В конце концов, если нужны заложницы, которых можно использовать против Шаэтанны, лучше, чтобы это были сразу обе сестры. Заодно можно будет спасти от разрушения его дом…

– Я им сказала, что вы вернулись, – заверила его Нелита, за что была снова подброшена в воздух. – Они уже едут. То есть уже приехали.

Она обернулась, собираясь бежать в сторону двери, но Тэйон мягко пресек этот порыв. Рук, чтобы одновременно удерживать принцессу, прижимать к ее горлу кинжал и управлять креслом, не хватало, так что магистр просто положил пальцы на шею заложницы, надеясь, что гвардейцы, сопровождающие Тавину, сочтут этот жест достаточно красноречивым. Нелита, вместо того чтобы почувствовать опасность, напротив, доверчиво расслабилась под его прикосновением.

Ни гвардейцев, ни стражников не было. В открывшуюся дверь, презрев все убийственные чары, важно вплыла ее высочество принцесса Тавина ди Лаэссэ. Малолетная королевна демонстрировала великолепную посадку прирожденной наездницы. Глаза сияют, спина прямая, подбородок вскинут. Короткие ножки плотно обхватили стянутую оружейным поясом талию ее «скакуна», а кулачки крепко сжимали пряди длинных, черных, как смоль, волос. Послушный ее указаниям, «транспорт» мягко развернулся. Даже оседланный, даже на четвереньках, Рек ди Крий умудрялся передвигаться с грацией.

Ради того, чтобы запустить пальцы в его великолепные пряди, половина женщин Лаэссэ готова была отдать душу, но слишком юная, чтобы обращать внимание на подобные мелочи, Тавина натянула их, точно обычные кожаные поводья, громко командуя: «Тпру!»

Ди Крий вскинул голову, и Тэйон, готовый уже было бросить ироничное «Рекс?», замер. Выражение лица студента-целителя настолько диссонировало с тем забавным положением, в котором он оказался, что вся сценка внезапно перестала выглядеть забавной. От взрослого мужчины воина, которого обстоятельства и неуемная детская энергия заставили выступить в роли ездового животного, можно было ожидать либо ироничного смеха, либо сдерживаемого раздражения. Серые же глаза лорда ди Крия плеснули таким отчаянием, будто кто-то воткнул кинжал в старую, но до сих пор не зажившую рану и медленно, безжалостно его поворачивал. Всплеск стали в глубинах бескрайнего льда, видение разбитого витража померкло, и эти глаза не выражали уже ничего.

Тэйон сам не понял, когда расклад столь кардинально изменился, но его рука на шее Нелиты уже не угрожала, а напротив, защищала. Кресло повернулось так, что тело мага загораживало ребенка от сероглазого, темноволосого чудовища, припавшего к паркету в нескольких шагах от них.

Время застыло стрекозой в янтаре, а потом вновь полетело, и все закончилось. Шаниль Хрустальная Звезда, скользнувшая вслед за своим спутником, отложила в сторону гитару и с заметным напряжением налегла на тяжелую дверь. Ди Крий медленно поднялся и, когда протестующая Тавина стала соскальзывать с его спины, подхватив ребенка, мягко поставил ее на пол.

– Бегите к дяде Алория, королевна, – посоветовал целитель, скривив губы. – Если будете ныть настойчиво, он может согласиться покатать вас на кресле, как настоящий дракон.

Тэйон отказался клюнуть на удочку. Подхватив Тави, он усадил ее рядом с сестрой, полностью игнорируя сражение за право первой покататься на мастере ветров, тут же развернувшееся между сестрами. Взгляд магистра был прикован к ди Крию, и он отказывался отвести его, отказывался изменить позу, выражение лица, немой вопрос, пока не получит объяснений. Лэрд соколов умел играть в молчанку. Если понадобится, он будет сидеть так и час, и день, отказываясь торговаться, отказываясь дать arr-shansy то, за чем они послали это существо, пока ему не объяснят, чтo же такого он увидел и за что его только что чуть не убили.

В кривой усмешке ди Крия появился оттенок ироничного уважения.

– Учитель, – чуть поклонился он, но Тэйон остался неподвижен.

Тавина вцепилась в волосы Нелиты, заставив ту испустить режущий уши крик. Кот госпожи Укатты с шипением скатился со спинки кресла, шмыгнув в щель, оставленную Шаниль, и, едва исчез его хвост, маленькая фейш захлопнула дверь. С гармоничным аккордом восстановились защитные заклинания, отсекая находящихся в кабинете от внешнего мира. Под прикрытием визгливой драки, устроенной близнецами, Тэйон развернул обернутую вокруг левого запястья заколку для волос так, чтобы большой палец уперся в темный камень.

Голос Река ди Крия ничего не выражал.

– Когда-то я знал женщину, схожую с Нарунгами.

Он сказал это так, будто произнесенное объясняло, почему он смотрел на близнецов ди Лаэссэ, как умирающий от жажды – на глоток отравленной воды. И почему готов был их убить, когда понял, что выдал свои чувства постороннему. Где-то посередине этого поединка дети скатились с колен Тэйона и теперь с гвалтом носились по кабинету, пытаясь отнять друг у друга… его кинжал в ножнах. С проклятием Тэйон схватился за запястье, но обнаружил, что сложные крепления, поставившие в тупик двух магистров стихий и дюжину профессиональных воинов, оказались с легкостью распутаны малолетними ведьмами, да так, что он ничего не заметил.

– Не беспокойтесь, магистр, они не поранятся. – Ди Крий Уселся на воздух, точно на несуществующий стул, закинул ноги на несуществующий стол, переплел пальцы за затылком, потянулся и улыбнулся. Поза, выражение лица, юный облик – было трудно сознавать, что перед Тэйоном не юноша, пытающийся самоутвердиться, бросая вызов старшему, а ровесник, по меньшей мере не уступающий ни в интеллекте, ни в темпераменте, ни в силе. Впрочем, тот факт, что студент факультета духа спокойно управлял воздухом в помещении, где магия стихий вообще не должна была быть доступна никому, кроме хозяина, с легкостью помогал скорректировать восприятие в сторону реального положения вещей. Ну а тот факт, что сам Тэйон сейчас не был способен даже послать простую ментальную пробу, делал молчаливое послание собеседника совсем уж внятным. Ди Крий задумчивым взглядом проводил двух сцепившихся особ царской крови. – Эти дети обладают гораздо лучшим инстинктом выживания, чем, похоже, считают окружающие. Не исключая даже старшей сестры.

– Вот как? – Магистр Алория, напротив, получил прямо обратное впечатление. Доверчивость близнецов переходила все возможные границы. Чтобы дети, без сомнения наделенные мощнейшим магическим даром, не проявляли почти никакой эмпатии… Ментальные щиты магистра не пережили столкновения с шеренизом. Разумеется, Тэйон пытался оградить себя жесткой ментальной дисциплиной, не требовавшей никакой дополнительной силы помимо силы воли, но через физическое прикосновение Нелита должна была почувствовать его враждебность.

– Они воспринимают мир глубже, чем просто через призму чужих эмоций, – заметил ди Крий, доказывая, что он как раз не испытывает никаких трудностей с чтением мыслей собеседника – Нита видела будущее, скорее всего – в нескольких вариантах его развития. И ни в одном из них вы не причинили ей вреда.

Мысли магистра магии не споткнулись. Они перекувырнулись через голову, прокатились, ломая кости аксиом и растягивая сухожилия предубеждений, и приземлились где-то далеко от прежней позиции в виде жалобно постанывающей бесформенной кучи. Небрежный взгляд в сторону ясновидящей фейш – но баюкающая гитару провидица лишь опустилась на пол возле своего не то хозяина, не то подопечного, вовсе не выглядя удивленной или впечатленной. Другой взгляд в сторону близнецов – и вместо беззаботной драки он увидел две пары не по возрасту понимающих глаз. Ах! Значит, они все-таки умели обращать внимание на разговоры взрослых.

Тэйон чувствовал себя так, будто все его мировоззрение было перекроено в течение коротких мгновений. Если ди Крий хотел произвести впечатление, ему это удалось.

Дети вновь завозились, но тут Шаниль сказала что-то, полностью завладев их вниманием. Это произвело на магистра Алория даже большее впечатление. Волшебница, способная унять высокорожденную парочку, стоила всех армий и всех интриганов Лаэссэ, вместе взятых.

Магистр сплел пальцы в пирамиду, откинулся в кресле и попытался вызвать в душе настрой, который когда-то выручал лэрда соколов в дипломатических переговорах с более старшими предводителями кланов.

За то время, когда он не без успеха пытался обучить таинственного целителя основам магии, мастер ветров узнал одно: с ним работает либо прямой подход, либо вообще никакой. Рек ди Крий обладал сверхъестественным чутьем на самую суть стоящей перед ним проблемы, и попытки как-то замаскировать или скрыть ее обычно наталкивались на ироничное сопротивление, под которым неизменно ощущался подтекст презрения.

Тэйон Алория перевел взгляд на перебирающую струны Шаниль, которая была гораздо лучшим индикатором эмоций своего спутника, нежели он сам, и сказал:

– Делайте свое предложение, от которого нельзя отказаться.

Ди Крий не разочаровал его:

– Вы продолжите поддерживать Шаэтанну Нарунг, магистр, не откажетесь от вассальной клятвы, хотя имеете на это полное право после ее действий. Вы не будете мстить за то, что столкнулись с Отчаянием Наутики, – чуть ироничная улыбка. – Я, в свою очередь, сделаю все возможное, чтобы вы и госпожа адмирал пережили годы уязвимости, пока не восстановится ваш дар.

Лицо Тэйона ничего не выражало. Его единственной надеждой выжить было блефовать, использовать старую репутацию и ускользающие маневры, не позволяя никому подобраться слишком близко для настоящего удара. Но, похоже, одного лишь молчания оказалось недостаточно, чтобы скрыть уязвимость.

С тем же успехом ди Крий мог бы вытащить меч приставить его к горлу собеседника Если целитель знает что именно душильник сделал с мастером воздуха, то должен и знать, что тот теперь фактически беззащитен. Одного интеллекта и стальных нервов маловато, чтобы выжить в городе интриг и магии. Тэйон медленно выпрямился, чувствуя, как наливается темнотой ветер в его душе. Где-то в глубине, за поставленными недавно барьерами, заклубились все быстрее и быстрее тучи.

Злость наполнила воздух напряжением более ощутимым, чем любая магия.

– Князь! – Магистр ронял слова четко и гулко, как противоположные его стихии камни. – Вы или ваш народ приложили руку к тому, чтобы я оказался в душилке?

Он спросил тихо, боясь расплескать стихию, бьющуюся на расстоянии обвиняющей мысли, но никого в комнате не обманула цивилизованная мягкость.

– Да. – Рек ди Крий, резко выпрямившийся и уже не выглядевший ни юным, ни беспечным, встретил взгляд соколиных глаз непреклонной сталью.

Шаниль Хрустальная Звезда, застывшая над гитарой, выдохнула задержанный в легких воздух, когда грозившая разразиться в каменных стенах гроза прошла стороной. Затем изящные пальцы затанцевали над серебряными струнами, тонкое лицо приобрело выражение отрешенности и покоя. Близнецы дружно ахнули, когда, повинуясь прихотливой мелодии, над полом вспорхнула сотканная из нот и гармоник бабочка, не являвшаяся ни визуальной иллюзией, ни звуковой, но чем-то между. Прошлое, настоящее и будущее сплелись в золотом миноре трепещущих крыльев, тревожа душу и озаряя отблеском далекого чуда.

Тэйон Алория следил за танцем тонких крыльев. Он хотел бы забыться. Ему хотелось бы не быть.

Он просто хотел вернуть себе себя самого.

– Несколько вопросов, если не возражаете, лорд ди Крий.

– Разумеется.

Магистру, по большому счету, было уже нечего терять, и это давало поразительную свободу совершать глупости.

– Каковы интересы вашего народа в Паутине Миров, ясный князь?

– Сохранение статус-кво.

– Которому угрожал предыдущий король?

– И вполовину не так сильно, как вообще отсутствие короля. Вот как.

– Упомянутый «статус-кво» включает в себя недоступность великого города для теологического вмешательства?

Молчание.

Сказанное вслух не было даже приблизительно похоже на откровенные ответы, но Тэйон понимал, что, скорее всего, больше он о родичах ди Крия никогда ничего не услышит.

– Вы разделяете интересы вашего народа?

– Да – Ответ был дан невыразительным, лишенным всякой человечности голосом. Тэйон не стал отрывать взгляд от испуга, мелькнувшего на лице Шаниль, чтобы увидеть, как из серых глаз ди Крия вновь выглянет жаждущая крови ненависть. Мелодия продолжала литься из-под пальцев фейш плавным серебристым потоком. Бабочка танцевала перед восхищенными лицами детей, заставляя гадать, что видели королевские близнецы в этой прекрасной, но довольно простой иллюзии такого, что было недоступно мастеру воздуха. – Вы умеете выбирать вопросы, лэрд.

Намеренное использование халиссийского обращения в откровенно угрожающем контексте было намеком: ди Крию не нравится, когда его именуют князем. Вне зависимости от того, имел ли Тэйон Алория право на титул главы клана или нет, он был вером в достаточной степени, чтобы уловить предупреждение. И проигнорировать его.

– Тот, кто носит имя Оникс Тонарро, тоже разделяет интересы вашего народа?

– Он им не противоречит.

Фейш закусила губу, но глубокие переливы мелодии все так же продолжали литься из-под ее скользящих по струнам пальцев.

– Вы с Ониксом Тонарро принадлежите к одной и той же фракции вашего народа?

На этот раз он зашел слишком далеко. Шаниль взяла фальшивую ноту, а ди Крий после паузы только заметил:

– Вы действительно умеете выбирать вопросы. Магистр Алория слишком хорошо умел врать, чтобы принять этот ответ за безоговорочное подтверждение своих теорий.

– Как вам будет угодно. – Он чуть подался вперед, положил подбородок на сплетенные пальцы рук и наконец перевел взгляд с миниатюрной провидицы на ди Крия, все еще сидящего на воздухе, хотя уже и не так вальяжно. – К стихиям ваш народ, перейдем к вопросам, которые более касаются нашей ситуации. Кто на самом деле приставил вас к близнецам?

– Шаэтанна.

Чуть приподнятая в немом вопросе бровь.

Ди Крий улыбнулся, уже не скрывая насмешки:

– С подачи Оникса.

– На Совете они оба не казались слишком благосклонно к вам расположенными.

– На Совете я и им сделал «предложение, от которого нельзя отказаться». За последние дни на будущую королеву было совершено два покушения, достаточно серьезных, чтобы вызвать беспокойство. До тех пор, пока это имеет значение, Оникс будет защищать ее, а я – близнецов.

Нюансы. Этот непредсказуемый студиозус давал слишком мало нюансов, чтобы можно было построить на них решение. Тем не менее тренированное на тонкостях халиссийских диалектов ухо улавливало детали, которые формировали картину. «Я сделал предложение», а не «меня послали сделать предложение». «На будущую королеву», а не «на принцессу». И что, во имя ветра, означает «пока это имеет значение»? Тэйон был уверен, что может с точностью до часа назвать дату, но, развей его ветер, не мог понять, почему она так важна.

У него болела голова, его мутило от истощения, ему хотелось узнать, что Таш в безопасности. А еще он до скрежета зубовного хотел свернуть шею брызжущему силой и здоровьем детине, небрежно развалившемуся на потоках воздуха.

Бабочка взмыла к потолку и медленно опустилась на ладонь Тавины. Мелодия рассыпалась бередящим душу седым диссонансом. Тэйон выдохнул. Если бы они просто хотели обезопасить Шаэ от мести со стороны мастера ветров, то убили бы его, и на этом все кончилось бы. Ди Крий наверняка смог бы сделать все так, чтобы Таш никогда не заподозрила правду. Не зная, на что именно он соглашается, но не видя иного выбора, магистр угрюмо признал, что и еще одну смертельную рану, нанесенную в по глупости подставленную спину, он вынужден будет оставить неотмщенной. Пока что.

– Я принимаю ваше предложение, ясный князь. – Душа халиссийского кланника скривилась от отвращения. Он действительно презирал себя сейчас.

Ди Крий выглядел… почти понимающим.

– Для нас будет иное время. А она – всего лишь ребенок, лэрд. Никто никогда не объяснял ей, что означает верность.

Тэйон сделал короткое движение рукой, навсегда запрещая эту тему, и вновь ди Крий проявил чуткость, и это, как бывало и раньше, застало магистра врасплох. Он без спора перевел разговор в другую плоскость.

– У всех здесь собравшихся, за исключением достопочтенной Хрустальной Звезды разумеется, общая проблема. Почему бы нам сообща не заняться ее решением.

Магистр оторвал взгляд от рук Нелиты, плетущих странный танец вслед музыке и бабочке, с подозрением посмотрел на чем-то крайне довольного студиозуса.

– Проблема… – подсказал он.

– Проблема контроля, – улыбнулся ди Крий. Ах ты, невежественный, мелочный…

– Я бы назвал это скорее проблемой самоконтроля, светлейший князь.

– Я не столь ценю лингвистическую точность, лэрд вер Алория. Мастер, чья безупречная техника исковеркана варварским ментальным вмешательством. Не знающий собственной силы гордец, всегда полагавшийся на инстинкты, мощь и выносливость, но не на тонкость. И дети, еще не успевшие выработать в себе дисциплину, необходимую для работы с такими непрощающими энергиями. По различным причинам все мы не смеем обратиться к помощи… более компетентных учителей, и любого из нас в случае ошибки не ждет ничего хорошего. Вам не кажется, что было бы разумно объединить усилия?

Тэйон посмотрел на близнецов, непривычно неподвижных и тихих, и его пронзила их схожесть со старшей сестрой. Те же глаза, слишком большие для детского лица То же полное осознание тонкой, такой тонкой грани, по которой они ступали.

Арбалетный болт в спину. Давящие стены душилки.

– Вы предлагаете «не уметь вместе», лорд ди Крий? – Он постарался вложить в вопрос сарказм, но так, чтобы этот вопрос не звучал оскорбительно, однако, кажется, не очень преуспел. Раны были слишком свежи и слишком болезненны.

Ди Крий отбросил со лба челку – первый нервный жест, который Тэйон заметил в нем за все время их знакомства.

– У вас есть знания и мастерство. У близнецов – интуитивное чувство баланса, свежесть двойственного взгляда, подобного которому я еще не встречал. Ну а я, как самый уравновешенный и умелый в нашей маленькой банде, – о, ирония ситуации! – обязуюсь создать предохранительные учебные чары, которые позволят даже вам совершать ошибки, не убивая себя и не снося целые кварталы сорвавшимся с цепи тайфуном.

– Вы считаете, что сможете?

Тэйон не был склонен к самовозвышению, но он знал свою силу. На факультете воздуха был только один… ну в крайнем случае два мага, которые могли бы сдержать его «ошибки». И при всех своих многочисленных талантах Рек ди Крий не годился им и в подмастерье. Самым своим снобистским «профессорским» тоном Тэйон заметил:

– Молодой человек, ваша проблема не в отсутствии самоконтроля, а в том, что сдерживать приходится слишком могущественные силы. Как получилось, что такая мощь была связана с явно неадекватной для управления ею психической основой?

Усмешка князя примерзла к лицу. Фейш, теперь добавившая к гитарному аккомпанементу голос, запнулась на середине фразы и проглотила смешок. Ди Крий взял себя в руки:

– Так вы согласны, магистр?

– Не вижу иного выхода, – сухо заметил Тэйон. – Раз уж вы все равно гостите в моем доме, можно заодно и присмотреть, чтобы дом не был разрушен до самого фундамента. – Он опустил руку на подлокотник, разворачивая кресло и опуская его так, чтобы оказаться рядом с завороженной Тавиной. Бабочка, успевшая превратиться в прекрасную льдисто-голубую стрекозу, сидела на пальце девочки, сияя музыкой, серебром и магией. – И в качестве первого урока… скажите, лорд ди Крий, вы можете повторить то, что это дитя делает с музыкой уважаемой Хрустальной Звезды?

Целитель мягко опустился на корточки рядом с ними, проворчав что-то вроде недовольного: «Прямо сейчас?»

– Нет, после визита в таверну! – привычно осадил его Тэйон. Даже напряжение всех органов чувств не могло подсказать ему, где именно маленькая леди Нарунг вмешалась в естественную магию провидицы, вливая свое свежее, точно весенняя гроза, воображение в изящную иллюзию, перекраивая ее на свой лад. Единственное, что он видел, – заклинание иллюзии давно переросло в нечто совсем иное, стало плодом магии трех чародеек, а не только одной Шаниль. Нелита и Тавина интуитивно, естественно держали тонкую, как дыхание, нить истинного сотворения, и их воля сейчас определяла танец умелых пальцев над струнами в не меньшей степени, чем воля и музыкальное чутье фейш.

Ди Крий несколько секунд пристально смотрел на сияющую стрекозу, затем протянул руку, приглашая чудесное создание перелететь к нему. Тэйон почувствовал волну энергии, устремившуюся от целителя… и в следующее мгновение хрупкий баланс заклинания лопнул. Резким диссонансом вскрикнула и замолкла гитара, пыль от рассыпавшихся стрекозиных крылышек осела на их ресницах, волосах, одежде. Близнецы выглядели так, будто готовы были заплакать, а Ди Крий – будто лишь их присутствие не дает ему разразиться площадной бранью. Фейш с подчеркнуто нейтральным выражением лица настраивала гитару.

– Пожалуй, начать стоит с чего-то менее сложного, – заметил магистр Алория, отряхивая с рукавов серебристую синюю и снежно-белую пыль. – Прекраснейшая Шаниль, не могли бы вы создать иллюзию простой светящейся нити?

Последующие часы пролетели как несколько минут и в то же время тянулись как бессчетное количество веков. Даже после его неизлечимого ранения Тэйону Алория не приходилось испытывать такого острого, ранящего осознания собственной беспомощности. Каждый раз, когда простейшее действие, слишком примитивное, чтобы называться даже базовым искусством, распадалось под его неуклюжим мысленным прикосновением, маг с болезненной отчетливостью вновь вспоминал, что именно он потерял. Каждый раз, когда, вместо того чтобы поднять стул кинетическим усилием, он взрывал дерево изнутри, магистр высшей магии не мог не вспоминать недостижимые вершины, на которые было поднято его мастерство.

Унижение и собственная неадекватность сводили с ума. Возможно, было бы легче, если бы его восприятие не сохранилось с такой насмешливой, высвечивающей каждую деталь полнотой. Как художник, он видел необъятное полотно энергии, он в уме представлял движения, которые должен совершить, мазки, которые нужно добавить, чтобы картина приобрела завершенность шедевра, но, стоило протянуть руки, и движения уходили не туда, краски пятнали и портили, рвали тонкое полотно.

Наверное, если б не опыт, связанный с потерей контроля над собственным телом, когда-то таким ловким и быстрым, маг просто сорвался бы. Теперь же он снова и снова делал успокаивающий вздох, представлял, как напряжение и ярость вытекают из сведенных судорогой мускулов, и опять пытался повторить упражнение. Ни разу магистр не позволил себе огрызнуться на остальных. Ни разу не позволил гневу прорваться наружу. Если бы здесь присутствовала Таш д'Алория, такое самообладание могло бы испугать ее, но никто больше не знал Тэйона так, чтобы заметить тревожные признаки.

Сотоварищи по несчастью не переставали удивлять его. Ди Крий отдался уроку полностью, и только теперь Тэйон понял, сколь многое этот необычный студиозус скрывал на их предыдущих занятиях. А через некоторое время он понял, и почему целитель был столь сдержан. Причина оказалась так же проста, как и та, по которой сам Тэйон отказался обращаться за помощью к Ри: Рек ди Крий просто не смел доверять. Раппорт между учеником и учителем сделал бы его слишком уязвимым, слишком открытым для ментальной коррекции, на которую магистр Алория в теперешнем своем состоянии был неспособен. Тэйону не понравились выводы, которые он сделал о народе ди Крия, основываясь на всегда настороженном взгляде своего великовозрастного непутевого ученика.

А королевские близнецы… Королевские близнецы были Нарунгами. Магистру понадобилось почти полдня тесного общения с ними, чтобы понять: когда в летописях употребляется это название, оно относится не к семье, а к народу. И народ этот имеет еще меньшее отношение к человечеству, чем родичи ди Крия. Тавина и Нелита были порывисты, естественны, несдержанны, как и положено шестилетним девочкам. А еще они были абсолютно, потрясающе неординарны. Целитель не шутил, когда говорил, что дети несут в себе свежесть взгляда. Он всего лишь преуменьшал.

Близняшки переворачивали аксиомы, которые Тэйон до сих пор считал незыблемыми, и создавали какие-то свои, не похожие ни на что законы и заклинания. Магистр Алория думал, что ему придется повторять то, что он и так уже знает, однако в присутствии Тави и Ниты он обнаружил, что изучает какую-то новую, скрытую магию, имеющую пугающе мало общего со строгими канонами Академии или требовательной к заклинателю халиссийской традицией. Он был очарован. Он был заворожен. И как же он ненавидел свою горькую неуклюжесть!

Шаниль давно оставила свою гитару и сидела, забравшись с ногами в кресло для посетителей, рассеянно листая книгу. Бусины, украшавшие ее серебряные волосы, преломляли холодный льдистый свет, глаза казались далекими и нездешними.

Тави и Нита сидели на столе, что позволяло им быть на одном уровне с неспособным покинуть кресло Тэйоном, ди Крий утвердился в воздухе, зацепив каблуки за невидимые ножки невидимого стула.

Тэйон пытался проделать простейшее упражнение: спроецировать составленный в воображении образ на специально настроенный для принятия и построения визуального изображения кристалл. Даже люди, лишенные магического дара, способны были делать это при должной тренировке. Задание несколько усложнялось тем, что одновременно с ним проецировать на тот же кристалл свои фантазии пытались два шестилетних вундеркинда и один склонный к пьяным дебошам целитель так, чтобы финальная иллюзия, клубящаяся над кристаллом, включала в себя посланные всеми ими элементы и в то же время была бы единым целым.

Конечный результат, скорее всего, получится довольно комичным. Взрослые, и сами не лишенные чувства юмора, легко подстроились под способность детей воспринимать скучные упражнения как игру. В конце концов, если близняшкам наскучит возиться с их добровольными няньками, ужасная парочка отправится искать себе развлечений где-нибудь еще. Ни ди Крий, ни сам Тэйон не желали расхлебывать последствия их самостоятельных экскурсий.

Магистр расслабился, представив тонкую энергетическую нить, тянущуюся от него к кристаллу. Вообразив себе структуру камня, сложную матрицу, улавливающую информацию и перекодирующую ее в иной вид излучения. Он представил себя кристаллом, свой разум – такой матрицей, в глубине которой ровно сияло предельно четкое изображение бескрайнего неба, синего, глубокого, расцвеченного белоснежным кружевом облаков.

Небесный простор раскинулся над их головами, точная, потрясающая в своей достоверности иллюзия скрыла деревянный потолок и стены. Мощное ментальное присутствие, которое Тэйон уже научился ассоциировать с ди Крием, – и в небе, презрев земное тяготение и изящно расправив паруса, поплыла легких очертаний бригантина, выполненная с доскональным знанием деталей. Магистр отметил про себя, что целитель явно не чужд мореплавания, и, скорее всего, в свое время облазил точно такой корабль от трюма до самой высокой мачты.

Непоседливые, словно солнечные зайчики, в игру вступили близнецы. Добавленные ими образы были нечеткими, быстро меняющимися, отражающими как неумение сосредотачиваться на чем-то одном, так и непрекращающуюся мысленную драку за то, чья идея победит. Летающий остров (точно как на картинке в одной из книг) сменился летающим замком (подозрительно похожим на увеличенный игрушечный дворец, когда-то стоявший в королевской детской), потом драконом (как на гобелене), потом у дракона появилась еще одна голова (другого цвета, как на другом гобелене), потом почему-то тарелкой, куском торта, и в следующий момент по голубому небу уже летали разнообразные блюда, наполненные самыми различными кулинарными шедеврами.

Стараясь не обращать внимание на урчание в животе, Тэйон попытался увеличить поток энергии, идущей от него к кристаллу, чтобы расширить иллюзию. Нить, связывающая их, стала толще… еще толще… Виски пронзило болью, когда энергия вырвалась из-под его контроля, заставив камень ярко вспыхнуть, а магистра, точно пронзенного ударом хлыста, со стоном обмякнуть в кресле. Тавина, даже не заметив, что он покинул иллюзию, рассеянным, неосознанным усилием сама влила в кристалл дополнительную подпитку, и вот уже вместо стен кабинета кругом мерцали непропорционально многочисленные детские воспоминания о торжественных ужинах, сопровождаемые (что было, вообще-то, невозможно) вкусовыми ощущениями и запахами, а звенящие голоса близняшек взволнованно обсуждали, что же сегодня будет на обед.

Внешне спокойным движением магистр развернул кресло, отворачиваясь. Тело скрутило низкой и недостойной завистью.

Ножом в сердце вошли собственные воспоминания.

Маленький лэрд, затаив дыхание, слушающий, как бабушка Лия читает на ночь легенду о полете его знаменитого прапрапрадедушки. И затем, ночью, выскользнувший из детской, чтобы пробраться на самую высокую башню и как и все его предки, превратиться в самого настоящего сокола. Один из стражников тогда заметил его и, в последний момент перед прыжком успев ухватить за рубашку, притащил, возмущенно пыхтящего и пинающегося, к Лии. Магистр Алория до сих пор помнил чувство недоверия и горящего, обжигающего разочарования, когда бабушка, обняв лэрда, сказала, что ему никогда не дано будет обрести истинную форму. Никогда, никогда, никогда…

Подростковые годы, одинокие часы на крепостной стене и голодные, затуманенные слезами глаза, устремленные в небо. Спрятанная от посторонних глаз и оберегаемая пуще секретов клана тетрадь со стихами.

И те же слезы, тот же обжигающий взгляд, но уже не его, а Таш, которую застал однажды ночью на том же месте той же самой стены.

А потом – резанувший по сердцу ужас, когда, вопреки всем приказам, в его лабораторию ворвалась нянька с криком: «Терр исчез! Он поднялся на башню!» Он не помнил, как удержал и завершил тогда заклинание, как, опрокинув неподъемный стол, выскочил из комнаты, поднял по тревоге замок. Суматошный обыск пустых коридоров, допросы стражей, бледное лицо Таш. Чей-то крик, и он выбежал во двор, чтобы увидеть, как неуклюжий птенец сокола спланировал откуда-то с неба, упал на камни, покатился, превращаясь в худого исцарапанного мальчишку, побелевшими пальцами сжимавшего сломанное бедро.