С гравитацией творилось что-то непонятное. Руки и ноги не поднимались. Я скатился с дивана, вначале на колени, потом на корточки и только после этого с трудом смог встать на ноги.
      В коридоре горел свет. Скрипел паркет. Я открыл дверь и зажмурился. Прямо на дороге стояли два больших чемодана и сумка на колесиках, которую мы обычно берем в путешествия.
      Жена завязывала Маринке шарф.
      – Вы куда? – поинтересовался я.
      – К бабуле, – сказала дочь. – Мама говорит, что мы от тебя уходим. Потому что ты – пьяница.
      – Оль, что за дела? У меня вечер был на работе. Потом у Макарыча слегка перебрал. Жена подняла глаза полные ненависти.
      – Ты не понимаешь? Точно не понимаешь?
      – Ну, ладно, ну перелил через край. Новый Год все же.
      – Марин, иди-ка в свою комнату.
      Дочь вприпрыжку пересекла коридор. Она с первого класса нормально не ходила – или семенила или подпрыгивала.
      – Значит, ты не понимаешь? – спросила жена.
      – Не особо. Я че, каждый день бухаю, что ли?
      Звонарь начал дергать за веревочки, колокола завыли. Пока еще высокие тона. В затылке запели хоры.
      – Я тебя вчера видела с проститутками. Ехала из диспансера, смотрю номера знакомые. Пригляделась, а мой муж сажает в машину проституток.
      Вот те на!
      – Ты ошиблась.
      – Не надо! Я развернулась и полчаса за тобой ездила. Я даже видела, как тебе их целую машину привезли.
      – А дальше видела?
      – А зачем? Я что больная. Ты выбрал самую жирную. Извращенец.
      – Я тебе все объясню.
      – Было бы интересно! Ну-ка! Давай.
      В голову ничего не лезло. Не мог же я рассказать ей правду.
      – Давай, давай. Что молчишь? Тебе было скучно и ты попросил проституток поиграть с тобой в «морской бой»? Или вы читали вслух Библию?
      – Искрометный юмор.
      – Да пошел ты. Марина, выходи!
      – Оль, это нелепая случайность.
      Жена аж подпрыгнула.
      – Случайность?
      – Да. Понимаешь, у меня проблемы.
      – Я все твои проблемы знаю. Ты думаешь, я дура? Я все твои случайности знаю по именам. У тебя даже хватало наглости меня с ними знакомить. Хватит!
      Дочь приоткрыла дверь, выглянула, поморщилась и снова скрылась.
      – Я десять лет терпела! Рыдала в подушку. Все думала, перебесишься и, наконец, на меня посмотришь, а у тебя на почве пьянки уже совсем крыша съехала. Здравствуйте, гости дорогие, до проституток докатились. Марина, пошли!
      – Ну, подождите.
      Жена взяла в руки чемоданы. Дочь вышла из своей комнаты и покатила сумку.
      – Нам от тебя уже ждать нечего.
      Они вышли из квартиры.
      – Куда вы пойдете?
      – Слава Богу, у меня еще мама есть.
      – Оставайтесь, я сам уйду.
      – Мне твоя квартира не нужна. И машина не нужна.
      – Машину-то возьми, не дури, холодно же.
      – Не нужна она мне. Я вообще ничего твоего не беру. Благодетель хренов. Только трусы забрала и все.
      – Не многовато ли у тебя трусов? – кивнул я на чемоданы. Зря я это сказал.
      – Ах, так? – жена швырнула мне под ноги чемоданы один за другим. – Подавись!
      Дочь швырять сумку не стала, она только отпустила ручку, прислонилась к стене и заткнула уши.
      Я подошел к ней, взял за руки и посмотрел в глаза.
      – Марин, уговори маму остаться. Скоро Новый Год, к нам придет Дед Мороз.
      – Папа, – снисходительно сказала Маринка, – я уже давно не верю в Деда Мороза. Я растерялся. Меня этот ответ почему-то поразил.
      Жена схватила дочь за руку и поволокла к дверям тамбура.
      – Я знаю, куда ты уходишь! – крикнул я ей вслед. – К Чебоксарову!
      Ольга как будто натолкнулась на преграду.
      – К кому? – переспросила, она оглянувшись. На лице было написано изумление.
      – К Кольке.
      – Ты идиот. Не хочу больше тебя видеть.
      Они хлопнули дверью прямо перед моим носом.
      Тут же открылась дверь Макарыча. Он посмотрел на меня с сочувствием, даже Пуля завиляла хвостом.
      – От меня жена ушла, – просто сказал я.
      – Бабские мозги пустые, гладкие и бесполезные, как стреляная гильза, – нашелся генерал.
      – Да уж.
      – Не из-за меня случайно? Мы изрядно вчера покуражились.
      – Ты тут ни при чем.
      – Ко мне ночью участковые приходили. Кто-то им позвонил. Разбудили, сволочи.
      – Ну и?
      – Заставил их отжиматься от пола. Пусть знают, как по ночам шляться, – похвастал пенсионер.
      Бля, что за врун! Как он меня достал!
      Я даже ничего ему не ответил, повернулся и зашел в квартиру. В голове к тенорам подключились басы.
      Я сел на пол, прислонился к входной двери и стал думать про Деда Мороза. Как будто это самая большая проблема в моей жизни. Перед глазами кружились сонмы бородатых стариков в разных одеждах, но обязательно с мешками. Они были всякие, черные, белые и рыжие, высокие и низкие, толстые и худые. Ни одного нормального. Они меня не устраивали.
      Потом я стал думать про дочь. Ей всего около десяти, а она настолько взрослая, что уже не верит в Деда Мороза. Мне казалось, что я был уверен в его существовании лет до четырнадцати – пятнадцати.
      Я встал и попытался привести себя в порядок. Дед Мороз не отставал ни на шаг. Он заглядывал в рот, когда я чистил зубы и дул на кофе, чтобы он быстрее остывал.
      Даже под душем, когда я обычно мечтаю о своих тропических островах, он испортил картинку, забравшись на пальму прямо в валенках.
      Я вытерся, надел халат и позвонил Апрельцеву. Он напугал вчера, заинтриговал, но так и не перезвонил. Естественно, «абонент временно отсутствует». Спит, урод. Я позвонил Аркашке:
      – Заедь за мной.
      – Через полчаса.
      – Хоть через час.
      Зря я попил кофе. Эти Санта Клаусы стали бить меня кувалдой по голове. Пришлось лечь и закрыть голову руками. Не особо помогло.
      На потолке прижились две тени, они то увеличивались, то уменьшались, иногда дрожали. Позвонил Шамрук.
      – Ты где справляешь Новый Год?
      – Теперь уже не знаю.
      – Приходите к нам. Посидим, потом покатаемся по городу. Я не бухаю. Буду за рулем.
      – Ничего не обещаю.
      – Я тебе тут подарочек приготовил, дружище. Давай увидимся. Я тебя с осени не видел.
      – Давай. Правда, я занят под завязку. Сам понимаешь, Новый Год, самый медосбор.
      Он начал что-то говорить, я убрал трубку от уха, а потом нажал отбой. Придурок.
      Сейчас бы проблеваться, да позывов нету. Где Апрельцев?
      Я опять набрал его номер. Недоступен. Вот как он ходит на задания. Дрыхнет, сволочь. Хер ему, а не бабки.
      Позвонил Спарыкин, сказал, что через полчаса мы все должны встретиться около нового помещения, посмотреть все хорошенько и получить ключи от строителей. Чебоксаров тоже будет. Я пообещал подтянуться.
      Приехал Аркашка. Он с сочувствием посмотрел на мою рожу, но комментировать не стал. Пока я одевался, этот деятель рассказывал мне о том, как закончилась вчерашняя пьянка в офисе. Он скрупулезно обрисовал детали и сообщил, кто с кем и куда отправился после ее окончания.
      – Знаешь, шеф, я ведь пошутил насчет процентов со страховой суммы, – неожиданно сменил он тему. – Я ведь просто выполнял свою работу. Конечно, если подкинете пару копеек – не откажусь, но и настаивать не буду.
      Умеет все-таки Спарыкин запугивать людей. Я пропустил его реплику мимо ушей. Не буду лезть в эту беду. Пусть полковник сам решает.
      За дверью все еще стояли чемоданы жены. Я занес их в квартиру. Аркашка спрашивать не стал, а я не горел желанием трепаться на эту тему.
      Мы спустились к машине. Ноги у меня дрожали, как камыши на ветру. В тамбуре я уловил густой аромат женских духов. Видимо, к генералу пришла Белла.
      Мы подъехали к нашему будущему канцелярскому магазину самыми последними. Спарыкин и Чебоксаров уже лазили по сугробам по периметру фасада, за ними неотступно, след в след, вышагивали два незнакомых мужика.
      – Кто должен убирать снег? – орал Дальтоник.
      – ПТЖХ, – виновато бурчал один из мужичков.
      – А почему не убирает?
      – Мы с ними договор не заключали.
      – Почему?
      – Договор заключают на весь год, а мы готовили помещение к продаже. Зачем он нам?
      – На фасад электропроводка выведена?
      – Зачем?
      – Освещать рекламу. У меня через час люди из «Горрекламы» приедут и из двух рекламных агентств. Нам в первых числах января нужно, чтобы все тут горело и искрилось.
      Колька встал под козырьком и вдохновенно рассказал о том, как он себе представляет рекламную вывеску. Потом мы с грехом пополам открыли дверь, заваленную снегом, и прошли внутрь. Чебоксаров был активен. Он задавал много вопросов по существу, советовался с нами и ругал ни в чем не повинных продавцов. Я смутно понимал, о чем речь, смотрел вниз на пыльные ботинки, пожимал плечами и пытался делать умное лицо. Я все время думал о Деде Морозе.
      – Слушай, – сказал я шепотом Аркашке, – отмени заказ на Деда Мороза.
      – Шеф, я уже отдал аванс.
      – Плевать. Извинись и отмени. Аванс пусть оставят себе.
      Аркашка кивнул, как будто что-то понял.
      Мне было наплевать на то, что помещение оказалось прекрасным, даже лучше, чем мы могли предположить. Мне было глубоко наплевать на то, что под центральной комнатой находился небольшой подвал, который тоже был наш и нигде не числился. Мне казалось, что весь мир рушится, потому что у меня на Новом Году не будет Деда Мороза. Это какое-то зловещее совпадение, Деда Мороза не было на работе, а теперь не будет и дома.
      – Сегодня на заводе собираются все арендаторы, – обратился ко мне Чебоксаров. – Ты, пожалуйста, поприсутствуй, а то у меня здесь очень много работы, да еще надо съездить проверить почки, что-то очень болят. Спать не могу.
      – Шеф, мне нужно купить подарки, – сказал Аркашка, когда мы вышли.
      – Мне тоже. Поехали, – я нащупал в кармане список.
      В машине я попробовал закурить. Даже с закрытыми глазами мне это не удалось. Видимо, после пьянки страхи обостряются. Я опять позвонил Апрельцеву. Он опять был недоступен.
      Передвигаться по городу было невозможно. Стоянки опустели, за покупками выехали все, начиная от пятнадцатилетних нимфеток и заканчивая подслеповатыми пенсионерами. Все матерились, сигналили и кишели, как муравьи, только бестолково.
      Особая напряженка творилась в парфюмерных магазинах и в отделах бытовой химии. Мы с Аркашкой тоже не стали придумывать порох, остановились на духах, дезодорантах, так как «все воняют» и шампунях, потому что среди наших близких «лысых нету».
      Памятуя о том, как дочь отшила меня с Дедом Морозом, я купил ей настоящие взрослые духи, чтоб не тырила у матери. Жене купил белье. В свете всех последних событий, более дебильного подарка, конечно, не придумаешь. В самый разгар толкучки позвонил Чебоксаров.
      – Где Ольга? – спросил он. – Я хотел проверить почки. На работе ее нет. Сотовый не отвечает.
      Интересно, прикидывается или на самом деле не знает? По моим расчетам, моя жена должна была позвонить ему в первую очередь.
      – Она у матери.
      Наверное, обрадует Кольку позже.
      – Что-то случилось?
      – Ерунда. Семейное дело.
      Не дождется. Не буду ему ничего рассказывать.
      Потом позвонил Полупан.
      – Анисимов и Решетников сгорели сегодня в охотничьей избушке в пригороде. Не знакомы?
      – Нет. Достал.
      – А ты не груби. Это моя работа. Ты обязан отвечать. Чтобы помочь следствию.
      – Дело закрыто.
      – Как закрыли, так и откроем. В прокуратуре недавно на совещании его обсуждали.
      – Давай без меня. Я скоро от слова «пожар» начну под себя ходить.
      Полупан хмыкнул и отключился.
      После того, как все имена в наших с Аркашкой списках были вычеркнуты, мы пообедали в турецкой забегаловке и отправились дарить подарки нужным людям. Долго мучиться нам не пришлось, потому что, слава богу, все начальство в нашем городе сконцентрировано в центре, при желании можно пешком пройти. Учитывая пробки, мы так и делали.
      После еды мне стало совсем плохо, желудок натуральным образом кипел и рвался наружу со всем содержимым. В голове опять забухали колокола. Надо убить этот день, расстрелять из гранатомета, вычеркнуть из календаря, признать недействительным и прожить снова, когда-нибудь в другой жизни. Прожить правильно, чтобы можно было им гордиться.
      Из канцелярского офиса позвонила Вероника и сообщила, что меня ждут на собрании арендаторов. Сам бы я на него не поехал, но раз Чебоксаров попросил, пришлось навострить стопы.
      Почему-то собрание опять проходило в нашем торговом зале. Любителей помахать руками после драки оказалось немного. Друг напротив друга сидели Колодий и Гурылев.
      – Автозапчасти и строители не придут, – сказал Гурылев.
      – Они уже почти съехали, – подтвердила Колодий.
      – Вы как? – спросил продавец бытовой химии. – Будете бороться, или тоже ту-ту?
      – Пока не знаю, – ответил я.
      – Да ладно, – вскипела хохлушка. – Говори правду. Не получилось у вас задушить узкоглазых. Великая Россия называется.
      – Не получилось, – признался я.
      – Я слышал, вы переговоры с вьетнамцами ведете, – поделился Гурылев. – Интересно было бы знать, на предмет чего?
      – Ничего мы не ведем.
      – Не ври. Он к вам приезжал, этот Хо Ши Мин долбанный.
      – Просил съехать пораньше.
      – А не получится так, что мы все съедем, а вы с вьетнамцами на месте останетесь? И будете капусту тут рубить.
      – Ты за кого нас держишь? – возмутился я.
      – За кого надо, за того и держим, – встряла Колодий. – Что-то вы, парни, темните.
      – Я тут на всякий случай недвижимостью интересовался, – прищурился Гурылев. – Ну, думаю, мало ли. Присмотрел одно помещение. А когда жареным запахло, когда стало ясно, что вы кроме понтов ничего не можете, позвонил в агентство. Так помещение уже ушло. Не вы часом купили?
      – В центре? Сто пятьдесят квадратов?
      – Да.
      – Мы, – не стал отпираться я.
      – Я так и знал.
      У меня зазвонил телефон.
      – Я еду к вам, везу деньги, – сказал Нгуен.
      Этого еще не хватало.
      – Давайте встретимся у нас в офисе, – я назвал адрес. – Минут через пятнадцать.
      – Что, вьетнамцы звонят? – съязвил Гурылев. Он, конечно, пошутил, но попал в точку.
      – Угадал, – глупо хихикнул я. – Мне нужно идти.
      – Счастливого пути.
      – И вам того же.
      Из машины я позвонил Ларисе, велел, чтобы она приготовила купюросчетную машинку и принесла ее в мой кабинет, и туда же провела вьетнамца, если он приедет раньше меня. Аркашка непонимающе лупал на меня глазами.
      – Здесь полмиллиона, – Нгуен достал из одного большого пакета пакет поменьше. – Пишите расписку.
      Лариса стала считать деньги, а я написал петицию о том, что взял у такого-то и такого-то деньги за произведенный ремонт помещения.
      Лариса подтвердила сумму и унесла деньги в сейф, а я отдал бумагу Нгуену.
      – У тебя на родине какая сейчас погода? – зачем-то спросил я.
      – Жарко, – он помолчал и добавил: – И влажно. Я живу на воде.
      – Меконг? – блеснул я эрудицией.
      – Нет, от Меконга далеко. Я живу в море.
      – На побережье?
      – Нет, на острове. В море.
      Меня прямо перекосило.
      – На острове? Там песок?
      – Не везде. Кое-где – скалы. Кое-где песок.
      – А пальмы есть?
      – Конечно.
      Я затаил дыхание.
      – Скажи, а у вас на острове случайно нет голубого озера?
      – Есть, даже два. Только они не совсем голубые, скорее зеленые.
      – А речка?
      – Два ручья.
      – И небольшой водопад?
      – Тоже есть.
      Я ничего не понимал.
      – Скажи, а зачем ты оттуда уехал?
      – Там очень хуево, – ответил он, не задумываясь, на чистейшем русском языке, без малейшего акцента, – очень, очень, очень хуево. Вы когда освободите помещение?
      – Начнем сегодня, а дальше, как получится.
      – Нужно успеть до Нового Года.
      – Постараемся. У меня к тебе просьба. За тобой скорее всего остануться наши телефонные номера. Ты уж пожалуйста, попроси своих людей, чтобы они отсылали клиентов по нашему новому адресу.
      – Если быстро уедете. Пока.
      После того как он ушел, я позвонил Чебоксарову и сказал, что деньги на месте и их можно вносить в банк для проплаты взноса за недвижимость.
      Он пообещал приехать в течение пяти минут и успеть до закрытия вечерней кассы.
      – Ольга не объявилась? – перед отбоем спросил он.
      – Я же тебе сказал, где она. Позвони к теще.
      – Будь другом, сам позвони. Почки болят.
      – Я с ними в ссоре.
      – Что же делать?
      – Позвони в больницу ее мордастым товаркам. Ты же их всех знаешь, они тебя проверят.
      – Неудобно.
      – Неудобно жопой рис перебирать. Тогда не ной.
      Его тирада на счет моей жены не была похожа на дешевую инсценировку. Наверное, я все-таки ошибся, и между ними ничего нет. А то бы они обязательно были на связи.
      Я еще раз набрал номер Апрельцева. Этот мудак напрочь отсутствовал.
      Я позвал Аркашку и велел ему освобождать канцелярские склады. Аркашка тряхнул гривой и забил копытами. Ему не терпелось выслужиться. Из-под его ног полетели искры. Так и пожару возгореться не долго. Меня кинуло в пот, а наш главный зам по всем вопросам с пробуксовкой ринулся руководить переездом.
      После стука в дверь вошла Лариса, она сказала, что звонили из приемной какого-то доктора со странной фамилией и просили напомнить, что в шесть часов, то есть через час мне нужно идти на прием.
      После ухода Ларисы я достал свои заветные картинки и в сто пятидесятый раз стал их рассматривать. Мне было совсем фигово, а перед визитом к врачу не мешало бы поднять настроение. Пускай враги нас выгнали с насиженного места, может нам это даже на руку, но мы не дадим всяким обезьянам растоптать нашу сокровенную мечту. Да пошел он, этот Нгуен. Что он понимает?!
      Да здравствуют бамбуковые леса и банановые рощи! Да здравствуют дни, полные безделья, следы на песке и рифы в голубых лагунах!
      Кабинет доктора Сенчилло находился в здании городской больницы скорой помощи, только не через главный вход и не через приемный покой, а имел отдельную бронированную дверь с торца и неоновую вывеску.
      Минут пятнадцать я просидел в приемной, рассматривая пейзажи на стенах и, между прочим, фотографии коралловых островов и атоллов. Девушка за стойкой что-то увлеченно печатала на компьютере. Потом меня пригласили, и я вошел в розовый кабинет.
      Жизненный опыт научил меня, что спорить о вкусе пива и о женской красоте одинаково бесполезно и глупо. Возможно, кому-то доктор Сенчилло и не понравится, но мне она приглянулась с первого взгляда. Приятная женщина, с пухлыми губами и насмешливыми глазами, моего возраста. Она сидела за высоким длинным столом, на котором не было ничего, кроме папки с бумагами, чистого листа, ручки и настольной лампы.
      Я поздоровался.
      – Здравствуйте, – сказала она и, указав на стул по левую руку от себя, велела сесть. – Вы будете давать интервью под своим собственным именем, или мне как-то называть вас.
      – Под своим собственным, – подумав, ответил я. – Мне бояться нечего.
      – Тогда, Сергей Леонидович, я буду заполнять небольшую анкету, а вы пока нарисуйте дом, дерево и человека, – она достала из папки чистый лист писчей бумаги «Кондопога», плотностью 48 грамм на квадратный сантиметр, серого цвета и протянула мне. Потом выдвинула ящик стола и достала коробку с остро наточенными цветными чешскими карандашами «Кох-и-нор».
      – Какой дом? – уточнил я.
      – Любой.
      Я начал рисовать, а она стала записывать мои анкетные данные.
      Не долго думая, я нарисовал одноэтажный деревенский домик с одним окном, невысоким забором и длинной трубой, из которой валил черный густой дым. Немного подумав, я пририсовал рядом с домом воду, реку или, скорее – море, так что мое сооружение оказалось как бы на берегу. Землю я покрыл густой зеленой травой, а на небе изобразил тучи. Рядом с домом я решил пририсовать дерево. У меня получилась пальма, причем согнутая от ветра. Чтобы картинка казалась совсем правдоподобной, я нарисовал на пальме бананы, а одна связка даже падала, сорванная потоками воздуха. Рисуя ветер, я сломал грифель.
      – Почему такой густой дым? – оказывается, она смотрела на то, как я рисую.
      – Не знаю. Возможно, это пожар.
      – А почему пальма?
      – А вам не хочется к морю?
      Она оставила мой вопрос без внимания.
      – А разве бананы растут на пальмах? – доброжелательно спросила она. Даже насмешка в уголках ее глаз куда-то исчезла. Она была совершенно серьезной.
      – Нет. Но мне так захотелось. В конце концов, моя фамилия – Тихонов, а не Шишкин.
      – Хорошо.
      Она забрала мое высокохудожественное произведение и еще раз внимательно его рассмотрела.
      – Теперь нарисуйте человека.
      – Какого?
      – Любого. На ваше усмотрение.
      Я взял коричневый карандаш и изобразил папуаса с копьем, прикрытого набедренной повязкой из листьев. Немного подумав, я пририсовал ему на грудь ожерелье из зубов акулы, и чтобы быть до конца последовательным, поместил рядом с ним очередную пальму, но на этот раз – финиковую.
      – Почему вы выбрали негра?
      – На самом деле, вначале я хотел нарисовать вьетнамца, но негры у меня просто лучше получаются.
      Она даже не улыбнулась.
      Мне изрядно мешала творить ее грудь, она отвлекала. Большая, спелая, под прозрачной блузкой, одетая в прозрачный лифчик. Я бы ее нарисовал. Мне на ум стали приходить какие-то эротические мысли. Это ли не признак надвигающегося внезапного исцеления?
      Еще она попросила меня нарисовать свою семью. Я не удержался и запечатлел на бумаге сегодняшнюю утреннюю сцену. Жену с чемоданами и дочь, затыкающую уши.
      Осмотрев мое творение, целительница, наконец, проявила ко мне какой-то интерес. В ее глазах мне почудилась жалость.
      – Сейчас я дам вам вопросы, – минут через пять, встрепенувшись, сказала она, – они пронумерованы, но соблюдать последовательность не обязательно. Отвечайте в том порядке, в каком они лежат перед вами. Отвечайте быстро, не задумываясь, первое, что придет в голову. Не стесняйтесь, все ответы останутся между нами.
      Она протянула пачку ксерокопий.
      Самый верхний вопрос на первом листе под номером девяносто три гласил: «Какой вид оргазма вы испытываете? А. – Клиторальный? Б. – Вагинальный? В. – Оба?».
      Ответить быстро и не задумываясь у меня не получилось. Вначале я подумал, что чего-то не понял, потом, когда понял, что понял все как надо, не понял, что мне нужно отвечать.
      Я почесал репу и произнес:
      – На этот вопрос я ответить не смогу.
      – Почему? – осуждающе спросила она, встала и подошла ко мне со спины. Зад у нее был подстать грудям, даже сочнее.
      Она взяла в руки листы лежащие передо мной и вернулась к столу. Лицо у нее сделалось пунцовым.
      – Извините, я перепутала. Это опросник для девочек, – она так и сказала: «для девочек». И сразу, как бы испугавшись просторечного выражения, произнесла:
      – Это одна из проективных методик, разработанная мною на основе апперцептивных тестов, под руководством моего научного руководителя, – она протянула мне новые листы. – У меня скоро защита.
      Ну вот, теперь про меня напишут в диссертации.
      Вопросы для мальчиков тоже оказались не совсем простыми.
      Номер тридцать четыре, например: «Представляете ли вы во время секса с женой других женщин? А. – Нет. Б. – Всегда. В. – Иногда». Я уже забыл, каким он бывает этот секс с женой, поэтому подчеркнул букву А. Потом шли вопросы о работе, а на восемьдесят четвертом пункте опять сбивались на интим: « На какой половине кровати после секса вы предпочитаете спать? А. – На той, где осталось мокрое пятно? Б. – На сухой? В. – Мне все равно?». Из вредности я написал, что на мокрой. Очень много вопросов касались супружеских взаимоотношений. Большинство из них ставили меня в тупик, и я отвечал наугад.
      Клетки в таблицах были очень мелкими, когда я подчеркивал варианты, было очень заметно, как у меня трясутся руки.
      На всю эту дурость у меня ушло минут сорок. Врач все это время внимательнейшим образом изучала мои рисунки.
      Наконец я закончил. Женщина взяла листы, подровняла стопку, положила рядом с собой и сказала:
      – Хорошо.
      Она посмотрела на меня, как уставшие люди смотрят на рыбок в аквариуме, сквозь, и немного за спину. Мне было неприятно. Конечно, можно хлопнуть дверью, встать и уйти, но кто-нибудь, когда-нибудь видел хоть одну рыбку, которая выбралась из аквариума и при этом не сдохла?
      – А почему вы не спрашиваете, какая у меня проблема? – заволновался я.
      – Я пытаюсь понять это сама.
      – Ну и как, удается?
      – Думаю, да.
      – Можете озвучить?
      Она опять уставилась на мои рисунки.
      – У вас проблемы с потенцией, – она немного помолчала. – Это явно. Еще у вас проблемы в семье. Причем, совсем не обязательно, что вторая проблема вытекает из первой. Возможно, вам кажется, что вас преследуют. Возможно, вы боитесь огня, – она закусила губу. – Вот пока все, что я вижу.
      Я был поражен. Никогда в жизни мне не внушали доверия никакие гадалки и ясновидящие. Но тут, попахивало чудом. Баба посмотрела на мои каракули и обнажила мою душу. Над ее головой засветился нимб, я готов был пасть на колени и ползти за ней на плаху.
      – Как вам это удалось?
      – Я долго училась и много читала.
      – Ну, и как вы меня будете лечить?
      – Это не сразу. Придется встречаться, и не раз. Все эти ваши неврозы – это всего лишь следствие какого-то стресса. Нам нужно выявить причину. Нам нужно узнать, когда это началось. Скорее всего, это связано с вашей работой. Мне нужно поработать с вашими ответами.
      – Я готов, – воодушевлено сказал я. – Но при чем здесь моя работа?
      – Деньги. Какие-то неудачи, потери. Очень много похожих пациентов появилось после кризиса девяносто восьмого года. Вы сами должны понять, на фоне каких финансовых неприятностей у вас начались проблемы.
      – Вы хотите сказать, что мой член отказывается работать из-за того, что я потерял какие-то деньги?
      – Скорее всего. Неплохо было бы, чтобы вместе с вами пришла ваша жена.
      – Она от меня ушла. Сегодня.
      – Я так и думала, но, возможно, это всего лишь порыв. Возможно, она вернется.
      – Не знаю.
      – Для начала я назначу вам прямо с сегодняшнего дня успокоительный массаж и гипнотический сон, медикаментозно – пару успокоительных препаратов. После Нового Года окончательно определимся.
      Она выписала рецепт, написала направление на бланке и объяснила, куда мне идти на процедуры.
      – И, самое главное, – сказала она, когда я встал. – Вам нужно бросить пить. Причем с сегодняшнего дня, причем раз и навсегда.
      Я уже это где-то слышал.
      – Вы алкоголик. И стадия не начальная. Знаете, что вас ждет в ближайшем будущем?
      – Что?
      – Бред ревности, деменция, а потом полная деградация личности. Вплоть до белой горячки. Про нормальные интимные отношения можете забыть.
      Это уже что-то новенькое. Такого я еще не слышал.
      Я попрощался и ушел на процедуры. Не одному же Чебоксарову все время лечиться.
      Процедуры со мной проводил губастый мужик с волосатыми руками и лысым черепом. Он был и гипнотизером и массажистом. На массаже я расслабился до такой степени, что даже похмелье отступило, а во время сеанса гипноза – уснул.
      По пути домой я все время думал о своей жене, Чебоксарове и про бред ревности. Все сходилось. Я еще раз безуспешно попытался позвонить Апрельцеву.
      Видимо он взял отгул или на мой аванс обожрался до невменяемости.
      Дома меня никто не ждал, поэтому пришлось заскочить в продуктовый магазин и по пути в аптеку.
      Я думал, что будет тяжело уснуть, что придется до полуночи бродить по огромной квартире, но ошибся. После горсти прописанных доктором таблеток стало клонить в горизонтальное положение.
      Потом я уснул как мертвый.

11.