Гатиба была задумчива.
      - Я хорошо понимаю тебя, - сказала она, вздохнув печально. - Тебе тяжело. Мне одной дано понять твое горе. Какое-то внутреннее чувство подсказывает мне, что и меня в будущем ждет такая же судьба. Видно, и мне придется рано или поздно просить у кого-то поддержку.
      - Пока я жива, можешь распоряжаться мной как угодно. Если твое сердце будет оскорблено и тебе понадобится отомстить кому-либо - я готова умереть за тебя.
      - А я обещаю помочь тебе отомстить Фахреддину. Можешь верить мне. Ах, хитрунья! Значит, ты тоже влюблена?.. Ты, наверно, потому и решила помочь мне в моей любви к поэту?
      - Поэтический талант - великий дар, геройство - чудо. Фахреддин давно искал путь к моему сердцу, и вот оно открыто для его любви.
      - Обещаю тебе, что Дильшад будет выдворена из дворца и отправлена в Багдад. А там сама разговаривай с Фахреддином и мирись с ним. Тут я ничем не помогу тебе, - мне нельзя встречаться и разговаривать с Фахреддином, ибо я тем самым могу опозорить себя.
      Себа-ханум обняла Гатибу, расцеловала.
      - Ты лишь постарайся устранить мою соперницу Дильшад. Что касается остального, я сделаю все сама.
      - Ты встретишься с Фахреддином?
      - О, нет. Он сам будет вынужден искать встреч со мной.
      - Как ты принудишь его к этому?
      - После того, как ты дашь разрешение, это будет не трудно сделать.
      - Я не препятствую.
      - Я пошлю Фахреддину письмо от имени Дильшад, в котором накажу ему встретиться с Себой-ханум.
      -Одобряю твою мысль. Однако таким путем ты сможешь встретиться с ним, но не сможешь заставить его полюбить тебя, ибо он влюблен в Дильшад.
      - Верно, что он любит ее. Сердце неподвластно рассудку, но сердечные чувства способны изменяться. Дильшад красива - я тоже. Но я, кроме того, умею играть сердцами.
      - Мне нужен такой человек, как ты! Я буду дружить с тобой. Где бы я ни находилась, ты всегда будешь рядом со мной Они беседовали долго. Потом Себа-ханум, взяв бумагу и перо, начала писать.
      Гатиба задремала. Когда она открыла глаза, Себа-хануы еще сочиняла письмо.
      - Сколько можно писать?! - удивилась Гатиба. - Неуже ли так трудно написать письмо?
      - Писать легко, но писать думая - очень трудно. Подожди немного, скоро я прочту тебе свое письмо. Увидишь, какая хитрая и ловкая девушка служит тебе.
      Себа-ханум опять отдалась мукам творчества. Наконец, она обернулась к Гатибе.
      - А теперь послушай, что у меня вышло. "Это письмо пишет несчастная рабыня по имени Дильшад герою, в любви и верности которого следует усомниться. Ты учил меня верности и преданности, а сам поступаешь вероломно. Ты начал сыпать к ногам других драгоценности, которые вынул из моего сердца. Мы часто были вместе, смотрели друг другу в глаза, и я думала, мне удалось постичь твою душу. Я уже собралась пригубить вино любви на ковре из весенних маков, но, едва я успела наполнить кубок, - весна миновала. Как забыть твои слова о любви?! Они налетают порывом ветра и раздувают пламя, охватившее мое сердце. Сердце ранено, не тревожь его! Не пристало герою бросать камни в птицу, у которой перебиты крылья. Я ошиблась, открыв свое сердце и признавшись тебе в своей любви. Оказывается, нельзя открывать дверь души перед людьми, которые не знают, что такое горе разлуки. Если такова любовь - лучше бы она не приходила. Если возлюбленный - это человек с каменным, как у тебя, сердцем, - лучше его не знать! Я не посмела написать о самом главном, что мне хотелось сказать. Не посмела излить все свои жалобы на тебя. Если тебе интересно, что происходит в моей душе, найди Себу-ханум, поговори с ней - и узнаешь от нее обо всем. Несчастная Дильшад".
      Прочитав письмо, Себа-ханум свернула его и положила в карман.
      - Теперь надо подумать, что мне говорить ему при встрече. Об этом я расскажу госпоже особо.
      В дверь постучал хадже Мюфид.
      - Девушкам надо спать. Уже поздно!
      ПИСЬМО ХАЛИФА
      - Наш блистательный зять!
      Все события наших дней завершились в пользу нас, светлейшего халифа. Те, кто поднимал восстания и бунты против влияния халифа багдадского, перебив друг друга, выдохлись. В результате этого хекмдары Востока вынуждены опять признать духовную власть халифа и прибегнуть к его покровительству. Разногласия, возникшие в странах, где восходит солнце, также устранены благодаря властному голосу и приказу халифа, которому помогает сам аллах.
      Я получил от эмира четыре письма. Однако события, следовавшие одно за другим, не давали возможности ответить на письма нашего блистательного зятя.
      Неделю тому назад атабек Мухаммед вступил в Хамадан, одержав победу над Бахрам-шахом. Сегодня он прибыл в Дарюссалам67, дабы припасть к ногам светлейшего халифа. Сегодня я утвердил его назначение на пост атабека всего салтаната, его брата-Кызыл-Арслана - на пост правителя Тебриза, а нашего блистательного зятя - на пост правителя Аранского государства. В особом письме я напишу о том, как следует держаться с Ширванским государством. Я взял заверения у султана Тогрула и его брата атабека Мухаммеда относительно неприкосновенности Ширванского государства.
      Особо следует отметить, что в результате событий и происшествий последних лет Казна Багдада полностью опустошена. Аран должен прислать в казну Дарюссалама дань за четыре года. Нам нужны рабыни, принадлежащие к расе белокожих, то есть не являющиеся арабками, которых мы будем посылать в качестве подарков вновь назначенным султанам, атабекам, эмирам и правителям. Имеется также большая нужда в здоровых, крепких рабах. Пришли по возможности больше красивых, рабынь и рабов. В одном из писем ты писал: "Я готовлю во дворце для повелителя правоверных двух прекрасных рабынь по имени Сюсан и Дильшад". Ты должен прислать их как можно скорее. Многие рабыни в моем дворце уже состарились и недостойны прислуживать в обществе иноземных послов и посланников. В Багдаде нет красивых рабынь. Даже в заведении Фенхаса, именуемом "Женский и девичий рай", трудно подобрать девушек и слуг, достойных нас, халифа багдадского. Ты должен непременно прислать рабынь, которых обещал. Их здесь подготовят и обучат в заведении Фенхаса, и тогда мы сможем взять их к себе во дворец.
      Милость всевышнего аллаха через покровительство светлейшего халифа багдадского распространяется на нашего блистательного зятя.
      Дарюссалам. Повелитель правоверных Халиф
      Мустаришдбиллах".
      Прочитав письмо, эмир Инанч чуть не сошел с ума от радости. Он тотчас вызвал к себе визиря Тохтамыша и прочел ему послание своего тестя.
      - От души поздравляю хазрета эмира, - сказал Тохтамыш -- Это известие - высочайшая Милость всевышнего аллаха. Но эмир не должен никому показывать письмо и говорить о нем с посторонними, ибо содержание письма бросает тень на нашу политику в отношении независимости Арана.
      Эмир признал мудрость слов Тохтамыша и спросил, что следует ответить халифу.
      Тохтамыш решительно возразил:
      - Я не советую писать ответ, потому что сейчас все дороги находятся в руках наших врагов. Письмо, которое мы пошлем халифу, может попасть в руки недругов, и тогда все наши действия приведут к нежелательному для нас результату.
      Эмир не хотел соглашаться с Тохтамышем. Они заспорили,
      -- Оставить без ответа письмо повелителя правоверных - это неслыханное оскорбление и дерзость по отношению к нему, - сказал эмир Инанч.
      Тохтамыш продолжал упорно стоять на своем.
      - Отсрочить посылку письма - вовсе не значит оскорбить светлейшего халифа. Ему самому хорошо известна обстановка в Азербайджане. К. тому же совершенно бессмысленно посылать халифу обыкновенное письмо. Надо ответить на вопросы, поднятые им. Разве не безумие - посылать халифу деньги в тот момент, когда страна находится в столь тяжелом положении? Каждая пядь земли от Гянджи до берегов Аракса находится в руках одного известного всем удальца. Мы сможем послать рабынь, деньги и письмо лишь после того, как войска атабека захватят страну и на дорогах воцарятся мир и порядок. Если наше письмо попадет в руки бунтарей-азербайджанцев, тебя обвинят в предательстве и измене идее независимости Азербайджана, обвинят в том, что ты обманываешь народ. Твоя жизнь окажется под угрозой. Сейчас народ слышать не желает имени халифа. Если все узнают, что ты поддерживаешь с ним добрые отношения, это может кончиться для тебя большой бедой. Сейчас не то время. Те, кто хотят обосновать и узаконить духовную власть халифа, опираясь на коран и религию, обманывают самих себя. Отныне влияние Мустаршидбиллаха можно сохранить лишь с помощью войска и мечей.
      Эмир не пожелал согласиться со своим визирем. Он считал, что это дерзость - не ответить халифу, повелителю правоверных, и продиктовал Катибу следующее, письмо:
      "Сегодня нам выпало счастье приложить к глазам и поцеловать благословенное письмо светлейшего халифа Дарюссалама, высокочтимого повелителя правоверных. Мы безгранично благодарим всевышнего аллаха за то, что повелитель правоверных не забыл своего слугу. Вот уже три года, как наша связь с Дарюссаламом прервалась. Но все это время мы сердцем и душой были накрепко связаны с волей и властью светлейшего повелителя правоверных.
      Положение в Азербайджане довольно напряженное. Народ не желает признавать местную власть. Считаю, в первую очередь следует рассказать о тех отношениях, которые сложились между Ширванским государством и Араном.
      Ширваншах, воспользовавшись временным безвластием у нас в салтанате, задумал присоединить Аран к своему государству. Стремясь к этому, он начал переманивать на свою сторону влиятельных людей Гянджи, одаривая их дорогими подарками, оказывая им милость и покровительство. Например, наш поэт Абульулла в настоящий момент живет во дворце хагана. Преданнейшие слуги повелителя правоверных, посчитав, что присоединение Арана к Ширванскому государству нанесет в будущем ущерб духовной власти и влиянию халифа багдадского, воспротивились и помешали этому. В наших действиях нам помогали патриоты Азербайджана.
      В Северном Азербайджане назревало серьезное восстание против власти правителя. Распространялись мысли о необходимости изгнать из страны местное правительство, а вслед за ним отправить в ссылку всех проживающих здесь арабов, и так далее и тому подобное. Мы с успехом повели борьбу против этих вредных идей, посулив аранцам независимость. Если повелитель правоверных сочтет подобные действия своих слуг грехом против святой воли халифа, пусть он милостиво простит и оправдает нашу неразумность. Сейчас в Северном Азербайджане получила широкий размах идея народного братства. Народная интеллигенция во главе с поэтом Низами распространяет среди народа идею братства Ахи Фарруха из Зенджана. Смутьяны стремятся сплотить вокруг единой идеи народ, разобщенный различными сектами и верованиями. Их действия таят в себе большую опасность для нас.
      Азербайджанский народ со времен Бабека привык поднимать руку на религию и власти. В этом отношении азербайджанцы самая опасная нация. В последние годы здесь начали открыто называть религию, секты, улемов68 и духовенство приспешниками властей. В Гяндже готовилось большое восстание против хатиба. Выдав бедняге изрядную сумму денег, я отправил его в паломничество в Мекку, а народу объявил, будто выслал его.
      Святейший повелитель правоверных, возможно, будет гневаться, но я не могу скрыть от него еще одного обстоятельства.
      Стремясь успокоить население Азербайджана, мы объявили, будто освобождаем страну от арабского влияния, и для вида выслали из Азербайджана несколько арабов. Один из них - мой бывший катиб Мухаким Ибн-Давуд. Он поднял свою предательскую руку на честь нашего светлейшего халифа, объяснившись в любви девушке по имени Дилыпад, которая воспитывается в моем дворце специально для повелителя правоверных. Я наказал дерзкого катиба и выслал из Азербайджана.
      Все эти наши действия принесли хорошие плоды.
      Что касается нашего долга казне, хочу сказать: пока финансовое положение Арапа крайне тяжелое. Народ сделался дерзким и непокорным. Во многих деревнях и городах простые крестьяне бьют и прогоняют наших сборщиков налогов. Наши люди месяцами не могут отправиться на сбор налогов. Почти все сборщики налогов возвращаются с пробитыми головами.
      Если в ближайшее время дела, действительно, наладятся, как об этом пишет в своем письме светлейший повелитель правоверных, мы в течение нескольких месяцев соберем все налоги и отправим наш долг казне.
      Хочу написать также несколько строк относительно посылки рабынь и служанок. Прежде сбор девушек осуществлялся с помощью налога. Мы включали в список всех красавиц, достойных внимания светлейшего повелителя правоверных, и облагали их отцов непосильными налогами. Так как последние были не в состоянии уплатить свои долги, то и удостаивались чести передать своих дочерей в подарок светлейшему повелителю правоверных. Но сейчас азербайджанцев невозможно обложить не только непосильным - даже пустячным налогом.
      Сейчас в наш список внесены сорок девушек, достойные внимания халифа. Как только в стране воцарится спокойствие, мы соберем их всех и вместе с Сюсан и Дильшад отправим во дворец повелителя правоверных. Пока же девушек из Азербайджана отправлять рискованно. Особенно это относится к Дильшад, так как в нее влюблен Фахреддин, один из влиятельнейших людей города. Учитывая настроение народа, я дал ему слово оставить Дильшад в Гяндже. Однако, опираясь на покровительство повелителя правоверных, я в ближайшее время расправлюсь с Фахреддином и его сообщниками и отправлю Дильшад в Багдад.
      Преданный слуга повелителя правоверных
      Инанч".
      Эмир приложил к письму печать и передал его гонцу халифа багдадского Хаджибу, наказав ночью незаметно отправиться в Карабах, перейти Аракс и добраться до Багдада.
      ГОНЕЦ ХАЛИФА
      Фитили, плавающие в плошках с жиром в фонарях на воротах эмирского дворца, еще чадили, излучая настолько слабый свет, что от расхаживающего у ворот стражника не было даже тени. В нескольких шагах от ворот уже царила тьма. Поредевшие стайки мотыльков в суетливом соперничестве друг с другом пытались обнять тусклое пламя светильников и гибли, принося себя в жертву этой безумной любви.
      Стражник с копьем на плече расхаживал взад и вперед, порой останавливался и дремал, прижимаясь головой к древку копья.
      Фахреддин и его люди незаметно для часовых эмира окружили дворец и дворцовый сад. Сам Фахреддин с несколькими друзьями взял под наблюдение калитку дворцового сада, - они знали: по ночам связь дворца с внешним миром осуществляется исключительно через калитку сада. Но и в эту ночь, увы, из дворца эмира в город не вышел ни один человек.
      До утра оставалось немного. Ущербный месяц, словно жеманная женщина, скрывающая от посторонних взоров часть лица, смотрел с темно-синего неба, напоминая собой плавающую в бассейне арбузную корку. Месяц был тоненький и по яркости едва мог соперничать с блеском звезд.
      Не успел он выйти из-за холма, собаки деревень Махмудлу и Абубекр принялись хором выть, задрав кверху морды.
      Стражники, охраняющие дворец эмира, хотели уже расходиться, решив, что наступает утро, но, услышав собачий вой, опять присели у забора, одолеваемые дремой.
      Фахреддин не сводил глаз с калитки дворцового сада. Вдруг, у забора послышался лай сторожевого пса. Через минуту калитка приоткрылась, из нее вышел какой-то человек. Он окликнул пса, и тот, видно, узнав его по голосу, тотчас умолк и принялся ластиться.
      Когда пес совсем успокоился, из калитки выскользнул второй человек и быстро пошел вниз к берегу Гянджачая. Тот, который унял собаку, опять вошел в сад и, заперев калитку, удалился.
      Фахреддин с товарищами покинули засаду и двинулись к реке вслед за человеком. Неизвестный не пошел к мосту. Спустившись к берегу, он разделся и перешел реку вброд. Это еще больше насторожило его преследователей. Перейдя за ним реку, они разбились на две группы, одна поспешила наперерез через мельницу Мусы, вторая - продолжала идти следом.
      Неизвестный мог направиться только по одной дороге, идущей через западную часть кладбища пониже деревни Ханегах.
      Люди Фахреддина, которые пошли напрямик через мельницу Мусы, устроив у дороги засаду, принялись ждать.
      Неизвестный приблизился. Он не походил ни на кого из тех, кто жил во дворце эмира. Странным было и то, что стражника не остановили его и не обыскали, когда он вышел из дворца.
      Когда неизвестный проходил мимо гробницы Шейха Салехл, люди Фахреддина набросили ему на голову палас69 и втащил к в гробницу. В этот момент подоспела вторая группа, которая шла. следом.
      Фахреддин и его товарищи, сняв с преследуемого верхнюю одежду, скрылись.
      Гонец халифа Хаджиб в одном нижнем белье добрался до дворца эмира. Еще не начало светать. Боясь приблизиться к калитке сада, так как привязанный к ней свирепый пес мог разорвать, он подошел к воротам дворца и разбудил стражника.
      --Скорей пропусти меня во дворец, - сказал он по-арабски. - Никто не должен видеть меня в таком виде.
      Стражник недоуменно оглядел его с головы до ног, протер глаза и спросил по-азербайджански:
      - Что тебе надо? Что это за наряд?!
      Хаджиб, видя, что часовой не понимает по-арабски, воскликнул еще более взволнованно:
      - Я - голый! Я - Хаджиб Ибн-Тахир!
      Стражник, опять ничего не поняв, продолжал тупо смотреть на незнакомца.
      Наступила долгая пауза. Наконец часовой, прикинув что-то в уме, постучал в ворота и вызвал начальника стражи. Начальник стражи был арабом. Поговорив с Хаджибом, он понял, что случилось, и впустил его во дворец.
      Эмир пребывал в приятном хмелю после вечерней попойки и нежился под одеялом, когда в спальню вошли прекрасные рабыни и приступили к своим каждодневным обязанностям.
      Две юные девушки, - одну звали Зарифа, вторую - Хюмейра, - сев с двух сторон на постель эмира, принялись массировать его ноги и бедра.
      Едва Зарифа и Хюмейра покончили с массажем, вошли две другие рабыни Саниха и Гюльнар - и начали облачать эмира в банную одежду. Это продолжалось недолго.
      Когда эмир Инанч вышел из спальни в коридор, его окружили восемнадцать молодых красивых рабынь и повели в баню с бассейном. За час эти восемнадцать рабынь управились с купанием эмира.
      В баню опять вошли Саниха и Гюльнар и, облачив эмира в халат для намаза, проводили в специальную комнату, где правитель Гянджи молился.
      Вот он уже готов начать намаз, - молодые красивые рабыни удалились. Едва они вышли, появилась старая женщина, по имени Хаят-хатун и разостлала поверх ковра молитвенный коврик- седжаде. Затем вошла другая старуха Набира-хатун и положила на этот молитвенный коврик еще один - поменьше джанамаз.
      Эмир приступил к утреннему намазу.
      Утренний намаз продолжался полчаса. 'Затем в комнату вошел Шейх Хади-эль-Гари с кораном в руке и прочел эмиру суру "Ясин". После этого опять появились старухи Хаят-хатун и Набира-хатун и свернули молитвенные коврики.
      Вошли девушки-стольницы и разостлали перед тюфячком, на котором сидел эмир, скатерть. Вслед за ними.в комнату вступили сорок пять красивейших рабынь, они начали расставлять на скатерти всевозможные яства. Появились девушки-виночерпии с кубками в руках. Два раба поставили на скатерть большой сосуд для вина. Затем вошли виноноши и принялись опорожнять в этот сосуд вино из бутылок, горлышки которых были затянуты зеленым шелком.
      Эмир.не приступал к еде. Он ждал кого-то.
      Наконец в комнату вошли визирь Тохтамыш и командующий армией эмира Хюсамеддин. Когда они сели, эмир Инанч воскликнул: "Бисмиллах"70, - и утренняя трапеза началась.
      Появились музыкантши, за ними танцовщицы.
      Девушки-виночерпии с серебряными подносами в руках, на которых стояли изящные кубки, приблизились к сосуду с вином. Чернокожая рабыня с помощью серебряного ковша принялась наполнять кубки вином.
      Заиграла музыка. Десять танцовщиц эмира, вскочив на ноги, поклонились своему господину и начали плясать.
      Однако в это утро эмиру не суждено было насладиться танцами и вином.
      Вбежал слуга:
      - Хаджиб!.. Хаджиб! - воскликнул он.
      Мгновенно в комнате воцарилась гробовая тишина. Присутствующие замерли. Казалось, все окаменело - и кубки в руках, и танцовщицы, и девушки-виночерпии, и рабыни, разносящие еду.
      Наконец старый визирь Тохтамыш обратился к слуге:
      - Пойди приведи Хаджиба!
      - Уберите скатерть и ступайте вон! - приказал эмир Инанч рабыням.
      Все удалились. В комнате остались только Тохтамыш и эмир. Старый визирь печально посмотрел на своего господина.
      - Это следовало ожидать, - с упреком оказал он. - Я же советовал эмиру не отправлять письма. Но эмир, как обычно, не послушал меня. Как можно было не учитывать напряженность момента.
      Вошел Хаджиб, он был почти наг, лишь набросил на плечи чью-то абу71.
      Глаза эмира недоуменно расширились.
      - Что произошло?
      Хаджиб затрясся:
      - Благодарю аллаха за то, что они не убили меня. Дело было так. Я выбрался из города и шел через кладбище возле маленькой деревушки. Когда я приблизился к большой гробнице, какие-то люди набросили мне на голову палас и втащили в гробницу.
      - А письмо цело? - поспешно спросил эмир.
      - Разве все было подстроено не для того, чтобы отнять у меня письмо?!
      Тохтамыш, качая головой, заворчал:
      - Вся страна, превратившись в зоркое око, следит за нами, а мы заперлись во дворце и вершим дела втемную.
      Убитый горем эмир что было силы хлопнул себя кулаком по колену.
      - Что за времена! - воскликнул он. - Совсем недавно каждый мой шаг расценивался в Аранском государстве как великое событие, а сейчас дюжина каких-то выскочек ежеминутно отравляет мне жизнь.
      - Не следует падать духом и терять голову, - сказал Тохтамыш, желая успокоить эмира. - В ответ на действия надо отвечать действиями. Письмо похищено, теперь ничего не поделаешь.
      Эмир посмотрел на Хаджиба.
      - Ты смог бы узнать голоса этих людей?
      -- Да, смогу.
      - Они допрашивали тебя?
      - Нет, не допрашивали.
      - Как же ты узнаешь их голоса? О чем они разговаривали при тебе?
      - Они говорили по-арабски. Одни предложили убить меня, другие возражали им, считая, что я ни в чем не виноват.
      Тохтамыш покачал головой.
      - Это хитрость. Ночью в Гяндже арабы боятся высунуть на улицу нос. Кто поверит, что они за городом ограбили гонца халифа? Все подстроено очень хитро. Это дело рук местных бунтарей. Сотни азербайджанцев могут говорить по-арабски. Однако на каком бы языке грабители ни говорили, все равно их можно узнать по голосу. Надо составить список подозреваемых людей, вызвать их под каким-нибудь предлогом во дворец и заставить говорить. Хаджиб в это время будет находиться за занавесом.
      Эмир горько усмехнулся.
      - Составить список подозреваемых людей и выявить их враждебность ко.мне не очень трудно. А что дальше? Что мы можем с ними сделать? Где у нас сила? Допустим, Низами и Фахреддин - подозрительные люди. Разве мы в состоянии расправиться с ними?
      - Если мы не можем расправиться с ними сегодня, такой случай, возможно, подвернется завтра, ибо не вечно все так будет продолжаться. Сегодня у нас нет силенок, завтра - будут. С внешними врагами мы должны быть пока что приветливы и дружелюбны, но внутренним недругам спуску давать не годиться. Кто-то выносит сведения за стены дворца. И здесь виноваты мы, так как сами дали возможность Фахреддину и ему подобным поддерживать отношения с проживающими во дворце рабынями.
      Эмир закивал головой.
      - Верно! - и, вызвав хадже Мюфида, приказал: - Если мы еще хоть раз услышим, что Дильшад встречается с Фахреддином, я велю привязать тебя ногами к хвосту мула и протащить по улицам Гянджи! Не выпускать ее из гарема до того самого дня, пока она не покинет Гянджу! Ты слышишь? Будешь держать ее под стражей. Пусть живет в твоей комнате. Только смотри, чтобы ее хорошо кормили и одевали. Если она хоть чуть-чуть потеряет в весе, если она хоть немножко подурнеет - виноват будешь ты. Не забывай, мы готовим ее для халифа.
      ФАХРЕДДИН И СЕБА
      Известие о том, что Дильшад находится под стражей, больше всех обрадовало Себу-ханум.
      Прошло несколько дней с тех пор, как Фахреддин получил письмо Себы-ханум, написанное ею от имени Дильшад. Он был крайне удивлен тем, что Дильшад писала: "Найди Себу-ханум, поговори с ней и узнаешь от нее обо всем".
      Решив, что с Дильшад приключилось какое-то несчастье, он начал искать случай поскорее увидеться с Себой-ханум. Себа-ханум же, чувствуя это, нарочно не показывалась Фахреддину на глаза, чем стремилась усилить его волнение и распалить желание увидеть ее.
      Едва стало известно, что Дильшад в заточении, Себа-ханум решила: удобный момент для встречи с Фахреддином наступил.
      Под вечер, облачившись в дорогие одежды, она вышла из дворца. От ее глаз не укрылось, что Фахреддин прохаживается в тени чинар, глядя на ворота эмирского дворца. Себа-ханум как ни в чем не бывало проследовала мимо.
      Фахреддин тотчас узнал ее. Вот уже несколько дней он тщетно разыскивал Себу-ханум. В последние месяцы они встречались очень редко, но до молодого человека дошли слухи о ее обиде на него.
      Фахреддин начал выслеживать Себу-ханум. Они шли долго по улицам и переулкам города. Фахреддин, упустив из виду, что этот день был четвергом72, никак не мог понять, почему Себа-ханум отправилась в столь далекий путь. Наконец они приблизились к Курдскому кладбищу.
      Себа-ханум вошла в гробницу Шейха Салеха и принялась читать зияретнамэ73.
      Фахреддин стоял за ее спиной. Когда она кончила читать молитву, он спросил:
      - Себа-ханум, ты часто посещаешь гробницу Шейха-Салеха?
      Себа-ханум, обернувшись, изобразила на лице изумление, словно ей было невдомек, что молодой человек шел за ней следом.
      - Это ты, Фахреддин? Ты давно здесь?
      - С той минуты, как ты вошла в гробницу. Выходит, ты прочла зияретнамэ и за меня.
      - Мне неприятно, что мы встретились с тобой здесь. Встреча друзей на кладбище дает мало надежды на счастье.
      - Я всегда желал тебе счастья. И я слышал, ты счастлива.
      - О каком счастье ты говоришь?
      - Неужто девушка, удостоенная чести быть рабыней дочери эмира, считает себя несчастной?! Однако не могу представить,как Джаханбану согласилась расстаться с такой красивой рабыней?!!
      - Тебе не понять этого, ибо ты ничего не знаешь о событиях, которые произошли в семье Абульуллы.
      - А что случилось?
      - Разве ты не слышал о скандальной истории, в которой замешаны Махтаб-ханум и Низами?
      - Слышал. Низами отказался жениться на Махтаб.
      - Да, отказался. Именно поэтому семья Абульуллы начала притеснять и изводить меня. Они сочли меня виновной в том, что Низами не любит Махтаб-ханум. Впрочем, они не ошиблись. Я не могла допустить, чтобы такой талантливый молодой поэт, как Низами, женился на глупой, ничем не примечательной девице. Эмир Инанч купил меня за большие деньги у семьи Абульуллы, так как вскоре собирается послать в подарок халифу несколько красивых рабынь. Таким образом, удача улыбнулась мне дважды. Во-первых, я избавилась от коварной, жестокой семьи Абульуллы, во-вторых, удостоилась чести жить в будущем во дворце самого халифа. Пусть те, кто ищет девушек покрасивее меня, сделают из этого определенные выводы.
      Фахреддин понял, на что намекает Себа-ханум. В его планы не входило раздражать ее.
      - Не думай так, Себа, - сказал он. - Никто не может отрицать твоих достоинств, ты красивая, милая девушка. Не случайно такой большой поэт, как Абульулла, держал тебя в своем доме.
      Фахреддин не стал говорить об их прежних отношениях и былой любви, как-никак он искал встреч с Себой совсем не для этого.
      Себа-ханум вела себя хитро и сдержанно и ни словом не обмолвилась о Дильшад. Она ждала, когда первым заговорит Фахреддин.
      - Извини меня, - сказала она, делая шаг к выходу, будто собралась уходить. - Мне очень приятно находиться в твоем обществе, но дочь эмира Гатиба-ханум не может пробыть без меня и часу.
      Себа-ханум двинулась к выходу, однако Фахреддин преградил ей дорогу.
      - Я получил от Дильшад письмо. Странное письмо! Она советует обратиться к тебе и узнать от тебя все подробности.
      Себа-ханум с упреком посмотрела на Фахреддина и грустно покачала головой.
      - Чувствую, с этой несчастной ты поступил так же, как и со мной.
      Фахреддин недоуменно пожал плечами.
      - Неужели я сделал ей что-нибудь плохое? - Ты обошелся с Дильшад не лучше, чем со мной, - печально улыбнувшись, сказала Себа-ханум.
      -- Ты можешь объяснить, что ты имеешь в виду?
      - Почему же нет? Долгое время развлекаться с девушкой, затем отвергнуть ее и бросить - разве это благородный поступок?
      - Неправда! Как я могу бросить Дилыцад? Ведь я обожаю ее.
      - Ты - герой. Но к женщинам ты относишься как самый бессердечный, черствый мужчина, -нет никакой разницы. Разве подобает герою писать бедной влюбленной девушке жестокие письма?!
      - Какие письма? - взволнованно спросил Фахреддин.
      - Не ты ли всего несколько дней назад прислал Дильшад письмо, в котором отверг ее: "Дильшад, не жди от меня любви!"
      - Что случилось? Разве красавица Дильшад постарела? Или она изменила тебе? Нет! Никогда не поверю, как бы ты ни старался доказать. Невинность и кротость Дильшад известны каждому во дворце.
      - Я не посылал никакого письма. Это явная интрига, клевета! Она не должна верить.
      - Когда Фахреддин влюбился в бедную Себу и начал встречаться с ней, он говорил то же самое: "Ты не должна верить сплетням. Все - ложь!" А что случилось потом? Почему не отвечаешь? Что я сделала тебе плохого? Разве я была безнравственна? Или я подурнела?
      Фахреддин не мог откровенно ответить Себе-ханум. Ему не хотелось ворошить прошлое и объяснять, почему он перестал встречаться с ней. Мог ли он сейчас сказать: "Да, я бросил тебя потому, что ты безнравственна, ты сплетница и интриганка!"?.
      И Фахреддин повторил то, что уже сказал:
      - Я не посылал Дильшад письма, пусть она покажет его.