Алая роза Тюдоров

      Неожиданно Дини поняла, что заблудилась.
      Кругом стояла тишина. Музыканты либо перестали играть, либо она забрела так далеко, что их просто не было слышно. В замке было столько разных помещений, где ей ни разу не доводилось бывать, что теперь, стоя в коридоре, Дини даже представления не имела, в каком крыле дворца очутилась.
      Подавив в себе желание позвать на помощь, она вернулась по коридору назад и заглянула в приоткрытую дверь, но не обнаружила ни знакомого гобелена на стене, ни светильника справа от входа.
      Тогда она снова двинулась по коридору вперед, причем ее не покидало ощущение, что за ней кто-то крадется. Девушка остановилась и прислушалась, но ничего подозрительного не услышала. Тогда она решила, что все дело в разгулявшемся воображении.
      Она еще раз повернула и оказалась в знакомом холле. Здесь она была в той, прошлой жизни, когда они с киношниками бродили по замку с целью ознакомления с местными достопримечательностями. Экскурсия проходила в самом начале съемок. Тогда гид сказал еще, что в этот зал по ночам забредает призрак женщины. Дини, однако, никак не могла вспомнить имени этой женщины-призрака. Черт, ну что ей стоило тогда слушать чуточку внимательнее? Ведь этим призраком может оказаться и она, Дини, и все последующие четыре с половиной столетия бродить по коридорам и переходам дворца!
      Она опять остановилась, прислушалась и вдруг уловила тихое шарканье ног за спиной. За ней в самом деле кто-то шел.
      – Эй? – негромко позвала она.
      Позвала – и сразу же поняла глупость содеянного. Не станет же призрак – если это призрак – разговаривать с ней. А если это какой-нибудь злоумышленник, он тем более вряд ли намерен представляться.
      Быстрым шагом Дини направилась к ближайшей арке и свернула в первый попавшийся коридор. Она боялась, что и говорить, но старалась не распускаться. Человек, который крался следом, повторял каждое ее движение: она замедляла шаг – и он замедлял, она ускоряла – неизвестный тоже шел быстрее. Так, с преследователем за спиной, она добралась до большой двустворчатой двери.
      Прежде чем она успела дотронуться до большой медной ручки, ей зажала рот рука неизвестного.
      – Молчите, мистрис, – произнес незнакомый голос. Человек, стоявший за ее спиной, прижал ее к себе и она почувствовала, насколько он высок ростом и худ.
      Размахнувшись, она ударила его в бок локтем. Тот застонал, но продолжал крепко ее держать.
      – Это не умно, – произнес незнакомец. Теперь он довольно сильно сжал ее руки и Дини ничего не оставалось, как только изо всех сил укусить ладонь, которой он зажимал ей рот. Незнакомец вполголоса выругался, а Дини, воспользовавшись мгновенным замешательством, вырвалась. В страшной панике она распахнула створки двери и тут же захлопнула за собой. Она пыталась дрожащей рукой нащупать замок, но такового не оказалось.
      Тем временем ее преследователь попытался распахнуть двери, и ей пришлось налечь изо всех сил, чтобы тот не смог их открыть. Дини оглянулась в надежде узнать, в чью же комнату она попала, но увидела только стол, накрытый тяжелой скатертью, и рядом стул с высокой спинкой. На столе истекала воском толстая свеча. Все остальное пространство было окутано мраком.
      Продолжая держаться за ручку, Дини ногой пододвинула к себе стул и, повернув его спинкой под углом к двери, намертво зажала ручку. Она знала, что стул долго не продержится под напором нападавшего, поэтому сразу кинулась к столу, моля Бога, чтобы это оказался именно стол, а не массивная укладка. Она подняла скатерть, убедилась, что перед ней стол, и залезла под него, снова опустив тяжелую ткань. К счастью, там было достаточно места, чтобы спрятаться. Как только Дини услышала, как стул рухнул на пол, она подобрала подол юбки и затаила дыхание.
      – Я знаю, что ты здесь. – В голосе ее преследователя явственно звучали победные нотки. Дини снова попыталась вспомнить, кому из придворных принадлежит этот голос, но не смогла. – Мне думается, наша очаровательная жертва изволит прятаться. – Тут преследователь позволил себе довольно мерзко хохотнуть. – Так где же она? Под стулом? Нет. Там мало места. Может быть, под столом? Пламя свечи все еще трепещет, похоже на то, что стол недавно двигали, а скатерть – поднимали.
      Дини собралась было заговорить или даже вылезти из-под стола, не дожидаясь того момента, когда неизвестный начнет тыкать под столом мечом, но стоило ей отодвинуть скатерть, как в комнате зазвучал другой голос:
      – Уходи.
      Это прозвучало резко, словно команда.
      – Кто тут? – задал вопрос неизвестный, но совсем не так уверенно.
      – Томас Кромвель, граф Эссекс.
      Дини узнала голос раньше, чем вельможа назвал себя. Он слишком часто звучал в ее кошмарных сновидениях.
      – Так это молодой Суррей? Ну-ка вложи меч в ножны, щенок.
      Дини лихорадочно думала: «Суррей? Кто он? Сын герцога Норфолка и кузен Кэтрин Говард? – Она прислонилась к стене и прижала ладошку ко рту. – С какой стати этот сопляк Суррей решил за ней гоняться?»
      – А, Кромвель, – Суррей становился смелее с каждой минутой, – снова прячешься, боишься впасть в немилость? Все истинные пэры внизу, рядом с королем.
      – Тогда мне ясно, почему ты здесь, а не с ними. – Кромвель говорил с Сурреем не повышая голоса, точно так же, как он в свое время разговаривал с Дини.
      – А ты почему наверху, несчастный выскочка? – Суррей чуть не трясся от злобы. – Да потому что у тебя в венах ни капли благородной крови. Ты… ты…
      – Слушаю тебя, Суррей. – Кромвель на секунду затих. – Кажется, у тебя сложности с речью? Избыток голубой крови дурно сказывается и на языке, и на физических способностях. Признаться, ты очень позабавил меня своими успехами в искусстве фехтования.
      – Ты не смеешь!
      – Тебе, Суррей, лучше идти. И побыстрее. А не то я кликну своих молодцов.
      Дини представила себе испуг, проступивший на лице молодого человека. Тем не менее Суррей храбрился.
      – Твой конец близок, Кромвель, – бросил он на прощание, и Дини услышала, как захлопнулась дверь. Впрочем, от страха он совершенно забыл про Дини, которая так и осталась сидеть под столом, прислонившись спиной к стене.
      Она ждала одного – когда уйдет Кромвель, от всей души надеясь, что тот не знает о ее присутствии. Но у графа Эссекса был хороший слух и он отлично уразумел, к кому обращался Суррей.
      – Мистрис Дини, теперь вы можете вылезать. Дини испугалась по-настоящему. Суррея она знать не знала, зато отлично догадывалась, на что способен Кромвель. Он обрек на мучения Кита, подняв один только палец. Поэтому Дини молчала. Конечности отказывались ей повиноваться.
      – Прошу вас, мистрис. Бояться нечего.
      – Да, хорошо, – пролепетала Дини.
      – Вылезайте, а то я позову кого-нибудь из своих людей и вам помогут.
      Делать нечего, Дини полезла из-под стола, путаясь в юбках и скатерти. Кромвель, хмыкнув, подошел к столу и приподнял скатерть. Это было похоже на помощь.
      Некоторое время министр и придворная дама королевы просто смотрели друг на друга и молчали. Дини при этом думала, что Кромвелю ничего не стоит ее убить. А потом убить Кита, который сидит сейчас в Большом зале. Она молила Бога, чтобы Кит не отправился разыскивать ее, чтобы он не заметил отсутствия в зале Кромвеля.
      – Что вы здесь делаете? – поинтересовался Кромвель.
      Дини заморгала. Ее поразила будничность этого вопроса. За ней могло скрываться что угодно – и очередная угроза, и новейший коварный план.
      – Повторите, пожалуйста, я не расслышала вопроса, – промямлила она, стараясь выиграть время.
      – Сейчас в Большом зале, как обычно, идет пир. Как всегда, там находится король. – Кромвель выпрямился. – Возможно, вы забыли, что между нами заключен своего рода договор? Так вот объясните мне, отчего вы не сидите рядом с Генрихом, а крадетесь куда-то по темным дворцовым коридорам?
      Дини лихорадочно соображала, что сказать Кромвелю, дабы не подставить себя и Кита под новый удар могущественного министра. И вдруг она решила, что самое лучшее – это сказать правду.
      – Я пыталась найти кухню, – сообщила она, потупив глаза.
      – Кухню? – Удивлению Кромвеля не было конца. Девушка кивнула:
      – Я знаю, как приготовить одно блюдо, которое наверняка понравится королю. Это блюдо называется «пончики».
      – А где Гамильтон?
      – Внизу. Он следит за игрой этих бездарных актеришек.
      – И он позволил вам отправиться на поиски кухни в полнейшем одиночестве?
      – Нет. – Дини отрицательно покрутила головой. – Он-то считает, что я в туалете. Дело в том, что эта мысль только что пришла мне в голову. Сидя за столом, я видела, как его величество отвлекся от общества Кэтрин Говард для того, чтобы вкусить сладостей, и подумала, как, должно быть, понравятся королю мои пончики. Поэтому я решила потихоньку пробраться на кухню и рассказать Шольценбергу…
      – Шольценбергу?
      – Это повар королевы. Так вот, я подумала, что… Кромвель поднял руку:
      – Достаточно, я понял. – Он перевел взгляд на одинокую свечу, стоявшую на столе, и так глубоко задумался, что, казалось, забыл о существовании молодой женщины. Некоторое время он, судя по всему, совещался с единственными своими советниками – собственными мыслями.
      Дини не слишком понравилось молчание Эссекса. Она отлично понимала, что он размышляет, а размышления Кромвеля всегда бывали чреваты злом.
      – Позвольте мне задать вам вопрос, – решилась Дини. Ей хотелось любой ценой прервать зловещее молчание графа.
      Кромвель удивился и минуту, которая показалась Дини вечностью, всматривался ей в лицо. Затем, коротко кивнув, разрешил говорить.
      – В течение последних нескольких дней вы ослабили свой контроль над нами с Китом, а ведь лишь неделю назад вы едва его не убили…
      – Вы что же, желаете, чтобы я завершил начатое? – холодно усмехнувшись, произнес Кромвель.
      – Ни за что! – выдохнула Дини. – Просто хотелось бы знать, чего ожидать от вас в дальнейшем. Иначе я сойду с ума…
      Кромвель наклонился к Дини поближе, и его черные глаза засверкали. Дини едва не закричала, когда заметила, как Кромвель тянет к ней руку. Впрочем, рука Эссекса благополучно миновала девушку и вцепилась в свечу, стоявшую на столе.
      – Пойдемте со мной, мистрис, – велел он.
      На этот раз девушка не почувствовала в голосе министра угрозы, которая обычно скрывалась за каждым его словом.
      Кромвель повел ее в дальний конец комнаты. Зябкое пламя свечи выхватывало из темноты предметы обстановки – комод, укладку, рабочий стол, покрытый шитым золотом гобеленом и заваленный бумагами. Повинуясь жесту Кромвеля, она посмотрела на тяжелые бронзовые подсвечники, бутылочки с разноцветными чернилами и стаканчик с гусиными перьями. Кроме того, увидела огромную печать, изготовленную из золота или меди. Рядом стояла серебряная коробочка с песком, который использовался как промокашка. Наконец Дини поняла, что она в святая святых Кромвеля – рабочем кабинете.
      – Эти документы должны аннулировать брак Генриха с королевой Анной Клевской и одновременно послужить ей пропуском на плаху. В сущности, они почти готовы – недостает всего нескольких подписей, которые, впрочем, легко купить.
      Дини не могла произнести ни слова, и Кромвель продолжил свои страшные откровения:
      – Дело, однако, в том, что за последние несколько дней отношение короля к этой женщине… скажем так, переменилось. Мои люди донесли, что это произошло после того, как вы, мистрис, наболтали его величеству о чрезвычайной доброте голландки, о том, как она трогательно ухаживала за больным Гамильтоном.
      – Да, это правда.
      – Она не столь требовательна и капризна, эта голландка, как Екатерина Арагонская и Анна Болейн. – Министр поднял на Дини свои пронзительные глаза. – По большому счету, мне все равно, кто в этой пьесе исполняет роль королевы – до тех, разумеется, пор, пока мое положение ближайшего советника короля остается неизменным.
      – Вы хотите сказать, что, пока вы первый министр короля, для вас не играет роли, кто восседает на троне рядом с королем – будь то Анна, Кэтрин Говард или даже я? – Дини старалась говорить спокойно, хотя у нее в душе пели птицы.
      – Я ничего похожего не говорил. Если, к примеру, любовницей короля или – того хуже – королевой станет Кэтрин Говард, мне конец. Но помните, если мне будет грозить плаха, я сумею утащить с собой и вас, и Гамильтона, а заодно и королеву Анну. – Он снова испытующе взглянул на Дини. – Итак, договоримся о следующем: если вам удастся убедить короля сменить гнев на милость по отношению к Анне, меня это вполне устроит.
      Дини хотела задать еще вопрос, чтобы убедиться, что она поняла Кромвеля правильно, но тот уже жестом предложил ей покинуть кабинет.
      – Ступайте. Пока. Поспешите к королю и постарайтесь вести себя с ним более чем любезно.
      Что ж, выбирать не приходилось. Дини устремилась к двери, вытянув перед собой руку, чтобы в темноте не наткнуться на что-нибудь из обстановки. У дверей она, впрочем, умерила свою прыть и отважилась еще раз обратиться к Кромвелю:
      – Прошу извинить меня, мистер Кромвель!
      Тот помолчал, но потом с некоторым недовольством в голосе сказал:
      – Слушаю вас.
      – Так как же мне все-таки добраться до кухни?
      Из темноты до нее донесся звук, которого она никогда прежде не слышала: хриплый, каркающий смех. Дини похолодела – даже смех этого человека внушал ей ужас.
      – Идите прямо по коридору, потом налево. Ну а дальше вам подскажет запах.
      – Благодарю вас, – торопливо произнесла она. Ответа она дожидаться не стала и помчалась из этой ужасной комнаты со всех ног.
 
      Сесилия Гаррисон вернулась в Большой зал, остановилась, чтобы поклониться королю и королеве, а затем бросилась к герцогу Гамильтону, который с нетерпением ждал ее.
      – Вы ее нашли?
      Кит находился в чрезвычайно возбужденном состоянии, что в общем-то было ему не свойственно. Тот самый человек, который без страха бросался на немецкие самолеты в грозовом небе Англии, который совсем недавно рисковал репутацией лучшего бойца в схватке с молодым и неопытным – зато вполне здоровым – противником, теперь явно демонстрировал признаки беспокойства. А в чем же причина, спрашивается?
      В том, что его кузина на минуточку отлучилась из-за стола и долгое время не возвращалась.
      – Нет, не нашла, – ответила Сесилия.
      Кит начал подниматься из-за стола, на этот раз не пытаясь казаться приятным ни мистрис Сесилии, ни кому бы то ни было из придворных. Как только он двинулся по проходу между столами, придерживая рукой меч, то почти сразу столкнулся носом к носу с женщиной, которая, казалось, материализовалась из небытия. И первым делом эта женщина окликнула его:
      – Кит!
      – Господи, Дини, где ты была все это время? Встреча молодых людей в проходе между столами мгновенно послужила темой для шута, который тут же придумал соответствующую сценку и разыграл ее в паре с трехногим медведем.
      Кит сильной рукой повлек Дини на место. Как только они снова уселись за стол, Дини посмотрела на него С улыбкой и заговорщицким тоном произнесла:
      – Ты в жизни не догадаешься, что сейчас со мной произошло!
      – Отчего же, – произнес он, сжав зубы. – Я с большим удовольствием тебе расскажу. Ты едва все не провалила. Я уже бросился из зала вон, не разбирая дороги, – и все для того, чтобы разыскать тебя. Ведь я, кажется, просил: не исчезай, не предупредив меня. Или ты забыла? – Под конец этой грозной речи он начал оттаивать и даже одарил ее взглядом.
      Глаза Дини расширились и все ее внимание сосредоточилось на одном только Ките. Стоило ему взглянуть на свою лжекузину, как остатки плохого настроения улетучились. Он вдруг понял, что продолжает как маленький держать ее за руку.
      – У тебя на носу что-то белое, – заметил он уже добродушно. Потом вытянул руку и смахнул белую пыльцу с ее носика.
      – Это мука, – живо откликнулась Дини и тоже слегка потерла нос. Киту ничего не оставалось, как расплыться в улыбке. – Смотри, скорее смотри на короля! – прошептала девушка. Она хотела было рассказать Киту про свое приключение с Кромвелем, но решила подождать, пока он успокоится окончательно.
      – А что?
      – Нет, ты смотри…
      На возвышении, где восседал король, происходило следующее: дворецкий Энгельберт, неуклюже кланяясь, предлагал Генриху отведать новое лакомство, красовавшееся на большом золотом блюде. Королева, нервно заглядывая через плечо мужа, пыталась определить, что предложил Энгельберт на взыскательный суд государя. Потом Анна, как видно, убедившись, что королю ничего не грозит, перевела свой взгляд на Дини и благодарно ей улыбнулась.
      – Это еще что такое? – задал вопрос Генрих. Потом, приглядевшись, венценосец схватил с блюда один из жареных комочков и поднес к лицу. Тщательно обследовав и даже обнюхав предложенное лакомство, Генрих, не откладывая дела в долгий ящик, открыл рот и откусил. Потом быстро-быстро зажевал, перемалывая пищу мелкими, но весьма острыми зубами. Наконец движение высочайших челюстей замедлилось. Дини смотрела на короля, затаив дыхание и что есть силы вцепившись в руку Кита.
      Король с набитым ртом, повернулся к королеве и прошамкал:
      – Это от тебя? – ткнув ей прямо в грудь пальцем свободной руки, другой он продолжал сжимать питательную субстанцию.
      Анна побледнела, но тем не менее утвердительно кивнула:
      – Так. Эти есть называются «пончики».
      Король, не сводя с жены глаз, снова заработал челюстями. Через минуту его блестящее от масла и меда лицо расплылось в улыбке.
      – Моя королева! Это великолепно! – Протянув руку, он сжал в кулаке новый пончик, жестом предлагая всем, кто сидел поблизости, попробовать гастрономическую новинку. Последний пончик он поднес королеве Анне так торжественно, будто это была по меньшей мере шкатулка с драгоценностями.
      Энгельберт светился, как начищенный медный чайник.
      Кит засмеялся:
      – Так ты, значит, готовила пончики для короля Генриха?
      Дини кивнула:
      – Я хотела приготовить пончики с сахарной глазурью, но, как выяснилось, с нормальным сахаром при дворе трудности. Поэтому пришлось использовать мед.
      – Ты бы отлично себя чувствовала среди женщин из вспомогательного корпуса Королевских воздушных сил, – ухмыльнулся Кит, обнимая ее за плечи.
      – Среди каких женщин?
      – Повторяю: среди женщин из добровольческого вспомогательного корпуса. Они приносили летчикам бисквиты и чай прямо в кабины самолетов. Были, знаешь ли, такие бесшабашные дамы в мое время – они ходили в фартуках, не выпуская сигарету изо рта.
      – Понятно. В Штатах такие тоже имеются, – промурлыкала Дини, чувствуя у себя на плечах приятную тяжесть его сильной руки. – Погоди-ка. Ты сказал «не выпуская сигарету изо рта». Так что же ты делал из меня дурочку, когда потребовал описать, что представляет из себя сигарета? Ведь ты отлично сам все знал и скорее всего тоже дымил как паровоз.
      Кит взмахнул длинными ресницами и, скромно потупившись, признался:
      – Как камин.
      – Тогда скажите мне, мистер камин: когда я наконец забуду про эти проклятые сигареты? Я хочу сказать, что уж если нам придется здесь остаться, долго ли мне предстоит страдать от нехватки табака?
      Тут как раз Энгельберт принес еще один поднос с пончиками и принялся оделять всех желающих. Кит взял два, причем один сразу протянул Дини.
      – Нет, Кит, – не отставала девушка, – ты мне скажи: когда я преодолею эту привычку?
      Кит не торопился отвечать. Вместо этого он с большим аппетитом откусил кусочек пончика и кивнул в знак того, что полностью разделяет точку зрения его величества в отношении новейшего лакомства. Затем, покончив с пончиком, он сделал страшное лицо.
      – Что касается твоего вопроса, скажу одно: самое трудное – продержаться первые десять лет.
      Дини состроила скорбную мину. И тогда – второй раз за вечер, – герцог Гамильтон перекрыл своим хохотом все шумы в Большом зале Хемптон-Корта.

Глава 13

      На следующий день Киту и Дини пришлось довольно долго ждать удобного момента, чтобы как следует обсудить свои дела. Вечером предыдущего дня Дини, удалось, правда, в самых общих чертах, рассказать Киту о своих приключениях. При этом она отметила странное изменение в поведении Кромвеля.
      – Думаю, сейчас он опаснее, чем когда-либо, – заключил Кит, когда они уединились. – Он знает, что если король женится на Кэтрин Говард, то его падение неизбежно.
      – Но почему? – спросила Дини. Прежде чем они начали говорить, каждый внимательно осмотрелся. – По-моему, девушка не так уж плоха. Не блещет умом, конечно, но в остальном вполне приличная девчонка.
      Кит засмеялся:
      – Одна только мысль, что Кэтрин блещет умом, может рассмешить кого угодно. – Он покачал головой. – Впрочем, Кромвелю угрожает не сама Кэтрин, а ее семья. Они ничуть не менее амбициозны, чем твоя ненаглядная Уэллис Симпсон.
      – Я не знаю никакой Уэллис Симпсон.
      – Была, знаешь ли, одна такая разведенная американка, которой удалось выйти замуж за нашего Эдуарда. – Поскольку Дини из его объяснения ничего не поняла, Кит остановился и наградил ее нежным шлепком. – Брось, Дини, не пытайся делать вид, что ты об этом ничего не знаешь.
      – Я не имею представления, о чем ты говоришь.
      – Неужели ты не смотрела «Женщину, которую я любил»?
      Лицо Дини озарилось.
      – Вспомнила, я вспомнила, – радостно закричала она. – Про это дело когда-то сняли фильм. Она была разведенка из Балтимора, а этот самый Эдуард из-за нее отрекся от короны. Чудесная все-таки была картина! По-моему, там играла Джейн Сеймур.
      – Джейн Сеймур?
      – Да, Джейн Сеймур. Только она не королева. Сначала она снималась в фильмах о Джеймсе Бонде, а потом перекочевала в телесериал «Доктор Куин – женщина врач».
      Теперь настала очередь Кита недоумевать. Он помолчал, пригладил рукой волосы, но все-таки рискнул продолжать.
      – Ладно, оставим в покое этих дам и вернемся к Кэтрин. Так вот, у нашей малютки имеется очень и очень важный дядя, а также целая куча влиятельных католических родственников. Они до сих пор точат зубы на Кромвеля, за то что тот отобрал в казну имущество монастырей. Если Кэтрин станет королевой, что вполне вероятно, Кромвель останется в изоляции и тогда на него ополчатся все, включая Генриха, Норфолка и каждого мало-мальски влиятельного католика в стране.
      – Неужели Кромвеля никто не поддерживает? Кит помахал в воздухе рукой, словно отгоняя даже самую мысль об этом:
      – Кромвель никогда не был особенно обаятельной личностью. Его главный талант – быть незаменимым слугой короля. Поэтому он ненавидит всякого, кто так или иначе подбирается к трону. И никому не доверяет. В сущности, он всегда был одиночкой и даже не позаботился, чтобы создать вокруг себя сколько-нибудь значимую в политическом отношении группу. Какое-то время его принцип «один против всех» срабатывал, но…
      Кит замолчал, заметив, что к ним приближается Норфолк. Вельможи поприветствовали друг друга поклонами, и Кит заметил, что Норфолк держится весьма напыщенно. Сейчас, когда король проявлял к его племяннице повышенный интерес, Норфолк наливался спесью с каждым днем.
      Они хотели было продолжить беседу, но вечер закончился, и Дини пришлось вместе с другими придворными дамами сопровождать королеву в ее апартаменты. У Дини не было ни минуты, чтобы рассказать Киту о стычке с молодым Сурреем.
      Все следующее утро девушка провела в тщетной попытке найти рациональное зерно в болтовне матушки Лоув. Тем временем Кит убивал время в нудных разговорах с Саффолком и другими господами, решившими организовать турнир, чтобы знаменовать этим событием начало лета.
      Он застал ее в спальне. Дини стояла к нему спиной, вытирая тряпкой пальцы. Помещения в этой части дворца опустели. Все – или почти все – придворные отправились смотреть на открытие новой королевской площадки для игры в кегли.
      – Дождь идет, – объявил Кит прямо с порога. Подняв над головой больную руку, он коснулся ею дверной арки. Боль в плече до сих пор не проходила, но Кит был полон решимости не обращать на нее внимания. – Придется нам подождать, пока очистится небо, а уж потом двинуться в поход к лабиринту.
      – Хорошо, – отозвалась Дини, продолжая демонстрировать Киту свою спину.
      – Хорошо?
      – Это дает нам больше времени потрудиться на благо королевы Анны. После того как Кромвель продемонстрировал мне груду бумаг, компрометирующих ее, остается надеяться только на то, что дождь продлится еще несколько недель. За меньший срок нам не управиться, Кит.
      – А я думал, что ты весьма довольна фурором, который произвели твои пончики, – съязвил Кит, адресуясь к спине Дини.
      – Несколько дюжин пончиков не способны кардинально изменить неудачный брак.
      Кит нахмурился:
      – Что ты хочешь этим сказать?
      – Я хочу сказать, что нам нужно время – много времени, чтобы помочь королю оценить по достоинству свою супругу.
      – У нас нет такого количества времени, любовь моя. – Кит произнес эти слова, понизив голос. – Чем дольше мы будем здесь оставаться, тем больше вероятность, что нам предъявят обвинение в чародействе, колдовстве или даже предательстве.
      – Ты почему-то с легкостью избегал этого в течение десятилетия, – продолжала гнуть свою линию Дини.
      – Да, до того как появилась ты. Пока я был один, все шло более или менее нормально. Но ты у нас девушка непредсказуемая. Поэтому ситуация может измениться каждую минуту. Достаточно одного твоего промаха. – Тут он замолчал, а потом с раздражением спросил: – Слушай, что ты там делаешь со своими руками?
      Дини продолжала стоять, не оборачиваясь.
      – А как может измениться ситуация? К лучшему или к худшему? И вообще – хорошо ли, что с моим появлением изменилась твоя жизнь?
      – Конечно, хорошо, – ответил он с улыбкой. – Моя жизнь изменилась к лучшему – это ясно. Что же касается обвинений в колдовстве или измене – они просто заставят нас поторопиться с возвращением.
      – Интересно, какое из двух обвинений хуже? – задумчиво сказала Дини.
      Кит ухмыльнулся:
      – Если бы мне предоставили выбор, я предпочел бы обвинение в колдовстве. Может пойти дождь, который зальет костер. Если же тебя приговорят к повешению, утоплению или четвертованию, такой возможности не представится.
      – Неужели человека могут приговорить сразу к трем видам смертной казни? – обомлела Дини. – Это прямо какое-то суперубийство!
      – Я говорю вообще, не касаясь частностей. Могут быть варианты, когда человеку не дают отключиться только для того, чтобы он полюбовался, как его кишки наматывают на барабан. Нет, скажи мне все-таки, Дини, чем это ты там занимаешься?
      Дини повернулась и подняла вверх правую руку. Даже с такого места, где стоял Кит, было видно, что на кончиках пальцев крохотными рубинчиками алели капли крови.
      – Господи, что же случилось? – Кит несколькими широкими шагами пересек комнату и оказался рядом.
      – Я испытывала прочность своих пальцев на иглоукалывание, – вздохнула Дини. – Со стороны все выглядит так просто. Все эти местные дамы только и говорят, что о мужчинах да о вышивках. Но иголки такие острые, Кит, а матушка Лоув требует, чтобы я выполнила заданный ею урок.
      Пока он исследовал ее израненные пальцы, она протянула свободную руку и достала крохотный образчик вышивки. С отвращением на лице она протянула его Киту, пробурчав:
      – Если ты станешь смеяться, я не обижусь. Кит уставился на небольшой клочок ткани:
      – Что ж, Дини, по-моему, у тебя получается ничего себе. Да нет, что я – просто хорошо.
      Он сморщил лоб и некоторое время разглядывал вышивку в полном недоумении, которое так не вязалось с его умным лицом.
      – Ты знаешь, что это такое? – задала Дини коварный вопрос.
      – Что именно? Давай-ка посмотрим повнимательнее. В конце концов я же не полный идиот. – Кит принялся изучать кончики ее пальцев. – Что ж, немного йода здесь не помешало бы.
      – Что это?
      – Йод? Это такая настойка желто-оранжевого цвета, которая убивает бактерий.
      – Кит! Я отлично знаю, что такое йод. Пожалуйста, не финти, а отвечай: что изображено на моей вышивке?
      – Ах, на вышивке…
      Дини строго посмотрела на него и кивнула.
      – Тогда надо взглянуть еще раз, правда? – В голосе Кита слышалась несколько искусственная заинтересованность. – Да, удивительные краски. Что и говорить, Дини. Подумать только, с каким вкусом ты используешь красный цвет!
      – Красный? Я вовсе не использовала красные нитки. – Она склонила голову над собственной работой и прикусила губу, чтобы не рассмеяться вслух. – Знаешь, это просто-напросто кровь. Матушка Лоув вовсе не требовала от меня кровопускания.
      – Правда? В любом случае она смотрится здесь вполне уместно.
      – Послушай, Кит. Оставь краски в покое. Лучше скажи, что здесь вышито?
      – Да ладно тебе, Дини. Я отлично знаю, что ты здесь вышила.
      – Знаешь, тогда скажи, – продолжала настаивать девушка.
      Кит сосредоточился, даже чуточку втянул от усердия щеки. Потом его лицо снова разгладилось.
      – Ну конечно! Это жук!
      Дини отрицательно затрясла головой.
      – Значит, птица! Я вижу здесь крылья – ведь это крылья, правда?
      Дини скептически нахмурила брови и нетерпеливо топнула ножкой.
      – Может, ты мне все-таки поможешь?
      Дини отрицательно покачала головой и мстительно улыбнулась.
      – Ладно, постараюсь отгадать сам. Судя по всему, это некое мифологическое существо. Вполне вероятно, Феникс, возрождающийся из пепла. Опять не так? Ладно, подумаем еще немного. Ага! На шее данного существа сидит крошечный человечек, верно?
      Дини с готовностью закивала.
      – Тогда, стало быть, это шарада? – Кристофер кашлянул и неуверенно глянул на девушку, которая расплылась в широкой поощрительной улыбке. И тогда Кит наконец понял, что пыталась изобразить на вышивке Дини. – Послушай, – заговорил он слегка охрипшим от волнения голосом и вопросительно посмотрел на девушку. – Неужели это самолет?
      – Очко. В самую точку.
      Кит проглотил комок, внезапно подступивший к горлу, и дрогнувшей рукой вернул Дини рукоделие. Она вышивала только для него и никого больше. Стараясь не показать, как он растроган, Кит довольно грубо спросил: