Пролог

Лил нескончаемый дождь, и за косыми тяжелыми струями темное кладбище казалось призрачным и каким-то пугающе чужим.

И лишь одно надгробие, словно воздвигнутое на стыке времен — времен ласковых и добрых, но безвозвратно ушедших, и времен нынешних, обагренных кровью и цинично-жестких, — лишь одно надгробие напоминало Маку Болану о доме, вернее, о том, что было когда-то с ним связано и что навсегда сохранялось в душе, вызывая и нежность, и тоску, и почти непереносимое чувство нелепой утраты. Кутаясь в непромокаемый плащ, он неотрывно глядел на ровные ряды букв, высеченных на гладкой поверхности камня. И это было все, что осталось от тех, кого он знал и безмерно любил.

Это надгробие всей своей массой как бы вздымалось из Прошлого. Но, боже мой, сколько же подобных надгробий воздвиг Палач в Настоящем, чтобы хоть как-то отомстить своим врагам, которые, будто насмехаясь, поломали жизнь Болана надвое, на две эпохи — когда у него были дом и семья и когда он сделался безжалостным, неукротимым Палачом.

Только Прошлое и Настоящее. Само упоминание о Будущем воспринималось им как злая и неумная шутка.

Каждый на этом свете выполняет свой долг. Так в чем же заключался долг Палача? Вечно посылать проклятия на головы убийц, разрушивших его дом, и вызывать проклятия на собственную голову?

Что ж, по крайней мере, это сделалось необходимостью, которая придавала смысл его существованию и определяла многие поступки.

Начав как обыкновенный мститель, Болан очень скоро обнаружил, что тропа его войны не имеет конца: за конкретными врагами, подлежащими уничтожению, стояла, как выяснилось, огромная и чётко отлаженная организация, целая империя, чье имя — мафия. И тогда Болан понял: кроме личных обид есть еще и некие высшие нравственные принципы, каковым необходимо следовать, уж коли ты решил на этом свете оставаться Человеком. Гибель близких — лишь частный результат действия сил зла, орудующих на земле. Дернув за конец нити, нужно разматывать целый клубок, иначе борьба теряет всякий смысл. И Болан объявил беспощадную войну мафии как таковой. Из мстителя он превратился в Палача.

Сколько трупов оставил он на своем пути? Наверное, не меньше тысячи. Он не вел точных подсчетов: в, войне на истощение никто не считает мертвых. Пока сам Болан оставался жив, количество жертв не играло для него никакой роли. Если на ночном небе вдруг погаснет тысяча звезд — кто это заметит? Так обстояло дело и с мафией — ряды ее приверженцев казались бесконечными.

Но в подобном случае не утрачивала ли смысл его война? Судя по тому дружному хору проклятий, которые раздавались в адрес Палача, — конечно же, нет! И это придавало Болану новые силы.

Словно высеченное из камня, его лицо не выражало никаких эмоций. Поливаемый холодным дождем, он молча смотрел на надгробие, навеки скрывшее самых дорогих для него людей. Внезапно Палач насторожился: в темноте кладбища, совсем близко, он ощутил чье-то постороннее присутствие. Почти неуловимым движением он выхватил из-под плаща «беретту» и мигом направил дуло в ту сторону, где между деревьями возникло легкое, едва уловимое движение.

Настоящее, как всегда, не вовремя вторгалось в прошлое...

Но тихий голос, раздавшийся в темноте, принадлежал именно прошлому, будто наваждение...

— Это я, сержант.

Они медленно шагнули навстречу друг другу, и тотчас у Болана вырвался невольный вздох облегчения. На губах у обоих заиграли радостные улыбки.

— Я уже начал волноваться за тебя, Лео, — негромко проговорил Палач.

— Извини, но тропки в лесу слишком быстро зарастают. Мне пришлось искать обходной путь, — губы мафиозного босса презрительно скривились. — Я не люблю, когда за мной идут по пятам.

— Кто именно? — поинтересовался Болан.

— Скорее всего, Оджи.

Болан чуть слышно присвистнул:

— Шустрый малый.

— Не везет нам с этими козырями. Лезут везде. Такое впечатление, что безопасных зон просто не осталось.

— Нет, они еще существуют, — угрюмо возразил Болан и после короткой паузы добавил: — В этом мире... — Он вздохнул. — И какие же новости у тебя, Лео?

Маленький человек безнадежно развел руками.

— Кажется, я зашел в тупик, — пробормотал он. — И Гарольд прав. Без спонсора дальше играть невозможно.

— Найди себе нового, — пожал плечами Болан.

— Минуя Оджи? — Лео Таррин покачал головой. — Не получится, сержант. По крайней мере, не в этой части света. Для того-то и затеяна чистка рядов. Надежды никакой. Но все равно спасибо, что пришел. — Он мрачно глянул на надгробие. — Понимаю, ты хотел здесь побыть со своими... Да только лучшего места для встречи я не придумал, извини. И мой тебе совет: проваливал бы ты отсюда. К рассвету территория закроется. Зачем рисковать?

— Ну, предположим, я уеду. Чем займешься ты?

— Вероятно, еще какое-то время поиграю в игры Гарольда. Обидно, конечно. Я ожидал, что через несколько месяцев организацией займутся всерьез. Увы!

— А что у Гарольда?

Гарольд Броньола был очень крупным чиновником в Министерстве юстиции США и тайным начальником Лео Таррина.

— Ему осталось завершить одно дельце, — тихо произнес секретный агент. — Может, об этом еще и рановато говорить, но... Это последняя игра.

Болан прервал его взмахом руки.

— Тогда уж лучше помолчи, Лео. Как только Оджи узнает, что ты раскрыл рот, он снимет с тебя голову. И тебе, и Гарольду об этом известно.

— Но ведь сперва Оджи нужно что-то пронюхать? — Слабая улыбка тронула губы Лео Таррина.

— Не болтай ерунды, Лео. Уж тебе ли не знать! Оджи Маринелло поставит на уши всю страну и, если ему приспичит, превратит в своих боевиков и высших полицейских офицеров, и сенаторов, и конгрессменов — всех вместе и каждого по отдельности. Думаешь, Гарольд знает, кому из своих людей может доверять на сто процентов? В том-то и беда, Лео. Даю голову на отсечение, что Оджи и минуты не будет сидеть сложа руки, наблюдая, как его Империю разносят по кирпичикам в здании суда.

— Если бы дошло дело до суда! — тоскливо отозвался Таррин. — Боюсь, начни мы действовать по закону, вся эта канитель затянется как минимум на десять лет, а к тому времени...

— Но ты ведь не можешь войти в игру всего на десять минут, — возразил Болан.

— Ты прав, — вздохнул Таррин. — И потому придется рисковать. У нас осталась только одна игра. Последняя.

— Риск — мягко сказано. Это прямая дорога на тот свет. Надеюсь, ты понимаешь?

— Еще бы! — согласно пробормотал тайный федеральный агент.

— Где Ангелина с детьми?

— Они прикрыты.

— До тех пор, пока тебе самому ничто не угрожает, — заметил Болан.

— Они в безопасности! — настойчиво повторил Таррин.

— Сейчас никто не может быть в безопасности. И тебе это прекрасно известно.

— Если по правде, сержант, я уже перестал что-либо понимать. Так, какие-то судорожные движения...

— Выломай дверь и беги, Лео. Я найду тебе другого спонсора.

Таррин нервно усмехнулся.

— Мне ли говорить, как я верю тебе! Но всему есть пределы. И, похоже, пора заканчивать игру — мою игру, а не твою. Что толку, если мы оба погибнем?

Из всех людей, каких доводилось встречать Болану, Лео Таррин, возможно, был самым храбрым, надежным и преданным другом, в шкуре которого Палач никому бы не пожелал оказаться. Уже много лет Таррин ходил по лезвию ножа, являясь крупным мафиози и одновременно тайным агентом ФБР. Он ежеминутно рисковал собой, решая головоломные задачи, которые ему в изобилии подбрасывала жизнь. И, как знать, теперь он, может, даже радовался тому, что его изнурительная двойная игра подходит к концу.

— Ты, безусловно прав, Лео, — Болан пристально посмотрел на друга. — Но, сдается мне, ты все же непрочь был бы и продолжить. Ради святого дела. А?

— Ну, если честно... — замялся Таррин.

— Ладно, — устало подытожил Болан. — Тогда ты у меня в долгу, дружище.

— Я и так многим обязан тебе...

— Ты мне нужен живой, Лео. Хватит с меня мертвецов.

Некоторое время они стояли молча, не глядя друг на друга, и каждый думал о своем. Наконец Таррин тряхнул головой, словно отметая всякие сомнения, и твердо произнес:

— Ну, хорошо, будь по-твоему. Согласен.

И, как бы подтверждая сказанное, вдали прогрохотал мощный раскат грома.

— Сколько ты еще можешь оставаться здесь? — осведомился Болан.

— Я же говорил тебе, если повезет — до рассвета.

Дождь усилился, и Таррин поплотнее запахнул на груди плащ.

— Вот и давай тогда поговорим на рассвете, — предложил Болан.

— Не пытайся за это время выкинуть какой-нибудь фортель, — предупредил Таррин. — Ради меня рисковать вовсе ни к чему.

— Не учи меня жить.

Таррин коротко усмехнулся. Сверкнувшая молния на миг выхватила из темноты надгробный камень с четко выбитой надписью: «БОЛАН»...

— Да, уж кому кого учить... — задумчиво пробормотал тайный агент. — Может, ты все-таки объяснишь, что затеваешь на этот раз?

Болан пожал плечами.

— Постараюсь купить для тебя еще немного времени в организации, мой бедный мафиози, — с угрюмой улыбкой ответил он. — Теперь нам придется играть с листа. А то и просто на слух.

— Тебе, похоже, неизвестно само это слово — «конец». Во всяком случае к себе ты его примеривать не приучен, — вздохнул Таррин. — Ну, хорошо, подождем до рассвета. Порядок действий — прежний?

Болан утвердительно кивнул:

— Через пять минут по прошествии каждого часа подавай мне сигнал, пока все окончательно не определится.

Друзья крепко пожали друг другу руки.

— Не сдавайся, Лео, держись, — ободряюще произнес Болан.

— У меня нет другого выхода, — в тон ему ответил тайный агент. И с этими словами быстро исчез в дождливой ночи.

Облокотившись на семейное надгробие, Болан задумчиво глядел ему вслед.

Что и говорить, не очень-то веселым получилось возвращение домой. Но надо принимать реальность такой, какая она есть. Здесь когда-то он начал свою борьбу и здесь рано или поздно ее и закончит. И тогда навеки упокоится вот под этой плитой. Но — не сейчас. Еще не время.

Он не был готов возвратиться домой навсегда, хотя фамилия его уже и значилась на надгробной табличке. Маку Сэмюэлю Болану предстояла тяжкая и очень важная работа в бесконечном «Настоящем», которое давно превратилось для него в синоним слова «Ад». А соответствовало «Прошлое» и тем более «Будущее» понятию «Рай», он попросту не знал. И даже старался не думать об этом.

Выжить можно было только сейчас. Иначе говоря — в Аду.

Если угодно, это была философия Палача. И каждый шаг по тропе войны лишь подтверждал ее справедливость.

Возвращение домой — своего рода итог, жирная черта, проведенная под всей прежней жизнью.

Мак Болан пока не смел себе позволить эдакую роскошь. Не смел и не хотел.

Глава 1

Только-только минуло десять вечера, но в большинстве домов свет уже погас. Редкие автомобили, словно тени, медленно проплывали по скользким мокрым улицам, да изредка вдалеке перетявкивались осипшие псы. На тротуарах не было ни души.

В сотне футах от дома Таррина, заглушив мотор, неприметно стоял радиофицированный автомобиль с двумя чопорными на вид пассажирами. На ближайшем перекрестке застыла еще одна такая же машина.

Люди, сидевшие в кабинах, не числились полицейскими, равно как и не являлись местными жителями.

Однако Болан хорошо знал этих людей. Гончие псы из ада, поджидающие жертву вдоль всего пути, на котором велась смертельная игра...

Оценив обстановку, Болан вернулся к своей машине, оставленной на порядочном расстоянии от пустующего дома Лео Таррина, сел за руль и не спеша покатил по улице мимо затаившихся наблюдателей.

Чуть погодя он свернул в переулок и по нему выехал на улицу, куда выходил задними дверями дом Таррина. Болан вел машину уверенно и не торопясь, стараясь ни одним своим движением не вызвать подозрений. Ключ лежал в условном месте. Болан отпер дверь и проник внутрь. Зажег единственную лампочку на первом этаже и, быстро поднявшись на второй, включил свет в спальне и ванной. Все это он проделал быстро и четко, после чего тем же путем покинул дом и, вскочив в автомобиль, немедленно отъехал прочь.

Очень скоро здесь появятся первые охотники.

Но теперь они будут играть в ту игру, правила которой диктовал Мак Болан.

Объехав злополучный перекресток, он остановился на углу и тотчас перебрался на заднее сиденье, выставив перед собой грозный ствол «беретты». Двое соглядатаев из машины неподалеку напряженно повернулись в его сторону и тотчас получили по пуле «парабеллум», которые буквально разнесли им черепа.

Болан перегнулся через сиденье, включил зажигание, поставил машину на ручной тормоз и ретировался из кабины. Так же тихо он устранил еще двух гончих псов и затем растворился в темноте напротив дома Таррина.

Ожидание оказалось недолгим. Минут через десять, чуть притормозив около наблюдательного автомобиля, к подъезду подкатил огромный лимузин «кадиллак», набитый людьми.

Сквозь беспрерывный дождь, низвергающийся с черных небес, было очень трудно что-либо разглядеть, тем не менее Болан заметил, как из лимузина, едва тот остановился, выскочили восемь человек: четверо сразу помчались к задней двери, а еще четверо расположились на площадке у парадного подъезда. Водитель остался в автомобиле.

Выждав несколько секунд, двое бандитов выстрелами из обрезов высадили входную дверь и ворвались в дом. На какую-то долю секунды их фигуры четко обозначились на фоне освещенной передней и сразу же исчезли из вида.

Двое оставшихся у подъезда в напряжении замерли, направив дула своих обрезов на окна второго этажа. Но там все было тихо.

Болан мысленно вознес благодарность Небесам за то, что Лео Таррин вовремя покинул этот дом, дом-ловушку. Ибо здесь работали профессионалы, и бедняга ничего не сумел бы им противопоставить.

Тем временем, прочесав весь дом, боевики вышли наружу.

Пользуясь темнотой и проливным дождем, Болан подобрался к головорезам почти вплотную. Теперь он мог отчетливо слышать все их разговоры.

— В доме пусто, Марио, — доложил один из них.

— И через заднюю дверь никто не выходил, — добавил другой.

— Надо спросить у наблюдателей.

— Вот и давай, Эдди. Сбегай и спроси у Коротышки Джо.

Здоровенный громила сбежал по ступенькам и быстрыми шагами направился к наблюдательной машине на перекрестке.

Болан видел, как парень рывком открыл дверь, в салоне зажегся свет, затем дверь резко захлопнулась, и малый бегом устремился назад.

Не доходя до общей группы ярдов десяти, он громко выкрикнул:

— Черт, им там посносили головы! Слышишь, Марио?

Низкий голос от парадного подъезда немедленно приказал:

— Убрать их!

Двое боевиков моментально устремились к автомобилю на перекрестке, а остальные, не произнося ни слова, забрались в лимузин. Минуту спустя заревели двигатели, вспыхнули фары, и обе машины умчались прочь.

Болан тотчас уселся за руль и последовал за ними. Так, наконец-то они обнаружили трупы и во втором наблюдательном автомобиле. Очень хорошо. Чуть подотстав от кавалькады машин, но не теряя их из вида, Болан попытался проанализировать недавние события.

Почему эти головорезы выбрали именно Питтсфилд? Что здесь случилось?

По городу гуляли слухи, будто сюда прибыли двадцать самых отъявленных головорезов — по десять из Бостона и Олбани.

Счастье Лео Таррина, что тот вовремя среагировал. Иначе и он сам, и его семья валялись бы, распотрошенные, в собственном доме.

Маленький полицейский из Питтсфилда по имени Лео Таррин никогда не сумел бы управиться с двадцатью отборными боевиками. Самое большее, что он мог бы сделать — это попытаться засадить их всех в тюрьму, где им предстояло бы гнить долгие-долгие годы. Но для подобной операции помимо удачного стечения обстоятельств требовалось еще время, много времени, а его-то как раз у Таррина не было вовсе.

Впрочем, и большой мафиозный босс по имени Лео Таррин вряд ли что мог поделать с нагрянувшими головорезами. Таррин работал с сутенерами, букмекерами, людьми, близкими к политическим кругам, с теми представителями преступного мира, которые давали деньги взаймы под очень высокий процент, которые подкупали других и сами брали взятки, — среди этой публики больше полагались на быстрые мозги, нежели на откровенную грубую силу. Они не выставили бы и дюжину полноценных боевиков. Мак Болан собственноручно разрушил империю Серджио Френчи, превратив западную часть штата Массачусетс в чистую, как ему казалось, территорию. Прежние структуры были сломлены и не подлежали восстановлению.

Единственным, кто выжил в той мясорубке, оказался Лео Таррин.

Оджи Маринелло, этот старый дикарь из Нью-Йорка, обследовал территорию и признал ее непригодной для дальнейшего ведения дел. Тут-то Лео Таррин и провозгласил себя боссом этого проклятого богом места.

Разумеется, это было чистой воды самоуправством, поскольку только Совет мафии мог назначать своего человека управлять тем или иным районом, а боссы Организации вовсе не склонны были удовлетворять территориальные претензии Лео Таррина. Таким образом, Питтсфилд превратился в своего рода изолированную область в рамках преступной империи, не только не обладавшую представительством в Совете, но и игнорировавшую все причуды и указания нью-йоркских главарей.

И однако, несмотря на всю дерзость своей выходки, Лео Таррин остался на плаву, и главным образом благодаря имиджу «главного эксперта по Болану» — тут уж Таррин не жалел сил, чтобы его слава не померкла в соответствующих кругах. И даже изрядно преуспел: Оджи Маринелло, фактический главарь всех боссов мафии, лично проявил благосклонность к дерзкому «мальчику» из Питтсфилда и исподволь принялся подбирать ему высокопоставленную должность в международной структуре мафии.

Так что же вдруг стряслось? Почему все полетело кувырком? О какой такой «большой чистке» идет речь? Что разъединило Лео Таррина и его преданные боевые порядки? Болан не сомневался: все это не было личной местью, поскольку печальные вести до него долетали и из других штатов страны.

Причем вот что важно: в случившемся не обязательно присутствовал некий скрытый смысл. По собственному опыту Болан знал: зачастую все сводилось к примитивным узкокорыстным целям, которых добивались те или иные мафиозные главари.

Итак, чтобы заполучить голову Лео Таррина, в Питтсфилд было брошено двадцать боевиков. Странно. Обычно мафия не поступала таким образом. Слишком уж много людей и вооружения задействовано ради одного человека. Значит, первостепенную роль приобретает быстротечность операции. Кто-то решил сработать молниеносно и наверняка. Но кто? И чего ради?

Болан произвел в уме нехитрый расчет. С четырьмя боевиками покончено. Девять пока следовали впереди на трех автомобилях. Но это — пока. Их судьба решена. А вот еще семерыми нужно как следует заняться.

После этого двадцать трупов благополучно отправятся из Питтсфилда назад.

Быть может, после этого им на замену Нью-Йорк пришлет сорок новых головорезов. А что потом, если и тут ничего не выгорит? В Питтсфилде появятся восемьдесят боевиков? Сто шестьдесят?

Ладно, сейчас об этом лучше не думать. Слава Богу, есть конкретная цель — три автомобиля, пассажиры которых очень скоро должны были ответить на все эти мучительные «кто», «зачем» и «почему»?

Мак Болан не любил распыляться. Начиная одну игру, он никогда не приступал к другой, не покончив прежде с первой.

И всякий раз ставкой в подобной игре была его собственная жизнь.

Глава 2

Боевики поселились в старом обветшалом мотеле, что стоял на опушке леса неподалеку от Беркшир Грейл. Здесь расположилась еще дюжина таких же домиков, как две капли воды похожих друг на друга.

Похоже, бандиты оккупировали весь мотель. Сбоку от подъездной дороги светилось объявление: «СВОБОДНЫХ МЕСТ НЕТ». Лишь в одном помещении, вероятно, служившем офисом мотеля, не горел свет. Зато в остальных комнатах лампы сияли вовсю. Группа мужчин, невзирая на дождь, вышла наружу встречать прибывшие автомобили. Слышались приглушенные настороженные восклицания. В дверном проеме, в ореоле света, застыла полураздетая женщина. Другая, явно навеселе, в одних трусиках слонялась перед домом под проливным дождем, глупо хихикала и пением приветствовала вернувшихся боевиков. Было очевидно, что преступников обслуживала целая бригада представительниц древнейшей профессии.

Возле других домов стояло еще несколько автомобилей, в том числе и огромный лимузин — вроде того, что привозил мафиози в Питтсфилд.

Если и существовало какое-то подобие охраны, то она явно была чисто условной. Похоже, ребята чувствовали себя в полной безопасности и свято верили, что при выполнении задания у них не возникнет никаких проблем.

Чуть поодаль от других стоял головорез огромного роста, атлетически сложенный и с массивной квадратной челюстью. Болан узнал его с первого взгляда.

Звали этого бандита Джо Романи, и в жизни главной радостью для него было — прострелить кому-нибудь башку. Выходец из Бостона, сейчас он, как видно, работал по контракту. Босой, в одних брюках и нижней рубашке, Джо стоял со скрещенными на груди руками и, опершись боком о борт «кадиллака», беседовал со старшим группы, которая только что вернулась из Питтсфилда.

— Так какие у тебя проблемы, Марио?

— Да такие, что твои дружки втянули меня в грязную работенку, черт вас всех побери, — донеслось из салона автомобиля.

— Тебя ранили?

— Я-то не ранен. Удар нанесли тебе. Я привез два катафалка.

Романи злобно выругался, отступил на шаг и, шлепая прямо по лужам, тотчас отправился обследовать «катафалки».

Первая радость, вызванная возвращением боевиков, мигом улеглась, едва встречавшие опознали, что вся операция если не закончилась полным провалом, то уж по крайней мере имеет отчетливый горький привкус. У мертвых остались друзья. И эти друзья на глазах начали звереть.

Болана всегда поражало, насколько своеобразно двигались мысли этих представителей мафиозного мира. А мысли их всегда двигались в одном направлении. «Ублюдок Таррин» должен был смиренно отдаться в руки тех, кто явился забрать его жизнь, да еще обязан был благодарить, что подобную честь ему оказывают его прежние друзья. А вместо этого он где-то вероломно спрятался. Именно так — вероломно, ибо в контракте все значилось прямо противоположным образом. Ну, этот Лео «Котеночек» Таррин, поплачет, когда наконец попадется! Он умрет не сразу, ему будут вырезать один орган за другим. Сначала его заставят пить собственную мочу, а потом ему затолкают в глотку его же половые органы. Затем он станет вопить и умолять, чтобы его поскорее убили, а его довольные друзья между тем будут глумиться все больше и больше, пока этот сукин сын наконец-то не издохнет, корчась среди вынутых из живота кишек.

Да, со всем этим Болан сталкивался много раз. Иной логики подобные ребята попросту не понимали, зато в их среде она срабатывала безотказно. Сегодня все они примутся мстить за вероломство своим «друзьям», столь же подло и беспощадно, а уже назавтра кто-то третий возьмется мстить им за все их бесчинства, ибо понятие «месть» в этой среде никак не состыкуется с понятием «человеческое достоинство». Цепочка варварства здесь бесконечна, и ничья смерть не способна ее оборвать.

Бессмысленно садиться с людоедами за стол переговоров. Проблема мафии могла иметь только одно решение. Для всего этого сброда единственным понятным аргументом, который принимался к сведению и хоть как-то уважался, была их собственная смерть. Вот почему Палач и не искал других путей к взаимопониманию.

Нельзя сказать, что Болан обожал насилие. Отнюдь. Он мог бы быть и вежливым, и щепетильно-деликатным, если бы жил в мире, где эти качества ценились бы превыше остальных. Но он жил в совершенно ином мире — диком и жестоком, где смирение и любовь к ближнему расцениваются как безумие, опасная для окружающих болезнь, лекарство от которой лишь одно — уничтожение ее носителя и всех, кто с ним соприкасался.

Болан все это отлично понимал и не тешил себя иллюзиями. Конечно, мечта о справедливо устроенном обществе, где нет места жестокости и беззакониям, гнездилась где-то в глубине его души, хотя как раз он сам-то и не смел жить, целиком сообразуясь с нормами высокой морали. Возможно, именно потому, что до сих пор не разуверился в своей мечте.

А для воплощения ее покуда требовалось многим поступаться. Ибо враг, с которым он боролся, никаких правил для себя не признавал. Если выпустить дикарей из-под контроля, мир обречен на деградацию.

Так считал Мак Болан, Палач. И с открытым забралом сражался с крупнейшим, по его мнению, злом — мафией, опутавшей своими щупальцами весь земной шар.

Складывалось впечатление, что в мыслях и поступках Болан руководствовался знаменитыми словами Рона Хаббарда, философа и писателя, который, как он сам уверял, умер еще до собственного рождения, хотя, конечно, вряд ли Мак читал его труды. А Хаббард, между прочим, заявил в одной из широко известных книг: «Дабы определить, на что вы пригодны, Бог не станет изучать ваши медали, дипломы и ученые степени — ему довольно будет увидеть ваши шрамы».

Что ж, если бы Господь и впрямь отыскивал только «шрамы», то он должен был бы питать громадное уважение к человеку, подобному Маку Болану.

Сам же Болан предпочитал не философствовать всуе. Просто он знал, чем обязан заниматься в каждую конкретную минуту, и довольствовался этим. И если, следуя долгу, как он его понимал, Мак собирал на своем теле и в собственной душе все новые и новые шрамы, то такова, наверное, была его судьба.

Это отнюдь не означало, что Болан был неким рыцарем без страха и упрека, эдаким суперменом, которому неведомы сомнения, усталость или горечь поражений. Нет, всякое случалось на его пути, но, будучи действительно отменным воином, он умел преодолевать эмоции и собственную слабость, возрождаться всякий раз, будто Феникс из пепла, и идти к намеченной цели, невзирая ни на что. Умение предельно мобилизоваться и побеждать в критический момент — вот что отличало его от обычных людей.

Да, надо признать, сейчас он чувствовал себя уставшим и опустошенным. Сутки назад завершилась кампания в Джорджии, очередная боевая операция, которая вымотала его совершенно. Казалось, можно было праздновать победу и немного отдохнуть. Но уже на исходе своего пребывания в Джорджии Болан неожиданно узнал, что жизнь Лео Таррина в опасности. И уже в Питтсфилде его неприятно поразила новость: Таррин признал себя побежденным и готов идти на заклание. Так передали из Вашингтона. Вряд ли это можно было считать проколом Гарольда Броньолы, общепризнанного борца Номер Один с преступностью. Скорее всего на него оказали давление — не исключено, что с самого верха, — и он поневоле отступил. Если дело обстояло именно так, то вся операция в Питтсфилде была обречена на провал. Помогать Болану никто не станет. Равно как и мешать боевикам. Неужто судьба Таррина предрешена?

Предполагалось, что Броньола был единственным в Вашингтоне человеком, знавшим всю подноготную «Липучки» — тайного агента ФБР по имени Лео Таррин. Лопни его прикрытие из-за политической нестабильности в Вашингтоне — и ничто его уже не спасет. Короче, могло случиться, что Мак Болан был втянут в кровопролитную кампанию, вообще не имевшую смысла. Или таким образом кто-то тоже хотел покончить с ним?

Так или иначе, у враждующих мафиозных групп оказались развязанными руки. Судя по тому, что на карту была поставлена жизнь Лео, это сулило широкомасштабные боевые действия. Вполне возможно, личность Таррина служила только прикрытием в данной ситуации — просто пришло время очередной дележки пирога.

Уже не год и не два Лео Таррин стоял как бы между двумя мирами — цивилизованным и дикарским, мафиозным. И в смертельной игре, которую они вели друг с другом, Таррин выглядел если не ключевой фигурой, то, по крайней мере, такой, за какую следовало побороться. В этой партии каждый классный игрок был на вес золота. Вот почему в словах Болана напрочь отсутствовала какая-либо сентиментальность, когда он обратился к «Липучке» со словами: « Ты мне нужен живой, Лео. Хватит с меня мертвецов».

Мафиозных дикарей Мак Болан людьми не считал и за их жизни не дал бы и ломаного гроша. Если они для него и представляли интерес, то только в качестве мертвых. Чем больше их трупов устилало землю, тем было лучше. Он без малейших колебаний прикончил бы миллион этих ублюдков, лишь бы сохранить одного Лео Таррина в игре.

Впрочем, сейчас задача, стоявшая перед ним, не требовала столь грандиозных масштабов — следовало лишить жизни всего шестнадцать боевиков.

Как ни смешно, они сами облегчили ее решение.

— Убрать отсюда всех шлюх! — гаркнул Романи. — Совет должен собраться через десять минут! У меня! Бобби, выставь охрану из своих ребят. Марио, идем со мной! Все немедленно привести в порядок!

Марио, возглавлявший группу из Олбани, покинул машину и с треском захлопнул дверцу.

— Почему ты мне приказываешь, Джо? — сердито спросил он. — И с каких это пор Бостон осуществляет руководство всей операцией?

Романи угрожающе потыкал пальцем ему в грудь:

— С тех пор, как вы привезли четыре трупа, Марио. Хочешь обсудить этот вопрос?

Но старший из Олбани вовсе не собирался уступать бостонскому главарю. Задрав подбородок, он с вызовом ответил:

— Ты прав, это надо обсудить. На нас свалили самую грязную работенку, и я хочу знать, кто стоит за этим!

— Пораскинь-ка мозгами, — злобно выдавил из себя Романи.