Веселье только начиналось, а я вдруг почувствовал себя плохо и незаметно уехал домой. Померил температуру - сорок градусов. Понял, что продуло в тире, где часто открывали двери, чтобы проветривать помещение от скопившихся пороховых газов. На другой день врач определил двустороннее воспаление легких. Температура не снижалась. На пятые или шестые сутки я почувствовал себя совсем плохо. Временами терял сознание, ртом шла обильная мокрота с кровью, ногти посинели, нос заострился. Как потом рассказывали, все стали готовиться к самому худшему.
      О моем состоянии узнал нарком. Тотчас из Москвы по его указанию был отправлен самолет, который доставил для меня сульфидин - новейшее по тем временам лечебное средство. После нескольких приемов его температура упала, и я стал, хотя и очень медленно, приходить в себя. Так пришло спасение после, казалось бы, почти безнадежного состояния. Через месяц я уже был на ногах. Видимо, помогли и жизненные силы, которых в тридцать с небольшим лет во мне было с избытком. На всю жизнь я остался благодарен нашему наркому вооружения Б. Л. Ванникову, оказавшемуся таким чутким человеком. Это его качество проявлялось в отношении всех, кто работал с ним.
      Хотя я считал себя еще молодым и не очень опытным директором, но видел, что перевооружение Красной Армии, по существу, приводит к перестройке всего народного хозяйства. Много делалось в черной и цветной металлургии, химической и электротехнической промышленности, в других областях, тесно связанных с обороной страны. Только беззаветная преданность рабочих, инженерно-технических работников, всех тружеников нашего социалистического государства помогала выдерживать это огромное, ни с чем не сравнимое напряжение. Мы, работающие непосредственно на оборонных заводах, чувствовали это, пожалуй, больше других. И все делали, чтобы в короткие сроки оснастить предприятия новыми станками, модифицировать старые, изготовлять в необходимых количествах оснастку, находить неизвестные до того технологические решения, заменять материалы, идущие на наши изделия, более качественными и т. п. Причем в этой огромной работе нельзя было допустить серьезных ошибок и просчетов.
      Партия и правительство оказывали любую помощь в выполнении заданий. И каждый плохой или, наоборот, хороший результат в деятельности заводов немедленно становился известным в правительстве. Производственники понимали, что освоение многих видов новой боевой техники нужно завершить в возможно короткое время. Новые предложения, уточнения конструкторов, технологов, рабочих-рационализаторов постоянно осмысливались, применялись в деле. Наращивались темпы выпуска изделий, оружия и боевой техники, чтобы полностью удовлетворить запросы армии. Работа, развернувшаяся особенно в больших масштабах в 1940 году, продолжалась и в следующем, 1941 году, в том году, когда пришла война.
      За три месяца до начала войны на нашем заводе вдруг появились представители Государственного контроля. Этот орган возглавлял Л. З. Мехлис. Для проверки работы завода прибыло сразу 30 контролеров. Руководитель группы показал мандат, в котором говорилось, что ему поручено проверить состояние дел на заводе и представить доклад руководству. Добавил, что проверка будет продолжаться примерно месяц.
      - Сделаем все возможное, чтобы ваша работа была успешной, - ответил я.
      Дал указание обеспечить контролеров круглосуточными пропусками. Своего заместителя по снабжению К. П. Воробьева попросил помогать комиссии и информировать меня о ее деятельности, чтобы в случае необходимости я мог дать пояснения.
      В течение месяца К. П. Воробьев, человек очень трудолюбивый и необыкновенно скрупулезный, заходил ко мне и докладывал, что, мол, вчера представители Госконтроля появлялись там-то и там-то, но все в порядке, никаких недочетов не выявили. Доклады поступали каждый день и звучали одинаково: "Все в порядке, недочетов нет".
      И вот спустя месяц руководитель приехавшей группы просит встречи для ознакомления с протоколом проверки. Прочитав протокол, я пришел в ужас от тех беспорядков, которые обнаружены на заводе. Акт представлял собой целый том наших "грехов". Однако самым невероятным оказалось то, что о работе завода, выполнении плана, состоянии техники, то есть о самом главном, в протоколе не было ни слова. Зато всяких других нарушений, истинных и мнимых, хоть пруд пруди.
      Например, для трехсот лошадей, работавших внутри завода, не заготовили достаточно сена и к концу зимы покупали его по рыночным ценам. Государственная цена 100 рублей за тонну (в старом исчислении), а завод покупал по 1000 рублей. Конечно, с разрешения директора, то есть меня, что подтверждали и соответствующие документы.
      Или, например, нашли требование об отпуске со склада спирта, подписанное начальником цеха: "Товар - спирт. Количество - 10 литров. Назначение - для разведения". (Разведенным спиртом пользовались для очистки особо точных деталей.-В. Н.)
      Мне говорят:
      - Что же это у вас за порядки, товарищ директор? Сами выписывают спирт, сами его получают, сами разводят... А дальше что?
      В некоторых кладовых увидели сточенные гири (они, конечно, были не новыми, стерлись от частого употребления). Упрек такой: видимо, гири подточены специально, чтобы занизить вес отпускаемого товара. И так далее, в том же духе. Что делать? Акт пришлось подписать.
      Когда комиссия уехала, я спросил Воробьева:
      - Как же вы докладывали, что все в порядке?
      Бледный от конфуза, он только развел руками.
      Пока материалы рассматривали в Госконтроле, грянула война. Я был переведен в Москву на должность заместителя наркома вооружения. Но Мехлис все же обо мне не забыл: вызвал и сделал устное внушение. А главный бухгалтер завода получил выговор, так как в документах о покупке сена была "подтасовка". Указывалось, что оно покупалось по 100 рублей, а перевозка обходилась по 900. Делать же этого не следовало, так как главный бухгалтер получил от меня указание закупить само сено по 1000 рублей, что подтверждали соответствующие бумаги.
      Позже я понял, что иных результатов комиссия Госконтроля и не могла получить. Контролеры хорошо видели, что завод работает ритмично, план выполняет в срок, программа шла даже с опережением. Что в таком случае заносить в протокол? Только положительные факты? А ведь цель проверки выявить прежде всего недостатки. Когда же ничего серьезного нет, идут в ход факты второстепенного, а то, как в нашем случае, и третьестепенного значения.
      Так или не так, но итоги этой проверки, хотя и косвенно, подтвердили готовность Ижевского машиностроительного завода к военным испытаниям. Они свидетельствовали, что завод работает стабильно, набирает темпы, имеет основательную материальную базу, сплоченный коллектив, идет в ногу с другими предприятиями промышленности вооружения, выполняет все, что на него возлагают.
      Война подтвердила это.
      Война пришла
      Самый необычный день. - Военные времена - военные заботы. - Нарком вооружения Д. Ф. Устинов. - Секретарь Тульского обкома партии В. Г. Жаворонков. - Эвакуация шла круглосуточно. - "Прощались рабочие с родным заводом. Многие плакали". - Новые адреса вооруженцев: Урал, Сибирь, Медногорск... - Наказ рабочих: "Передайте правительству: вытерпим все - и холод, и голод, и тесноту, все силы отдадим, чтобы победить".
      Рано утром 22 июня 1941 года, решив немного отдохнуть, я поехал на заводское озеро - побыть на воздухе, половить рыбу. Хотя я и не любитель-рыболов, но в июне охоты нет, а разгрузка от дел, которыми постоянно занят, нужна. Отъехали на лодке километра четыре от берега, только расположились, смотрим: прямо к нам летит катер. Дежурный по заводу и рулевой - оба кричат:
      - Владимир Николаевич, война!
      Как был одет на рыбалку, в том и приехал в заводоуправление. Увидел первого секретаря обкома партии А. П. Чекинова, начальника управления внутренних дел М. В. Кузнецова и директора металлургического завода И. А. Остроушко. Почти одновременно со мной пришли секретарь горкома ВКП(б) Ф. Р. Козлов и секретарь райкома Г. К. Соколов. Тут же были главный инженер и другие заводские руководители. Все ждали меня, так как у директора машиностроительного завода хранился мобилизационный план, которым надлежало руководствоваться в случае начала войны. Пакет находился в сейфе у директора еще со времени, когда завод был единым.
      Вскрыл пакет. В документе говорилось, что выпуск винтовок завод должен довести до 5000 штук в сутки в течение года. Производство охотничьих ружей, мотоциклов и некоторых других изделий, связанных с гражданскими нуждами, прекратить. Можно использовать в случае необходимости, но в ограниченных количествах находящиеся в мобилизационном запасе материалы: металл, ферросплавы, станки, режущий и измерительный инструмент. План составлен три года назад и с тех пор не пересматривался. Все это время я был главным инженером единого завода, а затем директором машиностроительного, но нигде и никогда не заходил разговор о необходимости внесения каких-либо поправок в мобплан. Понял, что и сам в чем-то виноват, ведь за последние годы произошли крупные изменения на заводе. Оправданием могло служить лишь то, что к этому документу никто, включая руководителей завода, не допускался. Начальник мобилизационного отдела имел дело только с наркоматом, вопрос этот со мной, когда я стал директором, не обсуждал. Документ оказался не полным для практического руководства.
      Что же не было учтено? То, что когда-то единый завод разделен на два самостоятельных: металлургический и машиностроительный. Не учитывалось в мобплане и то, что за последний период мы освоили производство самозарядных винтовок, а также стали выпускать в больших количествах крупнокалиберный пулемет конструкции Березина. Объем производства самозарядных винтовок и крупнокалиберных пулеметов на случай войны нам был неясен.
      Наметил на девять утра совещание всего руководящего состава завода, в том числе и начальников цехов. В восемь часов позвонил наркому. Дежурный по наркомату ответил, что Дмитрия Федоровича Устинова нет на месте и сегодня, видимо, он не будет. Набрал телефон первого заместителя Василия Михайловича Рябикова. Секретарь ответил, что тот, как и Устинов, уехал в Совнарком. Не получив никаких указаний, решил обговорить некоторые вопросы, требовавшие, на мой взгляд, неотложного решения, в узком кругу, с теми, кто был у меня в кабинете.
      Обменявшись мнениями, наметили: производство обычных винтовок увеличивать в соответствии с мобилизационным планом до 5000 штук в сутки с постоянным наращиванием выпуска из месяца в месяц. Ускорить строительство объектов, предусмотренных реконструкцией завода. Тут все было далеко от завершения. Прикинули, что строительную организацию завода надо довести, как минимум, до четырех тысяч человек вместо имевшихся двух тысяч. Тогда сроки окончания строительства можно сократить в два-три раза. Дополнительную рабочую силу направить в прокатные цехи. За счет установки нового оборудования на действующих площадях увеличить выпуск проволоки и ленты, нужда в которой теперь неизмеримо возрастала.
      Важно в короткие сроки закончить все работы на газовой станции. Это позволит увеличить ее мощность. Проверять ход строительства объектов энергетики. Подачу дров на завод в ближайшие месяцы довести до 300 вагонов в сутки. Помимо увеличения лесозаготовок нужен дополнительный подвижной состав вагоны и паровозы. В число очередных работ включили восстановление всего, что раньше считалось списанным, изношенным, непригодным к использованию. До войны нам обещали помощь мазутом и углем, но могли ли мы теперь рассчитывать на это?
      Пока обсуждали это и другое, я снова позвонил в наркомат. На вопрос, как нам быть, что делать, как действовать в новой обстановке, В. М. Рябиков ответил:
      - Увеличивайте мощности военных производств. Другие указания поступят позднее.
      Даже этот общий наказ подбодрил. Москва о нас знает, и в целом мы на правильном пути. Всего теперь, а в первую очередь оружия, надо выпускать больше. Намного больше.
      Главное - ясно. Отдаю распоряжения руководящему составу: каждому конкретное задание. На раздумье - как его выполнить и какая нужна помощь сутки. Завтра утром обсудим все в деталях по каждому мероприятию и по каждому участку производства. В этот день и в течение наступившей затем ночи мы с завода не уходили, пока не закончили первостепенные дела, что возникли в связи с началом военных действий.
      22 июня 1941 года был на заводе самым необычным днем из всех за время войны. Порыв большинства людей - немедленно идти на фронт. За несколько часов от рабочих, инженеров, техников и служащих только машиностроительного завода поступило несколько тысяч заявлений с просьбой зачислить в ряды Красной Армии добровольцами и еще несколько тысяч заявлений было подано о зачислении в народное ополчение. Поразительная патриотическая готовность с оружием в руках сражаться с фашистскими захватчиками!
      Вот что писал в заявлении работник сверлильно-токарного цеха Амир Султанов: "У меня в Красной Армии служат два брата, оба находятся там, где идут бои с фашистами. Отправляется и мой третий брат на фронт. И мое решение непреклонное - с оружием в руках сражаться с немецкими оккупантами".
      После выступления по радио заместителя Председателя Совнаркома СССР, наркома иностранных дел В. М. Молотова на заводе прокатилась волна митингов возмущения вероломным нападением Германии на нашу страну, звучали призывы к ударному труду на производстве.
      Рабочий одного из цехов Н. Шемякин заявил: "Я должен с сегодняшнего дня идти в отпуск. Я от него отказываюсь и прошу Советское правительство взять меня в ряды Красной Армии. А пока буду выполнять две нормы в смену".
      Подобные митинги прошли и на металлургическом заводе. Многие металлурги в субботу ушли в массовый туристический поход. На рассвете устроили военную игру и возвращались домой довольные и веселые, с песнями, не предполагая, что уже шла война. Другие с утра отправились в новый парк культуры и отдыха на живописные берега заводского пруда. И вот, узнав о заявлении Советского правительства, все хлынули на завод. На митингах выступило несколько сот металлургов.
      Сталевар Василий Попов из электромартеновского цеха заявил: "Мы готовы отдать все силы, весь свой опыт, а если потребуется, то не пожалеем и жизни для победы над врагом".
      Другой сталевар, Александр Ульянов, работавший на новом мартене, поклялся: "Мы, сталевары, дадим Родине столько стали, сколько потребуется для уничтожения врага".
      Обычно после митингов меня окружали рабочие и спрашивали:
      - А что же будет дальше, как вы думаете?
      Я отвечал, что не первый раз на нашу страну нападают чужеземцы, а потом еле уносят ноги. Наполеон ведь тоже сумел покорить почти всю Европу, но, потеряв на полях России свою "великую" армию, едва спасся бегством. Так будет и с Гитлером.
      Лица рабочих светлели. Многие говорили:
      - Передайте правительству, что мы все силы отдадим за нашу Родину, а если потребуется, и жизнь.
      С началом войны мы, руководители заводов, секретари парткомов, начальники цехов и строек, практически не бывали дома. Времени так мало, что его едва хватало на самые неотложные дела. Надо побывать в каждом цехе, на каждом строительном участке, в других местах. И везде свои особенности и трудности. Выпуск продукции растет, а цеха - в движении: везде переставляют оборудование, размещают дополнительное из мобилизационного резерва. Проходя по заводу, видел, как вместо мужчин, ушедших на фронт в первые же дни войны, становились к станкам женщины, юноши, девушки, пенсионеры. Но если последним не надо было ничего объяснять - это были бывшие кадровые рабочие, то новое пополнение нужно еще обучить профессиям. Неуверенно поглядывали на то, что делается вокруг, женщины и молодежь, но замечал, с каким старанием все начинали работать на станках.
      В первые дни войны очень нужен был всем директор.
      Подходит начальник цеха ствольной коробки:
      - Владимир Николаевич, разрешите разобрать вот эти две стены, за ними канцелярии. Мы уберем стены, а в канцеляриях поставим станки.
      Отвечаю:
      - Ломайте, только смотрите, чтобы перекрытие не провалилось.
      - Владимир Николаевич, - обращается начальник ствольного цеха, - мне надо человек шесть мастеров прибавить, а то людей обучать не успеваем. Есть готовые специалисты из рабочих, можно назначить?
      - Предложение дельное, назначайте, только подбирайте тщательнее.
      В цехе мелких деталей такой разговор:
      - Нужен дополнительный конвейер для сборки одного из узлов пулемета. Расположим его здесь, Владимир Николаевич, вдоль стены.
      - Ставьте. Но только от стены отступите. Надо сделать так, чтобы люди могли работать с двух сторон. Программа будет расти - придется еще один конвейер налаживать, а так - сразу решаем дело.
      Соглашаются:
      - Правильно.
      В других цехах решают вопросы главный инженер и главный технолог.
      Следующий день. Еду на строительство нового корпуса, предназначенного для сборки крупнокалиберных авиационных пулеметов и пушек, которые завод пока не выпускает. Дело "подошло" к крыше. Кладка стен из кирпича идет к концу. Спрашиваю начальника участка:
      - Сколько людей работает?
      - Сто пятьдесят человек.
      - Что надо, чтобы за месяц корпус был готов и можно было ставить оборудование?
      - Людей добавить.
      - Сколько?
      - Человек сто.
      Обращаюсь к начальнику строительного треста Е. Я. Байеру:
      - Евгений Яковлевич, три дня срок - людей надо добавить. Я сам переговорю с обкомом партии, думаю, помогут. Ваша задача - оформить всех без задержки и сразу послать на стройку.
      Еду туда, где расширяется объект для отстрела пулеметов Березина. Обращаюсь к начальнику строительного участка:
      - Когда закончите?
      - За две недели.
      - Чем нужно помочь?
      - Ничего не надо, Владимир Николаевич, справимся сами.
      - Ну тогда две недели - ни дня больше.
      Ночью в заводоуправлении работаю с бумагами, принимаю тех, у кого еще не был, кто пришел за советом или с просьбами. Решаем все быстро - иначе нельзя.
      Звонок из наркомата:
      - Как дела? Чем помочь? Что доложить наркому?
      Отвечаю:
      - Дела в целом идут нормально. Помощи никакой не надо, справляемся сами. Доложите наркому, что на заводе не знают, как наращивать выпуск березинских пулеметов: свои наметки есть, но каковы запросы авиационников?
      - Наркому доложим, в ближайшее время получите точные указания.
      Заходит главный инженер, сообщает, что делал, какие вопросы решал.
      - В основном все в порядке, - заключает он.
      Заместитель директора по коммерческой части Г. Г. Лещинский докладывает о финансовых и других делах. Говорит о трудностях с заготовкой кормов для лошадей из-за нехватки людей. А кормить триста могучих животных, используемых на заводе, придется всю зиму. Позвонил в обком партии, попросил принять Лещинского, помочь с кормами для наших битюгов. Из обкома ответили:
      - Пусть приходит. Поможем.
      В три ночи зашел начальник строительства Е. Я. Байер доложить, как идут дела на стройках. Сам весь серый - не спал уже двое суток. Не вступая в разговор, приказываю:
      - Отправляйтесь домой, расскажете обо всем утром, а то вас уже шатает.
      Но Байер из кабинета не уходит:
      - Лучше я доложу сначала, Владимир Николаевич, а потом уже пойду спать. Так мне будет спокойнее.
      - Хорошо, только покороче.
      Это "покороче" занимает два часа. В пять утра оба уезжаем, чтобы хоть немного передохнуть.
      С утра до ночи - дела, дела, дела. Одно хорошо: чувствуешь и себя на подъеме и видишь, что все на заводе работают с небывалым напором, я бы даже сказал, с азартом.
      В первых числах июля 1941 года звонок из наркомата - 7 июля быть в Москве. Подумал, вызов связан с необходимостью дальнейшего наращивания производства оружия на Ижевском заводе. Но оказалось, надо прибыть в управление кадров Центрального Комитета партии. Меня принял один из руководителей управления С. В. Лелеко:
      - Есть мнение назначить вас заместителем народного комиссара вооружения СССР.
      Это было настолько неожиданно, что я опешил. Стал объяснять, что уходить с завода мне нельзя. Я проработал на нем уже тринадцать лет. Начал трудиться еще мальчишкой. Без отрыва от производства получил высшее образование. Вступил в партию. Стал директором завода. За хорошую работу вместе с группой рабочих, инженеров и техников награжден орденом. Люблю коллектив ижевцев, и, как мне кажется, заводчане тоже хорошо относятся ко мне. Считаю, что завод то место, где мне надлежит быть во время войны.
      Выслушав, Лелеко твердо заметил:
      - Вот потому, что идет война, не время выбирать место работы. Вы судите обо всем как директор завода. ЦК оценивает состояние всей оборонной промышленности и потому использует кадры так, как считает наиболее целесообразным. Кроме того, ваше назначение уже состоялось.
      Он помедлил и закончил:
      - Поезжайте в наркомат и, не теряя времени, приступайте к новой работе.
      Одновременно со мной заместителями наркома в Наркомат вооружения были назначены Николай Дмитриевич Агеев, который возглавил вопросы строительства, Александр Николаевич Сергеев, которому было поручено вести патронное производство, и Владимир Георгиевич Костыгов, курировавший вопросы снабжения и транспорта.
      Новое назначение означало для меня большую "ломку" в жизни. В какой-то степени я, конечно, знал работу заместителя наркома. Встречаясь с Иваном Антоновичем Барсуковым в наркомате или на заводе, я наблюдал его в деле. Вопросы технические и организационные, связанные с деятельностью завода, меня не беспокоили. А вот характер и стиль работы наркомата, штаба отрасли промышленности, был мне знаком мало. Совершенно не представлял, как взаимодействует он с такими органами, как, например, Госплан СССР, или другими центральными и вышестоящими организациями. Будучи директором, я контактировал в основном со своим главным управлением, ведающим заводами подобного профиля, а также с техническим, плановым и некоторыми другими отделами. Теперь же предстояло решать не эпизодические вопросы, а руководить целой отраслью промышленности, связанной в первую очередь с производством стрелкового и авиационного вооружения. Именно это дело ложилось на мои плечи, дело, которое я по опыту работы на Ижевском машиностроительном заводе лучше всего знал.
      В наркомате сразу пошел к Дмитрию Федоровичу Устинову, назначенному на пост наркома за две недели до начала войны. Незадолго до окончания Ленинградского военно-механического института он проходил практику на нашем заводе. По возрасту Дмитрий Федорович был даже на год моложе меня, но хорошо показал себя на практической работе - сначала конструкторской, затем и организаторской, пройдя на старейшем артиллерийском заводе "Большевик" большую производственную школу.
      Устинов вспомнил меня и, пожимая руку, дружески сказал:
      - Очень рад, что будем работать вместе.
      Ознакомил с состоянием дел в наркомате, заметив, что руководство - имелись в виду заместители наркома - еще полностью не скомплектовано, но этот вопрос решится в ближайшие дни.
      Д. Ф. Устинов подчеркнул, что обстановка на большинстве заводов сложная. Связано это с тем, что многие предприятия не успели до войны закончить переход на новые образцы военной техники. Не до конца ясен объем производства по тому или иному виду вооружения и т. п. Разговор был откровенный, и он помог сразу понять те большие и важные задачи, которые вставали сейчас перед вооруженцами. Нарком подтвердил, что на меня возлагается руководство теми заводами, которые производят стрелковое и авиационное оружие. С состоянием дел на них меня познакомит начальник одного из главных управлений, которого я хорошо знаю, так как приходилось решать с ним до войны те или иные вопросы.
      Выслушав Дмитрия Федоровича, я в свою очередь отметил, что знаком почти со всеми директорами, а также главными инженерами и другими специалистами многих заводов нашего профиля и в целом знаю постановку и состояние дел на этих предприятиях.
      - Это очень хорошо, - отозвался Устинов, - это облегчит вашу работу. Но все, что вы видели или о чем слышали, было до войны. Война вносит серьезные коррективы. И вам это абсолютно ясно - вы сами с завода.
      Дмитрий Федорович открыл лежавшую перед ним папку:
      - Кстати, сколько завод выпускает сейчас ежедневно авиационных пулеметов Березина?
      Я назвал цифру.
      - Да, на шестое июля она такова, судя по вашему отчету. Но вчера я говорил с товарищем Сталиным, он требует резко увеличить выпуск, поэтому подумайте, как и где лучше это сделать, и доложите.
      Дмитрий Федорович показался мне человеком широкого кругозора, технически очень подкованным, волевым и решительным. Это мнение со временем не прошло, даже окрепло. В течение всей войны, а затем и многие годы после нее мне довелось работать под его руководством, и я могу, видимо, как никто другой, сказать об этих его сильных сторонах, а также об исключительной работоспособности, энергии, что в годы войны, да и в последующем, когда мы создавали уже новую боевую технику, имело большое значение. Замечу, к слову, что с Дмитрием Федоровичем у нас установились близкие отношения, и мы уже вскоре перешли на "ты". Наверное, этому во многом способствовал наш сравнительно молодой возраст. Устинову шел лишь тридцать третий год. Он был самым молодым наркомом.
      Прежний нарком вооружения Борис Львович Ванников за две с половиной недели до начала войны был отстранен от должности и арестован по надуманному обвинению. О том, что обвинение его, как он сам выразился, "во всех тяжких преступлениях" оказалось несостоятельным, свидетельствует тот факт, что почти сразу после начала войны к Б. Л. Ванникову, находившемуся в одиночном заключении со строгим тюремным режимом, обратились от имени Сталина с предложением написать свои соображения о том, как развивать вооружение, на каких заводах, какое оружие производить с учетом нападения гитлеровской Германии на нашу страну. И такие предложения Борис Львович представил, правда, не зная истинной обстановки на фронте. А уже в июле 1941 года он снова появился в наркомате в ранге заместителя наркома вооружения, обязанности которого исполнял, находясь в основном в командировках на заводах, до 1942 года; потом стал наркомом боеприпасов.
      Первым заместителем наркома вооружения был Василий Михайлович Рябиков, работавший в этой должности еще при Б. Л. Ванникове, ранее - в Ленинграде на заводе "Большевик" - он был парторгом ЦК ВКП(б). Знающий технику организатор производства, деятельный, хотя и немного горячий. В наркомате его не только уважали, но, думаю, и любили как человека исключительно честного и порядочного. Будучи первым заместителем наркома, В. М. Рябиков вел производство морской артиллерии, приборов и оптики. Но и другие направления не обходились без его участия.
      В те первые дни и недели войны я заходил к Василию Михайловичу часто, рассказывал о положении на заводах, когда возникала необходимость, просил позвонить в то или иное управление или в другой наркомат. Рябиков сразу снимал трубку, и его звонок помогал ускорить доставку на заводы материалов и изделий от предприятий-поставщиков. Звонок Василия Михайловича очень много значил. Его авторитет в других государственных учреждениях был тоже очень высок. Замещая наркома при отъездах, Рябиков вел дело уверенно, и мы, молодые заместители наркома, имели в его лице надежного руководителя и. товарища.
      Структура наркомата была типичной для всех промышленных руководящих органов. В основе своей созданная еще в довоенный период, она сохранялась на протяжении всей войны и длительный срок после ее окончания. Все заводы подчинялись главным управлениям. Главк как бы вмещал целую отрасль вооружения. Основными главными управлениями были артиллерийское, стрелкового и авиационного вооружения, патронной и оптической промышленности, а также главк по управлению строительством.
      Главные управления несли полную ответственность за выпуск вооружения, военной техники и другой продукции своими предприятиями, за технический уровень производства, разработку и освоение новых образцов вооружения и техники, за подбор кадров, а также обеспечение заводов материально-техническими и финансовыми ресурсами. Таким образом, главные управления руководили, по существу, всей деятельностью заводов и предприятий. В оборонной промышленности был установлен принцип единоначалия на всех уровнях, поэтому начальники главков ревниво следили, чтобы заводские работники не обходили руководство Главного управления.
      Было в наркомате управление, которому подчинялись научно-исследовательские и конструкторские организации, не входившие в систему заводов. Ими ведало техническое управление. Учебные заведения, включая институты и техникумы, подчинялись управлению кадров. Многочисленные конторы снабжения, разбросанные по многим районам страны, входили в управление по материально-техническому снабжению. Было еще плановое управление - одно из самых крупных подразделений наркомата. А потом шли отделы - финансовый, рабочего снабжения,главного механика и другие. Это те подразделения, которые не имели подчиненных организаций на периферии.
      Аппарат наркомата был немногочисленным. Главные управления состояли из 40-50 человек. Наиболее крупные - техническое, плановое и материально-технического снабжения - имели по 50-70 специалистов. В отделах, как правило, работало не более 15-25 человек.
      Не было необходимости проводить в тот период каких-либо реорганизаций. С началом войны лишь упразднили главк морской артиллерии в связи с тем, что его основные заводы, находившиеся в Ленинграде ("Большевик" и Ленинградский металлический завод) и в Сталинграде (завод "Баррикады"), перешли на выпуск другой продукции, так как прекратилось строительство крупных кораблей для Военно-Морского Флота. Некоторые функции главка были переданы Главному артиллерийскому управлению.
      В структуре наркомата подкупало то, что все имели своего "хозяина". В частности, руководство заводов замыкалось на главные производственные управления. В заводской практике возникает почти ежедневно множество вопросов, требующих решения центральных органов. Эти вопросы невозможно перечислить.