Жуткий призрак подходил все ближе, и Крисанией овладел безмерный ужас, какого она никогда прежде не испытывала. Она даже представить себе не могла, что способна ощутить подобный страх. Отступая перед рыцарем, она впервые заглянула в лицо смерти — своей собственной смерти. Крисания поняла, что смерть — это вовсе не блаженный переход в лучший мир, который — она всегда верила в это — заведомо предначертан для таких, как она. Надвигающаяся на нее смерть сулила страшную муку и воцарение ужаса — долгие дни и ночи, которые она проведет, завидуя живым.
      Крисания пыталась позвать на помощь, хотя понимала, что никто не сумеет помочь ей, но голос отказывался повиноваться. Пьяный гигант лежал в луже собственной крови и храпел. Целительное искусство Крисании спасло ему жизнь, однако теперь он проспит много часов, прежде чем снова станет здоров и силен.
      Кендер же был слишком слаб. Ничто не могло спасти ее от этого ужаса…
      Темная фигура приближалась. «Беги!» — раздался в мозгу Крисании одинокий отчаянный голос, но тело ее отказывалось ей служить. Жрице удалось лишь отступить на несколько шагов назад, да и это вышло невольно, отнюдь не являясь следствием сознательного усилия. Крисания не в сипах была даже отвести взгляд.
      Мерцающий оранжевый огонь глазниц похожего на череп лица сковал ее по рукам и ногам.
      Призрак поднял свою бесплотную руку. Она была полупрозрачна, и Крисания могла видеть сквозь нее темные стволы деревьев на противоположной стороне поляны. Однако она не сомневалась, что исходящая от чудовищ угроза вполне реальна. В небе висела серебристая луна, только это не ее свет отражался от древних доспехов давно умершего Соламнийского Рыцаря. Создание это светилось своим собственным бледным светом, фосфоресцируй в темноте, словно гнилушка.
      Между тем рука Рыцаря Смерти поднималась все выше, и Крисания почувствовала, что стоит убийственной длани оказаться на одном уровне с ее сердцем, и она умрет.
      Губы Крисании онемели от страха, но она в последнем усилии воззвала к Паладайну. Леденящий ужас по-прежнему не оставлял ее, а оранжевые глаза рыцаря продолжали удерживать ее душу в бессильном оцепенении. Между' тем рука жрицы непроизвольно метнулась к груди, где висел на цепочке медальон Паладайна.
      Стиснув его в кулаке, она в последнем отчаянном усилии сорвала медальон с шеи и, чувствуя, что сознание покидает ее, выставила руку перед собой. Свет луны Солинари блеснул на чешуе Платинового Дракона, и медальон вспыхнул бело-голубым сиянием.
      — Умри! — приказал страшный призрак. Крисания почувствовала, что падает.
      Тело ее распласталось на земле, но падение продолжалось. Она проваливалась куда-то сквозь землю, все глубже и глубже. Глаза жрицы закрылись, и она заснула… и увидела сон.., Крисания оказалась в дубовой роще. Белые холодные руки, высунувшись из-под земли, хватали ее за лодыжки, а разинутые рты жаждали крови. Ее крови. Темнота казалась непреодолимой и бесконечной, окружавшие деревья насмехались над ее страхами и пронзительно скрежетали сучьями.
      — Крисания! — позвал мягкий, почти шепчущий голос. Что это? Кто мог звать ее из темноты рощи? Через несколько шагов жрица увидела на небольшой поляне того, кто ее звал. Как всегда, он был одет в черное.
      — Крисания, — повторил голос.
      — Рейсшин! — Крисания едва не всхлипнула. Спотыкаясь, она выбежала из-под деревьев и, оставив позади ужасные руки, пытавшиеся утянуть ее под землю и там обречь на вечные муки, очутилась на поляне. Прикосновение его тонких пальцев обожгло ее.
      — Не беспокойся, праведная дочь Паладайна, — сказал Рейстлин, и Крисания, дрожа всем телом в его руках, закрыла глаза.
      — Твои испытания позади. Ты прошла через Шойканову Рощу и осталась цела и невредима. Собственно говоря, тебе нечего было бояться, госпожа, ведь с тобой было мое заклятие.
      — Да, — пробормотала Крисания.
      Рука ее быстро прикоснулась ко лбу в том месте, где его губы оставили на ее коже невидимый след. Потом, окончательно осознав, что ей только что пришлось пережить, и заодно поняв, что она позволила Рейстлину увидеть себя в минуту слабости, Крисания резко оттолкнула от себя руки мага. Отступив на шаг, она холодно смерила Рейстлина взглядом.
      — Зачем ты окружил себя этой мерзостью? — спросила она требовательно и слегка раздраженно. — Неужели тебе нужны такие… такие стражники?
      Как ни старалась Крисания, но голос ее все еще предательски дрожал.
      Рейстлин участливо посмотрел на гостью, и его золотистые глаза сверкнули под капюшоном, отразив свет хрустального навершия посоха, который он держал в руке.
      — Какого рода стражниками окружаете себя вы, Посвященная? — спросил он. — Какая пытка ожидала бы меня, осмелься я шагнуть на плиты священного Храма?
      Крисания открыла было рот с намерением поставить мага на место, однако едкие слова так и остались невысказанными. Разумеется, Храм, воздвигнутый в честь Паладайна, охранялся. Ни один из тех, кто почитал великую Владычицу Тьмы Такхизис, не смел под страхом гнева Паладайна вступить в его освященные пределы.
      Крисания заметила на тонких губах Рейстлина улыбку и вспыхнула. Как он смеет так поступать с ней? Ни один человек никогда не унижал ее сильнее! Никому еще не удавалось привести ее в такое смятение.
      С того самого вечера, когда Крисания повстречалась с темным магом в жилище Астинуса, она ни на минуту не могла перестать думать о нем. Она нетерпеливо ждала сегодняшнюю ночь, с восторгом предвкушая посещение Башни и одновременно страшась того, что ей предстояло. О своей встрече с Рейстлином она рассказала Элистану — все, за исключением «заклятия», которым Рейстлин наградил ее при расставании. Почему-то она не могла заставить себя рассказать верховному жрецу о поцелуе темного мага. Нет, только не об этом!..
      Элистан и без того был до крайности расстроен. Он знал Рейстлина, правда не теперешнего, а того молодого мага, который освободил его из тюрьмы Верминаарда в Пакс Таркасе. Несмотря на это, Элистан недолюбливал Рейстлина и никогда не доверял ему полностью. Впрочем, в этом он был не одинок. Известие о том, что Рейстлин стал адептом ложи Черных Мантий, не удивило жреца, как не удивило его предостережение Паладайна, ниспосланное во сне Крисании. Удивили и расстроили его впечатления Крисании от встречи с магом. Услышав о приглашении, которое получила Крисания, о приглашении посетить Башню, где, по всем признакам, билось теперь злое сердце Кринна, он встревожился и испугался. Если бы свобода воли не была угодна богам, Элистан, быть может, запретил бы Крисании идти туда.
      Как бы там ни было, но он рассказал Крисании о всех своих опасениях, и она почтительно выслушала его. И все же она пошла в Башню, влекомая туда желанием, о природе которого пока даже не догадывалась, хотя и заявила Элистану, что движет ею желание «спасти мир».
      — Мир и так поживает весьма неплохо, — с невеселым выражением лица возразил верховный жрец. Но Крисания не слушала и не слышала.
      — Идем внутрь, — пригласил Рейстлин. — Я думаю, немного вина поможет тебе избавиться от неприятных воспоминаний.
      Он испытующе поглядел на жрицу.
      — Ты очень храбра, Посвященная, — добавил Рейстлин, и Крисания впервые не услышала насмешки в его голосе. — Мало кому хватает сил и мужества, чтобы одолеть ужас Рощи.
      Он отвернулся, и Крисания была рада этому. От его похвалы она очень некстати покраснела.
      — Прошу тебя, не отставай, предупредил Рейстлин, шагая впереди нее.
      Крисания слышала, как шуршат полы его плаща. — Держись внутри круга света от моего посоха.
      Крисания поспешила исполнить его указание и, поравнявшись с ним, заметила, что свет, льющийся из хрустального набалдашника магического посоха, заставляет ее белые одежды мерцать холодным сиянием, сходным с сиянием серебристой луны, в то время как черный бархат плаща мага переливался теплыми желтоватыми бликами.
      Рейстлин провел ее сквозь страшные ворота Башни. Крисания поглядела на них с любопытством, вспоминая мрачную историю, слышанную когда-то, о темном маге, который бросился на них с крыши Башни, запечатав их навечно своим предсмертным вздохом. Вокруг нее шептались и шелестели невидимые существа. Несколько раз она поворачивалась, реагируя на звук иди на прикосновение к своей шее холодных невидимых пальцев. Несколько раз она видела уголком глаза неясное движение, однако стоило ей посмотреть в том направлении, как все замирало. От земли поднимался сырой туман, пахнущий плесенью и гнилью, и у Крисании ревматически заныли кости. Незаметно для себя она снова начала дрожать, а когда, оглянувшись, увидела уставившиеся ей в спину внимательные глаза без лица, то сделала быстрый шаг вперед и схватила Рейстлина под руку.
      Маг посмотрел на нее, и на его лице едва заметно проскользнула тень удовольствия. Крисания снова покраснела.
      — Не бойся, — просто сказал маг. — Здесь я хозяин. Я не позволю, чтобы тебе был причинен вред.
      — Я… я не боюсь, — ответила Крисания, прекрасно понимая, что маг все равно чувствует дрожь ее пальцев. — Просто… я слегка оступилась, вот и все.
      — Прошу прощения, Посвященная, — сказал Рейстлин, и Крисания не смогла понять, смеется он или нет. Тем временем маг остановился.
      — С моей стороны было невежливо не предложить тебе руку. Ведь здесь темно, и дорога тебе незнакома. Надеюсь, теперь ты чувствуешь себя увереннее?
      Да, намного, — покраснее еще сильнее, ответила она.
      Маг ничего не сказал и только улыбнулся. Крисания опустила глаза, не в силах встретиться с ним взглядом, и дальше они пошли молча. Всю дорогу до Башни Крисания корила себя за страх, но руки Рейстлина не выпустила. Никто так и не проронил ни слова до тех пор, пока они не достигли входной двери в древнее строение.
      Это была простая деревянная дверь с грубо вырезанными на ее поверхности магическими рунами. Рейстлин и тут не произнес ни слова, не сделал никакого движения — во всяком случае, Крисания ничего не заметила, — однако при их приближении дверь медленно распахнулась. Изнутри Башни хлынул поток мягкого света, и Крисания настолько приободрилась, что в первое мгновение не обратила никакого внимания на темную человеческую фигуру, возникшую на пороге.
      Когда же взгляд жрицы упал на темный силуэт в потоке теплого гостеприимного света, Крисания резко остановилась и даже слегка попятилась.
      Рейстлин коснулся ее руки своими тонкими, обжигающе горячими пальцами.
      — Это всего лишь мой ученик, Посвященная, — сказал он мягко. — Даламар сделан из плота и крови и обитает среди живых, во всяком случае — в настоящее время.
      Крисания не поняла последнего замечания мага, но, расслышав в голосе Рейстлина сдерживаемый смех, решила не уточнять. Она и так была в немалой степени удивлена тем, что живые существа могут обитать в этом мрачном месте.
      «Как глупо с моей стороны, — выбранила она себя. — Какое чудовище я себе вообразила? А ведь он человек, и ничего более. Простой смертный, из плоти и крови…»
      Эта мысль успокоила ее настолько, что ей удалось немного расслабиться.
      Перешагивая через порог, Крисания чувствовала себя почти нормально. Она даже протянула ученику Рейстлина руку, как протянула бы ее юному неофиту Паладайна.
      — Мой ученик Даламар, — небрежным взмахом руки представил его Рейстлин. — Госпожа Крисания, Посвященная Паладайна, его праведная дочь.
      — Госпожа Крисания, — произнес ученик с почтением и, взяв ее руку в свои, с легким поклоном поднес к губам.
      Когда он поднял голову, капюшон его плаща соскользнул на спину и Крисания увидела его черты.
      — Эльф! — ахнула жрица, от удивления позабыв убрать руку. — Невероятно! — в смущении продолжила она. — Эльф не должен служить…
      — Я — темный эльф, Посвященная, — объяснил ученик, и Крисании послышалась горечь в его словах. — Во всяком случае, так прозвали меня другие эльфы.
      — Прошу простить меня, — пробормотала Крисания. — Я не хотела…
      Она запнулась и замолчала, нежная, куда девать глаза от смущения и стыда.
      Она почти что чувствовала, как потешается над ней Рейстлин. Маг снова заставил ее потерять душевное равновесие! В гневе Крисания выдернула свою руку из холодных пальцев ученика и выпустила локоть Рейсшина.
      — Посвященная Паладайна совершила долгий путь, добираясь к нам, и, должно быть, устала, Даламар, — сказал Рейстлин. — Будь добр, проводи госпожу в мой кабинет и предложи ей вина. С твоего позволения, госпожа Крисания, я тебя ненадолго покину. Несколько мелких дел требуют моего внимания. Я немедленно присоединюсь к тебе, как только освобожусь. Даламар, ты должен будешь подать госпоже все, что ей потребуется.
      Маг грациозно поклонился.
      — Слушаюсь, шалафи, — почтительно отозвался эльф.
      Крисания промолчала, и Рейстлин ушел. Чувствуя одновременно и облегчение, и усталость, она последовала за учеником, думая о том, что так, наверное, чувствует себя воин, победивший в бою опытного и сильного противника.
      Даламар повел ее вверх по узкой винтовой лестнице, и вскоре оба очутились в кабинете Рейстлина. Крисания вынуждена была признать, что жилище мага представлялось ей совсем иным.
      «А что я, собственно, ожидала увидеть? — спросила она себя. — Уж конечно, не эту приятную комнату, битком набитую старинными книгами в прекрасных переплетах». Впрочем, здесь были не только книги. Даже на ее взгляд мебель здесь была дорогой и красивой, в комнате уютно пылали дрова, наполняя помещение теплом, которое было ей особенно приятно после зябкой прохлады за стенами Башни. Вино, которое предложил ей Даламар, было по-настоящему вкусным, и уже после маленького глотка по жилам ее растеклось отрадное тепло.
      Даламар тем временем принес из угла и поставил возле ее правой руки небольшой изящный столик, украшенный затейливой резьбой. На столик он поместил вазу с фруктами и тарелку ароматного, еще горячего хлеба.
      — Что это за плоды? — поднося к глазам один из фруктов и внимательно его разглядывая, спросила Крисания. — Я никогда не видывала ничего подобного.
      — Разумеется, нет, Посвященная, — ответил Даламар с легкой улыбкой.
      Крисания заметила, что, в отличие от Рейстлина, у Даламара улыбаются не только губы, но и глаза. — Шалафи доставил их с острова Митрас.
      — С Митраса? — повторила Крисания. — Но это же на другом конце света! Я знаю, там живут минотавры. Они не допускают в свое царство никого из смертных!
      Кто же принес Рейстлину эти плоды?
      Внезапно перед ее глазами возник устрашающий образ слуги, который один только и способен был доставить такие деликатесы своему хозяину, и она поспешно положила плод обратно в вазу.
      — Попробуй, госпожа Крисания, — сказал Даламар без тени злорадства в голосе. — Ты увидишь, что они вкусны. Здоровье у шалафи довольно хрупкое, и он мало что может себе позволить. Он не ест почти ничего, кроме хлеба, вина и этих плодов.
      Крисания почувствовала, как страх возвращается к ней.
      — Да, — невнятно ответила она, и ее взгляд непроизвольно устремился ко входной двери. — Он очень болен, верно? И еще этот ужасный кашель…
      Ее голос был исполнен сострадания и жалости. — Кашель? — удивился Даламар.
      — Ах, да… кашель. Он не уточнил, и Крисании это показалось странным, однако вскоре она продолжила рассматривать комнату и позабыла обо всем. Ученик подождал немного, ожидая, не захочет ли госпожа чего-нибудь еще. Но Крисания молчала, и Даламар поклонился.
      — Если больше ничего не нужно, госпожа, то я тебя покину. Мне пора возвращаться к своим собственным делам.
      — Да-да, конечно, — рассеянно кивнула Крисания. -Мне больше ничего не нужно.
      Она помолчала, медленно выбираясь из круга своих мыслей.
      — Значит, он — твой учитель, — сказала она, словно только что поняв значение этого факта. — Он хороший учитель? Ты многое узнал от него?
      — Он наиболее щедро одарен из всех магов нашего Ордена, госпожа Крисания,
      — ответил Даламар. — Он умелый, опытный, талантливый маг. Только один маг за всю историю был столь же могущественным — великий Фистандантилус. Но мой шалафи молод, ему всего двадцать восемь лет. Если он останется жить, он сможет…
      — Если останется жить? — удивилась Крисания и замолчала, рассердившись на себя за то, что позволила ученику услышать в своем голосе нотки озабоченности и тревоги. «Нет ничего плохого в том, что я тревожусь за него,
      — сказала она себе. — В конце концов, Рейстлин тоже человек, тоже божье творение. Любая жизнь священна».
      — Искусство, которое он избрал, чревато опасностями, госпожа, — сказал Даламар. — А теперь, с твоего позволения, я тебя покину.
      — Конечно, — рассеянно ответила Крисания. Низко поклонившись, Даламар тихонько вышел из кабинета и затворил за собою дверь. Крисания, поигрывая в тонких пальцах бокалом, остановила взгляд на пляшущих в камине язычках пламени.
      Задумавшись, она не услышала, как дверь снова отворилась, если, конечно, она отворялась. Словом, Крисания вздрогнула, когда чьи-то пальцы легко прикоснулись к ее волосам. Обернувшись, она увидела Рейстлина, который сидел за столом в своем кресле с высокой спинкой.
      — Могу я чем-нибудь тебе услужить? — спросил он вежливо. — Всем ли ты довольна?
      — Д-да, — кивнула Крисания, ставя на стол недопитый бокал. Ей очень не хотелось, чтобы Рейстлин видел, как дрожат ее руки. — Мне все очень нравится, — сказала она. — Здесь хорошо, лучше, чем я ожидала. А твой ученик, Даламар, кажется?.. Он очень мил.
      — Вот как? — сухо переспросил Рейстлин. Пошевелившись в кресле, он сложил руки перед собой таким образом, чтобы кончики его пальцев соприкасались между собой.
      —  — Какие у тебя красивые руки, — непроизвольно сказала Крисания. — Такие тонкие, аккуратные пальцы, такие изящные кисти… — Она вдруг осознала, что и кому она говорит. Покраснев, Крисания неловко забормотала:
      Но… я так думаю… это необходимо для твоего — твоего искусства.
      Да, — коротко ответил Рейстлин, и Крисания впервые увидела на его лице выражение нескрываемого удовольствия. Маг вытянул руки вперед так, чтобы на них падал свет очага, он слегка повернул их, словно любуясь. — Когда я был ребенком, я развлекал и удивлял моего брата многими трюками, на которые уже тогда были способны эти руки.
      Достав из потайного кармашка золотую монету, Рейстлин положил ее на костяшки пальцев правой руки. Почти не прилагая никаких усилий, он заставил небольшой золотой кружочек кувыркаться и подпрыгивать. Понемногу монета перемещалась по всей его руке, сверкала между проворными гибкими пальцами, исчезала и тут же появлялась в левой руке.
      Крисания восхищенно ахнула. Рейстлин посмотрел на нее, и жрица увидела, как довольная улыбка на его лице превратилась в гримасу боли.
      — Да, — сказал он, — это было единственное мое умение, единственный мой талант. Я развлекал других детей. Когда мне удавалось доставить им удовольствие, меня не трогали.
      — Не трогали? — неуверенно переспросила Крисания. Боль в его голосе ожгла жрицу, словно плеть. Рейстлин ответил не сразу. Некоторое время он молчал, следя взглядом за золотой монетой, которую продолжал бесцельно вертеть в руке.
      Потом вздохнул.
      — Я хорошо представляю себе твое детство, — сказал он. — Ты выросла в обеспеченной семье, во всяком случае так мне сказали. Наверняка тебя любили и берегли, защищали и баловали, дарили все, что бы тебе ни захотелось. Тобой восхищались, почти боготворили.
      Крисания, подавленная неожиданным чувством вины, не ответила.
      — Мое детство было совсем другим, — продолжил маг, и лицо его снова омрачила тень боли. — Меня прозвали Ловкачом, но в этой кличке не было ни капли уважения. Я рос слабым и болезненным мальчиком. И слишком сообразительным!
      Остальные дети по сравнению со мной были тупицами и неучами! Их тщеславие было ничтожным, а притязания — наивными! Например, мой единокровный брат в мыслях своих никогда не заглядывал глубже дна своей тарелки. А моя сестра всегда знала только один способ для достижения своей цели — удар кулаком или мечом. Да, я был слаб, и они защищали меня, но однажды я поклялся себе, что никогда не буду нуждаться ни в чьей защите! Я хотел стать великим, полагаясь только на свои собственные силы и на свой дар — магию!
      Руки его непроизвольно сжались в кулаки, а золотистая кожа побледнела.
      Неожиданно Рейстлин раскашлялся. Приступ был таким сильным, что его хрупкое тело судорожно скорчилось, словно в агонии. Крисания вскочила, но маг жестом остановил ее. Вытащив из кармана смятую тряпицу, Рейстлин поднес ее к губам и отер с них кровь.
      — Такой ценой я заплатил за свою магию, — сказал он, когда приступ прошел и маг снова смог говорить. Голос его звучал не намного громче шепота. — Они искалечили мое тело и дали мне это проклятое зрение, так что, куда бы я ни взглянул, я вижу, как люди старятся и умирают. Однако могущество, которое я получил в результате, того стоило. Боги мои, да оно стоило гораздо большего! Я получил власть, я получил способность добиваться всего, чего захочу, и никто, никто из них не был мне нужен.
      — Но это злое могущество! — Крисания наклонилась вперед и серьезно посмотрела на Рейстлина.
      — Да? — спросил Рейстлин. На этот раз голос его был бесстрастным. — Разве честолюбие — зло? Разве может быть злом власть, способная управлять и сдерживать другое зло? Если это так, то боюсь, госпожа Крисания, что ты, вслед за мною, можешь сменить свою белую одежду на черную мантию.
      — Как ты смеешь? — вскричала Крисания, не помня себя от гнева. — Я никогда не…
      — Но ты делала это, — пожимая плечами, спокойно перебил ее Рейстлин. — В конце концов, ты бы не прилагала столь значительных усилий, чтобы добиться ведущего положения в иерархии своего Братства, если бы тебе это было безразлично. Тебя толкало к этому все то же честолюбие, все то же стремление к власти.
      Теперь уже маг наклонился вперед в своем кресле.
      — «Мое назначение — это великое дело, которое мне предначертано совершить!
      Моя жизнь не такая, как у других!» Разве не говорила ты себе подобные слова?
      Разве не считала ты в гордыне своей, что сидеть и смотреть, как жизнь проходит мимо, — удел других? Разве не мечтала изменять ее по своему разумению, разве не хотела ты управлять ею?
      Крисания, которую горящий взгляд Рейстлина удерживал на месте, не могла ни пошевелиться, ни сказать хоть слово в свое оправдание. «Откуда он знает?
      — спрашивала она себя. — Как сумел он прочитать, подслушать сокровенные тайны моего сердца?»
      — Разве это — зло? — негромко, но настойчиво спросил Рейстлин.
      Крисания медленно покачала головой, потом подняла руки к вискам. Голова раскалывалась от боли, а в висках неистово билась кровь. Нет, это не было, не могло быть злом. В рассуждениях Рейстлина чувствовался какой-то скрытый изъян, но понять, в чем дело, Крисания не могла. Она не способна была сейчас спокойно анализировать и размышлять. Ею овладело сильнейшее смятение, но одинокая мысль, без конца повторявшаяся в ее мозгу, была четкой и ясной: «Как мы похожи — он и я!»
      Рейстлин молча ожидал ее ответа. Чувствуя необходимость что-то сказать, Крисания поспешно отпила глоток вина, чтобы выиграть несколько драгоценных мгновений и привести в порядок скачущие мысли.
      — Возможно, у меня и появлялись подобные желания. — Она тщательно подбирала слова. — Однако даже если это и так, то мои притязания и честолюбие не принесут мне пользы. Я расходую свои знания и свои способное!» для помощи другим. Я использую их ради Братства…
      — Ради Братства!.. — фыркнул Рейстлин. Крисания почувствовала, что ее смятение понемногу исчезает и на смену ему приходит холодный гнев.
      — Да, — ответила она решительно, снова обретая под ногами твердую почву и отгораживаясь от мага стеною своей веры. — Власть добра, власть Паладайна изгнала из этого мира зло. Я стремлюсь именно к этой власти. Эта власть…
      — Которая изгнала зло? — перебил Рейстлин. Крисания моргнула. Восторженные мысли уносили ее все дальше, она даже не задумывалась над своими словами.
      — Да. Она…
      — Но зло и страдания до сих пор существуют в этом мире, — продолжал настаивать Рейстлин.
      — Только из-за таких, как ты! — запальчиво выкрикнула Крисания.
      — О нет, Посвященная! — покачал головой Рейстлин. — Только не из-за меня.
      Взгляни… — Он знаком попросил ее приблизиться и снова засунул руку в потайной кармашек своей мантии.
      Испытав внезапный приступ подозрительности, Крисания не двинулась с места, издали внимательно рассматривая предмет, который достал маг. Это был небольшой круглый камень, сверкающий разноцветными красками и очень похожий на детский мраморный шарик. Рейстлин тем временем взял со стола серебряную подставку и положил шарик на нее. Поначалу маленькая вещица выглядела нелепо, так как была слишком мала для массивной подставки. Потом она вдруг засверкала и начала расти.
      Крисания невольно ахнула. Она не была уверена, что увеличивается именно шарик. Временами ей начинало казаться, что это она съеживается и уменьшается в размерах. Тем временем шарик Рейстлина вырос настолько, что подставка оказалась ему как раз впору.
      — Погляди внутрь, — пригласил ее маг.
      — Нет. — Со страхом глядя на волшебный предмет, Крисания слегка отпрянула.
      — Что это такое?
      — Это Глаз Дракона, — ответил Рейстлин, не сводя с Крисании взгляда. — Единственный экземпляр, который остался на Кринне. Он подчиняется мне, и я не допущу, чтобы тебе был причинен вред. Загляни внутрь, госпожа Крисания, если только ты не боишься правды.
      — Откуда мне знать, что он покажет мне правду? — требовательно спросила Крисания. — Как я узнаю, что он не покажет мне то, что ты прикажешь ему показать?
      — Если бы ты знала, сколь давно изготовлялись Глаза Дракона, ты не задала бы мне такого вопроса и не унизила бы себя подозрением, — ответил Рейстлин, слегка качая головой. — Их создавали, собравшись вместе, мастера Черной, Белой и Красной Лож. Эти шары не являются орудиями зла или добра. Они все, и
      — ничего. В конце концов, на тебе медальон Паладайна, его Платиновый Дракон… и твоя вера сильна. — В его голосе как будто снова прозвучала насмешка. — Разве смогу я заставить тебя увидеть то, что ты не хочешь видеть?
      — Но что я увижу? — прошептала Крисания, в которой еще сражались между собой недоверие и любопытство.
      — Только то, что видели твои глаза, но что сама ты видеть не хотела.
      Рейсшин прикоснулся к поверхности шара тонкими пальцами и прошептал слова повеления. Крисания неуверенно склонилась над столом и заглянула в Глаз Дракона. Поначалу она не увидела ничего, кроме кружащегося зеленоватого тумана.
      Потом туман рассеялся, и она отпрянула: из глубины шара протянулись к ней нечеловечески длинные, тонкие руки.
      — Не бойся, госпожа, — успокоил ее Рейстлин. — Это всего лишь отражение моих рук.
      И действительно, руки прикоснулись к рукам Рейстлина и исчезли. Цветной вихрь внутри шара закрутился с неистовой яростью и силой, и на мгновение у жрицы закружилась голова. Потом вихрь тоже исчез, и она увидела…
      — Палантас, — ахнула Крисания.
      Она видела весь город, плывущий в утреннем тумане и мерцающий, словно драгоценный жемчуг. Сначала он был далеко, потом стал стремительно приближаться, как если бы сама Крисания падала на него с высоты. Вот промелькнул Новый город, городская стена, и замелькали кварталы Старого города.