" - Я как-то больше люблю насчет истребителей, мне их больше нравится сбивать, чем бомбардировщики. Я "сто десятый" люблю, хорошая машина, в том смысле, что большая, есть куда попадать. А потом у нее огонь сильный, она не так боится в лоб идти. А нашему брату это только и нужно. Я первый удар всегда в лоб встречаю. Иду навстречу. Он не выдержит, под самый конец отвернет в сторону... А я, пока он заворачивает, наваливаюсь на стрелка сзади, переворот сделаю и бью по нему. В этот момент я его обычно и сбиваю".
      Тут у Симонова есть ремарка:
      "Он рассказывает все это без улыбки, со спокойствием и деловыми подробностями профессионала, мастера своего дела. И ему веришь, что он действительно "любит" сто десятый Мистер, как он фамильярно называет "Мессершмитт-110", любит за то, что это сильная машина и что он чаще идет в лоб, чем "Мистер сто девятый".
      В полку Коваленко прозвали "истребителем истребителей". Так назвал свой очерк и Симонов.
      Телефонный звонок из Генштаба ненадолго отвлек меня от симоновской рукописи. Но сам Константин Михайлович уже не пожелал возвращаться к ней. Елец был первым относительно крупным городом, освобожденным от противника в ходе Московской битвы. Услыхав об этом, Симонов загорелся желанием немедленно ехать или лететь туда.
      * * *
      Вместе с ним мы командировали Высокоостровского и двух фоторепортеров - Бернштейна и Темина. Достали для них два самолета "ПО-2" и обязали непременно вернуться к вечеру в редакцию, чтобы материал их тоже пошел в номер. Однако к вечеру они не вернулись. Не вернулись и на второй день и даже не дали знать о себе. Мы не на шутку встревожились.
      Они и впрямь не избежали происшествия, но, к счастью, без роковых последствий. Дело в том, что при тогдашней очень причудливой конфигурации фронта кратчайший путь в Елец лежал через Рязань. В Рязани потребовалась дозаправка самолетов. Пока хлопотали с дозаправкой, совсем смерклось. Пришлось заночевать. А ночью разразился страшный буран.
      Самолеты их снесло ветром на обочину аэродрома, изрядно подломав при этом. Продолжать полет было не на чем.
      Перед корреспондентами возникла дилемма: либо добираться в Москву с пустыми руками, либо заскочить в освобожденный к тому времени другой наш город, Михайлов. До него от Рязани было не так далеко. Добыли полуторку и махнули туда. Уведомить о своем решении редакцию не смогли - на это ушло бы лишнее время.
      Зарезервированное для их материалов место в очередном номере газеты заняли другие корреспонденции и статьи, в том числе имеющая прямое отношение к Московской битве статья командующего ВВС Западного фронта генерала (впоследствии маршала авиации) С. Худякова - "Фронтовая авиация под Москвой". Она давала исчерпывающие ответы на многие неясные или не вполне ясные вопросы относительно обстановки в московском и подмосковном небе, содержала смелые выводы и прогнозы.
      Я уже отмечал, что с середины октября налеты фашистской авиации на столицу участились. Каждый день или через день печатались сообщения об этом. Вначале такие: "...часть самолетов, прорвавшихся в районы города, беспорядочно сбросила фугасные бомбы на жилые помещения. Имеются убитые и раненые". Позже: "...одиночные самолеты прорвались на Москву. Имеются жертвы". А в последние дни ноября и в начале декабря налеты вроде бы совсем прекратились; во всяком случае, в печати сообщения о них не появлялись. Что же произошло или происходило?
      Худяков отвечает на это так:
      "Противник теперь с большой опаской совершает налеты на Москву. Немцы бросают листовки, будто хотят занять "целую Москву", дескать, поэтому они не бомбят. Но фашистские звери, конечно, оставили бы от Москвы груду развалин, если бы не получали от наших истребителей зубодробительных ударов. Достаточно сказать, что в один из недавних дней в налете на Москву участвовало больше 150 самолетов противника, и ни один из них не был допущен к городу. За этот день 35 вражеских самолетов было сбито в воздушных боях... Бывали дни, когда вблизи Москвы происходило больше 40 воздушных боев..."
      От себя добавлю: позже было подсчитано, что только в течение ноября бомбардировщики противника свыше сорока раз пытались прорваться к Москве, в этих попытках участвовало около 2000 самолетов, а прорвалось к городу лишь 26.
      Кроме потерь в воздушных боях противник потерял немало самолетов на земле - в местах базирования.
      "Наша авиация, - пишет Худяков, - наносила систематические массированные удары по аэродромам противника, причиняя ему значительный ущерб. В итоге этих ударов немцы отказались от базирования своих самолетов на площадках вблизи передовых позиций. Авиация врага находится сейчас от фронта дальше, чем в первые дни ноябрьского наступления. Попытки врага, несмотря ни на что, приблизить свою авиацию к линии фронта потерпели неудачи. Лишь на днях на одном из прифронтовых немецких аэродромов наши штурмовики и истребители сожгли 30 неприятельских самолетов..."
      Вспоминаю, что меня несколько смутило очень уж категорическое утверждение автора о том, что "германо-фашистская авиация начинает выдыхаться. Можно смело заявить, что на Западном фронте немцы не имеют превосходства в воздухе".
      Я пригласил Денисова, доставившего статью Худякова. Спросил:
      - Где доказательства?
      Теперь-то доказательства есть. Точно подсчитано, что к началу нашего контрнаступления под Москвой в составе трех, участвовавших в нем фронтов у нас было вдвое меньше, чем у противника, артиллерии, на треть меньше танков, мы уступали ему численно и в людях, а вот в численности авиации действительно существовало небольшое превосходство: мы имели 860 самолетов, а он - 600. Но тогда такими точными цифрами мы еще не располагали. И Денисов смог привести в доказательство лишь один аргумент:
      - Худяков - сведущий генерал.
      Я не удовлетворился таким ответом, позвонил в Перхушково Жукову, прочитал ему абзац из статьи Худякова, показавшийся мне сомнительным:
      - Все верно, - подтвердил Георгий Константинович.
      Все сомнения отпали, и для статьи Худякова мы отвели самое видное место на второй полосе.
      Выступили на страницах газеты и другие военачальники. Генерал И. Е. Петров напечатал очень интересную и важную статью "30 дней обороны Севастополя".
      "Уже месяц, - пишет он, - немецкие захватчики, ворвавшиеся в Крым, стоят у ворот Севастополя. За это время, если верить гитлеровским брехунам, они дважды брали город штурмом, трижды до основания разрушили его бомбежкой с воздуха. Нет, не удалось немцам ни овладеть городом, ни разрушить его "до основания"...
      Двести дней мужественно сражались защитники Севастополя с врагом. Статья Петрова рассказывала о тех днях, когда только-только занималась слава Севастополя, о его первых героях.
      С не меньшим интересом читалась и статья командующего новгородской группой советских войск генерала И. Т. Коровникова "Правда о "Голубой дивизии". Радиоперехват принес сообщение германского командования о том, что какой-то батальон испанцев якобы разбил три советских батальона и взял много пленных. Это сообщение мы переслали Коровникову и попросили его откликнуться статьей. Своеобразная это была статья. Она состояла главным образом из фактов, цифр, трофейных документов, дневников, показаний пленных. Они неопровержимо свидетельствовали, что от самой "Голубой дивизии" остались лишь рожки да ножки.
      13 декабря
      "Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы. Поражение немецких войск на подступах к Москве". Под этим крупно набранным заголовком сегодня опубликовано обширное сообщение Совинформбюро. Не было еще за время Отечественной войны вести радостней этой! Не было вести и значительней. Победе под Москвой посвящен весь номер "Красной звезды". Под текстом сообщения - фотографии командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова, командармов - Д. Д. Лелюшенко, В. И. Кузнецова, К. К. Рокоссовского, Л. А. Говорова, И. В. Болдина, Ф. И. Голикова и командира 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала П. А. Белова. Все они в парадной форме. Один только Белов - в полевой. Фотографиями командармов мы предусмотрительно запаслись, а о фотографии Белова заранее не побеспокоились - не предполагали, что в сообщении будет назван и командир корпуса. Пришлось воспользоваться тем, что нашлось у наших фотокорреспондентов, побывавших недавно в корпусе...
      Эмоциональные строки передовой словно заглядывали в наше близкое и далекое будущее: "Защита Москвы навеки войдет в историю как беспримерное проявление массового героизма. Страна никогда не забудет 28 гвардейцев, которые, не дрогнув, вступили в единоборство более чем с пятьюдесятью немецкими танками. Страна никогда не забудет, как в самые трудные дни, когда наступательный порыв врага еще не был подорван и превосходство в силах оставалось еще за ним, сотни и тысячи защитников Москвы до последней капли крови отстаивали каждый рубеж, проникнутые непоколебимой решимостью победить или умереть. Кровь лучших сынов Родины, пролитая на подступах к Москве, не пропала даром..."
      Это - все на первой полосе. А на внутренних - статьи авторов из войск и сообщения наших корреспондентов. Выделяется статья командующего 50-й армией генерала Болдина - "Разгром дивизий Гудериана". Давно ли танки Гудериана держали в страхе всю Западную Европу? Давно ли в Германии объявляли его непобедимым. А теперь вот - разгром!
      Не было тогда еще в наших руках оперативных планов гудериановского штаба, однако Болдин правильно определил их: "В середине ноября немецкое командование начало новую наступательную операцию против Тулы... Главный удар немцы намечали нанести восточнее Тулы - на Узловую, Сталиногорск, Венев и Каширу. Затем в зависимости от обстоятельств главные силы должны были, вероятно, идти или прямо на Москву, или (если в Кашире будет мощное сопротивление) резко повернуть на запад и перерезать шоссе Тула - Москва. К этому времени западная группировка немцев должна была начать наступление от Алексина и тоже выйти к шоссе Тула - Москва. В случае удачи немцы решали сразу три важных задачи: окружение тульской группировки войск, ликвидация тульского узла сопротивления и захват дороги на Москву".
      Такова была смертельная опасность, угрожавшая Москве с этого фланга. Болдин и рассказывает, как от этапа к этапу шли оборонительные бои его армии, контрнаступление и - победа!
      "7 декабря утром, - пишет Болдин, - нами был перехвачен панический запрос по радио штаба 3-й танковой дивизии Гудериану. Гудериан ответил: "Машины сжигать, самим отступать на юго-восток..."
      На этой же полосе заверстана фотография Военного совета 50-й армии. На ней рядом с командармом - секретарь Тульского обкома партии В. Жаворонков и бригадный комиссар К. Сорокин. Конечно, могут спросить: почему Военный совет только 50-й армии? Не знаю, насколько мое объяснение будет убедительным, но все же я его изложу.
      Прежде всего снимок вполне сочетался со статьей о разгроме дивизий Гудериана. Далее, нам было известно, как много сделал для обороны Тулы Жаворонков, и это хотелось отметить. И еще одно обстоятельство. Передавая по телефону статью Болдина, Трояновский мне сказал, что над ней работал весь Военный совет. Откровенно скажу, это не могло не радовать и даже льстить редакторской душе. Человеческая слабость - куда ее денешь!
      Словом, выслушав Трояновского, я ему сказал:
      - Там у вас Кнорринг. Передайте, чтобы сделал снимок Военного совета армии и сегодня же доставил в редакцию.
      Позже мы печатали снимки военных советов и других армий, и даже фронтов. Но началось это с Тулы.
      Событиям на противоположном крыле Западного фронта посвящена статья Хитрова "Бои за Крюково". Этот небольшой дачный поселок, на месте которого ныне вырос прекрасный город Зеленоград, рассматривался тогда как важный опорный пункт врага на подступах к Москве с северо-запада. Бои здесь носили исключительно кровопролитный характер и в дни нашей обороны, и в дни контрнаступления. Двое суток штурмовали Крюково наши танкисты и кавалеристы. Лишь на третий день им удалось выбить противника из поселка. Гитлеровцам был нанесен большой урон, но и нам Крюково стоило немалой крови. Хитров провел на этом участке фронта длительное время, все видел своими глазами и описал без прикрас эти тяжелые бои.
      Разящими строфами откликнулся на успехи наших войск в Московской битве Алексей Сурков:
      На Запад трусливо бежит убийца,
      Оставив кровавый след.
      От гнева народа нигде не скрыться,
      От мести спасения нет.
      Немецким насильникам нет пощады!
      Разящая сталь строга.
      Сквозь ветер и холод идут отряды
      По волчьим следам врага...
      Этим стихотворением - "Расплата" - Алексей Александрович Сурков и вошел в нашу краснозвездовскую семью. С большой радостью встретили мы его. Особенно рад был я. Мы подружились еще в газете "Героический поход". Сурков был мужествен во всем и везде - и в стихах, и в повседневной жизни, и в бою. За это и любили его все в нашем редакционном коллективе.
      Когда началась Отечественная война, Сурков каким-то непонятным образом "выскользнул" из моих рук - очутился в газете Западного фронта. Сразу забрать его оттуда в "Красную звезду" не удалось: возражал член Военного совета фронта Н. Булганин, с мнением которого очень считались. Не хотелось мне "обижать" и моего доброго товарища - начальника политуправления фронта дивизионного комиссара Дмитрия Лестева. Лишь весной 1942 года я обратился в ГлавПУР с проектом приказа о назначении Суркова специальным корреспондентом "Красной звезды". Приказ был подписан.
      А до тех пор мы считали Суркова нашим, так сказать, нештатным корреспондентом.
      * * *
      На исходе ночи, а точнее сказать - уже утром 13 декабря, как только была запущена ротация, я отобрал с десяток экземпляров газеты и отправился в Перхушково. Хотелось поздравить Жукова с победой, а заодно посмотреть, как живет и действует в эти дни его штаб, узнать последние фронтовые новости.
      Георгия Константиновича застал бодрствующим. На лице никаких следов усталости, хотя спал он, вероятно, всего лишь несколько часов. Хорошие вести, говорят, снимают усталость. У карты в полстены с красными стрелами, рвущимися на запад, и синими, повернутыми вспять, корпел штабной офицер, нанося цветными карандашами новые, только что полученные данные. Входили и выходили операторы. Звонили многочисленные телефоны.
      Поздравить Жукова мне не удалось - не та была обстановка на его КП. Я молча положил перед ним на стол свежий, остро пахнущий типографской краской экземпляр "Красной звезды", где было опубликовано сообщение о разгроме гитлеровцев на Западном фронте и напечатан его, Жукова, большой, на две колонки, портрет в окружении командармов. Георгий Константинович улыбнулся - и этим все было сказано.
      Тогда же я услышал разговор Жукова с командующими армиями.
      - Хорошо, что бегут. Хорошо, что преследуете. Но не давайте им выскользнуть... Бейте по флангам, смелее прорывайтесь в тыл... Уничтожайте...
      Сразу мне вспомнились часы, проведенные у Жукова на Хамар-Дабе в Монголии во время нашего наступления на Халхин-Голе. Там был у него почти такой же разговор: "Не давайте противнику уйти... Не допускайте отхода... Окружать!.."
      И теперь, понял я, Жуков не очень доволен, что дают неприятелю ускользнуть, отвести свои войска на новые рубежи. Я это намотал себе на ус. Попрощался и пошел к начальнику политуправления фронта В. Е. Макарову. Тот сидел у телефона и все теребил начпоармов, требуя от них информации, в частности о подвигах.
      - Когда в обороне сидели, - упрекал он их, - донесений было много, а сейчас от вас не добьешься. - И, обращаясь ко мне, объяснял: - Говорят, что в обороне легче было, чем в наступлении, сейчас войска в движении и "канцелярия" скрипит, хотя геройств не перечесть...
      Вернувшись в редакцию, я тотчас же вызвал наших "военспецов" Хитрова и Коломейцева, рассказал им об услышанном в кабинете Жукова и попросил выехать в войска и внимательно посмотреть, что там и как получилось с тем самым "ускользанием" противника...
      16 декабря
      Новые сообщения об отбитых городах и поселках - Клин, Ливны, Ефремов, Ясная Поляна... Обширная информация со всех направлений Западного фронта. Но каждому, кто развернет этот номер газеты, прежде всего бросится в глаза корреспонденция Трояновского "Что увидели наши войска в Ясной Поляне". Уже несколько дней назад стало очевидным, что немцы вот-вот будут изгнаны из Ясной Поляны. Главная задача состояла в том, чтобы спасти ее от разорения, сохранить там по возможности все связанное с жизнью великого писателя. Командующему 50-й армией генералу Болдину звонили по этому поводу и начальник Генштаба Б. М. Шапошников, и командующий фронтом Г. К. Жуков советовали, как "по-умному" взять Ясную Поляну. В штабе армии тщательно разрабатывалась организация боя, с таким расчетом, чтобы ни один снаряд не попал в усадьбу Толстого.
      Трояновского мы обязали побывать в Ясной Поляне сразу же после изгнания оттуда гитлеровцев и немедленно передать в редакцию подробный репортаж. Он заблаговременно прибыл в дивизию Трубникова, выдвинутую на подступы к Ясной Поляне, и следовал с ее передовым отрядом. В атаку пошли по глубокому снегу. Ломившийся через сугробы рядом с Трояновским лейтенант Василий Зотов подбадривал бойцов:
      - Ребята, впереди же Ясная Поляна!..
      И вдруг упал, обливаясь кровью.
      Враг отходил, отстреливаясь. В спешке он не успел прихватить с собой всю свою боевую технику, автомашины, боеприпасы. А вот поджечь здешние достопримечательности успел. Огнем была объята знаменитая школа, основанная Толстым для крестьянских детей. Пылала больница. Черный дым валил из окон двухэтажного жилого дома Толстого. Местные жители с риском для жизни бросились спасать его. Подоспевшие бойцы помогли им ликвидировать пожар. Но в доме-музее все-таки выгорели библиотека, спальня Льва Николаевича и комнаты Софьи Андреевны...
      Наш корреспондент встретился и поговорил с хранителем дома-музея Сергеем Ивановичем Щеголевым, с научной сотрудницей Марией Ивановной Щеголевой, с многими из местных жителей. Они рассказали о чудовищных злодеяниях фашистских варваров. Гитлеровцы пришли в Ясную Поляну 29 октября. А до этого в течение двух дней безжалостно обстреливали и бомбили усадьбу. Погибло много женщин, детей. Убит был и Павел Давыдович Орехов, председатель местного колхоза, в прошлом ученик Льва Николаевича Толстого.
      Потом музей превратили в казарму. В садике перед ним новые хозяева начали резать коров, свиней, гусей, кур, развели костры. Ломали изгородь, срывали с петель двери, рубили и жгли мебель. Для чего-то вспороли диван, на котором родился Лев Николаевич. Изрезали ковры. Часть музейных экспонатов отправили в Германию. Осквернили могилу писателя, устроив возле нее свалку.
      Все это записал Трояновский и помчался в Тулу - передавать свою корреспонденцию в редакцию. Во время передачи я случайно зашел на редакционный узел связи. Вижу - мучается наша стенографистка Муза Николаевна, по нескольку раз переспрашивает каждую фразу.
      - Откуда передают?
      - Из Казани.
      Странно! В этом тыловом городе у нас вроде никого нет. Снова обращаюсь к Музе Николаевне:
      - Кто передает?
      - Трояновский!
      Павел Трояновский в Казани?! Как он там появился? Ведь ему же приказано быть в Ясной Поляне. Я взял телефонную трубку, спрашиваю:
      - Трояновский! Почему вы в Казани?
      Сквозь треск и писк пробился голос Трояновского, и все разъяснилось. Оказывается, из Тулы нет прямой связи с Москвой. Опытного корреспондента это не обескуражило.
      - А с кем есть связь? - спросил он телефонисток.
      - С Рязанью
      - Вызывайте Рязань.
      Вызвали, но там тоже нарушилась связь со столицей, предлагают соединить с Куйбышевым. Однако и Куйбышев не утешил:
      - Москва на повреждении.
      - С кем же имеете связь?
      - С Казанью.
      - Дайте Казань...
      Вот таким кружным путем и пробился к нам Трояновский. Диктовку своей корреспонденции он закончил в два часа ночи. Газета уже сверстана, вот-вот должна была уйти в печать. Пришлось задержать. Корреспонденция о Ясной Поляне стоила того. Она вызвала у советских людей, в том числе и в войсках, громивших противника под Москвой, новую волну испепеляющего гнева против изуверств фашизма.
      Откликнулся на эту корреспонденцию и Алексей Толстой, знавший каждый уголок усадьбы Льва Николаевича, где "расправлял крылья его гений", где "рождались страницы, над которыми мы смеялись и плакали и учились быть лучше, чем мы были".
      Алексей Толстой дал точное объяснение злодейству гитлеровцев в Ясной Поляне, определил меру вины и меру ответственности за это и солдатни Гитлера и самого Гитлера, очень убедительно сказал о глубине их нравственного падения:
      "Это не варвары, ибо варвары не виноваты в том, что еще не поднялись на ступень цивилизации. Не оскорбляйте варваров, называя этим именем солдат Гитлера. Не обижайте природу, называя дикими зверями солдат Гитлера. Они просто - падшая сволочь".
      * * *
      Контрнаступление советских войск под Москвой поставило в крайне трудное положение не только гитлеровских генералов, но и гитлеровских пропагандистов, чем не замедлили воспользоваться наши сатирики. В "Красной звезде" от 16 декабря очень удачно выступил старейший из фельетонистов "Правды" Д. И. Заславский. Он выписал в хронологическом порядке декабрьские сообщения департамента Геббельса, противоречившие одно другому, истинному положению вещей и здравому смыслу. Вот как выглядят эти выписки:
      "Германские круги заявляют, что германское наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже можно рассмотреть внутреннюю часть Москвы через хороший бинокль" (Германское информбюро, начало декабря).
      "Восточный фронт представляет в настоящее время только лишь тактический, а не стратегический интерес" (11 декабря).
      "Германское командование издало строгий приказ воздерживаться от наступательных действий" (12 декабря).
      "По сообщению советского информбюро, наши части якобы начали отступление... Эти сообщения ни в коем случае не соответствуют действительности..." (14 декабря).
      "...Наши войска немного отходят назад..." (В тот же день).
      "То, что русские называют бегством, это не что иное, как планомерное оставление позиций" (В тот же день).
      Весь этот вздор напомнил сатирику известную басню Ивана Андреевича Крылова о Лисе и винограде. Фельетон так и называется: "Старая басня". Стоит его повторить здесь:
      "Одна жадная и хитрая лиса увидела однажды на Востоке в большом чужом саду прекрасный виноград. У лисы на этот чужой виноград разгорелись глаза и зубы.
      - Это мое жизненное пространство! - сказала лиса и бросилась в чужой сад.
      Она наступала большими прыжками и приблизилась к стенам сада.
      - Ура! - крикнула лиса. - Мое око уже видит виноград без всякого бинокля. Еще один прыжок, гам! - и я съем эти чудесные гроздья, которые горят, как яхонты.
      Но сад был окружен очень высокими стенами и охранялся зоркими сторожами. Напрасно лиса бросалась на стены. Она лишь понесла большие потери зубами, ушами, хвостом. Кроме того, ей набили такую оскомину, что она не могла уже прыгать, и ползла на брюхе.
      Лиса посмотрела на виноград и сказала:
      - Что-то пропал у меня к нему стратегический аппетит, а есть только тактический интерес. Я интересуюсь тем, как я выберусь отсюда.
      И лиса тактически поползла, как рак: задом наперед. Она говорила:
      - Я немного отступаю.
      Потом она поползла скорее и сказала:
      - Люди называют это бегством. А я называю это планомерной победой в обратном направлении.
      У нее уже не было сил ползти. Она еще раз посмотрела на виноград издали и сказала:
      - Этот виноград имеет только местное значение. Я в таком месте винограда не ем.
      Тут ей еще раз набили оскомину, и хитрая, но глупая лиса с воем покатилась на карачках".
      "Старую басню" автор снабдил подзаголовком: "Новый перевод германского информационного бюро".
      17 декабря
      Освобожден Калинин! На первой полосе "Красной звезды" рядом с сообщением Совинформбюро "В последний час" - портреты командующего Калининским фронтом И. С. Конева и двух командующих армиями - И. И. Масленникова и В. А. Юшкевича.
      Бои за этот город были трудными. С самого начала они проходили в замедленном темпе. Войска Калининского фронта не имели численного превосходства над противником ни в живой силе, ни в технике. Им не удалось с ходу форсировать Волгу. Враг упорно сопротивлялся. Только за 7-9 декабря было отражено до 20 неприятельских контратак. Наши войска несли значительные потери, но наступательный порыв не остывал.
      Это отмечено и в нашей передовой "Освобождение города Калинина", и в материалах второй полосы, которая открывается обзорной статьей Зотова "Бои за Калинин". По правде говоря, мы рассчитывали на другой материал. Зотову поручалось организовать статью командующего фронтом. Она была готова своевременно. Перед отправкой ее в редакцию Конев внес в текст последние уточнения и надписал чуть выше заголовка: "Передать немедленно".
      С чувством уже выполненного долга Зотов отправился на узел связи, но вскоре его опять вызвали к Коневу. За широким дубовым столом, какие встречались тогда во всех крестьянских избах, рядом с командующим сидел член Военного совета фронта корпусной комиссар Д. С. Леонов.
      - Как с передачей статьи? - поинтересовался Иван Степанович.
      - Заканчивают, - доложил Зотов.
      - Знаешь что, - сказал Конев, - пусть эта статья идет за твоей подписью... Делали-то мы ее вместе.
      Корреспондент пытался возразить:
      - В редакции ждут не мою, а вашу статью.
      - Пускай дадут твою, так будет лучше, - настаивал Конев. - Я при случае все объясню редактору.
      Зотов позвонил мне по телефону и упавшим голосом рассказал о происшедшем.
      - Ничего не поделаешь, - ответил я, - дадим статью за вашей подписью.
      Почему Конев принял такое решение, разгадка пришла на второй день. Другая статья Конева об освобождении Калинина появилась в "Правде". Тут не обошлось без "фитиля" со стороны корреспондента "Правды" по Калининскому фронту Бориса Полевого. Оказывается, "Правда" тоже заказала Коневу статью об освобождении Калинина. Иван Степанович посчитал, что неудобно ему выступать одновременно в двух газетах, и выбрал, понятно, "Правду". Но не без "помощи" Полевого...
      Очевидно, именно этот случай и имел в виду Борис Николаевич, сделав на одной из своих книг, подаренных мне, такую надпись: "Генералу от журналистики Давиду Иосифовичу Ортенбергу - славному фитильщику среди редакторов на добрую память от фитильщика среди корреспондентов. Дружески. Б. Полевой. 24 октября 1966 г."
      * * *
      В том же номере газеты с большим очерком выступил и другой наш спецкор по Калининскому фронту Леонид Лось. Его потрясла драма, разыгравшаяся под Калинином. Собственно, здесь повторилось то же, что и под Ельней во время августовских боев, о чем писал тогда Михаил Шолохов в своей статье "Гнусность". Чтобы остановить продвижение наших войск на Калинин, гитлеровцы пригнали на поле женщин из окрестных деревушек и за их спинами пошли в контратаку. Знали, что не станем мы стрелять по своим. И все-таки контратака не удалась. Командир нашей части сумел сманеврировать: навалился на гитлеровцев с флангов, отсек "заслон" и. учинил над изуверами такую расправу, какой они заслуживали. Лось встретил спасенных женщин, разговаривал с ними. Две были ранены. Одна, совсем молодая, поседела. Но все держались с достоинством. Сказали спецкору:
      - Мы шли впереди их и кричали нашим: "Стреляйте, стреляйте же! Бейте этих разбойников! Бейте гадов!.."
      "Милый парень Ленька Лось". Так называли у нас в редакции этого талантливого журналиста. Недолго, однако, довелось ему поработать вместе с нами. Пришел он в "Красную звезду" из "Комсомольской правды" в начале октября, а в январе его уже не стало.
      Он был безотказен в работе. Ему не занимать было храбрости. Тем не менее прав, наверное, один из ближайших товарищей Лося, охарактеризовавший его так: "Какой-то он очень уж домашний. На войне ему много труднее, чем любому из нас. Мы вон свои корреспонденции походя пишем, а ему непременно стол требуется и чтоб тихо было".
      А все же Лось прислал с Калининского фронта немало хороших материалов. После очерка, о котором речь шла выше, мы получили от него интересную корреспонденцию "Как они отступают". 16 января сорок второго года опубликовали его же очерк о командире партизанского отряда. Это было последнее печатное выступление Леонида Лося.
      Кажется, в тот же день, а может быть, накануне, был я в ГлавПУРе. Мне прочитали несколько строк из донесения политуправления Калининского фронта. Сообщалось, что где-то под Ржевом колхозники перекололи вилами гитлеровцев и тем помогли нашим бойцам взять деревню.
      - Вы это знаете?
      - Нет. Корреспонденты пока не сообщали.
      - Узнайте. Случай исключительный...
      Действительно, прямо-таки страничка из истории Отечественной войны двенадцатого года! Сразу же ушла телеграмма корреспондентам Калининского фронта: выехать или вылететь кому-нибудь в ту деревню, рассказать об этой истории обстоятельно.
      Полететь вызвался Лось. Достали для него "У-2", проводили на аэродром. Забравшись в кабину, он помахал рукой, и самолет взял курс на Ржев. Ждали Лося к вечеру - не вернулся. Товарищи забили тревогу, стали разыскивать его. Командующий ВВС фронта генерал М. М. Громов трижды посылал самолеты по тому же курсу, и всякий раз они возвращались ни с чем. В той деревне, куда полетел Лось, опять хозяйничали оккупанты.
      Конев отдал приказ наземным войскам: немедленно сообщить, не видел ли кто-нибудь гибели самолета "У-2"; если видел, то где и когда? Из одной дивизии сообщили: близ Ржева один такой самолет рухнул в лес, занятый противником.
      После того как этот лес был очищен от противника, там удалось разыскать обломки самолета и два сильно обгоревших трупа. По бляхе ремня, подаренного Лосю Зотовым, было установлено, что один из погибших - Лось...