– Взгляните на меня, мистрис, – между тем приказал король.
Она подняла глаза, и их взгляды встретились. И тут Дини начала хихикать. Она успела заметить на лице короля выражение несказанного изумления, прежде чем на глазах выступили слезы. Рисунки выпали из ее рук и полетели во все стороны, но Дини все равно не могла остановиться.
Затем произошло нечто еще более удивительное.
Начал смеяться король.
Сначала он просто смотрел на Дини, словно на существо, сраженное загадочным заболеванием, в абсолютной прострации наблюдая, как из ее рук выпорхнули и разлетелись по двору листы с рисунками, отчего мистрис только пуще залилась смехом.
И тут вдруг Генрих вспомнил, как однажды в церкви – он был еще ребенком, – старик архиепископ, читавший Писание в присутствии королевской семьи, неожиданно рыгнул. И тогда он, Генрих, единственный из всех засмеялся. Мать стала на него ругаться, отчего смех будущего короля только усилился. Стоило ему засмеяться теперь за компанию с мистрис Дини, как с плеч словно свалилась огромная тяжесть государственной власти и все заботы, связанные с управлением страной. Он стал просто человеком, который в разгар прекрасного весеннего дня смеется от души вместе с хорошенькой женщиной.
Его охватило чувство удивительной легкости.
Во дворце распахнулись окна, и слуги, до крайности удивленные увиденным, во все глаза уставились на государя, хохотавшего подобно беззаботному школяру в сопровождении вторившей ему мистрис Дини. Оправившись от шока, слуги тоже заулыбались.
Наконец смех затих. Король с Дини почти одновременно достали платочки и принялись утирать разгоряченные лица.
– Прошу извинить меня, – выпалила Дини, – не знаю отчего, но иногда на меня находит.
Король, отдуваясь, приводил себя в порядок.
– Да, у нас есть с вами кое-что общее, – произнес он и наклонился, чтобы собрать рассыпанные рисунки. Мельком взглянул на верхний, и улыбка, сохранившаяся на его лице после взрыва очищающего смеха, исчезла. – Мистрис Дини, вы продолжаете меня удивлять. Вы не только разбираетесь в музыке, но и обладаете рукой истинного художника. – Король принялся просматривать работы, время от времени кивая головой в знак одобрения.
– Что вы, ваше величество, – осторожно добавила Дини, – это не я рисовала.
– Не вы? – удивился Генрих, продолжая листать импровизированный альбом. – Тогда кто же?
– Ваша дочь. Генрих прищурился:
– Мария? Вряд ли. Она не отличит пейзаж от стула. Мне приходилось видеть ее грубые каракули.
– Эти пейзажи, – с трудом проговорила Дини, – нарисовала Елизавета, пока сидела взаперти в комнате наверху.
Король отвел глаза от стопочки рисунков.
– Эта девочка очень похожа на своего отца, ваше величество.
Король вперил в собеседницу взгляд, в котором на этот раз не было гнева, но читалось одно только недоумение.
Дини храбро продолжала:
– У нее глаза художника, а сердце принцессы.
Король молча сложил рисунки и сунул под мышку. Потом он предложил руку Дини, та приняла ее. Так, рука об руку, они вернулись во дворец.
Когда они достигли парадного входа, король заговорил:
– Благодарю вас, мистрис Дини. – Он мимолетным жестом коснулся ее плеча, а потом некоторое время рассматривал собственную руку. – Мне кажется, я только что узнал кое-что новое о женщинах.
Дини затаила дыхание, потом спросила:
– Что же?
– Оказывается, женщина может быть другом, – просто сказал Генрих VIII и пошел по коридору, продолжая сжимать под мышкой рисунки своей дочери.
Дини едва дождалась возможности перемолвиться с Саффолком.
– Он не в Тауэре, – прошептала девушка, сделав круглые глаза и оттирая герцога в комнатку рядом с обеденным залом.
– О женщины, вам имя беспокойство! – пробурчал Саффолк, закрывая за ней дверь.
– Я разговаривала с королем сегодня утром и поняла, что он не имеет представления, где Кит. Это хорошо или плохо?
Герцог в задумчивости погладил бороду.
– Не думаю, чтобы Норфолк стал действовать на свой страх и риск, поэтому не верю, что это дело его рук. Чтобы заполучить такую власть, ему сначала надо усадить на трон племянницу.
– Тогда где же он?
– Мне до сих пор кажется, что в какой-нибудь камере Тауэра, – после некоторого размышления произнес Саффолк.
– Но как он мог там оказаться без приказа короля?
– Ах, моя дорогая… Иногда король… как бы это выразиться?.. забывает, кто там находится.
Дини несказанно удивилась:
– Вы шутите. Как это можно засадить человека в тюрьму, а потом об этом забыть? Неужели нет никого, кто бы ему об этом напомнил?
– Как сказать, – заметил герцог и хитро прищурился. – Вот, к примеру, графиня Солсбери. Она преспокойно провела в Тауэре два года и просидела бы еще Бог знает сколько, если бы в один прекрасный день не умерла. Впрочем, особенно долго она бы не продержалась, поскольку ей было за семьдесят, а здоровьем она отнюдь не блистала.
– Ужасно, – произнесла до глубины души напуганная Дини. Она не только пожалела бедную старушку, но стала снова опасаться за судьбу Кита. – В чем же провинилась эта графиня Солсбери?
Саффолк изобразил на лице самое неподдельное удивление:
– Разве вы не знаете? Она находилась в слишком близком родстве с королем – кажется, приходилась ему кузиной? Ну король и упрятал ее от греха, чтобы какие-нибудь злоумышленники не похитили ее ненароком и не превратили со временем в полноправную королеву. До этого момента, правда, все члены семьи графини так или иначе были устранены.
Дини уже приходилось наблюдать сцены насилия при дворе – в частности, она собственными глазами видела, как приспешник Кромвеля рубил алебардой ее Кита. Но она и представить себе не могла, что произвол и беззаконие являлись составной частью жизни королевства. А ведь Кит пытался просветить ее – просто она его не слушала, вот что. В самом деле, трудно поверить, что господин в расшитом золотом камзоле может себе позволить засадить невиновную и беззащитную женщину в Тауэр! Теперь Дини больше чем когда бы то ни было хотелось покинуть мрачное и жестокое средневековье. Кит был сто раз прав: где угодно, только не здесь.
В коридоре послышался говор. Один из королевских слуг постучал и попросил разрешения войти.
– Мистрис Дини? – обратился он к ней с волнением. – Пожалуйста, пойдемте со мной. Нам требуется ваша помощь.
Прежде всего она подумала о Ките – конечно же, его нашли и он ранен.
Саффолк остановил камердинера державным взмахом руки:
– Может быть, вы сообщите мне, что происходит? Слуга замялся.
– Внизу во дворе собрались члены гильдии цирюльников – числом до пятидесяти, и все они добиваются аудиенции с мистрис Дини.
– Из-за чего весь этот шум? – пробормотала себе под нос Дини. – Можно подумать, что у них других дел нет!
– Похоже, что так, мистрис, – сказал герцог и подмигнул ей.
– Хорошо, скажите им, что я через минуту буду. Обрадованный лакей поклонился и выскочил из комнаты – должно быть, опасался, что она передумает.
Дини с обреченным видом подошла к окну и уставилась на очередь людей с бритвенными тазиками в руках, выстроившуюся во дворе. Герцог подошел к ней, тоже полюбовался на маленькую армию цирюльников и хохотнул.
– Прямо-таки военный отряд, – пробасил он и покрутил в изумлении головой.
Дини собралась было посмеяться вместе с ним, но передумала.
– Что вы сказали?
– Они напоминают мне воинов.
– Да, – тихонько повторила вслед за ним Дини. – Мой личный отряд.
– Мистрис Дини, – сказал Саффолк, – мне не нравится ваш тон.
Она ответила ему ослепительной улыбкой.
– Лучше скажите мне, какой очередной план зреет в вашей восхитительной головке? – с нажимом произнес Саффолк.
Дини промолчала. Она просто кивнула ему и вышла из покоев, слегка покачивая бедрами.
Саффолк помедлил, но тем не менее пустился следом за ней.
– Видно, стар я становлюсь для подобных игр, – пробурчал он в усы, оправляя висевший на поясе меч.
Однако прежде чем герцогу удалось выбраться во двор, он был остановлен группой придворных во главе с Норфолком, который строго сообщил, что королю требуется совет преданного друга по неотложному делу. Саффолку ничего не оставалось, как подчиниться.
Впрочем, он почти не волновался. В конце концов что может приключиться с мистрис Дини за те несколько минут, пока король будет держать совет с ним, Саффолком.
Поскольку пленника слишком хорошо кормили, у него скопилась масса энергии, которая теперь находила выход в раздражении.
– Я повторяю вопрос, – бросил в темноту Кит сквозь сжатые зубы, – кто меня здесь удерживает помимо воли?
– Не стоит так волноваться, – отвечал ему все тот же неунывающий страж. – Лучше съешьте-ка еще кусочек фазана!
– Я не хочу фазана, я хочу отсюда выйти. – Кит говорил это, сознавая, что напоминает капризного ребенка.
– А что хорошего на свободе, милорд герцог? – возразил охранник. – Разве вам не нравится наша кухня или наше вино?
– Кухня и вино у вас выше всяческих похвал!
– Чувствительно вам благодарен, милорд. Я пойду и обрадую повара. То-то он будет счастлив – уж можете мне поверить.
– Не надо никуда ходить. – Кит рукавом отер жирные от фазана губы. – Лучше ответьте, где я?
– Вы в очень пристойном и, можно сказать, славном местечке.
Из уст Кита вырвалось нечто похожее на рычание, и он увидел, как его страж невольно попятился.
– Успокойтесь, милорд, прошу вас. Отчего вы так стремитесь нас бросить и вернуться к наскучившему вам двору?
Кит собрался было высказать в адрес своего собеседника парочку резких слов, но неожиданно передумал. За уговорами его добродушного стража, на первый взгляд совершенно пустыми, определенно что-то скрывалось. Поэтому Гамильтон не стал больше кричать, а миролюбиво заметил:
– В этом есть смысл, что верно то верно.
– Вот и я говорю, что верно, милорд. Сколько же там, при дворе, всякого сброда, ваша милость! Ужас! И все бегают, суетятся, суют свой нос куда не надо. Вам здесь будет лучше, спокойнее – вот что я скажу.
– Наверное, вы правы, мой добрый тюремщик, – проговорил Кит, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. – Но дело в том, что я беспокоюсь о своей кузине.
– О мистрис Дини? Можете не волноваться, милорд. Он о ней позаботится.
– Правда? Он позаботится? – Кит сдерживался изо всех сил. – Ну конечно, ведь он всегда был мне добрым другом.
– Олицетворение мужественности – вот кто он! – в восторге произнес тюремщик Кита, но вдруг замолчал. – О Боже, – прошептал он уныло, – что-то я разболтался. Пойду-ка лучше пригляжу за форелью.
Кит с размаху бросился на свою подстилку. Он буквально кипел от ярости. Теперь все стало на свои места. Вот вам и добрый, бесхитростный друг! Надо же – «олицетворение мужественности»!
Что б его черти утащили в ад!
Снизу, из погреба, раздался голос пленника, больше похожий на рев:
– Саффолк! Чтоб тебя черти взяли! Я до тебя еще доберусь!
Слуги, конюхи, кухарки и прачки, услышав эти вопли, на мгновение замерли, обменялись удивленными взглядами и вернулись к привычным занятиям.
Да, работать в доме Чарлза Брендона, герцога Саффолка, означало, помимо всего прочего, постоянно находиться в гуще событий. Уж такой был у них господин – настоящий искатель приключений.
Глава 18
План был хорош, но не то чтобы отработан. Оставались нерешенными еще несколько не очень важных проблем, которые следовало тем не менее принять к сведению.
Во-первых, Дини представления не имела, где находится Тауэр. Конечно, она знала, что он в Лондоне. Знала, что здание похоже на большую башню – но это все.
Кстати, найти Лондон тоже было не так-то просто. В последний раз, когда она туда ездила, дорога к столице Англии была снабжена всякого рода указателями, массой киосков и разноцветной рекламой. Тогда она сидела в огромном туристическом автобусе, слушая через наушники последние записи и не обращала ни малейшего внимания на путевые ориентиры и особенности ландшафта.
И что делать, добравшись до Тауэра? Плана захвата не было, и это по-настоящему угнетало, хотя общая довольно смутная идея у нее, разумеется, существовала. Дини Бейли собиралась штурмовать стены темницы во главе импровизированной армии, состоявшей из брадобреев, и покинуть поверженную твердыню, увозя с собой драгоценный приз – Кита. Если жива еще та женщина – графиня Солсбери, о которой все думали, что она умерла, то Дини собиралась прихватить с собой и ее. Главное, однако, – любой ценой освободить Кита.
Сам по себе захват Тауэра представлялся ей весьма романтическим и благородным деянием. Ей удалось убедить своих цирюльников, что они отправятся в Лондон с благотворительной миссией: побрить и полечить кое-кого из узников. Те прекрасно знали, что мистрис Дини числится среди фавориток короля, и им не требовалось иного документа.
Благородная дама решила добавить кое-что и от себя. Она объявила, что если представители славной гильдии брадобреев будут следовать ее указаниям, то она разрешит брить себе ноги в любое удобное для них время. Кроме того, Дини заявила, что постарается ввести бритье ног в моду при дворе, а это будет способствовать обогащению представителей славного ордена.
– А если мужчины тоже захотят брить себе ноги? – забеспокоился плотного телосложения молодец по имени Йеркель.
– Послушайте, – оживленно произнес член гильдии с бородавками на лице, – я не стану брить ноги господам дворянам!
– Не беспокойтесь, полагаю, что от этого вы застрахованы. Не думаю, что им подобная операция придется по вкусу. – Она говорила весьма убедительно, но не слишком верила в собственные слова – в конце концов мужчины при дворе носили чулки.
Необходимо было убедить брадобреев, что инициатива похода в Тауэр в значительной степени исходит от них.
В конце концов благотворительность имела место даже в средние века и поощрялась церковью. Впрочем, через несколько минут жарких дебатов цирюльники согласились взять Дини с собой.
Сам по себе Тауэр почему-то не вызывал у них никаких особенно мрачных чувств.
Оказывается, замок начали использовать в качестве тюрьмы совсем недавно. Раньше это была такая же королевская резиденция, как Нонсач или Ричмонд. Выбор пал на Тауэр, поскольку его толстые стены способны были противостоять вторжению любого врага. Только в самое последнее время, когда в Тауэре стали содержать опальных вельмож или приговоренных к казни, крепость приобрела зловещий ореол.
Они отправились тотчас же: брадобреи на своих одрах, Дини на Фэнси, той самой кобылке, на которой она приехала из Хемптон-Корта. Она не желала ждать ни Саффолка, ни кого-либо другого. Это был ее и только ее план. Девушка даже не стала переодеваться, слишком дорога была каждая минута. Кроме того, ее могли задержать.
Как выяснилось, они находились на расстоянии всего нескольких миль от Лондона. Теперь кавалькада неслась по грязной дороге, тянувшейся вдоль Темзы – той самой, по которой Дини как-то путешествовала из Хемптона в Ричмонд.
Теперь она поняла, почему Саффолк называл эту дорогу опасной. Даже в разгар дня им навстречу попадались такие субъекты, которые, судя по их рожам, были способны на что угодно. Впрочем, когда некоторые из них пристроились к кавалькаде, возглавляемой Дини, она смекнула, что это – подкрепление для ее маленькой армии.
Лондона по-прежнему не было видно, хотя Дини показалось, что скачка продолжается уже несколько часов. Даже когда они въехали в какую-то деревушку, никаких намеков на близость города не наблюдалось.
Деревня тем временем все не кончалась, деревянные и каменные одноэтажные домишки уже можно было считать сотнями. В некоторых домах даже сверкали стекла, а на крышах красовались печные трубы. Большинство же окон было просто затянуто промасленной тканью. В домах бедноты крыши были крыты соломой, а вместо труб в них – прямоугольные отверстия, через которые выходил дым. По весеннему времени эти дымоходы тоже затягивали тканью, чтобы избежать проникновения влаги внутрь. По улицам преспокойно разгуливали свиньи, коровы и овцы, отчего вонь чувствовалась куда острее, чем на дороге. Улицы не мостили, поэтому требовалась большая ловкость, чтобы не поскользнуться и не угодить ногой по колено в жидкую грязь.
По мере того как кавалькада продвигалась, здания росли, а улицы становились все уже. Появились двух– и даже трехэтажные дома с крохотными садиками. Торговые и жилые здания были построены весьма беспорядочно, без всякого плана, верхние этажи нависали над нижними.
Затем Дини увидела мост, на удивление напоминавший обычную улицу: по его сторонам точно так же ютились самые разнокалиберные домишки, иные достигали в высоту трех этажей.
Бой башенных часов вдали напомнил, что уже два пополудни. Дини повернулась к Йеркелю и с силой втянула воздух через рот, пытаясь хоть как-то поберечь свое обоняние от всепроникающей вони.
– Где мы?
Йеркель, который смотрел на мир довольно-таки флегматично, от удивления поднял брови:
– В Лондоне, мистрис.
Дини хотела было выразить удивление, но потом прикусила язычок. А что она, собственно, ожидала увидеть? Роскошную Пиккадилли, освещенную вместо неоновых огней свечами? Или указатели, как проехать в аэропорт Хитроу?
Ветер, которым на них повеяло, был столь зловонным, что Дини отвернулась, подавляя желание соскочить с лошади и броситься к ближайшим кустикам, чтобы ее как следует вытошнило.
– Бойня и рыбные ряды, – объяснил Йеркель с видом настоящего гида. – Мясники и торговцы рыбой обязаны сбывать эти товары только в одном, специально отведенном для этого месте, чтобы не отравлять вонью весь город. Тут поблизости бани и всякого рода увеселительные заведения.
– А где Тауэр? – с вымученной улыбкой на побледневшем лице спросила Дини.
Брадобрей мотнул головой в сторону уродливого кирпичного здания.
Дини, признаться, ожидала увидеть нечто более зловещее. Ей виделся мрачный готический замок с узкими бойницами, окутанный железными цепями и охраняемый многочисленными бородатыми стражниками. Вокруг замка, по мнению Дини, должны были выситься колья с отрубленными головами жертв, а стаи ворон и прочих стервятников должны были довершать ужасную картину.
Вместо этого перед ней находился обыкновенный средних размеров дворец из веселенького серого кирпича с многочисленными башенками и башнями, который чем-то напоминал замки из мультфильмов Уолта Диснея.
Стража действительно охраняла королевскую тюрьму, но состояла из нескольких весьма лощеных гвардейцев, сбившихся в стайку у самых ворот.
Впрочем, чем ближе они подъезжали к Тауэру, тем меньше поводов для веселья находила для себя Дини. Большие окна при ближайшем рассмотрении оказались забранными железными решетками, а к широким воротам вел узкий подъемный мост. Под яркими мундирами гвардейцев скрывались кольчуги, их головы покрывали не бархатные шляпы, а глубоко сидящие стальные шлемы.
Кавалькада во главе с Дини проехала по узкому мосту, и девушка увидела вторые ворота в замок – со стороны реки. Их также именовали «воротами предателей», поскольку именно отсюда многочисленные враги Генриха совершали свое последнее путешествие по Темзе.
Огромный гвардеец, охранявший главный вход, и бровью не повел, когда Дини и многочисленные верховые, прибывшие с ней, заполнили узкое пространство у ворот.
– Эй! – крикнула Дини, подъехав к нему. Брадобреи нестройной толпой держались за ее спиной, стараясь не отдаляться более чем на несколько ярдов.
Гвардеец никак не отреагировал на ее «эй» и продолжал хладнокровно смотреть перед собой, широко расставив мускулистые ноги.
– Здравствуйте! – еще раз попыталась расшевелить охранника Дини. – Хм, я приехала сюда для того, чтобы… ну, скажем, побрить пленников.
После такого странного заявления серо-стальные глаза воина впились в лицо говорившей, хотя его тело не изменило своего положения в пространстве ни на йоту.
– Видите ли, мы прибыли, чтобы несколько облегчить положение узников, слегка улучшить их внешний вид, – самым невинным голосом произнесла Дини, в глубине души ругая себя на чем свет стоит за такую чудовищную глупость.
Гвардеец продолжал сосредоточенно молчать, напоминая скорее статую, чем человека.
Дини услышала за спиной топот копыт и обернулась. К ней подъехал Йеркель на толстенной кобыле и встал рядом. Дини хотела отослать его назад, к прочим цирюльникам, поскольку думала, что его туповатое лицо и мешковатый костюм только ухудшат ситуацию.
– Добрый день, Роберт, – сказал Йеркель, обращаясь к гвардейцу.
– Добрый день и тебе, Йеркель, – неожиданно ответил на приветствие страж, стараясь не смотреть на брадобрея.
– Так вы, оказывается, знакомы?
Йеркель промолчал, но гвардеец утвердительно кивнул. Правда, его жест был столь мимолетным, что Дини наверняка бы его не заметила, если бы не следила за происходящим очень внимательно.
– Йеркель, – прошептала она на ухо парню, – ты можешь сделать так, чтобы он нас впустил? Обещай деньги, угрожай, говори что хочешь, но только заручись его помощью.
Йеркель снова ничего не ответил, но тем не менее слез с лошади и подошел к гвардейцу. Они обменялись всего несколькими словами, но у гвардейца неожиданно вылезли глаза из орбит, и он полным изумления взглядом уставился на мистрис Дини. Наконец кивнул и что-то сказал другому солдату, стоявшему по ту сторону ворот. Тот, в свою очередь, что-то крикнул следующему стражу, и их голоса эхом прокатились под гулкими каменными сводами.
– Что ты ему сказал? – прошипела Дини, обращаясь к Йеркелю, когда он подал знак прочим брадобреям и те стали слезать с коней.
Йеркель молча похлопал лошадь по крупу и двинулся к приоткрывшейся створке ворот.
– Прошу тебя, ответь: что ты ему сказал? Может, ты угрожал ему. Ну пожалуйста, – мне очень важно знать.
Тот остановился, расправил массивные плечи и поднял светловолосую круглую голову.
– Правду сказать? – произнес он зловещим голосом, и Дини в очередной раз ужаснулась про себя нравам эпохи. Тем не менее девушка утвердительно кивнула, приготовившись выслушать ту самую правду, которую ей хотелось знать, какой бы жестокой она ни была. – Я сказал Роберту, что, ежели он пропустит нас внутрь и разрешит побрить кое-кого из пленников, мы с ним честно поделим те деньги, которые получим за бритье.
– И это все? – Дини почувствовала разочарование.
– Нет, не все. – В голосе Йеркеля снова зазвучала угроза.
У Дини от любопытства и предчувствия чего-то ужасного сжалось сердце, но она должна была узнать, каким дьявольским способом Йеркель заставил этого цербера их пропустить.
– Я сказал ему, что, ежели он не будет чинить нам препятствий, я попрошу мать приготовить к вечеру мясной пудинг.
– Мясной пудинг?
– Дело в том, – наставительно произнес Йеркель, – что Роберт – мой старший брат. – С этими словами он вошел в главные ворота Тауэра.
– Ясно, – неуверенно протянула Дини, на секунду представив себе мать Йеркеля и Роберта, занятую приготовлением пудинга. – А нельзя ли у него спросить, в какой камере герцог Гамильтон?
Йеркель пожал плечами, передал ей вожжи от своей лошади и снова вернулся к брату. Обменявшись с ним несколькими фразами, он подошел к Дини:
– Мой брат говорит, что герцог Гамильтон скорее всего или при дворе короля, или у себя в поместье, в маноре Гамильтон.
– Нет, нет, – торопливо заметила Дини, – передайте брату, что мы абсолютно уверены: герцог Гамильтон здесь!
– Мой брат утверждает, что нет.
– Я ни в коем случае не хотела его обидеть, – заявила Дини, смерив взглядом мощную фигуру Роберта, – но он может просто не знать всех заключенных.
Йеркель пожал плечами:
– Все возможно.
– Ну что ж, – вздохнула девушка, – пора приступить к бритью узников.
– Мы будем брить только лица, – предупредил цирюльник. – Не стану я брить мужские ноги. Или руки, – добавил он, помолчав.
Решив таким образом проблему бритья к удовольствию Йеркеля, они приступили к поискам Кита.
– Гамильтон! А ну-ка пошевели своими костями! При звуке этого голоса Кристофер вскочил со своей подстилки и услышал приближающиеся тяжелые шаги и клацанье меча герцога Саффолка.
– Значит, он сказал тебе, Саффолк? – осведомился Кит. – Этот твой жизнерадостный тюремщик? Я ведь грозился убить тебя, проклятый ублюдок, и с удовольствием выполню обещание.
– Брось, Кит. Сейчас не время для угроз. – Замок щелкнул, и в подземелье стало светлее. – Твоя кузина в Тауэре.
– Что случилось? – Гнев Кита испарился, стоило ему выйти на свободу. Он шел по коридору вместе с Саффолком, не обращая внимания на глядевших на них в немом изумлении слуг.
– Должен извиниться перед тобой, мой друг, – вздохнул Саффолк. – Я-то всего-навсего хотел помочь вам обоим.
– Лучше объясни, что случилось?
– Я похитил тебя и привез сюда, в свой дом, как ты уже, наверное, догадался. При дворе ходили слухи, и весьма упорные, что твоя очередь сразу за Кромвелем и в самое ближайшее время тебя упекут в Тауэр. Я решил спрятать тебя. Действовать надо было быстро, пока король оставался в Ричмонде.
– Ты предупредил Дини?
– Нет. Увы, я недооценил ее, Кит. Мне казалось, что незнание поможет ей лучше справиться с ролью страдающей родственницы.
– Бедная Дини, – пробормотал Гамильтон, мигая не то от солнца, не то от слез. – Теперь о Тауэре, Чарлз. Скажи мне, как и за что ее арестовали. – Он изо всех сил старался, чтобы голос звучал спокойно.
– Но ее никто не арестовывал! Кит замер как вкопанный:
– Что ты сказал?
– Она решила штурмовать Тауэр, Кит. Ворвалась туда с целой армией брадобреев, и все для того чтобы освободить тебя.
– Ворвалась в Тауэр? Идиотизм, сумасшествие…
– Вот твоя лошадь. Прости меня, Гамильтон. Я сделал то, что считал нужным.
Кит, чье лицо превратилось в напряженную маску, остановился и вдруг улыбнулся Саффолку:
– Я знаю, что ты хотел как лучше. Если бы ситуация сложилась по-иному, думаю, что мы – вот как сейчас – поспешили бы из моего, а не из твоего дома.
В сопровождении небольшой вооруженной свиты друзья выехали на дорогу, и группа всадников помчалась по направлению к Лондону.
Они и в самом деле побрили дюжины две узников, никак не меньше. Некоторые из несчастных так и не поняли, что с ними делают. Один кинулся в драку, заметив приближающегося к нему Йеркеля со сверкающей бритвой в руке. Лишь после бритья он окончательно успокоился, поняв, что его вовсе не собираются пытать.
Дини пришла в ужас от условий, в которых содержали пленников. У некоторых, правда, был недурной стол и даже некоторые предметы обстановки, но Дини вскоре поняла, что это так называемые «новички». С прошествием времени о них забывали даже члены семей, и узники проводили время в ужасной скуке и нищете.
За любой дверью мог оказаться Кит, поэтому девушка замирала всякий раз, когда похожий на статую Роберт распахивал перед ней дверцу очередной темницы.
Когда этот молчаливый страж привел Дини в угловую камеру, она поняла, что поиски могут обернуться неудачей. Впрочем, стоило Роберту достать большой ключ и отворить массивную дверь, как надежда вспыхнула в ее сердце с новой силой. Эта камера оказалась больше предыдущей. В центре стоял большой, заваленный бумагами стол.
– Кит? – позвала Дини, цепенея от страшного предчувствия.
Ее голос отразился эхом от каменных стен и прозвучал незнакомо и до смешного слабо. В ответ из темного угла послышалось зловещее хихиканье.
– Кто здесь? – спросила она, но ответом ей был все тот же мерзкий смешок.
Из мрака выступил человек. Дини невольно попятилась, но тут пленник заговорил:
– Мистрис Дини? Как любезно с вашей стороны навестить опального друга. Прошу извинить за убожество обстановки.
– Кромвель? – не сказала, а скорее прошелестела Дини.
– Он самый.
Теперь, когда глаза привыкли к темноте, она и сама могла убедиться, что перед ней бывший министр. Он по-прежнему носил богатый придворный костюм, хотя на дорогой ткани уже виднелись пятна от сальной свечи и потеки грязи – свидетельства пребывания в темнице.
– Мне очень жаль, что так получилось, – пробормотала Дини.
Цирюльники, пришедшие вместе с ней, не отважились войти в камеру Кромвеля, хотя Роберт и другие стражники наблюдали за опальным вельможей и Дини с равнодушием хорошо знающих тюремные порядки людей. Девушка собралась уходить, но тут ее остановил вопрос Кромвеля, брошенный ей в спину:
– Что привело вас в эту обитель скорби? Ведь вы, насколько я понимаю, все еще на свободе.
– Я, собственно, уже собиралась уходить.
– Как мило. Вы, стало быть, решили прогуляться по Тауэру и заодно навестить старого знакомого?
Дини подошла к двери, но Кромвель снова остановил ее:
– Подождите! – В его голосе слышалась самая настоящая мольба. Дини почувствовала себя увереннее, оказавшись в непосредственной близости брадобреев, которые деловито обсуждали, куда двинуться дальше, и ей захотелось узнать, что на этот раз придумал опальный вельможа.
– Как поживает королева? – между тем спросил Кромвель. – Знаете ли, я очень сожалею о ее судьбе, – продолжал он, тем самым отвечая на невысказанные подозрения Дини. – В сущности, я не собирался обманывать короля, равно как и причинять вред этой невинной овечке из Клева. Я искренне хотел, чтобы эти двое нашли свое счастье.
Кромвель подошел к столу, где были грудой навалены бумаги.
– Король заставляет меня работать даже здесь, требует, чтобы я нашел веские причины для признания брака недействительным. А они, к сожалению, имеются. Я сделаю эту работу и надеюсь, что король затребует документы, составленные мною. Я уверен, что, даже находясь в Тауэре, могу быть королю полезным. И не только королю.
Кромвель настолько погрузился в собственные мысли, что, казалось, забыл о присутствии Дини, и тогда она кашлянула, чтобы привлечь его внимание.
