– Как я уже имел честь сказать… – зарокотал он.
      В это время огромное блюдо жареной телятины появилось прямо перед ними. От изумления девушка откинулась на спинку стула и едва не рассмеялась, но твердое пожатие руки Кита остановило ее. Дини медленно подняла глаза и встретилась взглядом с Гамильтоном. При этом нудный голос Саффолка как-то сразу потерял свою звучность и рокотал, словно некий шумовой фон.
      Не только бас Саффолка отошел на задний план – исчез и сам Большой зал, когда Дини почувствовала свою ладонь в ладони Кита. Затем она ощутила жар, который стал подниматься по руке к плечу и дальше – к груди, а значит – к сердцу. Дини вдруг осознала, что Кристофер испытывает то же самое.
      Он был так близко, что она чувствовала исходивший от него мужской запах – запах кожи, скошенной травы и аромат его притираний, возможно, примитивный по современным меркам, но сильный и терпкий. Но всего более завораживали его глаза – миндалевидные, темные, с изумрудными и золотистыми искрами, вспыхивавшими в их бездонной глубине.
      Вглядываясь в эту непостижимую глубину, Дини вдруг позабыла, что человеку надо дышать. Она открыла рот, чтобы произнести хоть что-нибудь, но вместо слов из ее пересохшего горла вырвался лишь хрип.
      Этот странный свистящий звук прозвучал настолько явственно, что Саффолк прервал свое чудовищное повествование.
      – Спаси нас всех Господи, – пророкотал он. – Что это было?
      Губы Кита скривились в едва заметной усмешке.
      Что касается Кэтрин Говард, когда хрип повторился, та просто захрюкала от восторга, прикрываясь салфеткой. Мистрис Сесилия с готовностью протянула Дини полный бокал вина со специями.
      – Быть может, тебе стоит выйти на воздух? – спокойно предложил Кит.
      Дини кивнула и стала с его помощью выбираться из-за стола. Под взглядами всех присутствующих они двинулись к выходу. Дини, которая обычно останавливалась у роскошного гобелена из шерсти и шелка «Романс о розе», на этот раз миновала его, не удостоив даже мимолетным взглядом.
      И Дини, и Кит не обратили ни малейшего внимания на взгляды придворных. Томас Говард притворился, что слушает итальянского дипломата с узкими поджатыми губами, сидевшего рядом, хотя его, возможно, более всех интересовало происходящее. Время от времени он дергал себя за драгоценный медальон, висевший на груди, словно пытаясь убедиться, что драгоценность на месте.
      Король Генрих, потянувшись за порцией миндальных орехов, сваренных в меду, про себя улыбнулся. Он тоже внимательно следил за уходом герцога Гамильтона и его кузины. Ему весьма приглянулась стройная спинка Дини, ее тонкий стан. Девушка живо напомнила королю свежую благоуханную розу, и маленькие глазки его величества разгорелись в предчувствии нового приключения. Король представил себе, что в самое ближайшее время мистрис Дини Бейли будет вот так же покидать зал – но уже рука об руку с ним.
 
      Прохладный вечерний воздух освежил лица Дини и Кита, когда они наконец добрались до своего любимого внутреннего дворика. Музыка звучала, казалось, далеко-далеко от их убежища. Шум пира и здравицы в честь короля тоже едва долетали до них. Эти двое были так заняты собой, что до звуков им не было никакого дела.
      Дворик освещался факелами, горевшими внутри замка, и свет лился сквозь высокие готические окна. В течение минуты, показавшейся им вечностью, они смотрели друг на друга. Дини позабыла и думать про свое пересохшее горло. Она видела только, как Кит вытянул руку и с невыразимой нежностью коснулся ее щеки.
      – Я очень давно мечтал это сделать, – сказал он изменившимся от волнения голосом.
      Его черты скрывала густая тень, поэтому Дини набралась смелости и, в свою очередь, дотронулась до его волос. Они оказались шелковистыми и упругими на ощупь – именно такими, как она себе представляла.
      Концы локонов свивались в настоящие пружинки, которые невозможно было расправить. Затем ее рука скользнула к его лицу. Дини провела пальцем по линии его лба, носа и наконец коснулась того, чего всегда хотела коснуться, – его полной нижней губы.
      Сразу же вслед за этим девушка оказалась в страстных объятиях. Совершенно позабыв про свою странную смешную прическу, она приникла к нему всем телом и обняла его. Она закрыла глаза, словно желая отгородиться от всего мира, оставив себе одно-единственное чувство – чувство его близости. Да, он рядом – так, что слышно, как сильными толчками бьется сердце.
      «Вот где мое место», – сказала она себе в объятиях Кита. Теперь странные и удивительные события, происшедшие с ней, уже не казались ей таковыми. Все вокруг обрело смысл. Этот смысл – в них самих, в двух человеческих существах, которые нашли друг друга. Дини почувствовала, что у нее слабеют ноги, и ухватилась за его плечи – надежное прибежище и ее единственный оплот. Под серым бархатным камзолом напряглись мышцы – Кит бережно хранил свое сокровище.
      – Здесь твое место, в моих руках, – произнес он хрипло.
      «Неужели он обладает способностью читать мысли?» – подумала девушка, и в этот момент его рот до боли расплющил ее губы. Она с жадностью ответила на поцелуй и почувствовала странную сосущую пустоту под сердцем – ту пустоту, которая вот-вот должна была наполниться желанием.
      Его губы оказались упругими, требовательными – но и мягкими, нежными, податливыми. Такими, о которых она мечтала. Дини ощутила, как ее подхватил невидимый поток и помчал – стало страшно и весело… Наконец она слабо оттолкнула его и спросила:
      – Кит! Что же нам теперь делать?
      Его глаза туманились от страсти, он снова потянулся к ней и прижал к себе изо всех сил.
      – Я не знаю, – прошептал он. – Боже мой, я ведь и в самом деле не знаю!
      Но он лукавил. Он и она – оба знали.
      То, что последовало потом, казалось чистым сумасшествием – и тем не менее единственно правильным и возможным. Она была уже не в силах стоять. Но как только ее колени подкосились, он осторожно подхватил ее и помог улечься на траву. Потом их губы снова встретились. Сначала Кит и Дини словно бы пробовали друг друга на вкус, но скоро поцелуи стали требовательными, горячими. Их тела так тесно переплелись, будто влюбленные знали, что жить им осталось несколько мгновений. Его рука сквозь бархат гладила ноги Дини, затем стала подниматься выше, одновременно забирая подол. И вот Дини ощутила обнаженной кожей бедра гладкое, но и колкое местами прикосновение травы, а потом, сразу же вслед за этим – прикосновение его руки, которую она уже успела хорошо изучить.
      Она выгнула спину, стараясь приникнуть к нему еще ближе, чем прежде, и услышала стон, который зародился в глубине его существа и вот теперь рвался наружу.
      – Дини…
      – О, пожалуйста… – шептала она. Мгновение он колебался – и тогда она снова обняла любимого и потянула на себя, совершенно позабыв о своем сложном головном уборе.
      – Кит!
      Стоило ей произнести его имя, как она потеряла всякий контроль над собой. Единственное, чего ей хотелось, – так это быть с ним рядом как можно дольше, забыв обо всем.
      – Лорд Гамильтон! – послышался вдали крик одного из королевских пажей.
      Они замерли и некоторое время лежали неподвижно. Тишину нарушало только их тяжелое дыхание.
      – Быстро! – выдохнул он и вскочил, потянув ее за собой. Кристофер пошатнулся, когда вставал, но сразу же взял себя в руки и принялся отряхивать платье Дини еще трясущимися ладонями.
      Дини не успела прийти в себя, она только моргала и поворачивалась, словно кукла, пока Кит приводил в порядок ее одежду, расправлял складки платья и укреплял на голове упавший в траву шиньон.
      – Дини, – наконец произнес он, но она едва услышала его голос – таким далеким он ей показался.
      Прежде чем девушка успела понять, что происходит, послышались торопливые шаги, которые эхом отдались в каменных арках замка.
      – Лорд Гамильтон, – повторил паж, появившись из-за живой изгороди. – Вот вы где! И мистрис Бейли с вами! Его величество настоятельно требует вашего присутствия. Наступает время молитвы. Его величество хочет послушать, как музицирует миледи.
      – Опять не вовремя. – Пробормотала Дини нетвердым еще голосом.
      Кит глубоко вздохнул:
      – Поговорим позже. – Он предложил ей руку.
      – Когда? – спросила она, видя, что приближается паж.
      Вместо ответа Кит кивнул пажу.
      – Скажи государю, что мы придем, как только мистрис Дини станет хоть немного лучше.
      – Милорд, – произнес паж в поклоне, после чего удалился.
      – Мы поговорим позже, – повторил Кит. – Нас ждет король.
      Они направились в сторону главного входа, ведущего в Большой зал.
      – Кит, я только что поняла, что не знаю, где ты живешь. Я хочу сказать, что ты вроде как не находишься постоянно при дворе, ведь так?
      Он улыбнулся:
      – После того, что случилось, ты решила узнать, где я живу?
      Она кивнула:
      – Так есть у тебя свой дом, или ты переезжаешь с королем из одного замка в другой?
      – Нет, Дини. У меня есть собственное поместье – манор Гамильтон. Там не слишком большой замок по сравнению с королевским, тем не менее в нем есть слуги, пажи и все что полагается.
      – Твоя сестра живет там?
      Гамильтон остановился, его глаза как-то странно блеснули.
      – Почему ты спрашиваешь меня о сестре?
      – Ты сказал, что я на нее похожа, – ответила она, несколько удивленная его реакцией.
      – Моей сестры нет в живых. – Кит взглянул на Дини, и его взор снова потеплел. – Идем, король ждет.
      – Извини, – произнесла она, запнувшись. Кристофер ничего не ответил. Весь последующий путь они проделали молча.
      У дверей Дини остановилась.
      – О Боже, Кит, – прошептала она. – Мне нужна минута, чтобы сосредоточиться. – Она сглотнула и закрыла глаза. – Неужели я буду играть на гитаре для короля Англии?
 
      Когда они вошли, король захлопал в ладоши:
      – Ага! Вот и мистрис Дини! Мой лютнист Ван Уайлдер расхваливал мне твое умение играть на гитаре. Так что мы желаем послушать.
      Королева улыбнулась и тоже кивнула. Казалось, она была рада, что внимание короля переключилось на другой объект, хотя не очень хорошо поняла, что именно он сказал.
      Ван Уайлдер в сверкающем камзоле и красной атласной накидке протянул Дини гитару.
      «Мне надо сосредоточиться, – подумала она, – Это шоу. О том, что произошло во внутреннем дворике, нужно временно забыть».
      Когда Дини отказалась от стула, который ей предложил лютнист, в зале поднялся сдержанный ропот. Он усилился, когда она повесила гитару себе на плечо. Ремнем послужил толстый витой шнур, служивший украшением для штор. Заметив, как глаза Кэтрин Говард расширились от ужаса, Дини ей подмигнула.
      Небрежно пожав плечами, она закинула свой трехфутовый шлейф за правое плечо. Со стороны женской половины раздался дружный вздох, который Дини благополучно проигнорировала.
      – Добрый вечер, леди и джентльмены, – произнесла она привычную фразу, которой обыкновенно открывали банкеты или начинали концерты. – И конечно же, король и королева. – Тут девушка быстренько присела в поклоне, и королевская чета приветствовала ее благосклонными кивками. – Надеюсь, вам понравилось то, что мы вам уже показали? – продолжала Дини. В голове мелькнуло: «Боже, что же такое я несу? Но как, спрашивается, назвать группу шутов и танцующего медведя, которые выступали в, так сказать, первом акте?»
      Кит сделал было движение, намереваясь подойти к ней, и Дини наградила его ослепительной улыбкой.
      Зря он беспокоится. Уж это она умела делать. В первый раз с тех пор, как они познакомились, она не нуждалась в Ките. Сейчас ее не надо было спасать.
      …Большая часть публики тогда была пьяна. «Тот еще театрик», – подумала Дини, продолжая натянуто улыбаться. Сцену окружала проволока, какую используют в овечьих загонах – все для того, чтобы уменьшить опасность травмы для артиста от вылетевшей из рядов зрителей ловко пущенной бутылки. Местечко настолько пропахло уголовщиной, что в каждом зрителе Дини видела преступника – и не без оснований.
      И вот теперь Дини вдруг ужасно захотелось снова оказаться в Техасе…
      Кашлянув, она прочистила горло и поискала знакомые колки на стройном гитарном грифе. Затем, безо всякого перехода, она заиграла старинную песенку, с которой начинает всякая певица в стиле кантри, если не слишком хорошо чувствует аудиторию. Это была «Я разваливаюсь на кусочки», от которой она перешла к «Психованной», а затем – к «Прогулке после полуночи». После чего последовали «Сладкие грезы».
      Начало получилось несколько смазанным – Дини еще не освоилась с обстановкой и не знала, как зазвучит ее голос в огромном пространстве зала. Минутой позже она поняла, что акустика в зале замечательная и ее чистый и звонкий голос поднимается до самых лепных карнизов, возносится над слушателями, от удивления разинувшими рты.
      Чем дольше она играла, тем больше ее захватывала музыка. Дини даже стала прохаживаться взад-вперед и попыталась установить визуальный контакт с аудиторией. Некоторые смотрели на нее, широко распахнув глаза, прочие лица ничего, кроме изумления, не выражали. И по-прежнему гробовое молчание. Мысли певицы спутались в тщетной попытке понять причину. Возможно, гости в зале молчали оттого, что никогда раньше не слышали и не могли слышать ее песенок, то есть отсутствовал элемент узнавания, который других слушателей давно бы уже заставил притопывать каблуками в такт любимой мелодии.
      Дини заиграла новую мелодию – свой последний шлягер, который, по мнению автора, должен был обессмертить ее имя. Это была баллада в стиле рок «Слабости сильного человека». В сущности, планируя свой будущий концерт, Дини приберегала этот номер напоследок, но здесь выбирать не приходилось: краем глаза она заметила, что в одном из дверных проемов опять появился шут с дрессированным медведем, ожидавший только сигнала, чтобы занять ее место.
      Больше всего Дини раздражало то, что публика оставалась неподвижной. В ней заговорило самолюбие певички из кафе-шантана: там считалось просто дурным тоном не уметь завести публику. Трюк со стрельбой глазками, увы, не помог, поэтому Дини решила идти ва-банк. Продолжая ходить от одного стола к другому, она задержалась у того, где сидел герцог Саффолк, протянула руку над блюдом с устрицами, которые герцог весьма жаловал, и сорвала с его головы широкополую бархатную шляпу. Тот поначалу чрезвычайно удивился, затем глупо заулыбался, польщенный всеобщим вниманием. Он хотел было что-то сказать, но Дини уже срывала головной убор с другого гостя – маленького пожилого человечка в темной одежде.
      К несчастью, старикашка оказался новым епископом Винчестерским, хотя и весьма игривым. В такт музыке он начал кивать теперь уже обнаженной головой. Следующей жертвой оказался герцог Норфолк. Дини решила заодно позлить его. Она не обошла своим вниманием и дам, хотя по собственному опыту знала, как сложно крепить головные уборы к прическам.
      Итак, шляпы гостей громоздились на одном конце стола, а Дини продолжала шествие по залу, отбрасывая ногой непослушный шлейф всякий раз, когда ей требовалось изменить направление.
      Она, разумеется, отдавала себе отчет в том, что звучание ее голоса непривычно для ушей собравшихся. Из того, что она уже успела услышать, было ясно, что при королевском дворе публика предпочитала замедленный аккомпанемент на лютне, чинно сидящих дам, высокие и очень высокие голоса, сходные по тембру с голосом звезды сороковых годов Дины Дурбин. А голос Дини был богат модуляциями, глубок и отличался чистыми низкими тонами.
      Дини также пришла к выводу, что в этот вечер ее голос звучал куда чище, чем прежде. Этим она была скорее всего обязана отсутствию сигарет. Высокие ноты, от которых она обычно старалась избавляться, делая аранжировку произведения в более низком регистре, сейчас, на удивление, пелись очень легко. Особенно удачно у нее получился заключительный речитатив, требовавший высокого тона и предельного напряжения связок.
      Обычно ей удавалось довольно легко просчитать уровень публики. Но эта публика представляла собой неисследованный пласт. Те, кто в процессе ее выступления лишился головных уборов, выглядели вполне довольными, но прочие сидели тихо. Пока она выступала, некий отчаянный барабанщик из королевского оркестра даже пытался ей подыграть, но у него, кроме нестройного там-пам-пам, ничего не вышло. Пару раз к ней пристроилась было флейта, но и она замолкла одновременно с барабаном.
      Песня закончилась, в последний раз дрогнули струны. А потом послышались хлопки – сильные и звучные, но было ясно, что аплодирует всего-навсего один человек. Дини повернулась, чтобы собственными глазами взглянуть на смельчака, посмевшего нарушить молчание Большого зала. Это был сам король.

Глава 6