Наконец он спросил очень серьезно:
– Разве это была такая уж плохая жизнь? Он не отводил от нее глаз, и, прежде чем Эвелина успела подумать, у нее вырвалось:
– Она была несчастна! Лучше бы она никогда не встречалась с тобой!
У Алессандро мелькнула мысль, что, может быть, так и в самом деле было бы лучше для них обоих. Но тогда бы Ренцо не родился на свет, а он уже не мог представить своей жизни без сына.
Что же Ванесса рассказывала своей кузине? Он тоже поставил бокал на белоснежную скатерть.
– Эвелина, знаешь, как мы встретились с Ванессой? – тихо спросил он.
– Я слышала, что ты подцепил ее в одном из ее полетов…
От гнева его голос стал еще ниже.
– Подцепил? Разве я похож на человека, который летает по свету, снимая стюардесс?
– А я откуда знаю? У тебя ведь никогда не было недостатка в женщинах, насколько мне известно!
– Не преувеличивай! Я никогда не был сторонником беспорядочных связей, – процедил он.
Если ее послушать, может сложиться впечатление, что он какой-то неразборчивый мартовский кот!
– Да? – Она бросила на него недоверчивый взгляд.
– Эвелина… – начал он решительно, но затем остановился, подумав, что она здесь всего на несколько дней, и стоит ли оскорблять память покойницы и еще больше отравлять Эвелине горечь утраты.
– Ты что-то хотел сказать? – переспросила она, но его самоконтроль был уже восстановлен, и он опять являл собой Мистера Хладнокровие.
– Да нет, ничего.
Он что-то скрывает от нее? Нет, она должна знать всю правду.
– Я хочу услышать твой вариант. Как же вы познакомились?
Алессандро ответил не сразу.
– Я летел в Нью-Йорк по делам, – вспомнил он, а затем ухмыльнулся. – Ванесса принесла мне сок и на салфетке написала название отеля, в котором она останавливалась, предложив как-нибудь посидеть вместе.
– А ты, конечно, не захотел отказаться от такого предложения?
– А с какой стати? – недоуменно спросил он ее. – Ванесса была такая красивая и веселая девушка.
Эвелина отхлебнула вина для храбрости.
– Значит, ты всегда не прочь, лишь бы женщина тебя хотела?
Алессандро опять охватила волна гнева и оскорбленной гордости.
– Если бы дело и вправду обстояло так, то я вообще бы не вылезал из постели!
– По-моему, ты просто высокомерный хвастун!
– Ничего подобного. Это чистая правда.
Но он заметил, что Эвелина опять побледнела, и решил прекратить их спор. Она устала, раздражена, и не стоит нервировать ее еще больше.
– Давай объявим перемирие и спокойно пообедаем, хорошо? И больше не будем касаться этой темы.
Но Эвелина упрямо покачала головой. Она должна знать, что за жизнь вела ее кузина здесь. Сейчас же картина в ее голове никак не желала складываться. В последние годы она встречалась с Ванессой только изредка. Да и созваниваться они стали гораздо реже.
– Я хочу знать правду, – упрямо твердила Эвелина.
Ее тон был такой, будто он сидел на скамье подсудимых. Ради своего сына и имени Касталь-ветрано, которое он носит, он не может позволить себе быть оболганным.
– Ну, если ты уж так настаиваешь… Признаюсь тебе, что мне польстило внимание Ванессы. Когда очень красивая женщина откровенно дает тебе понять, что готова на многое, то какой мужчина устоит?
– Но ты надеялся на короткую интрижку? Алессандро посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
– Я не признаю таких отношений. Они не приносят ни радости, ни удовлетворения.
Его лицо осветилось страстью, совершенно преобразившей его. И тогда Эвелина поняла, что, добиваясь Алессандро Кастальветрано, Ванесса подлетела слишком близко к солнцу, за что и поплатилась. Любовь к этому человеку, рождение ему сына вознесло ее на такую недосягаемую высоту, что оттуда был только один путь – вниз.
С какой-то странной уверенностью Эвелина вдруг поняла, что такой человек, как Алессандро, никогда не отдается женщине целиком. Его сердце не принадлежало еще ни одной из женщин. А есть ли у него сердце вообще? Или, может, как говорила Ванесса, оно сделано изо льда?
– И что же ты ей предложил? Алессандро пожал плечами и взял с блюда ломтик хлеба.
– Взаимоотношения между мужчиной и женщиной не складываются только из двух крайностей – интрижка на одну ночь или брак. Существует множество промежуточных вариантов.
– Ты имеешь в виду связь?
– Связь предполагает, что один из партнеров женат, так что к нашему случаю это слово не подходит. У нас были очень приятные отношения, по крайней мере сначала.
– Но ребенок все изменил, не так ли? Установилась непростая тягостная тишина, которую Алессандро нарушил спустя какое-то время.
– Да, Эвелина, ты права. – Его голос был лишен какого-либо выражения. – Ребенок меняет все.
– И если бы она… если бы она не была беременной, ты бы на ней не женился?
Он в душе клял себя за то, что дал втянуть себя в это разбирательство. Никогда он не говорил так откровенно ни с одной женщиной. Зачем он все это ей рассказывает? Правда может только обидеть ее. Зачем что-то выяснять, если уже ничего не изменить…
– Мне кажется, наш разговор зашел слишком далеко. – Он попытался мягко остановить ее.
– Нет, я хочу знать, – не унималась Эвелина.
– Да ты ведь сама догадываешься об ответе, правда?
– Так, значит, ты не любил ее? – выдохнула Эвелина в гневе. – Ты женился на ней, но не любил ее.
– Ты задаешь неприличные вопросы!
– Почему же неприличные? Может быть, сложные, но никак не неприличные.
Он ответил не сразу.
– Я не уверен, знаю ли я, что такое любовь. А ты-то сама знаешь? – Не дождавшись ответа на свой вопрос, он помолчал немного, а затем продолжил: – Но Ванесса была беременна, и моим долгом было жениться на ней. Я нес за нее ответственность.
Долг. Ответственность. Это были не те слова, которые должен был бы произносить мужчина, только что потерявший любимую жену.
– А она знала об этом? Что ты женишься на ней из чувства долга? Поэтому она была так несчастна?
– Все! Вопрос закрыт! Больше эта тема не обсуждается.
Алессандро даже хлопнул рукой по столу.
– Доедай наконец свой суп, Эвелина, – сказал он более мягко.
Она опять хотела возразить, но Алессандро так на нее взглянул, что она решила на некоторое время воздержаться от дальнейшего обсуждения. И так она узнала более чем достаточно. Не стоит сейчас раздражать Алессандро сверх меры, ведь ей еще нужно добиться возможности общаться с племянником. Ведь она обещала бабушке…
Эвелина снова взялась за ложку и неожиданно для себя поняла, что и вправду голодна. Суп был великолепен. За ним последовал омлет, украшенный всевозможной зеленью, и открытый пирог с фруктами. Эвелина доела все до крошки и, только когда закончила трапезу, обнаружила, что Алессандро внимательно наблюдает за ней.
– Ты основательно проголодалась, – удивленно произнес он.
Эвелина попыталась вспомнить, когда же она нормально обедала последний раз, но так и не смогла. Видимо, это было два дня назад, еще до этого злополучного звонка.
– У меня в последнее время совсем не было аппетита.
Алессандро положил салфетку на стол и встал.
– А теперь тебе пора спать, Лина.
– Но ты обещал, что дашь мне увидеть Ренцо. Пожалуйста, – взмолилась она.
Алессандро предпочел бы, чтобы она сделала это утром. В этот поздний час она казалась такой бледной и хрупкой, что могла в любую минуту упасть в обморок… Хорошо бы, в его объятия… Да, против этого он совсем не возражал бы.
Но по ее решительно вздернутому носику он понял, что она не намерена отступать. Алессандро вздохнул и согласился.
Эвелина поднималась за ним на второй этаж, чувствуя угрызения совести из-за того, что не могла оторвать глаз от гармоничных движений его тела. Она не должна чувствовать ничего подобного к нему. Тем более сейчас. Она-то думала, что эта тяга к нему покинула ее сто лет назад, уступив место безразличию. И куда же подевалось теперь это безразличие? Ох, как это трудно – управлять своими чувствами!
Они прошли через множество коридоров, пока не оказались у плотно закрытой двери. Алессандро остановился и тихо предупредил:
– Постарайся не разбудить его, веди себя очень тихо. Ренцо в последнее время плохо спит, так что мы не должны его потревожить.
– Ничего удивительного, что он плохо спит, – прошептала Эвелина. – Дети все инстинктивно чувствуют. Он, должно быть, ужасно скучает по маме.
Алессандро как будто что-то хотел сказать ей, но потом передумал и приложил палец к губам.
– Тише. Пойдем.
Они беззвучно вошли в комнату, будто родители в роли Деда Мороза, прячущие до поры подарки, и Эвелина очутилась перед большой старомодной детской кроваткой.
Последний раз она видела Ренцо после крестин, когда ему было всего несколько недель. Конечно, у нее были немногочисленные фотографии, которые присылала Ванесса. На последней из них Ренцо был год.
Но ничто не могло подготовить ее к этому трогательному зрелищу – ребенок Ванессы, спящий в своей кроватке, в плену сладких детских снов, безразличный к радостям и горестям взрослых.
Его розовые губки были обиженно надуты, а густые ресницы, как два ангельских крыла, оттеняли детскую припухлость щечек, на которых, как показалось Эвелине, засохли следы слез. Его волосики казались абсолютно черными на фоне белоснежной подушки.
Такое невинное и беззащитное дитя! На глазах Эвелины выступили слезы. Ребенок проснется утром, будет искать маму, не найдет ее и станет плакать. И никто, никто из взрослых не сможет понять причину его плохого настроения. Бедный, бедный Ренцо!
Эвелина машинально протянула руку, чтобы убрать прядь волос с его лица, но в ту же секунду ее ладонь очутилась в сильной руке Алессандро, сжавшей ее железной хваткой. И прежде чем она успела что-либо сказать, он бесцеремонно вытолкал ее из комнаты и тихо закрыл за собой дверь.
Он не торопился отпускать ее руку, и она так же явственно чувствовала, как его сильные пальцы до боли сжимают ее кисть, как она ощущала почти осязаемый гнев, который пылал в его глазах.
Каждая клеточка ее тела кричала, что вот он, Алессандро, так близко. Протяни руку и притронься, утони в его объятиях, выплачь на его груди все твои слезы.
– Я ведь просил тебя быть осторожной с ребенком, – взбешенно прошипел Алессандро, скрежеща зубами. – Ты что, хотела, чтобы всю оставшуюся ночь мы успокаивали плачущего малыша?
– Я сделала это машинально, я не думала… – неловко попробовала оправдаться Эвелина, отнимая руку и пытаясь унять участившийся пульс.
– Конечно же, ты не думала!
Ему внезапно нестерпимо захотелось приласкать ее, поцеловать в эти дрожащие губы, и это почему-то разъярило его еще больше.
– Тогда подумай! Ренцо – не игрушка, а ребенок. Ты не можешь будить его среди ночи только потому, что тебе этого хочется. Ты должна думать прежде всего о его потребностях и нуждах, а не о своих побуждениях!
Эвелина с ненавистью посмотрела на Алессандро. Ей с таким трудом удавалось прятать от него свою неприязнь. Он же, похоже, вовсе не собирался скрывать свои чувства по отношению к ней.
В целях безопасности она сделала шаг назад и спрятала руку за спину, чтобы он снова не схватил ее.
– Спокойной ночи, Алессандро, – сказала она холодно.
Глава 4
Алессандро смотрел на печально склоненную светловолосую головку и думал о том, какой юной выглядит Эвелина в черном.
– Лина?
Она недоуменно посмотрела на него отсутствующим взглядом.
Алессандро протянул ей крошечную чашечку густого кофе, такого же черного, как и его глаза.
В каком-то глубоком оцепенении она кивнула ему и молча взяла чашку. Большую часть дня она провела, словно самолет на автопилоте, как автомат следуя за гробом, доверху засыпанном цветами.
Эвелина выпила кофе, почти не разжимая губ. Девушка казалась такой хрупкой в большом кресле, в которое ее усадил Алессандро. Она осунулась, и на ее бледном лице остались одни глаза – голубые, огромные как блюдца.
Алессандро вздохнул с облегчением, чувствуя, как напряжение постепенно уходит из него. Тяжелый день подходил к концу. Похороны получились торжественными и печальными. Четыре священника отслужили панихиду, на службе присутствовали все его родные и некоторые друзья Ванессы. Церковь была просто завалена цветами.
– Тебе уже получше? – участливо спросил Алессандро.
– Да.
Эвелина была рада, что все это наконец закончилось. Эта страница ее жизни уже закрыта. Она и сама не знала, как ей удалось пережить этот день.
В церкви было много родственников и друзей Алессандро. Его родители прибыли из Рима, и только недавно машина отвезла их в аэропорт. Опоздав к началу службы, пришла группка чрезмерно разодетых жизнерадостных молодых людей и девушек. Это, как мрачно объяснил Алессандро, была «клика» Ванессы.
Мать Алессандро с любопытством посмотрела на Эвелину, когда Алессандро представил их друг другу, но затем искренне и крепко обняла ее, за что Эвелина была ей очень признательна. По словам Ванессы она знала, что отношения ее кузины со свекровью не сложились. Свекрови хотелось, чтобы Алессандро женился на какой-то девушке из приличной итальянской семьи, а не на нахальной и легкомысленной американке, не знающей ни слова по-итальянски. Но горе матери Алессандро было неподдельным, и Эвелина приняла ее соболезнования.
Эвелина оглядела комнату. Гости ушли, и они остались вдвоем с Алессандро в изысканной и довольно официальной гостиной. Алессандро выглядел сейчас мрачным и отчужденным – темноволосый незнакомец, одетый в черный костюм. Он был всего в нескольких шагах от нее, но на самом деле бесконечно далеко.
– А где Ренцо?
– Лючия купает его.
– А что так рано?
– Я, наверное, лучше знаю, что хорошо для моего сына, как ты думаешь?
Эвелина расстроено прикусила губу. Она почти не видела ребенка с тех пор, как его разгневанный отец выволок ее из спальни Ренцо вчера.
А сегодня мальчика привезли в церковь вместе с Лючией, и весь день он провел на ее руках.
– Алессандро, ты пытаешься держать меня подальше от племянника?
Он поднял брови, как будто она только что сказала какую-то несусветную чушь.
– Зачем бы я стал это делать?
– Не знаю, но, похоже, ты не хочешь, чтобы мы подружились.
– Как ты не понимаешь! Сейчас не время для этого. Ребенок растерян и расстроен…
– Еще бы он не был расстроен – он остался без мамы.
Он хотел сказать ей что-то, но затем передумал и промолчал.
– Для ребенка это невыносимо трудно осознать – только что его мамочка была здесь, играла с ним, целовала его, а потом она исчезла куда-то и больше не приходит, – наивно рассуждала девушка.
Нет, это было просто невыносимо… Не мытьем, так катаньем Эвелина вынуждала его рассказать ей всю правду до конца.
– Эвелина, ты не вполне ясно представляешь нашу семейную ситуацию, – начал Алессандро осторожно.
– Какую ситуацию? – не поняла она. Алессандро осторожно выбирал слова, стараясь не обидеть Эвелину.
– Ванесса не относилась к числу матерей, которые проводят с ребенком каждый час своей жизни.
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Эвелина. – Ты хочешь сказать, что она была плохой матерью?
– Я хочу сказать, что она далеко не каждый день общалась с Ренцо. Не так уж часто она играла с ним и целовала его, не говоря уже о реальной заботе… Большая часть забот о мальчике лежала на Лючии. Поэтому Ренцо так к ней привязан.
Он говорит это специально, чтобы настроить меня против кузины, подумала Эвелина, но затем вспомнила, что лживость не относится к числу пороков Алессандро. Она поняла, что подозревала что-то подобное и сама, так как рассказы Ванессы о ее ребенке были весьма скудными. Кроме того, кузина не раз говорила, что, по ее мнению, радости материнства несколько преувеличены. Разве она не повторяла, что свободу начинаешь ценить только тогда, когда ее лишаешься? Неужели она воспринимала своего чудесного малыша как досадную помеху на пути ее стремления к свободе?
Эвелина нахмурилась в недоумении. Может, Алессандро сделал пребывание Ванессы в этом доме несносным? В этом все дело? Поэтому она и не проводила много времени со своим ребенком? Может, Ванесса не могла перенести подчеркнутого внимания Алессандро к другим женщинам и пренебрежения к своей собственной жене?
Эвелина пыталась прочитать что-то на бесстрастном лице Алессандро, но ей это не удалось.
Алессандро посмотрел на ее упрямо сжатые губы и горестно вздохнул.
– Эвелина, скажи честно, чего ты хочешь, и я постараюсь пойти навстречу твоим желаниям.
К ужасу Эвелины, от его вкрадчивого голоса ее кожа покрылась мурашками. Слова, произнесенные хриплым голосом, звучали несколько двусмысленно и могли интерпретироваться как. угодно. Или просто ее голова была забита всякими глупостями и поэтому все ее мысли принимали не то направление? Что же делать…
Жизнь все-таки продолжалась, несмотря на ужас потери.
Эвелина постаралась сосредоточиться на своих первоначальных намерениях, а не на непроизвольной реакции своего тела.
– Знаешь, чего я хочу, Алессандро? Я бы хотела, чтобы у меня было достаточно времени, чтобы Ренцо смог узнать и полюбить меня.
– Полюбить? – удивленно поднял брови Алессандро.
– Разве преступление желать этого?
– Нет, конечно, но ты надеешься, что любовь ребенка можно заслужить за несколько дней?
– Разумеется, нет. Но это тем более не произойдет, если ты будешь прятать ребенка от меня. Я бы с удовольствием помогла Лючии купать его…
– Я просто думал, что ты слишком устала и расстроилась, чтобы обременять тебя дополнительными проблемами.
– А ты разве не устал и не расстроен?
– Я не буду притворяться, Лина, даже перед тобой. Конечно, мне очень жаль, что такая молодая жизнь загублена впустую, да, смерть всегда печалит… тем более смерть молодой красивой женщины. Да, Ванесса была моей женой. Да, она была матерью моего обожаемого сына. Но я буду с тобой полностью откровенен – мне вовсе не хотелось плакать над гробом.
– Ты настолько бессердечен?
– Не знаю, не знаю, – задумчиво проговорил Алессандро. – Насколько я помню, всю мою жизнь каждая женщина, включая мою мать, утверждала что-то подобное. Возможно, это действительно так. Я бессердечен. Я не любил свою жену. Но что касается моих чувств к сыну, он мне очень дорог, и я не позволю ничему, а тем более никому омрачить его счастье. Я достаточно ясно выражаюсь?
Куда уж яснее. В его хрипловатом голосе звучала нескрываемая угроза, и какая-то другая женщина могла бы поддаться властности натуры Алессандро и бросить начатое дело на полпути. Но Эвелине есть за что бороться с этим властным и бессердечным человеком. Вернее, за кого. И это придало ей сил не опустить глаза перед его обжигающим взглядом.
– Я не собираюсь никаким образом вредить Ренцо.
– А чернить его отца?
– О чем ты? Неужели ты думаешь, что я стала бы навязывать свои представления о тебе маленькому ребенку? Да еще твоему собственному сыну? – Эвелина в упор посмотрела в лицо Алессандро. – Хотя мы с тобой и не являемся большими друзьями, но дело вовсе не в наших отношениях. Речь идет только о моих отношениях с Ренцо.
– У тебя ведь нет никаких отношений с Ренцо, – не преминул напомнить Алессандро.
– Ты прав. И вправду могло бы сложиться так, что мы бы остались абсолютно чужими на всю оставшуюся жизнь. Так, встречались бы по большим семейным праздникам. Но со смертью Ванессы все изменилось. Я хотела бы, чтобы ребенок знал родственников и со стороны его матери. И я думаю, что мы начнем прямо сейчас.
– Сейчас? – Его голос не обещал ничего хорошего.
– Да.
Эвелина поднялась и поправила черное льняное платье.
– После того как Ренцо искупают, я хотела бы почитать ему книжку перед сном. Я привезла английские детские книжки… Надеюсь, тут ты не станешь возражать?
Солнце проникало сквозь жалюзи и окрашивало ее волосы в золотистый цвет. По сравнению с черным платьем ее лицо было настолько чистым и непорочным, что у Алессандро дрогнуло сердце.
– Почему я должен возражать? Но ты не будешь против, если я тоже останусь и послушаю?
– Ты боишься, что я украду его в твое отсутствие? – пошутила она, но сразу же поняла, что это не самая лучшая тема для шуток, так как Алессандро сразу же нахмурился.
Он сразу же решил расставить все по своим местам и показать этой Эвелине Иствуд ту грань, за которую она не смеет заходить.
– Только попробуй сделать что-то подобное, и тогда ты не обрадуешься последствиям своего поступка. Я отношусь к роду Кастальветрано, и никогда еще ничто, принадлежащее нам, не покинуло пределов этого дома. Ты все поняла?
Жесткие черты его лица заострились под влиянием темных первобытных эмоций, и на секунду Эвелина потеряла всякую надежду добиться своего. Ну почему, почему ее кузина решила заарканить этого надменного Кастальветрано, когда у нее было столько достойных поклонников, которые сделали бы ее счастливой?
Видимо, потому что Алессандро было так трудно завоевать? Ванесса всегда стремилась снять звезду с неба.
Эвелина посмотрела на Алессандро и сказала примирительно:
– Не стоит так серьезно относиться к моей шутке. Я поднимусь наверх и скоро вернусь с книжкой.
Неожиданно он улыбнулся.
– Ладно. Я схожу за Ренцо, и мы подождем тебя здесь.
У себя в комнате Эвелина сняла черное платье и залезла в старые джинсы и простенькую футболку. От маленьких детей можно ожидать чего угодно. Ей хотелось расслабиться и не переживать по поводу того, испортит малыш ее одежду или нет. Ей невыносимо хотелось взять Ренцо на руки и немножко его потискать.
Она взяла несколько книжек поярче из тех, которые специально привезла из дома, и начала спускаться. Она тихо шла по изогнутой лестнице с массивными резными деревянными поручнями, и, когда подошла к открытой двери, ей предстала необычная картина.
Алессандро валялся на ковре в своих брюках от лучшего итальянского портного. Ренцо прыгал по нему сверху, смеясь и крича:
– Папа! Папа!
Алессандро успел снять пиджак и галстук и, казалось, вовсе не возражал против такого вольного обращения со своей персоной. Эвелина не могла поверить своим глазам.
Темные глаза Алессандро больше не имели того жесткого выражения, к которому она успела привыкнуть. Его губы сложились в самую нежную и теплую улыбку, пока малыш с редким упорством колотил по его плечу.
Эвелина и прежде, разумеется, замечала, как привлекателен Алессандро, это было очевидно для всех женщин, окружающих его. Но этот новый Алессандро – нежный и мягкий – застал ее врасплох.
Никогда прежде не видела она, чтобы он был так естественен и расслаблен. В нем даже появилось что-то мальчишеское, когда он, аккуратно поддерживая мальчика одной рукой, свалил его на пол, затем подхватил на руки и стал шептать ему на ухо что-то по-итальянски.
Она пыталась убедить себя, что в ней заговорил всего лишь женский инстинкт, его очевидная мужская привлекательность и раньше заставляла ее дрожать и терять голос. Кыш, проклятый инстинкт, мысленно шикнула она. Точно так же мы, не задумываясь, отмахиваемся от надоевшей мухи, подлетевшей слишком близко. Инстинкт вполне можно контролировать разумом. По крайней мере пока ей это удавалось.
Опаснее было бы, если бы она стала мечтать о нем, приписывать ему качества, которых у него не было и в помине. Он просто любит своего сына, как и любой другой отец.
Алессандро поднял глаза и заметил Эвелину, стоящую в дверях. В ту же секунду выражение его лица изменилось, как будто кто-то невидимый опустил штору. Черты его лица стали строже, из них ушли непосредственность и задор.
Ренцо, видимо, тоже почувствовал перемену, происшедшую с его отцом, потому что он повернулся в сторону Эвелины и посмотрел на нее широко распахнутыми глазами.
От ребячьего смущения, появившегося в глазах мальчика, у нее перехватило горло, и она подошла к нему. Ведь в нем течет и ее кровь, а не только кровь Алессандро.
Эвелина опустилась на колени на пол перед ребенком. Она была так рада снова видеть его, так волновалась, что даже почти не смутилась оттого, что длинные ноги Алессандро были раскинуты всего в нескольких сантиметрах от нее.
– Здравствуй, Ренцо, милый, – мягко сказала она, чувствуя, как дрожит ее голос.
Мальчик все еще продолжал смотреть на нее, пытаясь что-то осмыслить своей маленькой головкой. Он был необыкновенно серьезен.
Алессандро заговорил на своем родном языке:
– Ренцо, это твоя тетя Эвелина. Ты с ней уже встречался, когда был совсем маленьким.
– Здравствуй, Ренцо, – опять повторила она, но, к ее ужасу, губки мальчика стали дрожать, и он спрятал лицо на плече отца, но Эвелина успела заметить, что его личико сморщилось и он начал плакать.
– О Боже. Ренцо, не плачь, милый, – шептала она беспомощно, не зная что делать.
– Тише, тише, малыш, – бормотал Алессандро по-итальянски самым ласковым и добрым голосом, который только можно было себе представить, качая при этом ребенка на руках и пытаясь успокоить его.
Как могло случиться, что это она, Эвелина, стала причиной слез Ренцо?
Алессандро поднял глаза на ее растерянное и огорченное лицо и ободряюще кивнул Эвелине. Он не мог не посочувствовать ей.
– Не вини себя ни в чем, Лина. Просто для него сейчас очень непростое время, – сказал он мягко.
Она встретила его взгляд, и понимание в его глазах заставило ее сердце потеплеть.
– Ну вот, посмотри, мы больше не плачем. Он повернул Ренцо лицом к Эвелине и убрал своими длинными смуглыми пальцами локоны с лица ребенка.
Будет ли когда-нибудь Ренцо обнимать ее так же, как сейчас обнимает отца? Вряд ли…
Все еще держа ребенка на руках, Алессандро одной рукой взял у нее книжку и что-то сказал по-итальянски. Ренцо кивнул, но опять уткнулся в плечо папы.
– Давай вместе почитаем книжку, – повторил Алессандро, теперь уже по-английски. – И тетя Лина тоже будет с нами читать, хорошо?
Алессандро показал ей на один из диванов, где она и села, поразившись тому чувству смущения и робости, которое внезапно охватило ее. Подождав, пока она как следует устроится, Алессандро сел рядом, небрежно вытянув ноги. Ренцо все еще цепко держался за него, как маленькая обезьянка.
Эвелина устроилась на самом кончике сиденья, чувствуя легкий запах его одеколона и еше чего-то волнующего, и негнущимися пальцами раскрыла книгу.
Алессандро наклонился к ней, чтобы заглянуть в книгу, и его запах стал еще явственнее.
Эвелина долго думала, какую книжку выбрать, боясь, что какая-то сказка неожиданно воскресит болезненное воспоминание о Ванессе. Поэтому она остановила свой выбор на сборнике детских стишков-потешек.
– Ренцо, ты любишь детские стихи? Ренцо с интересом рассматривал красивую картинку на странице, которую раскрыла Эвелина.
– Он пока знает только итальянские стихи и сказки.
Но ведь Ванесса, наверное, читала ребенку книжки по-английски?
Она начала декламировать маленькое стихотворение, ее голос постепенно выровнялся и стал звонче. Ренцо слушал как зачарованный. Когда она закончила читать, Ренцо залился радостным смехом, да так заразительно, что Эвелина и Алессандро не могли не присоединиться к нему.
Смех полностью растопил лед неловкости, а после того, как Эвелина прочла еще несколько стишков, они стали с Ренцо лучшими друзьями. Алессандро поймал ее взгляд и сказал:
– Уже поздно, Лина. Посмотри, мы уже почти спим.
Она видела, как малыш трет кулачками глаза, которые постепенно начали принимать мечтательное сонное выражение, решительно закрыла книжку.
– Я еще почитаю тебе завтра, хорошо? – прошептала Эвелина.
На всякий случай Алессандро повторил то же самое по-итальянски, и она была вознаграждена благосклонным кивком маленькой головки, которая затем сонно склонилась к плечу отца. Алессандро встал, осторожно неся ребенка.
Эвелина тоже встала и небрежным жестом откинула волосы с лица.
– Можно… можно я помогу уложить его спать? Алессандро замер, очарованный простым и грациозным движением, которым она отбросила белокурую прядь. От этого движения заплясала ее грудь под тонкой футболкой, и его глаза сузились. Он ощущал, как разгорается чувственный огонь в его теле. Про себя он выругал ее, хотя понимал, что она совсем не намеренно провоцировала его.
– Нет, – сказал он ровным голосом. – Не сегодня.
Эвелина вопросительно посмотрела на него, надеясь, что он как-то объяснит свой отказ, но он просто еще раз повторил слово «нет».
Эвелина бросила на него разгневанный взгляд. Она не собиралась устраивать сцену в присутствии Ренцо, но Алессандро не имел никакого права так поступать с ней! Он ведет себя так, будто она бог весть что попросила. И это после того, как они, как ей показалось, достигли наконец хоть какого-то взаимопонимания!
Она еще раз взглянула на Ренцо, который уже почти спал, и мягко ему улыбнулась, пожелав спокойной ночи сначала по-английски, а затем по-итальянски. Маленькие пухлые губки прошептали что-то невнятное в ответ, и мальчик заснул.
Алессандро отнес Ренцо наверх, надеясь, что тупая боль желания постепенно уляжется.
Он жаждал ее – так же, как тогда, когда они впервые познакомились. Что она делает с ним, сама не подозревая этого? И почему же время, которое должно лечить и исцелять, лишь обострило его желание?
Алессандро положил Ренцо в кроватку, погладил шелковистые кудряшки и дождался, пока мальчик не заснул как следует. Бедный малыш, горько подумал Алессандро. Твою маму сегодня похоронили, а твой папа только и думает, что об утолении своих сексуальных аппетитов.
Они встретились за ужином. У Эвелины разыгралась головная боль. Она мало говорила, а ела еще меньше. Но после того, как она выпила два бокала отличного вина, ей стало немного полегче.
