Храм Паладайна возник перед самыми ее глазами — прекрасное строение, мирное и безмятежное, освещенное ярким утренним солнцем. Потом она оказалась за Храмом и заглянула за высокую стену. Дыхание у нее перехватило.
— Что это? — спросила она.
— Разве ты никогда здесь не была? — удивился Рейстлин. — Эта улица пролегает под боком у Храма, рядом с его священными садами.
Крисания покачала головой.
— Нет… — сказала она, и голос ее надломился. — Но как это может быть? Я прожила в Палантасе всю свою жизнь, я знаю в нем каждую…
— Нет, госпожа, — нежно поглаживая кончиками пальцев поверхность шара, перебил жрицу Рейстлин. — Ты знаешь очень малую его часть.
Крисания не нашлась что ответить. Скорее всего, Рейстлин был прав. Она действительно не узнавала эту улицу и часть города. Здесь было грязно, темно, повсюду валялись отбросы и нечистоты, так что она почти почувствовала их тошнотворный запах. Утреннее солнце не освещало улиц, над которыми нависали дома такие ветхие, что, казалось, у них нет больше сил стоять прямо. Теперь Крисания догадалась, что это за строения, — она видела их с другой стороны. Это были лабазы, в которых хранилось все, от зерна до бочонков с вином и элем. Но как же жутко они выглядели сзади и как благопристойно со стороны фасада! И кто эти грязные, изможденные люди?
— Они живут здесь, — ответил Рейстлин на ее невысказанный вопрос.
— Где? — в ужасе переспросила Крисания. — Здесь? Но почему?
— Они живут там, где могут. Они, как черви, прогрызают свои ходы в живом сердце города и питаются его отходами. Что касается вопроса, почему… — Рейстлин пожал плечами. — Им больше некуда пойти.
— Но это ужасно! Я скажу Элистану. Мы поможем им, дадим денег…
— Элистан знает, — спокойно сказал Рейстлин.
— Не может быть! Невероятно…
— И ты тоже знала, госпожа. Если не об этих лабазах, то о других местечках вашего прекрасного города, которые на деле не были такими уж прекрасными.
— Я ничего… — возразила было Крисания, но осеклась. Воспоминания нахлынули на нее. Она увидела, как ее мать отворачивается от окна, когда они проезжали в своей карете по задворкам города, как рука отца поспешно задергивает плотные занавески и как он приказывает кучеру ехать другой дорогой.
Между тем изображение в шаре заволоклось дымкой, взвихрилось и исчезло, а на смену ему уже торопилось другое, потом еще и еще. Крисания с болезненным любопытством и томительной мукой следила за тем, как маг срывал перед ней блестящий фасад красавца города, обнажая его кровоточащие язвы и гнилую сердцевину. Она видела кабаки, публичные дома, игорные притоны, верфи, доки… и везде перед потрясенной жрицей вставали картины порока и нищеты. Она не могла больше отворачивать лицо, не смогла спрятаться ни за какие занавески. Рейстлин ткнул ее носом в безысходность и нищету, в голод и болезни, в пороки и неприкаянную старость.
— Нет, — взмолилась Крисания и отпрянула от стола. — Не надо больше, прошу…
Но Рейстлин был неумолим. Краски шара снова засверкали ослепительной радугой, и они покинули Палантас. Глаз Дракона понес их по всему континенту, и повсюду Крисания видела отвратительные и страшные картины. Овражные гномы, отвергнутые своими сородичами, прозябали в грязи и нищете, заняв те области Кринна, на которые никто не покушался из-за их никчемности и очевидной непригодности для жизни. Она видела людей, страдающих от голода и жажды в землях, на которые обрушилась засуха. Она видела диковатых эльфов, порабощенных своими соплеменниками. Видела жрецов, использующих свое влияние и власть, чтобы скопить несметные богатства, и обманывающих тех, кто простодушно доверял им.
Слишком многое обрушилось на нее сразу. С отчаянным криком Крисания закрыла лицо руками. Ей казалось, что пол кабинета уходит у нее из-под ног, а стены угрожающе раскачиваются. Крисания зашаталась и чуть не упала. Затем она почувствовала, как руки Рейстлина обхватили ее. Крисанию обдало странное, обжигающее тепло его тела, и мягкий бархат его плаща прижался к ее плечу. От Рейстлина пахло диковинными пряностями, розовыми лепестками и чем-то еще, незнакомым и таинственным. Крисания услышала, как с легким хрипом работают его больные легкие.
Маг осторожно подвел жрицу к креслу и усадил ее. Крисания с благодарностью опустилась на мягкое сиденье и тут же отодвинулась, словно избегая дальнейших прикосновений мага. Ее тянуло к Рейстлину, но одновременно она страшилась его близости, от которой у нее начинала кружиться голова и появлялось ощущение безвозвратной потери. Крисании ужасно захотелось, чтобы Элистан был сейчас рядом с ней. Он бы понял, он знал бы, какими словами возразить магу! Крисания ни минуты не сомневалась, что всему тому, что она увидела, должно быть какое-то объяснение. Все эти страдания, все зло, которому она стала свидетельницей, просто не имело права существовать. Крисания почувствовала себя опустошенной и молча обратила взгляд к огню.
— Мы не такие уж разные. — Голос Рейстлина донесся до нее словно из очага.
— Я живу в Башне, полностью посвятив себя своей науке. Ты живешь в своем Храме, и твое занятие — вера. Весь остальной мир вращается вокруг нас.
— Но это и есть подлинное зло, — сказала Крисания языкам пламени. — Зло в том, чтобы сидеть и ничего не предпринимать.
— Наконец-то ты поняла, — сказал Рейстлин. — Я больше не хочу сидеть и ждать. Долгие годы я потратил на то, чтобы собрать знания и достичь одной цели.
И теперь осуществить то, что я задумал, вполне в моих силах. Я смогу изменить мир, Крисания. Я хочу и могу сделать это.
Жрица быстро взглянула на него. Ее вера покачнулась, но фундамент, на котором она держалась, был неколебим.
— Именно об этом и предупреждал меня Паладайн в моем сне! — воскликнула она и крепко сжала ладони на своих коленях. — Твой план изменения мира приведет его к гибели. Ты не должен, не должен осуществить его! Паладайн…
Рейстлин нетерпеливо взмахнул рукой, и глаза его сверкнули. Крисания отпрянула, ощутив его обжигающий гнев.
— Паладайн не остановит меня, — сказал Рейстлин. — Не остановит, поскольку я собираюсь сразиться с его главным врагом.
Крисания уставилась на Рейстлина с недоумением. Она ничего не понимала. О каком враге говорит Рейстлин? Какой враг может быть у Паладайна в этом мире?
Потом она догадалась, что имел в виду маг. Кровь отхлынула от лица Крисании, и судорога ледяного страха пробежала по ее рукам. Не в силах произнести ни слова, она только покачала головой. Жрица никак не ожидала, что честолюбив может достигать таких пределов. То, что он задумал, было слишком ужасно, чтобы говорить и думать об этом спокойно.
— Хочешь, я объясню? — предложил Рейстлин.
И он рассказал ей о своих планах. Крисании казалось, что она просидела в кресле перед камином несколько долгих часов, загипнотизированная взглядом странных глаз и зачарованная мягким монотонным голосом мага. Рейстлин рассказывал ей о своем чудесном искусстве, о чудесах магии утраченной, о волшебстве, которое было подвластно одному лишь легендарному Фистандантилусу.
Наконец он замолчал. Крисания по-прежнему сидела неподвижно — ее душа все еще блуждала в тех мирах, о которых она раньше не имела ни малейшего представления. За окном наступили серые предрассветные сумерки; дрова в камине почти прогорели. В комнате стало светлее и холоднее одновременно, и молодая женщина поежилась.
Рейстлин кашлянул, и Крисания, почти позабывшая о его присутствии, вздрогнула. Маг был бледен от усталости, но его глаза горели лихорадочным огнем, а тонкие пальцы возбужденно дрожали. Жрица поднялась.
— Мне очень жаль, — сказала она негромко. — Из-за меня ты не спал всю ночь, хотя ты болен и тебе следовало бы отдохнуть. Теперь я должна идти.
Рейстлин поднялся вместе с ней.
— Пусть мое здоровье тебя не беспокоит. Посвященная, — сказал он с кривой улыбкой. — Огонь, который горит во мне, еще способен согреть это тщедушное тело. Если хочешь, Даламар проводит тебя через Шойканову Рощу.
— Буду весьма признательна, — пробормотала Крисания.
Она совершенно позабыла о том, что ей предстоит возвращаться через это страшное место. Глубоко вздохнув, она протянула Рейстлину руку.
— Спасибо. Мне было чрезвычайно интересно посетить Башню, — сказала она официально. — Я надеюсь, что…
Рейстлин взял руку жрицы в свою, и его прикосновение снова обожгло ее.
Крисания посмотрела в глаза мага и увидела в них свое отражение: бледнолицую женщину в белом одеянии, черноволосую, с гордой осанкой.
— Ты не должен этого делать, — сказала она неуверенно. — Ты задумал зло.
Ты должен остановиться. Крисания крепко стиснула его пальцы.
— Докажи мне, что это зло, — ответил Рейстлин и слегка потянул ее к себе.
— Объясни мне это. Убеди меня, что мир можно спасти только добром.
— Станешь ли ты слушать? — с вымученной улыбкой спросила Крисания. — Ты окружен тьмой. Смогу ли я до тебя достучаться?
— Тьма расступилась, разве не так? — спросил Рейстлин. — Тьма расступилась, и ты вошла.
— Да… — Крисания совсем рядом почувствовала тепло его тела. Она покраснела и быстро отступила назад. Высвободив свою руку, она рассеянно потерла ее так, словно ей сделали больно. — Прощай, Рейстлин Маджере! — сказала она, избегая взгляда мага.
— Прощай, Посвященная Паладайна, — отозвался Рейстлин.
Дверь в кабинет отворилась, и на пороге возникла узкая фигура Даламара.
Крисания не смогла припомнить, когда и каким образом Рейстлин вызвал своего ученика. Жрица надвинула на голову капюшон и, повернувшись, вышла. Идя по узкому коридору, выложенному из серого камня, она чувствовала, как взгляд золотистых глаз мага жжет ее сквозь одежду. Когда она уже подошла к узкой винтовой лестнице, ее нагнал голос Рейстлина:
— Подумай, госпожа, разве Паладайн и в самом деле послал тебя помешать мне? Разве не мог он направить тебя мне на помощь?
Крисания задержалась на мгновение и обернулась. Рейсшин исчез, серый коридор был призрачен и пуст. Даламар молча стоял рядом с ней.
Крисания подобрала полы своего белого плаща, чтобы не запутаться в них, и стала осторожно спускаться по лестнице.
Все ниже… ниже… навстречу нескончаемому сну.
Глава 12
Башня Высшего Волшебства в Вайретском Лесу на протяжении нескольких столетий служила последним пристанищем магии на Ансалонском континенте. Сюда были изгнаны маги Кринна, когда фанатичный Король-Жрец из Истара объявил всякое колдовство вне закона. Именно сюда прибыли, спасаясь бегством, маги из Истарской Башни, ныне покоящейся на дне Кровавого Моря, сюда переехали маги и из проклятой Палантасской Башни.
Вайретская Башня была довольно внушительным строением, да и во многих других отношениях она вряд ли могла служить подходящим зрелищем для слабонервных. Ее внешние стены образовывали равносторонний треугольник, и в каждом углу высилась небольшая дозорная башенка. В самой середине безупречной геометрической фигуры помещались две главные башни, слегка наклоненные друг к другу и слегка искривленные — ровно настолько, чтобы непосвященный наблюдатель принялся тереть глаза и недоуменно вопрошать: «Что же, неужто они и вправду кривые?»
Треугольные стены цитадели были выстроены из черного камня и отполированы до такой степени, что на солнце слепяще сверкали, а ночью отражали свет двух лун и темноту третьей. На камнях виднелись высеченные магические руны — руны стойкости и силы, защищающие и отводящие, руны, которые скрепляли камни между собой, и руны, сцепляющие стены с землей. Вершины стен были ровными — они не нуждались в бастионах и зубцах с бойницами.
Расположенная вдали от всех центров цивилизации, Вайретская Башня была окружена своим волшебным лесом. Тот, кто не принадлежал к магическому Ордену, не мог войти сюда без приглашения. Маги оберегали эту последнюю цитадель, в меру своих немалых сил оградив ее от внешнего мира.
Но Башня не была безжизненной. Честолюбивые ученики и маги первой ступени стекались сюда со всего мира, чтобы принять участие в жестоком и зачастую гибельном Испытании. Магистры высших степеней знания прибывали в Вайретский Лес, чтобы совершенствовать свое искусство, встретиться друг с другом, обсудить те или иные вопросы или провести мудреные, небезопасные эксперименты. Для них врата Башни были открыты и днем, и ночью. Магистры Белых, Черных и Красных Мантий могли приезжать и уезжать когда им вздумается.
Несмотря на различия в помыслах и взглядах, несмотря на несходство в отношении к миру, в котором они жили, мастера всех трех Лож забывали здесь о своем противостоянии. Споры между магами поощрялись до тех пор, покуда они помогали двигать вперед их возлюбленное искусство. Любые поединки между магами были строжайше запрещены, а ослушников ждала неизбежная и страшная смерть.
Искусство. Магическое искусство. Только оно объединяло их вместе. Только ему они были верны вне зависимости от того, какого цвета одежды они носили.
Даже молодые маги, которые спокойно глядели в лицо смерти, отваживаясь на Испытание, понимали это. Понимали это и старые мудрецы, приезжавшие в Башню, чтобы испустить здесь последний издох и успокоиться навеки внутри ставших родными стен. Магия была матерью и отцом, женой и любовницей, другом и ребенком. Она была землей и водой, огнем и воздухом. Она была жизнью и была смертью. И она была выше смерти!
Пар-Салиан размышлял обо всем этом, стоя у окна своей комнаты в северной из двух башен и наблюдая за тем, как Карамон и его небольшой отряд приближаются к воротам внешней стены.
Как и Карамон, Пар-Салиан часто вспоминал прошлое, но сожалел ли он о нем
— этого не мог сказать никто.
— Нет, — негромко сказал себе старый маг, глядя, как Карамон подымается вверх по тропе, и прислушиваясь к позвякиванию меча на его раздавшейся талии, — я не жалею о прошлом. Я был поставлен перед страшным выбором, и я принял решение. В конце концов, кто смеет оспаривать волю богов? Они потребовали, чтобы я дал им меч. Я добыл клинок, но, как и все, он оказался обоюдоострым…
Карамон и его спутники подошли к главным воротам. Никто их не остановил, только в покоях Пар-Салиана прозвенел крошечный серебряный колокольчик.
Старый маг поднял руку, и ворота открылись.
Когда они вошли в главные ворота Башни Высшего Волшебства, вокруг начали сгущаться сумерки. Тас быстро огляделся по сторонам и вздрогнул. Ведь буквально несколько часов назад еще было утро! Теперь же, подняв голову к небу, кендер увидел красноватые лучи закатного солнца, отражающиеся от полированного камня центральных башен.
Тас тряхнул головой, — Как они сами-то узнают, который час, хотел бы я знать? — обращаясь больше к самому себе, сказал кендер.
Они стояли во дворе Башни. Вымощенный серыми каменными плитами внутренний двор казался голым и абсолютно пустым — ни красоты, ни уюта. Здесь не было цветов, и ни одно дерево не оживляло монотонности геометрически правильного замкнутого пространства. И тут никого не было. Абсолютно никого, — с легким разочарованием подметил Тас.
Или был? Уголком глаза кендер заметил какое-то движение, словно некто в белом быстро промелькнул сбоку и скрылся за спиной. Кендер обернулся. Никого. И тут же в другой стороне он заметил лицо, руку и красный рукав. Он посмотрел туда — и снова никого. Неожиданно у него появилось ощущение, что на самом деле его окружает множество людей, которые снуют мимо, спешат или прогуливаются, сидят на камнях, мирно беседуя друг с другом, или даже дремлют, привалившись к стене. При этом он никого не видел и не слышал ни единого звука!
— О-о-о! — с благоговением протянул кендер. — Должно быть, это маги, которые проходят Испытание! Рейстлин кое-что рассказывал мне, но я никогда не мог представить это по-настоящему. Так вот как это бывает на самом деле!
Интересно, а меня они видят? Как ты думаешь, Карамон, смогу я дотронуться хотя бы до одного, если я… Карамон?
Тас часто заморгал. Карамон исчез! Бупу тоже как сквозь землю провалилась, но исчезновение такого маленького существа почему-то удивило кендера не так сильно. Исчезли и тело Крисании, и белые фигуры, которые несли ее всю дорогу.
Он остался один!
Но не надолго. Перед глазами его сверкнула тусклая желтая вспышка, запахло чем-то противным, и перед ним буквально из ничего появился маг в черном. Маг вытянул вперед руку, и кендер заметил, что рука эта — женская. Тебя призывают.
Тас сглотнул и медленно протянул руку. Пальцы женщины сомкнулись на его запястье, и кендер невольно вздрогнул — ее рука была холодна как лед. «Должно быть, меня хотят заколдовать!» — подумал он.
Но тут двор с серыми каменными плитами и черные стены башен с отраженными лучами алого солнца исчезли. Испуганный и восхищенный, кендер почувствовал, как мягкий черный плащ волшебницы оборачивается вокруг него, закутывая до самого подбородка.
Когда Тассельхоф снова пришел в себя, он обнаружил, что лежит на холодном и твердом каменном полу. Рядом с ним блаженно посапывала Бупу. Карамон сидел невдалеке и тряс головой, безуспешно пытаясь вытрясти из волос паутину.
— 0-ох! — Тас потер затылок и шею. — Странное Место для ночлега, Карамон,
— проворчал он, вставая. — А я так надеялся, что волшебство способно создавать и мягкие кровати. Если здешние маги предлагают нам стол и ночлег, так почему бы им не сказать это прямо, а не посылать путешественников… Ох!..
Карамон, услышав странный звук, на котором оборвалась тирада Таса, быстро поднял глаза.
Они были не одни.
— Я знаю это место, — прошептал Карамон. Они находились в просторной комнате, словно вырезанной в толще вулканического стекла. Она была так велика, что дальний ее конец скрывался в тени, и так высока, что, как ни старался кендер, потолка он разглядеть не сумел. Своды комнаты не поддерживали колонны, и нигде не было видно ни свечей, ни факелов, и тем не менее откуда-то исходил свет, но откуда — сказать было нельзя. Рассеянный, бледный и холодный, свет этот не напоминал ни пламя свечи, ни огонь очага. Неприветливый и странный, он не грел, а только немного рассеивал мрак. Когда Карамон в последний раз был в этой комнате, точно такой же свет освещал одинокую фигуру старика в белой мантии, сидевшего в огромном каменном кресле. Старик снова был здесь, но на этот раз он явился не один. Теперь тут полукругом выстроились массивные каменные кресла — ровно двадцать одно, — и в каждом из них кто-то сидел. Кресло старика в белой мантии находилось в центре полукруга. По левую руку от него в креслах виднелись три неясные фигуры в низко надвинутых капюшонах, закутанные в просторные красные накидки. По их виду нельзя было определить даже, мужчины это или женщины, люди или существа какой-нибудь иной расы. Левее от них сидели шестеро в черном, и одно каменное кресло стояло пустым. По правую руку от старика сидели еще четверо в красном, а за ними — шестеро в белом. На полу перед магами, укрытое белой простыней, лежало на носилках тело Крисании.
У всех членов Конклава лица были прикрыты капюшонами, и только лицо старика оставалось открытым свету.
— Добрый вечер, — поздоровался Тассельхоф и, отступив назад, поклонился.
Потом он снова поклонился, снова отступил и так продолжал пятиться до тех пор, пока не уперся в Карамона.
— Кто эти люди? — прошептал кендер в тревоге. — И что они делают в нашей спальне?
— Старик в центре — это сам Пар-Салиан, — негромко сказал Карамон. — И мы не в спальне. Это центральный зал Башни, Зал Магов или что-то в этом роде. Так что ты разбуди-ка на всякий случай нашу крошку…
— Бупу! — Тас пнул посапывающую Бупу ногой.
— Тараканий отродье! — выругалась Бупу и перевернулась на другой бок.
Глаза ее были закрыты. — Проваливай. Моя спать.
— Бупу! — чувствуя на себе пронзительный взгляд старика, Тас в отчаянии затряс Бупу. — Вставай! Ужинать пора!
Бупу открыла глаза и живо вскочила на ноги. Оглянувшись с голодным видом по сторонам, она увидела закутанных в плащи магов, взвизгнула и одним прыжком очутилась за спиной Карамона. Обхватив его лодыжку мертвой хваткой, она скорчилась в своем ненадежном убежище, продолжая негромко поскуливать от страха.
Карамон, чувствуя, что все взгляды устремились теперь на него, попытался стряхнуть Бупу с ноги, но не тут-то было. Крошечное существо вцепилось в него, словно пиявка, и, дрожа, с опаской поглядывало на магов. Карамон пошатнулся, едва не потерял равновесие и сдался.
Лицо старика тем временем ожило, и на нем появилось некое подобие улыбки.
Тас заметил, как Карамон с отвращением оглядел свои неловкие доспехи, ощупал щетинистый подбородок и провел рукой по спутанным волосам. Сперва гигант покраснел, но потом выражение его лица сделалось жестким. Когда он заговорил, в его голосе звучало спокойное достоинство, чего Тас не слышал ни разу за все время их пути.
— Пар-Салиан, — громко сказал Карамон, и его слова эхом отдались от сводов огромной комнаты, — ты помнишь меня?
— Я помню тебя, воин. — Маг говорил негромко, но его слова внятно разнеслись по залу.
Акустика здесь была столь совершенной, что и шепот умирающего был бы слышен тут так же отчетливо, как и речь ритора. Ничего больше Пар-Салиан не сказал, да и другие маги продолжали хранить молчание. Карамон переступил с ноги на ногу. Наконец он указал на Крисанию и продолжил:
— Я принес госпожу сюда в надежде, что вы вернете ее к жизни. Вы можете это сделать? С ней все будет в порядке?
— Это не в нашей власти, — ответил Пар-Салиан. — Мы ничем не можем ей помочь. Чтобы защитить ее от заклятия, наложенного на нее Рыцарем Смерти и означавшего неминуемую гибель и вечную муку, великий Паладайн, вняв ее последней молитве, забрал к себе душу своей праведной дочери и поместил ее в свою небесную обитель. Карамон поник головой.
— Это моя вина, — повинился он. — Я подвел ее. Я должен был спасти госпожу Крисанию от…
— Спасти? — Пар-Салиан покачал седой головой. — Нет, воин, ты не смог бы защитить ее от Рыцаря Черной Розы. Попытавшись сделать это, ты неминуемо погиб бы сам. Разве не так, кендер?
Тас, на которого устремился взгляд голубых глаз волшебника, почувствовал, как по спине его побежали мурашки.
— Д-да… — пробормотал он. — Я сам видел его… этого…
Тассельхоф содрогнулся.
— И это говорит кендер, а кендеры не знают страха, — подвел итог Пар-Салиан. — Не кори себя, Воин. И не оставляй надежды. Хотя мы сами не в силах сделать так, чтобы душа ее воссоединилась с телом, мы знаем, кто на это способен. Но сперва расскажи, зачем госпожа Крисания разыскивала нас, ибо нам известно, что она выехала из Палантаса с намерением попасть в Вайретский Лес.
— Я не знаю, — глухо сказал Карамон.
— Она хотела видеть вас из-за Рейстлина, — пришел на выручку Тас, и его голос прозвучал пронзительно и резко.
Произнесенное им имя отражалось от стен неестественно долго, пока наконец не замерло в вышине, под незримыми обсидиановыми сводами. Пар-Салиан нахмурился, а Карамон повернулся к кендеру и уставился на него в крайнем изумлении. Тас сглотнул слюну в пересохшем горле и растерянно замолчал.
— Рейстлин… — повторил Пар-Салиан, пристально глядя на Карамона. — Какое отношение к твоему брату может иметь праведная дочь Паладайна, жрица добра?
Почему после встречи с ним она отправилась в это опасное путешествие?
Карамон безмолвствовал, то ли не желая говоришь, то ли не в силах произнести ни слова.
— Ты знаешь о зле, которому он служит? — спросил маг.
— Рассматривая каменный пол под ногами, Карамон упорно молчал.
— Я знаю… — начал было Тас, но маг сделал рукой едва уловимый жест, и кендер заткнулся.
— Знаешь ли ты, что твой брат намеревается покорить весь мир? — продолжал Пар-Салиан, и его безжалостные слова поражали Карамона, как ядовитые стрелы.
Тас увидел, что гигант словно содрогнулся от боли. — Знаешь ли ты, что он со своей сводной сестрой Китиарой — или Темной Госпожой, как ее часто называют, — уже собирает силы для решительной битвы? На их стороне драконы, летающие крепости. Кроме того, нам известно…
— Ты ничего не знаешь. Величайший! — раздался в полутьме зала высокий насмешливый голос. — Ты глупец!
Эти слова упали в тишине комнаты, словно первые капли дождя на поверхность стоячего пруда, и по ряду застывших магов пробежало легкое движение. Тас быстро оглянулся, высматривая обладателя странного голоса, и увидел позади себя закутанную в черное фигуру, как будто соткавшуюся из мрака. Прошуршал еле слышно черный плащ, когда пришелец проследовал мимо остолбеневших Карамона и кендера к каменным креслам магов. Подойдя к Пар-Салиану, незнакомец откинул с головы капюшон.
Тас почувствовал, как Карамон напрягся.
— Что там? — прошептал он — самому ему ничего разглядеть не удалось.
— Темный эльф! — прошептал Карамон.
— Честно? — удивился Тас, и его глаза сверкнули. — Сколько лет я прожил на Кринне, и ни разу не встречал темного эльфа!
С этими словами кендер ринулся вперед, но Карамон успел поймать его за воротник куртки. Кендер возмущенно крякнул, но Карамон все же оттащил его назад. Ни Пар-Салиан, ни фигура в черном плаще, казалось, не обратили на них никакого внимания.
— Мне кажется, тебе следует объясниться, Даламар, — заметил Пар-Салиан. — Почему ты назвал меня глупцом?
— Завоевать весь мир! — передразнил его темный эльф. — Он не собирается завоевывать мир! Мир для него ничто, он мог бы стать его повелителем хоть завтра, хоть сегодня ночью, если бы захотел!
Тогда чего же он добивается? — задал вопрос маг в красной мантии, сидевший рядом с Пар-Салианом.
Тас, выглянув из-под локтя Карамона, увидел, как тонкие, заостренные черты лица эльфа расплылись в улыбке — в улыбке, которая заставила кендера вздрогнуть.
Он хочет стать богом, — тихо произнес эльф. Он хочет бросить вызов самой Владычице Тьмы. Таков его план.
Никто из магов не проронил ни слова. Все сидели неподвижно, однако само их молчание изменилось — оно стало тревожным. Немигающие взгляды устремились на Даламара.
Наконец Пар-Салиан вздохнул:
Мне кажется, ты его переоцениваешь.
Раздался треск раздираемой ткани: это Даламар разорвал на груди свои черные одежды.
Неужели? спросил темный эльф с плохо скрытой насмешкой.
Маги подались вперед, и их дружный вздох прошелестел по залу подобно порыву холодного ветра. Тас решил было подойти поближе, но рука Карамона удерживала его крепко. Кендер с раздражением посмотрел на друга: неужели ему не интересно? Лицо Карамона, однако, не выражало никаких эмоций.
— Видите след его руки на моем теле? сквозь зубы прошипел Даламар. — Даже сейчас боль настолько сильна, что я едва в состоянии ее терпеть.
Темный эльф помолчал, затем добавил:
— Он просил передать тебе привет и наилучшие пожелания, Пар-Салиан!
Верховный маг опустил голову. Рука, которой он подпер подбородок, дрожала, словно от старческой слабости. Могучий волшебник вдруг показался кендеру дряхлым, усталым и слабым. Несколько мгновений Пар-Салиан сидел так, прикрыв глаза, затем снова поднял голову и пристально посмотрел на Даламара.
Итак… сбылись наши худшие опасения. — Он вопросительно прищурился. — Значит, ему известно, что это мы послали тебя…
— Чтобы шпионить за ним? — Даламар горько рассмеялся. — Да, он знает! — Последние слова он буквально выдавил сквозь зубы. — Он знал это с самого начала. Он использовал меня, использовал всех нас, чтобы достичь своей собственной цели.
— Мне трудно в это поверить, — заявил маг, одетый в красное. — Все мы знаем, что Рейстлин довольно могущественный волшебник, однако все эти разговоры о том, что он собирается бросить вызов самой Такхизис, представляются мне смешной болтовней… смешной и нелепой.
Остальные маги что-то невнятно пробормотали в ответ.
— Ах вот как? — ядовито сказал Даламар. — Тогда позвольте мне заверить вас, глупцы, что вы не имеете никакого понятия о значении слова «могущество».
Во всяком случае, когда слово это относится к Рейстлину! Вы не можете представить себе ни вершин его могущества, ни его глубин. А я — могу! Я видел!..
Даламар ненадолго замолчал, а когда заговорил снова, то в голосе его больше не было гнева. Напротив, он был наполнен благоговейным трепетом и восторгом.
— …Я видел такое, что большинство из вас не осмелится даже представить!
С открытыми глазами я блуждал в царстве снов и чудес! Я лицезрел красоту, которая до боли томила грудь. Я утопал в кошмарах и видел ужасы… — Его голос задрожал. — Видел неизречимые ужасы и картины столь чудовищные, что мне хотелось умереть, только бы не смотреть на них! — Даламар оглядел полукружье магов, как бы объединив их в одно своим мрачно пылающим взором. — И все эти чудеса призвал и создал он, владеющий магией, как никто из вас!
В ответ ему не послышалось ни единого звука, никто из магов даже не шелохнулся.
— Ты достаточно мудр, чтобы бояться, Величайший, — голос эльфа упал до шепота. — Но каким бы глубоким ни был твой страх, он все равно окажется ничтожным перед величием истинной угрозы. Да, пока что ему не хватает могущества, чтобы переступить тот страшный порог, однако очень скоро он получит в свое распоряжение новые сипы, и тогда… Пока мы здесь говорим, он готовится к длительному путешествию. И он отправится в путь не позднее завтрашнего утра — как только дождется моего возвращения.
Пар-Салиан поднял голову.
— Твоего возвращения? — удивленно спросил он. — Но ведь он знает, что ты
— шпион, подосланный Конклавом. — Взгляд верховного мага скользнул в направлении пустого кресла, после чего он поднялся на ноги. — Нет, мой юный Даламар. Я ценю твое мужество, но не могу позволить тебе вернуться к нему — навстречу мучительной смерти.
— Никто не сможет остановить меня, — бесстрастно сказал темный эльф. — Я уже говорил раньше, что готов отдать свою душу за возможность учиться у такого могущественного мага, как он. И теперь я останусь с ним, даже если это будет стоить мне жизни. Он ждет моего возвращения. Он оставляет меня надзирать за Башней Высшего Волшебства в его отсутствие.