- Сливаться воедино молча - это тоже своеобразная философия. Пусть природа решает эти загадки. У меня нет времени заниматься философией и бесплодными размышлениями. От этого моя красота может преждевременно увянуть. Могу лишь сказать одно: мелеке приглашает тебя к себе.
      Себа-ханум направилась к выходу.
      - Погоди, постой! Выслушай меня! - воскликнул изумленный Хюсамеддин.
      Себа-ханум обернулась.
      - Умные девушки должны верить не сладострастным мужчинам, а только своему сердцу. Сегодня я не желаю никого слушать. Уши мои хотят новых слов, глаза - новых лиц!
      Хюсамеддин сделал попытку заключить Себу-ханум в свои объятия и поцеловать, но Себа-ханум, достав из-за корсажа пузырек с ядом, воскликнула:
      - Насилие для меня - хуже смерти! Остановись, если хочешь, чтобы я была жива! Твои оскорбительные действия вызывают во мне только ненависть к тебе.
      Хюсамеддин растерялся.
      - Умоляю тебя, спрячь яд, - попросил он. - Если ты отравишься, это погубит меня. Неужели я обидел тебя чем-нибудь или оскорбил? Мне сдается, кто-то оклеветал меня. Только вчера ты говорила, что будешь жить лишь для меня, уверяла, что я буду твоим единственным мужчиной. Что же случилось с тобой сегодня?! Подойди, сядь рядом, жизнь моя! Или, может, тебя обидели во дворце? Тогда зачем срывать на мне зло? Ведь ты знаешь, я живу в Хамадане только из-за тебя. Лишь любовь к тебе удерживает меня на чужбине. К чему ты подписываешь мой смертный яриговор? Ты же знаешь, я не смогу жить без Себы...
      Себа-ханум, пряча флакончик с ядом, коварно усмехнулась.
      - Ступай, пой свои любовные газели глупеньким девушкам, которые не знают мужчин и лишь начинают прозревать! Меня ты не обманешь. Довольно! Девушки постигают жизнь через ложь мужчин. Я уже окончила эту школу.
      - Но скажи, почему ты вдруг переменилась ко мне? - спросил Хюсамеддин.
      - Только безнадежно глупая женщина может отдать ключ от своего сердца такому ветреному сластолюбцу. Пойми, в жизни ничего не происходит без причин, но люди не обязаны говорить о них друг другу.
      - Я ничего не требую от тебя, Себа-ханум, дай лишь на мгновение твои губы.
      -- Губы - двери сердца. Знай, пока они закрыты для тебя. Понятно? Я не могу задерживаться больше, счастливо оставаться.
      Себа-ханум ушла.
      Хюсамеддин понял, что за столь внезапным превращением Себы-ханум кроется какое-то значительное происшествие.
      В сердце его закралась тревога. Что будет дальше? Ведь он действительно увлекся Себой-ханум. Его чувство к ней было одной из причин, державших его в Хамадане.
      Себа-ханум впорхнула в комнату Гатибы сияющая и довольная собой.
      - Я выполнила поручение моей мелеке. Сейчас Хюсамеддин явится к вам. Когда я выходила от него, он схватился за голову и упал в кресло. Хюсамеддин ждал меня сегодня. Я должна была прийти к нему вечером. Увидев во мне внезапную перемену, бедняга чуть не лишился рассудка.
      Появилась рабыня и доложила о приходе Хюсамеддина. Себа-ханум, поклонившись, удалилась.
      Хюсамеддин вошел и поприветствовал Гатибу.
      Она пытливо смотрела на него, желая угадать, сдержала ли Себа-ханум свое слово.
      Весь вид Хюсамеддина говорил о том, что он находится во власти животной страсти и едва владеет собой. Гатиба поняла: Себа-ханум не обманула ее.
      - Садись, мой верный друг, - сказала она грустно. Хюсамеддин опустился в кресло.
      - Что с тобой сегодня? - спросила Гатиба - Я вижу, ты чем-то огорчен, взволнован?..
      Хюсамеддин изобразил на лице беспредельную печаль.
      - Ах, великая мелеке, чему же мне радоваться?! Могу ли я веселиться в тот момент, когда моя прекрасная мелеке, дарящая мне радость и счастье, с головы до ног облачена в траур? Или мелеке думает, что я не опечален бедой, которая произошла с ее отцом эмиром?.. Неужели мелеке считает, что я не вижу, как скорбит ее сердце?!
      - Верю тебе, душа моя,- сказала Гатиба серьезно.- Теперь-то уж мы навеки связаны с тобой. Я никогда не переменю своих чувств к тебе, ибо они подкреплены нашей многолетней
      дружбой. Из-за ошибок моего отца мы долгое время страдали в разлуке, томились неопределенностью. Но отца уже нет, а мать моя - несчастная женщина, убитая горем и стремящаяся к одиночеству - не станет мешать нам. В этом дворце нас, близких, осталось двое, остальные его обитатели, в том числе и сам хозяин, наши враги. Мы должны заботиться друг о друге. Думаешь, я не вижу как ты, совсем еще молодой мужчина, имеющий все права на житейские радости мучаешься из-за своего неопределенного положения? Но что я пока могу поделать? Или, думаешь, Гатиба не хочет жить с любимым человеком под одной крышей, одними чувствами?! Думаешь, для меня это не адская пытка - видеть ежедневно атабека и принимать его мерзкие ласки?! Думаешь, я не мечтаю о блаженстве в объятиях любимого человека, о семейном счастье, о тихой радости? Ах, но что можно поделать?.. Принадлежать одновременно двум - это мерзко, бесчестно! Уверена, ты и сам не пожелал бы делить меня с атабеками. Будь я простая смертная женщина, я могла бы пойти на любой грех... Но ведь я мелеке большой империи! Меня страшат людской суд и гнев атабека. Пока Кызыл-Арслан владеет помыслами своего брата, нашему счастью не бывать. Нечего и думать о блаженстве. Пока Кызыл-Арслан и атабек не поссорятся, пока Кызыл-Арслан не будет смещен с поста правителя Азербайджана, можешь и не мечтать о нашем соединении. Если ты хочешь овладеть Гатибой, подумай хорошо обо всем этом. Пока не случится того, о чем я сказала, нечего и помышлять о сладостных днях. Не видать тебе их!.. Знай, твоя Гатиба не полюбит другого. Потому я и ревную к Себе-ханум. Хочешь иметь Гатибу - расстанься с этой порочной рабыней. Твое легкомыслие оскорбляет меня. Так ты рискуешь потерять Гатибу навеки.
      Хюсамеддин начал клясться всеми святыми, уверяя Гатибу в своей горячей, искренней любви:
      - С тех пор, как мое сердце пылает страстью к мелеке, я не совершил ничего такого, что могло бы оскорбить ее. Любое приказание мелеке - для меня закон. Однако поссорить Кызыл
      Арслана с атабеком Мухаммедом - дело не простое. Тут надо все хорошо продумать. Пустячный конфликт между братьями ничего не даст нам. Не так-то просто свергнуть с трона Азербайджана такого всесильного хекмдара, как Кызыл-Арслан!
      - Я согласна с тобой: надо все продумать! Но и мешкать не следует. Нельзя упускать удобный случай, - ведь через несколько дней атабек выступает в поход на Азербайджан.
      Гатиба умолкла, ожидая, что скажет Хюсамеддин. Он размышлял, стараясь придумать такой ответ, чтобы мелеке осталась довольна им.
      - Я понимаю, ты в затруднительном положении, - продолжала Гатиба, желая помочь Хюсамеддину выбраться из лабиринта сомнений и противоречивых мыслей. - Поэтому мне хочется пояснить тебе свой замысел. Итак, атабек Мухаммед ведет свое войско на Северный Азербайджан. Ты сам знаешь, Кызыл-Арслан противник этого похода и не пожелает принять в нем участие. Если нам удастся усугубить конфликт между братьями, можно считать, что мы добились своей цели. А для того, чтобы усугубить конфликт и сделать братьев врагами, есть лишь одно средство: подготовить покушение на атабека, а вину свалить на Кызыл-Арслана.
      Хюсамеддин от неожиданности даже привстал с кресла.
      - Так мы должны убить атабека?! - протянул он.
      - В этом нет ничего страшного, - ответила Гатиба. - Настанет время, нам придется подумать и об убийстве атабека. А пока надо только подготовить покушение на него, а виновным сделать Кызыл-Арслана. Если мы подстроим все очень хитро, атабек поверит, что брат питает к нему вражду. Я уже начала действовать: атабек дал согласие взять тебя с собой в поход на Северный Азербайджан. Ничего не бойся, в условиях похода, особенно в военной обстановке, тебе не составит большого труда выполнить мои поручения. Да, да, у меня есть и второе поручение: ты должен покарать убийц моего отца! Привези мне голову Фахреддина - и ты сожмешь в своих объятиях Гатибу еще при жизни атабека Мухаммеда. Я сброшу с себя траур лишь после того, как увижу у своих ног голову убийцы моего отца.
      Глаза. Хюсамеддина загорелись восторженным блеском.
      - Мелеке должна поклясться мне в этом! - воскликнул он, пьянея от радости.
      - Клянусь жизнью моего сына Гютлюга! Теперь веришь мне?
      - Верю, жизнь моя! Верю!.. Я выполню все поручения прекрасной мелеке, если даже это будет стоить мне жизни. Неужели фахреддин отважнее меня? Нет, нет!.. Я давно мечтаю встретиться с ним один на один.
      Гатиба подошла к Хюсамеддину и прикоснулась рукой к его плечу.
      - Итак, договорились?- сказала она ласково.
      Хюсамеддин задрожал. Непоборимая страсть затуманила его сознание.
      Гатиба, желая закрепить победу над волей Хюсамеддина и еще больше распалить его необузданную чувственность, потянулась к нему губами.
      Когда Хюсамеддин с неохотой оторвался от ее рта, он услышал:
      - Мой любимый, остальное потом...
      ПОХОД
      Известие о наступлении многотысячной армии атабека Мухаммеда на Северный Азербайджан быстрокрылым зловещим коршуном облетело всю империю.
      Грузия и Ширванское государство, усмотрев в этом походе тайную угрозу для себя, начали готовиться к войне и подтягивать к границе многочисленные войска.
      Эти действия соседей, в свою очередь, вызвали тревогу и смятение в Аране и других провинциях Северного Азербайджана.
      Аранцы, узнав о том, что на Азербайджан движутся арабские и персидские войска, направили Кызыл-Арслану письмо, в котором сообщили о своем твердом намерении оказать пришельцам сопротивление.
      Содержание письма было таково:
      "Великий хекмдар!
      Народ встревожен тем, что атабек Мухаммед ведет на Северный Азербайджан огромное войско.
      Жители Северного Азербайджана еще раз сообщают атабекам, что они не замышляют никакого восстания против центрального правительства.
      После того, как атабеки назначат в Аран справедливого и деятельного правителя, наша связь с центральным правительством еще больше укрепится.
      Поход большой армии в период весенней и летней страды приведет к уничтожению посевов, что грозит стране неминуемым голодом.
      Уважаемым хекмдарам известен характер азербайджанского народа. Он не боится трудностей, его никому не поставить на колени. Поэтому атабеки не должны допустить кровопролитие в Азербайджане".
      Когда Кызыл-Арслан получил это письмо, армия атабека Мухаммеда находилась в районе Уджана и Сандабада, в восьми верстах от Тебриза. Атабек специально расположил свои войска так, что столица Азербайджана оказалась как бы в полукольце.
      В ответ на это Кызыл-Арслан, желая якобы избавить своих аскеров от городского зноя, приказал армии Южного Азербайджана расположиться в районе двух дорог, по которым должны были пройти войска атабека Мухаммеда.
      Одно войско Кызыл-Арслана, насчитывающее десять тысяч всадников, разбило лагерь в районе городов Маранд и Хой. В случае необходимости, оно могло помешать атабеку Мухаммеду переправиться через Аракс по мосту Зияюльмюльк и не дать захватить города Джульфу и Нахичевань.
      Второе десятитысячное войско Кызыл-Арслана расположилось в районе Дехаргана и Мараги, зайдя в тыл армии атабека и отрезав им путь к отступлению.
      Третье большое войско Кызыл-Арслана расположилось в районе дороги, по которой атабек Мухаммед мог вторгнуться в Северный Азербайджан со стороны Карабаха. Дорога эта вела к Худаферинскому мосту через Аракс. Это войско Кызыл-Арслана встало лагерем возле городов Келейбер и Эхер. При надобности оно перерезало бы дорогу к мосту и задержало армию атабека.
      Кызыл-Арслан был вынужден принять все эти меры потому, что он в последнее время потерял доверие к атабеку Мухаммеду. Во-первых, он подозревал, что брат действует по наущению жены. Во-вторых, он понимал, что брат считает его ответственным за восстание в Гяндже и при первой же возможности постарается сместить его с поста главы Азербайджана и, возможно, даже ослепить.
      Приведя армию в боевую готовность, Кызыл-Арслан с отрядом в четыре тысячи всадников встретил атабека Мухаммеда возле Ковкана и сопровождал до Тебриза.
      Атабек Мухаммед по-прежнему не хотел разделять точку зрения брата по поводу событий в Северном Азербайджане. Когда Кызыл-Арслан показал ему последнее письмо аранцеп, он только рассмеялся:
      - Я пошлю Хюсамеддина с десятью тысячами всадников - и он превратит Северный Азербайджан в пепелище. Не пойму, то ли ты сам боишься азербайджанцев, то ли меня запугиваешь. Говорю тебе еще раз, если бы ты проявил свою волю, аранцы не посмели бы бунтовать. Нам хорошо известно, что представлял собой эмир Инанч. Тем не менее он был мой тесть и к тому же зять халифа. Неужели Гянджа так далека от Тебриза?.. Ты бы мог в течение трех дней послать туда через Карабах десять тысяч всадников. Как видно, мой младший брат хочет уклониться от совместных действий со мной. Именно поэтому я не возьму с собой в Северный Азербайджан ни одного аскера, говорящего по-тюркски, и ты не примешь участия в этом походе. Я не люблю строптивых подданных. Пусть азербайджанцы не очень надеятся на своих героев Фахреддина и Алаэддина. На каждого из них я выставлю тысячи таких фахреддинов и алаэддинов. Через два дня копыта моих коней будут топтать Северный Азербайджан, он исчезнет в огне, дыме и облаках пыли.
      - Недоброе дело задумал элахазрет! - возразил Кызыл-Арслан. Вы хотите бросить на Азербайджан войска арабов и персов, которые будут грабить народ, сжигать дома, убивать беззащитных жителей?.. Это будет жестоко и несправедливо. Ведь они наши подданные! Опираясь на них, мы можем успешно править салтанатом. Я особенно не защищаю арийцев. От страны, которая вздумала восстать, надо потребовать, чтобы она возместила ущерб, причиненный этим восстанием, а также предъявить некоторые другие требования. Если аранцы отвергнут их, тогда атабек вправе пустить в дело войско. Но я никогда не допущу грабежа страны, которой мне предстоит править в будущем.
      Атабек Мухаммед согласился с предложением брата.
      Кызыл-Арслан знал, что условия атабека не будут приняты народом Северного Азербайджана, который ни за что не согласится выдать повстанцев, но зато будет выиграно время и аранцы смогут лучше подготовиться к отпору.
      Атабек Мухаммед вызвал мирзу116 и продиктовал ему письмо:
      "Азербайджанцы!
      Моя армия идет наказать тех, кто восстал против нас, забыв о милостях и доброте нашей династии и нашей любви к подданным. Мои аскеры в двух местах приблизились к реке Аракс. А посему предъявляю вам требования.
      Первое - схватить и доставить ко мне зачинщиков восстания, чьи имена значатся в посылаемом списке.
      Второе - вы должны вернуть правительству расхищенное добро, до динара.
      Третье - вы заплатите за кровь всех, кто погиб от руки восставших, как того требует закон "дийе".
      Четвертое - вы возвратите все ценности, похищенные из дворца эмира Инанча.
      Пятое - вы полностью возместите расходы на содержание моей армии.
      Если эти условия не будут приняты, мои аскеры не оставят в Северном Азербайджане камня на камне.
      Даю вам десять дней на обдумывание этого письма.
      Атабек Джахан-П ехлеван. Мухаммед".
      Как и предполагал Кызыл-Арслан, аранцы отвергли требования атабека Мухаммеда. Гонец, посланный из Тебриза в Гянджу, привез и ответ, в котором говорилось:
      "Во-первых, мы не можем выдать Вам активных деятелей восстания, так как для этого пришлось бы арестовать и доставить к атабеку Мухаммеду весь народ Северного Азербайджана.
      Во-вторых, добро, забранное из дворца эмира, принадлежало не эмиру, а народу, у которого оно было отнято силой плетей.
      В-третьих, платить за кровь погибших во время восстания должны те, из-за которых восстание поднялось.
      В-четвертых, принадлежащие правительству ценности и документы находятся в целости и сохранности. Мы в любой момент готовы передать их элахазрету атабеку.
      В-пятых, расходы на содержание приведенной Вами армии Вы можете покрыть, продав земли и имения своего покойного тестя эмира Инанча, - ведь Вы привели аскеров, чтобы отомстить за него. Иного ответа быть не может.
      Мы встреим элахазрета атабека с теми же чувствами, с какими он пожалует в Северный Азербайджан".
      Прочитав ответ, написанный от имени народа Северного Азербайджана, атабек Мухаммед позеленел от злости. Было ясно, аранцы не собираются сдаваться его мечу.
      Глядя в лицо Кызыл-Арслана, он процедил сквозь зубы:
      - Они готовы встретить элахазрета атабека с теми же чувствами, с какими он пожалует в Северный Азербайджан?! Наглецы!..
      В этот же вечер атабек Мухаммед вызвал своих полководцев Хюсамеддина и Ибиюддара.
      - Приведите в боевую готовность армию, завтра выступать! - приказал он. - Хюсамеддин с четырьмя тысячами всадников переправится через Худаферинский мост и вторгнется в Карабах. Одновременно Ибнюддар с десятитысячной конницей, миновав города Софиян и Маранд, по мосту Зияюльмюльк перейдет Аракс и захватит города Нахичевань и Джульфу. Тех, кто будет оказывать вооруженное сопротивление, истребить, а семьи их выслать в Персию. В их домах будут жить переселенцы из других мест. Гостеприимство и приветливость жителей не должны смягчать ваши сердца. Разговаривайте со всеми языком
      мечей и стрел. Все предавайте огню - дома, посевы, хырманы117.
      Вы должны ворваться в Гянджу сквозь огонь и дым арапских городов и деревень. Тех же городов и деревень, которые не принимали участие в восстании, не трогайте. В сдавшихся городах назначайте новых правителей и двигайтесь дальше.
      Сделав все необходимые распоряжения, хекмдар отпустил своих полководцев.
      Наутро армия двумя дорогами двинулась к Араксу.
      Войско, наступавшее на Карабах и Гянджу, перейдя Худаферинский мост, продвигалось к первому на их пути городу Арана - Баджаравану. В Северном Азербайджане свирепствовали засуха, не было воды. Нещадно палило солнце. Знойный, обжигающий ветер из Мугани первым встречал аскеров атабека, движимых девизом - победа и отмщение!
      Там, где прошла конница Хюсамеддина, все превращалось и ад. От Аракса до Баджаравана протянулась полоса пожарища: горели покинутые жителями деревни, посевы, хырманы.
      Всадники Хюсамеддина двигались сквозь огонь, дым и пыль.
      Войско утомилось. Под Баджараваном Хюсамеддин приказал: "Отдыхать несколько дней, чтобы со свежими силами ворваться в столицу Арана!"
      Аскеры разбили шатры на берегу небольшой речушки. Запылали костры. Резали баранов и овец. Завоеватели насыщались.
      Хюсамеддин в своем шатре мечтал, как через несколько дней с победой ворвется в Гянджу. Осушая бокал за бокалом, полководец грезил наяву: вот он сражается в поединке с Фахредди-ном, бросает аркан и стаскивает ненавистного противника с седла на землю, вяжет ему руки и везет к Гатибе; и вот награда за подвиг: мелеке, раскрыв объятия, обнимает его; Хюсамеддин тянется губами к ее коралловому рту...
      Хмельной полководец впился зубами в край бокала, захрустело стекло, по его губам потекла струйка крови.
      Войско Хюсамеддина отдыхало два дня. Аскеры - персы, арабы, иракцы - с нетерпением ждали приказа о наступлении. Им хотелось поскорее овладеть богатыми городами Арана и прежде всего Гянджой. Их запасные лошади все еще шли налегке, мешки для добычи были пусты. В покинутых жителями деревнях нечем было поживиться.
      Начальники отрядов от имени аскеров обратились к Хюсамеддину с просьбой поскорее отдать приказ о наступления.
      Сипахсалар уважил их просьбу. На следующий день войско выступало в поход на Гянджу.
      ПОБЕДА
      Как только в Гяндже стало известно о том, что атабек Мухаммед, желая наказать свободолюбивых аранцев, двинул свои войска из Тебриза в Карабах, во все уголки Северного Азербайджана полетел призыв; "К оружию!"
      В течение одной недели Фахреддин и Сейид Алаэддин сплотились вокруг себя около шести тысяч закаленных в боях всадников. Четыре, тысячи из них во главе с Алаэддином должны были, заняв крепость Нахичевань, помешать войску, ведомому полководцем атабека Мухаммеда - Ибнюддаром, проникнуть в Северный Азербайджан по мосту Зияюльмюльк.
      Остальные две тысячи всадников под предводительством Фахреддина должны были занять позицию по берегу реки Куры я помешать основным силам атабека Мухаммеда овладеть Гянджой. Это войско состояло из бывалых, опытных бойцов, принимавших в свое время участие в походах атабека Мухаммеда на Хорезм, Рей и Ирак.
      Войско атабека, насчитывающее четыре тысячи арабских и персидских всадников во главе с бывшим предводителем аранской армии Хюсамедцином, перейдя Худаферинекий мост, двигалось через Карабах и Баджараван на Гянджу.
      Фахреддин, выяснив численность войск врага, решил изменить первоначальный план и дать бой на равнине между деревнями Алибейли и Абубекр.
      Как раз в тот день, когда войско Хюсамеддина переправилось через Аракс, Фахреддин выступил со своей конницей из Гянджи навстречу противнику.
      На протяжении всего пути до деревни Исфагая народ приветствовал своих защитников восторженными криками и музыкой. Со всех концов Арана в Гянджу пришли желающие проводить своих отцов, сыновей и братьев на битву с врагом. Небывалый народный подъем воодушевлял воинов Фахреддина, зажигал их сердца страстным желанием - поскорее встретиться с противником и добиться Победы.
      Аранское войско росло, пополняясь все новыми и новыми конными отрядами добровольцев. При пересчете в деревне Исфаган выяснилось, что оно уже насчитывает три тысячи всадников.
      Девушки и молодые женщины с цветами провожали воинов, едущих на битву.
      "Счастливого пути! - говорили они. - Желаем вам успехов и победы над врагом! Когда вернетесь победителями, мы встретим вас с цветами и расцелуем!.."
      Знатные и уважаемые люди Гянджи сопровождали аранское войско до самой деревни Исфаган. Здесь должен был состояться большой пир в честь защитников Арана.
      Вся окрестность, как цветами, украсилась пестрыми женскими нарядами. На берегу реки запылали сотни костров.
      Крестьяне резали у копыт коня Фахреддина жертвенных баранов, свежевали их и, насадив целиком на вертела, жарили на углях.
      Зазвучали сазы ашугов. Молодые женщины и девушки плясали и пели.
      На закате, после еды и веселья начали прощаться. Низами и Фахреддин, прощаясь, расцеловались.
      - Во время битвы не прячься в последних рядах, - напутствовал Низами друга. - Стая журавлей не полетит, если не увидит впереди вожака. Твой конь должен мчаться впереди всех, особенно во время наступления. Пуская стрелы, враги метят не в отдельного всадника, а в гущу отряда. Смотри, чтобы на единоборство со знаменитыми пехлеванами врага не выходили неизвестные, малоопытные бойцы. А если тебя самого вызовут на поединок, не уклоняйся, смело выходи к врагу, ибо аскеры, не воодушевленные отвагой своего полководца, не проявят геройства в трудном бою. Прогнав противника за Аракс, не рвись на юг. Не утомляй бойцов длительным походом, так как рано или поздно тебе придется встретиться с крупными силами атабека Мухаммеда.
      Фахреддин внимательно выслушал друга и, махнув на прощание рукой, пришпорил коня.
      Было раннее утро. Бледная луна равнодушно смотрела на равнину у деревни Алибейли и Абубекр, на которую, казалось, спустились сотни больших белых бабочек, - то были шатры войска Хюсамеддина, разбившего здесь лагерь.
      Аскеры, разговаривающие на разных языках и наречиях, купали в неглубокой реке лошадей, скребли скребницами их хребты и бока.
      Звучали арабские и персидские песни.
      Глядя отсюда на равнину, ощетинившуюся связками копий, можно было подумать, что у деревни Алибейли высадили молодую рощу.
      Караульные, расхаживавшие меж шатров, неожиданно увидели, что к лагерю из-за горной гряды несется огромное облако пыли.
      Один из караульных бросился к шатру Хюсамеддина. У входа его задержал часовой, стерегущий сон полководца.
      - Сипахсалар спит и не велел будить себя, - буркнул он, оттолкнув рукой караульного.
      Караульный, перс по национальности, чувствуя приближение опасности, испуганно закричал по-фарсидски:
      - Какой может быть сон?! Враги!.. Враги!.. Скорей буди нашего отца!..
      Этот истошный вопль разбудил Хюсамеддина, который спал безмятежным сном. Накинув на плечи парчовый халат, он выбежал из шатра, приложив руку козырьком к глазам и пригляделся к катящемуся на лагерь гигантскому облаку пыли.
      - Неприятель... - прошептал он и, хлопнув в ладоши, закричал еще пронзительнее, чем перс-караульный: - Аскеры, к оружию!
      Затрубили сотни рогов. Воины на реке, вскочив на мокрые спины коней, припустили во весь дух к лагерю.
      Через несколько минут вооруженные аскеры садились на коней.
      Хюсамеддин мгновенно оделся, вскочил в седло и с отрядом в двести храбрейших всадников поскакал навстречу приближающемуся облаку пыли.
      Сотни коней неслись друг на друга. Их горячее дыхание рассекало пыльную мглу.
      Раздались возгласы: "Хей!.. Хей!.. Хей!.."
      Выкрики всадников, понукающих своих коней, эхом отражались в близких ущельях Карабахских гор:
      "Направо, Светлогривый, направо!.."
      "Назад, Лебедь!.."
      "Рыжий, вперед!.."
      "Скачи, Пегая!.."
      Зазвенели мечи. Осколки раздробленных щитов падали под копыта коней.
      Солнце поднялось в зенит, но кровавая рубка продолжалась. Семь тысяч мелькающих мечей и густая пелена пыли не давали его лучам пробиться к земле.
      Положение войска Хюсамеддина неожиданно осложнилось. Большой отряд аранской конницы, обойдя с востока деревню Абубекр, ударил врагам в тыл.
      Иноземцы, видя, что они попали в окружение, дрались еще ожесточеннее.
      Равнина покрылась телами порубанных всадников и бьющихся в предсмертной агонии коней со сбившимися на живот седлами.
      Аскеров Хюсамеддина начало охватывать отчаяние. Поле битвы огласилось паническими возгласами арабов и персов:
      "Вай, мадер!.."
      "Вавейла!.."
      Невдалеке от всадника, яростно рубившего направо и налево обоюдоострым мечом, появился на коне Фахреддин.
      - А ну, где этот герой Хюсамеддин?! - крикнул он.
      Хюсамеддин поспешил на зов противника. Его пришпоренный конь, словно разъяренный лев, вырвался из толпы сражающихся всадников. Сипахсалар ничего не видел перед собой. В ушах его звучал голос Гатибы, которая требовала от него голову Фахреддина. В сердце его не было страха перед этим прославленным богатырем Арана. Образ мелеке вселял в него веру в победу. Не думая о предрешенной гибели своих четырех тысяч всадников и пренебрегая тем, что ему самому угрожает смерть, он мчался на Фахреддина.
      Увидев его перед собой, он резко осадил коня.
      Соперники несколько мгновений молча смотрели друг на друга.
      - Ты предводитель вражеского войска, и я обязан убить тебя! воскликнул Фахреддин.-Хотя, скажу откровенно, мне неприятно марать свой меч кровью бесчестного, бессовестного человека. Предатель! Ты привел персидских и арабских аскеров на свою родину, чтобы грабить ее и убивать соотечественников. Твое войско пришло разорять Северный Азербайджан. Среди твоих аскеров нет азербайджанцев, ты - единственный! Вот почему я говорю тебе: изменник, негодяй! Вспомни, какой лисой ты прикинулся однажды в доме поэта Низами. Не ты ли тогда обещал не питать вражды к вождям аранского народа! Скажи, что плохого сделали тебе жители деревень от Аракса до Баджарована, которые ты спалил?! А сейчас тебя ждет возмездие. Готовься!..
      Хюсамеддин не успел ничего ответить, - Фахреддин, пришпорив коня, бросился на него.
      Сипсахсалар, потрясая мечом, рванулся навстречу, но в этот момент аркан соперника захлестнул его туловище.
      Фахреддин повернул коня и помчался по полю, волоча на аркане выбитого из седла Хюсамеддина.
      Несколько десятков иракских всадников, увидев, что их полководец пленен, бросились в яростную атаку на аранцев. Одному из них удалось перерубить аркан Фахреддина, и Хюсамеддин был вырван из когтей неминуемой смерти.
      Сражение продолжалось весь день. Больше половины войска Хюсамеддина погибло от мечей, многие его аскеры были потоптаны конями аранцев.
      Воспользовавшись сумерками, Хюсамеддин бежал с остатками разгромленного войска к Араксу. Аранцы захватили вражеский лагерь с многочисленными военными трофеями.
      ШАХМАТЫ
      Вечерело.
      Ласковый свежий ветерок сгонял с весеннего неба остатки легких облаков. Его порывы, налетающие из-за гор Уджан и Савалан, порникали в дворцовый сад Кызыл-Арслана и нежно обвевали гроздья душистой сирени, похожие на кудри только что пробудившейся ото сна красавицы.
      Старый садовник опрыскивал водой бутоны красных роз, которые днем спасались от зноя под зеленым шатром листочков. Оживленные ветерком и влагой цветы сбрасывали с себя изумрудное покрывало и приветливо улыбались старику-садовнику.
      Нарциссы, похожие на обиженных невест, удивленно взирали на преображенных кокеток-роз.
      Скромные фиалки, будто девочки-сиротки, задумчиво стояли в стороне на зеленом травяном ковре. Дремлющие на краю бассейна белые утки пробудились и уныло закрякали, словно сожалея о том, что солнце ушло за вершины окрестных гор.
      Атабек Мухаммед и Кызыл-Арслан расхаживали по дворцовой веранде и вели беседу.
      Атабек не имел никаких сведений о войске Хюсамеддина, посланном на Гянджу через Карабах. Малоутешительны были известия и о коннице Ибнюддара, которая, минуя Маранд, должна была овладеть Нахичеванью. Аранское войско под предводительством Алаэддина разбило ее и, перейдя мост Зияюльмюльк, прижало к берегу Аракса.
      Все надежды атабека Мухаммеда были на Хюсамеддина, который хорошо знал характер и повадки аранцев. Кроме того, атабек верил в него как в опытного полководца.
      Атабек Мухаммед подошел к шахматному столику.
      - Садись, сыграем, - предложил он брату, а в душе загадал: "Если я выиграю - Хюсамеддин одержал победу".
      Кызыл-Арслан принял вызов. Братья молча расставили на доске фигуры. Пешки, кони, короли заняли свои места.
      Игра началась. Атабек сразу же двинул вперед коней.
      Кызыл-Арслан угадывал ход мыслей брата: ясно, в одном из самых активных своих коней он видел Хюсамеддина с войском, которое двигалось на Гянджу.