Саффолк медленно направился к двери. На секунду он задержался и произнес:
– Я возвращаюсь, мистрис Дини. – Голос его звучал хрипло. – Пожелайте мне удачи, поскольку за время пути до Ричмонда я должен придумать удобоваримое объяснение и для короля, и для Кромвеля, хотя сочинительством в жизни не занимался.
– Мистрис Дини! Мистрис Дини!
Она как раз задремала и готова была провалиться в глубокий сон, когда услышала голос, который ее звал словно бы издалека. Этот голос выговаривал слова со странным акцентом. Дини заснула, продолжая сидеть на стуле, но головой уткнувшись в кровать Кита. На мгновение ей показалось, что она снова у себя в гостиничном номере, а по телевизору крутят старую картину с Элке Зоммер, которая болтает с чудовищным акцентом, превращающим слова всех остальных персонажей в скучные серые иероглифы.
– Мистрис Дини, прошу вас вставать, – уговаривал ее между тем экзотический голос с немецким акцентом.
Дини распахнула глаза – и сразу вспомнила, где она. Более того, оказалось, что ее теребит за руку, стараясь разбудить, сама Анна Клевская, четвертая жена Генриха VIII.
– Ваше величество! – выдохнула Дини, пытаясь одновременно встать на ноги, изобразить придворный поклон и при этом сохранить у себя в ладони руку Кита.
Королева Анна жестом попросила Дини не затруднять себя:
– Герцог? Он себя чувствовать лучше этот утро? – Королева была одета в роскошное, шитое золотом и украшенное драгоценностями платье, а голову ее украшала чрезвычайно странная шляпка в форме воздушного змея.
Дини перевела взгляд на Кита. Судя по всему, он находился в прежнем состоянии, но его неестественная бледность вполне гармонировала с рассеянным утренним светом.
– Мой личный доктор из Клев имел ухаживать за герцог. – Королева вытянула руку и коснулась лба Кита. Дини старалась не дышать, но вонь, исходившая от королевы, была столь сильна, что пробивалась сквозь любые преграды. – Хорошо. Лихорадка есть стала меньше, – произнесла тем временем королева, удовлетворенно кивнув.
– Так его осматривал ваш доктор, ваше величество?
– Так. Его кость, – тут королева указала на ключицу Кита, – есть сломана. Есть внутренние раны. Они есть мешать ему вдыхать и выдыхать. Мой доктор Корнелиус есть приготовить для него бальзам.
Судя по всему, королева Анна гордилась содеянным.
– О, благодарю вас. – Дини увидела, что голова раненого слегка шевельнулась на подушке. Она собралась было спросить королеву, из чего доктор Корнелиус изготовил бальзам, заранее холодея от того, что пришлось бы услышать, но в этот момент королева ее перебила.
Ее величество оглядела комнату и спросила шепотом:
– Мы одни? – Потом на всякий случай потыкала ногой под кроватью – ее платье было столь громоздким, что нагнуться она не могла.
Дини утвердительно кивнула, и королева, сама подтащив еще один стул, уселась рядом:
– Энгельберт говорил – они уехать, но я бояться, что они снова придут.
– Энгельберт? – переспросила Дини.
– Так. Мой человек, Энгельберт. Из Клева. Когда я быть маленькой. – Королева подняла руку, отмерив приблизительно четыре фута от пола. Дини, правда, так и не выяснила, кого она имела в виду – то ли себя в детстве, то ли Энгельберта, своего человека. – Они сказать ему, что оставаться, но Энгельберт говорит – нет. Они не оставаться.
Дини хотела уточнить, о чем изволит говорить королева, когда до нее, что называется, дошло.
– Люди Кромвеля? – Она перешла на шепот. – Где, скажите, люди Кромвеля?
Королева с готовностью кивнула:
– Они говорить, мы оставаться. Энгельберт знать, что это люди Кромвель. Он с самого начала знать, что это не люди короля. Он говорить, мы сказать король. И люди Кромвеля уехать.
Дини задумчиво погладила Кита по руке. Его рука показалась ей сильной и твердой, как всегда.
– Ваше величество, – прошептала она как бы между прочим, – этот ваш Энгельберт – весьма неглупый парень. На вашем месте я бы его от себя не отпускала.
– Так, – ответила королева (именно этим словом она заменяла обычное «да»). – Энгельберт – это есть парень!
Дини подняла глаза и увидела почти прямо перед собой честное лицо королевы. Она с такой неподдельной тревогой и вниманием вглядывалась в лицо Кита! Ее большая плоская рука снова коснулась лба раненого.
– Лихорадка, кажется, есть меньше?
– Думаю, что так, – согласилась Дини. – То есть я очень на это надеюсь.
– Скоро придет доктор Корнелиус делать кровопускание.
– Знаете, – сказала Дини, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, – мне кажется, это не самая лучшая мысль. Я подумывала над тем, чтобы вскипятить воду и заодно прокипятить бинты. Пора сменить эти грязные тряпки.
Королева прищелкнула языком:
– Доктор Корнелиус хорошо знайт о всякой такой штук. Он говорить, герцог надо пускать кровь. Он есть послать за лучший цирюльник, чтобы пускать кровь герцог.
– За цирюльником? – Дини напряглась. – Знаете, эта щетина, которая выросла на щеках у Кита – вещь довольно неопрятная. Может быть, эти самые цирюльники его просто побреют? Тогда им будет чем заняться и все будут довольны. Хорошо?
Королева наградила ее удивленным взглядом:
– Доктор Корнелиус говорить, надо пускать кровь герцог!
– А я говорю, надо его побрить. Давайте договоримся, ваше величество. Дайте мне пять минут, и я смогу убедить цирюльников просто побрить герцога, но отнюдь не пускать ему кровь. О'кей?
Королева прищурилась, но на губах появилась улыбка.
– О'кей.
Дини, продолжая улыбаться, вернулась к исполнению своих обязанностей. Королева же сложила на груди руки и следующие полчаса посвятила слову «о'кей», изо всех сил стараясь произносить его так же, как мистрис Дини Бейли.
Он снова грезил наяву. Это было единственным объяснением происходящего. Глубоко вздохнув, Кит заставил себя сглотнуть комок горькой слюны, хотя это причинило ему боль. Впрочем, болело все – и голова, и плечо, и тело. Казалось, его пропустили через молотилку.
Кто-то разговаривал поблизости. В беседу включился еще один голос – нежный и приятный, готовый, казалось, вот-вот обратиться в смех. Впрочем, смеха он так и не дождался. Зато сразу узнал американский акцент.
Не янки, нет. Скорее акцент южных штатов. Пожалуй, сильнее, чем у Вивьен Ли, которая совсем недавно снялась в новом фильме «Унесенные ветром». Он вспомнил, что ему довелось повидать мисс Ли на сцене. Кажется, ее называли восходящей звездой. Это была очаровательная девушка, правда, со слишком большими руками. Подумать только, такие большие руки, а достались столь хрупкой особе.
Руки, которые поглаживали его лицо, были легкими и прохладными. Вот опять шепот:
– Я никуда не уйду от тебя, Кит. Я знаю, ты слышишь меня. Я тебя не оставлю.
Неужели ему привиделось это нежное лицо, мокрое от слез? Неужели она плачет из-за него?
Боже мой, Дини! Как он мог забыть?
Он вдохнул еще раз и почувствовал, что дышать стало капельку легче. Он сразу заглотнул как можно больше воздуха, чувствуя, что требуется еще и еще. Похоже, ему никак не удавалось надышаться.
Но вот на его лицо легли совсем другие руки – на этот раз твердые, как будто мужские. Потом он почувствовал, что его лицо чем-то скребут. Удивительно, но это напомнило ему бритье. Да, его и в самом деле бреют. Он хотел было сказать, что бритье может подождать, а вот воздуху хорошо бы побольше – но не смог.
Происходило что-то непонятное. Он слышал, как Дини говорила с кем-то весьма льстивым голосом. Он пытался открыть глаза, но веки будто налились свинцом.
– Я обещаю, – весьма кокетливо произнесла тем временем Дини, обращаясь к кому-то в комнате. Кит отлично мог представить себе ее улыбку, ее смеющиеся глаза. Господи, как же ему хотелось ее увидеть! – О'кей, подойдите, – сказала Дини.
После этого послышалось шарканье ног по полу. Кто-то следовал за ней, удаляясь от кровати в дальний угол комнаты. Несколько секунд Кит вообще ничего не слышал за исключением звука льющейся воды, скрипа стульев и приглушенного шепота.
– Ох! – неожиданно вскрикнула она. Что там с ней делают эти варвары?
Еще один женский голос произнес американское «о'кей».
Со страшным усилием Кристофер открыл глаза. Некоторое время все предметы да и сама комната вертелись перед ним в причудливом калейдоскопе. Затем ему удалось наконец увидеть Дини, стоявшую в окружении полудюжины цирюльников. Они о чем-то беседовали с ней, временами, словно птицы крыльями, взмахивая широкими рукавами. Судя по всему, между ними шла серьезная беседа или даже ученый спор. Но вот один из цирюльников – человек крепкого телосложения – неожиданно повалил девушку на пол, обнажил ее длинную стройную ногу и выхватил из складок плаща острый искривленный нож. Дело явно принимало серьезный оборот.
Кит со страшным волнением наблюдал эту сцену, которая живо напомнила ему языческие жертвоприношения. Он прилагал невероятные усилия, чтобы набрать в грудь побольше воздуха и закричать, привлечь к себе внимание этих ужасных людей и тем самым дать шанс девушке исчезнуть. Но вот, к его полному недоумению, она присела, откинула голову и расхохоталась.
– Нет, я не шучу, – говорила Дини с улыбкой. – Там, откуда я приехала, все дамы бреют ноги. Вы, конечно, и представить себе не можете, как здорово чувствует себя женщина после подобной процедуры. Анна Клевская кивнула:
– О'кей. Эти люди говорить, что не есть пускать кровь герцог. Вы выйграйт, о'кей?
Кит снова прикрыл глаза – от волнения и страшного напряжения он неимоверно устал. Впрочем, он заметил, что в голосе девушки послышалось явное облегчение.
– Ну и прекрасно. Пусть они оставят герцога в покое, а я им позволю брить себе ноги, когда они только пожелают.
Кит, несмотря на слабость, сам едва не рассмеялся, поняв, какую удивительную сделку заключила эта отважная женщина с местной гильдией хирургов-цирюльников. Его поразила сама идея этой сделки, и ему хотелось отдать должное уму и хитрости Дини.
Но вместо этого он провалился в глубокий сон.
Глава 9
– Что значит – она уехала? – требовательно вопросил Генрих. Хорошее расположение духа монарха растаяло без следа.
Прежде чем продолжить, Чарлз Брендон, герцог Саффолк, некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Судя по тому, как побагровело лицо короля, его весьма опечалила новость об исчезновении облюбованного объекта.
– Ваше величество, мистрис Бейли чрезвычайно опасалась навлечь болезнь на своего великодушного государя. После того как она оправилась от обморока, настигшего ее в Ричмонде, ее первой мыслью была мысль о здоровье вашего величества. Она умоляла меня помочь ей вернуться в Хемптон-Корт, где она могла бы одновременно ухаживать за своим кузеном и при этом быть уверенной, что ничем не повредила драгоценному здоровью вашего величества.
Король глянул на свой расшитый золотом и драгоценностями камзол и едва не зарычал от злости. Ведь он напялил на себя все это только для того, чтобы казаться привлекательнее в глазах мистрис Дини. И вот – изволите ли видеть – она уехала! Первейшим желанием венценосца было кому-нибудь немедленно наподдать. Но собак поблизости не оказалось, так что желание пропало втуне. Король стоял, расставив ноги и воткнув кулаки в поясницу, словно пытаясь лишний раз убедить себя – а заодно и присутствующих – в собственной абсолютной власти, которая, как известно, дана Богом.
Тем не менее, когда первая вспышка гнева миновала, не причинив вреда ни двуногим, ни четвероногим, слова, сказанные Саффолком, наконец проникли в сознание Генриха.
– Хм, так, значит, она беспокоилась о нашем здоровье? – сказал он, давая тем самым Саффолку понять, что не потерпит даже слабой попытки уклониться от темы, столь живо его интересовавшей.
– Совершенно справедливо, – подтвердил герцог. – Впрочем, я видел Гамильтона собственными глазами, ваше величество, и хочу вас заверить, что его болезнь не относится к разряду заразных.
Король коротко кивнул и быстрым шагом подошел к окну. Стоя спиной к герцогу, он покачался на каблуках – причем проделал это с такой удивительной грацией, которая казалась несовместимой с его ростом и весом.
– В таком случае что за болезнь приковала Гамильтона к постели? Насколько мы осведомлены, он весьма здоровый человек. В жизни не видел, чтобы он страдал от хвори. – Король говорил довольно небрежно, но за деланной беспечностью явно проглядывала подозрительность. Саффолк понял: король догадался, что за историей с болезнью Гамильтона скрывается нечто другое.
Саффолк давным-давно знал, что за грубоватой внешностью и простоватыми манерами Генриха, любившего хлопать своих приближенных по спине, скрывается подлинный знаток человеческой психологии. В течение короткой беседы король мог определить, чего стоит тот или иной придворный. После этого он очень редко менял мнение о человеке. Те, кто пользовался его покровительством, могли рассчитывать но него, если, разумеется, не становились королю поперек дороги, когда он был одержим очередной идеей. В настоящее время навязчивой идеей, снедавшей Генриха, являлся новый брак. И Саффолк, наученный многолетним опытом, знал, что никто и ничто не в состоянии заставить Генриха отступить от намеченной цели.
– Я уехал из Хемптона рано утром, ваше величество. Слуги еще только начали просыпаться. Я ничего не знаю о том, что сказали врачи о болезни герцога. Что касается моего мнения, то это мнение человека, ничего не понимающего в медицине. – Саффолк говорил медленно, осторожно подбирая слова. – Зато мне известно, что мистрис Дини чувствует себя отлично и ее обморок в Ричмонде скорее всего объясняется переутомлением после продолжительной езды верхом. Мистрис Дини просто заботится о вашем величестве и о своем кузене – вот и все.
– Именно в таком порядке? – деловито осведомился Генрих.
– Полагаю, что так, сир, – спокойно парировал Саффолк. Его так и подмывало рассказать Генриху о роли Кромвеля в приключившейся с Гамильтоном хвори, но тогда пришлось бы заодно поведать об истинных отношениях между мистрис Дини и Гамильтоном.
Возможно, король легче воспримет правду, когда его любовный пыл по отношению к мистрис Дини несколько поубавится. Тогда, возможно, он, Саффолк, сможет все объяснить королю в дружеской беседе. Но не сейчас, только не сейчас.
Генрих повернулся к Саффолку и собрался было заговорить вновь, когда двери королевских апартаментов распахнулись и Кромвель, с ног до головы заляпанный дорожной грязью, ворвался, как буря. Когда он низко склонился перед королем, его черный плащ живо напомнил Саффолку сложенные крылья летучей мыши.
– Ваше величество, – начал Кромвель, но в этот момент обнаружил присутствие в кабинете герцога Саффолка. Кромвель небрежно поклонился герцогу и сказал: – Саффолк, – тем самым скорее констатируя присутствие герцога в кабинете, нежели приветствуя его особу.
Саффолк продолжал сохранять на лице маску полнейшего спокойствия, стараясь упрятать подальше чрезвычайно сильное желание разоблачить деяния Кромвеля перед королем. Вместо этого он ограничился таким же коротким кивком и произнес:
– Эссекс.
Король одарил Кромвеля державным взглядом:
– Что-то я не слышал, как вы просили разрешения войти, Эссекс.
На долю секунды на лице Кромвеля появилось выражение неуверенности в себе. В течение восьми лет он входил в кабинет короля, распахивая двери ногой – особенно если того требовали государственные дела. Но теперь его унизили, уравняли с прочим дворцовым сбродом, часами ожидающим выхода короля.
– Мне не терпелось сообщить вам добрую весть, ваше величество, – заявил Кромвель с уверенностью в голосе, которой не было в его душе. Интересно, много ли известно королю? Что-то было во взгляде повелителя, что заставило Кромвеля затрепетать. Тем не менее он продолжал: – Все епископы, ваше величество, – Винчестерский, Дэрхэмский и Йоркский – пришли к выводу, что повод для признания брака недействительным воистину существует. Таким образом, Господь Бог отнюдь не считает ваш брак благословенным, а значит, король может считать себя свободным и направить свои усилия на поиски жены, более соответствующей его вкусам.
Однако вместо благодарности и дружеских хлопков по спине Кромвель не услышал от короля ни слова.
– Вечером мы отправляемся в Хемптон, – неожиданно заявил король, обращаясь скорее к Саффолку, но при этом не сводя глаз с Кромвеля.
– В Хемптон, ваше величество? – В голосе Кромвеля звучало крайнее удивление. – Но мы только вчера покинули Хемптон!
– Прелестно, Эссекс, – произнес король со скрытой угрозой в голосе. – Как видно, странствия не отразились на ваших умственных способностях. Да, вчера мы уехали из Хемптона, а сегодня вечером возвращаемся!
Кромвель сжал губы в узкую щель, но отвесил королю учтивый поклон:
– Очень хорошо, ваше величество. Я отдам приказ всем вашим слугам…
– Ничего подобного, – сказал Генрих, продолжая стоять без движения, словно памятник самому себе. – Мы избавляем вас от хлопот, связанных с переездом.
Полагаю, герцог Норфолк отлично справится со всеми приготовлениями.
– Норфолк? Но, государь, такого рода поручения вы обычно давали мне. – Кромвель перевел дух. – Норфолк ничего в этом не понимает.
– Наоборот, уверен, что Норфолк отлично во всем разберется. – Король говорил негромко, но непреклонно.
Рука Кромвеля под черным плащом сжалась в кулак. Огромный рубин, украшавший указательный палец графа, врезался ему в плоть, но он даже не почувствовал боли.
– Ваше величество, – Кромвель отвесил низкий поклон и, пятясь, двинулся из комнаты, чувствуя на себе испепеляющие взгляды Генриха и Саффолка. Но нет! Он не уйдет униженным и побитым, будто пес. – О сир! – Кромвель рывком поднял голову и посмотрел в глаза королю. Потом ухмыльнулся, изобразив на губах улыбку слуги, посвященного во все тайны своего сеньора. Да и в самом деле, в былые времена ему приходилось выслушивать самые интимные признания своего господина. – А как поживает мистрис Дини? Тешит ли она еще ваши августейшие чувства?
Король хранил молчание, поэтому отвечать пришлось Саффолку.
– Значит, вы не знаете, что произошло? Вчера вечером я отвез мистрис Дини в Хемптон-Корт, чтобы она имела возможность ухаживать за своим кузеном.
– За Гамильтоном? – Кромвелю не удалось скрыть фальши в на диво разыгранном удивлении. – Разве герцог не в Ричмонде? Я и понятия не имел, что он болен.
– Болен? А кто тебе сказал, что он болен, Эссекс? – Саффолк спрятал руки за спину, поскольку у него было большое искушение схватить Кромвеля за жирный загривок.
Глаза Кромвеля забегали, но тем не менее он заговорил:
– Это догадка, Саффолк. Ты же сказал, что мистрис Дини отправилась в Хемптон для того, чтобы за ним ухаживать. Отсюда следует, что герцог занемог.
– Ты свободен, Эссекс, – произнес король без привычной теплоты в голосе.
Эссекс выскочил из королевских покоев белый от гнева. Он ненавидел всех сразу – своих слуг, Гамильтона, но более всего – женщину по имени Дини Бейли. Так или иначе, он расплатится за свое унижение. Он еще увидит, как покатятся головы. Кое-кому придется очень пожалеть, что он пытался выставить Томаса Кромвеля, графа Эссекса, дураком.
– Мой дурак, мой дурак! – Королева Анна в восторге захлопала в ладоши, когда в комнату ввалился молодой человек. Колокольчики, которые украшали его головной убор с двумя матерчатыми рожками и висели на кончиках туфель, постоянно звенели. Шут перекувырнулся через голову и встал, широко раскинув руки, будто делая цирковой комплимент. Королева засмеялась и наклонилась к Дини, которая тихо сидела у ее ног.
Теперь они находились в личных апартаментах королевы и играли в модную при дворе игру под названием «вращающийся диск», в котором Дини не без труда признала обыкновенную юлу. Впрочем, Дини не могла сосредоточиться на игре – все ее помыслы были в той небольшой комнатенке, где по-прежнему в беспамятстве лежал Кит. Доктор Корнелиус сменил ее у постели больного, пообещав, что будет присматривать за ним лично. Собственно, по этой причине она и волновалась.
– Мой дурак, он есть хороший, так? – Королева предпринимала героические усилия, чтобы развлечь Дини, вернее, хоть немного отвлечь ее от мыслей о Ките.
– Да, ваше величество. – Дини попыталась изобразить на лице улыбку. – Это просто постоянный источник смеха.
Королева подняла свои унылые брови и хихикнула:
– «Источник смеха»? Мне следует заучить эту фразу. Она мне есть нравится. Ха-ха. Источник смеха.
Энгельберт, дворецкий королевы, вкатил в ее покои серебряный поднос на массивных колесах, на котором горкой лежали крохотные пирожные. Королева сразу же взяла несколько штук и жестом предложила Дини угощаться.
– Вы не есть кушать даже крошка целый день, – настаивала она. – Вы съесть немного этих. Мой повар есть делать их специально для меня.
Энгельберт подсунул Дини угощение прямо под нос, так что ей пришлось закрыть глаза – она очень боялась, что ее стошнит.
– Нет, благодарю вас. Они отлично пахнут – похоже на запах жареных пончиков.
– Пон-чи-ков? – Королева явно заинтересовалась. – Что есть пон-чи-ков?
– Ну, это такие небольшие кусочки жареного теста. Я их продавала, когда жила в Нэшвилле.
Энгельберт, судя по всему, заинтересовался рассказом Дини не меньше королевы и слушал ее раскрыв рот.
Только когда Дини потрясла перед его лицом пустым подносом, Энгельберт будто очнулся и удалился, отвесив короткий поклон.
Дворецкий королевы был мужчиной средних лет, с заостренной головой в форме пули, покрытой ненатурально черными волосами. Росточку он был небольшого и к тому же сутулился. Впрочем, несмотря на небольшой рост и вечно склоненную голову, держался он весьма важно, и добиться от него какой-либо услуги можно было, только неоднократно об этом попросив. Его преданность королеве Анне не знала границ. Поскольку Анна проявляла к Дини видимую приязнь и заботу, Энгельберт распространил свои милости и на нее.
– Может быть, вы показать мой повар, как готовить пон-чи-ки, о'кей? – Королева взглянула на Дини с таким неподдельным дружелюбием, что той оставалось только улыбнуться в ответ.
– О'кей, – сказала она, хотя на сердце у нее было тревожно и она с ног падала от усталости.
Шут между тем возился у ног двух дам. Он совершенно разошелся и уже пытался укрыться у Дини под юбкой. При этом он корчил такие уморительные рожицы, что королева пришла в полный восторг и даже Энгельберт ухмыльнулся.
Заметив поощрение со стороны хозяйки, шут стал приставать к Дини еще старательнее. На глазах девушки неожиданно показались слезы: ведь единственное, о чем она мечтала, – это присесть у постели Кита, взять его за руку и никуда больше не уходить. Но вместо этого ей вместе с шутом приходилось развлекать королеву и принимать дурацкие ухаживания.
Между тем шут неожиданно скривился, сделал плаксивое лицо и опустил уголки рта двумя резкими морщинами вниз, самым натуральным образом пародируя внутреннее состояние Дини. Королева от удовольствия захлопала в ладоши и повернулась к Дини, чтобы та тоже приняла общее участие в веселье.
Однако, заметив взгляд Дини, она тут же перестала хлопать.
– Прекратить! – Анна Клевская выразительно посмотрела на шута, тот стушевался, пожал плечами и выкатился прочь.
Дини в течение всей этой сцены молча стояла, сжав кулачки.
– Ты идти назад к свой кузен, – сказала королева. – Ты знать, как отсюда попадать к нему?
Дини некоторое время стояла в недоумении, поскольку не сразу сообразила, о чем говорит Анна. Но поняв, что ее отпускают, ощутила глубочайшую благодарность к королеве. Девушка схватила большую руку ее величества, поднесла к губам и поцеловала.
– Благодарю вас, – прошептала она. Потом встала и, прежде чем покинуть королевские апартаменты, присела перед королевой в низком реверансе. В первый раз она поклонилась от души, а не просто ради этикета.
Дини двинулась к дверям и, уже уходя, снова присела в поклоне. На лице королевы появилась добрая, нежная улыбка, мгновенно преобразившая ее – из простушки и дурнушки Анна превратилась в женщину исключительного обаяния. Да, красивой Анну назвать было нельзя, зато выражение доброжелательности и искренней симпатии во многом искупало недостатки внешности.
Когда длинный шлейф Дини исчез в дверном проеме, королева повернулась к Энгельберту:
– Мистрис Дини – о, она есть хороший повар. – Потом Анна хлопнула в ладоши, снова вызвала своего шута и велела ему продолжать.
Некоторое время глаза Дини привыкали к темноте. Хотя в первый момент она не увидела кровати, но абсолютно точно знала, что Кит здесь, в комнате. Она чувствовала его присутствие.
В коридоре ее встретил доктор с мрачным, изборожденным морщинами лицом. Хотя господин Корнелиус говорил по-английски лучше, чем все прочие люди из свиты Анны, понять его все-таки было непросто.
– Герцогу есть лучше, мистрис, – произнес он со значением. – Из-за бальзама, которым я смазал раны. Но более всего помогли крылья диких пчел. Я их перетер и тоже добавил в мазь. Но как есть такое случилось, что герцог получил столь тяжелый раны?
Дини ничего не сказала в ответ.
– Благодарю вас, доктор, – пробормотала она скороговоркой и оттеснила врача к стене, чтобы скорее добраться до постели Кита. Она почувствовала, что врач смотрит ей в спину. В самом деле, для придворных она представляла странное зрелище: без шляпы, волосы неприбраны и свободно струятся по плечам.
Дини плотно закрыла за собой дверь и некоторое время простояла, прижавшись к створке и собираясь с мыслями. По сильной вони, царившей в комнате, она поняла, что доктор Корнелиус снова намазал больного своим бальзамом. Впрочем, она это предвидела.
В углу комнаты, на столе, Дини сложила полоски чистой материи для перевязки.
Прачка чуть в обморок не упала, когда Дини потребовала, чтобы та как следует прокипятила бинты, – наверняка сочла ее сумасшедшей. Королева, однако, приказала, чтобы все ее слуги беспрекословно выполняли распоряжения мистрис Дини, если это ускорит выздоровление герцога.
Откинув тяжелые шторы, она впустила в комнату дневной свет, чтобы лучше видеть Кита. Подойдя к кровати, замерла, разглядывая неподвижное тело на кровати.
Хотя он по-прежнему был без сознания, от него – даже больного и слабого – исходила внутренняя сила, присущая великодушной и благородной натуре. Дини взяла в руки чистые полоски ткани и приблизилась к изголовью Кита, стараясь не шуметь. Стул, на котором она сидела ночью, по-прежнему стоял справа от постели.
На этот раз лоб герцога оказался куда прохладнее на ощупь, чем раньше, и, хотя Кита недавно побрили, на его щеках уже опять проступила колючая темная щетина. Рядом с кроватью находился также таз с водой, которую прокипятили по требованию Дини, к вящему удивлению прислуги. Девушка намочила бинты в воде и распахнула рубаху на груди Кита. Бережно и тщательно она принялась очищать кожу больного от нового слоя жирной мази.
Работала она быстро и аккуратно с точностью хорошо отлаженного механизма: погружала в воду чистую тряпочку, обтирала Киту плечо или грудь, снова погружала тряпочку в воду, отжимала ее и повторяла всю операцию сначала. Пока она работала, в механических движениях рук ей почудилось нечто знакомое, домашнее. И она вспомнила. Будучи восьми лет от роду, Дини заболела корью. Тогда ее мать, усевшись рядом с ее кроватью – примерно так, как она сейчас сидит рядом с постелью Кита, – стала протирать ее худенькое, покрытое алой сыпью, тельце розоватым лосьоном против зуда. Как, спрашивается, она могла такое забыть?
Раздался женский плач, который оказался ее собственным. Дини, не переставая рыдать, закончила свою работу, досуха промокнула рану и затянула завязки чистой белой рубахи на груди Кита.
Господи, но как же она плакала – плакала по себе, по Киту, по своей матери, наконец! В душе образовался странный вакуум – и щемящее чувство потери. Никогда больше ей не суждено вернуться в тот мир, где осталась ее мама, где был их дом и все такое устойчивое, знакомое, согревавшее душу. Сжав руки в кулачки, она зарылась лицом в покрывало на кровати Кита, пытаясь хоть таким, глупым и детским, способом, укрыться от жестокой нынешней реальности.
Потом – совершенно неожиданно для себя – она почувствовала на плече прикосновение большой и теплой ладони.
– Ш-ш-ш, – произнес мужской голос, хрипловатый и негромкий.
– Кит? – Дини подняла глаза, опасаясь, что это ей пригрезилось. Но нет, его глаза стали приоткрываться, а на обметанных лихорадкой губах появилась слабая улыбка. Его ладонь по-прежнему покоилась на ее плече, словно позабытая своим владельцем вещь.
– О Боже, Кит! – тихо сказала она. Только сейчас она осознала, что более всего боялась, что он никогда не очнется. Он по-прежнему выглядел ужасно, но теперь по крайней мере пришел в себя, мог говорить…
– Как ты себя чувствуешь?
Глупый, конечно, вопрос. Она это поняла, как только слова слетели с ее губ. Некоторое время Кит лежал без движения и молчал, но затем Дини почувствовала, как его рука, лежавшая на ее плече, ожила и стала медленно сжиматься в кулак. Потом он поднес этот кулак к ее лицу и оттопырил большой палец, что должно было продемонстрировать, что у него, Кита, дела – о'кей.
– Тебе что-нибудь требуется?
Кит отрицательно потряс головой. Неожиданно его затуманенные глаза сверкнули, и он произнес одно-единственное слово:
– Кромвель?
– Он куда-то уехал по приказу короля. И вот еще что. Саффолк в курсе всех событий. Он мне помог добраться сюда, в Хемптон. – Она откинула с его лба непокорную прядку. – Лихорадка у тебя проходит.
Кристофер ничего не ответил и снова закрыл глаза – по-видимому, от утомления. Дини потянулась за свежим бинтом, намочила его в воде и коснулась импровизированным тампоном его губ.
– Нам нужно поговорить, – сказал тем временем Кит.
– Только не сейчас, Кит. Тебе необходим отдых. – Она просунула свою руку в его ладонь и подивилась силе, с какой он сжал ее пальцы.
