И под него, под эту слышимую не ухом, а нутром музыку, танцевала женщина.

Высокая и низкая, серебристо-светлая и антрацитово-черная, с волосами короткими и длинными, светлыми и темными… Призрачные крылья метались вокруг тела, сплетаясь с прядями волос, с движением когтистых кистей, с изгибами тела. Она менялась и в то же время оставалась неизменной. Она была собой и в то же время суммой бесконечного множества. Она…

…была прекрасна. Но Тэйон знал, что взглянуть в Ее многоцветные глаза будет означать для него потерю себя. Рабство, более страшное, чем то, что могут принести цепи и ошейник.

…богиня…

А затем что-то случилось, и Танцующая обрела свою форму. Высокая, худая, кажущаяся почти диспропорционально сложенной, женщина кружилась в вечном движении, изящные кисти взлетали к небесам в мольбе или падали в приказе – невозможно было сказать точно.

Ее кожа была бела абсолютно белым, безупречным цветом. Таким, который можно увидеть лишь в солнечный полдень, когда смотришь на зимнюю равнину и вскидываешь руку, заслоняясь от невероятной чистоты снежного сияния. Таким цветом, хладное пламя которого ослепит тебя, если смотреть на него прямо.

Ее глаза были серыми, темно-серыми, светло-серыми, в них были все оттенки многогранного серого. Сталь, отразившая лунный блик, присутствовала в этих глазах, туманы, дурманящие душу и скрадывающие бездну, плыли в их глубинах, пепел, осыпающий небо, стыл в них. А еще в них пел ветер, реющий среди самых высоких, самых недоступных вершин, готовый в любой момент вырваться на волю.

Ее волосы были черными, иссиня-черными, угольно-черными. Точно крыло ворона, точно беззвездное небо, точно кружащие около тонкого тела птицы погибели. Волосы метались вокруг Ее плеч и бедер, плели свой собственный, отдельный танец, и казалось, что это огромные, темные крылья, тонкие и безупречные.

Она танцевала, как никто и никогда не танцевал перед глазами мага. Понятия грациозности и гармонии в прежнем его представлении утратили всякое значение, потерялись перед лицом абсолютной чуждости и абсолютного совершенства Ее движений. Это были не грубые перемещения чего-то материального, а ломкие порывы ветра, то резкие, то застывающие, не имеющие ничего общего с человеческой пластикой. И поэтому более притягательные, поэтому более завораживающие.

Она порождала преклонение и цепенящий, всепоглощающий ужас.

И облегчение, истекающее, точно кровью, сожалением, когда Тэйон понял, что перед ним мелькнуло лишь пророческое видение. Видение – предназначенное не для него. Маг медленно опустил веки, осознавая, что меньше одного Удара сердца прошло с тех пор, как Совенок передала свое послание светлейшему князю и услышавший его Тэйон Алория понял, что никогда уже не станет тем человеком, которым он был всего лишь несколько секунд назад.

Гулкие слова, впечатавшиеся, казалось, в саму душу магистра воздуха, еще отдавались эхом в захламленной комнате, а профессор ди Минерве уже уткнулась носом в книгу и окружающий мир перестал для нее существовать.

– Благодарю вас, госпожа. Встреча с вами была крайне познавательна. – Каким-то образом ему все-таки удалось совладать с голосом, но с тем же успехом маг мог говорить со стенами и с потолком: она не слышала ни слова. Очутившаяся вдруг рядом фейш предложила проводить магистра до дверей, и Тэйон, все еще пребывавший в некотором трансе, тупо повиновался. Разум мага лишь автоматически зафиксировал, сколь скованны и правильны движения миниатюрной ясновидящей по сравнению с тем, что только что было явлено ему в обрывке видения. А ведь раньше Шаниль всегда казалась ему воплощением легкости, и каждый шаг ее был подобен танцу под слышимую лишь одной фейш музыку.

«Кто же ты, Многоликая танцовщица? И следует ли мне завидовать ди Крию… или горевать о нем?»

Тэйон подозревал, что оба этих чувства он пронесет с собой до самой могилы.

Перед тем как вылететь из комнаты, лэрд Алория все-таки обернулся, чтобы бросить последний взгляд на невероятное существо, обитающее в этом доме.

Фина ди Минерве медленно опускалась вниз, на усыпанный перьями пол, полностью поглощенная своей книгой. Растерянно подняла руку, чтобы провести ладонью по непокорным волосам, нащупав в них пальцами ужа, вытащила его и, даже не замечая, что держит в ладони живую змею, перевернула страницу.

Тэйон бежал. Не от совоокой богини, небрежно, так пренебрежительно-случайно раскрывшей ему истинное значение слова «чудо». От себя. От того непоправимого, что ему в этот момент отчаянно хотелось совершить.

На улице маг запрокинул голову, вдыхая холодный ночной воздух, и обнаружил, что спина и ладони его вспотели.

Теперь мороз лизал их ледяными языками, возвращая магу способность думать.

Кем бы на самом деле ни была профессор Совенок, он все больше и больше сомневался, стоило ли с ней общаться даже ради тех бесценных знаний, заключенных в столь нелепой телесной оболочке. С другой стороны…

По меркам интервью со сверхъестественными существами это общение было поразительно осмысленным. Совенок дала сравнительно связные ответы на все его вопросы и в качестве платы попросила всего лишь передать послание.

Айе. Всего лишь.

Простое послание.

Маг осторожно сжал книгу, чтобы удостовериться, что она здесь и не исчезла.

В конце концов, чем плохи совы, змеи и некоторая вполне простительная рассеянность? Все уважающие себя стихийные маги отличаются заметной эксцентричностью. Если одна из них еще и богиня и склонна предсказывать пришествие иных богов, кто он такой, чтобы показывать пальцем?

– Ты – наркоман, Алория, – вслух сказал он себе, пытаясь призвать к порядку расшатанные нервы. – Ты находишься в патологической зависимости от силы, знаний и власти. Но даже то, и другое, и третье вместе не стоят такой цены.

Он уже заключил крайне подозрительную сделку. Довольно для одного десятидневья. За непроницаемой маской высокомерия сдерживая желание броситься назад и положить свою душу к ногам богини мудрости, Тэйон развернул кресло и направился домой. В теле его билось снегом, сталью и пеплом подаренное ди Крию пророчество.

Они нашли его даже здесь.

Тэйон через потайной ход пробрался в свою резиденцию в тот вязкий предрассветный час, когда даже самые энергичные дети и самые саркастические студенты-целители Предпочитали спать. Лэрд Алория слишком хорошо знал, что должен последовать их примеру. Знал, что его организм тоже имеет свои пределы и что нарушения в метаболизме, связанные с потерей доступа к ставшей частью его самого стихии, и без того вскоре аукнутся глубоким нервным истощением. Но знал он и то, что пытаться заснуть сейчас будет по меньшей мере невозможно, а скорее всего и опасно. Сила богини все еще обвивала его душу, точно легкая, незаметная, но от этого лишь еще более опасная змея.

Кроме того, у Тэйона возникла идея, как можно с пользой провести оставшиеся до рассвета часы.

Личные покои с появлением близнецов перестали быть абсолютным убежищем, и потому на этот раз маг сделал ставку не на мощность защиты, а на труднодоступность.

На чердаке резиденции Алория имелись места, добраться до которых без летающего кресла было невозможно. Забившись в самое высокое и самое дальнее из них, завернувшись в одеяло и вооружившись словарем, магистр потратил унизительно много времени на создание светового шарика. Тем не менее усилия последних дней увенчались хоть и скромным, но успехом. Криво улыбнувшись сияющему огоньку, Тэйон достал драгоценный том, одолженный госпожой профессором. И погрузился в ни с чем не сравнимый транс открытия новых знаний.

Приходилось переводить с нарэссийского – древнего языка, которым теперь пользовалась ученые, семья Нарунгов да высшая знать Лаэссэ. Он с трудом продирался сквозь замысловатые идиомы и ссылки на существ и события, о которых не имел ни малейшего представления. И все-таки, все-таки…

Если все книги Фины ди Минерве были подобны этой, то неудивительно, что маленькая волшебница не желала иметь ничего общего с реальным миром.

Он не заметил, как ночная темнота сменилась окрашенным в розово-желтые тона сумраком рассвета, а затем и падающим на деревянный пол золотом солнечных лучей. Он не заметил…

С диким улюлюканьем летящее к нему на веревке шестилетнее чудовище, обряженное в разномастные детали кожаных доспехов и с ржавым, но все еще опасным кинжалом, привязанным к поясу, не заметить было сложно.

– Нита! – Тэйон схватил нападающую, пока инерция живого маятника не увлекла ее в обратную сторону, и поспешно спрятал за балкой бесценную книгу. Отодвинул воинственную принцессу на расстояние вытянутых рук, оглядывая ее перепачканное паутиной облачение… и внутренне морщась от осознания того, насколько иначе он стал воспринимать эту девочку после событий сегодняшней ночи и после того, что было прочитано в книге. – Где вы достали эту гадость?!

– Я не Нита! – попыталась отмахнуться своим «мечом» ее высочество. – Я бесстрашная воительница Латьянна ди Шрингар и я ищу злобную колдунью, чтобы сразиться с ней!

– Со злобностью все понятно, но неужели я так похож на колдунью! – возмутился Тэйон, пытаясь незаметно изъять у бесстрашной воительницы ее слишком опасную игрушку.

– Нет, – шмыгнула носом «Латьянна». – Но Тави спряталась. И не вылазиии-ит!

– Почему мне кажется, что долго она спрятанной не останется? – пробормотал Тэйон, разворачивая кресло, чтобы выбраться из своего находящегося под самым потолком убежища.

Он слетел вниз, заставив Нелиту взвизгнуть от восторга, и направился к выходу с чердака.

Увы, Тавина и в самом деле нашлась удручающе быстро.

Открывая дверь, ведущую на лестницу, он почувствовал предгрозовой запах, всегда сопровождавший Нарунгов, и странное покалывание, как будто к ручке было привязано заклинание. Но отреагировать уже не успел. Ругательства лэрда смешались с визгом Нелиты, когда над их головами со звучным «Дзуу-ум!» скользнуло в эту плоскость реальности ведро с водой. И тут же перевернулось.

Мокрый, как свалившийся с пирса кот, и столь же этим недовольный магистр обреченно закрыл глаза.

– Что вселилось в меня, когда я рассказал им об этом заклинании? – спросил у себя маг, но жалоба прозвучала как-то странно неубедительно.

Смирившись с неизбежным, Тэйон все-таки открыл дверь, чтобы предстать перед «злобной колдуньей». Ее королевское высочество принцесса Тавина торжествующе выпрямилась на лестничной площадке, эффектно задрапированная в его самую лучшую парадную мантию.

Нет. В то, что осталось от его самой лучшей парадной мантии. Ей пришлось отрезать большую часть, чтобы подогнать облачение под свой размер.

Тэйон, транспортирующий на подлокотниках восторженных принцесс, ворвался в свой кабинет, как раз когда ди Крий и Шаниль садились за накрытый прямо на рабочем столе завтрак.

– Кто дал Нелите боевое оружие, а Тавине – ножницы?! – рявкнул он вместо приветствия, одновременно с кристальной отчетливостью понимая, что сейчас не должен отдавать князю предназначающееся ему послание. Было еще слишком рано.

Ди Крий окинул промокшую фигуру магистра воздуха внимательным взглядом и начал намазывать масло на свежеиспеченный хлеб. То есть то, что в Лаэссэ называли маслом, – зеленоватую пасту, приготовленную из выращиваемых в обширных подземных садах грибов. Подобные «деликатесы» считались основой диеты коренных лаэссэйцев и одной из основных статей экспорта великого города. В Мирах Паутины они стоили необычайно дорого, но Тэйон давным-давно заявил госпоже Укатте, что на его столе он видеть подобные гурманские изыски не желает. К сожалению, о присутствии в доме хозяина повариха не знала. А терроризирующих ее кота гостей считала себя вправе травить чем угодно.

– В каком вы сегодня прекрасном настроении, мастер. Неужели вчерашняя таинственная ночная экскурсия принесла ожидаемые неприятности? – Под иронией в голосе целителя чувствовалось напряжение. То ли из-за того, что он и вправду считал вылазку Тэйона опасной глупостью – то ли из-за раздражения, вызванного неспособностью проследить, куда именно летал лишенный силы магистр.

А может, он просто увидел снег, пепел и вороново крыло, смешавшиеся сейчас в ауре магистра воздуха.

– В последнее время не требуется далеко ходить, чтобы найти неприятности, – обнажил зубы Алория, – они сами на меня падают!

Завтрак прошел в напряженной, прерываемой перерыкиванием обстановке. За чаем Шаниль, не поднимая скромно опущенных глаз, заметила, что два властных человеческих самца, запертых в одном доме, это необычайно утомительно. Ди Крий одарил ее ироничным взглядом. Лэрд Алория, успевший перехватить кусок круассана с джемом, запущенный Нелитой в сторону Тавины, и пригоршню омлета, полетевшего в обратном направлении, любезно ответил, что и вполовину не так утомительно, как две юные не совсем человеческие самки.

После еды все вновь собрались в кабинете, готовясь приступить к очередному дню занятий. Даже близнецы, воспринимавшие все скорее как бесконечную увлекательную игру, сегодня проявляли мало энтузиазма. Тэйону безмерно хотелось спать.

И совсем не хотелось вновь и вновь бесполезно бросаться на бастионы когда-то казавшегося таким естественным мастерства.

– Мы неправильно к этому подходим, – медленно проговорил магистр Алория, пытаясь поймать за хвост мелькнувшую в одурманенном усталостью сознании идею.

– Прошу прощения? – заломил бровь ди Крий.

– Мы начали не с того конца. Мы пытаемся подняться от самого простого к сложному, тогда как сложное нам всем доступно в такой мере, которая с точки зрения традиционного искусства кажется просто невероятной. Я ведь не утратил сродства со стихией, являющейся высшей ступенью мастерства. Близнецы творят то, чего просто не может быть, потому что не может быть никогда. Вы, хотя испытываете трудности с созданием на пламени свечи иллюзии танцующей птицы, без труда могли бы тем же пламенем спалить весь дом. Мы должны… опираться на то, что можем, и шаг за шагом спускаться к самому простому. Надо все делать задом наперед.

– Так вы предлагаете мне все-таки спалить эту груду камней, которую называете замком? – спросил ди Крий, но видно было, что он заинтересован.

– Есть ранения мозга, которые влияют на тонкую моторику, – Тэйон, словно читая лекцию ученикам, отщелкивал пальцем по подлокотнику темп речи. – И иногда по тому, какие слои коры повреждены, можно отследить различные уровни контроля движений. Одни травмы вызывают тремор, неконтролируемую дрожь, и в целом влияют на тонус мышц. Другие делают невозможными широкоамплитудные движения, третьи – более мелкие. А есть и такие раны, которые влияют только на осмысленные действия, например, не позволяют взять в руки вилку, хотя каждое необходимое для этого движение по отдельности не вызывает трудностей. И если поврежден один из уровней, но цел другой, то человек, неспособный поднять руку вверх просто так, легко поднимает ее, когда требуется повесить пальто.

Целитель, гораздо лучше Тэйона разбиравшийся в подобных вещах, попытался было открыть рот, но мастер ветров не дал ему договорить.

– То же самое в тысячу раз более верно для ментальных сил. Магический дар столь же непознаваем, как и тайны человеческой психики, и столь же хрупок. Иногда простого сомнения достаточно, чтобы заблокировать любые способности. Те же близнецы совершенно не могут простоять пятнадцать минут на месте, ведя ментальное наблюдение за домом, но скажи им, что они часовые, охраняющие замок от злого дракона, – и никаких проблем ни с сохранением неподвижности и молчания, ни со сложнейшей задачей по ясновидению у них не возникнет. Если бы нам удалось выполнить все мелкие действия как часть не просто занудного упражнения, но чего-то осмысленного… Если бы мы точно, без тени сомнения, знали, что способны…

Он замолчал, но идея была уже ясна.

– Нам нужна осмысленная задача.

– Нам нужна задача, интересная всем участвующим и в то же время позволяющая упражняться в самоконтроле и простейших магических действиях. Хм…

– У вас появилась идея.

– У меня появилась совершенно гениальная идея.

Магистр Алория направил кресло к одному из подпиравших стены объемных шкафов и, поднявшись почти до самого потолка, извлек из покрытых пылью недр безупречно ограненный, чистейший бриллиант размером чуть больше фаланги большого пальца. Это был один из самых ценных экспонатов его коллекции, хотя мастер ветров не использовал его ни разу – просто потому, что его дар не подходил работе с этим камнем, как перчатка одного не может подойти другому.

С осторожным почтением водрузив свою бесценную добычу на стол, Тэйон тихо попросил:

– Уважаемая Хрустальная Звезда, вы не присоединитесь к нам?

Шаниль, обычно пережидавшая их упражнения в безопасном отдалении, поднялась с брошенных на пол подушек и приблизилась. После тихой торжественности сегодняшней ночи фейш казалась нескладным подростком в своих штанишках и жилетке, но снежно-синие глаза смотрели по-прежнему так же умно, так же внимательно. Увидев предмет, стоящий на столе, она замерла.

– Это же…

– Камень, в честь которого вы были названы, видящая. – Магистру было несколько совестно годами держать у себя столь редкий артефакт, когда по-настоящему воспользоваться им мог лишь тренированный мастер ясновидения, но и расстаться с бесценным сокровищем было трудно.

– При рождении мне было предсказано владеть таким камнем, – тихим, странно низким голосом откликнулась Шаниль, не сумевшая до конца спрятать огонь страстного желания, вспыхнувшего в льдисто-синих глазах. Впрочем, она быстро взяла себя в руки. – Чем я могу помочь, магистр?

– Вы не могли бы показать нам, чем сейчас занимается принцесса Шаэтанна?

Глаза фейш раскрылись чуть шире, а ди Крий кивнул. Да, такой вопрос был обречен стать центром нераздельного и исполненного смысла внимания всех присутствующих. Близняшки уже подскакивали на кресле с воплями «Шаэ! Шаэ!», да и сам Тэйон готов был отдать несколько лет жизни, чтобы узнать, что же творится в городе, а еще важнее – на море.

– Королевский дворец очень хорошо защищен от шпионов, магистр, – охладила всеобщий энтузиазм Шаниль. – А Нарунги часто бывают невидимы для наблюдения, если сами не хотят обратного.

– У нас здесь есть целых два Нарунга, являющихся кровными сестрами Шаэтанны и искренне желающих ей только добра… Сиди смирно, Тави! Которым к тому же пора учиться фокусировать свою волю при ясновидении. – Тэйон положил успокаивающую ладонь на макушку нетерпеливо лезущей на стол Нелиты. – И что-то мне да подсказывает, что и у лорда-целителя имеются кое-какие способности в данной области.

Шаниль бросила на него острый, как укол иглой, взгляд и сосредоточилась на камне. Руки фейш, когда она коснулась Хрустальной Звезды, были спокойными и уверенными, лицо отсутствующим. Она пропустила сквозь пальцы цепочку, впечатывая в кожу и память сенсорное ощущение прикосновения заговоренного металла, подняла ее, заставив камень размеренно покачиваться перед лицами магов.

– Смотрите в глубь камня, – нараспев произнесла она. – Пошлите свои мысли к основе, к структуре, почувствуйте сердце камня. Следите, как свет отражается от граней, как лучи попадают внутрь и запутываются в отражениях самих себя. Тавина Нарунг, Нелита Нарунг, коснитесь кристалла ладонями. Ощутите гладкость под кончиками пальцев, ощутите структуру, ощутите Хрустальную Звезду.

Тэйон закрыл глаза, отдавшись завораживающему голосу певицы. На этот раз транс пришел легко и быстро, столь же естественный, как сон, столь же знакомый, как бодрствование. Маг не пытался слиться с камнем, настроить свои разум на резонанс и четкий узор матрицы бриллианта. Стихия земли никогда не давалась ему просто.

Нет, он послал свои мысли к ветру. Ввысь, в вышину, в свободный бег облаков и неостановимое течение холодных потоков. Он был воздухом, ветром, непостоянством. Он коснулся своей основы, своего сердца, и послал в глубь себя вопрос.

– Думайте о Шаэтанне Нарунг, – пел голос видящей. – Вспомните ее движения, голос, запах. Вспомните, как она говорит и как она думает, почувствуйте то, что вы чувствовали в ее присутствии. Пошлите свою нужду в глубь камня. Пошлите ему образ Шаэтанны Нарунг, пошлите вашу необходимость увидеть ее.

Тэйон растворился в магии. Он смутно осознавал, что могущественный камень погрузил его волю и разум в глубины резонирующих граней и связал с целителем и близнецами в неразделимое ментальное целое. Все это было настолько незначительно, не важно, несущественно. Магистр сделал то единственное, что и можно было сделать, оказавшись в объятиях стихии: он расслабился и позволил потоку нести себя, ни на секунды не выпуская из мысленного взгляда образ Шаэтанны ди Лаэссэ.

Никогда еще простой акт видения не представал перед ним в таком совершенстве недостижимого мастерства. Мастер ветров с головокружительным ужасом понял, что перед ним прошлое, настоящее, будущее в блистательном великолепии всех возможных вероятностей и что он не сможет, не сумеет воспринять это богатство оттенков, не заблудившись в них и не сойдя с ума. Он запретил себе чувствовать обиду и невосполнимость потери, ножницами воли кромсая внутреннее зрение. Ради самосохранения был убит бесценный момент озарения, слишком полного для человеческого разума. Маг не позволил себе думать о том, восприятие кого из спутников по ментальному путешествию он на мгновение разделил.

И зимним ветром, шевельнувшим волосы будущей королевы, он был во дворце, в зале, еще со времен империи используемом, когда война приходила под стены великого города. Огромная, занимавшая весь пол восьмигранная карта показывала в мельчайших деталях территорию метрополии и пределов. Ноги королевны, магов, военных советников ступали по твердому воздуху в нескольких ладонях над ежесекундно меняющейся вместе с изменением действительной обстановки магической поверхностью.

Шаэтанна остановилась над синими водами залива. Короткий, сопровождаемый ментальным приказом жест – и часть карты поднялась над полом, увеличилась во много раз, зависнув между напряженными людьми. С болезненной, откровенной детальностью на ней были показаны заполнившие воды огоньки кораблей – и расцвеченных во враждебные цвета было много, много больше, нежели янтарных.

Видение на миг покачнулось, когда Тэйон осознал: враждебные точки на карте начали слаженное движение. И худший из его страхов был подтвержден холодным голосом будущей королевы:

– Адмирал д'Алория права. Они все-таки решились. Империя Кей начала атаку.

Ди Эверо попытался успокаивающе положить руку на ее плечо:

– Ваше Величество…

– Тихо! – Шаэ вдруг напряглась, вслушиваясь во что-то доступное только ей. – Внешнее защитное кольцо прорвано! Асассины во дворце!

И полным ярости вихрем развернулась к ди Эверо:

– Так, значит, кейлонгцы не могут призывать ни богов, ни демонов на территории Лаэссэ, Первый в Совете?

Оникс Тонарро перехватил ее за талию, втащил под защиту своих личных щитов:

– Нет времени! Они пришли за Вашей жизнью, принцесса!

Видение рассыпалось стеклом под ударом урагана, когда Тэйон потерял контроль над силой. Больно, это было так больно. Битым кристаллом по глазам, сломанными костями в натруженные мускулы.

Маг вернулся в тело, судорожно вцепившееся в подлокотники кресла, и каждая клеточка его кричала от боли, как напоенные когда-то кровью мага защитные заклинания его дома кричали о том, что внутрь прорвались враги.

– Кейлонгцы пришли и за жизнями близнецов, – спокойно заметил ди Крий, надевая перевязь. – Должно быть, решили не рисковать, уничтожив и флот, и последних наследниц Нарунгов одновременно.

Вдруг самоуверенная улыбка сползла с лица целителя, как будто ее стерли. В серых глазах вспыхнуло искреннее недоумение. Похоже было, что все мировоззрение студента-воина в одночасье рухнуло.

– Я не смогу пробить установленный ими щит, – медленно, пробуя слова на вкус, произнес ди Крий. Чутье ясновидящего схлестнулось с затверженной с младенчества аксиомой о собственном превосходстве. – Я не смогу переместить нас отсюда. Как это может быть?

– Силой молитвы, вот как, – рявкнул Тэйон, одной рукой проводя над камнями, управляющими креслом, другой подхватывая первую попавшуюся близняшку. Он еще даже не начал отходить от ошеломляющего впечатления, оставленного присутствием на расстоянии вытянутой руки профессора Совенка, и потому сразу понял, какова природа щемящего белого сияния, отрезавшего особняк Алория от окружающего мира. – До тех пор пока Шаэтанна не будет коронована и не признает Лаэссэ своим, Договор не будет иметь силы и божественные силы имеют право вмешиваться. А значит, вмешиваться могут и их жрецы. Вы не можете тягаться с богами, Вуэйн. Смиритесь с этим и приходите в себя, ветер вас побери!

Ди Крий, вздрогнувший, услышав использованное Финой имя, точно на открытую рану сыпанули пригоршню соли, обжег серым пламенем взгляда, но у него хватило самообладания подхватить второго ребенка и спросить только:

– Что я должен делать?

«Любой ценой не дать погибнуть принцессе», – но это он и сам сообразит.

– Постарайтесь убить того из нападающих, через которого будет сфокусирована блокирующая вас энергия. И надейтесь, чтобы среди них не оказалось посвященного достаточно высокого уровня, чтобы вызвать демона. Шаниль! – Он резко повернулся к фейш, обхватившей Хрустальную Звезду и способную с помощью этого кристалла попортить нападающим немало крови. – Прикройте моих учеников, видящая. Они-то точно ни при чем во всем этом безумии!

Не давая себе больше времени на страх, Тэйон резко бросил кресло в глубь личных покоев, оставляя за собой отчетливый ментальный след. Асассины, натасканные на магов жрецы-убийцы, без труда почувствуют, куда скрылась принцесса, но даже им придется плохо, если глупцы попробуют проследовать этой дорогой!

Лэрд отказывался думать о том, сколь малое он может противопоставить нападавшим. Стихийный маг, особенно находящийся в столь жалком состоянии, не мог рассчитывать в одиночку противостоять божеству. Но как, во имя ветра, кейлонгцам удалось протащить в великий город жреца верхнего круга?

Оказавшись в спальне, Тэйон в который раз за последние дни благословил свою жену за то, что она догадалась родиться лишенной магического дара. Если бы не это, он ни за что не стал бы дублировать систему контроля над оборонными системами для хозяйки, не имеющей доступа к стихиям. Теперь же сокол просто сорвал висящий на стене гобелен, чуткими пальцами мага принялся передвигать каменные плитки, составляя из беспорядочных пятен клубящийся тьмою строгий узор. Вздрогнул, когда невидимые клыки впились в ладонь, требуя подкрепить приказ кровью, и застыл, давая чарам напиться. Стены дрогнули, зарычали, распространяя убийственную враждебность к чужакам на весь дом, и где-то на первом этаже им ответили крики агонии. Слепящая сила заклубилась, когда проводник божественной воли был вынужден броситься на защиту своих людей.

Нелита прижалась к нему непривычно молчаливым и неподвижным комочком, излучающим животный страх. Маг успокаивающе коснулся волос ребенка. Если она в самом деле способна была видеть будущее, то Тэйон не хотел знать, что их в этом будущем ожидало.

Собранный на случай спешного бегства мешок, как всегда, ждал в отведенном ему еще десятилетия назад месте.

Маг вытащил из ножен на правой руке обычный стальной кинжал и вложил туда извлеченный из сейфа нож. Один из его шедевров, к созданию которого мастер ветров привлек кузнеца-адепта земли, это скромное на вид оружие было едва ли не единственным в его арсенале, пригодным к битве с демонами. Пучок заговоренных арбалетных болтов завершил экипировку.

Постоянные порталы, ведущие прочь из дома, разумеется, были сметены божественной волной. Магистр Алория последовательно нажал на камни, открывавшие тайный ход, и часть стены растаяла, пропуская летящее кресло. Едва проход за его спиной закрылся, руки мага заскользили по подлокотникам, активируя заклинания. Дополнительная энергетическая подпитка, три сферы защиты, невидимость, ментальная маскировка. Он едва успел затормозить, заметив все тот же клубящийся белый щит божественного прикосновения, преграждавший тоннель, что вел к выходу из дома. Застыл, понимая, что, раз сбежать невозможно, придется сражаться. И повернул назад.

Стянул заколку со все еще чуть влажных волос. Во время побега из тюрьмы она не понадобилась, но… противоядие, принятое второй раз за такой короткий срок, не лучшим образом отразится на его нервной системе, однако это лучше, чем если бы он вдохнул содержавшуюся во втором камне пыль без всякой защиты. Маг тихими, успокаивающими словами заставил принцессу тоже вдохнуть из белого самоцвета, удержал ее, когда чихающая, как котенок, девочка попыталась вырваться.

– Все хорошо, все хорошо. Так надо.

Он не хотел думать о воздействии столь изощренных ядов на развивающийся организм ребенка. Вряд ли оно будет более разрушительным, чем удар кейлонгского меча. Маг обмотал заколку вокруг левого запястья.

Правая рука скользнула вниз по подлокотнику, ощутив знакомую тяжесть арбалета. С застывшей, нехорошей улыбкой сокол поднял оружие.

Халиссийцы, особенно высшая знать тотемных кланов, почти поголовно презирали такие устройства. Сам Тэйон в молодости считался мастером длинного лука (не столько из-за меткости, сколько из-за умения своевременным порывом ветра подтолкнуть стрелу к нужной цели). Казалось бы, после того, как арбалетный болт искалечил его, любой настоящий кланник должен был бы возненавидеть подлое оружие трусов и слабаков.

Наверное, это было еще одним доказательством того, что Тэйон Алория настоящим кланником не являлся. Получив столь ужасающе наглядное доказательство эффективности «презренного» устройства, он с непробиваемой логикой сумасшедшего поставил перед собой цель покорить его. С тем же маниакальным упорством, с которым он после ранения погрузился в совершенствование магического искусства, тогда еще адепт Алория ежедневно проводил не меньше часа, стреляя из ненавистного ему оружия.

И не успокоился, пока не достиг мастерства, позволявшего в шторм и при шквальном ветре безошибочно послать болт в спину находящегося более чем в ста шагах противника.