Король-Жрец не издал ни звука. Он стоял совершенно неподвижно и смотрел в небо, которого не мог видеть сквозь потолок и крышу Храма… Не мог видеть, потому что был ослеплен собственной гордыней.

Глава 17

      Продумав дальнейший план действий, Карамон наконец поддался усталости и забылся глубоким живительным сном. Спал он крепко и проснулся лишь тогда, когда Рааг, звеня ключами, уже снимал с ошейника цепь.
      — А как насчет этого? — спросил Карамон, протягивая вперед связанные сыромятным ремнем руки.
      Рааг покачал головой. Гном не считал Карамона настолько глупым, чтобы тот решился безоружным напасть на великана, однако вчера вечером в глазах воина было столько отчаяния и безумной решимости, что Арак решил перестраховаться.
      Карамон вздохнул. Он подозревал, что дело может обернуться похожим образом, но в конце концов отверг такую возможность. Однако главное, что ему было необходимо, — это оставаться в живых до тех пор, пока он не уверится в том, что Рейстлин мертв. Ну а потом вряд ли что-нибудь будет иметь для него значение…
      Бедная Тика… Она будет ждать его, ждать долго, пока однажды утром не поймет вдруг с пронзительной ясностью, что Карамона больше нет в живых. — Пошел! — приказал Рааг.
      Карамон послушно двинулся вслед за великаном — вверх по извилистой и сырой лестнице, ведшей в коридор под ареной из нижнего горизонта естественных пещер, где размещался карцер и кладовые. По пути он старался избавиться от мыслей о Тике. Воспоминания могли ослабить его решимость, а этого Карамон позволить себе не мог. Рейстлин должен был умереть.
      Гиганту казалось, что вспышки молний вчерашней грозы осветили наконец ту часть его разума, которая вот уже много лет была скрыта тьмой. Наконец-то Карамон увидел подлинные масштабы честолюбивых притязаний своего брата, осознал, насколько сильна в нем неукротимая жажда власти. Теперь он уже не мог найти, да и не хотел искать для Рейстлина никаких оправданий. Как ни досадно это было, однако Карамон вынужден был признать, что даже Даламар, темный эльф, изучил Рейстлина гораздо лучше, чем сам он знал своего брата-близнеца.
      Прежде его ослепляла любовь, точно так же, как теперь она ослепила Крисанию. Карамон фыркнул и вспомнил слова Таниса, которые часто повторял про себя: «Я никогда не видел, чтобы что-то сделанное из любви привело ко злу». Что же, когда-нибудь все случается в первый раз… Кстати, это было любимым присловьем старины Флинта. Вот он, этот первый раз… первый и последний.
      Карамон пока не знал, каким именно образом убьет своего брата. Но технические подробности не очень его беспокоили. Им овладел какой-то странный покой, который позволял ему думать рассудочно и удивительно ясно. Карамон знал, что теперь он сможет убить Рейстлина. Брату не удастся его остановить, на этот раз — уже нет. А раз Рейстлин не сможет ему помешать, то и никто не сможет, разве сама смерть.
      «Я должен дожить», — мрачно сказал себе Карамон.
      Не говоря ни слова, он позволил гному и Раагу надеть на себя доспехи.
      — Не нравится он мне, — бормотал Арак себе под нос.
      Спокойное, бесстрастное лицо могучего гладиатора испугало гнома куда сильнее, чем могла бы испугать вспышка понятного гнева. Единственная искорка промелькнула в глазах Карамона тогда, когда Арак прикрепил к его поясу короткий меч. Воин посмотрел на оружие и с горечью улыбнулся, узнав бесполезную складную игрушку.
      — Приглядывай за ним. И держи отдельно от остальных, пока не придет время выпускать их на арену, — шепнул гном Раагу.
      Великан кивнул и вывел Карамона, руки которого все еще были связаны, в хорошо знакомый коридор под аре-ной, где уже ждали остальные бойцы. Завидев Карамона, Киири и Перагас бросили на него быстрый взгляд. Женщина презрительно оттопырила нижнюю губу и отвернулась. Перагас продолжал смотреть на друга в упор, и Карамон, не дрогнув, выдержал этот взгляд. В его лице не было ни мольбы о прощении, ни сознания собственной вины, которые Перагас, видимо, ожидал увидеть, поэтому чернокожий атлет несколько смутился. Пошептавшись с Киири, он, однако, тоже отвернулся, но Карамон заметил, как плечи Перагаса поникли и как он с сомнением покачал головой.
      Сверху донесся рев трибун, и Карамон отвлекся на то, что происходило на арене. Полуденное солнце сияло в небе по-праздничному щедро. Толпы зрителей, успевших немного поспать перед началом Игр, находились в приподнятом настроении, что весьма обрадовало Арака. Гном, как заправский режиссер, спланировал несколько предварительных схваток, чтобы расшевелить зрителей и подогреть их азарт, однако главным зрелищем сегодня был все же финальный бой, который должен был определить победителя сезона. Гладиатор-раб в случае победы получал свободу, а Рыжий Минотавр — столько денег, сколько хватило бы ему для безбедного существования в течение нескольких лет.
      Арак поступил довольно умно, устроив предварительные схватки едва ли не комическими. Для этой цели он специально привез нескольких овражных гномов и дал им в руки настоящее оружие, которым они, естественно, не умели пользоваться. Публика хохотала до слез, глядя, как потешно овражные гномы спотыкаются о собственные алебарды, тыкают друг в Друга рукоятками кинжалов и мечей, после чего с визгом разбегаются в разные стороны. Восторг публики, однако, не шел ни в какое сравнение с удовольствием, которое получили от этого сами овражные гномы. Под конец представления они до того вошли в раж, что побросали оружие и принялись забрасывать друг друга грязью и мокрыми опилками.