Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Алая роза Тюдоров

ModernLib.Net / О`Брайен Джудит / Алая роза Тюдоров - Чтение (стр. 5)
Автор: О`Брайен Джудит
Жанр:

 

 


      Ему требуется новая невеста.
      Впервые с того злополучного январского дня, когда он увидел, какой уродиной оказалась его жена из Нидерландов, Генрих почувствовал прилив надежды. Он наблюдал за мистрис Дини и Китом, своим преданным слугой, за той грацией, с которой герцог помог своей кузине подняться на ноги.
      Хороший человек этот герцог Гамильтон. Один из его любимцев. Никто из членов Королевского совета не мог сравниться с ним ни на войне, ни за столом переговоров. Благодаря его военному таланту королю удавалось – и не однажды – подавлять вечно тлеющие мятежи на границе с Шотландией. И конечно же, он поможет своему господину найти более подходящую невесту. Что касается голландки, союз с ней носил чисто политический характер. По этой причине над королем втихомолку подсмеивались, даже его мужские качества были поставлены под вопрос. Зато, когда его семейная жизнь мало-мальски наладится, он снова сделается великим королем, каким бы и остался, если бы его любимая жена королева Джейн не умерла родами. Пора было действовать.
      – Кромвель! – гаркнул Генрих, призывая своего первого министра.
      Не кто иной, как Кромвель способствовал неудачному браку с «Голландской кобылицей», так что с ним придется расстаться. Но Генриху хотелось, чтобы перед своей отставкой первый министр изрядно помучился, как мучился сейчас он, король.
      – Кромвель! – снова позвал Генрих, на этот раз еще более грозным голосом.
      Дверь распахнулась, и вошел Томас Кромвель с раскрасневшимся от спешки лицом. Он был одет в просторную мантию, а на шее висела цепь, свидетельствовавшая о его высоком положении при дворе.
      – Ваше величество, – произнес он, склонив голову в поклоне и все еще отдуваясь.
      – Ты должен сделать две вещи, Кромвель, – сказал король, продолжая наблюдать через окно за великолепной парой во дворе. – Прежде всего избавься от королевы Анны – и поскорее. Нам безразлично, как ты совершишь сие. Можешь потребовать, чтобы брак был признан недействительным, можешь привлечь королеву к суду. Тут я предоставляю тебе полную свободу действий. И второе – мы должны развязаться с этим браком к середине лета, дабы иметь возможность вступить в новый.
      Кромвель залопотал в ответ, что подобные деяния его величества могут вызвать дипломатические осложнения и даже войну, но король его не слушал. Он наблюдал за великолепной белозубой улыбкой уэльской кузины Гамильтона и размышлял, каково это будет – поцеловать ее яркие губы в брачной постели. И произвести на Божий свет герцога Йоркского.

Глава 4

      – Что ни говори, не слишком приятно начинать день с пива, – вздохнула Дини, стряхивая крошки с широкой юбки. – Иногда я чувствую себя женщиной, путешествующей с группой «Айросмит» где-нибудь в середине семидесятых. Что мне нужно на самом деле, так это чашка кофе и сигарета.
      – Я знал, что ты будешь не в восторге от завтрака, – произнес Кит с ухмылкой, помогая ей очистить подол от налипшей травы и листьев, – но не могла бы ты объяснить мне смысл слов, которые только что произнесла?
      Она взглянула на Кита снизу вверх и едва не коснулась его руки. Затем, чуточку поколебавшись, заговорила:
      – Дело в том, что «пиво» – американский термин, так мы именуем напиток, похожий по вкусу на ваш эль. «Айросмит» – музыкальная группа, известная своей экстравагантностью. Нечто вроде ваших странствующих менестрелей.
      – Айросмит, – повторил словно эхо Кристофер.
      Затем, улыбнувшись, спросил: – Ну а остальные слова?
      – Гм… – Дини, задумавшись, как получше объяснить Киту, что значит «сигарета» и «кофе», начала грызть ноготь. – Ну, – сказала она наконец, – кофе – это напиток, изготовленный из зерен растения – кофе. Сначала его варят на воде, а затем добавляют молоко и сахар. Я обычно пью черный кофе, то есть ничего не добавляю в свою чашку. В сущности, кофе не так уж и вкусен, зато пахнет изумительно.
      – Но если вкус твоего напитка не очень-то хорош, то зачем ты пьешь это варево?
      – Очень просто. Потому что кофе содержит вещество под названием «кофеин».
      Удивлению Кита не было конца.
      – Кофеин происходит от французского слова «каф», то есть «теленок»?
      – Нет, что вы! – В первый раз после встречи в лабиринте Дини от души расхохоталась. Кит же, не имея сил устоять от такого чистосердечного проявления веселья, рассмеялся вместе с ней. – Кофеин – своего рода стимулятор, – объяснила Дини. – Он позволяет человеку восстановить силы, даже если он долго не спал или утомлен.
      – Чрезвычайно любопытно. Мы, необразованные англичане, обычно спим, когда чрезмерно утомлены. Теперь о другом предмете, название которого вы упомянули. Это что, тоже стимулятор?
      – Сигареты? Как вам сказать? – Дини откашлялась, пытаясь придумать объяснение своей зависимости от никотина. – Сигареты делаются из листьев одного растения.
      – Потом их варят и отвар пьют?
      – Нет. Листья высушивают, крошат и крошки заворачивают в бумагу.
      Кит в замешательстве провел рукой по волосам.
      – Вы заворачиваете сушеные листья в бумагу? Но бумага – большая ценность! И что же дальше?
      – Все, что я скажу, Кит, покажется вам сумасшествием.
      – Думаю, что нет. На мой взгляд, сумасшествием является уже то, что вы пьете не слишком вкусный горький напиток – и все для того, чтобы лишить себя сна, когда он особенно нужен.
      – Ну… – неожиданно Дини взглянула на Кита в упор. – Откуда вы знаете, что кофе – горький?
      Кристофер сложил руки на груди. Он улыбался, но его улыбка ни о чем не говорила.
      – Ты сказала, что в этот напиток добавляют молоко и сахар. Мне кажется, единственная причина, по которой стоит это делать, – желание убрать из напитка горечь.
      – Так, – несколько неопределенно протянула Дини и, повинуясь жесту Кристофера, продолжала: – Мы, значит, берем эту трубочку из бумаги, наполненную крошкой из сушеных листьев, и поджигаем ее с одного конца.
      – Понятно, – сказал Кит, пожимая плечами. – Стало быть, сигарета – нечто вроде факела?
      – Не совсем. Вы вставляете ее себе в рот.
      Кит ничего не сказал, он только прищурился и принялся убирать то, что осталось после пикника.
      – Ты решила, что пришла твоя очередь посмеяться?
      – Нет, я говорю правду. Я не шучу, Кит. Человек вставляет в рот тот конец трубочки, который не горит, и втягивает дым в себя.
      – И при этом рот человека превращается в настоящий ад?
      – Нет. Это даже приятно на вкус. Я говорю о дыме. Вы втягиваете его в себя, хоть это и не слишком полезно.
      – Дини, – медленно произнес герцог, – однажды мой дом загорелся от крохотной искорки. Внутри оказался мой паж, и я полез в дом, чтобы его спасти. Тогда я наглотался предостаточно дыма. И он вовсе не был приятен на вкус, как ты изволишь утверждать. Так что если ты предложишь мне взять в рот горящий факел, я буду вынужден ответить – нет!
      – Что поделаешь, это чистая правда. Прошло много лет с тех пор, как люди начали курить…
      – Курить?
      – Да, мы так называем этот процесс. Так вот, выяснилось, что курение приносит здоровью вред.
      – Очень мило. Судя по всему, ваши врачи – настоящие коновалы, если им понадобилось много лет, чтобы понять очевидное.
      Кит с улыбкой посмотрел на нее, продолжая складывать остатки хлеба, сыра и пустые кувшинчики в свой узелок.
      Все время, пока они завтракали, Кит не упускал из виду окно королевского кабинета и знал, что Генрих за ними наблюдает. Если бы он мог подумать, что их маленькая группа станет объектом пристального внимания коронованной особы, он, разумеется, выбрал бы для пикника другое местечко. Киту уже приходилось видеть пристальный взгляд короля, и сейчас он почувствовал себя не слишком уютно.
      Он повернулся к Дини, которая стала на удивление тихой, хотя во время пикника стрекотала без умолку. Теперь она смотрела в самый центр двора.
      – А где фонтан?
      – Фонтан?
      Девушка продолжала сжимать в руке свой шиньон, но было ясно, что меньше всего она думает в эту минуту о прическе. Неожиданно из недавно высаженных кустов, образовывавших живую изгородь, появилась птичка и зачирикала от полноты своего крохотного бытия. Внутренний дворик королевского замка и в самом деле выглядел чудесно. Он был одним из немногих мест в округе, где можно было по-настоящему уединиться и подумать. Коридоры, которые вели во двор, были гулкими, и эхо шагов предупреждало о появлении редких слуг, занятых, впрочем, настолько, что у них обычно не хватало времени, чтобы бросить взгляд на тех, кто расположился внутри.
      – Я только что вспомнила, – пояснила Дини затрепетавшим от волнения голосом, – что как-то забредала сюда, после того как наша группа отстрелялась.
      – Ага! Значит, ты отдыхала здесь после охоты?
      – Нет, мы снимали музыкальный ролик, тот самый, где я должна была петь вместе с Баки Ли Дентоном. – Прежде чем продолжить, девушка глубоко вздохнула. Легкий ветерок спутал ее волосы, и она нетерпеливым движением откинула их со лба. – В центре двора находился фонтан. Большущий фонтан, Кит. Мне кажется, его построил человек, фамилия которого была как-то связана с названием птицы.
      – Птицы? – Кит постарался скрыть усмешку, поэтому сжал кулак и поднес его ко рту, словно в глубоком раздумье. – Может быть, его звали мастер Робин или сэр Пикок?
      – Нет. Но это был старинный фонтан, Кит. И тем не менее его здесь еще нет. – Шиньон выпал у нее из руки. – Я и в самом деле в шестнадцатом веке. Я здесь, Кит. Что же мне теперь делать?
      Кристофер отбросил в сторону свой узелок и без колебаний обнял девушку за плечи.
      – Дини, дорогая, послушай меня. – Она посмотрела ему в глаза, а он, прежде чем заговорить, бросил взгляд в сторону окна королевского кабинета. За ними никто не наблюдал. – Да, ты и в самом деле в шестнадцатом веке. Ты должна понять серьезность того положения, в котором находишься, иначе быть беде.
      Его акцент, без всякого сомнения, английский, казался ей куда более мягким, чем у прочих. И в нем почти не слышалось интонаций эпохи Тюдоров.
      – Ты находишься в исторической эпохе и в государстве, о которых не имеешь представления. Здесь совершенно другие законы, основанные на праве сильного и на различного рода суевериях.
      – Все, кто вокруг, давно уже мертвы, – прошептала Дини едва слышно.
      Он повернул ее к себе, коснулся пальцем подбородка.
      – Только не вы, – добавила она торопливо. – О Кит! Я ни в коем случае не хотела сказать, что вам тоже следует лежать в могиле.
      Лицо Кита оставалось бесстрастным. Поначалу Дини показалось, что он не расслышал, но по блеску в его глазах девушка поняла, что ошиблась.
      – Я должен был умереть, но, как видишь, не умер, – сказал он наконец.
      – Я не о том. Я хочу сказать, что все, кто сейчас здесь разговаривает, ест и пьет, на самом деле уже четыреста лет как умерли. – Она говорила очень быстро, желая, чтобы напряженное, даже загнанное выражение, появившееся у него на лице, поскорее исчезло. – И даже король. Король и тот мертв.
      Глаза Кита снова смотрели ясно. Прошло странное чувство неопределенности, установившееся было между ними.
      – Знаешь, давай не будем говорить о таких вещах. Лучше ты послушай меня. На самом деле одна только мысль, что король мертв, является предательством. Это же относится и к особе принца Уэльского. Если кто-нибудь услышит твои слова, об этом станет немедленно известно королю.
      – О чем вы говорите? Откуда у меня могут быть враги, если я только вчера здесь оказалась? Разумеется, в Нэшвилле найдется пара-тройка тех, кто не прочь сделать мне гадость, не говоря уже о Вике Дженкинсе и Баки Ли Дентоне, но здесь?..
      – При этом дворе царят зависть и ревность. – Голос Кита звучал сочувственно. – А такая чистая девушка, как ты… – Он замолк. – Я буду с тобой, насколько позволят мои обязанности. Когда же меня не будет рядом, постарайся сделать все, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
      Некоторое время Дини молчала. Вдалеке послышался смех и ржанье лошадей. Несколько слуг пробежали через двор, нагруженные огромной деревянной ендовой. Одна из женщин в белом чепчике с любопытством взглянула на Дини, а затем побежала их догонять.
      – Почему вы так обо мне заботитесь? – В голосе Дини неожиданно прозвучали строгие нотки, и Кит убрал руку с плеча девушки. Он накрыл ладонью ее запястье и стал поглаживать то место, которое вчера с силой сжимал, чтобы не дать Дини сказать глупость.
      Солнце высветило его профиль, и Дини в очередной раз подивилась его скрытой силе и мужественности. В сущности, герцог не был красив в общепринятом смысле этого слова – черты его лица были слишком резкими, а нос с горбинкой напоминал клюв хищной птицы. И взгляд Кита был слишком пронзительным. Но стоило ему улыбнуться, как он тут же превращался в самого приятного из известных Дини мужчин.
      – Почему? Ты меня уже об этом спрашивала. – Кит откашлялся. – Здесь у меня нет семьи, – сказал он по некотором размышлении. – Ты напоминаешь мне сестру.
      Это было не совсем то, что Дини хотела бы услышать, но она улыбнулась, и от теплого чувства к этому человеку у нее перехватило горло.
      – Спасибо, – прошептала она. – Я подумаю над вашими словами.
      Кит подмигнул девушке и нагнулся, чтобы поднять узелок, а заодно и шиньон, который она выронила. Дини увидела у него за спиной меч и задалась вопросом: отстегивает ли Кит оружие хоть когда-нибудь? Возможно, перед сном? Перед тем как лечь в холодную постель…
      – А теперь, кузина, – сказал он, взяв ее ладонь в руку, – давай решим, как нам избавиться от твоего одеяния.
      – Что?
      Он рассмеялся:
      – Видишь ли, ты теперь придворная дама королевы, и тебе нужны наряды. Есть такой мастер Локе, он шьет наряды и для придворных, и для членов королевской фамилии. Мы отправимся к нему во второй половине дня.
      – Ох!
      Они вместе покинули дворик. Из другого окна за ними следил Томас Кромвель, постукивая костяшками пальцев по стеклу и обдумывая свой следующий шаг.
 
      Мистрис Сесилия Гаррисон не могла скрыть своего удивления, когда ей удалось взглянуть на платье Дини при свете дня. В отличие от обычного придворного костюма, состоявшего из рубашки, огромного количества юбок, корсажа и накидки с прорезями на рукавах, костюм уэльской кузины состоял из одного-единственного предмета – из платья как такового, хотя и имитировал, правда, довольно грубо, придворное одеяние.
      Да и ткань, признаться, оставляла желать лучшего. Более же всего Сесилию поразила застежка-«молния», и она даже призналась Киту, что в «молнии», вполне вероятно, заключено какое-нибудь волшебство. Тот расхохотался, прикоснулся к пальцам мистрис губами, что заставило последнюю жарко покраснеть.
      – Ах, святая простота, – прошептал он. – Видите ли, Сесилия, это всего-навсего уэльская мода.
      – Но она говорит, что так называется не платье, а именно застежка. – Сесилия очень надеялась, что герцог не заметит, как у нее от волнения вспотели ладони. Она никогда еще не находилась столь близко к нему, хотя и пыталась несколько раз привлечь его внимание к своей скромной персоне.
      – Да, это верно. «Молния» – название уэльского грызуна, паразита, из кожи которого и делается застежка.
      После такой отповеди мистрис Сесилии пришлось оставить одежду Дини в покое и прекратить комментировать странный, по ее мнению, покрой платья кузины герцога. Зато она помогла Киту подготовить гардероб для Дини, куда входили корсет из китового уса и холста, плотное белье, которое защищало тело от потертостей, вышитые рукава, которые можно прикреплять тесемками к разным платьям, а также несколько круглых шиньонов, именовавшихся в народе «французскими крышами». Они приобрели несколько длинных рулонов ткани – шлейфов, которые закидывались за спину. Шлейфы обычно прикалывали к головному убору в положении, которое требовалось его хозяйке.
      Поначалу Дини и представить себе не могла, как носить подобное одеяние, состоявшее из отдельных элементов. Как выяснилось, части подобной конструкции соединялись между собой с помощью шнурков и разного рода тесемок. В корсете тоже имелись отверстия для шнурков, но, в общем, он оказался не столь уж неудобным – а этого Дини боялась больше всего на свете. Мистрис Сесилия из кожи вон лезла, чтобы угодить Киту, постоянно подчеркивая перед Дини преимущества той или иной модели, которые она, Дини, проглядела, живя в своем уэльском захолустье.
      Две детали придворного туалета вызвали особенное любопытство Дини. Одной из них, разумеется, оказался шлейф из очень дорогой ткани, который тащился за каждой мало-мальски почтенной дамой. Кит объяснил, что только особа со значительными средствами может позволить себе подобную роскошь – волочить дорогую ткань по грязи.
      – А вы – человек со средствами, Кит? – поинтересовалась Дини, которая в этот момент была занята, что называется, отработкой манер и походки, принятых при дворе. Каждый шаг сопровождался пинком, которым дама отбрасывала шлейф, дабы не запутаться в нем и не упасть. При этом, надо сказать, придворные дамы весьма соблазнительно вертели бедрами. Кит с удовольствием наблюдал за тем, как Дини с поразительной легкостью перенимала все эти ужимки, несмотря на крайне неудобный корсет и прочие причиндалы, поддерживавшие спину женщины в идеально прямом состоянии.
      – Что ты хочешь знать? – Кит скрестил руки на груди и сделал шаг назад, едва не наступив на синий бархатный шлейф.
      – Я спрашиваю, какими средствами вы располагаете? То есть мне понятно, что они у вас есть, поскольку вы смогли заказать для меня все эти вещи. – Дини перебросила шлейф через руку и отошла к стене, чтобы начать путешествие вновь.
      – У меня достаточно средств, которые я получаю от моего поместья Гамильтон. Есть и другие источники дохода. Вот сейчас у тебя очень хорошо получился поворот, Дини.
      Еще одна вещь несказанно удивила Дини – почти полное отсутствие белья, за исключением грубой рубахи и льняных штанишек в обтяжку. Даже самые элегантные дамы не имели под платьем ничего другого. Словом, носить придворное платье было непросто. Дини, например, постоянно опасалась слишком высоко задрать подол или, напротив, запутаться в шлейфе ногами и рухнуть с лестницы.
      – В сущности, – рассуждала Сесилия, – именно этого от нас и ждут мужчины. Они занимают удобные для наблюдения места и всячески желают дамам оступиться.
      Неожиданно королевский двор показался Дини не таким уж и страшным местом.
      Мери Дуглас, другая соседка Дини по дортуару, продолжала хранить упрямое молчание, поглядывая на Дини из-под коротких ресниц. Сесилия объяснила, что Мери, как и многие женщины при дворе, тоже стала жертвой обаяния кузена Кита.
      – Хотя, – торопливо добавила Сесилия, – он ничем не поощрял ее ухаживаний.
      Дини оставалось только посочувствовать невезучей Мери. Она ведь тоже в присутствии Кита испытывала удивительный подъем, своего рода эйфорию, которая охватывала ее всякий раз, когда Кристофер усаживался с ней бок о бок. Одна часть ее существа ликовала, а другая всячески предупреждала об опасности, которая подстерегала ее, влюбись она по-настоящему в этого странного человека. Любовь делает человека податливым, незащищенным, а для этого, по мнению Дини, время отнюдь еще не наступило. Ее собственный, правда, не очень богатый опыт свидетельствовал, насколько ненадежными могут быть мужчины.
      Однако, несмотря на все трудности ее новой жизни и весьма реальную возможность того, что ей никогда не доведется больше увидеть свою мать и свой дом, всякий раз, ложась спать между двумя немытыми женщинами с волосатыми ногами, она знала, что утром снова увидит ослепительную белозубую улыбку, а главное – чуть кривой зуб в нижнем ряду безупречных во всем остальном зубов.
      Герцога Гамильтона удивить чем-либо было трудно.
      Тем не менее та легкость, с которой Дини запоминала имена, титулы и положение некоторых придворных при дворе, а также формы вежливого обращения, вызывали у герцога законную гордость.
      – Ничего особенного, Кит, – заявила она ему как-то раз и завела руку за спину, чтобы ослабить шнуровку. Эти шнуровки располагались по всей длине спинки, и Кит сказал ей, что священнослужители именуют их «дорогой в ад». – Я принимала участие в таком количестве званых обедов и концертов в Нэшвилле, что могу запоминать имена и титулы даже во сне. Я, к примеру, могу сообщить вам, как зовут любого продюсера, его жену или любовницу, марку автомобиля, на котором он ездит, и в какую церковь ходит. Такая информация иногда дорогого стоит.
      – Кому как. У меня, например, на это ушли годы. Позволь, я помогу тебе. – Кит отвел девушку к чудовищных размеров комоду, стоявшему в коридоре. Ловкими, умелыми пальцами он расслабил шнуровку, но так, чтобы ее было легко затянуть снова. – Так лучше?
      Она вздохнула:
      – Спрашиваете… Если бы мне еще удалось избавиться от этого проклятого корсета…
      – Помилуй, кузина. Ведь не я являюсь законодателем мод.
      Прикрыв глаза, Дини глубоко вздохнула и потерла шею забинтованной рукой, которую поранила при знакомстве с мечом Кита. Он наблюдал, как при этом движении поднялись под темно-зеленым бархатом ее груди. Вышитая верхняя часть корсета чуть виднелась из-за корсажа и гармонировала с рукавами, подвязанными шнуровкой у плеч и украшенными точно такой же вышивкой голубого шелка. На голове Дини красовался французский шиньон на каркасе, так называемый «круглый», а с плеч свешивался пресловутый шлейф. Даже столь вычурный наряд при дворе считался слишком простым, и носить его могла только женщина такой удивительной красоты, как уэльская кузина, то есть Дини.
      – Не знаю, слышите ли вы, но мне кажется, что собаки подняли лай. – Дини распахнула веки и улыбнулась кончиками губ.
      – Собаки? Ничего не слышу.
      – Я говорю «собаки лают», когда у меня начинает ныть нога. Каменные полы в замке ничуть не лучше, чем асфальт в разгар лета в Нэшвилле. Только здесь полы ледяные, а асфальт у нас раскален не хуже лавы.
      Мимо них промелькнула группка придворных, интимная беседа прекратилась. Дини все время удивлялась тому, насколько густо населен замок Хемптон-Корт. В каждой нише скрывалось спальное место одного из придворных, в каждом кресле ютилось по одному, а то и по два искателя королевских милостей.
      Сборище при дворе и в самом деле было чрезвычайно пестрым. Придворные и гости изъяснялись на всех мыслимых языках и носили одежды, говорившие об их принадлежности ко множеству европейских народов. Более всего Дини поразил своей внешностью человек с прической, как у Мо Ховарда и с растрепанной дикой бородой. Хотя его одежда и отличалась роскошью, но она вся была в пятнах краски – красной, синей и пронзительно-желтой. Глаза человека смотрели на людей странным, остановившимся взглядом. Пожалуй, этот придворный был единственным, кого Кит по-настоящему недолюбливал.
      – Он пользуется исключительным расположением короля за свои художественные таланты, но я ему не особенно доверяю, – произнес Кристофер, прижимая Дини к себе, чтобы освободить проход для этого господина, мчавшегося, не обращая внимания на окружающих, по направлению к королевскому кабинету. – Он немец, художник, его имя Ганс Гольбейн.
      – А вас он когда-нибудь рисовал? – полюбопытствовала Дини, наблюдая, как человек, только что чрезвычайно быстро передвигавшийся, вдруг замер перед дверью, к которой стремился всем своим существом, вскинул вверх руки в немом жесте отчаяния и, повернувшись, помчался назад той же дорогой, едва не сбив ее с ног.
      – Нет, – с раздражением в голосе произнес Кит. – У него, когда он работает, постоянно бурчит в животе, а я этого терпеть не могу.
      Девушка взглянула на свои руки и заметила, что машинально сжала их в кулаки.
      – Догадываюсь, насколько вас может временами раздражать моя глупая болтовня.
      Она вовсе не напрашивалась на комплимент и не знала даже, расслышал ли ее слова Кит, когда почувствовала, как его сильная рука легла ей на плечо.
      – Ничего подобного, Дини. Для меня твой голос звучит как музыка.
      Она внимательно посмотрела на него, желая убедиться, что герцог говорит серьезно, но прежде, чем успела что-либо произнести, он поцеловал ее в лоб.
      – Позволь, я покажу тебе музыкальную комнату. Возможно, кое-какие инструменты тебе понравятся.
      Приобняв Дини за талию, Кит повел ее по нескончаемо длинным коридорам. По пути он здоровался с придворными и давал короткую характеристику каждому из встреченных.
      – Вот леди Коуэн, питает большую приязнь к собственному конюху… Этот джентльмен в туфлях на толстенных подошвах? Небезызвестный сэр Уильям Уэйд. Знаменит своей склонностью к льняным скатертям, кои с большим удовольствием ворует, где только возможно. Однажды ночью его застали в совершенно обнаженном виде с корзиной для грязного белья, которую он нежно прижимал к груди. Свою добычу он складывает в огромный комод из вишневого дерева. Правда, этот комод уже дважды обворовывали слуги. Трудно, знаешь ли, найти настоящего добропорядочного слугу в наше время.
      – М-да. Значит, и здесь непросто обнаружить человека, на которого можно рассчитывать?
      – Именно так. – Кит улыбнулся и, пропустив Дини вперед, вслед за ней вошел в музыкальную комнату.
      Прошло несколько секунд, прежде чем глаза Дини привыкли к царившему здесь полумраку. Затем же, оглянувшись, она не смогла сдержать своего восхищения и вскрикнула от восторга. Везде – на столах, креслах и стульях лежали разнообразные музыкальные инструменты. Девушка с удивлением взглянула на плотные шторы, которые закрывали окно.
      – Считается, что глухие шторы смягчают звук и делают его глубже, – заметил Кит, отвечая на ее невысказанный вопрос.
      Дини с благоговением дотронулась до ближайшего инструмента. Он был довольно велик, имел выпуклую форму, причудливо изогнутый гриф и напоминал женщину с хорошо развитыми формами и закинутой вверх головой.
      – Лютня, – пояснил Кит. – Принадлежит королевскому лютнисту Филиппу ван Уайлдеру.
      – Знаю. Я играла на ее жалком подобии во время съемок нашего ролика. Но ничего похожего на эту в жизни не видела!
      Затем шли клавишные и клавишно-струнные инструменты. Кит показывал их и тут же называл: клавикорды, спинет, орган. Все они были украшены причудливой резьбой или расписаны изображениями ангелов и Пресвятой Девы. Дини дотрагивалась до каждого инструмента, поглаживала рукой резную поверхность – но и только. На миг показалось, что она попала в музей.
      Тем временем Кит продолжал исполнять роль экскурсовода.
      – Мандолина, лира… – перечислял он. И тут Дини увидела это.
      – Гитара, – произнесли они в унисон.
      Да, вне всякого сомнения, это была гитара. Хотя она оказалась меньше и уже тех, на которых Дини не так давно играла. Однако форму этого инструмента нельзя было спутать ни с какой другой.
      – Боже мой, Кит, – выдохнула Дини.
      – Хочешь поиграть?
      Девушка склонилась над гитарой, все еще не осмеливаясь до нее дотронуться.
      – Господи! – Она присвистнула. – Сколько же у нее струн?
      – Как обычно – пять пар. Итого – десять.
      – Десятиструнная гитара? – Дини выпрямилась и отерла внезапно вспотевшие пальцы о юбку. – Вот уж бы мне хотелось глянуть, как распорядился бы этой вещицей Ли Рой Парнелл.
      – Отчего же ты не играешь? Дини пожала плечами:
      – Не знаю. Должно быть, эта вещь стоит целое состояние.
      – Ничего подобного. Она стоит всего несколько шиллингов. По крайней мере я заплатил за нее именно такую сумму.
      – Так она ваша?
      Он кивнул и передал гитару Дини. Обратная сторона деки пестрела узором из различных геометрических фигур, образовывавших причудливый орнамент. Насколько девушка могла заметить, колки для натяжения струн почти ничем не отличались от современных; струны были туго натянуты, поэтому гитара отозвалась едва слышным мелодичным гулом, когда Дини коснулась их пальцами. Гриф был изогнут и напоминал лебединую шею.
      Кит отошел и вернулся со стулом из темного дуба с высокой спинкой. На спинке стула были вырезаны потешные морды – некоторые из них улыбались жутковатыми улыбками, некоторые, наоборот, хмурились.
      – Господи! – пробормотала Дини. – Вы что, никогда не слышали о самом элементарном стуле с гладкой спинкой?
      – Это в королевском-то замке? – Кит изобразил на лице крайнюю степень удивления. – Никогда!
      Установив гитару на колене, девушка снова подивилась ее солидному весу и удивительной гладкой поверхности.
      – Великолепная вещь, Кит. Где вы ее раздобыли?
      – У испанского торговца, того самого господина, который снабжал покойную королеву Екатерину всевозможными товарами.
      Упомянув имя покойной королевы, Кит осенил себя крестом.
      Секунду поколебавшись, Дини принялась настраивать инструмент. Несмотря на небольшие размеры инструмента, звук отличался богатством оттенков и глубиной. В тот самый момент, когда она собралась подобрать еще один аккорд, порезанную ладонь пронзила острая боль.
      Кит сразу понял, по какой причине девушка прекратила свое занятие.
      – Болит, Дини? – спросил он нежно. – Еще раз прошу меня извинить. Пожалуйста, позволь мне осмотреть рану.
      Он разбинтовал руку и некоторое время внимательно ее разглядывал.
      – Думаю, порез скоро заживет, если ты не занесешь в рану грязь. Только не пользуйся мазями, которые тебе может дать местный доктор. Он, разумеется, станет без конца твердить об их лечебных свойствах, но только один Создатель знает, что сей знахарь в них кладет. Вполне вероятно, что в качестве наполнителя он использует глаза тритона. – Кристофер встретился с ней взглядом и заметил странное выражение на лице Дини. – Что-то не так? – спросил Кит.
      Она высвободила руку и положила ее на гриф.
      – Знаете, Кит, сейчас вы говорите совсем по-другому. То есть не используете устаревшие слова и обороты. Вы понимаете, о чем я?
      – Да. Я пытаюсь имитировать конструкции, которые ты используешь в своей речи. И все для того, чтобы ты меня лучше понимала. – Он взял в руки гитару и повесил ее на стену. – Дело в том, что я говорю на нескольких языках, Дини. Твой мне кажется чрезвычайно странным, но не таким уж сложным.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23