Пресс-референт поклонился и закрыл блокнот, а массивный, в свободном, подчеркнуто цивильном дождевике и видавшей виды помятой шляпе рейхсминистр сделал ручкой топтавшимся в почтительном отдалении фотографам и, переваливаясь, направился к машине. В отличие от других вождей "тысячелетнего" рейха, он приехал в голубом спортивном кабриолете, словно на воскресную прогулку.
      ...Когда обер-бургомистр Зам возвратился к себе на квартиру, почти все гости уже разошлись. В библиотеке за кофе и ликерами сидели только генерал Рундштедт, бывший министр Тревиранус и оба графа Штауффенберги, решившие во что бы то ни стало дождаться хозяина.
      - Прошу меня простить, господа, - отдуваясь, покачал головой бургомистр. - Ужасное, просто кошмарное зрелище. Все наши лидеры в один голос утверждают, что пожар - дело рук коммунистов. Это был заранее спланированный акт, господа. Здание загорелось сразу в двадцати или даже тридцати местах. Чего там только не было: сера, фосфор, порох, бензин, пропитанные маслом опилки... Задержан какой-то голландец, который, как утверждают, поджег здание с помощью заранее принесенных раскаленных углей.
      - Один в тридцати местах? - хмуро спросил Клаус Штауффенберг.
      - Такова официальная версия, господа! - бургомистр потер озябшие руки и налил себе рюмку золотого бенедиктина.
      - А ваше мнение? - спросил Рундштедт.
      - Я слишком мало знаю, господа. Наци утверждают, что это коммунисты.
      - Вы говорите, коммунисты? - усмехнулся Тревиранус. - Нет, это сделали наци.
      Все замолчали. В недопитых рюмках грустно светилось густое вино, бросавшее разноцветные тени на полированную поверхность стола драгоценного розового дерева.
      Зам подошел к окну и раздвинул шторы. Малиновое зарево над темными, унизанными широкими каминными трубами черепичными крышами погасло.
      Он один знал, что не случаен даже этот маленький; ужин в старом буржуазном доме близ рейхстага. По личной просьбе министра иностранных дел барона фон Нейрата он пригласил к себе сегодня Брюнинга. Теперь он понимает, кому и зачем было нужно, чтобы именно в этот день видные политические деятели находились недалеко от рейхстага. Одни готовили свидетелей, другие начиняли рейхстаг воспламеняющимися материалами. Недаром обер-брандмейстер Гемп сказал, что поджигателей несколько и горючие вещества принесены были заранее.
      - Арестованный оказался членом голландской компартии, - не отходя от окна, сказал бургомистр.
      - Ах, голландской! - протянул Тревиранус. - Почему же именно голландской?
      - Да, почему не патагонской! - поддержал его Бертольд Штауффенберг.
      - Слишком далеко, - отозвался Клаус.
      - Вы не собираетесь покинуть Германию при таких обстоятельствах? обратился к Тревиранусу генерал Рундштедт.
      - Боюсь, что всем нам придется это сделать, - грустно улыбнулся экс-министр. - Рейхстаг - это повод для того, чтобы взять всю полноту власти. А что за этим последует, вы сами догадываетесь. Он же оповестил нас в своей "Майн кампф". Головы, действительно, покатятся.
      - Да, - все так же мрачно и сосредоточенно кивнул Клаус. - Но сначала им предстоит перегрызть друг другу глотки.
      - Вы полагаете, капитан? - спросил Рундштедт.
      - Уверен. Я видел их церемонию освящения знамен. На трибуне стояли Гитлер и Рем... А диктатор всегда один, господа. Иначе он не диктатор.
      Глава 6
      ФРАНЦУЗСКОЕ ПОСОЛЬСТВО
      В тот же вечер в роскошном особняке у Бранденбургских ворот, в непосредственной близости от пылающего рейхстага, французский посол Андре Франсуа-Понсе с супругой провожали гостей. На этот раз гостями были только дипломаты, причем без жен.
      Накануне граф фон Бассевиц из протокольного отдела германского МИДа уведомил первого секретаря посольства, что заместитель министра фон Бюлов вынужден перенести запланированную на будущий четверг встречу с господином послом. О сроках условлено было снестись позднее. В тот же день Франсуа-Понсе имел "случайную" встречу с фон Бюловом в "Клубе господ" на Герман-Герингштрассе во время обеда, который давал директор пароходной компании "Северогерманский Ллойд".
      Когда на десерт был подан сыр, посол посетовал:
      - Мне вновь досталось от госпожи Франсуа-Понсе, господин фон Бюлов. И в этом виноваты только вы.
      - Сожалею, господин посол, но искренне надеюсь, что в конце будущего месяца смогу лично засвидетельствовать вашей супруге свое неизменное восхищение.
      - Благодарю, господин министр, без вас наши приемы проходят весьма бесцветно. К сожалению, современная дипломатия все больше утрачивает романтический дух. Тем приятнее принимать дипломата старой, бисмарковой школы.
      - Рекомендую попробовать это вино. - Бюлов взглядом указал на покрытую паутиной бутылку, которую почтительно поднес на литом серебряном блюде метрдевин.
      - "Замок Рейнгартсхаузен"? - в голосе посла явственно прозвучало удивление.
      - 1914 год, - пояснил фон Бюлов. - Из подвалов поместий принца Генриха Прусского.
      - Божественное вино! Роковой год! - заметил посол, выбрав на блюде с сырами ломтик камамбера. - Я, кажется, говорил о благородных традициях старины? Это, извините, моя слабость, хотя, в отличие от вас, господин министр, я не могу похвастаться достаточно длинным перечнем предков. И это не удивительно! Если не ошибаюсь, ваш род восходит к тринадцатому веку?
      - По крайней мере, так написано в "Готском альманахе", - тонко улыбнулся фон Бюлов. - Поверьте, я сам огорчен, что скучные обязанности порой лишают меня удовольствия общаться с таким приятным собеседником.
      - Благодарю, ваше превосходительство. Я вдвойне огорчен и буду уповать лишь на случай, подобный сегодняшнему.
      - О, господин посол, это уже дипломатическая шпилька! Сегодняшний обед не в счет. Просто у меня уж очень занята будущая неделя... и последующие тоже.
      - Великолепно! - бросил пробный шар Франсуа-Понсе. - Буду иметь честь послать в вашу канцелярию пригласительный билет на завтрашний вечер... Скажем, он будет называться на берлинский манер "бирабенд" вечер с пивом? - Он позволил себе сдержанно посмеяться, чтобы в случае необходимости обратить все в шутку.
      Но фон Бюлов только вздохнул:
      - Такова уж наша участь. Либо сплошные обеды да рауты, либо бесконечные бумаги... Прошу кланяться вашей очаровательной супруге. - С этими словами фон Бюлов встал из-за стола и раскланялся с послом.
      Положение было достаточно неопределенным. В тот же день секретарь посольства отвез пригласительный билет на Вильгельмштрассе. Аналогичные приглашения на несколько необычный для французского посольства "бирабенд" получили испанский посол Луис Сулуэта, посланник Бельгии граф де Кершов и, конечно, начальник протокольного отдела Бассевиц. Для придания вечеру неофициального характера были приглашены также внук "железного канцлера" Герберт фон Бисмарк и весьма популярный в дипломатической среде Остер один из самых блестящих сотрудников абвера.
      Госпожа Франсуа-Понсе после некоторого размышления решилась все же добавить к пивным закускам страсбургский паштет и ранние черные трюфели из Перигора.
      Вечер удался, и посол сумел обменяться мнениями с фон Бюловом по поводу будущего Рейнской области, к чему, собственно, оба они как будто и стремились.
      И вот теперь, в самый разъезд, Франсуа-Понсе явно нашел необходимые слова для заверения заместителя министра в своей личной дружбе.
      Одна за другой подъезжали к подъезду машины, и гости, довольные проведенным вечером, прощались в круглой "наполеоновской" гостиной с радушными хозяевами. Ярко горели позолоченные бра в виде ангелочков, отражаясь в зеркальном паркете, где из редких сортов дерева был выложен вензель N, осененный императорским орлом, благоухали орхидеи в севрских вазах на каминной доске.
      Часы в стиле Людовика XV показывали ровно девять.
      Через час после разъезда политический советник Шарль Жироду доложил послу о пожаре рейхстага. Франсуа-Понсе мог только гадать, знал ли об этой несомненно заранее запланированной нацистами акции фон Бюлов.
      - Пожалуй, нам бы следовало побывать там, - сказал посол, ловко обрубая игрушечной гильотинкой кончик длинной регалии из Гаваны.
      - Все улицы, наверное, оцеплены, - возразил Жироду.
      - Не сомневаюсь. Но нам незачем брать автомобиль с расчехленным флагом. Пройдем, сколько можно, пешком. Давайте только сначала переоденемся.
      На следующее утро Франсуа-Понсе составил депешу, которая начиналась словами: "Нацисты инсценировали поджог, чтобы еще до выборов захватить власть". Он сам отнес ее в шифровальную комнату и, пока шифровальщик возился с таблицами, Франсуа-Понсе решил добавить в свое сообщение еще одну фразу, последнюю: "Эти люди способны на все".
      - Поместите это в конце, - распорядился посол, положив красный карандаш на шифровальный стол.
      Возвратившись к себе в кабинет, он вызвал Жироду.
      - Подготовьте мне досье по этому делу. И вообще попытайтесь разузнать что-нибудь такое... - он пошевелил пальцами, словно растирая понюшку табаку. - Ну, да вы понимаете, что я имею в виду.
      ДЕКРЕТ
      На основании абзаца 2 статьи 48 имперской конституции в целях
      противодействия коммунистическим актам насилия, представляющим угрозу
      для государства, постановляется следующее:
      1
      Статьи 114, 115, 117, 118, 123, 124 и 153 имперской конституции
      впредь до дальнейших распоряжений отменяются. Поэтому ограничения
      свободы личности, свободы выражения мнений, включая сюда свободу
      печати, право союзов и собраний, нарушение тайны почтово-телеграфной
      корреспонденции и телефонных разговоров, производство обысков и
      конфискаций, а также ограничения права собственности, допускаются
      независимо от пределов, обычно установленных законом...
      6
      Настоящий декрет вступает в силу со дня его опубликования.
      Берлин, 28 февраля 1933 года.
      Президент Германской республики
      ф о н Г и н д е н б у р г
      Рейхсканцлер
      А д о л ь ф Г и т л е р
      Имперский министр внутренних дел
      Ф р и к
      Имперский министр юстиции
      д-р Г ю р т н е р
      Глава 7
      ПИР ЛЕНДЦИАНА
      На другой день Фриц Лендциан был приятно обрадован пятнадцатью марками наградных. Конечно, благодарность в приказе за арест поджигателя кое-чего стоит! Любой полицейский был бы счастлив иметь такое в своем послужном списке. Но пятнадцать марок тоже на улице не валяются.
      И все же какая-то неясность продолжала тревожить вахмистра. Он доложил начальству о странном поведении чиновников, которых встретил вчера в вестибюле. Непонятно было, что они делали в темноте. Собирались уходить, как заметил шеф? Но они-то сказали, что ключей у них нет! Кто же запер подъезд? Кто-то третий, неизвестный? Быть может, так оно и было, а он, Лендциан, напрасно заподозрил, что его заперли в горящем здании те двое. Что ж, очень даже вероятно.
      Но не только это мучило вахмистра. Подробно описывая приметы чиновников (один высокий, с длинным лошадиным лицом, глаза и волосы светлые, свежий красный шрам в форме подковы на переносице; другой среднего роста, темноволосый, красивый молодой человек, Лендциан не то что начальству, самому себе боялся признаться, что второй поразительно похож на одну высокопоставленную особу. Нет, Лендциан вовсе не был уверен, что это именно он. Бывают ведь и поразительные сходства. Но одно вахмистр знал твердо: назови он эту особу по имени, ему не дожить до следующего дня. Поэтому на вопрос шефа, узнал бы он тех двоих при встрече, Лендциан ответил отрицательно. Ведь было не слишком светло, и видел он их не больше минуты.
      Шеф благосклонно выслушал его и спросил, настаивает ли он в таком случае на приметах? Нет, вахмистр не настаивал. Приметы он мог незаметно для себя домыслить уже потом. Правда, такую примету, как шрам на переносице, не домыслишь, это нужно видеть. Но надо учесть и обстановку: пожар, волнение... Недаром шеф сам обратил на это внимание. Разве не мог Лендциан ошибиться и принять за шрам, скажем, размазанную вокруг легкой царапины кровь? В том-то и дело, что мог. Но тогда уже нельзя говорить об "особой" примете, о примете долговременной. Шеф согласился с вахмистром и сказал, что в столь сомнительном случае о приметах лучше вовсе не упоминать. Так он и доложил начальнику гестапо Дилсу.
      Вот только странно ведет себя этот красный поджигатель. Он как будто доволен, весело смеется. Не соображает, что поджог будет стоить ему головы?
      Впрочем, надо ли обо всем этом думать? Он, Лендциан, честно выполнил свой долг и получил награду, впереди долгий, свободный от службы день. Не лучше ли поскорее отправиться к фрау Войте в "Парижский погребок"?
      Вахмистр принес из кухни горячей воды, взбил пену для бритья, включил репродуктор. Как раз передавали зондермельдунген - важные сообщения. Выступал сам рейхсминистр доктор Геббельс: "Тельман в личных интересах покинул на произвол судьбы своих сторонников и бежал, перейдя под Нимвегеном голландскую границу".
      "И правильно сделал, - подумал Лендциан, аккуратно намыливая щеки дорогой колонковой кисточкой, - иначе они его тут же прихлопнули бы".
      Он брился неторопливо, можно даже сказать, с наслаждением, краем уха прислушиваясь к проклятиям, которые обрушивал на Тельмана министр пропаганды. Удивлялся, почему Геббельс так возмущается бегством коммунистического вождя. Разве сам Гитлер не бежал в двадцать третьем? Да и Геринг спасся в Италии... Причем смерть им тогда не грозила, не то что теперь этому Тельману. Нет, конечно, он правильно сделал... К тому же, многие говорят, что Тельман хороший и простой человек.
      Обрызгав лицо одеколоном, Лендциан опять поймал себя на мучительном обдумывании какого-то неуловимого совпадения. Но какого?
      Он выключил радио и вытер шею свежим крахмальным полотенцем. "Ну да, конечно, - обрадовался Лендциан, - в этом все дело. Вот что значит полицейский образ мышления! Ван дер Люббе - голландский коммунист, а Тельман перебежал голландскую границу. Едва ли это случайное совпадение. Геббельс просто умышленно не договаривает. Он хочет, чтобы люди дошли до этого сами. Тельман сбежал за границу и прислал оттуда своего агента, этого придурковатого поджигателя. Как все просто..."
      Аккуратно вымыв бритвенный прибор, Лендциан надел коричневый в белую полоску выходной костюм и повязал черный в красную искорку галстук. В "Парижском погребке" он всегда появлялся в штатском, хотя и не делал секрета из того, что служит в полиции. Он даже гордился своей профессией, но служба службой, а выходной - это выходной. Чего бы стоила вся человечья жизнь без маленьких праздников?
      ...По вечерам "Парижский погребок" обычно наполнялся народом. Но сегодня ресторан почти пуст. Может быть, потому, что здесь, сдвинув столы, кутила компания эсэсовцев и штурмовиков. Все были уже изрядно на взводе, а двое спали: один - сидя на полу возле ножки стола, другой - уронив голову на загаженную окурками скатерть.
      Все настроение было испорчено. Лендциан прошел к своему излюбленному столику в дальнем углу, затененному пышным кустом гибискуса.
      Фрау Войте отослала кельнера и пожелала лично обслужить постоянного клиента. Это была большая честь, и Лендциан, слегка привстав, церемонно поцеловал ей руку.
      - Как поживаете, фрау Войте? Как идут дела?
      - Вы же видите! - не поворачиваясь к сдвинутым столам, за которыми "нибелунги" стучали кружками и, раскачиваясь, орали "Иоганну", она сморщила нос и энергично стрельнула глазами в потолок.
      - И давно?
      - Четвертые сутки, - зашептала хозяйка, сменив скатерть и сервируя стол. - С небольшими перерывами. Одни уходят, другие приходят. Всю солидную клиентуру распугали. Что будете пить, господин вахмистр?
      - Мозельское.
      - У меня как раз есть хорошее. Недавно получили. Водки?
      - Рюмочку яблочной, пожалуйста.
      - Есть телячьи почки, рольмопс, жареные миноги, гусиные потрошки.
      - На ваше усмотрение, фрау, как всегда...
      - Хлебный суп? Или из бычьих хвостов?
      - Право, не знаю...
      - Может быть, горячий гороховый с жареным луком, свиными шкварками и сухариками?
      - Пожалуй...
      - А на десерт я принесу вам деревенской яблочной водки и, - она понизила голос, - свежей земляники со взбитой сметаной.
      - О, фрау Войте, в такое время?
      - Да, господин вахмистр, только для вас... Эти потребовали, - она двинула локтем назад, - сосиски с капустой, редьку и бычьи головы. Пьют только пиво и водку. Они просто оккупировали мой ресторан!.. И если б вы знали, что они говорят, - закусив нижнюю губу, она покачала головой. У-ух! Даже страшно становится. Хорошо все-таки, что вы работаете в полиции, господин вахмистр.
      - Не согласитесь ли выпить со мной вина?
      - С удовольствием, господин вахмистр, я велю подать вишневой настойки и приду к вам.
      Когда вахмистр расправился со свежайшим рольмопсом и застывшими в дрожащем янтарном желе миногами, фрау Войте подсела за его столик.
      - Прозит! - улыбнулся Лендциан, поднимая запотевший стакан с холодным зеленоватым мозельским.
      - Прозт! - как истая северянка произнесла фрау Войте и пригубила густой, почти черной вишневки.
      - Так вы говорите, милая фрау, они прочно стали у вас на постой?
      - Да, господин вахмистр. Вот уже четвертый день. Сначала это было терпимо. Забегали, уходили, брали с собой бутылки. Но со вчерашнего дня прямо осатанели.
      - Но ведь вчерашний день, кажется, был особенный?
      - Вот именно. - Фрау Войте отставила рюмку и поджала губы.
      - Вы тоже имеете в виду... - вахмистр не договорил.
      - Это самое... Конечно, не будь вы нашим постоянным клиентом и господином вахмистром, я бы не решилась... Времена, сами понимаете, наступают нелегкие, и...
      - Полно, фрау Войте, со мной вы можете быть откровенны.
      - Я знаю, господин вахмистр, что вы приличный человек, я отношусь к вам как к другу.
      - Знаю и ценю, милая фрау, - отложив вилку, вахмистр доверительно притронулся к локотку собеседницы.
      - Видите, один там на полу? - Лендциан кивнул. - И другой в расстегнутом кителе у окна? - Вахмистр краем глаза глянул на растрепанного эсэсовца, который пытался что-то выдуть из губной гармошки. - Это Вебер и Симон. Я их давно знаю. У Вебера неподалеку лавка. Он фармацевт и торгует мылом. Теперь он в СС. Торговлю ведет его жена, тихая такая женщина... Они бывают у нас в ресторане. А Симон - просто беспутный малый, хотя его родители почтенные люди. "Скобяная торговля Симон и сын". Может, видели?
      - Нет, фрау, не видел.
      - Это в Далеме.
      Лендциан понимающе кивнул.
      - И что же они - эти Вебер и Симон, фрау Войте?
      - Так вот, они к нам часто забегают. Особенно в последнее время. Это не удивительно, мы-то знаем, что они служат в охране дворца господина Германа Геринга. А то, что они всегда под парами, так это от воспитания. Такая нынче молодежь... - Фрау Войте вздохнула и покосилась на сдвинутые столы. - Но вчера вечером, около десяти, они ворвались к нам совершенно невменяемые. Уж на что я привыкла видеть их во всяком состоянии, так и то испугалась. Они потребовали десять бутылок водки и шесть ящиков дортмундского пива... Может быть, выпьете кружечку, господин вахмистр?
      - Благодарю вас, лучше вина... Немного погодя.
      - Сразу видно, что вы южанин, господин вахмистр. Наше заведение не какая-нибудь бирштубе, но я, конечно, держу и пиво. Берлин все-таки...
      - Они, значит, взяли шесть ящиков.
      - Да, господин вахмистр, шесть! И десять бутылок водки. И как вы думаете, надолго им хватило? Конечно, я не знаю, сколько их там было. Сейчас вон их четырнадцать. Да... Через час-полтора, когда мы закрывались, они ворвались опять. Но на вынос уже не брали, а сдвинули столы... Так с тех пор и сидят.
      - Что, со вчерашней ночи?
      - Да, господин вахмистр. В четвертом часу разлеглись прямо на столах, точно здесь казармы, а не солидное заведение... А с утра опять пьют.
      - Надо было вызвать полицию.
      - Полицию?! Да что вы, господин вахмистр. Это же СС! К тому же, они заплатили. Арендовали ресторан на всю ночь.
      - О! Видно, большие деньги завелись.
      - Вот именно! Вебер похвалялся мне, что исполнилась его мечта, теперь он сможет стать владельцем первоклассной аптеки. Я спросила, где он заработал такие деньги. "Это награда", - похвастался он.
      - Недурная награда! - вздохнул Лендциан, вспомнив свои пятнадцать монет.
      - Меня это тоже удивило... Хотя чему удивляться? В нынешние-то времена... Я никогда никого не выспрашиваю, господин вахмистр. Но вчера не удержалась - уж очень они веселились, буквально с хохоту покатывались - и спросила Вебера, чему они так рады. А он как стукнет полной кружкой об стойку: "Теперь мы с ними разделаемся!" Я поинтересовалась, о ком идет речь. Он вытер с себя пиво и сказал с усмешечкой: "О коммунистах". И тут же спьяну понес околесицу о каком-то подземном коридоре при котельной, где они видели поджигателей. Тут к нам подошел еще один, противный такой, тоже бывал у нас иногда. Имени его я не знаю, но очень противный, из штурмовиков. А на носу у него жуткий шрам от бутылочного горлышка. Что вы, господин вахмистр? Принести что-нибудь?
      Лендциан незаметно для себя привстал и наклонился к фрау Войте.
      - Нет, нет, благодарю вас. Я слушаю.
      - Значит, этот облокотился о стойку и передразнивает Вебера: "Мы, мы и ты больше всех, конечно? А я где? Ты лучше руки мои понюхай!" И сует Веберу под нос грязные свои ручищи. "Чем пахнет? Духами?" Вебер его оттолкнул: "Заткнись сейчас же!" А тот не унимается: "Никого не обошли, никого! А я? За что меня-то лишили? Ну, споткнулся, бывает, так нельзя же всего лишать? Эх, Вальтер, это ты группенфюреру..." Но Вебер не дал ему договорить и как въедет кулаком в лицо. Я тут же убежала. А когда вернулась в зал, того, со шрамом, уже не было: ушел или свои увели.
      - Какой он из себя, со шрамом? Темный, светлый?
      - Блондин. Лицо длинное и зубы большие.
      - Высокий, низкий?
      - Высокий. Повыше вас будет.
      - Так... А почему вы его противным назвали?
      - А это, господин вахмистр, - зашептала фрау Войте, - я только вам, в большом конфиденсе, сказать могу. Позавчера, накануне, значит, событий, были у нас постоянные клиенты, господа Кирон и Лойхтер. Оба работают во дворце: Кирон - слесарем, а Гуго Лойхтер - швейцаром. Ах, как они этого типа честили, если бы вы только слышали! Он такое вытворял! Уж так себя показал! Запугивал всех. Каждому пистолет в лицо наставлял.
      - Кому это каждому?
      - Прислуге дворцовой, истопнику, горничным, Кирону и Лойхтеру. Горничных по щекам хлестал. А все почему, господин вахмистр? Одна уборщица заметила, что в туалете долго горит свет. Взломали дверь и нашли там Карла Вильде, швейцара, - мертвого... Хороший был человек. Старый наш клиент. Каждый день забегал кружечку-другую пропустить - ведь рядом. Гуго Лойхтер говорит, что если бы в тот день дежурил не Вильде, а он сам, то убили бы его. Понимаете? Убили! Охрана-то сказала, что здесь самоубийство. Но никто из прислуги не поверил. Что они, Вильде не знали? А тот, со шрамом, велел всем молчать и стал пистолетом запугивать. Очень даже противный тип, страшный.
      - И что же все это значит, фрау Войте?
      - Не моего ума это дело, господин вахмистр. Одно скажу вам: мне страшно. Знаете, что еще этот, со шрамом, сказал Веберу?
      - Да, фрау Войте?
      - Он у Вебера денег требовал, а тот грозился пристрелить его как собаку. Тогда он и говорит Веберу: "Ты мне в долг дай, я отдам. Мы с тобой большое дело можем сделать. Один знакомый сказал мне, где прячется крупный, очень крупный зверь: награда большая будет". А Вебер: "Ну так иди и бери эту награду, а меня оставь в покое". Но тот не отстает: "За этим зверем сейчас агент Шнейдер охотится, он его почти выследил". - "Ну, ладно! - сдался Вебер. - Назови имя и адрес, а там посмотрим". Здесь-то он все ему и выложил: "Адрес точно не установлен, нужно поработать денька три. А имя... Дай хоть пятьдесят марок в счет аванса". Вебер дал. Тот и говорит: "Тельман. А знаю я это от приятеля из штаба Берлин-Вест. К нему ходит некий Герман Хилигес. Он и донес, что случайно видел Тельмана в соседней квартире... Теперь ты все знаешь". - "Почему же его не взяли?" спросил Вебер. "Сейчас его там нет, скрывается где-то поблизости. Хотели сделать облаву, но боятся спугнуть. Да и делиться тогда придется со многими. А так нужно только Шнейдеру заплатить, чтобы отступился - он про Хилигеса ничего не знает. Вот и остаемся мы с тобой, мой приятель и Хилигес. А награда ожидается большая".
      - Понятно, фрау Войте, все понятно. Только лучше молчать об этом.
      - Разве я не понимаю, господин вахмистр? Одному лишь вам... И то всего говорить не хотела. Я ведь не убежала тогда из зала, когда Вебер в драку полез. Присела за стойку и все слышала...
      Радиограмма полиции
      28.2.33
      Арестовать нижепоименованных членов Центрального Комитета
      Коммунистической партии Германии: 1) председателя партии
      транспортного рабочего Эрнста Тельмана, род. 16.4.86, Гамбург, прож.
      Берлин, Шарлоттенбург, Бисмаркштрассе, 24, прописан у г-на
      Ковальского; 2) редактора Франца Далема, род. 14.1.92, Рорбах, прож.
      Берлин, Грейфсвальдерштрассе, 147... 11) секретаря ЦК партии
      Вильгельма Пика, род. 3.1.76. Губен, прож. Штеглиц, Шаденруте, 2; 12)
      рабочего-металлиста Вильгельма Флорина, род. 16.3.94, Кёльн-Полль,
      прож. Берлин, Вернеихснерштрассе, 17, в качестве квартиросъемщика.
      Глава 8
      ГЕРИНГ И ГЕЙДРИХ
      Вечером 2 марта министр-президент Геринг вызвал к себе исполняющего обязанности заместителя начальника прусского гестапо Рейнгарда Гейдриха, шефа берлинского гестапо Дилса и генерала СА Шиля. Первым он принял в своем кабинете Гейдриха.
      От бессонных ночей и без того одутловатое лицо Геринга еще более обрюзгло, четче обозначились темные круги вокруг глаз. Но зрачки были расширены и лихорадочно блестели. Взбодренный порцией наркотика, Геринг, казалось, не чувствовал усталости. Движения были четки, даже несколько лихорадочны, в голосе проскальзывали довольные бархатистые нотки.
      - Кажется, вы вчера выражали некоторые опасения, дорогой Гейдрих? министр откинулся в кресле и, сцепив пухлые, неестественно белые пальцы, вытянул руки. - Только вперед! Только вперед! Чем грандиознее спектакль, тем менее заметны ошибки статистов. Главное - это гениальный замысел режиссера. Мир - это воля и представление. Не помню, кто это сказал... Ну да вы, наверное, знаете, Гейдрих.
      - Шопенгауэр, экселенц... Что же касается ошибок статистов, то они, к счастью, в пределах нашей компетенции. - Гейдрих раскрыл лежавшую на коленях папку. - У обер-брандмейстера действительно обнаружились кое-какие грешки. Пока мы не приняли мер, но в нужный момент...
      - Да-да! - удовлетворенно кивнул Геринг. - Дальше, пожалуйста.
      - Непосредственные исполнители ведут себя несколько шумно, что нежелательно. Рейхсфюрер Гиммлер уже дал это понять. Что же касается коллег из СА, то, боюсь, здесь дурной пример подают люди, которые по своему положению должны бы служить примером для подчиненных.
      - Это не наша забота, Гейдрих. Вы же знаете, фюрер принимает близко к сердцу все, что касается его личного друга.
      Геринг не назвал Рема, и Гейдрих это отметил. Очевидно, здесь было нечто большее, чем простая ревность к человеку, который стал в свое время начальником штаба штурмовых отрядов, оттеснив при этом Геринга.
      - Фюрер вручил мне меч против врагов национал-социализма, - после некоторой паузы продолжил Геринг и, повернувшись в кресле, довольным взглядом окинул недавно приобретенный антик: прикованный к стене топор средневекового палача из города Регенсбурга. - Поэтому я и говорю своей полиции: стреляйте, стреляйте, стреляйте!
      Гейдрих не уловил в этой тираде связи с предыдущим и насторожился.
      - Врагов мы будем искоренять без пощады. - Геринг сделал отстраняющий жест. - К искренне заблуждающимся применим меры перевоспитания. Мы теперь правящая партия. Цели борьбы остаются прежними, но тактика меняется. К сожалению, часть - уверен, ничтожная часть - старых борцов этого не понимает. Тут нужна разъяснительная работа.
      - Понимаю, экселенц. Вожди СА партайгеноссен Карл Эрнст или Эдмунд Хайнес - лучшие люди нации. Случайная, как вы метко выразились, ошибка статиста не может бросить на них тень. Но моя обязанность думать о том, как устранить такие ошибки, раз уж они обнаружились.
      - Вы глубоко правы, дорогой Гейдрих! Это наша святая обязанность. От вас у меня нет секретов, и вы знаете, как озабочен фюрер и партия некоторыми нездоровыми тенденциями, которые проявились в последнее время среди наименее сознательных участников национал-социалистского движения. Что у вас?
      - Речь идет о так называемом деле Вёля, экселенц. Он состоит в четырнадцатом штандарте СА Берлин-Вест.
      - Помню. Он был допущен к участию в операции.
      - Совершенно точно, и показал себя хорошо. Но на другой день оказался замешанным в уголовном деле.
      - Что именно?
      - Ограбление с изнасилованием. К тому же потерпевшая в тяжелом состоянии. С трудом удалось замять дело и избежать широкой огласки.
      - Ну, я думаю, это дело его непосредственного начальника.
      - Не совсем, экселенц. Группенфюрер СА Карл Эрнст уже наложил на Вёля дисциплинарное взыскание, но это лишь усугубило дурные последствия.
      - Говорите яснее, Гейдрих!
      - В пьяном виде Вёль разболтал случайным собутыльникам весьма деликатные моменты операции.
      - Что?! - побагровев, взорвался Геринг.
      - Кроме того, - бесстрастно продолжал Гейдрих, - он оказался причастным к акции, проводимой штабом СА Берлин-Вест совместно с нашими людьми.
      - Арест Тельмана?
      - Да, экселенц. Здесь Вёль наделал непоправимых глупостей.