Николай Новиков
      Мерцание золотых огней
      роман
      1
      Ноябрь 1983 года. Ростов-на-Дону
      - Ты шлюха, шлюха! Отвратительная, подлая, грязная шлюха!
      - Вот и прекрасно! Теперь ты сможешь найти себе привлека тельную, честную и чистую шлюху! Я уже сейчас прямо сгораю от любопытства взглянуть на нее.
      - Заткнись! А не то я...
      Григорий Малюков резко вскочил стула, взмахнул рукой и в бессильной ярости опустил кулак на стол. Подпрыгнула заполнен ная окурками пепельница, тлеющая сигарета покатилась по столеш нице. Раиса Малюкова поймала её пухлыми пальчиками с ярко-крас ными ногтями, бросила в пепельницу и с холодным презрением пос мотрела на мужа.
      Теперь уже - бывшего мужа.
      Когда-то она любила этого высокого, жилистого шатена с го лубыми глазами. Молчаливого, нескладного, неуклюжего, но такого симпатичного и смешного, неожиданно робкого и покладистого... Он и сейчас был вполне привлекательным мужчиной, а голубая ярость его глаз все ещё возбуждала её. Если б он почаще злился, если б с такой яростью стремился достичь в жизни больше, чем работа токарем на заводе "Красный Аксай", может быть, она и не ушла бы от него. Но девяти лет супружеской жизни вполне было достаточно, чтобы понять: Григорий вполне доволен тем, что у него есть. Небольшой кирпичный домик на 38-й линии, двухкомнат ная кухня во дворе, огород, жена, дочка, зарплата, которой хва тает на скромную жизнь - что ещё нужно человеку?
      Дурак! Неудачник! Даже нет, неудачник - тот, кто стремится к чему-то большему, пусть безуспешно, но стремится. А этот - просто недотепа! Тридцать семь лет мужику, а он все ещё счита ет, что почетная грамота к празднику, да уважение заводского начальства и таких же слесарей-токарей в цехе - большое дости жение, которым следует гордиться и дорожить!
      Невысокая, пухлая блондинка, этакая курносая куколка с жесткими зелеными глазами мрачно усмехнулась. Она была на че тыре года младше Григория, и в свои неполные тридцать три четко знала, что эта жизнь не для нее.
      - Не смей на меня орать, - сказала Раиса. - И не размахивай тут своими граблями, не очень-то напугал!
      - Да ты стерва, самая настоящая стерва! - простонал Григо рий, морщась от невыносимой душевной боли. - Мало того, что из меняла мне с этим московским придурком, так теперь втихомолку уволилась с работы и навострила лыжи в Москву! А то, что ребе нок остается без матери - тебя не волнует. Ты о дочери хоть по думала? Юлька что-нибудь значит для тебя или нет?!
      - Значит. Я же сказала, как устроюсь в Москве, осмотрюсь, так сразу и заберу Юлю к себе.
      - Ты убегаешь от дочери, лживая тварь! Господи, как же ме ня угораздило жениться на такой дряни?!
      - Прекрати оскорблять меня!
      - Я же сказал тебе - заткнись! Не то калекой отправишься к своему хахалю! Шлюха несчастная!
      - Да?
      - Да!
      - Ну так вот, дорогуша, слушай меня внимательно. Если ты хоть пальцем до меня дотронешься, я тебя засажу не только на пятнадцать суток! - Раиса нервно забарабанила пальчиками по сто лу. - И почему ты так разволновался, не понимаю? Я честно сказа ла, что люблю другого человека и уезжаю с ним. О разводе он по беспокоится, все решится на уровне обкома партии. Никаких проб лем у тебя не будет, претензий к тебе не имею. Дочь оставляю здесь на время, потом заберу. У нас было достаточно времени, чтобы понять - мы не пара друг-другу. Так чего ты бесишься?
      Григорий смотрел на неё с таким ужасом, будто не соблазни тельная блондинка сидела перед ним, а женщина с головой лягуш ки. Он догадывался, что она изменяет ему, пытался поговорить - не получилось, последнее время замкнулся в себе, ходил мрачный, не зная, как образумить свихнувшуюся бабу, об этом ведь и друзьям не расскажешь, не посоветуешься. Но то, что довелось услышать сегодня, не могло и в кошмарном сне присниться.
      - Не пара, да? - с угрозой пробормотал Григорий, вытирая ладонью вспотевший лоб.
      В комнате было жарко, печка в углу топилась углем.
      - Я тебе уже говорила об этом.
      - Может, и Юльке говорила о том, что бросишь ее? Какого хрена расселась тут? Пошла вон! Уезжаешь в Москву? Ну и езжай! Пошла вон, я кому сказал!
      - Сейчас Юля вернется из школы, я ей все объясню и уеду.
      - Объяснишь? Как же ты в глаза дитенку смотреть будешь?! Вон, я сказал! Тварь продажная! Беги, беги! И не смей возвра щаться, гадина! Юльку ты больше не увидишь.
      - Это не тебе решать.
      - Тебе, да?! Или - твоему сучьему хахалю? Ну и где ж он, козел, есть? Хоть бы показался! Я бы поговорил с ним по-мужски! Где он? Здесь? Вы с ним вместе едете в Москву?! Надо проверить. Он у меня здоровым не уедет из Ростова!
      - Он ждет меня в Москве, так что ты можешь спокойно прово дить меня на поезд и посадить в вагон, - усмехнулась Раиса.
      Григорий схватил её за руку, сорвал со стула.
      - Пошла вон!..
      - Не смей прикасаться ко мне, дурак! - завизжала Раиса.
      В это время в комнату вошла Юля. Восьмилетняя девочка была похожа на отца: каштановые, слегка вьющиеся волосы, голубые глаза, вздернутый носик. Она бросила портфель на пол и молча уставилась на родителей.
      Григорий скрипнул зубами, отпустил руку Раисы, плюхнулся на стул.
      - Мама, вы опять ругаетесь? - спросила Юля.
      - В последний раз, доченька, - Раиса подбежала к малышке, присела перед ней на корточки, обняла девочку, уткнувшись губа ми в мягкие, чистые локоны.
      - Значит, больше не будете? - сказала Юля, обнимая мать. - А то мне уже надоело, что вы все ругаетесь и ругаетесь.
      - Больше не будем, - с трудом выговорила Раиса. Слезы души ли её. Прости, доченька, но я... я сегодня уезжаю. Ты пока по живешь с папой, а потом...
      - Куда ты уезжаешь, мамочка? Ты ведь летом уже ездила в отпуск, а мы с папой были дома.
      - Я уезжаю в Москву, Юля... Ты поживешь с папой, а потом я тебя заберу к себе. Ты хочешь жить в Москве? Там есть Кремль, и часы на башне...
      - Ну конечно, мама! И я, и папа. Ты поезжай, а мы с папой потом приедем к тебе. И будем все жить в Москве. И я там буду ходить в другую школу, а то мне здесь уже надоел Стас Котов, он все время пристает и дергает за волосы. Такой дурак, прямо ужас!
      Раиса всхлипнула, целуя волосы девочки и жадно вдыхая их чистый, детский запах.
      - Нет, доченька, мы там будем жить без папы... Понима ешь... мы с ним расстаемся.
      - Как это - без папы? - Юля уперлась ладошками в плечи ма тери, отодвигая её от себя. Голубые глазенки смотрели внима тельно и настороженно. - Я без папы никуда не поеду. Все же го ворят, что я папина дочка, ну сама подумай, мама, и ты же так всегда говорила.
      - Потом я тебе все объясню, моя хорошая. Потом, ладно? А сейчас - до свидания. Жди, я скоро за тобой приеду.
      - И за папой?
      - Нет, за тобой...
      Юля нахмурилась, опустив голову, минуты две соображала, что бы это могло значить, потом посмотрела на отца, сидящего за столом и побежала к нему.
      - Папа! Почему мама так говорит? Я не хочу никуда ехать без тебя, я же папина дочка!
      Григорий подхватил девочку на руки, прижал к груди. Слеза покатилась по его щеке.
      - Ты никуда без меня и не поедешь, Юля. Разве я могу расс таться со своей папиной дочкой? Скажи маме, пусть она уезжает, если уж решилась на это.
      - До свидания, мама, - Юля помахала ладошкой. - Приезжай скорее и привези мне побольше подарков.
      Раиса тоскливо усмехнулась, надела пальто, взяла большую сумку и медленно пошла к двери.
      У кондитерской фабрики на 40-й линии Раиса села в потре панный "Москвич", водитель которого согласился подбросить её к железнодорожному вокзалу "Ростов-главный".
      Она с трудом сдерживала слезы, ибо понимала, что расстает ся с дочерью надолго. Володя не имел своих детей, и не хотел, чтобы в его московской квартире жили чужие.
      Такова была плата за новую жизнь.
      И она согласилась на это.
      Раиса работала в букинистическом отделе книжного магазина неподалеку от площади Карла Маркса, там и познакомилась этой весной с лектором ЦК КПСС Владимиром Омельченко.
      Выступая с лекциями во многих городах, Омельченко обожал заходить в книжные магазины, рыться в букинистических отделах, где время от времени попадались такие книги, которые в Москве днем с огнем не найдешь. А ещё там попадались красивые женщины, которые теряли головы, услышав предложение отужинать вместе с ним в ресторане гостиницы. Удивительно им было слышать простые и естественные слова о том, что важному чиновнику (ЦК КПСС!) скучно вечером в чужом городе и он будет весьма признателен прекрасной незнакомке, ежели она поможет ему скоротать этот ве чер в ресторане. Только в ресторане, только посидеть и погово рить. И - ничего больше! Отчего ж не согласиться, если человеку скучно и он ни на что больше не претендует? О том, что лектор удивительный собеседник, знающий такие тайны из жизни сильных мира сего, что дух захватывает, когда слушаешь, что от рестора на до гостиничного номера, где он только и может поведать оче редную увлекательную историю, (здесь говорить опасно, КГБ может прослушивать их столик!) очень близко, они не думали. Да и по том, возвращаясь домой, не жалели о том, что как-то неожиданно оказались в постели невысокого, полного златоуста. Ведь столько невероятных историй узнали, к такой жизни прикоснулись - до конца дней своих вспоминать можно.
      Надо отдать должное Омельченко, был он не только хорошим лектором (в ЦК КПСС плохих не держали), но и отменным психоло гом, когда выбирал книги и женщин.
      Раиса недолго раздумывала над его предложением провести вечер в ресторане гостиницы "Ростов", где остановился лектор. Несколько пикантных историй из жизни членов Политбюро, расска занных на ушко аппетитной зеленоглазой блондинке, сделали свое дело. Однако, потом наотрез отказалась подниматься в его номер. Владимир Васильевич поначалу не слишком огорчился, удовольство вавшись другой блондинкой, которую предложила бойкая дежурная по этажу, но очень скоро пожалел о том, что зеленоглазая так легко ускользнула от него.
      Она не удивилась, увидев его на следующий день в книжном магазине, как и вчера, легко согласилась пойти в ресторан. Там, в отдельном кабинете, за шикарно сервированным столом наговори ла комплиментов раскрасневшемуся от усердия лектору и... ушла. Захмелевшая, с игривым взглядом прекрасных глаз, близкая и не доступная, она ошеломила Омельченко. В эту ночь он решительно отказался от услуг дежурной по этажу.
      С другими мужчинами Раиса была не столь строга, она и прежде изменяла мужу, но Омельченко был не просто мужчина, это был шанс выбраться из серого, тоскливого болота, которым предс тавлялась ей жизнь рядом с Григорием. Выбраться, вырваться - к свету, к новой, такой прекрасной издалека, столичной жизни! Из грязи - в князи. В княгини! И ничего унизительного в этом она не чувствовала. Только из грязи и стремятся в князи, из князей в князья никто не рвется.
      Если бы тогда она знала, что платой за это станет расста вание с дочерью - поднялась бы с Омельченко в номер, по-женски отблагодарила бы столичного дон-жуана за приятный вечер и ду мать не стала бы о продолжении знакомства.
      Если бы он знал, что случайная встреча в книжном магазине принесет ему столько мучений, и знакомиться с неприступной блондинкой не рискнул бы.
      Но все получилось иначе. Несколько раз наведавшись за свой счет в Ростов и не добившись желаемого, Омельченко, уже в сен тябре, предложил Раисе провести отпуск вместе с ним в Сочи. Но Раиса хотела посмотреть Москву, побывать в музеях, и на выстав ках. Если бы он помог ей получить номер в гостинице, это было бы замечательно! Забронировать номер даже в "Метрополе" Влади мир Васильевич мог, однако сомневался, в том, что она будет ждать его вечерами в этом номере. А вот если пригласить её к себе, в двухкомнатную холостяцкую квартиру в Безбожном переул ке, где жили писатели, журналисты и чиновники из Отдела пропа ганды ЦК - можно рассчитывать на то, что зеленоглазая крепость наконец-то вывесит белый флаг.
      Именно это и нужно было Раисе.
      Действительность превзошла все её ожидания. Противно было даже думать о том, что придется возвращаться в Ростов, в ма ленький домик со скромной мебелью, скрипучей железной кроватью и туалетом в огороде, до которого в холодное время не всегда и добежать можно. Где ждет её дочь, похожая на отца, и недоте па-муж...
      И для Омельченко действительность превзошла все ожидания, когда Раиса появилась у него дома. Тогда-то он и предложил ей развестись с мужем стать хозяйкой вот этой московской квартиры. Все, что здесь есть - её, но с одним условием: дочь пусть оста нется с отцом в Ростове. Он пять лет назад развелся с женой по тому, что не может иметь детей. Своих не может, а чужие ему не нужны.
      Раиса два месяца думала, прежде, чем сказать"да". После того, что она видела в Москве, жить в Ростове было невыносимо, но столь же невыносимой была мысль о том, что придется оставить Юлю с Григорием... Пожалуй, это были два самых трудных месяца в её жизни. В Ростове ничего не менялось и не могло измениться, тогда как Володя умолял её переехать в Москву, и можно было на деяться, что пройдет несколько месяцев, полгода, год, и он из менит свое мнение о детях, согласится, чтобы Юлька переехала в Москву... Уже зимой можно будет привезти девочку на каникулы, они познакомятся, подружатся...
      Сырой, холодный ветер гудел в троллейбусных проводах, на силовал голые деревья, которые беспомощно трепыхали влажными ветвями. Крупные, редкие капли дождя лениво стучали по ветрово му стеклу. Холодный, серый город, холодный, серый день...
      "Москвич" остановился на привокзальной площади. Раиса дала водителю пять рублей и, закусив губу, торопливым шагом направи лась в здание вокзала. Она обманула Григория: Володя не в Моск ве, он ждет её с билетами в двухместное купе международного ва гона у кассы номер 3.
      Двадцать минут оставалось до отправления поезда.
      Уже стемнело, когда Юля закончила делать уроки, сложила в портфель тетрадки и учебники. За окном шелестел дождь, стучали в стекло темные ветви старой вишни. Юля заметила, что огонь в печи гаснет, надела пальто, принесла из сарайчика рядом с домом детское ведерко угля, засыпала в печь, аккуратно задвинула кон форки. Не раздеваясь, присела на скрипучую железную кровать, отодвинув в сторону пиджак отца.
      В доме было тоскливо и неуютно. Долго она сидела без дви жения, пытаясь понять, как это мама взяла и уехала от них. Уез жать ведь можно только в командировку или в отпуск. В команди ровки мама не ездила, а в отпуске уже была в сентябре. Два от пуска в один год не бывают же. Куда она уехала, зачем? Даже не спросила, что Юля сегодня получила в школе. Две "пятерки", но мама об этом так и не знает...
      Ничего непонятно.
      Юля спрыгнула с кровати, сунула ноги в старые галоши и пошла в кухню.
      Отец сидел за кухонным столом и размазывал кулаками слезы по лицу. Перед ним стояла пустая бутылка водки, только на до нышке чуть-чуть осталось. Юля испугалась. Такой большой, силь ный, а сидит в холодной кухне и плачет. И водку пьет один, ког да никаких гостей у них нет.
      Никогда прежде не видела она такого.
      - Папка, пошли в хату, - захныкала Юля, дергая отца за ру кав рубашки. - Здесь холодно, ты простудишься, а там пусто и страшно мне одной, ну пошли, пошли...
      - Пошли, доча, пошли, - Малюков подхватил девочку на руки и, осторожно ступая, направился в дом.
      - А почему ты плачешь, папка? - спросила Юля, когда он уса дил её на кровать, а сам присел за стол, где она делала уроки.
      - Я не плачу, это дождь... я на улицу выходил, вот меня дождик и намочил. Ты не грусти, Юля, включи телевизор, может, мультик показывают для детей. Или поиграй во что-нибудь...
      - Не хочу.
      - Ты уроки с-сделала? А кушать не хочешь?
      - Сделала. И угля в печку подсыпала. А кушать не хочу.
      - И я не хочу... А угля... ты у меня молодец, Юлька, - он попытался улыбнуться, но от такой улыбки девочке стало ещё страшнее.
      - Папа, а куда мама уехала? В отпуск или в командировку?
      - Уехала... просто взяла и уехала.
      - А разве так бывает?
      - Выходит, бывает...
      - Но зачем она уехала?
      - Бросила нас, Юля. Бросила и уехала в Москву.
      - Как это? Она же здесь живет, - Юля смотрела на отца широ ко раскрытыми глазенками, не понимая смысла его слов. - Мы все здесь живем, разве можно это бросить и уехать?
      - Она теперь будет жить в Москве, там её дом теперь.
      - А потом и мы поедем в Москву, да?
      - Нет, Юля. Она бросила нас. Понимаешь? Предала нас. Я не хотел тебе говорить, но вот... сказал.
      - Насовсем бросила? - с ужасом спросила Юля.
      - Насовсем... Но ты не переживай, доча, мы как-нибудь и без неё справимся. Проживем. Черт с ней, уехала, предала, бро сила - и не нужно нам такой мамы!
      - А кто же будет утром печку растапливать?.. - только и смогла спросить потрясенная девочка.
      Но отец только рукой махнул и, не в силах видеть глаза до чери, убежал в другую комнату.
      Утром Юля проснулась от холода. Стуча зубами, выбралась из-под одеяла, подошла к погасшей печке, потом заглянула в дальнюю комнату. Отец храпел на неразобранной кровати. Как был в рубашке и брюках, так и свалился на покрывало. Юля быстро оделась, умылась, плеская на ладошку холодную воду из эмалиро ванного ведра и размазывая её по щекам. Вода прыгала мимо ла дошки, падала на крашенные доски пола, потому что не только ру ки и ноги, но и плечи девочки содрогались от пронизывающей сы рости.
      Умывшись кое-как, она взяла свое одеяло, укрыла им отца, а потом принялась выгребать из печи холодные комья сгоревшего уг ля. Через двадцать минут в печке загудели дрова, обильно поли тые керосином.
      Мама уехала, бросила их, предала. Юля все ещё не верила, что она уехала навсегда, и не это пугало её, а мысль, что те перь каждое утро придется просыпаться в холодной комнате. И растапливать печку. И готовить завтрак. А кто же ещё будет этим заниматься? Отец вчера на работу не ходил, плакал, за ним самим присматривать нужно...
      В школе она только об этом и думала, и два раза не могла понять, о чем её спрашивает учительница. Два замечания в один день - такого с ней никогда не бывало.
      После третьего урока, на перемене, к её столу подошел толстый Стасик Котов.
      - О чем размечталась, Жулька?! - крикнул он, размахивая бу тербродом с толстым куском баночной ветчины. Таких банок Юля в магазине никогда не видела. - Может, ветчинки хочешь, ждешь, когда я дам? А ты заслужи!
      Мальчишки за соседним столом засмеялись.
      - Уйди! - крикнула Юля.
      - Давай, послужи, повиляй хвостиком, попрыгай на задних лапках! куражился Стасик, дергая её за косичку. Не первый раз этот толстый увалень приставал к ней.
      Юля поднялась, сорвала со стола портфель и с размаху уда рила его ребром в лицо Стасика. Бутерброд выпал из его рук, глаза полезли на лоб, а из носа потекла на пол кровь. Стасик раскрыл рот и завопил на весь класс. Юля хладнокровно взмахнула портфелем и вторым ударом сбила его с ног.
      Вмиг стихли все разговоры в классе, изумленные дети уста вились на Юлю, не веря глазам своим. Вот так тихоня! А Стасик корчился на полу и вопил от боли.
      Прибежала встревоженная учительница, кинулась к Стасику, подняла его, увела в школьный медпункт, бросив на Юлю взгляд, который не предвещал ничего хорошего. Почему? Она ведь знала, что Стасик первый к ней пристает, сама же предупреждала его, чтобы не трогал Юлю...
      В классе воцарилась тишина, дети догадывались, что Юле сейчас достанется. Хоть Стасик и первый к ней приставал, но за это нельзя так сильно бить портфелем, что капли крови на полу от её стола до двери тянутся. И, наверное, в коридоре...
      Юля, опустив голову, тоже молчала, не выпуская из рук портфеля.
      - Малюкова! Юля! Как ты могла зверски избить своего однок лассника? закричала учительница, вернувшись в класс. - Что ты себе позволяешь, маленькая негодяйка?! Дай сюда дневник, и что бы завтра без матери в школу не приходила!
      - У меня нет мамы, - неожиданно твердо сказала девочка. - Она предала нас. Бросила и уехала в Москву.
      2
      Ноябрь 1983 года. Отдельный зенитно-артиллерийский учебный дивизион, г. Черновцы
      Старшина Первой батареи, прапорщик Манько появился в ка зарме, как всегда, неожиданно.
      - Батарея, смирно! - испуганно завопил дневальный у тумбоч ки курсант Чернов.
      Старшина знал, что в казарме с утра уже побывали офицеры и теперь ему, прапорщику, не положено подавать команду "Смирно". И нахмурился, подозрительно глядя на дневального. Из курилки уже мчался, скользя сапогами по натертым до зеркального блеска доскам пола дежурный по батарее сержант Лаврентьев.
      - Вольно, балда! - рявкнул старшина.
      - Вольно... - пересохшим голосом сказал Чернов, чем вызвал ещё большее раздражение старшины.
      - Товарищ прапорщик! За время вашего отсутствия в Первой батарее происшествий не произошло. Личный состав на занятиях, согласно штатному расписанию. Дежурный по батарее, сержант Лав рентьев! - отрапортовал сержант.
      - А чего прячетесь, товарищ сержант? - мрачно спросил стар шина.
      - Никак нет, товарищ прапорщик, не прячусь. Проверял, как дневальные свободной смены провели уборку.
      Старшина придирчиво оглядел казарму. Полы блестят, двухъя русные койки заправлены идеально, выровнены по шнурку. И табу ретки перед ними сливаются в идеальную линию. Потом перевел взгляд на дневального и понял, что ему не понравилось. Курсант Чернов, стоящий у тумбочки! В каждом наборе есть такие курсан ты, как ни подгоняй ему обмундирование, все равно мешком висит, не солдат, а чмо ходячее! Другому бриджи на два размера больше достанутся - подтянет, подгонит, ременные петли перешьет, гля дишь орел-парень! А такие вот Черновы... Тьфу, смотреть про тивно!
      - Уборку, говорите? Ну-ну, проверим, как вы проследили за уборкой, товарищ сержант.
      Лаврентьев замер, ожидая дальнейших указаний. Старшину в батареи побаивались даже офицеры, о сержантах и курсантах и го ворить нечего. Любой из них предпочел бы десять раз попасться на глаза командиру батареи или командиру дивизиона, чем один лишний раз мелькнуть перед прапорщиком Манько.
      Взгляд старшины упал на полочку с карточками посыльных. Во время тревоги заранее назначенные курсанты берут каждый свою карточку и бегут вызывать офицеров, которые закреплены за ними по боевому расчету. С карточкой никакой патруль не страшен. А в обычные дни полочка заперта и опечатана. Злорадный огонек блес нул в глазах старшины, и Лаврентьев тут же понял свою промашку: дневальные не протерли пыль на этой чертовой полочке! А он за был проверить... В укромных уголках под кроватями проверял - нет пыли, а то, что прямо перед глазами, упустил из виду!
      - Товарищ Лаврентьев! - рявкнул старшина. - Да здесь же пря мо слова можно писать!
      И написал пальцем на пыльной полочке известное слово из трех букв. Чернов не выдержал и захихикал. Такой важный. толс тый старшина, а пишет, как будто хулиган на заборе!
      - В чем дело, товарищ курсант?! - заорал прапорщик, хватая дневального за ремень, на котором уныло болтался штык-нож.
      Его пальцы легко скользнули под жесткую синтетику - ре мень-то на дневальном, у тумбочки! не был подтянут! Для старши ны, чей кожаный офицерский ремень туго опоясывал могучее пузо, и захочешь ослабить - не получится, потому как застегнут на са мую последнюю дырочку, это было чуть ли не личным оскорблением.
      Хлесткая оплеуха разъяренного старшины свалила хилого Чер нова на пол, откуда он был поднят за тот же злополучный ремень. Лаврентьев не удивился, если бы, поднимая дневального с пола, старшина разорвал его напополам, столь силен был рывок.
      - Товарищ сержант! Вы хреново несете службу, бога душу мать! - заорал старшина. - Вы хреновый сержант, товарищ Лавренть ев, не умеете требовать от подчиненных соблюдения элементарных, я повторяю: э-ле-мен-тар-ных! норм дисциплины!
      - Виноват, товарищ прапорщик, - сказал Лаврентьев.
      - Заменить дневального, курсант Чернов будет до конца ва шего дежурства мыть туалет! Доложите замкомвзвода старшему сер жанту Угрину о случившемся! Пусть делает выводы! Вам все ясно, товарищ сержант?!
      - Так точно, товарищ прапорщик!
      - Ни хрена вам не ясно!
      Старшина двинулся в сторону туалета, не выпуская из рук ремень Чернова, который то прикладывал ладонь к ушибленному уху, то выставлял обе руки вперед, дабы не налететь на старшину во время очередного рывка.
      После отбоя сержант Вадим Лаврентьев долго ворочался на жесткой кровати, не в силах уснуть, хоть и устал чертовски за сутки дежурства. Он был "молодым" сержантом, всего месяц назад сдал на отлично все экзамены и получил три лычки на погоны пос ле полугодовой муштры, на которую, впрочем, никто из курсантов не жаловался, ибо за эти полгода со многими произошло чуть ли не чудо: слабаки, которые не могли и один раз подтянуться на турнике, стали по пятнадцать раз делать "подъем переворотом"! Здесь не было "стариков" и "салаг" - были сержанты и курсанты, и среди последних было настоящее солдатское братство - один за всех и все за одного. Когда вместе пришли с "гражданки", вместе приняли присягу и вмести попали под жесткий прессинг сержантов, кто же станет угнетать более слабого товарища? Но вот пролетели полгода, все получили звания: кто сержанта, кто младшего сер жанта и разъехались по разным "линейным" частям. А Лаврентьева оставили в "учебке", воспитывать новый призыв. Теперь он сам был для курсантов большим и почти всемогущим начальником, но часто ловил себя на мысли, что лучше б отслужил ещё полгода курсантом, только пусть рядом будут прежние верные друзья. Ведь среди сержантов он был новеньким, хоть и перешел с ними на "ты", но друзей среди бывших командиров так и не нашел.
      Более того, обзавелся врагами, ибо не всегда был согласен с методами других сержантов. И самым главным врагом стал зам комвзвода Угрин, которого Лаврентьев возненавидел ещё будучи курсантом. Угрин был "дембелем" и получил звание старшего сер жанта тогда же, когда Лаврентьев стал сержантом.
      В казарме было темно, синяя лампочка горела у входа, над тумбочкой дневального, где хилый курсант Чернов, как и Лав рентьев, москвич, получил сегодня по уху от старшины. А из туа лета доносился жалкий лепет того же Чернова и грубый голос Уг рина.
      Лаврентьев вздохнул, поднялся с кровати, надел бриджи и пошел в туалет.
      Чернов стоял на коленях у ближайшего унитаза и машинально тер грязной тряпкой белый фаянс. Глаза у него были мутными, движения вялыми. Рядом с презрительным видом стоял Угрин.
      - Ты, Чернов, думаешь, что прибыл из Москвы и можешь тут делать все, что хочешь? - с ухмылкой говорил он, покачиваясь с пяток на носки. - Я из таких москвичей, из дерьма интеллигент ского не первый год бойцов делаю. Ты у меня, сука, станешь са мым образцовым воином, можешь не сомневаться...
      - Угрин, - сказал Лаврентьев, - тебя можно на минутку. Сержанты старались никогда не выяснять отношения при под
      чиненных.
      - Чего тебе? - недовольно повернулся к нему Угрин. - Отдежу рил, иди спи.
      - Угрин, выйдем, поговорим о Чернове. При нем не следует вести такие разговоры.
      - Тебе что, Лаврентьев, больше всех надо? - злобно прищу рился Угрин. - Ты собираешься мне подсказывать, как нужно воспи тывать подчиненных? Как из этих дебилов бойцов делать?! Иди от сюда, Лаврентьев, по-хорошему. Не о чем нам говорить. А то, что вы оба москвичи, мне до лампочки, понял?
      - Чернов стоял у тумбочки с двух до четырех ночи, - сказал Лаврентьев. - Был дневальным свободной смены с четырех до шести. Должен был отдыхать с шести до восьми, но в это время подъем, уборка, сам знаешь. А с восьми до десяти опять стоял у тумбоч ки, тогда и попался на глаза старшины.
      - Стоял с ремнем, который висел ниже колен! - заорал Уг рин. - Ты бы лучше смотрел за своими дневальными, Лаврентьев, тогда бы и мне не пришлось получать нагоняй от старшины!
      - Ты что не знаешь, что они просто меняются ремнями, чтобы каждый раз не возиться со штык-ножом? Ну да, виноват Чернов, взял ремень Бондарева и забыл его подтянуть. Устал парень, го лова кругом пошла. Ты ведь и сам когда-то был таким.
      - Сам и получал за это, понял? Теперь знаю, как воспиты вать "салаг"! А ты, похоже, до сих пор не понял? Старшина велел наказать этого дебильного москвича! Все, Лаврентьев, вали отсю да, если не хочешь иметь неприятности!
      - Я уже наказал его, объявил наряд вне очереди. В субботу пойдет на кухню, - жестко сказал Лаврентьев. - Два наказания за одну провинность не дают. И заставлять солдата работать после отбоя запрещается. Поинтересуйся на этот счет у старшины, он тебе объяснит. Чернов, марш спать!
      Курсант медленно выпрямился, тряпка выпала из его слабых рук. Он тупо уставился на Лаврентьева, пытаясь понять, что де лать. Нужно выполнить приказ своего непосредственного начальни ка, командира отделения Лаврентьева, но ведь старший сержант Угрин был ещё более высоким начальством...
      - Иди, Чернов, иди, - сказал Лаврентьев. - Со старшим сер жантом я сам разберусь.
      - Отставить! - заорал Угрин.
      - Бегом - марш! - крикнул Лаврентьев, вставая между ним и старшим сержантом.
      Чернов, опустив голову, засеменил к выходу.
      Угрин злобно посмотрел на Лаврентьева.
      - Ну, козел, тебе это так не пройдет! Завтра же будешь иметь дело со старшиной!
      - Не буду. Ты, Угрин, забыл, как пытался заставить меня драить туалет после отбоя? Ни хрена у тебя не вышло. Заткнулся, и старшине не сказал. Потом, правда, нарядами меня задолбал, на экзаменах подлянки строил, чтобы я младшего сержанта получил, или вообще рядовым из "учебки" свалил. И тут ни хрена не полу чилось. Москвичи, они ведь разные бывают. Как и новосибирцы, и свердловчане. Классный у нас был призыв, как бы ты, комбайнер хренов, ни измывался над горожанами, выдержали. Так что, затк нись и оставь Чернова в покое. Он в моем отделении, сам позабо чусь, чтобы стал настоящим бойцом.
      - Ну ты и падла, Лаврентьев! - покачал головой Угрин. - Ду маешь, если самбист, так все можно? Да я таких самбистов в гро бу видал! - сжав кулаки, он бросился на сержанта.
      Лаврентьев без труда нырнул под тяжелый кулак бывшего ком байнера и, сделав мгновенную подсечку, пустил Угрина дальше по прямой, но уже - с ногами, сильно отставшими от туловища.
      Угрин врезался руками в железную стену кабинки и медленно опустился на пол рядом с унитазом. Лаврентьев хлестким ударом по шее заставил замкомвзвода нагнуть голову, а потом наклонил её в фаянсовую емкость и дернул за пруток с кольцом, спуская воду. Угрин замычал, забулькал, пытаясь вырваться, но ещё один удар заставил его ткнуться головой в фаянсовую стенку. Вода смягчила удар, но не сделала его более приятным.
      Лаврентьев отскочил к стене, встал в боевую стойку. Угрин медленно поднялся на ноги, тряхнул головой, стараясь избавиться от дурно пахнущей влаги.
      - Ты что, сука? - дрожащим голосом спросил он. - Ты на ко го?.. Да я тебя с говном смешаю!..
      Лаврентьев усмехнулся.
      - Короче так, Угрин, - сказал он. - Мы с тобой квиты. Это раз. Парней из моего отделения ты не трогаешь, это два. А если попытаешься сделать мне подлянку, вся казарма узнает, что ты хлебал из унитаза - это три. Думай, Угрин, думай! И не надейся, что другие сержанты помогут тебе разобраться со мной. Они же слышали наш громкий разговор - и никто не пришел. Потому что ты
      - подонок, Угрин!
      Старший сержант машинально качнулся назад, такая злоба вспыхнула в темных глазах Лаврентьева. Бормоча проклятья, он двинулся в соседнее помещение, открыл воду и сунул голову в ра ковину, брезгливо отплевываясь. Лаврентьев сделал глубокий вдох, успокаивая дыхание и пошел к своей кровати.
      Едва он лег, со второго яруса соседней койки свесилась стриженная под "нуль" голова.
      - Товарищ сержант, товарищ сержант! - послышался громкий шепот. - Я все видел, спасибо вам!
      - Спи, Чернов, - устало сказал Лаврентьев. - Ты ничего не видел, запомни это. В субботу пойдешь на кухню, а потом я лично займусь твоим воспитанием... чтоб не позорил Москву.
      - Так я не против, товарищ сержант! Я ваш должник на всю жизнь теперь.
      - Заткнись и спи... должник, - усмехнулся Лаврентьев.
      3
      Май 1990 года. Ростов-на-Дону
      - Ой, как хорошо! - Юля закружилась на месте, раскинув руки в стороны. - Я люблю, когда начинается весна, и небо такое си нее-синее, и звезды яркие-яркие, как будто они специально для тебя опускаются пониже.
      - А я люблю, когда кончается весна, и небо такое синее-си нее, а звезды яркие-яркие, - сказал её спутник, высокий, белоб рысый парень в потертых синих джинсах.
      Он остановился, с удивлением глядя на свою подругу, словно впервые увидел ее: стройная, красивая девчонка в короткой юбоч ке, с распущенными каштановыми волосами и удивительными голу быми глазами, в которых отражаются низкие весенние звезды. А юбка такая короткая, смуглая кожа длинных ног кажется глянце вой, так и хочется потрогать, погладить её, поцеловать... Но как это сделать?
      - Саня, не передразнивай меня! - Юля со смехом погрозила ему пальчиком. - Придумай что-нибудь свое собственное и скажи. Ну? Немедленно придумай! Ты же собираешься стать журналистом.
      - Конечно. Я же говорил тебе, что сейчас журналист - самая интересная и важная профессия. Наконец-то можно говорить и пи сать правду обо всем. Ты ведь и сама знаешь, что в Москве тво рится.
      - Ох, ох, ох, какие мы умные! Там всегда творилось черт-те что и сбоку бантик, в этой Москве. Ну и пусть! А я тебя проси ла, между прочим, придумать что-нибудь свое и красивое о том, как мы сейчас идем по улице. Не можешь, да?
      - Ну почему же...
      - Тогда скажи!
      - Звезды яркие и красивые...
      - Это уже было!
      - А красивее всех звезд - ты, Юлька, - после недолгого раз думья сказал Саня. - И когда я гуляю с тобой, хочется сделать что-то невероятное.
      Юля перестала кружиться, уверенно взяла его под руку.
      - Не надо ничего невероятного делать. Просто проводи меня домой, вот и все. Уже поздно, пятнадцатилетним девушкам пора спать ложится. Да и семнадцатилетним мальчикам тоже. Вот так. Правильно я рассуждаю?
      Она заглянула в его глаза, прикрытые очками с толстыми стеклами и рассмеялась. Неделю назад она стала встречаться с этим парнем, Саней Иваненко. Тогда на танцах не было Стаса Ко това и его дружка Левы-Кочегара, и она весь вечер танцевала с Саней, а потом он проводил её домой. Стас, когда узнал, что она ходит с Иваненко, разозлился, угрожать стал: я вас поймаю, я тебе ноги выдерну, если не бросишь Иваненко... Дурак несчаст ный, прямо проходу не дает! Надоел уже, прямо дальше некуда. Так она его и послушалась! Хочет ходить с Саней - и будет! Они уже несколько раз ездили в центр, ели мороженое, ходили в кино. Так хорошо гулять с Саней по ночным ростовским улицам. В центре народу много, а потом, когда выйдешь из троллейбуса у Нахиче ванского рынка и неторопливо шагаешь по направлению к дому, го род кажется тихим, как будто принадлежит только им двоим. Саня был серьезным парнем, он готовился к выпускным экзаменам, после которых собирался поступать в Московский университет на факуль тет журналистики. В областной газете "Комсомолец" напечатали уже четыре его заметки о школьной жизни.
      - Не знаю... - он пожал плечами. - Мне кажется, можно ещё немного посидеть на лавочке. Юля, а ты пойдешь в девятый класс, или собираешься куда-нибудь... в техникум? - спросил он, чтобы отвлечь её от мысли поскорее вернуться домой.
      - Тоже не знаю. Не всем же быть знаменитыми журналистами. Папа хочет, чтобы я получила среднее образование, но мне кажет ся, нужно поскорее получить специальность, чтобы побольше денег зарабатывать, а то нам трудновато жить на его зарплату. Хоть я и подрабатываю в книжном магазине, где когда-то мать работала. Они меня помнят, зачислили ученицей продавца, три раза в неделю по четыре часа продаю книги, пятьдесят рублей в месяц платят, но все равно не хватает.
      - Значит, ты ещё не решила, да? - Саня мучительно думал, как бы поцеловать её, или, хотя бы обнять, но подходящего пред лога не мог найти. А просто так... Кто знает, вдруг она обидит ся и убежит? Красивая девчонка, но все говорят, что - со стран ностями. Мать её бросила, сбежала в Москву с каким-то начальни ком, вот она и немного... не такая, как все.
      - Нет, не решила, - тряхнула головой Юля.
      - А ты... ты про мать вспоминаешь? - осторожно спросил Са ня. Говорят, она тебя бросила... Извини, если тебе неприятно говорить об этом, тогда не будем.
      Юля задумалась.
      - А что тут такого? - спросила она после недолгой паузы. - Бросила, ну и бросила. Правда, потом приезжала, хотела, чтобы я поехала к ней в Москву на каникулы.
      - Ты поехала?
      - Нет. Я даже разговаривать с ней не стала. Было очень хо лодно, а мне ещё нужно было печку растопить, обед приготовить, чтобы папу покормить, когда он с работы придет...
      - Сколько же тебе лет тогда было?
      - Восемь...
      - И ты просто убежала от матери?
      - Просто? Ну-у... я ещё сказала ей: приходи к нам домой, спросим у папы, если он разрешит, я, может быть, и поеду с то бой. А потом убежала.
      - Но ведь это все-таки мать. Бывает, родители расходятся, разъезжаются, но они все же родители...
      - Бывают. Но если они убегают, бросают все, а потом вдруг появляются, хватают тебя за руку: поедем со мной - кому нужны такие родители?
      - И ты больше не встречалась с ней?
      - Встречалась... года два, наверное, назад. И сказала ей то же самое: приходи к нам, поговорим. И перестань меня ловить на улице после школы. Обидно было, конечно... А, ладно. Хватит об этом. Вот моя 38-я линия, скоро буду дома.
      - Хорошо, не будем... Юль, подожди.
      - Ну чего тебе, Саня? - она внимательно посмотрела на него, улыбнулась, покачала головой. - Не надо уговаривать меня ещё немного погулять. Мы завтра встретимся, хорошо? А сегодня уже поздно. Тебе нужно к выпускным экзаменам готовиться, а то полу чишь плохие отметки и не поступишь в МГУ. Я же и виноватой ока жусь, не нужно мне такого. А ещё этот придурок Стас Котов со своим дружком Левой-Кочегаром могут подкараулить тебя, побить. Они хоть и младше тебя, а здоровые лбы, только и делают, что дерутся, пока ты свои заметки сочиняешь.
      На мгновенье Саня почувствовал себя шаловливым малышом, которому строгая тетя погрозила пальцем. Она знала, о чем он хочет попросить, и уже ответила. Решительно, тоном, не допуска ющим возражений. Интересно, а когда он отважится её поцеловать, она тоже скажет за секунду до этого, в какой день и как позво лит ему коснуться губами её тонких губ?
      - Почему ты опасаешься Стаса? - все же возразил он. - Ты не его собственность, встречаешься, с кем хочешь. Если отшила его, так это его проблемы.
      - Ты слишком умный, Саня, - покачала головой Юля. - У Стаса другие понятия о благородстве, так что не спорь со мной.
      До калитки Юлиного дома оставалось метров сто, когда нео жиданно вспыхнули фары стоящей у обочины машины, ослепили их. А спустя мгновение, рядом послышался тонкий голос Котова:
      - Привет, киска, ты все же не послушалась меня?
      Стас был ростом с Юлю, но тяжелее килограммов на двадцать. Длинные рыжие волосы обрамляли округлое, жирное лицо с глазка ми-пуговками. Его отец прежде работал в райкоме партии бухгал тером, а теперь организовал какое-то совместное предприятие. И раньше не бедствовал, а теперь купил себе иностранную машину, прежнюю, "Жигули", отдал пятнадцатилетнему сыну. По возрасту Стас не имел права на ней ездить, но вот уже несколько месяцев вечерами колесил по Первомайскому району и никто не останавли вал его, не отбирал машину. Лева-Кочегар был его лучшим друж ком. Он учился в седьмом классе, хотя некогда учился в одном классе со Стасом и Юлей - однажды остался на второй год из-за хронической неуспеваемости и прогулов. "Кочегаром" его прозвали ещё в первом классе, когда он пришел в школу весь перепачкан ный сажей. Худющий кривляка, даже с виду весь такой липкий, что прикоснуться было противно.
      - Чего тебе надо? - нахмурилась Юля. Она почувствовала рез кий запах перегара. Оба дружка были пьяны. - Я тебя просила ждать меня здесь, да? Я тебя просила за мной следить? Отстань, Стас. Я же сказала, что не хочу тебя видеть.
      - А я хочу, - Стас повернулся к Сане. - Я ж тебя предупреж дал в школе, чтобы не клеился к Жульке. Это моя телка. Не по нял, да, журналист?
      - Она не хочет с тобой встречаться, - неуверенно сказал Са ня. - Если не веришь, давай спросим Юлю. Как она скажет, пусть так и будет.
      - Повторяю, пацан, я хочу с ней встречаться, я! А ну, вали отсюда, козел! Еще раз увижу рядом с нею - рога поотшибаю! - Стас явно подражал "крутым" парням с "Брода".
      Он резко толкнул Саню в грудь, тот ударился спиной о ствол тополя, очки упали на землю.
      - Не смей его трогать, скотина! - крикнула Юля, рванувшись к Сане, но Лева-Кочегар остановил её, крепко схватив за руки повыше локтей.
      Саня отыскал свои очки, надел их и с изумлением посмотрел на Котова.
      - Я же с тобой нормально разговариваю... - дрожащим голосом сказал он. - Предлагаю, давай...
      - Вали, я сказал! - заорал Котов и взмахнул рукой. - Бегом, ну?! Пока я добрый!
      Саня испуганно шарахнулся в сторону, а потом... .. пустил ся бежать со всех ног. Юля почувствовала, как затряслись её ко ленки.
      - Саня! - крикнула она. - Ты хотел... сделать что-то неверо ятное!.. Ну так сделай, Саня!..
      Быстро удаляющийся топот ног был ответом на её слова.
      - А я тебе говорил, не ходи с этим козлом, - удовлетворенно хмыкнул Стас. Легкая победа над парнем, который на два года старше его, внушила мысль о собственной непобедимости, а значит
      - все можно! - Но ты не послушала меня, киска... Придется по-другому объяснить! - важно объявил он.
      И вдруг крепко обхватил её одной рукой поперек груди, а другой зажал рот. Юля замычала, задергалась, пытаясь вырваться, но руки у Котова были как стальные клещи - не разжать. Лева-Ко чегар сильно ударил её в живот, от чего у девушки перехватило дыхание, схватил её за ноги, и оба они быстро затолкали её в машину на заднее сиденье. Кочегар скользнул следом, снова зажав Юле рот скользкой, потной ладонью, а Котов прыгнул за руль, и машина рванулась по ночной улице.
      Юля задыхалась на заднем сиденьи, но ещё страшнее было то, что другая липкая ладонь Кочегара скользит вниз по её животу. Она дернулась с такой силой, что потная ладонь оторвалась на мгновенье от её губ, и тут же Юля вцепилась в неё зубами.
      - А-а, с-сука! - заорал Кочегар, пытаясь ударить её.
      Но Юля и сама лупила кулачками со всей силы - по голове, по плечам, по груди скользкого подонка. Котов остановил машину, прыгнул с переднего сиденья на Юлю, навалился всей тяжестью своего тела. Она охнула, попыталась его ударить, но руки были плотно прижаты к мягкой обивке, от которой разило машинным мас лом, сигаретным дымом и прокисшим потом.
      - Чуть палец не откусила, падла! - прошипел Кочегар и снова ударил девушку кулаком чуть повыше живота.
      Юля застонала, жадно ловя раскрытыми губами вонючий воз дух.
      - Зайди с той стороны, держи её сверху, - приказал Котов. - А я посмотрю, что там снизу делается.
      Когда Кочегар выполнил приказание, навалившись грудью на лицо и грудь Юли, Стас пополз вниз, задрал юбку, торопливо ста щил белые в голубой горошек трусики.
      Из раскрытого рта Кочегара потекла слюна. Он вытянул шею, пытаясь получше разглядеть голую девушку.
      - Кла-ас!.. - прошипел он.
      - Заткнись и держи её получше! - рявкнул Котов, расстегивая "молнию" на джинсах.
      Юля задергалась, но вырваться из-под Кочегара не могла, закричать не могла, а ноги её железной хваткой держал Котов. Она почувствовала, как в неё уперлось что-то твердое и сколь зкое, холодное, она судорожно напрягла все тело, пытаясь не пустить в себя чужое, отвратительное что-то, а потом внезапная боль лишила её сознания.
      Когда ноги еле двигаются, и мелкий гравий на улице кажется каменными глыбами, на которые то и дело натыкаются ступни. По шатываясь, Юля брела вдоль заборов к своему дому. Голова кружи лась, перед глазами вспыхивали зеленые искры.
      Зеленые... Как глаза матери, она не помнит, какие у неё глаза, не обращала внимания при встречах, но на цветной фотог рафии у матери были именно зеленые глаза. Она думала, это фо тограф так разукрасил её, но отец сказал, что у матери, дейс твительно, были такие глаза.
      Зеленые.
      В голове звучали чужие голоса, Юля уже перестала обращать на них внимание. Но они все звучали и звучали, назойливые, бо лезненно отдающиеся во всем теле.
      "Ну как, Стас, классно? Что-то быстро у тебя получилось. Я тоже хочу немного приторчать..."
      "Да заткнись ты, козел! И не пялься на нее, сказал же - моя телка. Найди себе, помогу с ней справиться. А про Жульку забудь, понял?"
      "Ты что, Стас, жениться на ней собрался? А зачем тогда ре зинку натягивал? Пусть бы она родила тебе наследника, а я бы крестным папой стал, ха-ха!"
      "Отвернись, сказано было! - что-то мягкое соткнулось между её ног, потом поняла - её трусики. Легкая ткань юбки упала на бедра. - Резинка нужна, чтобы по сперме не определили, если дело того коснется, понял? Все нормалек, Кочегар. Теперь она нику да не денется. Учись, как нужно действовать."
      "Значит, мне нельзя, да? Смотри, она почти ни хрена не со ображает, тащится от тебя, Стас. Может я приведу её в чувство, а? Разочек..."
      "И когда я гуляю с тобой, хочется сделать что-то невероят ное..."
      "Ты хотел сделать что-то невероятное? Ну так сделай, Саня, сделай!..." - а это её собственный голос.
      "Подержи голову, зальем в её бензобак водяру, чтоб не тре пыхалась потом."
      "Думаешь, она никому не скажет, Стас? А если в ментовку сунется? Папаше своему разбазарит, он кипешь поднимет?"
      "Папаша у неё - алкота заводская, он и трепыхаться не ста нет. А в ментовку... Держи голову. Поддатая баба сама во всем виновата, понял? Пить меньше надо было! Потом пусть попробует сунется в ментовку! папаня не даст своего Стасика в обиду. Главное, самому не облажаться."
      "Хочется сделать что-то невероятное..."
      "Ну так сделай! Сделай! Сделай..."
      "Балдеет... Понравилось ей - такой мужик трахнул, а потом и водярой напоил... Классная телка, Стас. Слушай, я тебе что хошь сделаю, только дай и мне... Хоть чуть-чуть, а?"
      "Садись за руль, а я рядом с ней. Не переживай, Кочегар,. найдем и тебе подходялую телку."
      "Я за руль, а ты ей трусы будешь натягивать, да? Сука ты, Стас! Я столько для тебя сделал, а ты... Я что, железный, да? Мне теперь ночью она мерещиться будет! Голая..."
      "Заткнись! Ты тоже в этом деле участвовал, значит, если что, загремишь в зону. Твой пахан ни хрена сделать не сможет, понял? А там с такими сам знаешь, что делают. Так что молчи, и чтоб я не слышал, что ты видел её голой. Заткнись, Кочегар, больше повторять не буду!"
      "Да понял я, понял. Кончай орать, Стас, а то я хреново ру лить умею, куда-нибудь врежемся, на хрена нам лишние неприят ности?"
      "Хочется сделать что-то невероятное..."
      "Ты теперь моя телка, врубилась? И не вздумай дергаться - только хуже будет тебе и твоему пахану-алкоте. Вали домой, от дохни, потом я скажу, чё делать. Ты поняла, да?!"
      "Что делать..."
      "Придумаем, как прибалдеть по-хорошему. Ты же хочешь это го, да? Хочешь?!"
      "Хочешь..."
      "Ну и классно. Это было наказание за то, что ты приткну лась к этому козлу Иваненко. Видела, как он рванул вдоль улицы? А я ж тебя предупреждал."
      "Хочется сделать что-то невероятное..."
      "Ну вот он и сделал. Сдернул от тебя. Теперь врубилась, что со мной шутить опасно."
      "Опасно..."
      Юля в изнеможении присела на лавочку у соседского двора. Под юбкой было сыро и грязно. Хотелось прямо здесь стащить тру сики и выбросить. Но что-то в глубине души говорило: прямо здесь нельзя, она ведь уже почти взрослая девушка, должна вести себя прилично. Так не раз говорил отец.
      Взрослая девушка... Теперь - женщина... Господи, как это отвратительно и мерзко! Никогда, никогда больше!..
      Никогда...
      Она поднялась и пошла домой. В комнате было темно и прох ладно, а в кухне горел свет, оттуда неслись громкие звуки музы ки. Отец слушает пластинки? Сейчас она все-все расскажет ему, он пойдет... он поймает этих подлецов, он разорвет их на клочки и будет прав, никто за это и слова плохого не скажет. Отец! Кто же еще, как ни он, защитит её от этих подонков? Ведь она и обе ды и ужины ему готовила, и училась, и по магазинам бегала, и успокаивала, когда он напивался и плакал, проклиная непутевую мать. Она всегда была рядом с ним, а теперь ей нужна помощь.
      Юля вошла в кухню и остановилась у порога. В комнате было накурено, как будто пожар случился. За столом, на котором стоя ли пустая бутылка, стаканы и грязные тарелки, сидел отец в об нимку с толстой, краснолицой женщиной.
      - О! Вот и наша Юлия! - заплетающимся языком пробормотал отец. - А где ты была так долго, а? Может быть, кушать хочешь?
      Сейчас я тебе что-нибудь найду... - он медленно поднялся со сту ла.
      - Да сиди ты, Гриша, - женщина дернула его за рукав, снова усадила на стул. - Она взрослая барышня, сама найдет, если есть хочет.
      - Да? - с удивлением спросил отец и тут же согласился. - Ну да, найдет. Юля, найди чего-нибудь... А я пока познакомлю тебя с Марусей. Это Маруся. Она пришла к нам в гости.
      - Папа... - всхлипнула Юля. - Папа, ну почему ты опять на пился? Мы же договаривались, что больше не будешь... Ты же сам жалуешься, что сердце стало болеть...
      Это все, что она могла сказать.
      - Юля! Больше не буду - сам. А если Маруся пришла в гости
      - надо. Это дело такое... закон! Да ты не переживай, я - в нор ме. Ты что, Юля? Что-то случилось? Кто-то обидел тебя? Скажи! Мы ему сейчас!.. Мы ему покажем... кузькину мать, да!
      - Да она сама поддатая, - сказала Маруся. - Сразу видно - папина дочка! Молодец девка, времени зря не теряет.
      - Кто - поддатая? Что ты мелешь, Маруся? Ты... ты как мо жешь говорить такое?
      - Гриша! Я знаю, что говорю. И знаю, что делаю, - она поло жила свою ладонь на ширинку отца, стиснула толстыми пальцами то, что было под брюками.
      - Маруся, перестань, что ты делаешь, Маруся, - забормотал отец, взглядом умоляя дочь поскорее уйти их кухни. - Юля... ты пока того... а потом поговорим, ладно?
      - Может предложить ей чего-нибудь выпить? - усмехнулась Ма руся. Гриша, у нас там, кажется, ещё бутылка вина есть. В са мый раз для такой красавицы. Ну что, Юля, хочешь?
      - Да замолчи ты, вот дура!.. - возмутился отец.
      - Чего это я дура?
      Юля с ужасом следила за этой пьяной перепалкой, не в силах слова вымолвить. Она уже догадалась, что ни о какой помощи со стороны отца сейчас и думать не стоит. И завтра тоже. И после завтра...
      Всегда!
      Юля тоскливо усмехнулась и медленно пошла из кухни.
      - Обиделась, что выпить не предложил, папаша! - авторитетно заявила Маруся.
      - Да тю на тебя, дура! - закричал отец.
      Показалось, он вскочил на ноги, чтобы бежать вслед за Юлей, но за дверь так и не вышел.
      Несмотря на теплый день, в доме было холодно. Юля разде лась, дрожа от холода помылась ледяной водой из ведра - печка не топилась, нагреть воду можно было в кухне на газовой плите, но возвращаться туда было страшно. Стирать окровавленные труси ки не было сил, Юля сунула их под матрас, чтобы отец нечаянно не увидел утром, надела ночнушку и легла под одеяло.
      Она лежала с открытыми глазами, крепко стиснув зубы, и ду мала о том, что теперь только стало ясно: за пределами своего двора она одна в этом мире, никто не защитит, не поможет в трудную минуту. Никто!
      Хотелось заплакать, завыть, застонать от бессилья и боли, отвращения и жалости к самой себе, но глаза оставались сухими. Темные тени, будто низкие грозовые тучи, метались под белым по толком. Зеленые искры, похожие на глаза матери, вспыхивали сре ди них.
      "Это ты во всем виновата, мама! Из-за тебя отец стал водку пить, а меня считают ненормальной, смеются, издеваются... Ты этого хотела, мама? Этого?! Будь ты проклята в своей Москве, мама!"
      Юля прищурилась, холодная жестокость вспыхнула в её голу бых глазах. Если бы Стасу Котову приснился этот взгляд, он бы проснулся в холодном поту.
      Можно было пойти, заявить в милицию, но ведь они там будут расспрашивать, что да как было, возьмут какие-то анализы и пой мут, что она была пьяна вчера... Об этом узнают в школе, во всей округе... Юля представила себе понимающие взгляды милицио неров и покачала головой. Нет. Она сама себя может защитить. Сама найдет способ, как отмстить подлецам, которые надругались над нею. Так отомстить, чтобы все кругом поняли нельзя изде ваться над нею! Когда-то давно она так избила портфелем толсто го, наглого Стасика, что он потом несколько лет подходить к ней боялся...
      Неужто теперь ничего не придумает?
      4
      Саня Иваненко испуганно замер, он даже забыл о своей парт нерше по танго, глядя во все глаза на Юлю. Но она смотрела мимо него, будто никогда и не знала этого парня. Девушка, с которой он танцевал, лениво переминаясь с ноги на ногу, стукнула кулач ком по его спине.
      - Танец ещё не кончился, Саня. Ты чего стоишь?
      - Извини, задумался, - сказал Иваненко, не в силах оторвать своего взгляда от Юли.
      В короткой черной юбочке и голубой полупрозрачной блузке, чуть-чуть накрашенная, с распушенными каштановыми волосами, она фантастически красива. Он закусил губу, опустил голову. До сих пор не мог понять, почему убежал позавчера, когда столкнул ся с пьяными подонками. Этому не было объяснения. Животный страх парализовал его волю, когда понял - эти люди способны на все: убить, искалечить, унизить. Разговаривать с ними бессмыс ленно, драться - тем более, он и в очках не очень хорошо видит ночью, а без них вообще слепой. И он бежал, позорно бежал, бро сив Юлю посредине пустынной улицы. Оставив её наедине с этими подонками. Что случилось потом? Он много думал и в конце-концов убедил себя, что поступил правильно. Они хотели, чтобы Юля не встречалась с ним - он убежал, цель достигнута, что ещё может быть? Предупредили, чтобы Юля больше не встречалась с ним и, довольные собой, уехали. Он поступил, как трус, опозорился, но спас её от более крупных неприятностей. Ведь если бы попытался защитить Юлю, разозлил бы подонков, да и только...
      Так думал Саня Иваненко, понимая, что подойти к Юле он уже вряд ли когда сможет.
      А она подошла к Стасу Котову, который стоял в углу танц площадки с Левой-Кочегаром и сказала:
      - Привет.
      У Кочегара округлились глаза, он невольно попятился, уви дев Юлю. Котов мелко заморгал, криво усмехнулся:
      - Ты классно выглядишь, киска. Обалденно.
      - А ты не очень, - спокойно сказала Юля, глядя на него пронзительными синими глазами.
      - Что ты имеешь в виду? - насторожился толстяк.
      - Ты же теперь мой парень, правильно я поняла?
      - О чем речь, киска... - он все ещё не понимал, к чему она клонит. Может быть, за танцплощадкой кодла ждет, чтобы замесить его и Кочегара ногами? Или пахан с заводскими мужиками? Или - менты?
      - Если мой парень, то должен хотя бы иногда волосы мыть, усмехнулась Юля. - Ты же все-таки собираешься с девушкой встре чаться, развлекать её, так?
      - Так, - судорожно сглотнув, сказал Котов, нервно оглядыва ясь. Помою голову, какие дела. У тебя все нормально? Ты приш ла, чтобы встретиться со мной, да?
      - А у тебя? Ты готов к встрече?
      - Какие дела, - повторил Котов. - Может, сдернем отсюда, по катаемся, побазарим. Чего-нибудь ещё придумаем.
      - Придумаем, - кивнула Юля. - Бочку с квасом.
      - При чем тут бочка с квасом? - Котов пришел в себя, похо же, опасность ему не грозит. Похоже, телка поняла, что никуда от него не денется! Пришла сама!
      - Ты похож на бочку с квасом, - усмехнулась Юля.
      - Ты что мелешь? - с угрозой спросил Котов.
      - Если хочешь со мной встречаться, должен выслушивать мои замечания без злости, - отчеканила Юля. - Или ты считаешь, что я буду кивать головой на все, что ты скажешь или захочешь сде лать?
      - Да нормалек, я не в обиде. Пойдем потанцуем?
      - Пошли.
      Звучала быстрая музыка, но Котов облапил Юлю, прижал её к себе, и заставил топтаться на месте, имитируя танго. Ее бли зость, запах её волос, упругие груди, щекочущие его заплывшую жиром грудь, соблазнительные бедра, которые он видел нагими совсем недавно, все это возбуждало Котова. Она пришла, она хо чет ходить с ним! Значит, скоро, может быть, даже сегодня, он снова... на этот раз - по-настоящему, чтоб стонала, кричала от страсти, чтобы потом благодарила его, мужчину, как это бывает в западных эротических фильмах! Но, может быть, она притворяется, задумала какую-то подлянку?
      - Что не понимаю я тебя, - развязно сказал Котов. - Ты что, совсем не обижаешься на меня за то, что было?
      - Не просто обижалась, я готова была на куски тебя разор вать, сказала Юля. - Но потом поняла, что ты не виноват.
      - Правильно, - согласился Котов и задумался. Кто же тогда виноват? Сама она - вряд ли. Кочегар? Он был на подхвате...
      - В том, что случилось, виноват Иваненко, - сказала Юля. - Он поступил как последний негодяй, сбежал. Я-то надеялась, что он сможет защитить меня от вас. И зря. Но если даже Иваненко оказался таким трусом, на кого можно надеяться? И я решила, что если уж я буду с кем-то встречаться, то - с тобой. Уж ты не бросишь меня, если кто-то нападет, да?
      - Само собой! - обрадовался Котов. Надо же, как она классно все объяснила! Иваненко виноват!
      Ну конечно, не хотела с ним ходить, думала, кто-то поможет ей избавиться от него, а этот кто-то взял и облажался. Что ей делать остается? Ходить со Стасом Котовым, или из дома нос не высовывать. Даже после того, что он сделал с ней. А что он сде лал? Они же, телки, сами этого хотят. Говорят, первый мужчина на всю жизнь запоминается. Вот она и...
      Котов расправил грудь, теснее прижал Юлю к себе и даже коснулся губами её сладко пахнущих волос. Елки-палки, какой балдеж!
      - Пошли отсюда, - уверенно сказал он. - Я знаю место, где мы можем классно приторчать.
      - В твоей машине? Хочешь, чтобы со мной нервная истерика случилась? Я её теперь видеть не могу.
      - Да?.. - Котов оторвал свою ладонь от спины девушки, оза боченно почесал затылок. - А где же тогда?
      - Придумай. Но учти, я хочу, чтобы все было по настоящему, а не как-нибудь под кустом, понял? Или ты хочешь своего дружка пригласить, чтобы он подсматривал? Учти, Стас, больше такое я не прощу тебе.
      - Какой дружок, ты что, киска! Если он где-то как-то взду мает подсматривать за нами, я его, суку, урою на месте.
      - Тогда - думай.
      - Понял, - Котов наморщил лоб - как назло, в голову ничего умного не приходило. Знал бы заранее, договорился бы с кем-то из друзей, они бы ключи от хаты или кухни дали. А сейчас у всех свои дела...
      "Бочка с квасом!"
      Смолкла музыка, и Юля взяла Котова за руку, повела в угол, откуда на них во все глаза смотрел Кочегар.
      - Что понравилась? - спросила Юля, когда они подошли, вста ли рядом.
      Его жадные глаза скользили по её фигуре, словно пытались раздеть, заглянуть под юбку, где прятался смуглый плоский жи вот, кустик темных волос, он же видел это, видел! Эту обалден ную девчонку видел голой совсем близко! Только видел... Этот козел, Стас, даже притронуться не разрешил!.. Вот она, стоит рядом, и все это у неё там, но как же, как же...
      - Я тащусь от тебя, Юлька, - он облизнул пересохшие губы, машинально вытер о грязную джинсовую куртку потные ладони. - Можно хоть потанцевать с тобой, разочек?
      "Бочка с квасом!"
      - Пойдем, - пожала плечами Юля.
      И, не замечая злобного взгляда Котова, пошла в толпу тан цующих. Лева-Кочегар, виляя бедрами, двинулся следом.
      - Юлечка, лапочка, я просто с ума схожу после того, что увидел. Не могу забыть, понимаешь! Ночью закрою глаза - и ви жу... У меня много телок было... девчонок, но такой, как ты... - с жаром зашептал он на ухо Юле, едва они начали танцевать.
      - Такой, как я не было и не будет, Кочегар, - холодно ска зала Юля. Потому что ты "шестерка" у Стаса.
      - Я не "шестерка", мы дружки, да, он попросил тогда, но... Юля, я знаю классных кентов, они Стасу рога поотшибают, если что. Ты только скажи, Юля.
      - Не нужны мне твои кенты, Кочегар, - Юля брезгливо пере дернула плечами. - Руки-то подними повыше, а то Стас рассердит ся. Вот так. Жаль, что ты "шестеришь" на Стаса, и теперь уже ничего не поделаешь. Я буду ходить с ним. А хотела ходить с то бой.
      - Чё ж раньше не сказала? - недоверчиво хмыкнул Кочегар.
      - А как, если ты все время с ним, а эта жирная свинья мне проходу не дает? У меня матери нет, у тебя отца, у нас похожие семьи, могли бы дружить, помогать, если надо... Ты симпатичный парень, Лева, неужели не видно, что Стас по сравнению с тобой - просто жирный урод? Ну сам представь, будь ты девчонкой, с кем бы стал встречаться?
      Кочегар задумался. Он знал, что телки, которых они цепляли вместе со Стасом, частенько хотели с ним, а не с толстяком про вести несколько минут в укромном уголке, но что поделаешь, у Стаса "тачка", бабки, пахан, который может все... Сколько смаз ливых девчонок пришлось уступить Стасу, а самому доставались те, что пострашнее... Неужели и сейчас так будет? Кочегар по чувствовал, что голова у него кругом идет. А ведь и вправду, у Юльки и у него - похожие семейные дела... Могли бы дружить... Какая там на хрен дружба, мог бы он сам раздевать её, а не по могать Стасу!
      - Юля, - хриплым шепотом сказал Кочегар. - Давай будем дру жить.
      - Но тебе же важнее прислуживать Стасу, - усмехнулась Юля. - Ты ради него на все готов. Говоришь, что я тебе нравлюсь...
      - Обалденно нравишься, Юля...
      - А сам помогаешь ему... дальше нужно говорить?
      - Нет. Понимаешь, я не знал, что получится такая хренови на, думал, он просто хочет попугать тебя - и все дела. Тебя и этого козла Иваненко. Ну сама прикинь, какая мне радость от то го, что буду держать красивую девчонку и смотреть?.. Одно только расстройство. Я этого жирного мудака просто ненавижу те перь. Слушай, давай встретимся сегодня? Пошлем Стаса, и...
      - А если он узнает, сможешь защитить меня?
      - Какие дела! Я ж тебе не Иваненко!
      - Ну хорошо, - загадочно улыбнулась Юля и, наклонившись к уху Кочегара торопливо зашептала.
      - У бочки с квасом? - удивленно спросил Кочегар.
      - В одиннадцать. Подойдешь, поднимешь эту штуковину, кото рой бочка к машине цепляется, и стукнешь три раза об асфальт. Это будет означать, что все нормально, тогда я выйду.
      - Там улица крутая, эта хренова бочка не попрет вниз? - Кочегар снова облизнул пересохшие губы.
      - У неё под колеса здоровенные булыжники подложены, так что не волнуйся. Жди меня десять минут, не приду, значит, Стас перехватил меня у дома, или на улице...
      - Сука такая!.. - заскрипел зубами Кочегар.
      - Тогда иди домой, постарайся завтра меня встретить у до ма. Придумаем другое место, где можно встретиться. Но сегодня не мечтай, что я тебе что-то позволю. мы просто погуляем, пого ворим. Если ты согласен...
      - Я согласен, Юля! Просто погуляем... - Кочегар уже видел, как он с этой красивой девчонкой просто гуляет, а потом... Если она сама хочет с ним ходить, должна позволить то, что делал с нею Стас. Должна сама этого захотеть!.. У него загорелись глаза от вожделения.
      - Я скоро уйду, чтобы отвязаться от него.
      Танец кончился, но Кочегар не отпускал Юлю.
      - Потанцуем еще? - предложил он.
      - Я-то не против, ты же знаешь, но что скажет Стас?
      - Да плевать я хотел на Стаса!
      Они снова медленно закружились под музыку. Юля с трудом сдерживала растущее отвращение к этому сальному, грязному пар ню, у которого на морде написано, что он подлец, и никогда не станет хорошим человеком. Одно лишь прикосновение его липких рук вызывало дрожь во всем теле. Но ей нужно было вытерпеть все это!
      "Бочка с квасом!"
      - Кочегар, ты, как я вижу, приторчал с моей киской? - раз дался рядом злой голос Котова. - Вали, найди себе кого-нибудь еще. А мы с Юлькой пока подумаем, где поразвлечься.
      - Сам отвали, Стас, - злобно сощурился Кочегар. - Не видишь, нам хорошо, мы танцуем. Я тебе всегда помогал, а теперь ты мне помоги: сдерни отсюда, - он явно хотел казаться "крутым" в гла зах Юли.
      - Чего-о-о? - заревел Котов. - Ты совсем охренел, козел! - Он схватил Кочегара за плечи, оторвал от Юли и швырнул в сторону. - Пойди, проспись, кореш! Ты забыл, с кем разговариваешь!
      - Это ты забыл, Стас! - крикнул Кочегар. - Достал ты меня уже - вот как, - он чиркнул ребром ладони по горлу. - Понял, да?! Смотри, как бы жалеть об этом не пришлось!
      - Заткнись, падла!
      Незаметно вокруг них образовалось пустое пространство. Ре бята, которые танцевали рядом, отошли в сторону, не желая ока заться в центре драки. Если уж Котов с Кочегаром орут друг на друга, тут все может быть!
      - Да пошел ты! Думаешь, заимел машину и пахана важного, так и центровой уже?! Плевал я на тебя, Стас!
      Котов двинулся на него, но Кочегар ловко ускользнул к вы ходу, крикнув напоследок:
      - Мы ещё потолкуем, Стас! Я тебе прочистю мозги, может тогда соображать будешь лучше!
      Котов не стал гнаться за своим лучшим дружком, это было бесполезным делом. Он схватил Юлю за руки, злобно рявкнул:
      - Ты накеросинила его, киска?
      - О чем ты, Стас? - потупила взор Юля. - Он же твой дружок, он же был с тобой тогда, ну я и подумала... Привязался ко мне, потанцуем, да потанцуем. Ну я и согласилась, а что было делать, если ты стоял и смотрел, как он пытался свои грязные, липкие лапы опустить пониже...
      - Ну, сука, он от меня далеко не убежит! Могла бы послать его на хрен!
      - Так он же твой дружок...
      - Сука он, а не дружок.
      - Извини, Стас, я устала от всех этих ваших разборок, пой ду-ка лучше домой.
      - Куда - домой? Мы же хотели прибалдеть где-то.
      - Я устала. Надоела все это. Думала, хоть с тобой можно чувствовать себя спокойно, но ошиблась.
      - Кончай выдрючиваться, киска. Кочегару завтра поймет, что к чему, и все будет о`кей. Ну что, куда махнем?
      А ты хочешь?
      - Спрашиваешь!
      - Хорошо... Пошли отсюда, я тебе скажу за забором.
      Они вышли с танцплощадки, остановились под старым тополем.
      - Сейчас я пойду домой, отдохну, а потом мы можем встре титься... она быстро зашептала ему на ухо.
      - У бочки с квасом? - удивился Котов. - В двенадцать? Что за дела?
      - Потому что ты такой смешной, - она смущенно улыбнулась, - похож на эту бочку. А двенадцать - значит, ровно в полночь. Представляешь, как будет здорово!
      - А потом что?
      - Придумаем.
      - Ладно. Так ты сейчас сваливаешь? Подбросить до дому?
      - Я же сказала, что твоя машина вызывает у меня истерику. Ты ведь не хочешь получить по голове булыжником, Стас?
      - Кто же хочет, - хмыкнул толстяк. - Ну ладно, киска, пока. Значит, у бочки с квасом в двенадцать.
      За поворотом Юля увидела Кочегара и подмигнула ему. Саль ная ухмылка была ей ответом.
      Ровно в двенадцать Юля пришла к бочке с квасом, которая стояла в самом начале улицы, круто спускающейся к правому бере гу Дона. Она не выходила к реке, эта улица, упиралась в кирпич ный дом. Под колеса бочки были положены камни, чтобы она не скатилась вниз.
      Котов уже ждал её.
      - А ты чего в перчатках? - удивился он.
      - Тебе не нравится, когда дама в перчатках? - спросила Юля.
      - Да нет, почему... Но сегодня тепло.
      Он обнял её, жадно прижался к е губам своими слюнявыми гу бами, одну ладонь положив на её спину, а другой уверенно полез под юбку.
      - Нет-нет, подожди, - запротестовала Юля. - Не сразу...
      - А чего ждать?
      - Ну-у... можно придумать что-нибудь поинтереснее.
      - Я уже придумал. Давай залезем под бочку. Ты классно при думала, чтобы здесь встретиться. Народу - никого, под бочкой нас никто не увидит.
      - А если на бочке?
      - Никогда не пробовал... Слушай, киска, с тобой не соску чишься. А как мы там будем... на бочке?
      - Я и сама не знаю, - Юля смущенно опустила глаза. - Мне с тобой хочется чего-то необычного, понимаешь, Стас?
      - Ладно, давай попробуем, - Котов забрался на бочку, предс тавляя, как они там будут "пробовать". Неудобно, так в этом же и весь кайф! С нею "пробовать" интереснее, чем просто трахать ся! Сейчас он и так, и эдак покрутит её, разденет и прямо на бочке... Кайф! - Залезай.
      Юля зашла с тыльной стороны, выбила ногой камни из-под ко лес, протянула Котову руку. Он наклонился, но её ладонь выс кользнула из его потной ладони.
      - Ты с другой стороны зайди, - сказал он.
      Юля зашла с другой стороны, и не дотянулась рукою до его руки.
      - Ляг на бочку и дай мне руку, - сказала она.
      Котов послушно выполнил приказание, растянулся на бочке, опустил вниз руку.
      - Иди сюда, мы сейчас такое устроим...
      - Я устрою, - неожиданно жестко сказала Юля. - Я тебе такое устрою, что больше никогда и никого не изнасилуешь, подонок!
      И столкнула бочку с места.
      Котов не сразу сообразил, что случилось.
      - Ты чё, сдурела? Кончай выпендриваться...
      Бочка с грохотом помчалась вниз по улице, резко набирая скорость. Котов, распластавшийся на ней, попытался сесть, чтобы легче было спрыгнуть, однако, жуткая тряска заставила его силь неё вцепиться руками в крышку наверху.
      Юля встала за дерево, и, зло прищурив красивые голубые глаза, следила за тем, как бочка со страшной скоростью несется вниз. Котов уже понял, что спрыгнуть не удастся. Он дико зао рал, и в это мгновение бочка врезалась в кирпичную стену дома, перевернулась, отлетела в сторону. Страшная сила инерции смела Котова, он, перекувыркнувшись в воздухе, врезался головой в стену дома и тяжело шмякнулся на черный асфальт. Левый глаз его выскочил, левая сторона черепа превратилась в сплошное крова во-серое месиво.
      - Ты где была так долго, Юля? - спросил Григорий Малюков, вставая с кровати. - И почему я должен был до двенадцати смот реть телевизор?
      - Ты смотрел, папа?
      - До двенадцати, как и договорились. А что случилось, доч ка? Ты почему такая бледная? Юля, на тебе лица нет! - встрево жился Малюков.
      - Папа, запомни: я сегодня вернулась домой в десять и больше никуда не выходила.
      - Как это - не выходила?
      - Ну так, не выходила и все. Я пришла домой около десяти вечера, уставшая, и сразу легла спать.
      - Юля! Ты меня пугаешь, дочка... Да объясни ты толком, что случилось?
      - Что должно было, то и случилось. Папа, я если тебя очень сильно обидели, ты что будешь делать?
      - Я? Ну, не знаю... Смотря кто обидел. Если кто-то из му жиков, своих, так можно и морду набить. А если директор наорет или без премии оставит - что ж тут сделаешь?
      - Получается, если у него власть, может делать с тобой все, что хочет?
      - Не все, но обидеть может любого работягу. На то он и ди ректор. Начальник.
      - Ты ошибаешься, папа. - холодно сказала Юля. - Никто нико го не может обижать безнаказанно.
      - Уж больно суровая ты, дочка, - миролюбиво сказал Малю ков. Хорошо, кабы так, да не всегда это получается. Ты что, какому-то хулигану стекла в хате побила?
      Он улыбнулся, давая понять, что шутит, но жесткий, презри тельный взгляд дочери согнал улыбку с его губ.
      - Папа, ты веришь мне? Веришь, что я никому не причиню зла без причины?
      - Конечно, дочка, конечно, - озадаченно пробормотал Малю ков. - Ты у меня умница, с какой стороны ни глянь...
      - Тогда запомни: ты до двенадцати смотрел телевизор и точ но знаешь, что я из своей комнаты не выходила после того, как пошла спать. Кто бы ни спросил, как бы ни угрожали, ни выпыты вали - я после десяти была дома.
      - Ну, дома, так дома, - покорно развел руками Малюков.
      - Это очень серьезно, папа, - резко сказала Юля и убежала в дальнюю комнату.
      Когда-то в той комнате спали он и Раиса, а Юля - в перед ней, чтобы ночью к помойному ведру не бегала мимо них, мало ли чем они будут заниматься в это время. Но после того, как Раиса уехала в Москву, в дальнюю комнату перебралась Юля, она все-та ки, девчонка, и Малюков уже года два, как стучал в дверь, преж де чем войти к ней.
      Малюков широко раскрытыми глазами смотрел на дверь, за ко торой скрылась его дочь, единственный родной человек на этом свете, его умница, помошница... Его маленькая хозяюшка... Что с нею случилось? Почему она пришла поздно и такая взвинченная, сама на себя не похожа? Почему он должен скрывать, что Юля вер нулась домой в половине первого? От кого скрывать?
      Он без стука вошел в её комнату. Юля, не раздеваясь, лежа ла на кровати и рыдала, уткнувшись лицом в подушку. Григорий осторожно подошел к ней, легонько тронул за дрожащее плечо.
      - Юля, доченька... Отцу-то можно объяснить, в чем, собс твенно дело?
      Она подняла на него мокрые от слез глаза и пронзительно закричала:
      - Оставь меня в покое, папа, не приставай ко мне! Уходи! Уходи! Уходи! - и снова спрятала лицо в подушке, захлебываясь приглушенными рыданиями.
      Малюков неловко потоптался у кровати, пожал плечами и с тяжелым вздохом вышел из комнаты.
      В последние дни она так сильно изменилась, что временами он просто не узнавал свою маленькую Юльку. Как будто подменили девчонку... Думал, причина в переходном возрасте, в каких-то чисто женских проблемах, в которых он совсем ничего не смыслил. И только теперь понял: случилось что-то из рук вон выходящее. Что-то ужасное...
      И страх - не за себя, за дочь - заполнил грудь, тревожно заколотилось сердце.
      Почему же она ничего не скажет ему?..
      5
      - Итак, Юля, ты утверждаешь, что вчера вечером не выходила из дому после десяти?
      Пожилой, худющий капитан с красными, воспаленными глазами и всклокоченными седыми волосами в упор смотрел на Юлю, словно хотел загипнотизировать девушку и узнать все, что она думает.
      - Да, утверждаю.
      - Но на танцах ты была, этого, надеюсь, не станешь отри цать?
      - Не стану.
      - Вот и хорошо. Ты вчера танцевала с погибшим этой ночью Станиславом Котовым и его дружком Львом Кисленко. Я правильно говорю?
      - Правильно.
      - Выходит, у тебя с ними были дружеские отношения? Или не дружеские, но какие-то были, потому что ни с кем другим ты вче ра не танцевала. Юля, мы договорились, что мне будешь говорить только правду, все, что знаешь. Это в твоих интересах, потому что если что-то утаишь, мы все равно узнаем, и тогда тебе при дется отвечать. Дело-то нешуточное, парень погиб.
      Капитан удивился, встретив жесткий, немигающий взгляд пят надцатилетней девчушки. Но виду не подал.
      - Я вам уже говорила, да, танцевала со Стасом, и с его дружком Левой-Кочегаром, а потом пошла домой. Отношения у нас были... Какие это отношения, если Стас мне проходу не давал? Требовал, чтобы я ходила с ним.
      - Только ходила?
      - Не только. Вы и сами знаете, что это значит.
      - Верно, знаю. А ты не хотела. Тогда он вместе со своим дружком Кочегаром, как ты его называешь, встретили на улице те бя и твоего спутника Александра Иваненко и... Что было потом? Ты видишь, я многое знаю, но хочу, чтобы ты сама все рассказала мне.
      "Кочегар рассказал, что Стас изнасиловали её, а он помо гал? Вряд ли. Но даже если и рассказал, никто, кроме самого Ко чегара не может это подтвердить. Ничего вы не знаете, товарищ капитан!"
      - Они были пьяны, грозились побить нас. Иваненко испугался и убежал.
      - Ненадежный у тебя провожатый оказался, Юля.
      - Да уж лучше, чем эта жирная свинья! Хотя с Иваненко я больше никогда не стану встречаться.
      - Нехорошо плохо отзываться о погибших, Юля, нехорошо. Ну и что же было дальше, когда Иваненко убежал?
      - Предупредили они меня, чтобы ни с кем не ходила, Котов сказал, что я его телка, только с ним и должна ходить.
      - И ты решила избавиться от него?
      - Это вы так думаете. А я объясняю, почему вчера вечером танцевала с Котовым и его дружком. Думала, что их там нет, а когда увидела, что оставалось делать? Пришлось выполнить его приказание, только радости от этого было мало, вот я и ушла до мой пораньше.
      - Но до этого Котов и Кисленко поссорились, причем Кислен ко пообещал прочистить мозги своему приятелю. И, к сожалению, именно так вскоре и получилось.
      - Вот и спрашивайте Кочегара, зачем он прочистил мозги Ко тову, холодно сказала Юля.
      Капитан в который уж раз подивился выдержке этой красивой девушки. Но её бледное, осунувшееся лицо говорило о бессонной ночи. О чем она думала, почему не спала?
      - А из-за чего они поссорились?
      - Из-за меня. Кочегар потанцевал со мной, так прижимал ме ня к себе своими грязными, потными лапами, что прямо тошно ста ло. А он решил, что теперь должна ходить с ним. Котову это не понравилось, вот они и стали друг на друга лаять.
      - А ты?
      - Плевать мне на того и другого. Знала бы, что они на тан цах ошиваются, так не пошла б туда.
      - Крепкий ты орешек, Юля. Может быть, Котов обидел тебя? Оскорбил, покусился на твою честь? И ты, вместо того, чтобы об ратиться за помощью в милицию, решила отомстить ему?
      - Что вы хотите от меня?! - закричала Юля, подавшись впе ред. - Чтобы я сказала: да, убила этого Котова? Я сказала все, что знаю, а вы все спрашиваете и спрашиваете, уже два часа! У меня голова болит, я плохо себя чувствую! Они дураки были, И котов, и Кочегар, может быть, сами решили покататься на этой бочке с квасом, а вы сразу на меня набросились! Мало того, что они мне проходу не давали, так и ещё и вы теперь пристаете!
      - Юля, пожалуйста, успокойся. Никто тебя ни в чем не обви няет. Я просто хочу знать правду. Справедливость должна востор жествовать, ради этого мы и работаем.
      "Справедливость? Папаша Котова надавил, вот они и привяза лись к ней! А к кому же еще?! А если б она пришла в ту ночь к ним и рассказала бы о том, что с нею сделал Стас при помощи Ко чегара, восторжествовала бы справедливость? Да никогда!"
      Но разве можно сейчас говорить об этом?
      Ни за что!
      - Больше я ничего не знаю. Ищите... свою справедливость.
      - Она не моя, Юля, - вздохнул капитан. - Но ты знаешь кое-что еще, а говорить не хочешь, - и сказал милиционеру, сидя щему за другим столом. Приведи Кисленко.
      Юля никак не отреагировала на это. Кочегар ничего не зна ет, а о том, что она ему свидание назначила у бочки с квасом, пусть рассказывает!
      Кочегар вошел, испуганно озираясь, плюхнулся на стул рядом с Юлей. Посмотрел на нее, будто впервые видел, опустил голову и мрачно пробурчал:
      - Вот она и убила Стаса.
      - Ты видел? - крикнула Юля. - Ты, гаденыш липкий, видел это?
      - Спокойно, спокойно! - приказал капитан. - Кисленко, расс кажи, о чем вы вчера договаривались на танцах?
      - Что она будет ждать меня у этой бочки с квасом в один надцать. Я поверил... Из-за этого и поругался со Стасом. Если б знал... да я б её удавил, падлу, на танцах!
      - Выбирай выражения! - неожиданно рявкнул капитан. - Даже удивительно было, что у этого худого, усталого человека может быть такой грозный голос. - Юля, это так?
      - Нет. Он лжет.
      - Кто, я?! Да ты чё, дура, совсем память потеряла?
      - А зачем я буду встречаться с тобой, если все знают - на тебя и смотреть-то противно, - с презрением сказала Юля.
      - Может быть, ты специально хотела поссорить их? Вспомни, Юля. Подумай хорошенько, и вспомни.
      - Лучше спросите его, зачем он все это выдумывает? Я тан цевала с ним только потому, что Котов приказал. Хотел показать всем, как он распоряжается мною. Я согласилась, а что было де лать? Но чтобы свидание назначать этому червяку?!
      - Стас дурак, он поверил ей! А она после того вечера зата ила злобу на него! - закричал Кочегар.
      - А что случилось тем вечером? - спросил капитан.
      Юля напряглась, ожидая ответа. Показалось, что спорить с Кочегаром ещё и об этом уже нет сил. Не сможет, не выдержит...
      - Случилось? - Кочегар исподлобья взглянул на Юлю. - Да ни чего не случилось. Иваненко сдернул, а Стас сказал, что теперь она его кадра. А она мстительная баба, сумасшедшая, с такой связываться опасно, все знают.
      У него были дружки, которые мотали срок, рассказывали, что там бывает с теми, кто насиловал малолеток. Лучше уж пусть убийство пришьют, чем групповуху.
      - Ты был пьян, может не заметил, не обратил внимания, что Котов предпринял какие-то действия... попытался затащить девуш ку под куст? спросил капитан.
      - Ничего такого не было, - Кочегар опустил голову. - Просто поговорили и все. Но она же сумасшедшая, она решила отомстить Стасу! Это она, она, сука, падла, она! - и он заплакал.
      Вошел милиционер с тремя звездочками на погонах, положил на стол перед капитаном листок бумаги.
      - Заключение дактилоскопической экспертизы.
      Капитан прочитал раз, другой, поднял голову:
      - Только это?
      - Мы тщательно обследовали бочку с квасом. Все, что обна ружили зафиксировано в заключении.
      - А может быть, перчатки?
      - Ага, и психотропные препараты, при помощи которых заста вили человека пообещать прочистить мозги погибшему. А потом прийти, облапать бочку, чтобы кто-то в перчатках не оставил от печатков... - он внимательно посмотрел на Юлю. - Отпусти девчон ку, не видишь, она еле держится.
      - М-да-а... - протянул капитан, когда эксперт ушел. - Ну что ж, Юля, спасибо, что ответила на мои вопросы. Надеюсь, ты ниче го не утаила от следствия. Да и отец подтверждает твои показа ния. Можешь идти, он ждет тебя в коридоре. Ну а с тобой... Ко чегар, мы ещё о многом должны поговорить. Ты мне сейчас все вы ложишь! Абсолютно все! - капитан с такой силой грохнул кулаком по столу, что Кочегар испуганно вздрогнул, а Юля поспешно вско чила со стула и побежала к двери.
      Радости не было, но и угрызений совести - тоже не было. Только усталость, страшная усталость навалилась вдруг. Хотелось только одного: поскорее вернуться домой.
      Бочка с квасом... Она бродила по улицам и никак не могла решить: то ли отомстить подлецам, то ли броситься с Ворошиловс кого моста в Дон... Одна - униженная, опозоренная девчонка, за которую некому было заступиться. Жить, повинуясь прихотям Кото ва и его гнусного дружка ей не хотелось. У бочки с квасом, на улице, круто бегущей вниз, подумалось: хорошо бы спустить Кото ва на этой бочке, чтоб вопил от страха, чтоб свалился и сломал себе ребра - понял бы, что связываться с нею не стоит, отвязал ся бы потом... И эта картина понравилась ей больше, чем вид утонувшей девушки, которую баграми вылавливают из Дона. Только нужно было придумать, как заставить Котова забраться на бочку. И это оказалось совсем несложно...
      Юля почти бежала, отец еле поспевал за нею, и, нервно приглаживая волосы, уже в третий раз задавал один и тот же воп рос:
      - Юля, неужели, это ты сделала? Но почему, почему? Я не могу поверить, не могу!
      - Нет, не я.
      - Но ведь они тебя целых четыре часа допрашивали!
      - Папа, я устала! - капризно сказала Юля. - Пожалуйста, не надо приставать ко мне. Все нормально. Они допрашивали, но ни в чем не смогли обвинить меня.
      - А я? Юленька, доча, я же знаю, что ты вчера вернулась в половине первого! Конечно, я никогда никому не скажу об этом, меня даже спрашивали, какие передачи шли по телевизору вчера до двенадцати, я все пересказал. Но ты можешь объяснить отцу, что же все-таки случилось? Ведь парень-то погиб, разбился.
      - Хорошо, папа, но обещай мне, что больше ты никогда не станешь спрашивать об этом случае, - согласно кивнула Юля.
      - Обещаю.
      - Мы встретились возле бочки с квасом. А потом Котов и Ко чегар решили прокатиться на этой бочке. Котов залез наверх, а Кочегар толкнул бочку, там остались его отпечатки пальцев. Боч ка с такой скоростью понеслась вниз, что Котов не успел спрыг нуть и разбился. Но я не хотела говорить об этом, зачем людям знать, что я была там? Поэтому и попросила тебя сказать, что вчера вечером после десяти не выходила из дома.
      - Понятно, - сказал Малюков, обнимая дочь. - Юля, ты, навер ное, перепугалась, моя девочка... Поэтому прибежала вчера домой сама не своя, поэтому, да?
      - Да.
      Малюков некстати вспомнил, что Юля просила его смотреть телевизор до двенадцати задолго до того, как парень разбился на бочке с квасом. И снова нехорошие сомнения зазмеились в его груди.
      - Юля, но ты ведь просила меня смотреть телевизор...
      - Ты ведь обещал, папа! Ну хорошо, я знала, что мы там встретимся, знала, что они подерутся из-за меня, специально так устроила. Ни тот, ни другой мне не нужен был, понимаешь? Но они решили доказать мне, кто самый смелый... Вот и все.
      - Дураки... - с облегчением вздохнул Малюков.
      6
      Май 1990 года. Москва
      Тихо было в ординаторской. Вадим Лаврентьев, опустив голо ву, сидел за столом, с тоскою разглядывая собственные пальцы. Они совсем не походили на тонкие, чувствительные пальцы хирур га. А сейчас, к тому же, предательски подрагивали.
      Час назад на операционном столе от сердечного приступа скончался пациент. Это была первая самостоятельная операция Лаврентьева.
      Зачем он пошел в медицину, решил стать хирургом? Скорее всего, по инерции: отец - доктор медицинских наук, известный нейрохирург, мать заведующая районной санэпидслужбой. Чаще всего гостями в доме были медики, разговоры, с чего бы ни начи нались, неизменно приводили к медицинским проблемам. Поэтому, когда Вадим вернулся из армии, и встал банальный и естественный для каждого дембеля вопрос: куда пойти учиться (если он, конеч но, хочет учиться), долго думать не пришлось. К великой радости отца, Вадим пошел в медицинский, хотя особой тяги к хирургии не чувствовал, как, впрочем, и ко всем остальным профессиям. Он мог бы с таким же успехом попробовать стать летчиком, инженером или журналистом, но тогда пришлось бы во всем разбираться само му, пробиваться к вершинам профессии самому, а в хирургии можно было рассчитывать на помощь отца, на толковый совет матери.
      Теперь, спустя час после окончания своей первой самостоя тельной операции, Вадим пожалел о своем выборе.
      Сзади неслышно подошел профессор Валиуллин, положил руку на плечо Вадима.
      - Не отчаивайся, Вадик. Такая у нас профессия. Ты все сде лал правильно, только человеческий организм способен выкинуть такое, что ни в одном учебнике не найдешь. Привыкай.
      - Да разве можно к этому привыкнуть, Шамиль Фатихович? Па циенту было шестьдесят два, операция плановая, все было в нор ме: заключение кардиологов, анестезиологов, и вдруг - сердечный приступ на операционном столе! И бригада кардиологов ничего не может поделать! Это что?
      - Загадки человеческого организма, Вадик. Он может выдер жать нагрузки, которые и представить трудно, а может сдать в самой несложной ситуации. Тем более, шестьдесят два года. Это, знаешь ли, в наше время и в нашем городе - возраст.
      - А это была моя первая операция...
      - Ну и что? Твоей вины в смерти пациента нет. В конце-кон цов можно предъявить претензии кардиологам, хотя я смотрел кар диограмму - там все нормально. Анестезиологам, и они все сдела ли правильно. Но ты-то за что себя казнишь, мой мальчик? Орди натура на этом не заканчивается.
      - Мне кажется, Шамиль Фатихович, это плохая примета. Не нужно было мне идти в медицинский. Не мое это дело - разрезать людей и видеть, как они умирают на операционном столе.
      - Верно, не твое. И не мое. Наше дело - разрезать людей, удалять причину их боли, немощи, страданий, зашивать, а потом видеть, как они, здоровые, счастливые, благодарят тебя за их возвращение к полноценной жизни. Но где, в каком деле ты видел только положительные моменты? Нет такой профессии, такого дела. И я понимаю твое состояние. У меня всякий раз, когда случается неудача, возникает мысль, что я занимаюсь не своим делом.
      - У вас? - недоверчиво спросил Вадим. - Это вы, известный хирург, профессор, занимаетесь не своим делом? Не шутите, Ша миль Фатихович.
      - Не шучу, мой мальчик. И твой уважаемый отец, Павел Сер геевич Лаврентьев, не раз так думал, спроси у него сам. Все де ло в том, что мы не водопровод ремонтируем, не телевизоры или машины, а человеческий организм. И случись ошибка, не труба прорвется, не экран погаснет, не мотор заглохнет, а человека не станет. Говорят, что медики - ужасные циники. Отчасти, это так. Но в глубине души, я убежден, все мы намного сильнее переживаем неудачи, нежели другие люди. И это - нормально.
      - И все же, это дурная примета, - упрямо сказал Вадим.
      - Это несчастный случай, так и нужно к нему относиться. Хотя, переживания твои вполне, повторяю, естественны и понятны. Пойди домой, а лучше - к своей девушке, пригласи её в ресторан, потанцуй, выпей, но только немного. Отвлекись от грустных мыс лей, и все будет нормально.
      - Спасибо, Шамиль Фатихович, - уныло пробормотал Вадим.
      Когда профессор ушел, он достал из ящика стола мензурку со спиртом и опрокинул её содержимое себе в рот. Сто грамм креп чайшей жидкости обожгли гортань. Вадим несколько минут сидел, не двигаясь, вытаращив глаза и жадно хватая раскрытым ртом воз дух. Потом побежал в туалет, склонился над раковиной для мытья рук и принялся жадно глотать холодную воду.
      Спустя пять минут, когда жжение в горло стало не таким сильным, он позвонил своей подруге Жене, с которой сегодня ве чером должен был встретиться.
      - Привет, Женя, это я, Вадим...
      - Ой, здравствуй, дорогой. Ты знаешь, к сожалению, я се годня не смогу выбраться, возникли неотложные дела. Давай завт ра, а?
      У неё был чересчур громкий и веселый голос. В комнате громко звучала музыка, слышались мужские и женские голоса. Ва дим мрачно усмехнулся.
      - Женя, у меня сегодня отвратительное настроение, понима ешь...
      - Тем более, Вадик, тем более! У меня тоже тут... Сплош ные проблемы, так что, встретимся завтра.
      Она даже не спросила, как прошла его первая операция!
      - Кто у тебя там? - резко спросил он.
      - Да родственники, ну что ты нервничаешь, Вадик? Все нор мально, не бери дурного в голову, понял? Пока!
      Вадим положил трубку и, закусив губу, постучал кулаком по столу. Родственники? Ну хорошо, сейчас он заглянет к ней, поз накомится с родственниками. Два года они уже встречаются, роди тели и его и её знают об этом, ждут, когда же свадьба состоит ся... Они с Женей решили пожениться, когда он закончит ордина туру. Но вот, оказывается, у неё сегодня родственники! Пятни ца, папу с мамой на дачу отправила, а к самой родственники наг рянули? Или однокурсники? Женя училась на третьем курсе Инсти тута иностранных языков. Конец мая, зачеты, консультации к эк заменам, конечно, у неё могли собраться и однокурсники, в такие дни причин для шумных вечеринок хватает. Но почему она его не пригласила? Почему скрывает от него шумную компанию в своей квартире?
      Вадим надел черную кожаную куртку и пошел к выходу. Про фессор Валиуллин прав: чтобы отвлечься, нужно встретиться со своей девушкой. Но не ресторан и не танцы вытащат его из серого болота тоски, а разбитая морда одного из "родственников". Пусть они будут всего лишь подвыпившими студентами, плевать! Девушка, на которой он собирается жениться, которая клялась, что любит его, забыла спросить, как прошла первая операция... Кто-то за это должен ответить. Кто-то из гостей.
      На метро он доехал до "Полежаевской", пешком дошел до бе ло-голубого дома на Хорошевском шоссе, поднялся на шестой этаж. Из-за закрытой двери доносились громкие голоса, смех, визг по аккомпанемент громкой музыки группы "Квин".
      Сто грамм чистого спирта притупили тоску в душе Лавренть ева, но распалили ярость в его груди. Значит, родственники? Трудно себе представить родственников из Ярославля, или Средней Азии, или с Кавказа, которые, ввалившись в квартиру, стали бы орать, визжать и смеяться!
      Мрачно усмехнувшись, Вадим нажал кнопку звонка.
      Дверь открыла раскрасневшаяся Женя и замерла, уставившись круглыми глазами на своего жениха. Улыбка медленно гасла на её губах.
      - Это ты?... - пробормотала она, отступая в глубину прихо жей. Вадим, но я же тебя предупреждала, что сегодня не могу... Зачем ты пришел?
      На ней были голубые просторные джинсы и розовая блузка, которая с правой стороны вылезла из джинсов. Вадим внимательно посмотрел на Женю. Лихорадочный блеск её глаз и нездоровый ру мянец на щеках, а также сладковатый дым марихуаны говорили о том, что девушка не просто пьяна.
      - А кто это к нам пожаловал такой серьезный? - из-за спины Жени высунулась лохматая физиономия с мутными глазами.
      - Вадим Павлович Лаврентьев, жених этой дамы, - недобро со щурился Вадим. - Сейчас познакомимся поближе.
      - Эй, бандиты, - крикнул "родственник". - К нам Лаврентий Павлович пожаловал, собственной персоной!
      Пьяные голоса в гостиной принялись громко обсуждать это известие.
      - Вадим!... - крикнула Женя. - Погоди, мой хороший, не горя чись, я тебе сейчас все объясню. Все-все! - она протянула к нему руки, намереваясь обнять, но Вадим решительно отодвинул её в сторону.
      Он шагнул вперед и, не замахиваясь, всадил кулак в челюсть лохматому "родственнику".
      - Запомни, меня зовут Вадим Павлович, а не Лаврентий Пав лович, сказал он парню, который вряд ли мог его услышать, рас тянувшись на афганском ковре ручной работы.
      - Вадим! - закричала Женя.
      Из гостиной высыпали остальные "родственники". Да много же их там было, человек десять! Парни сообразили в чем дело и ри нулись на Вадима с кулаками, не обращая внимания на истошные требования Жени остановиться и прекратить безобразие.
      Вадим несколько раз легко ушел от ударов, уложил двух наи более горячих парней и, наверное, успокоил бы таким образом других "родственников", но, оказавшись в гуще гостей, увидел перед собой испуганное лицо девчонки, дернулся вправо - и там была девчонка, готовая завопить от ужаса. Не драться же с ними! На какое-то мгновение Вадим потерял ориентировку и этого оказа лось достаточно для того, чтобы получить по голове бутылкой и свалиться на пол. Терпкая, красная жидкость залила лицо. Вадим понял, что в бутылке было вино, скорее всего - "Хванчкара". И тут же острый носок туфли - женской туфли! - ударил его по реб рам.
      Женя завопила с такой силой, что гомон в прихожей стих. Залитое красным вином лицо Вадима заставило воинственных "родс твенников" испуганно отшатнуться. Вино было похоже на кровь. А столько крови - это уже серьезно.
      - Он сам ворвался к нам и начал махать кулаками, - глухо сказал кто-то.
      - Дурак! Дурак! Пошел вон! - кричала Женя, опустившись на колени перед Вадимом. - Вадик... Вадик, ты живой?..
      Лаврентьев поморщился, ощупал свой затылок - шишка была приличная, но голова цела. Спасибо, что полной бутылкой шарах нули, пусто и убить могли бы. Он медленно поднялся на ноги, усмехнулся, глядя на присмиревших "родственников".
      - Кто из них - твой? - с угрозой спросил Лаврентьев. - Я хо чу поговорить с ним. Даже если их несколько - пусть объявятся сами. Или я буду разговаривать со всеми подряд мужиками. К да мам большая просьба - уйти в комнату, - он смахнул ладонью капли вина с лица. - И не бить лежащего ногами. Не женское это дело.
      Женя тоже вскочила на ноги, вцепилась в его плечи.
      - Хватит, Вадим, прошу тебя, хватит! Умоляю, ты слышишь, Вадим?! Пойдем в ванную, я умою тебя, дам папину рубашку... Ты совсем свихнулся, испортил нам вечер!
      Лаврентьев внимательно посмотрел на нее, потом вынул из кармана носовой платок, старательно вытер лицо, куртку, наглухо застегнул "молнию" на куртке.
      - Значит, испортил вечер, да? - переспросил он.
      - Это же мои однокурсники, я не хотела тебе говорить... Мы тут дурачились, веселились, курили... Сегодня был последний за чет, и мы решили собраться... Ну, Вадик! Почему ты не веришь мне? Если хочешь, можешь остаться. Это не мои парни, это просто друзья, понимаешь? Однокурсники. Оставайся, Вадик, я тебя со всем познакомлю...
      - Ты же знаешь, как я отношусь к тому, что ты куришь вся кую гадость.
      - Знаю, знаю, это в последний раз, честное слово. Ты оста нешься? Я тебе чистую рубашку дам...
      Ну да, конечно, чистая рубашка... Они тут дурачились, ку рили "травку", а он этого не одобряет, не понимает, и вообще, приперся не вовремя...
      Вадим сунул смятый платок в карман, опустил голову.
      - На операционном столе умер человек, - глухо сказал он. - Сердце не выдержало. Это была первая моя операция... Не обра щайте внимания, ребятки, веселитесь дальше.
      И вышел из квартиры, тщательно закрыв за собою дверь.
      Вадиму всегда было трудно спорить с отцом. Он слишком ува жал его, к тому же, Павел Сергеевич Лаврентьев был человеком жестким, решительным, а с его доводами трудно было не согла ситься. Сегодня же не было никакого настроения возражать отцу после всего, что случилось. Не надо было говорить, что собира ется бросить ординатуру, но теперь уже поздно об этом жалеть. Для отца такие заявления - как красная тряпка для быка.
      - Видишь ли, Вадим, причины, вернее, одна причина, побуж дающая тебя сделать такой шаг, мне ясна. Я также понимаю логику твоего мышления. Но, черт побери, это же логика слабака! Чело века, который пасует перед первым же серьезным испытанием! А я всегда считал, что мой сын не из таких!
      - Ты не прав, папа, - пробормотал Вадим. Он сидел в кабине те отца, откинув голову на спинку глубокого мягкого кресла и с равнодушным видом разглядывал потолок, на котором черным пау ком расползалась тень от хрустальной люстры. - Может быть, приз наться себе, тебе, маме, всем, что я совершил ошибку, поступив в медицинский, это не слабость, а что-то прямо противоположное.
      - Разумеется, признать свою ошибку, в любом случае, не слабость! резко сказал Павел Сергеевич Лаврентьев. Он снял оч ки, принялся протирать стекла специальной мягкой тряпочкой. - Но спасовать перед первой же трудностью - это не просто слабость, но ещё и глупость! А в данном случае я вижу именно такой пово рот событий.
      - Мне и раньше не хотелось быть хирургом, папа. Просто я пошел по пути наименьшего сопротивления, твое любимое выраже ние.
      - Ты сейчас собираешься идти по этому пути, - проворчал Па вел Сергеевич, надевая очки. - Почему ты хочешь бросить ордина туру именно теперь? Потому что впервые столкнулся со смертью человека во время твоей операции. Кстати, я говорил с Шамилем Фатиховичем, твоей вины здесь нет. Но я не об этом. Поражает, что мой сын раскис, опустил руки, сдается!
      - Моей вины в том, что человек погиб, нет. Но это была первая операция, папа!
      - Ну и что? У тебя впереди тысячи операций и десятки, это в лучшем случае, летальных исходов! Это - твоя работа. Профес сия, образ жизни, в конце-концов.
      - Понимаешь, мне и раньше казалось, что выбрал профессию, которая не доставляет мне радости. Просто она была более... близкой, понятной, я ведь с детства слышал разговоры об опера циях, о медицине. Ты настаивал, я согласился. Но это - не мое дело.
      - Что ты считаешь своим делом? - Павел Сергеевич поднялся из-за стола, подошел к сыну, присел на валик кресла, заглянул Вадиму в глаза. Скажи мне, чем бы тебе хотелось заниматься?
      - Компьютерами, папа. Я в них неплохо разбираюсь, даже программировать умею.
      - Ты неплохо играешь в компьютерные игры, это я знаю. Но игра и профессия - разные вещи, Вадим.
      - Не только играю. Я иногда вспоминаю Мишку и думаю, надо было мне бросить институт и организовать компанию по продаже компьютеров.
      - Какого Мишку?
      - Майкла, Майкла Нормана, помнишь, я приводил его к нам? Американец, который учился в нашем институте.
      - Разумеется, помню. Очень серьезный молодой человек, вот он, я уверен, станет хорошим хирургом. Но при чем здесь компь ютеры?
      - Его отец хозяин концерна, который выпускает компьютеры и хотел бы выйти на наш рынок.
      - А Майкл?
      - Он хочет стать хирургом, зарабатывать деньги сам и ни в чем не зависеть от отца. У американцев так принято.
      - Стремление Майкла заслуживает самого глубокого уважения. И дело не в том, что он хочет быть самостоятельным, главное - он не спасует перед трудностями. Добьется своего. И мне хочет ся, чтобы мой сын был таким же.
      - Я говорил с ним о том, что хирургия - не мое дело. И знаешь, что он предложил? Организуй компанию, а я уговорю отца, чтобы вы стали официальными представителями его концерна в Со ветском Союзе. Но тогда никто не знал, как это можно сделать. А сейчас... я бы занялся этим делом.
      - Хирургия - твое дело, - твердо сказал Павел Сергеевич.
      - Видишь ли, папа, сегодня, когда во время первой операции умер человек, я понял, что это... это - как знак свыше, что не стоит мне быть хирургом.
      - Знак?
      - Да. Я воспринял это именно так.
      - Ты врач, Вадим, и должен быть выше предрассудков. Твоя профессия в высшей степени благородна, гуманна и трудна. И в ней нет места всяким знакам. А точнее - истерии по поводу каж дой профессиональной неудачи. Если бы я каждый такой случай воспринимал, как знак, если бы Шамиль Фатихович или любой дру гой врач - сейчас некому было бы людей лечить! Это не знак, а твоя слабость, Вадим. Ты разочаровал меня.
      - Это первая самостоятельная операция, папа!
      - Ну и что? Почему это знак тебе, а не кардиологам, кото рые обязаны исключить подобные случаи? Пациент погиб не потому, что ты ошибся, у него остановилось сердце! Почему это не знак анестезиологам, невропатологам, которые, возможно, накануне операции не рассчитали дозу реланиума, не провели соответствую щую психотерапию пациента?
      - Первая операция - это ведь, как печать в профессиональ ной пригодности человека. Мне эту печать не поставили.
      - Глупости! Первая операция - это всего лишь первая опера ция, и ничего больше.
      - Ты так думаешь, папа?
      - Я в этом не сомневаюсь. А посему, возьми себя в руки и не говори глупостей. У меня в баре стоит бутылка коньку, выпей рюмку-другую. легче станет. Кстати, и я с тобой выпью. За твое боевое крещение, это так можно назвать. И пусть победа усколь знула от тебя, она непременно придет в следующий раз.
      - Знаешь, в чем моя самая большая слабость, папа?
      - Профессор Лаврентьев знает все... о нейрохирургии и пси хологии собственного сына.
      - Моя самая большая слабость в том, что я не могу спорить с тобой. Хорошо, я закончу ординатуру, но если из меня получит ся плохой хирург, в этом виноват будешь ты.
      - А если хороший - тоже я. И знаешь, твоя слабость может оказаться решающим фактором в становлении тебя, как отличного хирурга. Не у каждого молодого врача есть рядом такой совет чик, - довольно усмехнулся Павел Сергеевич. - Мать пригласим вы пить рюмочку за успешное окончание трудных переговоров?
      - За успешную промывку мозгов, - сказал Вадим. - Пригласим. Я все время чувствовал её присутствие.
      - Еще бы! Она испереживалась в спальне, пока мы тут бесе довали.
      Телефонный звонок разбудил Вадима. Он открыл глаза, бросил взгляд на светящиеся цифры электронного будильника - половина первого. И взял трубку, не сомневаясь, что это Женя, только она могла позвонить в такой поздний час.
      Он не ошибся.
      - Вадик, ты что, совсем обиделся на меня? Я же не знала, что твоя первая операция закончится так ужасно! - затараторила она. - Мог бы сказать мне, а не врываться, как Джеймс Бонд!
      Вадим скрипнул зубами. Они что, веселились до полуночи, и лишь потом ей взбрело в голову позвонить ему? Даже после того, что он сказал ей в шесть вечера?! И на этой женщине он собирал ся жениться...
      - Ты разбудила меня.
      - Я и сама только проснулась. После того, как ты ушел, и все ребята, мои однокурсники, тоже ушли, а я хотела тебе позво нить, ждала, когда ты доберешься домой, и нечаянно уснула.
      - Одна?
      - Что - одна?
      - Уснула.
      - Ну конечно одна... Ой, Вадим, ну как ты можешь говорить всякие глупости? Я что, давала тебе повод для подозрений?
      - Ты просто не помнишь, одна уснула или нет, - усмехнулся Вадим.
      - На что ты намекаешь?
      - На твою плохую память.
      - Думаешь, что я... Замолчи, дурак! За кого ты меня прини маешь? Я все помню, и как ты пришел, и как драку устроил, по голове бутылкой получил. Ночью проснулась и сразу решила позво нить. А ты мне гадости говоришь!
      - Больше не буду.
      - Вот и замечательно. Голова не болит? Ты нормально доб рался домой?
      - А это больше не должно тебя интересовать.
      - Что ты хочешь сказать, Вадим? Пожалуйста, перестань злиться и разговаривай нормально.
      - Это и есть самый нормальный разговор. А чтобы тебя он не огорчал, больше не звони мне. Никогда.
      - Никогда?.. Ты хочешь сказать, что...
      - Я уже сказал это. Спокойной ночи, Женя, - Вадим бросил трубку и поудобнее устроился в постели.
      - Отцу я не могу сказать "нет", но это не значит, что всем должен говорить "да" и делать то, что мне не хочется, - пробор мотал он.
      7
      Июль 1993 года. Ростов-на-Дону
      Юля варила на кухне компот из вишен. Сидела на низеньком табурете у газовой плиты и задумчиво смотрела, как в большой полированной кастрюле лениво булькает темно-красная жидкость.
      В кирпичной кухня, стоящей во дворе напротив дома, было две комнаты. В передней - печка, обеденный стол, старый шкаф с посудой, газовая плита с огромным красным баллоном, ведра с во дой. Под земляным полом был небольшой, два на два метра, погреб с деревянной крышкой, прикрытой старой циновкой. Юля старалась не ступать на крышку под циновкой, старые доски угрожающе скри пели, того и гляди, провалишься. Говорила отцу, чтобы он приде лал железную крышку, да теперь это стоит очень дорого. А во второй комнате стоял старый диван, купленный за бесценок у со седей, которые не знали, как избавиться от ненужной вещи, стол, накрытый льняной скатертью, да трюмо. Здесь Юля частенько ноче вала, оставляя пьяного отца в доме.
      В последнее время он много пил, и Юля боялась, что вот-вот его уволят с завода. На деньги, которые она получала в книжном магазине, работая теперь, после окончания школы, полноправным продавцом, очень трудно было прожить вдвоем. А ещё у отца в последнее время часто болело сердце, два раза даже "Скорую" пришлось вызывать. Но для него, по-прежнему, водка была главным лекарством от душевной и сердечной боли.
      Вытянув длинные ноги в стареньких, протертых на коленях до ниток, джинсах, Юля пыталась найти способ, который помог бы ей выбраться из этого унылого существования. Но все её мысли сво дились к одному: изменить что-то можно лишь тогда, когда встре тится ей Алладин с джинном, или Иван-дурак, который на самом деле окажется царевичем...
      Мать в Москве стала большим начальником, в прошлом году по телевизору показывали рекламу фирмы, где она стала генеральным директором: "Фермопил". Смешно было слушать. Все же знают, что на самом деле - Фермопильское ущелье, где триста спартанцев от ражали нападение персидского царя. Фермопилы. Неужели мать не знает этого?
      Можно было поехать в Москву, разыскать её, глядишь, и по могла бы встать на ноги, поступить в институт, все ж таки - мать. Да отца ведь здесь одного не бросишь. Да и через собс твенную гордость трудно было переступить - она же сама трижды отвергала её настойчивые приглашения приехать в Москву. И даже разговаривать с ней не стала. Последний раз осенью того года, когда Котов скатился вниз на бочке с квасом. Тогда мать разоз лилась, крикнула: ну и живи, как знаешь! Больше я к тебе и близко не подойду!..
      Ну и не надо!
      Во дворе залаяла собака. Юля нехотя поднялась - наверное, кто-то из отцовых дружков пожаловал, а его дома нет, сказал, что вернется поздно. Откуда вернется - этого Юля не знала.
      Она подошла к калитке и удивленно подняла брови. За забо ром стоял... Саня Иваненко.
      - Ты чего приперся? - спросила она.
      - Юля, если не можешь пригласить меня к себе, то хотя бы выйди, посидим на лавочке, - уверенно сказал он.
      Саня здорово изменился за эти два года: повзрослел, возму жал. Теперь перед нею стоял крепкий девятнадцатилетний парень с широкой грудью и тугими мышцами под голубой футболкой. Она ни чего не знала о его жизни в эти два года и не хотела знать. А он, видите ли, решил заявиться к ней!
      - Чего это я должна приглашать тебя?
      - Я на каникулы приехал из Москвы... Ну и решил заглянуть к тебе. Посидим на лавочке?
      - Да уж ладно, пришел, так заходи. В кухню, я там компот варю. Подожди, я собаку закрою.
      В кухне она сняла с плиты кастрюлю с компотом, поставила её на стол, выключила газ и лишь после этого повернулась к Са не.
      - Говори, зачем пришел, а то мне некогда. Скоро отец вер нется, надо ужин готовить. Небось, хочешь похвастаться, каким журналистом уже стал?
      - Я не стал журналистом и не стану, - усмехнулся Саня. Он присел на табуретку у плиты и внимательно смотрел на неё снизу вверх. - Я поступил в милицейскую школу и скоро стану самым нас тоящим ментом.
      - Надо же... - удивленно протянула Юля. - И долго ты думал, прежде чем поступить?
      - Целый месяц. С того вечера, как я позорно удрал и до конца выпускных экзаменов. И понял, что так жить дальше нельзя. Какая там журналистика, если не можешь защитить любимую девуш ку?
      - Про любимую - не надо, не хочу этого слышать.
      - Юля, ты с кем-нибудь встречаешься?
      - Нет, и наверное, долго ещё не буду. Не хочется, - с вызо вом сказала Юля.
      - Понятно... - Саня опустил голову, куда подевалась его уверенность! - Если я в этом виноват, может быть... я сумею и помочь тебе?
      - Интересно, как?
      - Ну-у... пойдем куда-нибудь, я на твоих глазах отлуплю пятерых хулиганов. Теперь я смогу это сделать. Жаль, что этих ублюдков нельзя теперь встретить, я бы им показал! - он стукнул кулаком по колену.
      - Они свое получили. А ты не переживай, я в помощи не нуж даюсь.
      - Это ты их? Слухи всякие ходили, будто ты сама рассчита лась с Котовым и Кочегаром, да так все устроила, что и следс твие ничего не заподозрило.
      - А это неважно.
      - Юля... - Саня вскинул голову, заглянул в её глаза. - Пер вый год без тебя я нормально выдержал. Много тренировался, и потом - вокруг же Москва, думал, встречу девчонку, похожую на тебя и все будет нормально. А второй год - только ты была перед глазами. Чуть ли не каждую ночь снилась.
      - Не бери дурного в голову, Саня. Компоту хочешь? Он, правда, горячий, только сварила.
      - Юля, я не знаю, как исправить свой подлый поступок. Сам себя не могу простить. Лучше б меня избили, покалечили, убили бы тогда! Мы в Москве в наряды ходим, улицы патрулируем... Ес ли вижу каких-то подонков, сам не свой становлюсь, просто зве рею. Ребята уже опасаются со мной в наряд ходить. Юля, что сде лать, как заслужить твое прощение?
      Она с нескрываемым интересом следила за этим взволнованным монологом, и вдруг почувствовала что-то вроде жалости. Он ведь ничего не мог сделать в тот вечер, как и она, а переживает... Их обоих сделали несчастными два пьяных подлеца.
      - Забудь об этом, Саня, - сказала она, и ласково взъерошила его жесткие волосы. - Становись знаменитым милиционером, найди себе хорошую девушку в Москве, ты парень видный, за такого лю бая пойдет, и не думай обо мне.
      Иваненко обнял её ноги, прижался щекой к коленке.
      - Юля, такую, как ты я никогда не найду. Потому что таких больше нет...
      - Да ладно тебе, - усмехнулась Юля. - В Москве - и нет?
      - Нигде нет. Юля... я ведь тогда ни разу не обнял тебя, не поцеловал, а так хотелось...
      - А я ждала, когда ты поцелуешь меня, - неожиданно вспомни ла Юля. Но ты все рассуждал о роли журналистов в политической и вообще, всякой жизни страны...
      - Юленька!.. - Саня вскочил, крепко обнял её, и, прежде чем она успела что-либо сообразить, жадно приник губами к её губам.
      Юля замычала, попыталась оттолкнуть его, но Саня был нас тойчив, и она смирилась. Поцелуй оказался приятным, сладостной истомой от отозвался во всем её теле. Юля тихонько застонала, отдаваясь во власть его крепких рук и властных губ.
      И вдруг в её голове явственно зазвучали голоса.
      "Я хочу сделать что-то невероятное для тебя..."
      "Ну так сделай, Саня!.."
      "Классная телка, Стас... дай и мне..."
      "Резинка нужна, чтобы по сперме не определили, если кос нется..."
      "Ну так сделай, Саня!... Сделай... сделай... сделай..."
      "А ты будешь трусы ей натягивать, да?... Классная телка..."
      "Ну так сделай!..."
      "Подержи голову, зальем ей в бензобак водяру..."
      "Ты же хочешь этого? Хочешь? Хочешь?!"
      Тошнота подступила к горлу, живот как будто огнем обожгло. Поцелуй стал мерзким, а сладостную истому сменила боль.
      - Нет! - закричала Юля, отталкивая Саню. - Нет! Никогда не смей ко мне прикасаться, слышишь - никогда!
      - Юля... - он тотчас же разжал свои объятия. - Юленька...
      - Никогда, слышишь - никогда!
      - Извини... пожалуйста, прости меня, Юля. Я не хотел тебя обидеть, причинить тебе боль, прости, прости меня, Юля! Я готов ждать, сколько угодно, хоть тысячу лет. Тысячу лет, Юля! Только прости меня... когда-нибудь.
      - Когда-нибудь - может быть, - сказала она, успокаиваясь. - Но сейчас... я хотела, но сам видишь - не могу.
      - Я понимаю... - опустил голову Саня. - Он достал из заднего кармана джинсов блокнот и авторучку, написал номер телефона, адрес, протянул Юле. Если когда-нибудь понадоблюсь тебе в Москве или в Ростове - найди меня. В Москве адрес может изме ниться, звони родителям, они скажут, где меня искать. Я твой вечный должник, Юля. Я сделаю для тебя все, только бы ты прос тила меня.
      - Хорошо, Саня... Компоту хочешь?
      - Спасибо, Юля. Я увидел тебя, я понял, что ты стала ещё красивее, чем была... Я люблю тебя, Юля, но ты не можешь... ты не можешь... Найди меня, ладно? Если будет трудно, пожалуйста, только скажи. Где бы я ни был, чем бы не занимался - я твой должник, Юля...
      - Хорошо, Саня...
      - Я пойду, да? Я увидел тебя, понял, что не зря ты мне снилась. Ради такой девчонки стоит жить и надеяться, - он усмех нулся. - Я даже не спросил, как ты живешь, чем занимаешься?
      - Работаю в книжном магазине... Никуда не хожу, ни с кем не встречаюсь...
      - Это все потому, что...
      - Не надо об этом, Саня...
      - Хорошо, не буду. Я пошел, Юля. Спасибо тебе... спасибо за то, что ты такая... красивая. И вообще...
      8
      Лай собаки и пьяные голоса во дворе разбудили Юлю. Она вышла из кухни, где задремала, читая роман Даниэлы Стил, зябко поежилась, обхватив себя за плечи.
      - Это ты, папа?
      - Я, дочка, я.
      - Мы! - возразил другой, скрипучий голос.
      Опять отец вернулся пьяным, да ещё и не один, привел како го-то забулдыгу! Она взглянула на свои часики - без двадцати двенадцать. Ну и что ей теперь делать с ними? Кормить ужином?
      Рядом с отцом маячил невысокий, кривоногий мужчина лет со рока в широких штанах и грязной куртке.
      - Папа, - укоризненно сказала Юля. - У тебя же больное серд це, а ты напиваешься так, что завтра не встанешь на работу! И ещё приводишь кого-то с собой. Мне, между прочим, тоже завтра вставать рано, я уже спала!
      - Суровая у тебя дочка, - одобрительно проскрипел мужик. - Так ему, так, задай жару пахану!
      - Суровая, но - справедливая! - поднял вверх указательный палец Малюков. - Она - моя самая главная надежда и опора. Без Юльки я - никак. И никуда. Хозяйка!
      - Ну и что будем делать, Гриша?
      - Пошли в дом, выпьем. Бутылка у тебя, не разбил?
      - Как можно!
      - Папа, кого ты притащил? какая бутылка, ты и так еле сто ишь на ногах! - возмутилась Юля.
      - Это - Борис Рогатулин. Мой кореш. Он сейчас пока не ра ботает, но парень за-ме-чательный.
      - А кто работает? - хмыкнул Рогатулин. - Дураки одни, да слишком умные, хитрожопые. Нормальному человеку разве можно ра ботать, когда платят гроши?
      - Да и те по два месяца не платят, - согласился Малюков. - Пошли в дом, Борис, Юлька нам чего-нибудь закусить сварганить. Юля, дочка, сделай какой-то салат, огурчиков сорви.
      Юля негодующе всплеснула руками, покачала головой и пошла в огород за огурцами.
      - Какая у тебя дочка, а! - восхищенно покачал головой Рога тулин, глядя ей вслед. - Прямо - фотка из журнала!
      - Вся в меня, - с гордостью заявил Малюков. - От матери, этой стервы - ничего нет.
      Когда Юля принесла в дома сковородку с яичницей и миску с салатом, отец уже клевал носом, не выпуская из пальцев стакан с водкой. Бутылка на столе была наполовину пустая.
      - Юля... - пробормотал Малюков, садись, посиди с нами, по говори. Ты умница, Юля...
      - А ты дурак, папа, - сердито сказала Юля. - Разве можно так себя вести? Ну сам подумай, тебе же завтра вставать рано! Я бу дить не буду, надоело! А вы чего расселись? - повернулась она к Рогатулину. - Идите домой, поздно уже.
      - Суровая, суровая, - усмехнулся Рогатулин, с вожделением облизывая губы.
      - Но справедливая, - напомнил Малюков. - Не сердись, дочка, и Бориса не прогоняй. Он останется ночевать у нас, в кухне.
      - Вот еще! - негодующе фыркнула Юля. - В кухне буду спать я, а вы, если хотите, размещайтесь здесь.
      - Ну, здесь, так здесь, - согласился Малюков. - Выпьем, Бо рис? И спать. А то завтра на работу не встану, Юлька права...
      - Да плевать на эту работу, Гриша, - проскрипел Рогатулин, не сводя глаз с Юли, которая стояла рядом со столом, вниматель но глядя на отца. Через пару лет, даже раньше откинется мой младший братан, все будет высший класс. Аркан - парень, что надо, он фирму организует, или банду, а теперь, что фирма, что банда ю - все равно. И будем жить, как белые люди.
      - У вас что, брат сидит в тюрьме? - насторожилась Юля.
      Он сразу не понравился ей, этот Рогатулин, а ещё и брат в тюрьме! Как же оставлять его на ночь в доме? Уйдет и утащит последнее. Отец уже совсем раскис, а Рогатулину хоть бы что! Вот напасть...
      - Аркан! Пять лет дали за вооруженное ограбление! - с гор достью сказал Рогатулин. - Ты что, не знаешь Аркана? Придет - познакомлю. Обязательно. Его все знают. Иду по улице - "Мерс" тормозит, садись, боря, подвезу. Ты же братан Аркана. Ну как он там? Да как? Нормалек! Аркан - он и в зоне Аркан!
      - Вам бы лучше пойти домой, - сказала Юля. - У нас тут не ночлежка.
      - Дома что? - махнул рукой Рогатулин. - Тоска зеленая. А здесь такая красавица, ну прямо смотрю и любуюсь. Тебе сколь ко годков-то?
      - Восемнадцать.
      - Нормалек, годишься, - довольно хмыкнул Рогатулин. - Не бось, мужики так и липнут, как мухи на мед, а?
      - Не ваше дело! - отрезала Юля. - Собирайтесь и уходите!
      - Не-е-е, мы с Григорием ещё посидим. Да, Гриша? - Рогату лин ущипнул девушку за упругую ягодицу.
      - В чем дело?! - Юля звонко шлепнул его по руке. - Папа, что здесь творится, ты можешь мне ответить?
      - Посидим... - кивнул Малюков.
      - Ну, как знаешь! - разозлилась Юля. - Потом сам на себя обижайся. Я ухожу в кухню, видеть больше не могу этот кошмар!
      Она вышла из комнаты, спиной чувствуя похабный взгляд Ро гатулина. И этот туда же! Ну прямо сил больше нет видеть все это, терпеть!.. Господи, хоть закрывай глаза, да беги куда-ни будь... Куда-нибудь, лишь бы подальше от этих взглядов, щипков, идиотских рассуждений!
      Она долго лежала с закрытыми глазами, но сон все не прихо дил. То ли переволновалась, столько событий за один вечер, то ли перебила сон, вздремнув перед приходом отца...
      Но думалось не о визите Иваненко, не о гнусных намеках Ро гатулина, а о том, как жить дальше, как выбраться отсюда? Уже и родной дом не радовал, часто, закончив работу в книжном магази не, Юля ловила себя на мысли о том, что возвращаться домой не хочется. А больше идти некуда...
      Осторожный стук в дверь поднял её из постели. Босиком и в одной ночной рубашке, Юля вышла в переднюю комнату, включила свет, спросила:
      - Кто там?
      - Это я, Рогатулин... - послышался скрипучий голос. - Юля, иди скорей к отцу, он весь посинел, хрипит... Заболел, что ли? Я не знаю, что делать.
      Юля, не раздумывая, отбросила в сторону толстый крюк, на который заперта была дверь, распахнула её и... сильный толчок в грудь отбросил её к стене. Рогатулин воровато шмыгнул в кухню, запер за собою дверь.
      - Что... что вы задумали? Вы обманули меня? - с ужасом до гадалась Юля.
      - Только тихо, тихо, все будет замечательно, я быстро... немножко потрогаю, поцелую... тебе будет приятно, можешь не сомневаться, - бормотал Рогатулин.
      Расставив руки в стороны, он подкрадывался к ней, словно ловил для борща курицу, загнанную в угол. Юля в отчаянии прижа лась к стене, пытаясь найти хоть что-нибудь тяжелое. У печки стояла толстая кочерга, но до неё два шага, а Рогатулин уже вот он, совсем рядом. Глаза его жадно блестели, отвратительный за пах перегара вызывал тошноту. Юля выставила вперед руки, пыта ясь защититься, Рогатулин быстро схватил её за запястья.
      - Прекратите, прекра... немедленно отпусти меня, ублюдок несчастный! - крикнула Юля.
      Потрясенная этим внезапным нападением, Юля на мгновение оцепенела.
      Грязная ладонь зажала ей рот.
      - Красивая ты девка, небось, парням даешь запросто, оно всегда так, с виду красивая, а на самом деле шлюха. Ну дай и мне чуток побаловаться, дай, дай...
      Другая рука дернула вверх подол ночной рубашки, залезла между ног девушки. Юля всей кожей почувствовала её - грязную, вонючую, шершавую и, завизжав, изо всех сил толкнула Рогатулина в грудь. Он попятился, налетел спиной на стол. С грохотом упали на пол чистые миски, накрытые полотенцем. Рогатулин на мгнове ние растерялся, и этого было достаточно, чтобы в руке Юли ока залась кочерга.
      Когда жадные глаза Рогатулина со злобой уставились на де вушку, она готова была к нападению. То, что он увидел перед со бой, заставило Рогатулина вздрогнуть.
      - Ты чё надумала?.. - пробормотал он, прижимаясь спиной к столу. - А ну брось кочережку! А то я и шею могу своротить. Брось, по-хорошему тебе говорю...
      Первый удар пришелся в нижнюю челюсть. Рогатулин утробно хрюкнул, перекошенный рот его конвульсивно задергался. Он взмахнул руками, наступил на разбитую тарелку, поскользнулся. Второй удар Юля направляла в грудь, но Рогатулин падал, и ко черга со смачным треском врезалась в его висок.
      Он мешком повалился на разбитую посуду, несколько раз дер нулся и затих. Юля побледнела, замерла, уставившись широко раскрытыми глазами на кровавую лужу, которая расплывалась под его головой.
      - Вставай и убирайся отсюда, - дрожащим голосом сказала она и толкнула кочергой плечо лежащего. - Убирайся, я никому не расскажу... Почему ты молчишь?..
      А кровавая лужа становилась все больше и больше. Юля отб росила кочергу, наклонилась, перевернула Рогатулина на спину. Мутные глаза безжизненно смотрели мимо неё - в потолок...
      Громко завыл во дворе пес.
      Юля испуганно вскрикнула и, обхватив лицо ладонями, помча лась в дом.
      Григорий Малюков протрезвел в то мгновение, когда, шагнув через порог кухни, увидел на полу мертвого Рогатулина. До этого он никак не мог понять, почему дочка настойчиво тормошит его за плечо и кричит, чтобы он поднимался. Куда подниматься, если за окном темнота? На работу ещё рано...
      - Пошли, пошли, - тянула его за рукав Юля. - Ты сам увидишь, там такое... такое... Папа, пошли в кухню!
      О своем собутыльнике Малюков вспомнил лишь тогда, когда увидел его на полу в кухне. И хмель - как рукой сняло.
      - Он что, упал? Ударился?
      - Это я его, папа, я! Кочергой стукнула.
      Малюков наклонился, но тут же резко выпрямился.
      - Ты... ты убила его, Юля...
      - Папа! - Юля зарыдала, уткнувшись лицом в его плечо. - А что мне... оставалось делать? - выкрикивала она сквозь слезы. - Он пришел, сказал, что тебе плохо, сердце болит. Я открыла дверь, а он сразу ударил меня в грудь и полез... Он хотел, что бы я... чтобы я... Папа, а что было делать?!.
      - Скотина... - заскрипел зубами Малюков. - А я думал он хо роший человек. Скотина! - он обнял Юлю за плечи, повел к двери. - Пойдем, дочка, в дом, подумаем, что дальше делать.
      - Надо в милицию сообщить, - пробормотала Юля.
      - Сообщим, - мрачно усмехнулся Малюков.
      В комнате он усадил дочку на кровать, сел рядом, склонил голову к её пышным каштановым волосам и снова заскрипел зубами. Несколько минут они сидели молча, а потом Малюков сказал:
      - Я виноват перед тобой, дочка. Крепко виноват. И только за эту сволочь, тут и говорить нечего. Я давно перед тобой ви новат, Юлюшка. Столько нервов тебе попортил, столько глупостей натворил... Как Раиса, мать твоя, бросила нас, так все и пошло наперекосяк. Если б не ты, давно бы сдох где-нибудь под забо ром... Красивая ты у меня, доча, умница, радость моя... А я разве радовался? Все хотел горе свое залить, а оно только пуще разгоралось...
      - Не надо, папа, ты у меня хороший... - всхлипнула Юля.
      - Дурак я, доча. Ну а раз такое дело, кругом виноват перед тобой, слушай меня внимательно. Рогатулина убил я.
      - Нет, папа, нет!..
      - Не перебивай отца. Дело было так. Мы сидели на кухне, выпивали, я временно отключился, а ты пришла сказать мне, что пора спать, завтра на работу вставать рано и все такое. Рогату лин полез к тебе. Ты закричала, я очухался, увидел и врезал ему кочергой. Сколько раз?
      - Два... Но, папа, нет! Я все расскажу, мне поверят. Я же защищалась...
      - Ты молодая, красивая девушка, тебе жить, да жить. Как начнут таскать по допросам, да посадят, хоть бы и временно, да кто знает, чего они там надумают... Не спорь с отцом. Я вино ват, мне и отвечать. Строго не станут спрашивать, я же тебя за щищал. Значит, что нам нужно сделать? Кровать в другой комнате, где он должен был спать, заправь. Бутылку и всю посуду отсюда унесем на кухню, как будто мы там сидели. Табуретки поставим, кочергу я подержу в руках. Он полез к тебе, ты испугалась и закричала. Все, больше ничего не помнишь.
      - Погоди, папа, тогда я не смогу рассказать, что он обма нул меня, сказал, что тебе плохо.
      - Это мелочи, доченька... Ты мне подробно расскажешь, как все было, где он стоял, когда ты его стукнула, и все будет хо рошо. А потом я побегу на кондитерскую фабрику, позвоню с про ходной в милицию. Юля... Юлюшка... ты без меня не пропадешь, я знаю... Даже легче станет... Ты у меня умница, доча...
      Слеза потекла по небритой щеке Григория Малюкова.
      - Папа! - закричала Юля, крепко обнимая его. - Папочка!..
      - А-а!.. - он махнул рукой, жадно вдыхая чистый запах её волос. - Не был бы я дураком, так ничего б и не случилось. Ну а раз натворил дел, так мне и отвечать. Ты вот что, Юлюшка, не вздумай говорить лишнего. Испугалась, растерялась, закрыла от ужаса глаза, видела, как я схватил кочергу, вот и все. Запомни это крепко-накрепко, если любишь меня... голос его дрогнул. - Если не хочешь, чтобы я тут один загнулся под забором. И, зна ешь что?.. В случае чего, напиши матери, или поезжай в Москву, найди её. Все ж таки мать, глядишь, и поможет.
      - Матери? - Юля никак не могла сообразить, о ком он гово рит. Разве у неё есть мать?
      - Ну да, Раисе... Это - если что...
      - Не надо мне "если что"! Не надо никакой Раисы! Папа, да вай я все расскажу, как было. Это же я, я убила его, папа.. - плакала Юля.
      - Нет, доча, это - я. И это запомни раз и навсегда: не ты, а я, - он поцеловал Юлю в лоб и решительно поднялся. - Пошли, де вочка. Придется тебе немного потерпеть...
      Здравствуй, мама!
      Извини, что решила тебя побеспокоить. Ты, может, и не ста нешь читать это письмо, но я все равно пишу его, потому что у нас тут случилось большое несчастье. Случилась драка, и папа нечаянно убил одного пьяницу, который приставал ко мне. Он не хотел, чтобы так вышло, а просто защищал меня. Он всегда меня защищал, и помогал во всем и всегда, он был очень хорошим и добрым отцом. Мы тут без тебя жили дружно и никогда не руга лись, хотя было и трудно. После того, как случилась драка с од ним негодяем, который приставал ко мне, приехали милиционеры и папу забрали. Они сразу поняли, что он не виноват, и даже ска зали, что правильно сделал, но все равно увезли папу, потому что хотели все точно узнать, как это произошло. Я хотела пое хать вместе с ним, но мне сказали, что с ним поговорят и отпус тят, а папа даже рассердился на меня за это. На следующий день я поехала к нему, но там сказали, что ночью у него был сердеч ный приступ, и он умер. В последнее время у него часто болело сердце, потому что он сильно переживал, что ты нас бросила. Он никому не жаловался и мне говорил, что все нормально, а я-то все видела, и все понимала. Сколько раз упрашивала его, чтобы лег в больницу, подлечился, как следует, но он и слушать меня не хотел. Вот поэтому все и получилось так ужасно. Это было две недели назад. Я не могу тебе подробно описать, что мне пришлось пережить за эти две недели. Даже седые волосы в голове появи лись, хотя мне всего только восемнадцать лет. А перед тем, как его увезли в милицию, он попросил, чтобы я написала тебе. Он все эти десять лет очень переживал, что ты нас бросила, и любил тебя. Но теперь у меня больше нет папы, осталась только ты. Я видела тебя по телевизору, знаю, что ты стала большим начальни ком в Москве, и наверное, у тебя много дел. Но ты можешь выб рать время и приехать, я тебе все подробно расскажу, если, ко нечно, хочешь. Я живу теперь одна в нашем доме, работаю в книж ном магазине, где раньше работала ты. Тебя там до сих пор пом нят, и ко мне относятся очень хорошо.
      Вот и все. Еще раз извини за длинное письмо. А если не сможешь приехать, напиши мне. Адрес прежний, а если ты забыла его, я напишу на конверте.
      До свидания, мама.
      Твоя дочь Юлия.
      Когда Юля перечитывала свое послание, написанное мелким, аккуратным почерком на двух тетрадных листах, пальцы её дрожа ли, глаза были влажными. Потом положила письмо в конверт и за думалась. Домашнего адреса матери она не знала, а отправлять письмо в фирму со странным названием "Фермопил", её генерально му директору, казалось несерьезным делом. Вроде как: "На дере вню дедушке, Константину Макарычу". Но с другой стороны, в Москве только одна фирма с таким названием, и если про неё го ворили по телевизору, показывали рекламу, то на почте должны знать, где она находится. Как "Гермес" или "МММ". Неужели не доставят письмо генеральному директору?..
      Она выглянула в окно. Яркое солнце заливало чистый дворик. Четкие тени фруктовых деревьев складывались в затейливые узоры на зеленой траве у забора.
      Как хорошо было бы здесь жить в дружной семье, с любящими родителями...
      И как страшно остаться совсем одной...
      9
      Июль 1993 года. Москва
      - Але, это Лаврентий Павлович?
      - Нет, Миша, это старшина Манько, - сказал в трубку Вадим Лаврентьев, узнав голос своего бывшего подопечного курсанта Чернова.
      - Черт побери! А я как раз хотел передать Лаврентию Павло вичу привет от старшины.
      - Ухо чешется? - усмехнулся Лаврентьев, намекая на оплеуху, полученную некогда Черновым от сурового старшины.
      - Иногда чешется, жутко хочется встретить его и выяснить, наконец, почему он позволяет себе лупить беззащитных курсантов? Да теперь это уже сложно, он гражданин другого государства. Я вот не пойму, если это другое государство, на хрена мы там слу жили, а, Вадик? Муки невероятные терпели?
      - Ты лучше скажи, навещал свою тетку? Я её смотрел сегод ня, по-моему, операция прошла успешно.
      - Нет, навестить не смог, дел по горло, но она звонила, сказала, что собирается играть в футбол. У них там две команды, одна - с камнями в почках, другая - с камнями в печени. Тетка собирается играть за первую, надеется на победу. Ты классный хирург, Вадим Павлович. По сему поводу и звоню тебе. Хочу отб лагодарить. Ничего, если заскочу сейчас?
      Лаврентьев посмотрел на Люду Носову, двадцатитрехлетнюю медсестру, с которой вот уже несколько месяцев встречался по субботам, когда родители уезжали на дачу. Коротко стриженная шатенка с большими карими глазами закинула ногу на ногу, поу добнее устроилась в мягком кресле и равнодушно пожала плечами.
      - Люда не возражает, - сказал Лаврентьев. - Можешь привести свою подругу, устроим групповуху.
      Люда выразительно покрутила пальцем у виска, словно отве чая на вопрос Чернова:
      - Она и против этого не возражает? Ты ничего не перепутал, Вадик?
      - Перепутал. Против этого возражает. И ещё хочет узнать, как именно ты хочешь отблагодарить меня?
      - Бутылку коньяка привезу. Хорошего. Ты какой предпочита ешь, "Метаксу" или "Хенесси"?
      - Люда спрашивает, а какой дороже стоит? - усмехнулся Лав рентьев.
      - Ничего подобного я не спрашивала и не думаю спрашивать, - покачала головой Люда. - И дураку понятно, что "Хенесси" стоит намного дороже.
      - Просветила? - спросил Чернов.
      - Оказывается, она разбирается в коньяках куда лучше меня. Говорит, что "Хенесси" - её любимый напиток.
      - Слушай, Лаврентий Павлович, ты за кого меня принимаешь? У тебя по несколько операций в день бывает, и за каждую бутылки тащат. Так что, про то, какой ты темный по части коньяков, не надо. Я вот удивляюсь, когда ты успеваешь все это выпить?
      - Бутылки дарят, это верно. Но я не спрашиваю, какая сколько стоит. Просто говорю "спасибо" - и все. Ты едешь или нет?
      - Еду. Правда, теперь даже не знаю, что же привезти тебе, такому одариваемому хирургу? Чем удивить? Я ж тебе не просто бедный родственник больной женщины, а...
      - Богатый родственник уже здоровой женщины.
      - Ну и дурак, если так думаешь. Я твой друг вот уже десять лет.
      - Приезжай, как всегда, с бутылкой "кристалловской" водки и солеными огурцами, у метро купишь. И не выпендривайся, Миша.
      - Да хочется же по-настоящему тебя отблагодарить. Тетка велела.
      - Ну тогда купи две бутылки водки, черной и красной икры, осетрину горячего копчения, семгу холодного копчения, крабов... Люда, какие деликатесы у нас дороже всего стоят?
      - Мозги живой обезьяны, - сказала Люда.
      - Нет, мозги у меня и свои есть. Короче, давай, Миша, мы ждем тебя. Если вдруг все магазины закроются на учет, не огор чайся, у меня все есть для дружеской беседы.
      Вадим положил трубку и улыбнулся Люде.
      - Надеюсь, ты не против?
      - Лучше б мы провели этот вечер вдвоем. Этот Чернов слиш ком уж важничает, бизнесмена из себя корчит.
      - Он и вправду бизнесмен. Водкой торговал, бананами торго вал, китайскими кроссовками, которые через неделю расползались по швам, гонконгской радиоаппаратурой. Словом, прошел полный курс молодого бизнесмена.
      Люда встала с кресла, положила загорелые руки на плечи Лаврентьеву.
      - Вадик...
      Он наклонился, поцеловал её в губы.
      - Я правильно понял твое желание?
      - Ты вообще очень понятливый мужчина. У нас же есть время до прихода твоего приятеля, верно?
      - Есть немного, - улыбнулся Лаврентьев. - И если мы поспе шим, возможно, успеем.
      - А если не будем спешить, ещё лучше успеем, - пробормотала Люда, опускаясь на колени.
      Лаврентьев блаженно зажмурился. Она прекрасно умела успе вать.
      - Вот такие дела, - развел руками Чернов. - Перестраиваю фирму, будем торговать компьютерами. Тебе, Вадик, как другу и человеку неравнодушному к игрушкам - подарю любой из первой партии.
      Робкий и неумелый курсант Чернов превратился в уверенного, элегантно одетого молодого мужчину с коротким ежиком светлых волос над высоким, узким лбом. Только под умными серыми глаза ми проглядывала синева - следствие бессонных ночей и нервного перенапряжения, связанного с постоянным риском. Открыть свой бизнес в России было проще, чем где-либо еще, но продолжать его
      - почти невозможно.
      - Все забываю, как называется твоя фирма, Миша? - спросила Люда.
      - Очень просто. "Колея".
      - Странное название. Что это означает?
      - Моя фирма, потому и "Колея", - самодовольно усмехнулся Чернов.
      - Объясни! - потребовала Люда.
      - Он сам её проложил, сам по ней ездит, - усмехнулся Лав рентьев.
      - Почти угадал. Все просто, Людочка. Помнишь замечательную песню Высоцкого: "Колея эта только моя, выбирайтесь своей коле ей"? Вот тебе и все объяснения.
      - Это мы должны выбираться своей колеей? - Люда шутливо ткнула его в бок кулачком. - Хорош дружок! Вадик, а ты говоришь, что на него можно рассчитывать. Да ничего подобного! Слышал? Своей колеей, говорит, выбирайтесь.
      - Выберемся своей... - задумчиво сказал Лаврентьев, сосре доточенно массируя пальцами виски. - А может и не выберемся, тогда влезем в его "Колею". Ну и как перспективы, Мишка?
      - Дело непростое. Многое на компьютерном рынке уже схваче но. Мы договорились о сотрудничестве с одной немецкой фирмой, но это все же не то, чего бы хотелось. Американские компьютеры и надежнее и дешевле. Но везти далеко. Хорошо бы организовать здесь качественную сборку, но этот поезд, похоже, уже ушел. Остались компании, которые не очень-то верят в перспективу та кого сотрудничества, Гонконг и Малайзия кажутся им надежнее.
      - Слушай, Мишка, возьми меня в свою "Колею", года три уже мечтаю заниматься компьютерами, - неожиданно сказал Вадим.
      - Ты это серьезно? - удивился Чернов.
      - Серьезно? - Люда стукнула кулачком в бок теперь уже Лав рентьева.
      - Вполне.
      - Сказал бы ты мне это пару дней назад, - усмехнулся Чер нов.
      - Ты бы взял его без разговоров?
      - Я бы отговорил тетку ложиться под нож хирурга, который мечтает заниматься компьютерами. Это же опасно для теткиной жизни!
      - Теперь не опасно, - авторитетно заявила Люда.
      - Ты права, Людочка, теперь я убедился, что Вадим классный хирург, значит опасно брать его в свою фирму. Не понимаю, зачем ему это нужно?
      - Господа! - сказал Лаврентьев. - А разве прилично говорить о присутствующем в третьем лице? Вы дурно воспитаны, молодые люди.
      - Мы тебе добра желаем, - сказал Чернов.
      - А также - своей тетке и своей "Колее", - язвительно доба вила Люда и засмеялась.
      - Да нет, если уж ты серьезно, объясни ради Бога, для чего тебе это нужно? У тебя отличная специальность, богатые граждане СНГ по два месяца ждут своих платных операций. Был бы ты бед ным районным терапевтом, я бы ещё понял, а то ведь работаешь в в Институте Вишневского, одних бутылок получаешь в месяц столь ко, что можно винный ларек открывать.
      - Миша, не принимай его слова всерьез! - махнула рукой Лю да. - Он просто дурачится. Если уж кого следует принять в твою фирму, так это медсестру Людмилу. Ей же перепадают крохи с барского хирургического стола. А этого совершенно недостаточно для нормальной жизни молодой современной женщины.
      - А зачем мне медсестра?
      - Ну, мало ли... Глядишь, и пригодится. Вдруг у тебя камни в каком-то, очень важном органе появятся.
      - Она попросит меня, и я, так уж и быть, отрежу тебе этот орган без очереди, - сказал Лаврентьев.
      Люда прыснула, закрыв лицо ладонями.
      - Если в этом органе появятся камни, он станет функциони ровать ещё лучше, - усмехнулся Чернов. - Вы только представьте его, набитый камнями!
      - Столько грохоту будет!... - хохотала Люда.
      - Секретарши и бухгалтерши с ума сойдут от восторга, когда услышат шаги босса в коридоре своего офиса, - добавил Лаврентьев и тоже засмеялся.
      - Веселые вы люди, господа медики, - покачал головой Чер нов. Выпьем за это, что ли?
      - Погоди, Мишка, я, между прочим, вполне серьезно.
      - Объясни, Вадим. Я с тобой за за первые полгода своей службы так и не рассчитался.
      - Не хочу я быть хирургом. Не мое это дело. Я же тебе рассказывал, что хотел бросить ординатуру.
      - Ну так это была временная слабость. Человек умер, да ещё и другие, личные причины были.
      - Причина тут одна - не своим делом занимаюсь. Тогда отец уговорил... Но сейчас чувствую - надоело. И, между прочим, я могу найти тебе солидную американскую фирму. Ну, по крайней ме ре, попробую.
      - Это ещё смешнее, чем камни в органе, который нравится секретаршам и медсестрам, - сказал Чернов.
      - Нахал! - возмутилась Люда с серьезным видом поглядывая на Лаврентьева. Он что, и вправду решил уйти в бизнесмены?
      - Если все получится, должность генерального менеджера - моя?
      - Вообще-то у меня уже есть генеральный менеджер, - пожал плечами Чернов. - А что это за фирма?
      - "Форс", хозяин - Джек Норман.
      Чернов присвистнул от удивления.
      - У них есть здесь дилеры, Вадик! А откуда ты знаешь эту фирму и её хозяина? Операцию ему делал, что ли?
      - Твой тезка, Мишка, предлагал мне сотрудничество с фирмой "Форс". Мы с ним друзья, везет мне на друзей Мишек.
      - Что за Мишка?
      - Майкл Норман, сын Джека Нормана, замечательный амери канский хирург. Кстати, он сейчас в Москве, звонил мне, завтра придет в гости.
      Тишина воцарилась за столом. Потом Чернов вскочил из-за стола, засунув руки в карманы черных брюк взволнованно сказал:
      - Вадик, я завтра должен быть у тебя.
      - Разумеется, - усмехнулся Лаврентьев.
      - И я! - заявила Люда.
      10
      Раиса Омельченко придирчиво оглядела себя в зеркале: невы сокая, элегантная блондинка в строгом черном костюме. Пышная челка над огромными зелеными глазами, пухлый, чувственный ро тик... Сорок три - ещё не сорок пять, но можно с уверенностью предположить, что баба - ягодка опять.
      На второй этаж вбежал запыхавшийся Омельченко. Бывший лек тор ЦК КПСС был теперь коммерческим директором в компании "Спарта", где хозяином считалась его жена Раиса. Омельченко ни чуть не страдал от этого, он привык проводить в жизнь идеи вы шестоящих инстанций, что и теперь делал с удовольствием. Прини мать ответственные решение он не умел и не хотел. Невысокого роста, полный, с весьма солидным брюшком, огромными залысинами на круглом черепе и двойным подбородком, он был похож на поста ревшего Карлссона.
      - Ну как я выгляжу, Володя? - спросила Раиса.
      - Отлично, дорогая, я просто таю от восторга, глядя на те бя? Сейчас, конечно, не время, но хоть заглянуть-то можно? - он задрал подол её юбки.
      Раиса легонько шлепнула его по руке.
      - Нашел время! Как там гости?
      - Ждут твоего выхода. Пьют, закусывают, конфеты с ликером по карманам рассовывают.
      - Норман скоро будет?
      - Выехал полчаса назад. Надеюсь. вот-вот появится.
      - Думаешь, все получится, Володя?
      - Почему бы и нет? У нас тут одних депутатов Верховного Совета четверо. Прием организован по высшему разряду, это обязательно понравится американцу. В принципе, он уже согласил ся работать со "Спартой". Осталось согласовать детали.
      - Я знаю. И ещё он хочет подождать до осени. Почти два ме сяца. Как ты думаешь, что это значит? Выяснит возможности кон курентов?
      - Разберется в политической обстановке в стране, это ес тественно. Американцы - люди серьезные. Денег на ветер бросать не станут.
      - Ох, Володя, я так волнуюсь, как будто мы только что ор ганизовали свою компанию.
      - И не обратили внимания, что чиновник зарегистрировал её под названием "Фермопил", вместо "Фермопилы", - хохотнул Омель ченко. - Слышал, наверное, что есть Фемистокл, Филидор, Фео фан... Грек, и решил, что Фермопил - тоже чье-то имя!
      - Нашел, о чем вспоминать! Ну ладно, иди вниз, а я тут с мыслями соберусь. Как только машина Нормана появится на гори зонте, немедленно дай мне знать. Я хочу его сама встретить.
      - "Встретила хозяйка молодая, как встречает милого же на..." - пропел Омельченко и, с восхищением покачав головой, по катился вниз, где подвыпившие гости громко обсуждали противос тояние президента Ельцина и Верховного Совета.
      Раиса присела на голубой пуфик, положила пухлые ладони на колени. Вот и достигла она той светской жизни, о которой мечта ла в Ростове. Есть у неё высокая должность, деньги, вот этот двухэтажный коттедж по Рублево-Успенскому шоссе. Не коттедж, а прямо-таки терем! Три спальни наверху, огромная гостиная внизу, красивая мебель, много всяких импортных штучек, от радиотелефо нов до печей СВЧ и электроплиты со стеклокерамикой вместо кон форок... Да много чего есть... муж, например, который позволяет ей руководить фирмой и паралельными структурами, принимать ре шения и добиваться их выполнения, но не позволяет распоряжаться прибылью, с завидным постоянством переправляя деньги в швей царский банк. Что ж, может он и прав. Бизнес в России - дело рискованное, сегодня ты миллионер, а завтра очень может быть
      совсем никто, если жив останешься. Есть, наконец, любовник,
      посредственный певец Дима Полуянов, правда, скорее всего она
      ему даст отставку в ближайшем будущем - представитель амери канской компании "Форс" Чарльз Бетти во время переговоров нед вусмысленно намекнул, что рад был бы познакомиться с такой жен щиной поближе. Что ж, и она не против такого хода событий. Вы сокий, подтянутый, седовласый американец гораздо приятнее пь яницы и дебошира Полуянова. Да и деловые вопросы гораздо проще будет решать.
      Все у неё есть.
      А кажется - чего-то не хватает... Более того - все это благополучие, все достижения кажутся иногда пустопорожней суе той. Будто бы потратила она жизнь свою на постройку великолеп ного замка... из песка. Дунет ветер, хлынет дождь - и нет ни замка, ни лучших лет жизни.
      Она понимала причину этих невеселых мыслей: нет детей, не кому все это оставить, не для кого работать дальше. Прежде ка залось - для себя! Но вот уже все, что хотелось иметь - есть. А что дальше?
      Правда, в Ростове-на-Дону живет её родная дочь, Юля. Во семнадцать лет уже девчонке, совсем взрослая стала. Наверное, красавица... Но эту гордую мерзавку теперь и видеть не хочется. Три раза ездила в Ростов только из-за нее, три раза пыталась увезти её в Москву! Володю уговорила, столько сил потратила, чтобы он согласился на переезд Юльки в Москву - так нет, она и разговаривать с матерью не стала! Ей, видите ли, отец-неудачник дороже! Ну вот и пусть он о ней и заботится.
      Мягко зашелестел телефон внутренней связи. Раиса подня лась, взяла трубку.
      - Раиса Федоровна, машина Джека Нормана у ворот!
      - Иду! - резко сказала она.
      Пожалуй, чересчур резко.
      Прием был организован в стиле киношных вечеринок амери канских "звезд": у огромного окна стояли столы с выпивкой и за кусками, чистой посудой и столовыми принадлежностями. Человек двадцать гостей наливали себе, кто что хочет (и сколько хочет), наполняли тарелки маринованными грибами, икрой, белой и красной рыбой и устраивались, кому где нравится. На диване, у музыкаль ного центра, в креслах и на пуфиках, а то просто посередине комнаты. Кто-то флиртовал с чужой женой, кто-то решал свои проблемы, а кто-то просто наслаждался отличной выпивкой, вкус ной закуской и прекрасным голосом Софии Ротару.
      - Господа! Позвольте вам представить нашего американского гостя, владельца одной из крупнейших в Соединенных Штатах ком пании по производству компьютеров, мистера Джека Нормана! - звонкий голос хозяйки уверенно прорезал многоголосый шум в просторной гостиной. - Мистер Норман давний друг нашей страны и, надеюсь, в скором будущем - надежный партнер фирмы "Спарта".
      - А ты уже не гость, да? - спросил Чарльза Бетти Дима Полу янов.
      Он успел заметить, как американец и Раиса поглядывали друг на друга. И, выпив несколько рюмок водки, настоянной на сморо диновых почках, вознамерился выяснить, что бы это значило. Спрашивать напрямую было бесполезно, американцы не русские, они или вежливо кивают, или с улыбкой соглашаются, или пропускают вопрос мимо ушей. Дима решил ни на шаг не оставать от Чарльза, надеясь через него понять намерения Раисы. И плевать ему, что американец все чаще и чаще улыбается в ответ и отходит в сторо ну, давая понять, что ему не приятно общество российского пев ца. Далеко не уйдет, а начнет выступать - в морду получит зап росто. Дима - не последний здесь человек, не раз бывал в этом коттедже в отсутствие хозяина!
      - Я в России не гость, я здесь работаю, - с улыбкой ответил Бетти. Он говорил по-русски с легким прибалтийским акцентом.
      - Это хорошо, что не гость, - сказал Дима. - Но ещё пока и не хозяин, да?
      - Не хозяин, да. Как это вы говорите... Трудящийся чело век. Я здесь труд... делаю свой труд.
      - Это правильно, - одобрил Дима. - У нас тунеядцев не любят. Да и вообще, как бы мы жили, если б вы не делали тут свой труд. Наверное, в пещерах.
      - В пещерах? Нет. Русские в Америке делают свой труд - хо рошо. В России американцы - хорошо. Надо жить дружно, как ска зал ваш кот Леопольд. Так?
      - Ну, если ты кота Леопольда знаешь, давай, трудись, - Дима выпил ещё рюмку водки, закусил маринованным груздочком, потом съел корнишончик и снова приблизился к Бетти, который отошел в другой угол, надеясь там избавиться от назойливого певца.
      В это время Джек Норман, невысокий, розовощекий толстячок с седыми волосами, поднял свой бокал шампанского.
      - Я всегда был истинный друг Россия, - с улыбкой сказал он и, подобно опытному актеру, сделал паузу. А потом, вежливо прервав ожидаемые аплодисменты, продолжил. - Мой зан Майкл, по-русски Мишка, учился в Москве, русский хирург - лучший хи рург, так мы знали. Вишневский, Амосов, Федоров... Майкл ска зал: буду учиться в Россия. Я боялся, я говорил: Майкл, Рос сия... сори... Советский Союз - непонятно. Там есть Польитбь юро. Майкл не боялся Польитбьюро. Он ехал Россия... сори, Со ветский Союз и становился хороший хирург. Тепьерь многие амери канцы хотьят лечиться у мой зан. Он приехал Москва и пошел в гости к свой друг, хирург Вадим Лаврентьев. Я не уже не боялся Москва, Польитбьюро нет, люди - вери гут. госпожа Раиса Омель ченко - о`кей, красивый женщина, настоящий русский женщина. Мы будем сотрудничать, потом заключать контракт. Компьютеры "Форс" имеют много банков и солидный фирмы, теперь и в России тоже. Мы вместе будем ещё сильный и богатый. Сенкью.
      Раиса с восторгом захлопала в ладоши и с улыбкой подняла свой бокал.
      - Господа! Я предлагаю выпить за дружбу двух великих дер жав, за мирное сотрудничество! - провозгласила она.
      - Твой начальник, да? - спросил Полуянов Чарльза.
      - Мой босс, - американец уже не улыбался, удовлетворяя Ди мино любопытство, которое как нельзя лучше отвечало известной присказке: не порок, но большое свинство.
      - Ну давай выпьем! - Дима снова наполнил рюмку, плеснул и Чарльзу, который не успел убрать свою. - Только - до дна. Слы шал, что сказала хозяйка? Если не выпьешь, никакой дружбы, на хрен, не получится. Пей, а то босс увидит, что ты против дружбы и вытурит тебя. Поедешь в свою Америку, а там конкуренция, та ких, как ты - миллиарды, и все хотят начальниками быть.
      - Хорошо, Дима, - американец выпил и сурово посмотрел на певца. Извини, я хотел сам подумать, посмотреть...
      - Да ладно, не извиняйся, - Полуянов лихо опрокинул в рот содержимое рюмки и тут же наполнил её. - Чего там, свои люди... Ты тут без свой бабы, да? Не берешь её на такие сабантуйчики?
      - Баба? - удивился Бетти.
      - Ну да, миссис Бетти.
      - Миссис Бетти в Америке, у неё там своя работа, бизнес.
      - Отлично ты устроился. Правильно, пусть она делает бизнес в Штатах, а мы тут начнем проворачивать свой.
      - Что значит "мы"? - лицо американца как будто окаменело, глаза смотрели жестко. - Дима, извини, тебе, наверное, нужны особые мужчины, я не такой.
      - А-а, ты думаешь, что я голубой? - догадался Дима. - Не пе реживай, все нормально. Скажу тебе по секрету, я друг хозяйки. Большой друг, понимаешь?
      - Очень хорошо, - холодно ответил Чарльз.
      Диме показалось, что он не верит ему.
      - Я тут часто бываю, - с важностью добавил он. - Когда Омельченко ночует в Москве. Раиса - классная баба!
      Американец аккуратно поставил свою рюмку на валик мягкого кресла и, не замахиваясь, ударил Полуянова в подбородок. Певец, растолкав группу мирно беседующих гостей, грохнулся на блестя щий паркет. Попытался вскочить, поскользнулся, упал снова. Два десятка насмешливых взглядов устремились к нему.
      - Рая! - заорал Полуянов, осторожно поднимаясь на ноги. - Этот американский козел ударил меня! Да я его сейчас с говном смешаю, чтобы на всю жизнь запомнил, кто такой Дмитрий Полуя нов!
      Раиса энергично взмахнула рукой. Двое крепких парней в пятнистой униформе подхватили певца под руки и поволокли к вы ходу, несмотря на его отчаянное сопротивление.
      - Извините, Джек, - сказала она Норману. - Полуянов - из вестный певец, звезда эстрады, а эти люди непрогнозируемы. Пьют много и ведут себя, порою, неприлично.
      Норман, увлеченный беседой с хозяйкой и двумя депутатами Верховного Совета, не заметил, кто свалил певца, поэтому снис ходительно улыбнулся:
      - О, не волнуйтесь, Раиса. У нас, в Америке, так бывает, да, тоже. Я всегда боюсь, когда мой дом бывает Джек Николсон или Ким Бэссинджер. Это нормально.
      - У нас все, как в Париже, только дома пониже и асфальт пожиже, ехидно заметил один из депутатов. - И полуянов, к сожа лению, Джеку Николсону в подметки не годится.
      Раиса отыскала глазами Чарльза Бетти и благодарно улыбну лась ему. Американец взял свою рюмку и с улыбкой отсалютовал ею хозяйке. Владимир Омельченко презрительно хмыкнул и украдкой похлопал по упругому заду горничную Лолиту.
      - У тебя молоко сбежало, Лола.
      - Какое молоко? - не поняла девятнадцатилетняя пухленькая блондинка в короткой юбочке и белом, накрахмаленном фартуке. Такая же сексапильная, как и Раиса, но вдвое моложе.
      - Вчерашнее, - сказал Омельченко. - Пойдем посмотрим?
      - Ой, Владимир Васильевич, у меня столько дел...
      - В кладовке, через пять минут, - приказал Омельченко, и с приятной улыбкой повернулся к гостям.
      - Так значит, вы считаете, Джек, что с нами можно сотруд ничать? Раиса повернулась к Норману.
      - Это будет очень хорошо, я так считаю, Чарльз так счита ет. Но нужно ещё работать, смотреть, лучше узнать друг друга. "Форс" - солидная компания, солидные клиенты, мы должны быть полностью уверены, что с вами, Раиса, можно работать. Осенью мы решим, Совет директоров будет рассматривать ваши предложения. Все будет хорошо, да.
      Раиса подумала, что, судя по гостям, мог бы понять, что и "Спарта" солидная компания, можно хоть завтра подписывать контракт о долговременно сотрудничестве, не зря же она так ста ралась, зазывая известных людей! Но ничего не сказала, лишь согласно кивнула. Есть ещё Чарльз Бетти, слово которого много значит в решении этого вопроса. Через пару недель он убедит Джека, что лучше "Спарты" партнеров в России нет. Уж она все сделает для этого.
      Вечер продолжался...
      11
      Декабрь 1995 года. Ростов-на-Дону
      Облокотившись локтем на стойку бара, Юля задумчиво разг лядывала полутемный зал. Народу явно поубавилось, да оно и по нятно: время близилось к полуночи, и гвоздь программы заведе ния, стриптизерша Маша, уже отработала свой коронный номер у шеста. Юля усмехнулась. Все, как обычно. Пьяные рожи, похотли вые взгляды, хихиканье проституток. Несколько пар танцевали в центре зала, но танцем это вряд ли можно было назвать. Больше похоже на генеральную репетицию постельных телодвижений. Как это пишут в книгах о сексе? Предварительная любовная игра? Вот она уже и началась у тех, кто ещё не ушел из ресторана.
      Красивую барменшу не пытались уговорить пойти куда-то, где её ждет райское блаженство. Те, кто бывал здесь часто, знали, что хозяин ресторана, толстый армянин Ашот Мелконян, не любит, когда пристают к его девчонке. А тому, кто не знал, доходчиво объясняли это парни из охраны. Правда, от липких, раздевающих взглядов оградить её никто не мог, но Юля за год работы в баре привыкла к ним и не обращала внимания.
      Ашот увидел её в книжном магазине и пригласил в свой рес торан. Прежнюю барменшу он уволил в тот же день, и потом все жаловался Юле, что работать в баре совсем некому, столько деву шек хотят получить эту должность, а он всем отказывает, её ждет. Юля раздумывала месяца полтора, прежде, чем согласиться. И теперь нисколько не жалела об этом. Жесткий, вспыльчивый Ашот с нею был терпеливым и мягким, как плюшевый медвежонок. Она рассказала ему обо всем, что довелось пережить, изменив оконча ния своих печальных историй так, чтобы они не противоречили заключениям следователей. Помня об этом, Ашот был с нею ласков и осторожен, когда раз в неделю они запирались в его кабинете после закрытия ресторана. Удовольствия от этого Юля не получа ла, хотя Ашот, по рассказам других девчонок, работающих в рес торане, был отличным любовником. Но терпеть его ласки было не так уж и трудно, если помнить, что кроме зарплаты, ровно в де сять раз превышающую её оклад в книжном магазине, Юля обрела в лице Ашота и надежного покровителя. Он хотел, чтобы у неё нико го больше не было, и Юлю это вполне устраивало. Правда, проти возачаточные таблетки она пила каждый день, мало ли что слу чится, а рожать от какого-то урода совсем не хотелось.
      Но Ашот строго следил за тем, чтобы подвыпившие посетители не приставали к Юле. Если такое случалось, крепкие парни из ох раны были тут как тут.
      Иногда, ожидая гостей, которым он не мог отказать, Ашот приказывал охраннику срочно отвезти Юлю домой, а за стойку бара ставил другую шатенку с каштановыми волосами. Бывало, Юля неде лю не работала, сидела дома, ожидая, когда Ашот разрешит ей встать за стойку. Зарплата её от этого не уменьшалась. Страшно вато было, но верилось, что Ашот все же не даст её в обиду.
      На высокий, круглый стул у стойки присела Маша, худая кра шеная блондинка с большим, узким ртом и плохо замаскированными тенями под грустными серыми глазами.
      - Юлька, плесни-ка мне за счет заведения. Что-то я мерзну, как бы ни заболеть, - низким, хрипловатым голосом сказала она.
      - У нас тут не жарко, - сказала Юля. Она была в белом сви тере под горло, прекрасно контрастирующем с её прекрасными каш тановыми волосами, отливающими золотом в неярком свете настен ных бра. - А уж раздеваться догола... бр-р-р, я бы ни за что не решилась.
      - Каждому свое, - философски заметила Маша. - Тебе повезло с Ашотом, бережет свою фаворитку, а с других три шкуры готов спустить. Мы его так жарко любим, так стараемся угодить, а он все на тебя смотрит, черт пузатый! И чем ты его приворожила, Юлька?
      - Своей фригидностью, - усмехнулась Юля. Этот разговор повторялся чуть ли не каждый вечер, когда Маша, отработав свой номер подходила выпить рюмочку-другую. И ответ, придуманный Юлей чуть ли не год назад, по-прежнему казался самым удобным. - Тебе как всегда, джин с тоником?
      - Ну его к черту, - махнула рукой Маша. - Плесни мне водки без всяких добавок, подружка. Замерзла, прямо дрожу вся.
      - Ты неважно выглядишь, подружка, - озабоченно сказала Юля, наливая водку в высокий фужер. - Как бы и вправду ни забо лела. Тебе со льдом? А может, апельсиновый сок добавить?
      - Ничего не надо, - Маша взяла фужер, залпом выпила, замо тала головой, прикрыв рот ладонью.
      Юля протянула ей серебряную тарелку с маслинами.
      - Закуси, подружка.
      Маша и вправду была единственной подругой Юли. Она, хоть и говорила о том, что Ашот слишком уж внимателен к Юле, на самом деле не придавала этому значения. Другие не говорили, но Юля чувствовала их завистливые, а то и просто злобные взгляды. С Машей они частенько встречались и в свободное от работы время, когда идти никуда не хочется, а сидеть в одиночестве скучно. Играли в карты, смотрели телевизор, просто разговаривали или гуляли в центре.
      Маша бросила в рот маслинку без косточки.
      - Спасибо, Юлька. Вроде, легче стало, но чувствую, нужно мне взять больничный или отпроситься у Ашота на пару дней. Ос точертело все это, слов нет.
      - Тебе нужна новая программа, Маша. Выступай в шубе, теп лее будет.
      - Скажи Ашоту, он тебе премию выдаст за великое изобрете ние стриптиз в шубе, - усмехнулась Маша.
      - Но шубу иногда можно распахивать, я где-то видела такое. Очень эротично выглядит.
      - Объясни это нашему пузану. Он человек южный, для него женщина в шубе на сцене - как горчица к торту. Даже, если под шубой ничего больше нет. Слушай, Юлька, давай вместе отпросимся и махнем куда-нибудь, где светит солнце и растут пальмы? На не дельку, а?
      - На Канары? У меня денег не хватит, телевизор недавно ку пила, ты же знаешь.
      - Да хотя бы в Сочи. Там не так холодно, как у нас. Вече ром сели в поезд, завтра утром - там. Или в Анталию, это дешев ле, я тебе займу, если нужно будет. А, Юлька?
      - Хорошая идея, - согласилась Юля. - Давай встретимся завт ра, как следует подумаем. Идет?
      - Невысокий, кривоногий мужчина в распахнутой кожаной куртке сел на стул рядом с Машей, косо посмотрел на нее.
      - Отлично. У тебя поздний клиент, не буду мешать работать. Пока, подружка.
      - Пока, - сказала Юля и повернулась к посетителю.
      Короткая стрижка, перебитый нос, холодная жестокость в глубине мутных глаз... Показалось, где-то она уже видела его, где-то встречалась, и встреча эта не принесла ей ничего хороше го. Видела, но никак не могла вспомнить. А он, с презрительной усмешкой уставился на нее, разглядывая так бесцеремонно, буд то... даже не приценивался, а решал, стоит брать эту вещь или нет.
      Юля посмотрела в зал - он был почти пуст, и Ашота нигде не было видно.
      - Мы уже закрываемся, - сказала она. - Если хотите сделать заказ, давайте побыстрее. А если нет - извините, ничем больше помочь не могу.
      - Ага, заказ, - кивнул кривоногий. На вид ему было лет тридцать. Сделай мне коктейль. Ты ж тут спец по коктейлям?
      - Какой вам коктейль?
      - Что-нибудь такое... - он нервно щелкнул пальцами. - Чтобы потом долго вспоминать можно было. Сделай мне "Кровавую Юлю".
      - Что? Вы хотите сказать "Кровавую Мэри"?
      - Ты давай, не придуряйся, я же ясно сказал: "Кровавую Юлю". Классный коктейль, умеешь такой сбацать?
      Охранник у входа преспокойно беседовал с двумя незнакомыми мужчинами. Почему-то он не спешил к ней на помощь.
      - Что вам угодно? - громко спросила Юля, надеясь привлечь внимание охранника, или Ашота, который в конце вечера, обычно выходил в зал, но сегодня почему-то задерживался в своем каби нете.
      - Ты Юля Малюкова, так?
      - Допустим. Ну и что дальше?
      - Сейчас узнаешь. А я - Аркадий Рогатулин, можешь называть меня просто Аркан.
      Юля побледнела. Так вот в чем дело! Не с ним она встрети лась однажды, а с его подлым братом, которого привел домой пь яный отец, и который пытался её изнасиловать! И этот - такой же подлец, если не страшнее, он же в тюрьме сидел, вспомнила Юля.
      - Я тебя не знаю и знать не хочу, - взволнованно сказала она, чувствуя, что не случайно охранник не подходит к стойке, чтобы помочь ей, не случайно Ашот не появляется в зале.
      - Но братана моего, Борьку, знаешь, да? Помнишь братана, сука? Из-за тебя он деревянный бушлат одел. А я ждал, когда встречусь с братаном, выпьем водочки, побазарим. Выходит, зря так думал.
      - Он получил по заслугам! - крикнула Юля. - И не надо меня пугать, ясно? Катись-ка ты отсюда подальше, братан!
      - Такие дела, да? Теперь я понимаю Борьку. Он хоть успел тебя трахнуть? Наверно, нет. А я успею. Ты давай, собирайся, там у меня машина на улице. Потолкуем, как тебе лучше прощение попросить у меня. Задом, передом или губками... Но учти, я не люблю долго ждать, за это будет особая плата.
      - Я не виновата в том, что он оказался негодяем! И не о чем нам толковать... - дрожащим голосом сказала Юля.
      - Потолкуем, - холодный, безжалостный взгляд пригвоздил её к месту.
      Рогатулин спрыгнул на пол и, сунув руки в карманы, нето ропливо пошел к выходу. Несколько мгновений Юля растерянно смотрела ему вслед, а потом со всех ног помчалась в кабинет Ашота.
      - Что хочешь, Юля? - хмуро спросил Ашот, отрываясь от бумаг на столе. Он коротко взглянул на неё и снова опустил голову.
      - Что я хочу?! - Юля подбежала к столу, наклонилась к Ашо ту. - А ты чего хочешь? Почему какой-то негодяй разгуливает по ресторану, оскорбляет меня, угрожает мне, а твои накачанные ох ранники и пальцем не пошевелят, чтобы его вышвырнуть?!
      - А-а, ходит... - Ашот бросил на бумаги авторучку, потер пухлой ладонью свой лоб. - Это Аркан, Юля. Совсем дикий, настоя щий бандит. Что я могу сделать? Он увидел тебя, пришел ко мне, сказал: хочу поговорить. Сказал, на кого работает. Я не мог от казать, Юля. Если бы знал, что он придет...
      - Этот Аркан - Рогатулин, брат того, о котором я тебе рассказывала! Он угрожал мне. Знаешь, чем?!
      - Я думаю, ничего страшного не будет, Юля. Просто хочет поговорить, узнать, как погиб его брат. Поговори с ним.
      - Ты и сам понимаешь, какой это будет разговор! - крикнула Юля. - А у меня даже газового баллончика с собой нет! Ты мне обещал, что никто и пальцем не тронет, я верила тебе, Ашот! И что же? Ты предал меня?
      - Почему предал... Газовый баллончик тебе не поможет, Юля. Пистолет не поможет, автомат не поможет. Попробуй говорить с ним по-хорошему. Я сегодня звонил, завтра встречусь с нужными людьми, все вопросы решу. Потерпи до завтра, Юля...
      - Вот как?! А ты сам не пробовал терпеть?
      - Все время терплю. Думаешь, здесь тихо, спокойно, это са мо собой так, да? Нет, за все я плачу. И своим терпением тоже, понимаешь.
      - Понимаю... - Юля лихорадочно соображала, как ей выйти из ресторана незамеченной. И вдруг вспомнила, что есть и другой выход, которым почти никогда не пользуются. - Ашот, дай мне клю чи от черного хода. Я уйду, спрячусь у кого-нибудь. А когда ты решишь все вопросы, вернусь на работу.
      - Не могу, Юля. Аркан - дурной человек. Спалит ресторан, убить может, зарезать, бомбу подложить... Зачем рисковать? И тебя все равно найдет, знает, где ты живешь. Не надо убегать, прятаться, надо поговорить с ним. Узнай, что он хочет, скажи: хорошо, подожди немного. Если деньги - я дам. Если тебя - сам помогу спрятаться. Но сейчас нужно поговорить.
      - Да он мразь, на него и смотреть противно, не то, что разговаривать! Прошу тебя, Ашот, умоляю, дай мне ключи... Пожа луйста.
      - Извини, Юля, не могу, - тяжело вздохнул хозяин ресторана.
      Юля опустила голову и медленно, едва передвигая ноги, пош ла к двери. Ашот вскочил из-за стола, но лишь с досадой махнул рукой. Сейчас он был бессилен что-либо изменить.
      12
      Она стерпела.
      В эту холодную, вьюжную ночь, оказавшись во власти злобно го выродка без всякой надежды на чью-либо помощь, она безоши бочно выбрала единственно верную тактику поведения.
      Интуиция подсказала.
      Он хочет поиздеваться над ней, увидеть перед собой нес частную, униженную женщину? Пусть видит ещё до того, как при коснется к ней. Она испугана, она дрожит, она готова исполнить любую его прихоть, только не надо бить, не надо мучить ее... Он сильный, у него в соседней машине сидят трое здоровых бугаев, готовых в любую минуту наброситься на нее, а она простая бед ная девушка... Она не виновата, что погиб его брат. Если б тот пришел к ней по-хорошему, она бы согласилась. Но получилось все ужасно, сама переживает...
      Он это хотел увидеть? Пусть смотрит, пока... может видеть! И это подействовало. Терпеть пришлось недолго, ибо, как
      мужчина Аркан был совсем никакой. Видимо, пять лет, проведенных в тюрьме, здорово подкосили его мужскую силу, а может её никог да и не было, отсюда и злоба на весь мир, а на женщин - особен но. Мерзкий червяк! Но она и виду не подала, напротив, обняла его, стала говорить, какой он сильный, мужественный, и этим спасла себя от его дружков, которые пускали слюни в машине, стоящей рядом. Ждали своей очереди. И не дождались.
      - Я приду к тебе завтра вечером, жди, - с ухмылкой сказал Аркан. Никуда не ходи, поняла, да? Ты теперь моя телка, о ха чике забудь, перебьется.
      - Приходи, - прошептала Юля. - Вечером? Я буду тебя ждать...
      - Ага, воды нагрей, у тебя ж там не водопровода. Помоешь мне ноги, а после выпьешь воду.
      Она тогда сделала вид, будто не слышала этого.
      - Приходи... Но только... я же работаю в ресторане, зарп лату получаю. Без неё мне не прожить...
      Жалкая, забитая, не о чести своей поруганной думает, а о том, как жить, не получая зарплату... Он такую хотел увидеть? Он её увидел. Пока ещё мог видеть...
      - О бабках не думай, - пренебрежительно махнул рукой Аркан, застегивая штаны. - Сколько надо будет - дам.
      - Только, пожалуйста, приходи один, а то я не могу, когда рядом сидят и смотрят... Хорошо? Я тебя очень-очень буду ждать...
      Потом, ворочаясь ночью в холодной постели, Юля поняла, что она сделает.
      Целый день она готовилась к этой встрече. Сняла с петель деревянную крышку погреба в передней комнате кухни и ножовкой обрезала её с двух сторон так, что крышка стала меньше квадрат ного отверстия, которое прикрывала. В дровяном сарае Юля нашла длинный брусок, подогнала его так, чтобы он подпирал крышку из нутри погреба. К бруску была привязана веревка, которая выходи ла в кухню через дырку, пробитую между столом и лавкой, на ко торой стояли ведра с водой. Проверила, осторожно ступив на крышку брусок держал её, упираясь другим концом в земляной пол погреба. Юля поставила на крышку стул, отошла в угол и дер нула за конец веревки, вырвала брусок из-под крышки, которая, вместе со стулом ухнула вниз.
      - Приходи, дорогой, - пробормотала Юля. - Все готово для встречи важного гостя...
      "Воды нагрей, помоешь мне ноги, а после выпьешь..."
      Вода лениво кипела в огромной, ведерной кастрюле на газо вой плите. Рядом с плитой, на деревянной лавке лежал эмалиро ванный ковшик с длинной ручкой.
      Уже стемнело.
      Не было в душе ни боли, ни отчаяния, ни мысли о том, что будет после. Только злая решимость отомстить кривоногому вырод ку, горела в сердце. Он виноват не только тем, что изнасиловал её. Братец получил по заслугам, но за гибель отца в тюремной камере никто не был наказан. Теперь - будет. Вряд ли Аркан, действительно, так любил своего брата. Просто почувствовал воз можность покуражиться над одинокой девушкой, вот и вспомнил о братце. Вспомнил - так отвечай за него. И за себя тоже.
      Страха не было. Что будет потом - не важно. По крайней ме ре, хуже, чем теперь, не будет.
      Юля стояла у плиты, задумчиво глядя на кипящую воду. Высо кая, в голубых джинсах и белоснежном свитере, с распущенными каштановыми волосами и лютым холодом, застывшим в красивых го лубых глазах, она была похожа на античную богиню, оскорбленную смертным жителем Земли.
      За окном гудел холодный ветер, метались в страхе редкие снежинки, которым днем суждено было превратиться в зимнюю сля коть южного города.
      Во дворе залаяла собака. Хлопнула калитка, послышались ша ги, которые гнали перед собой собачий лай к дверям кухни.
      Юля на мгновение закрыла лицо руками, глубоко вздохнула. А когда отняла ладони, от лютого холода в глазах и надменного вы ражения лица и следа не осталось. Бедная девушка испуганно улы балась, положив руку на спинку стула, стоящего на старой цинов ке, под которой скрывалась крышка погреба.
      Аркан шагнул через порог, остановился напротив Юли. Он был в кожаной куртке, просторных черных брюках. Засунув руки в кар маны брюк и покачиваясь с носков на пятки, он молча смотрел на нее, как будто хотел загипнотизировать.
      - Здравствуй... - неуверенно сказала Юля.
      - Привет. А чё здесь, а не в хате?
      - Там печка плохо горит, холодно, а здесь тепло, и я тут воду согрела...
      - На хрена?
      - Ну... ты говорил, чтобы ноги тебе помыть...
      - И воду потом выпить? - хмыкнул Аркан. - Правильно мыслишь, коза. Выпьешь?
      - Ну... пить, наверное, не надо, я просто...
      - Ты просто думаешь, что я грязный, да? А вот это зря, - его тяжелый взгляд заставил Юлю вздрогнуть. - Ты сама в порядке? Подмылась, подмазалась духами, где надо? Смотри, я не люблю грязных телок.
      - Садись, - Юля показала на стул. - Садись, чувствуй себя, как дома. Сейчас я все приготовлю, ты не беспокойся, будет очень хорошо. Я постараюсь, чтобы тебе было приятно...
      - На хрена весь этот маскарад? - злобно сощурился Аркан. - Тут даже прилечь негде.
      - Там, во второй комнате, есть диван, я уже чистую просты ню застелила, потом пойдем туда, а сейчас разреши мне за тобой поухаживать. Ты машину у ворот оставил?
      - А тебе какое дело?
      - У нас тут ребята хулиганят, могут стекла побить, или во обще угнать... - Юле хотелось узнать, один он приехал или со своими дружками, которых оставил в машине.
      - Пусть попробуют! Если что с машиной случится, я найду эту шпану, бошки ихние вместо колес поставлю и буду кататься, - Аркан плюхнулся на стул, вытянул ноги. - Ну, давай. Посмотрим, как у тебя получится. Если ништяк - за мной не заржавеет. А ес ли вздумаешь подлянку мне кинуть никто не спасет.
      Он внимательно следил за каждым её движением, видно, не очень-то верил в такую рабскую покорность. Но понять, в чем тут дело, не мог, поэтому и ждал, когда же она станет действовать.
      Юля осторожно сняла с него куртку, под которой была черная рубашка, потом, опустившись на колени, сняла лакированные туф ли, носки. Он опустил руку, помял её грудь, довольно ухмыльнул ся и сказал:
      - Сперва сама разденься. Совсем. Раз тут тепло, не просту дишься. Ну?
      - Хорошо, - согласилась Юля.
      Она встала рядом с лавкой, расстегнула "молнию" на джин сах, нагнулась, подняла с пола конец веревки.
      - А это что? - крикнул Аркан.
      - Это?... Веревка, мы на неё одежду вешаем, когда стираем. Если ты хочешь, чтобы я разделась, я повешу на неё свитер, чтоб не помялся, - тихо сказала Юля.
      - Пусть мнется, я тебе новый куплю, - нетерпеливо сказал Аркан.
      Юля изо всех сил потянула на себя веревку, вырывая дере вянный брусок из-под крышки погреба. Крышка, циновка, стул и сидящий на нем Аркан мгновенно ухнули вниз. Юля Громко засмея лась: получилось!
      - Ты что, с-сука!.. - заорал Аркан.
      Он резво вскочил на ноги, подпрыгнул, ухватился за край пола, пытаясь выбраться из погреба. Юля подошла ближе, усмехну лась, глядя на своего врага сверху вниз, и ударила белой крос совкой по пальцам, до крови сдирая с них кожу. Аркан громко вякнул и сорвался вниз, на сырую землю погреба.
      - Падла! - прохрипел он. - Я тебя на куски разрежу!.. - и за метался по погребу в поисках того, что можно было бы швырнуть в Юлю.
      Схватил брусок, но он, прибитый к крышке был слишком гро моздок, не развернуться с ним... Поднял ржавую крышку от каст рюли, метнул её в девушку, не попал. А больше в погребе ничего не было, Юля давно уже не варила варенья, не солила огурцы и помидоры, не квасила капусту...
      - Разрежешь, если сумеешь резать, - холодно сказала она. Быстро шагнула к плите, зачерпнула из кастрюли полный ковш ки пятка и вернулась к черной дыре в полу.
      Аркан собирался снова ухватиться за край черной дыры над головой, когда кипящая вода врезалась ему в лицо. В последний момент, увидев перед собой парящий ковш, он успел закрыть гла за. Захлебнувшись кипятком и собственным криком, Аркан рухнул вниз, покатился по холодной земле, царапая её пальцами и прик ладывая к обваренным щекам и носу.
      - Убью... - хрипел он. - Задушу... выпотрошу, на хрен, как курицу...
      Юля зачерпнула ещё один ковш, плеснула ему на спину, при варивая кожу к рубашке. Аркан с диким воем выгнулся, перевер нулся на спину, закрыв лицо ладонями.
      - Ты правильно сделал, что нашел меня, - усмехнулась Юля, держа наготове полный ковш кипятка. - Твой подлый братец получил сполна, теперь никогда не будет приставать к девушкам. И убила его я. Не отец, а я! Своими руками. Но отец взял вину на себя и умер в камере. За это никто не был наказан. Теперь - будет. Ты понимаешь, что я имею в виду?
      Аркан понял. Боль корежила его тело, нестерпимым пламенем горела в каждой клетке, но то, что она сказала, дошло до убого го разума. Потому что слова её означали ещё большую боль и смерть в этом погребе.
      - Что ты хочешь... сука, падла... больно же... давай, кон чай базар... я уйду, пальцем не трону... клянусь мамой... век воли не видать... отпусти...
      - Здесь ведро кипятка, если не будешь слушать меня, весь кипяток твой! А потом я поставлю на дырку стол с посудой, на него - газовую плиту и уйду из дому денька на три. И ты уже ни когда не выберешься отсюда. Никогда! Машину мои друзья отгонят подальше и утопят в Дону. Ты все понял, ублюдок?
      - Понял, понял... давай, базарь, чего надо... больно... шкура облазит, все горит... ты что, фашистка? Садистка? Бога душу мать... базарь!
      Он забился в угол, прикрывая ладонями красное, опухшее ли цо. Жалкий, съежившийся, маленький...
      "Помоешь мне ноги, а потом воду выпьешь, сука..."
      "Сперва сама разденься... Ну?!."
      "Чё лежишь, как бревно, шевелись, падла!.."
      "Держи её сверху, Кочегар..."
      "Ну сделай что-нибудь, Саня!.."
      "Дай и мне Стас, дай..."
      "Ты теперь моя телка, о хачике забудь..."
      "Не могу, Юля... Аркан - дурной человек... Зачем риско вать?.."
      "Потолкуем, как тебе лучше прощения просить..."
      - Раздевайся! - с ненавистью сказала Юля.
      - Зачем?... Чего ты...
      Еще один ковш кипятка обрушился на ладони и грудь Аркана. Он дернулся назад, упершись спиной в угол погреба, вскрикнул, а потом тихонько заскулил.
      - Воды ещё много, и я тебя предупредила, чтобы делал то, что скажу! в исступлении крикнула она. Снимай брюки и все ос тальное!
      - Что ты хочешь...
      - Ноги тебе помыть. И все остальное! Так помыть, чтобы ни когда грязные мысли не рождались в твоей дурной башке! Ну?!
      Извиваясь, как полураздавленный дождевой червь, Аркан с трудом выпутался из брюк и замер, со страхом глядя вверх.
      - Все снимай! Все!! - закричала Юля.
      Кипяток ударил его в живот, сбил с ног. Аркан скорчился в углу и замер, потеряв сознание от боли.
      Юля закрыла лицо руками и заплакала.
      Она громко и безутешно рыдала, прислонившись плечом к сте не. Но боль, грязь, страх, обида, жалость и отвращение к себе не выходили из её души вместе со слезами. Если бы мать не сбе жала, если бы Саня не струсил, если бы Котов не изнасиловал её, если бы отец защитил, если бы Рогатулин-старший не бросился на нее, если бы Ашот помог, если бы Рогатулин-младший не издевался над нею, она бы не стала такой жестокой, что самой страшно! Ни когда бы не стала! Она была бы доброй и послушной дочкой, учи лась бы, встречалась со своим парнем. И тогда бы ей даже в го лову не пришло, что можно плескать кипятком в живого человека.
      Если бы...
      13
      Снег падал и таял на грязном асфальте. Холодный ветер тре пал распущенные каштановые волосы. Крепко сжав губы, Юля бежала по опустевшему, тихому городу, пугаясь этой тишины.
      Пугаясь воспоминаний о недавних событиях в её кухне, кото рые то и дело вспыхивали перед глазами.
      ... Она бросила вниз табуретку, за руку вытащила Аркана наверх, сжимая в другой руке ту же кочергу, которой отбивалась от его брата. Но теперь кочерга не понадобилась. На Аркана смотреть было страшно: кожа на лице, шее, ладонях, животе, но гах покраснела, вздулась волдырями. Он плохо соображал, качаясь из сторону в сторону и скуля от боли. В одной лишь рубашке, ко торую невозможно было снять - приварилась к спине, и носках. Ничего в нем не осталось от наглого и жестокого бандита, кото рый мог, не моргнув глазом, издеваться над беззащитной девуш кой. Ничего.
      Она вывела его за ворота, посадила в машину - серебристую "Тойоту". Он со стоном откинулся на спинку сиденья, но тут же со страшным криком рванулся вперед, упал грудью на руль, снова закричал и замер, боясь сделать неосторожное движение. Юля сбе гала в кухню, достала из погреба его вещи, взяла куртку, при несла и швырнула в машину.
      - Заводи мотор и уезжай, - сказала она.
      - Я... я не могу... - пробормотал Аркан, закрыв глаза и кривясь от боли. - Отвези меня к лепиле... в больничку отвези, заплачу...
      - Заводи! - крикнула Юля и стукнула кочергой по капоту, ос тавив на нем длинную вмятину.
      Аркан осторожно, стараясь не двигаться корпусом, поднял руку, включил зажигание и лишь потом открыл глаза, искоса пос мотрел на Юлю.
      - Ты садистка...
      - Скажи спасибо, что не оставила в погребе навсегда! Уез жай, и чтоб я тебя никогда больше не видела!
      Так же осторожно он включил скорость и машина медленно по катилась прочь. Юля смотрела ей вслед до тех пор, пока она ни скрылась за поворотом, а потом вернулась в кухню, присела на низкую табуретку у края черной дыры.
      Но не пришло, не пришло в душу облегчение, наоборот, ещё сильнее сдавила сердце тоска, ещё страшнее было сидеть одной в кухне, где по-прежнему в большой кастрюле на газовой плите ки пела вода. И вдруг стало ясно: он не забудет этого. Все клятвы и обещания - чепуха. Как только доберется до своих дружков, тут же направит банду к её дому. А может, уже направил, если у него в машине радиотелефон, как у Ашота. И они приедут, обязательно приедут, и даже представить невозможно, что сделают с нею...
      Юля торопливо оделась, взяла все свои документы и деньги, которые были в доме, кое-как побросала в большую сумку белье и самые необходимые вещи и побежала.
      Пару дней можно пожить у Маши, она не откажет, а потом видно будет. Или Ашот все-таки поможет, уладит все, или придет ся бежать дальше. Но сейчас просто необходимо отдохнуть, хоть немного расслабиться. Иначе - с ума сойти можно...
      По дороге она вспомнила, что время ещё не позднее, и Маша, скорее всего, работает в ресторане. Но возвращаться не стала. Подождет на лестнице, ведущей на чердак. Маша жила на последнем этаже пятиэтажного дома неподалеку от Театральной площади.
      На её счастье, Маша оказалась дома.
      - Ой, Юлька! Как здорово, что ты пришла навестить больную подругу! А я тут сижу, скучаю. Температура тридцать восемь, представляешь? Все-таки заболела, - сказала она, открыв дверь. Но приглядевшись к гостье, насторожилась. - Да ты чего, подруж ка? Что случилось? Ну входи же, входи!
      - Можно я поживу у тебя пару дней, Маша?
      - Да хоть месяц, хоть навсегда оставайся! Ты такая блед ная, прямо ужас! Ну что у тебя, что стряслось, рассказывай!
      - Ты не очень-то соглашайся. Я же не случайно убежала из дому...
      - А ты не очень-то обижай меня.
      - Спасибо, Маша... У тебя выпить что-нибудь есть?
      - А ты думала, я пью только то, что ты мне нальешь? Иногда вернешься домой, так мерзко на душе становится, что... Ой, опять я разболталась. Ну, подружка, если уж ты, наша трезвени ца, просишь выпить, значит, дело серьезное. Пошли на кухню, пошли, пошли, - Маша решительно взяла у Юли сумку и подтолкнула её вперед.
      Юля залпом выпила сто грамм коньяку, глубоко вздохнула, пожевала кусочек шоколада и принялась рассказывать. Маша глаз с неё не сводила, прихлебывая подогретый коньяк - с больным гор лом нельзя ведь пить холодное.
      - Ну вот, а потом я посадила его в машину, а сама собрала вещи - и к тебе. Страшно было дома оставаться.
      - Правильно, правильно, Юлька! Конечно, поживи пока у ме ня. Я все равно денька три-четыре дома буду сидеть, вдвоем-то болеть не так скучно.
      - Такие вот дела, подружка...
      - Ну ты даешь! Придумала же - в погреб! И - кипятком его, ублюдка! злорадно сказала Маша. Глаза её заблестели. - Молодец, Юлька! Надо же какая, а! Я бы так ни за что не смогла. А жаль. Проучила бы какого-нибудь гаденыша, так, глядишь, больше ува жать бы стали! Ну, Юлька!... - она плеснула коньяк в железную миску, поставила на газ подогревать. - Тебе налить еще?
      - Налей.
      Маша плеснула и Юле коньяку, свою дозу перелила из миски в фужер, выключила газ.
      - А наш толстячок, значит, в штаны наложил? Ничего для те бя не сделал. Да, а я-то думала, он ради тебя в лепешку расши бется. Да все у нас так думали.
      - Значит, не мог, - сказала Юля. Она чувствовала себя лучше и уже могла пить коньяк мелкими глотками, как и Маша. - Он тоже ведь не все может. Вспомни, сколько раз прятал меня. Вызывает и: быстренько садись в машину, тебя отвезут домой, сиди там па ру дней, я скажу, когда на работу выходить. О деньгах не беспо койся, получишь все. Выходит, знал, что придут люди, привяжутся ко мне, а он ничего сделать не сможет. А вчера, когда этот скот приперся неожиданно, Ашоту ничего не оставалось делать...
      - Да перестань, - снова махнула рукой Маша. У неё были при чины не любить хозяина - ее-то он ни от кого не прятал. И, ско рее всего, когда Юля отсиживалась дома, она, Маша, ублажала тех, кто намеревался купить подругу. - Позвонил бы кому-то из своих, объяснил бы, в чем дело. Он же знает эту историю с Рога тулиным-старшим. Так нет, своя шкура дороже!
      - Знаешь, Маша, я все же не обижаюсь на него. Он много хо рошего для меня сделал.
      - А ещё больше хорошего получил, - язвительно сказала Ма ша. - Ну ладно, если хочешь, я завтра схожу к нему. Тебя не вы дам, но потихоньку узнаю, что он думает о тебе. Слушай, а может позвонить Ашоту, спросить?
      - Не надо. Уже двенадцатый час, он заподозрит что-то не ладное. Никому не звони, Маша.
      От выпитого Юлю разморило.
      - Устала, просто сил нет, - сказала она. - Ты разрешишь мне принять ванну, Машуня?
      - И даже выдам свое любимое полотенце с попугаями. Самое красивое и самое чистое на данный момент. Ох, Юлька, прямо на душе светлее стало, когда послушала тебя. Так разделаться с не годяем, которого даже Ашот испугался - это не каждая женщина сможет. Да что я говорю! Думала, женщины вообще не могут ничего с ними поделать. А оказывается - ещё как могут!
      - А потом у них поджилки трясутся, потому что не знают, из-за какого угла на них набросятся, - усмехнулась Юля. - Даже сейчас не знаю, как нужно правильно было сделать. И терпеть его издевательства невозможно, и отшить нельзя. И того, что сделала
      - лучше б не было...
      - Не переживай. Этот Аркан, конечно, захочет отомстить, таких как он, только могила исправит. Но я думаю, Ашот уже встретился с кем нужно, дал, сколько нужно, и тебя оставят в покое.
      - Хорошо бы, - пробормотала Юля.
      Сидя в горячей воде, она с трудом боролась с подступившей слабостью, глаза прямо сами закрывались. Хорошо, если бы Аркан и его дружки оставили её в покое... Хорошо. Но только не вери лось в это. Даже если Ашот договорится с кем нужно, когда уви дят, что она сделала с Арканом, тотчас же откроют охоту на нее. И Машу могут вычислить...
      Завтра нужно будет подумать, что им делать. После того, как Маша сходит в ресторан и поговорит с Ашотом.
      Кожа клочьями висела на лице Аркана. Он страшно захрипел и поднял руку с ножом, намереваясь разрезать её на куски. Юля закричала и... проснулась. У дивана, на котором она спала, сто яла Маша.
      - Кошмар приснился, да?
      - Что-то в этом роде... - пробормотала Юля, протирая паль цами глаза. - Уже утро, да?
      - Уже день, подружка. Одиннадцатый час. Я тебе долго не хотела будить, но - пора. Я приготовила завтрак тебе на кухне, оденешься, поешь и сиди, жди меня.
      - И завтрак... - сказала Юля, потягиваясь. - Прямо, как в отеле.
      - Или замужем за настоящим мужчиной. Да ты не волнуйся, потом неделю будешь кормить и поить меня самым вкусным и доро гим, что есть в твоем баре. Значит, жди, не вздумай высовывать ся на улицу.
      - А ты куда?
      - Пойду к Ашоту, он должен что-то знать про тебя.
      - Так прямо и спросишь, что ему известно про меня?
      - Да ты что! Спрошу, не знает ли он, где моя замечательная подруга Юля, я тут болею, а она даже не придет навестить. Мо жет, работы много? Или стала вместо меня у шеста плясать го ленькая?
      - Нет, Машуня, на это я не способна.
      - И Ашот не способен допустить такое. Ну вот. Я спрошу у него, а он мне скажет, что там за дела творятся в компетентных бандитских органах и попросит передать, если я случайно увижу тебя, чтоб не волновалась, а смело выходила на работу. В баре дел невпроворот, нечего тебе сачковать. А чтобы не боялась, даст тебе самого накачанного паренька в телохранители, и будешь ты у нас как самая настоящая кинозвезда.
      - Дурак думками богатеет, слышала такое?
      - Так то ж дурак, а мы с тобой дуры! - засмеялась Маша и стащила с Юли одеяло. - Ну давай, вставай.
      - Маша, знаешь что? - встревоженно спросила Юля.
      - Говори.
      - Ты сперва возьми машину и проедь по улице мимо моего до ма. Кажется мне, они там уже побывали. Посмотри, что измени лось. Калитка сломана, или забор повален. Если были, какие-то следы должны остаться. А потом поедешь к Ашоту.
      - Не думаю, что они забор валить станут, - засомневалась Маша. Зачем?
      - А за тем, что не нашли меня, разозлились и что-то слома ли. Я точно не знаю, что, но это видно будет. Понятно, с чем были, чего хотели. Если очень злые, так и стекла могли побить.
      - Хорошо, сделаю крюк, посмотрю. Вряд ли там чего-то уви жу, но ты права, надо глянуть. А потом помчусь к Ашоту, он уже должен быть в ресторане, а потом... вернусь, - Маша снова расс меялась.
      По рассчетам Юли, Маша должна была вернуться не раньше, чем через час-полтора. Но едва она приняла душ и села за стол, в квартиру влетела бледная подруга. Юля вскочила из-за стола, уронив на пол вилку. Сердце бешено застучало в груди.
      - Что случилось Маша, что?
      Маша замахала руками, села на стул, отдышалась и лишь пос ле этого выпалила:
      - Твой дом спалили.
      - Как?.. Совсем?
      - Совсем! Одни стены закопченые остались.
      - А кухня?
      - И кухня тоже сгорела. Гранаты, что ли бросили в окна... Я вспомнила, как ты говорила: если очень злые приедут - и стек ла могут побить. А тут - все спалили. Это что же значит? Совсем озверели?
      - Похоже на то... - с трудом выдавила из себя Юля. Комок подступил к горлу, мешал говорить.
      Но мозг её лихорадочно искал выход из этой страшной ситуа ции. Значит, здесь ей оставаться нельзя. Бежать, бежать дальше! Но куда? В Москву. Найти мать, рассказать обо всем - она помо жет. Что бы между ними ни было, она ведь мать. Больше у Юли ни кого не было. Она взглянула на Машу и вдруг поняла, что гово рить об этом нельзя даже подруге. Они вычислят её и станут до пытываться, куда уехала она, Юля. Надо сделать так, чтобы Маша сразу же обо всем рассказала. Пусть говорит.
      - Что делать будем, Юлька? Боюсь, они и сюда смогут доб раться.
      - Маша, я уезжаю. Документы у меня с собой, трудовая книж ка, правда, у Ашота, да ладно. Вот только денег маловато... - Юля задумалась, посмотрела на подругу. - Как бы попросить у Ашо та миллиона полтора взаймы? Он даст...
      - Можно сделать проще. Я тебе сейчас дам полтора миллиона, а потом скажу Ашоту, что ты просишь взаймы. Надеюсь, если ты потом встретишься с ним, не станешь этого отрицать, а, подруж ка? Куда поедешь, в Москву, к матери?
      - Я даже адреса её не знаю, да и вряд ли она хочет меня видеть. Поеду в Армавир.
      - А кто у тебя в Армавире?
      - Дед с бабкой, они меня любят, письма иногда присылают. Родители матери. Поживу пока у них, буду позванивать Ашоту, а когда можно будет, вернусь.
      - Возвращайся поскорей, Юлька, мне тебя будет здорово не хватать.
      - Мне тебя тоже. Ну что мы тут сидим, разговариваем? Давай деньги и... парик у тебя есть?
      - Ну и как же. Целых два. Маскироваться будешь?
      - Буду. И какое-нибудь старенькое пальтишко... что-нибудь попроще, похуже.
      - Ох, Юлька, страшно мне за тебя, - вздохнула Маша. - Может, я сперва к Ашоту смотаюсь, расскажу все, а? Или все-таки позво ню...
      - Нет, Маша, мы же не знаем, кто у него в кабинете сидит. Может, дружки Аркана только и ждут, когда я позвоню ему от ко го-то и скажу, где прячусь. Нет... Да и времени у нас, чувс твую, мало.
      В светлом парике, вязаном берете, очках и стареньком боло невом пальто Юля походила школьную учительницу, которая собра лась навестить родителей в Батайске. Она уже знала, что делать дальше. Купит билет до Армавира, сядет в поезд, идущий на юг, и через три часа сойдет на станции Тихорецкая. А там уж купит би лет до Москвы и, через Ростов поедет в столицу. Компанию "Фер мопил", наверное, легко будет найти, больно уж смешное назва ние. Ну а там уж... Наверное, мать не откажет в помощи, когда узнает, что с нею случилось.
      Маша собралась было проводить её до вокзала, но Юля реши тельно воспротивилась этому.
      - Сиди дома, ты больная. До Армавира "скорый" часов за пять добежит, так что, сегодня уже буду у деда с бабкой. А завтра, может быть, позвоню тебе.
      - Да уж позвони, я то я буду волноваться.
      - Спасибо тебе Маша, ты меня здорово выручила.
      - Ох, перестань говорить глупости, подружка.
      - И береги себя. Не дай Бог, придут, станут спрашивать, скажи им все, что знаешь. Пусть попробуют искать меня в Арма вире, там у деда столько родственников!..
      - Об этом не беспокойся. Я тут сижу, вся из себя больная и знать ничего не знаю. Ну, счастливо тебе, Юлька!
      - И тебе счастливо, Маша...
      Они поцеловались на прощанье, и Юля шагнула за порог. Теперь у неё не было ни дома, ни работы, ни друзей... И
      сумрачный город, по которому гулял сырой, холодный ветер, уже не удерживал его. Родной город, любимый...
      Не мог защитить её.
      14
      Декабрь 1995 года. Москва
      Высокий мужчина в потрепанном драповом пальтишке и гряз ных, разбитых башмаках подошел к симпатичной брюнетке, болтаю щей с подругой у прилавка магазина фирмы "Колея". На голове у мужчины была старая кроличья шапка, которой, казалось, долго чистили обувь. Глаза скрывали темные очки.
      - Девушка, - сиплым голосом сказал он, - вы не покажете мне там одну штучку... В вашем отделе никого нет.
      - Не видите, мужчина, я занята! - отрезала брюнетка.
      - Пожалуйста, девушка, я очень тороплюсь, - мужчина умоляю ще прижал руки к груди.
      Брюнетка смерила его презрительным взглядом. Надо же! И этот куда-то торопится! Опохмеляться у магазина, что ли?
      Она две недели работала в этом престижном магазине и уже успела привыкнуть к большой зарплате и состоятельной публике, щедрой на комплименты и чаевые. Этот мужчина, конечно же, заб рел сюда совершенно случайно. Делать, наверное, больше нечего. И она должна бежать к прилавку, выполнять его пожелание?! Слиш ком жирно будет!
      - Ничего, подождете, - отрезала брюнетка.
      - Но вы же ничего не делаете, просто разговариваете, а мне срочно нужно купить одну штучку, она там, на витрине, пойдемте, я вам покажу.
      У подруги расширились вдруг глаза, и она поспешно отбежала в другой угол, успев подмигнуть брюнетке. Но та ничего не поня ла.
      - Какое вам дело до того, чем я занимаюсь? - раздраженно сказала брюнетка. - Подождите пять минут, я приду и покажу вам вашу штучку. Вы случайно, не ошиблись дверями? В тот магазин зашли?
      - Да вроде бы, в тот... - неуверенно промямлил мужчина.
      - Вроде бы! Наверное, думаете, что здесь радиотовары?
      - Но мне нужен лазерный диск... они ведь продаются в вашем отделе?
      - В нашем, в нашем, - скривилась девушка и шагнула к своему прилавку. - Какой вам диск нужен? - она явно не верила, что у этого мужчины есть компьютер, да ещё и с мультимедиа, системой, позволяющей играть в самые сложные игры, а также смотреть и слушать программы, записанные на лазерных дисках.
      Мужчина не спешил идти за нею. Он облокотился на прилавок, снял темные очки, шапку и жестким голосом сказал:
      - "Кама-сутра", сексуальные позы, - хрипоты в его голосе и в помине не было.
      - Здравствуйте, Вадим Павлович, - подбежала е нему подруга брюнетки. - Хотите что-нибудь посмотреть?
      - Хочу посмотреть, как работают люди в нашем магазине, - усмехнулся Лаврентьев.
      Брюнетка остановилась, обернулась, и, к своему ужасу, до гадалась, что перед ней не кто иной, как сам генеральный ме неджер фирмы "Колея" Вадим Павлович Лаврентьев. Она едва не по теряла сознание, когда поняла это. Сам Лаврентьев! Да он же вы гонит её в два счета за такое отношение к работе... А она так гордилась, что из многих кандидаток, именно ей доверили рабо тать в этой престижной фирме!..
      - Вадим... Павлович... Что ж вы сразу не сказали... - рас терянно пробормотала она.
      - А что я должен сразу говорить? Что я не простой покупа тель, а один из руководителей фирмы, в которой ты имеешь честь работать? Зачем? Мне важно узнать, как наши сотрудники относят ся к самым разным покупателям. Мы ведь говорили с тобой о куль туре обслуживания, когда принимали на работу, не так ли?
      - Говорили...
      - Но тебе, похоже, наплевать на все разговоры, не так ли, дорогуша?
      - Вадим Павлович, простите, я больше не буду, - брюнетка захлопала длинными ресницами, сдерживая слезы. - Я думала... ну, знаете, бывает, заходят всякие сумасшедшие...
      - Для сумасшедших существует служба секьюрити. А если тебя вежливо просят показать товар, должна все бросить и выполнить желание покупателя. Как бы он не был одет.
      - Я поняла, Вадим Павлович... Пожалуйста, простите... Лаврентьев достал записную книжку, вырвал листок, быстро
      черкнул на нем номер телефона. Внимательно посмотрел на девуш ку.
      - Хочешь работать здесь?
      - Конечно, Вадим Павлович...
      - Позвони мне сегодня вечером. Если я буду свободен, при дешь с диском, который я хотел увидеть. Мы поговорим, подумаем, как быть с тобой. В данном случае, ты виновата, нарушила основ ной принцип нашей работы: все для покупателя. Но это можно исп равить. Тебе все ясно? - он протянул девушке листок.
      Она схватила его, прижала к груди.
      - Да, конечно, Вадим Павлович!
      - И лучше, если об этом никто не будет знать, - сурово за метил Лаврентьев. - Я иду на компромисс с собственными принципа ми, но только ради того, чтобы в нашей фирме работали такие красивые девушки. И - хорошо работали.
      - Я поняла, Вадим Павлович...
      - Вот и отлично, - он усмехнулся и пошел к выходу.
      Охранник у двери стоял навытяжку, с напряженным лицом. только что честь не отдавал.
      Брюнетка бросилась к подруге, с которой так мило беседова ла до появления генерального менеджера.
      - Дура ты, Ленка, - сказала та. - Я же тебе подмигивала! Это наш Лаврентий Палыч, он любит маскарад, особенно, когда прини мает на работу таких вот смазливых дурочек, как ты.
      - И что же мне теперь делать?
      - Ничего. Скажи спасибо, что не Чернов явился проверять. Тот бы мигом тебя уволил. А с Лаврентием Палычем можно догово риться. Многие наши девчонки прошли через это. Он тебе оставил телефончик?
      - Оставил... Но просил...
      - Вот никому и не говори об этом. Вечерком позвонишь, по том поедешь к нему, все и уладится.
      - Ты думаешь?
      - Не думаю, а знаю. Вообще-то, он хороший мужик. Умный, добрый, а главное - женщин любит.
      - Но у меня... у меня есть жених, - пролепетала брюнетка.
      - У всех есть женихи. Не хочешь, не звони, не ходи. Пиши заявление об уходе по собственному желанию.
      - Нет, только не это! - в ужасе воскликнула брюнетка.
      - Ты вспомни, Ленка, я же тебя предупреждала: есть два способа зацепиться в фирме: или работай так, чтобы комар носа не подточил, или иди на свидание с Лаврентием Палычем. Кстати, некоторые девчонки из других магазинов специально грубили ему, чтобы получить приглашение. Классный мужик!
      - Правда?... Ну, тогда я позвоню ему...
      - Расскажешь, как все было, - облизнула губы подруга.
      - К твоим предкам? - спросил Чернов, включая зажигание сво его "Мерседеса".
      Увидел бы его теперь старшина Манько, наверное, прощение бы попросил за прошлую свою суровость. Неряшливый, неумелый и жалкий курсант Чернов превратился в холеного тридцатилетнего мужчину с солидным брюшком, пухлыми, белыми руками и властным взглядом серых глаз. А вот Лаврентьев почти не изменился.
      - Поехали, - сказал Лаврентьев. - Я уже месяц не видел отца с матерью. Как перебрался в свою собственную квартиру, так все некогда и некогда... Нехорошо получается.
      - Ну ещё бы! - усмехнулся Чернов, выруливая на проезжую часть. Столько дел, столько забот! Нужно проверить, как наши сотрудницы работают, нерадивых - наказать... Так, Вадик?
      - Если не наказывать, работать не будут, - сказал Лавренть ев, откидываясь на спинку сиденья. - Это даже не наказание, а система воспитания.
      - Я никак не пойму твою систему, Вадик. Тебе что, Людки мало? Такая баба, все при ней... Чего тебе ещё нужно?
      - Объяснить нашим сотрудницам, что следует все силы отда вать служению делу.
      - У меня есть сведения, что многие молодые сотрудницы го товы плевать на покупателя, только бы попасть к тебе в постель.
      - Таких ты можешь увольнять без промедления.
      - Что я и делаю.
      - И правильно делаешь, Мишка. Ты, генеральный директор фирмы, принимаешь окончательное решение. А я, генеральный ме неджер, даю людям шанс. Хотят им воспользоваться - прекрасно, не хотят - никто не принуждает.
      - Ладно, стратег... Ты хоть бы переоделся. А мне неудобно перед Павлом Сергеичем за своего подчиненного. Что за вид, ел ки-палки? Это же не генеральный менеджер, а какой-то хрен из подворотни!
      - Нормальный вид, Мишка. Павла Сергеевича нужно убеждать делами, а не внешним видом. Когда я купил себе квартиру, он по нял, что наше дело правое, мы победим.
      - Вадик, послезавтра тебе нужно лететь в Штаты, говорить с Норманом о поставке первой партии новых компьютеров. Западные банки ждут-не дождутся их, и наши уже прознали. Заказов уйма. Надо убедить Нормана дать нам побольше.
      - Какие проблемы? Ты же знаешь, у нас отличные отношения c Норманом. Старик вполне доволен. Еще бы! У нас на сборке за че тыреста баксов в месяц работают такие специалисты, которых и в Штатах не много. А те что есть, меньше чем за четыре тысячи и пальцем не пошевелят. У нас - четыреста получают и работают на высшем уровне. Это ему не Тайвань или Пакистан Россия! Страна чудес и контрастов.
      - Помнишь любимую поговорку старшины Манько? - улыбнулся Чернов. "Не надо меня за советскую власть агитировать!" Все я знаю, но кроме Нормана есть ещё его представитель в белокамен ной товарищ Бетти Чарльз Джонович. А он, по-моему, так и не простил нам, что утащили контракт из-под носа у "Спарты". Я ду маю, очень ему главная спартанка приглянулась, как ее... забыл.
      - Раиса Омельченко.
      - А, неважно. Как бы он палки нам в колеса не вставил.
      - Поздно уже. Мы разогнались. Смотаюсь в Штаты с фильмом о нашем заводе, магазинах, кое-что изменилось, с того времени, как старик гостил у нас. Решу вопрос, а потом, когда вернусь, навестим Чарльза и расскажем ему обо всем. Можешь оформлять до говоры на поставку этих компьютеров в марте.
      - С тобой не соскучишься, Вадик, - усмехнулся Чернов. - А что, симпатичная продавщица? Может, подругу с собой прихватит, и я подъеду, а?
      - Вот это истинно деловой разговор, - сказал Лаврентьев. - А то все компьютеры, поставки, Бетти всякие. Кстати, ты не боишь ся за свою репутацию?
      - Вначале боялся, - честно признался Чернов. - На Западе за это и президента могут прищучить.
      - У нас не Запад.
      - Это верно. Поэтому теперь, глядя на тебя - нет, не бо юсь. И даже внесу коррективы в действия моего подчиненного.
      - Ну давай, вноси.
      - Если она не приведет симпатичную подругу, ни на какое снисхождение пусть не рассчитывает, - провозгласил Чернов.
      - Суров начальник, - усмехнулся Лаврентьев. - Но учти, под руга ни в чем не виновата и ничем не обязана тебе. Она может подразнить тебя и уйти.
      - Твоя виновата и обязана, - пробурчал Чернов. - Вот пусть и думает, как исправиться.
      15
      ОМОНовцы в пятнистой униформе лениво прохаживались вдоль серого одноэтажного здания без окон, уныло стоящего в конце Бе регового проезда. У каждого под рукой - автомат. И в самом зда нии, на складе, вовсю хозяйничали эти крепкие ребята.
      Наверное, директора склада, Геннадия Шубина поставили ли цом к стене, и другие сотрудники стоят рядом, широко расставив ноги и не сопротивляясь обыску... Конечно же, найдут пачки фальшивых акцизных марок, а вот разрешение на ввоз крупной пар тии фальшивой водки из Польши не найдут... Потому что его прос то нет.
      Раиса скрипнула зубами. Ее темно-синяя "Хундай-соната" стояла в ста метрах от склада, на который три дня назад была завезена партия водки из Польши. На шесть миллиардов рублей. И вот что получилось! Кто-то из конкурентов настучал, или эти проклятые борцы с экономическими преступлениями сами выследили оптовиков, и приехали... Теперь это уже неважно. Водку не вер нуть, деньги тоже пропали.
      Шесть миллиардов!
      Хорошо, хоть сама не пропала. Все документы оформлены на директора склада Шубина. Он арендовал помещение, он покупал, завозил, продавал, доставал неоплаченные акцизные марки, скры вал прибыль и не платил налоги... Ему теперь и отвечать придет ся. Конечно, расскажет следователю, что истинная хозяйка и склада и товара госпожа Омельченко, генеральный директор фирмы "Спарта". Той самой, которая вот уже полтора года не отдает деньги своим вкладчикам. Ни проценты, ни, тем более, сами вкла ды. Люди уже и веру потеряли, раньше толпились у центрального офиса, митинговали, пытались судиться... Теперь поутихли, сми рились. Расскажет, а что ему остается делать? Да только нигде, ни в одной бумажке они не найдут подтверждение этому. Бедняга Шубин...
      Ну что ж, хотел много зарабатывать, реализуя чужие проек ты, придется отвечать... за чужие проекты. Жаль, конечно, что так получилось.
      Шесть миллиардов!
      А если посчитать утерянную прибыль? Можно было и вкладчи кам что-то отстегнуть, и самой вздохнуть, наконец, с облегчени ем, осмотреться, может быть, в политику удариться... Не все же время торговлей заниматься!
      Жаль... Это не последние деньги, нищей она не стала в этот проклятый день, но о том, чтобы перевести дух или в политику удариться, следует забыть.
      Раиса с ненавистью смотрела сквозь тонированное боковое стекло на уверенных ОМОНовцев. Хотя и понимала, что они всего лишь выполняют приказ, не могла удержаться от проклятий.
      - Чтоб вы провалились!.. - шептала она. - Чтоб подавились этой водкой!..
      Служители закона не слышали этих проклятий и не обращали никакого внимания на темно-синюю иномарку, стоящую поодаль у бордюра. И даже не заметили, как она круто развернулась и пом чалась прочь.
      - Жалко денег, - с огорчением вздохнул Омельченко и опустил голову, разглядывая свои тапочки.
      Он сидел в кресле в своем домашнем кабинете на втором эта же коттеджа по Рублево-Успенскому шоссе.
      - А меня не жалко? Себя не жалко? Сил, потраченных напрас но - не жалко?! - крикнула Раиса. - А я ведь предупреждала тебя, нужно работать с борцами против экономических преступлений. Ра ботать! Но ты же совсем ничего не делаешь! Только щиплешь за задницу Лолиту! Я уж не говорю о всем прочем.
      - А я просто молчу о подобных проделках с твоей стороны. А сколько мог бы сказать!..
      - Скажи лучше о том, что ты сделал в последнее время!
      - Не ори, Рая! Я тебя тоже предупреждал, что афера с поль ской водкой очень опасна сейчас. Подождать надо. Я тебе объяс нял, на пальцах доказывал, что скоро выборы, властям нужно до казывать, как они успешно борются с преступниками, разоблачать, сажать! Да они сейчас из кожи лезут!
      - Если бы мы как следует подстраховались, все обошлось бы. А ты как привык быть политическим пустобрехом из ЦК, так и ос тался им! По-твоему, все опасно: и принимать вклады под нере альные проценты, и тратить деньги на закупку товаров, и прода вать их!
      Красная от злости Раиса стояла перед мужем, размахивала руками и кричала так, будто он был глухим. Элегантная деловая дама, сексапильная, многоопытная блондинка в одно мгновение превратилась в бабу-Ягу: волосы растрепаны, глаза сумасшедшие, юбка перекосилась...
      - Не передергивай, Рая, - поморщился Омельченко. - Полити ческая обстановка много значит для бизнеса. С теми, кто не по нимает этого, и случаются подобные проколы. Месяцев через во семь-десять можно было бы рискнуть. Но сейчас - это глупо.
      - Я не сомневаюсь, что это дело рук паршивых юнцов из "Ко леи". У Чернова отец - генерал милиции. Они решили совсем пус тить нас по ветру! А ты о политике тут рассуждаешь!
      - Не думаю. Они добились своего, перехватили у нас Нормана и успокоились.
      - А я говорю - нет! Надо было наказать их! Тогда еще. На нять бандитов, киллеров, я тебя просила заняться этим! Ты хоть что-нибудь сделал?
      - Сама же сказала, у Чернова отец - генерал милиции. Да и не собираюсь я общаться с профессиональными бандитами. Мне собственные охранники надоели до чертиков. Ну чего ты злишься, Рая? Переиграли они нас тогда, перехитрили. Ну что ж... Мы на водке заработали не меньше.
      - Все время рискуя, все время отстегивая бешеные деньги бандитам, с которыми ты не собираешься общаться! - язвительно сказала Раиса.
      - Не собираюсь в том плане, чтобы организовывать убийс тва, - хмуро сказал Омельченко. - Да ты сядь, Рая, сядь, успокой ся. Хочешь коньячку? Или попросить Лолу приготовить чай?
      - Отстань, Володя, - махнула рукой Раиса, но все же плюхну лась в свободное кресло. - Ничего не хочется. Это Чернов и его дружок Лаврентьев, сволочи, хотят разделаться с нами. Понимают, что Бетти может исправить свою оплошность, все время пытается убедить Нормана работать с нами.
      - И чего он добился?
      - Пока ничего. Но все может быть. Вот они и нанесли пре дупредительный удар. Володя, ты должен немедленно разобраться с ними! Этих зарвавшихся юнцов нужно как следует предупредить. Напугать. Наказать, в конце-концов!
      - Ты так считаешь, Рая?
      - Да, я так считаю.
      - А у меня есть другое предложение, хочешь послушать?
      - Чушь какая-то?
      - Да не совсем. У нас есть немного денег в швейцарском банке, так? Есть вилла на Мальте. Здесь - коттедж, который сто ит не меньше трехсот тысяч с мебелью, квартира в Безбожном ты сяч на сто пятьдесят потянет, две машины...
      - Безбожный давно уже стал Протопоповским даже для бывших сторудников ЦК, - язвительно сказала Раиса. - Ну так что ты хотел сказать? Можно ничего не делать, лежать и плевать в потолок, чем ты и занимаешься, Володя?
      - Я предлагаю продать все, что у нас тут есть, это будет примерно полмиллиона, ещё столько же в банке, и махнуть на Мальту. У нас там недвижимость, вид на жительство. Будем жить в свое удовольствие, загорать на берегу моря, ловить рыбу... К чертовой матери эту дурацкую страну, бизнес, сумасшедших вклад чиков, всяких там охранников, бандитов и следователей! Мне пятьдесят пять, тебе - сорок пять. Детей у нас нет. Денег лет на двадцать хватит, если по пятьдесят тысяч в год тратить. Это, не считая процентов, которые набегут. Я тут посидел с калькулятором и теперь вижу - это лучшее, что можно придумать.
      - Да мы же там со скуки подохнем! - не задумываясь, возра зила Раиса.
      - Лично я - нет. Мне там нравится. А ты можешь картины пи сать маслом или акварелью.
      - Я рисовать не умею. Не говори глупостей, Володя! Никуда мы отсюда не уедем. Что скажут люди? Певцы, композиторы, депу таты, генералы, которые бывают у нас?
      - Черт с ними со всеми, Рая!
      - И слышать не желаю.
      - Ну смотри сама. Вспомнишь об этом, когда прокуратура всерьез займется "Спартой", когда обиженные вкладчики почувс твуют запах крови и снова начнут беситься под окнами. Когда Шу бин расскажет все о твоем водочном бизнесе.
      - Нет ни одного доказательства, что я причастна к делам Шубина!
      - Найдут. Десяток-другой допросов - сама обо всем расска жешь. Рая, пойми же ты наконец, время очень опасное. Люди влас ти готовы разорвать кого угодно, только бы показать перед вы борами, как они предано служат народу!
      - Не знаю, давай подождем... - менее уверенно сказала Раи са. Посмотрим, как будут развиваться события. Но вначале ты обязательно должен поговорить с Черновым. Они должны возместить нам убытки. Если не захотят по-хорошему, будем действовать по-плохому. Я этим сама займусь, потому что - все, терпение мое лопнуло.
      - Хорошо, я поговорю с ним. Не сейчас. Скоро Новый год, потом Рождественские праздники... А вот после можно будет и по говорить, миролюбиво сказал Омельченко. - А ты подумай над моим предложением. Скажу тебе больше: есть человек, который готов купить все сразу, - он неторопливо встал с кресла, подошел к же не, опустился на ковер рядом с её ногами, обнял их и прижался щекой к округлым белым коленям.
      Раиса положила ладонь на его лысеющую голову, взъерошила редкие волосы. А потом сползла с кресла, легла на ковер рядом с Омельченко, широко расставив ноги.
      - Ты прав, дорогой, это лучшее средство от всех напастей, прошептала она.
      - То, что сейчас будет, или отъезд на Мальту? - хитро ус мехнулся Омельченко.
      - Конечно то, что сейчас будет, - Раиса пригрозила ему пальцем, мол, не путай Божий дар с яичницей.
      - А на Мальте это будет ещё лучше, - уверенно сказал Влади мир Васильевич.
      16
      Февраль 1996 года. Москва
      За окном стемнело. Мелкие снежинки кружились в свете жел тых уличных фонарей. Несколько мгновений Владимир Васильевич Омельченко молча наблюдал за плавным кружением белых искр, а потом закрыл жалюзи и повернулся к собеседнику.
      - Ну так что, Вадим Павлович, мы с вами договоримся? Жаль, конечно, что господин Чернов не смог приехать, он все-таки ге неральный директор.
      Десять минут назад Вадим Лаврентьев был возмущен, едва удержался от резких слов в адрес невысокого, полного мужчины с редкими черными волосами на макушке. Потом хотелось от всей ду ши рассмеяться, а теперь стало скучно.
      - Мы все вопросы решаем коллегиально, уважаемый Владимир Васильевич, надеюсь, вам знакомо это слово?
      - Разумеется. И даже очень хорошо. Когда я работал в аппа рате ЦК, без этого слова не обходилось принятие ни одного госу дарственного решения, - усмехнулся Омельченко.
      - Отлично. Однако... и вы, насколько я знаю, не генераль ный директор. Правомочны ли вы ставить перед нашей фирмой те вопросы, о которых мы говорили?
      Лаврентьев усмехнулся. Подумал: сидят за столом, чинно ве дут беседу, словно два дипломата. А вопрос-то выеденного яйца не стоит. Они, видите ли, попали в трудную ситуация из-за того, что больше двух лет назад не смогли заключить контракт с амери канской фирмой "Форс". И теперь желают получить компенсацию за упущенную выгоду! На такие вопросы отвечать нужно коротко: по шел ты!.. А он сидит в этом холодном кабинете и слушает всякую белиберду. И отвечает с подчеркнутой вежливостью!
      - Естественно, Вадим Павлович, естественно, - закивал Омельченко. Ну и каков же будет ваш ответ?
      - А как вы думаете?
      - Надеюсь на ваше благоразумие.
      Лаврентьев не выдержал, хлопнул себя по коленкам и расхо хотался.
      - Владимир Васильевич, вы же неглупый человек! Больше двух лет прошло с того времени, как мы заключили первый контракт с компанией "Форс". Вы к этому не имеете никакого отношения. А сейчас выдвигаете какие-то странные претензии! Простите, но в конце рабочего дня я не расположен к шуткам.
      - Я бы не сказал, что странные. В тот вечер, когда у нас была презентация соглашения с "Форс", и господин Норман, и гос подин Бетти уверяли собравшихся в том, что это выгодно обеим сторонам, именно вы, приятель Майкла Нормана, уговаривали его воздействовать на отца, чтобы он отказался от своих слов. И он сумел уговорить господина Нормана. К сожалению, события октября 93-го не способствовали нашему взаимопонимаю с "Форс". Думаю, они были главной причиной того, что Джек Норман отдал предпоч тение вам. Но это же - чистейшее пиратство!
      - У вас неверные сведения, - холодно заметил Лаврентьев. - Контракт с "Форс" мы готовили полтора года, - он врал, не испы тывая угрызений совести, напротив, наслаждался своим враньем, видя замешательство Омельченко.
      - Что значит - готовили?
      - То и значит. Майкл давно предлагал нам заняться продви жением компьютеров "Форс" на российский рынок. Почему нам - объяснять, я думаю, не надо, вы же сами сказали, что мы - дав ние друзья. Но для этого не было ни сил, ни средств. И лишь, когда мы сочли себя готовыми к сотрудничеству, я сказал Майклу "да".
      Складное получилось вранье - комар носа не подточит! Омельченко задумался. Он сам прекрасно понимал несостоя
      тельность своих требований, и говорить бы не стал об этом с мо лодым, самоуверенным человеком. Но Раиса настаивала. Это у неё стало навязчивой идеей - наказать "наглых юнцов". Особенно сей час, когда дело приняло серьезный оборот. После Новогодних и Рождественских праздников оживились обманутые вкладчики, реши ли, что в новом году, при новой Государственной Думе, их требо вания будут удовлетворены. К тому же Раису несколько раз вызы вали на Петровку, допрашивали по делу о незаконном ввозе поль ской водки. Конкретных обвинений не предъявляли, но это могло случиться в любой день.
      Все было так, как он и предполагал. И предупреждал её. Не верила. А когда увидела, убедилась - занервничала, испугалась, вот уже три недели, как безвылазно живет в коттедже. И почти согласилась уехать на Мальту. Но лишь после того, как виновные в её неприятностях "наглые юнцы" будут наказаны.
      Можно, конечно, наказать их, есть для этого и силы и день ги. Да только глупо расходовать и то и другое по пустякам. Но он дал слово Раисе, что пригласит Чернова к себе и поговорит с ним. Чернов не приехал, занят, прислал Лаврентьева. Была ма ленькая надежда, что Лаврентьев, не желая неприятностей, попы тается откупиться, но теперь и она исчезла. Что тут говорить? Дело прошлое...
      В кабинет заглянул охранник.
      - Владимир Васильевич, к вам посетительница.
      - Меня нет, я занят! - неожиданно сурово рявкнул Омельчен ко.
      - Но там опять эта девушка. По срочному... личному делу. Я не знаю, что мне сказать, - нахально заявил охранник.
      Лаврентьев с интересом посмотрел на плечистого парня. Не уважает начальство. Оно и понятно: офис пуст, вероятно, сотруд ники отправлены в долгосрочный неоплачиваемый отпуск. Только заместитель своей жены, да пара охранников, которые понимают, что скоро и им придется подыскивать новую работу. Плохи дела у "Спарты". Бывает. Да только зря они рассчитывают поживиться за счет "Колеи". "Колея эта - только моя! Выбирайтесь своей коле ей."
      - Подожди меня за дверью, это конфиденциальный разговор, - Омельченко встал из-за стола. - Извините, Вадим Павлович, я на минуту оставлю вас.
      Он вышел из кабинета вслед за охранником, плотно притворил за собой дверь.
      - Ростовчанка?
      - Ну да, говорит, что она - дочка Раисы Федоровны. Уже раз пять приходила за последние три недели. Что ей нужно на самом деле, не знаю. Ходит и ходит... Достала уже! Красивая девчонка, но взгляд у неё какой-то странный... Потухший.
      - Понятно, - покачал головой Омельченко. - Дочка... лейте нанта Шмидта. Я ведь просил, чтобы ты сказал: Раиса Федоровна уехала в командировку за границу, будет не раньше, чем через месяц. Неужели непонятно, черт побери!
      Он едва сдерживал растущий гнев. Дочка! Ее только не хва тает сейчас Раисе! Приперлась, выбрала время! Приехала бы пару лет назад, помогли бы девке, что-нибудь подбросили. Он же не злодей, понимает, как ни крути, а родная дочка Раисы. Но сей час - никаких дочек!
      - Именно это я и говорю ей все время, - обиделся охранник. - Но она же странная. Теперь вздумала поговорить с кем-то из ру ководства, выяснить, где именно её мать... то есть, Раиса Федо ровна. Хочет, что ей позвонили, сказали, мол, здесь её ждет Юлия.
      Омельченко испытывающе посмотрел на охранника, пытаясь по нять: знает ли, что это настоящая дочка Раисы? Верит этой де вушке? Равнодушный взгляд парня красноречиво говорил, что пле вать ему на это. Своих проблем хватает. Омельченко почувствовал себя увереннее.
      - Никаких разговоров, никаких звонков. Ты же понимаешь, ей главное прорваться в офис. А там и голодовку можно устроить, и истерику закатить, и все, что угодно сделать. Внимание к себе привлечь. Потом набегут журналисты, телевизионщики, разбирайся с ними... У нас и без того проблем хватает.
      - Хватает... - мрачно согласился охранник. - Это и дураку понятно.
      - Ну вот и скажи ей: никого нет, Раиса Федоровна отдыхает в Италии. Где именно - никто не знает. Пусть заглянет через ме сяц, но не раньше! Все.
      - Может, вы сами ей объясните это?
      - У Раисы Федоровны нет дочерей. Разговаривать со всякими сумасшедшими попрошайками я не собираюсь, - резко сказал Влади мир Васильевич..
      - Понял... - вздохнул охранник и пошел к входной двери.
      Омельченко вернулся в кабинет, плюхнулся в свое кресло.
      - Кредиторы достают? - поинтересовался Лаврентьев.
      - Достают... - вздохнул Омельченко и внимательно посмотрел на своего гостя.
      Тот ответил ему прямым, насмешливым взглядом. Оба понима ли, что говорить, собственно, не о чем. Более того, оба знали это с самого начала сегодняшней беседы. Вадим с удивлением по думал: "Зачем же он приглашал меня?" Омельченко мог бы ему от ветить примерно так: "Я выполнил просьбу своей жены, охранник подтвердит это. Теперь вернусь домой, расскажу ей, что "Колея"
      - мощная фирма, связываться с ними - гибельное дело. Тем более
      - в нашем теперешнем положении. Так что пусть не думает о мес ти, а готовится к отъезду."
      Мог бы, но не сказал.
      17
      - Нет её, - тихо сказала Юля, виновато опустив голову. - От дыхает за границей, парень у двери даже не пустил меня внутрь. Сказал, чтобы пришла через месяц...
      Василий Колготин поглубже натянул красную лыжную шапочку, плотнее запахнул полы потрепанного черного пальто. Злоба вспых нула в его мрачных, глубоко посаженных серых глазах. Они обре тали цвет, когда он злился или рассуждал о том, как можно быст ро стать богатым. А когда валялся на диване, глаза у него были водянистыми, бесцветными.
      - Достала ты меня со своей богатой мамашей! - сквозь зубы процедил Колготин. - И на хрена я связался с тобой?
      - Ну и не связывался бы, - так же тихо сказала Юля.
      Вот уже который раз она приходит к этому двухэтажному зда нию на Сретенке, по нескольку часов дежурит неподалеку от вхо да, надеясь увидеть мать, да все бестолку. Холодно в Москве, постоишь на морозе - так замерзнешь, потом и за ночь не согре ешься. А уж как отвратительно на душе становится, когда понима ешь: и сегодня ничего не получится, нужно возвращаться в гряз ную, вонючую квартиру Колготина, терпеть его злость! Прямо жить не хочется!
      Сегодня он увязался с нею, пришли под конец рабочего дня. Юля понимала, что стоять на холоде час или два Колготин не бу дет, только разозлится, поэтому и привела его к офису "Спарты", когда уже стемнело. Сказала, что сегодня постарается увидеть кого-то из начальства, пусть они объяснят, где мать, может, позвонят ей. Не пустили, ничего нового не сказали.
      А Колготин все равно разозлился.
      К такому придурку она бы и близко не подошла в Ростове: здоровенный бугай с длинным носом и сальными патлами, только и
      мечтает, как бы разбогатеть, да поехать на Канары, а делать ни чего не хочет. Несколько проституток с Курского вокзала, неоп рятных, опустившихся женщин, приводят в его квартиру мужиков, платят ему за это, тем и живет. Считает себя сутенером, хозяи ном этих проституток... А на самом деле они крутят им, как хо тят, если б не удобная своей близостью квартира на Земляном Ва лу, давно бы плюнули на такого "хозяина".
      Он хотел и её, Юлю, пустить по рукам. Увидел на вокзале, привязался, как репей: тебе, наверное, ночевать негде, пойдем ко мне, это недалеко, и дешево, и надежно, меня тут все знают, и пальцем тебя не трону, клянусь...
      Знала она цену таким клятвам, но что оставалось делать? Ночевать все равно было негде. Квартира у него была такая, что стыдно за Москву стало. Колготин напоил её крепким чаем, пред лагал выпить водки, но Юля отказалась. Он выпил сам, долго расспрашивал, откуда приехала, да кто дома её ждет, да зачем - в Москву? Откуда, откуда! Из Ростова. Хочет найти свою мать, вот и все. А потом он потащил её в кровать. Но Юля знала, что все этим кончится, готова была к такому повороту. Она выхватила из кармана юбки газовый баллончик и, не долго думая, пустила ядовитую струю прямо в пьяную рожу хозяина. Он заорал, помчался в ванную промывать глаза, потом грозился убить её. Тогда Юля сказала:
      - Я сама убила двоих, а третьего сварила в кипятке. Так что подумай хорошенько.
      Эти страшные слова охладили пыл Колготина и ужаснули Юлю. Ведь она не соврала, и в самом деле так было... Потом она расс казала, что мать, которую собирается отыскать в Москве, гене ральный директор большой фирмы, очень богатая женщина, и Колго тин совсем перестал злиться. Понял, что лучше по-хорошему отно ситься к незнакомой, странной девчонке. Богатая мамаша, гене ральный директор - это же клад! И он вознамерился принять учас тие в поисках, но с условием, что за это Юля заплатит ему потом пять тысяч долларов. Почему именно пять, он и сам не знал. На верное, просто не мог себе представить, что можно получить больше. Юля согласилась.
      Поиски затянулись. Долгое время никто не мог сказать ниче го определенного о компании "Фермопил". Колготин злился, орал, грозился выгнать Юлю. Пришлось уступить ему, один, а то и два раза в неделю спать в одной постели. Противно было, да ничего больше не оставалось.
      Потом выяснилось, что теперь компания называется не "Фер мопил", а "Спарта". Ею, действительно, руководит Раиса Федоров на Омельченко. Нашли офис этой "Спарты"...
      Говорят - не раньше, чем через месяц вернется... Да разве можно выдержать ещё месяц такой жизни? Колготин совсем сдурел, с каждым днем становится все наглее. Ему уже мало, что она спит с ним, пытается сделать из неё проститутку, чтобы продавалась богатым пассажирам, на Курском, а деньги приносила ему...
      А ей уже ничего не хочется. Такая усталость в душе, такой мрак... На свет Божий не смотрела бы...
      - Что ты сказала? - презрительно сощурился Колготин.
      - Что слышал. Раиса Федоровна Омельченко и вправду гене ральный директор фирмы. Это моя мать. Я не обманывала тебя. И в том, что она сейчас за границей, не виновата. Не хочешь со мной связываться - не надо. Могу хоть сейчас уйти от тебя.
      - Заткнись, сучка! Я с тобой почти два месяца вожусь, терплю тебя, своих шлюх забросил, они другие хаты себе понахо дили, другим платят ...твою мать! Ну и на хрена мне это надо? Не виновата!.. - злобно скривился он. - А кто мне за хату платить будет? За то, что без дела остался, бабки потерял?! Теперь сижу на мели, а она - могу уйти! Я тебя из-под земли достану и зас тавлю должок вернуть, поняла?!
      Юля горестно вздохнула, подняла на него влажные глаза.
      - Ну чего ты злишься? Подождем, вот приедет мать, я с то бой за все и рассчитаюсь.
      Если приедет, если захочет разговаривать с нею, если сог ласится помочь... Но об этом думать не хотелось.
      - У меня бабки кончаются. Приедет - рассчитаешься, это са мо собой. А пока - иди работай. Завтра отведу тебя на Курский. Ты телка видная, без дела не останешься.
      - Я же сказала тебе - не пойду.
      - Пойдешь! Ты мне эти пять тысяч за месяц приволокешь!
      - Не пойду!
      - Заткнись! Баллончика у тебя уже нету, я выбросил, так что не вякай, а то в морду получишь, - он схватил её за куртку, притянул к себе. Резкий запах табачного дыма и перегара заста вил Юлю испуганно отшатнуться. Боишься? Да нет, фотку твою портить нельзя, это теперь товар.
      - Пусти меня! - Юля попыталась оттолкнуть его.
      Но Колготин крепко вцепился своими узловатыми пальцами с черными ногтями в грудь.
      - Я же сказал: не рыпайся! Богатая мамаша обрадуется, ког да узнает, что её дочка и сама неплохо зашибает на Курском, - он мрачно ухмыльнулся. Труженица!
      - Да пусти же ты, дрянь такая! - закричала Юля.
      Хлесткая пощечина обожгла её щеку. Колготин криво усмех нулся:
      - Теперь буду разговаривать с тобой так. Поняла? И заткни свою пасть!
      - Я... я тебя зарежу ночью!
      - Ни хрена ты не сделаешь, пугаешь только. Я давно это по нял. Будешь приводить по десять мужиков в день ко мне на хату, классно заживем! - он ткнул её кулаком в живот.
      От боли потемнело в глазах, от ярости замутилось сознание. Юля дернулась изо всех сил, потом ударила Колготина коленкой в пах. Грязные пальцы на её груди разжались, и Юля, спотыкаясь, побежала прочь.
      - Падла!.. - простонал Колготин. - Я тебя... урою!
      Зажимая пятерней ушибленное место, он, согнувшись, побе жал следом за Юлей.
      18
      Лаврентьев распахнул дверь и остановился на тротуаре, гля дя на сумрачное, пустое здание.
      - Хорошая была фирма... - пробормотал он с усмешкой.
      И направился к своей машине, у которой, скрестив на гру ди руки, стоял его телохранитель Сергей. Даже не телохранитель, а один из давних приятелей, который в экстремальной ситуации отлично умел работать руками и ногами. А вот работать головой не умел и не хотел, поэтому предпочитал сопровождать Вадима, когда это было нужно. Каждому свое.
      - Ну что, Вадик? - спросил Сергей.
      - Хорошая была фирма, - повторил Вадим.
      - Это я уже понял. Невооруженным глазом видно - кранты им. Тут одна девочка к ним рвалась, обалденно красивая. А мордово рот у дверей не пустил. Так и ушла, бедненькая, ни с чем, и в переулке темном исчезла навсегда... Если таких девчонок посы лают - труба дело.
      - Что поделаешь, если у них идиосинкразия к собственным вкладчикам, пожал плечами Лаврентьев.
      - Идио... что?
      - Болезненная чувствительность к людям, которые когда-то отдали им свои деньги, а теперь пытаются вернуть их обратно.
      - Это точно. А чего хотел Омельченко?
      - Чего хочет фирма, в которой один начальник и два охран ника? вопросом на вопрос ответил Лаврентьев.
      - Бабки?
      - Ну конечно.
      - Ты, понятное дело, послал его, он сказал: извините, Ва дим Павлович, я больше не буду. Или обиделся? Воевать с нами собирается?
      - Не извинился, но и не обиделся. Такое впечатление, что ему просто нужно было поговорить со мной или с Мишкой. Может, скучно мужику торчать тут, решил немного поразвлечься? Не знаю. Ну, ладно, пора двигать домой. У тебя тут все нормально?
      - Бомбу в твою "Вольвочку" не подложили, это я гарантирую.
      - И за это спасибо, - Лаврентьев сел в машину, включил за жигание. Поезжай домой, Серега, я сам доберусь.
      Сергей озабоченно почесал затылок.
      - После таких разговоров может быть всякое. Лучше, если я тебя провожу до двери квартиры.
      - Отстань, Серега. Все нормально, - Вадим пожал Сергею ру ку и резко захлопнул дверцу.
      Сергей усмехнулся, глядя вслед удаляющейся темно-синей "Вольво", покачал головой и неспеша направился к своей красной "семерке", стоящей за углом в переулке.
      Лаврентьев неторопливо вел машину по сретенским переулкам, выбираясь к Садовому кольцу. Он уже забыл о разговоре с Омель ченко и теперь думал, чем занять свободный вечер. Прежде всего
      - кем занять. Вариантов было несколько. После недолгих колеба ний Вадим взял трубку радиотелефона, набрал номер Института Вишневского. Дней десять он не виделся с Людой, все некогда бы ло. Наверное, обижается.
      Третий год они вместе, Люда уже не раз намекала, что пора бы узаконить их отношения, и сам Вадим долго думал над этим. Но так и не пришел к твердому убеждению, что ему это необходимо. Казалось бы - чего ещё искать? Красивая, молодая, страстная, умелая в постели женщина любит его, и он её вроде бы - тоже. Во всяком случае, лучше её он так никого и не встретил. С нею ря дом он чувствовал себя замечательно... часа два, три, самое большее - пять. А потом Люда начинала раздражать его. Своими суждениями, прагматичностью, излишней самоуверенностью, ещё черт его знает, чем. И тогда при одной мысли, что это будет повторяться каждый день, Вадиму становилось не по себе.
      Иногда они ссорились, даже орали друг на дружку, но прохо дил день-другой, и ему снова хотелось увидеть её, услышать, по чувствовать.
      Странная привязанность. Или он такой странный?
      - Але, Валентина Петровна? - сказал он в трубку, услышав знакомый женский голос. - Ну да, я. А где там Люда? Можно её к телефону позвать? Вышла? Да нет, не нужно искать, все нормаль но. Пожалуйста, передайте, что я звонил. Пусть не спешит домой, минут через десять перезвоню. Спасибо. Всего вам доброго, Ва лентина Петровна.
      Вадим бросил радиотелефон на сиденье и вдруг увидел, как с тротуара наперерез его машине рванулась девушка в джинсах и го лубой куртке. Он резко затормозил. Скорость была небольшой, но дорога скользкая. Машина пошла юзом и, уже останавливаясь, бод нула правой стороной бампера девушку, отбросив её на острые края разбитого бордюра.
      Испуганный крик разорвал тишину пустынного переулка.
      - Куда же ты лезешь, черт побери! - крикнул Лаврентьев, в сердцах стукнув кулаком по рулевому колесу.
      Он выскочил из машины, бросился к девушке, лежащей на тро туаре. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в кото рых застыл животный страх. Лицо её исказилось от боли, обе ла дони зажимали рану на левом бедре.
      - Ты что, свихнулась?! - заорал Лаврентьев, но увидев, как сквозь тонкие, трясущиеся пальцы проступает кровь, закусил гу бу, склонился над девушкой. - Сильно болит? Нога цела? Ну-ка, пошевели ею.
      Слезы покатились по бледной щеке девчонки.
      - Ну-ну, успокойся, все будет нормально. Слышишь? Я сейчас что-нибудь придумаю. Потерпи...
      - Ах ты козел! - услышал он за спиной хриплый голос. - Ты мне телку испортил! Калекой сделал, падла!
      Лаврентьев резко выпрямился, обернулся. У его машины, сжи мая кулаки, стоял крепкий мужик в черном пальто и красной лыж ной шапочке. В глазах его горела нескрываемая ненависть.
      - Что значит - испортил? - нахмурился Лаврентьев. - Она сама бросилась под колеса, я сделал все, что мог, но на скользкой дороге сразу не остановишься.
      - Короче так, - с угрозой сказал мужик. - Она теперь не мо жет работать, а я потерял из-за этого кучу бабок. Гони тысячу баксов, и мы в расчете.
      - О баксах потом поговорим, сейчас помоги мне, нужно пос мотреть, нет ли перелома, - сказал Вадим, стараясь не обращать внимания на его тон.
      - Не хрена там смотреть, понял? Давай бабки и вали отсюда, сами разберемся.
      Вадима разозлило даже не наглое требование денег, хотя это был уже второй случай за сегодняшний вечер, пожалуй, многовато. Взбесило то, что этот хам даже не пытается помочь девчонке, ко торая испуганно смотрит на них с асфальта, прижимая ладони к разодранной ткани джинсов, пропитанной кровью! Более того, он мешает ему это сделать!
      - Мы сделаем так: она возьмет больничный, а ты за неё по работаешь, жестко сказал он. - Я думаю, у тебя это лучше полу чится, чем у нее.
      - Гони бабки ты, хмырь! - заорал Колготин. Злоба душила его. Теперь же Юльку, искалеченную, не пошлешь на вокзал, а выгнать - считай, два месяца пропали зря. И все из-за этого прилизанного козла в костюме и галстуке! Разъезжает тут на ино марке, сука! Тормозить не умеет!
      - Значит, не хочешь помогать своей подруге, - с огорчением сказал Лаврентьев и шагнул вперед.
      Колготин с размаху всадил кулак... в пустоту и тут же ощу тил резкую вспышку боли в животе, потом - соленый привкус крови на губах. Белые огни фонарей медленно закружились и холодный асфальт больно шлепнул по щеке.
      Он мотнул головой, останавливая кружение фонарей, уперся взглядом в золотую заколку на красном галстуке Лаврентьева и стал медленно подниматься, нащупывая в кармане пальто нож с вы кидным лезвием.
      Вадим бросил взгляд на девушку. Она, тихонько постанывая, тоже пыталась встать на ноги. Он с огорчением покачал головой. Черт побери! Вместо того, чтобы оказать хотя бы первую помощь девчонке, он должен возиться с этим типом! А вдруг у неё там открытый перелом? Все бедро в крови...
      - Ты мне мешаешь, так что, извини, друг, - сказал Лавренть ев, доставая носком ботинка подбородок Колготина.
      Фонари, чье кружение Колготин только что остановил, погас ли совсем.
      Лаврентьев подошел к девушке, помог ей встать на ноги.
      - Извини, но твой приятель вел себя по-свински. Нога бо лит? - она утвердительно кивнула. - Встать на неё можешь? - девуш ка осторожно поставила больную ногу на скользкий асфальт, снова утвердительно кивнула. Хорошо. Надеюсь, что перелома нет, - он взял её на руки, поднес к машине, осторожно усадил на переднее сиденье.
      - Куда вы хотите везти меня? - спросила она, глядя на Вади ма огромными синими глазами. В них уже не было ужаса, только настороженность.
      Вадим вспомнил, что Люда ждет его звонка. Черт побери! А он тут возится с этой девчонкой! Но ведь - не бросишь же её на асфальте...
      - Куда, куда! - он раздраженно махнул рукой, садясь за руль. - Сейчас решим. Убери руки. Спокойно. Я только проверю, нет ли перелома. Не дергайся!
      Его ладонь легко и уверенно заскользила по внутренней по верхности раненого бедра. Юля напряглась, показалось, ещё мгно вение, и он расстегнет "молнию" на джинсах. Но рука скользнула выше, ощупывая тело вокруг разодранных, окровавленных джинсов.
      - Подними ногу! - приказал он. - В сторону. Еще. В другую сторону. Не беспокоит?
      - Что?
      - Ничего, - он вздохнул с облегчением. Нет перелома, не нужно везти её в Склиф. А то пришлось бы объяснять, что случи лось, почему он совершил наезд. Отвратительное это дело - оп равдываться, когда никакой вины за тобой нет. Он внимательно посмотрел на девчонку. - В больнице тебе делать нечего, могу от везти домой. Ты где живешь?
      - Далеко, - опустив голову, сказала Юля.
      - Понятно... И что мне с тобой делать? Дружок-то вряд ли сможет обработать рану, - Вадим кивнул в сторону Колготина, ко торый пытался встать на ноги. - А, ладно. Поехали, - и он включил скорость.
      - Куда?
      - Ко мне домой.
      - Зачем?
      - Я врач. Обработаю рану, забинтую. Ты ведь не хочешь по лучить заражение крови?
      - Не хочу...
      - Ну тогда сиди и помалкивай. Тебя как зовут?
      - Юлия.
      - А меня Вадим... Павлович.
      19
      - Нет! - закричала Юля, когда Вадим внес её в квартиру и попытался посадить на диван.
      - В чем дело? - нахмурился он.
      - Я и так испачкала кровью сиденье в машине, зачем же ещё и диван пачкать? Я лучше на пол сяду...
      - А ты не можешь об этом спокойно сказать? - он решительно опустил её на мягкий кожаный диван. - Чего орешь, как будто тебя насиловать собираются?
      - А вы... вы не собираетесь?
      - Нет, не собираюсь. И даже если будешь просить об этом - не соберусь. Я что, похож на насильника?
      - Не знаю...
      - Уже знаешь. И больше мы не возвращаемся к этому вопросу. Ты откуда приехала в Москву?
      Только теперь он, как следует, разглядел ее: длинные каш тановые волосы, узкие черные брови, а под ними - голубые глаза. Странное сочетание. Тонкий нос со вздернутым кончиком, тонкие, прекрасно очерченные губы. Она была красива и, наверное, понра вилась бы Вадиму, если бы они встретились в другой обстановке. Но сейчас она вызывала в нем лишь раздражение. Весь вечер ис портила, черт побери!
      - Из Ростова.
      - Ростовчанка, значит? У вас там все такие неуравновешен ные, под машины бросаются при первой возможности?
      - Я не бросалась. Я хотела перебежать на другую сторону улицы, а вы мне помешали.
      - Кто кому помешал, - с досадой сказал Лаврентьев. - Сиди, не двигайся, я сейчас принесу перекись водорода, йод, вату, бинты и теплую воду.
      Боль в ноге поутихла, и Юля принялась с интересом разгля дывать комнату. Вот как живут богатые люди! Огромный кожаный угловой диван, кожаное кресло, двухтумбовый полированный стол с узорами, а на столе компьютер. Пузырчатые белые шторы, боль шой телевизор "Филипс" на специальной подставке, стеллажи из красного дерева, забитые толстыми книгами... И это - одна толь ко комната, а есть ещё и другая. Такие квартиры она видела только по телевизору...
      В такой же, наверное, живет и её мать... При мысли о мате ри такая злость охватила Юлю, что прямо взяла бы ведро керосина и сожгла эти красивые, дорогие вещи! Из-за них же мать убежала в Москву, бросила их с отцом. И все пошло наперекосяк! И жизнь стала сплошным тяжелым испытанием, а то и просто кошмаром! И сейчас, Юля чувствовала это, она здесь, в Москве, только не хо чет помочь своей дочери, прячется... Мало ей, что детства не было, мало, что столько издевательств пришлось вытерпеть в Рос тове, так надо еще, чтобы и в Москве у Юли были сплошные муче ния! В этот миг Юле как никогда сильно хотелось найти мать, найти не за тем, чтобы просить помощи, а просто плюнуть ей в лицо. При людях - пусть знают, какая это подлая женщина!
      Лаврентьев принес красный пластмассовый тазик с теплой во дой, медикаменты, сердито посмотрел на Юлю.
      - Ты чего сидишь?
      - Вы же сами сказали: сиди и не двигайся. Я и не двигаюсь.
      - Ага, ожила. Это уже хорошо. Ну давай, снимай джинсы.
      - Зачем?
      - Что за глупый вопрос! Я должен обрабатывать рану на те ле, или рану на джинсах? Повязку накладывать на джинсы? Черт возьми, а как же ты снимать их будешь потом, когда нужно бу дет?!
      - Не могу же я перед вами сидеть голая?
      - Ты у врача когда-нибудь была?
      - Была... Но это же в больнице.
      - Чувствуй себя, как в больнице. Хорошо?
      - Хорошо... - Юля неуверенно потянулась к "молнии".
      - Погоди, - приказал Вадим. - Ткань присохла к ране, будет больно. Не спеши, - он намочил кусок бинта, осторожно приложил его к ране и вокруг нее. - Посиди несколько минут.
      На столе зазвонил красивый черный телефон, с виду похожий на дореволюционные аппараты. Лаврентьев снял трубку.
      - Да! - отрывисто сказал он. - Да, Люда, я звонил. Хотел с тобой встретиться, но, к сожалению, сегодня уже не получится. Дорожное происшествие... Нет-нет, не волнуйся, все в порядке, я жив-здоров, просто нужно уладить некоторые неприятные формаль ности. И машина в общем не пострадала... Извини, что так полу чилось... Целый день мечтал о тебе, уже собирался заехать... Дорога скользкая, а когда под колеса бросаются всякие... сама знаешь... Да нет, никого не убил, легкая травма. Завтра встре тимся, все расскажу, о`кей? До завтра, я люблю тебя. Целую, - он положил трубку и свирепо посмотрел на Юлю. - Черт побери, ты мне весь вечер испортила!
      - Это я неприятные формальности и "всякие сама знаешь"? - спросила Юля.
      - И ты, и твой приятель.
      - Никто не просил вас привозить меня сюда! - отрезала Юля.
      - Я врач, и мой долг помогать страждущим. Так что сиди и не умничай, - Вадим не стал говорить, что он уже не работает хи рургом. Врача она может послушаться, а вот снять джинсы перед бизнесменом вряд ли согласится. Странно... Проститутки ведут себя иначе.
      - Помогать или оскорблять?
      - Выслушивать всяких умниц! Снимай джинсы.
      - Так я всякая умница или "всякая сама знаешь"?
      Вадим расхохотался.
      - С тобой не соскучишься, Юля. Давай я тебе помогу. Уверенно и в то же время осторожно он снял с неё джинсы.
      Больно было только два раза, и то не очень. Юля, ожидавшая сильной боли, вздохнула с облегчением, забыв о том, что сидит перед ним в трусиках. А когда вспомнила, Вадим уже ловко стирал кровь вокруг огромной ссадины с глубокими порезами. Юля не смотрела, что он делает, только слышала спокойный голос, пре дупреждающий: "сейчас будет немного больно. Потерпи", - и уже не боялась боли. Легкие прикосновения его теплых пальцев успокаи вали её.
      - Ну вот, все в порядке, я наложу тебе бактерицидный плас тырь и забинтую. Завтра ты спокойно сменишь повязку сама. Но вот синяк на бедре... сними трусы, они мешают.
      - Нет, - сказала Юля, ухватившись обеими руками за резинку белых трусиков.
      - Перестань выпендриваться! - снова рассердился Лавренть ев. - Я что с тобой, в игрушки играю? Во-первых. они перепачканы кровью, во-вторых, нужно посмотреть, что под ними...
      - Что под ними - это не ваше дело, - быстро сказала Юля.
      - Я не в том смысле! - с мучительным вздохом сказал Лав рентьев. Если там рана, её нужно обработать. Ты почему такая дикая? Я врач, хирург, черт побери, я видел тысячи, миллионы голых женщин, потому что в одежде никто под нож не ложится! Всяких - молодых и старых, красивых и не очень, знаменитых ар тисток, жен больших начальников и проституток! И все они дове ряли мне! Если ты думаешь, что ростовские женщины по-другому устроены, могу тебя заверить - нет! Встань, пожалуйста, встань, только осторожно, у тебя сильный ушиб, постарайся не нагружать больную ногу.
      Юля нехотя подчинилась.
      Он ловко стащил с неё трусики, так же легко и бережно об работал небольшую ссадину, потом заклеил специальным пластырем, забинтовал, и уселся на ковер, глядя на неё с улыбкой.
      - Все? - спросила Юля.
      - Все. Посмотри, как ты теперь выглядишь. Мне нравится. Юля бросила взгляд на больную ногу и решила, что врач он
      хороший. Все сделал аккуратно и совсем не больно было. А Вадим увидел вдруг перед собой нежную смуглую кожу красивых длинных ног и, неожиданно для себя, потянулся, поцеловал её чуть пониже марлевой повязки. Юля вспомнила, что она стоит голая, испуганно прикрылась.
      - Вы же обещали!
      - Извини, нечаянно получилось. У тебя великолепные ноги, - он улыбнулся, виновато развел руками.Просто нельзя было их не поцеловать.
      - Это мои ноги! - крикнула Юля. - И никто не дал вам права приставать ко мне! - она схватила с дивана куртку, опоясала её воротник вокруг пояса.
      - Я же сказал: извини, - Лаврентьев поднялся с пола. - Не буду тебя смущать, одевайся и уходи.
      - Куда?.. - тихо спросила Юля.
      Не ему задала вопрос, а сама себя спросила, но почему-то - вслух.
      Он шагнул к двери, намереваясь подождать на кухне, пока она будет одеваться, но тихий вопрос остановил его.
      "Что все это значит? - подумал Вадим. - Ей, действительно, негде ночевать? Или решила заработать на новые джинсы? Или не хочет возвращаться к своему сутенеру, он же злой сейчас?.. А в качестве платы за ночлег предложит себя? Черт возьми, я же сов сем ничего не знаю о ней..." - он с любопытством посмотрел на девушку. Не как на пациентку, не как на смуглую длинноногую кра
      савицу, а как на проблему, неожиданно возникшую перед ним. Нет,
      проблем ему не нужно. Пусть уходит. А если у неё нет денег, он
      даст. Как говорится, компенсирует материальный урон.
      - Тебе некуда идти?
      - Некуда... - пробормотала она, опуская голову. - И надеть нечего... Только, пожалуйста, не думайте, что я готова на все. Просто... я бы вам потом отдала деньги за ночлег.
      Вадим посмотрел на разодранные, заскорузлые джинсы, окро вавленные трусики - в этом, действительно, не разгуляешься по ночному морозу. Да и куртка была порвана.
      - Потом - это когда? - спросил он.
      - Когда найду свою мать.
      - Так ты приехала в Москву на поиски матери?
      - Ну да. Только я адрес её не знаю. Пришла в фирму, где она работает, а меня туда не пускают, говорят, что мать уехала за границу, вернется через месяц. Прямо не знаю теперь, что де лать... - Юля вспомнила мрачное здание на Сретенке, где и лю дей-то почти не бывает, и не стала говорить, в какой фирме ра ботает её мать. Зачем это врачу?
      - А что за фирма? - спросил Лаврентьев. - Чем занимается?
      - Да откуда я знаю? Раньше называлась "Фермопил"... Мать давно уже развелась с отцом, хотела, чтобы я к ней в Москву пе реехала, но я же могла отца бросить... А когда он умер, я поду мала, и приехала.
      - Да-а... - пробормотал Вадим, чувствуя, что от этой проб лемы легко не избавишься. - Юля, а этот... твой знакомый, или кто он тебе...
      - Вася Колготин? Да просто грязный подонок! - с ненавистью сказала Юля. - Привязался ко мне на вокзале, ну я и остановилась у него... А больше негде было...
      - Но у него, похоже, какие-то права на тебя?
      - Никаких у него прав нету. Как понял, что у меня мать большой начальник, так и сказал: пока живи, а когда найдешь её, заплатишь мне за все. Я согласилась. А теперь он узнал, что ма тери нет в Москве, разозлился и вздумал заставить меня прости туцией на вокзале заниматься, а деньги ему приносить, расплачи ваться за то, что жила в его квартире. Да только я никогда не пойду на это. Так ему и сказала. А он стал орать, бить меня, и побежала и... попала под вашу машину.
      - Понятно, - Лаврентьев не знал, что сказать. Как посту пить. Он не привык, чтобы его стесняли в собственной квартире, может быть, из-за этого и не женился на Люде. А тут вообще ка кой-то странный случай... - Ну а дальше ты что собираешься де лать?
      - Найду мать.
      - А если не найдешь? Вернешься в Ростов?
      - Нет. Мой дом спалили бандиты.
      Вадим растерянно пожал плечами: час от часу не легче! Но в конце-концов, он не бюро добрых услуг, а квартира его - не бо гадельня. На одну ночь... хорошо. В такой одежде и вправду на улицу не выгонишь.
      - А если я попрошу заплатить мне сейчас, сегодня ночью? - просто так спросил он.
      - Тогда я уйду. На вокзале переночую, - Юля решительно взя ла с дивана свои изодранные, окровавленные джинсы, спрятала в них трусики.
      Лаврентьев брезгливо поморщился. Скрывать красивые ноги со смуглой, нежной коже под таким грязным рваньем? Надевать за черствевшее от крови белье? Можно ли такое позволить беспомощ ной девчонке?!
      - Хорошо, - сказал он, - хорошо. Но только на одну ночь. Устроишься здесь, на диване, а я пойду в спальню. Утром уйдешь
      - и все. Мне твои проблемы ни к чему.
      - Спасибо...
      - Но вначале тебе нужно помыться и что-то надеть... Черт! Повязку мочить не желательно. Ты можешь сама разобраться в этом? Губкой обтереться, что ли...
      - Конечно!
      - Тогда - иди в ванную. Джинсы я тебе завтра дам свои. Внизу подогнешь чуть, вверху пояс потуже затянешь, будет в са мый раз. На ночь возьмешь мвою фланелевую рубашку и халат. А вот... - он бросил взгляд на белый край трусиков, торчащий из джинсов. - У меня такого фасона нет.
      - Спасибо, - смущенно улыбнулась Юля.
      Боль пульсировала в раненой ноге, и казалось, что сердце из груди переместилось в рану и стучало там. Диван был мягким, одеяло - толстым, теплым, простыни - чистыми, хрустящими, фла нелевая рубашка показалась даже удобнее ночнушки. Ее, тщательно выглаженную и аккуратно свернутую, он принес из другой комнаты. Юля надела в ванной, посмотрела на себя в зеркало и вдруг захо телось выскочить в таком виде, сказать ему: смотри! Она идет мне, правда? Рубашка лишь чуть-чуть прикрывала её смуглые ноги. Даже самой приятно было смотреть на себя - такую. Но ему пока зывать это не стоило. Еще не так поймет, станет приставать...
      Врач. Мужчина, а такой чистюля, прямо удивительно. Сам раздел её, все сделал, и ей даже стыдно не было, что стоит го лая перед молодым, симпатичным мужчиной с каштановыми волосами и карими глазами. Даже приятно было чувствовать прикосновения его теплых, умелых рук. Интересно, а со своей подругой он такой же умелый и ласковый? Сам раздел её, сам одел... то есть, ре шил, что ей надеть, и ничего больше не случилось. Другой бы по валил её на диван, да и все. Или тут же засунул свои грабли ей между ног, всегда так было... Или стал бы отпускать мерзкие шу точки. А этот Вадим Павлович даже внимания поначалу не обращал, хотя его руки были приятны ей. А потом все же не вытерпел. Уви дел вдруг её, такие смешные, изумленные глаза были у него! И поцеловал в коленку. Неожиданный поцелуй вызвал сладостную дрожь во всем теле. И это напугало её, насторожило - не его по целуй, а то, что он был таким приятным...
      Она лежала под одеялом, ждала. Мужчины, оказываясь рядом с ней в переполненном ростовском троллейбусе, пытались потеснее прижаться к её телу. А уж если мужчина оказывался наедине с нею, нужно было просто убегать поскорее, это она прекрасно зна ла. А тут - они вдвоем в квартире и больше никого... Неужели не придет?
      Юля решила, что вначале попробует прогнать его, а потом, если он окажется настойчивым, разрешит лечь рядом. В такой чис той, мягкой постели, с чистым, симпатичным мужчиной, у которого ловкие, теплые, приятные руки, может быть ей и понравится... Не станут донимать голоса из прошлого, вызывая горечь во рту, отв ращение и боль в животе? Но если он не будет настаивать, она просто разрешит ещё раз поцеловать её коленку. А потом уснет, чувствуя приятную дрожь во всем теле.
      Прошел час, за стеной, в его комнате, смолкла музыка. Неу жели уснул? Юля осторожно перевернулась на правый бок, с огор чением вздохнула. Сладостно щемила коленка, как раз там, где он поцеловал...
      И вдруг ей захотелось встать и уйти. Разбудить его, чтоб не думал, будто она потихоньку убегает, как воровка, растолкать и сказать: мне у тебя не нравится, я ухожу! А ты оставайся и слушай свою дурацкую музыку! И спи, сколько влезет.
      Чужое, это все чужое. Красивая квартира, дорогая мебель, телевизор, который, небось, бешеных денег стоит, книги, пузыр чатые шторы, мягкий диван, чистая постель... Чужое, чужое! И мужчина с теплыми, ласковыми руками - чужой! У него есть своя женщина, наверное - расфуфыренная, разодетая... Ну и пусть! Ей чужое не нужно.
      Дурак несчастный! Зачем поцеловал её коленку? Подумаешь, какой благородный выискался! Прямо - дальше некуда!
      Завтра она уйдет от него и больше даже вспоминать не ста нет! Никогда. Уйдет...
      Куда?
      При одной мысли, что придется возвращаться в квартиру Кол готина, заныло сердце. В это грязь, к этой мрази... Колготин злой, как цепная собака, в квартире, наверное, и жрать нечего, последние деньги спустил на водку. Он всегда так: позлится, а потом за водкой бежит, нервы успокаивает... Дрянь! Работал бы слесарем в "Металлоремонте", возился бы с замками, в которых он большой специалист, можно было бы хоть понять: трудится чело век, пусть не все у него получается, да ведь время такое. Он захотел разбогатеть, на Канары ему надо! С проститутками свя зался... И все. Как человек бросает привычное дело, ради то го, чтобы легко и быстро разбогатеть - пиши пропало. Да что рассуждать об этом! Хочешь - не хочешь, а придется возвращаться к Колготину...
      Больше ведь и некуда ей идти...
      И в Ростов нельзя возвращаться. Юля вспомнила, как месяц назад позвонила Маше. Никто не подошел к телефону, тогда она позвонила в ресторан Ашоту.
      - Юля! - удивился он. - Ты откуда звонишь?
      - Из Армавира, - соврала она. Правду же нельзя было гово рить. - Как у тебя дела идут, Ашотик? Ресторан процветает?
      - Да, из Армавира, я знаю, - печально сказал он. - А дела идут - так себе. Я очень скучаю по тебе, Юля. В баре другая де вушка работает, я все время злюсь на нее. Все делает неправиль но, плохо, не так, как надо! А может, понимаешь, и так, но я все равно злюсь. Потому что она - не Юля. Что ты делаешь в Ар мавире?
      - Живу у деда с бабкой.
      - Пожалуйста, будь осторожна. Тебя и там они могут искать. Знают, что в Армавире, понимаешь.
      - А я как раз хотела спросить, скоро ли мне вернуться мож но? Возьмешь ли ты меня снова в барменши?
      - Я тебя куда хочешь возьму, но возвращаться нельзя. Аркан совсем бешеный, в больнице долго лежал, импотентом стал. Кля нется, что найдет тебя. Вся его банда ищет, понимаешь. Ко мне приходят, спрашивают. Я говорю - ничего не знаю. Хочешь, я к тебе приеду, Юля? Денег привезу, сколько надо. Что хочешь, при везу, только разреши увидеть тебя.
      - Я тоже скучаю без тебя, Ашот, - сказала Юля, и это было правдой. Но давай пока подождем. Я тебе позвоню потом.
      - Скоты самые настоящие! Если тебя даже довели до такого, что кипятком ошпарила, я даже не знаю, что для этого нужно сде лать. Юля, ты не забывай меня. Ашот ничего не мог сделать для тебя, это плохо, понимаешь. Но Ашот обязательно исправится и поможет тебе. Только скажи.
      - Обязательно, спасибо, Ашот. А как там Маша?
      - Маша... Маша не работает у нас... - голос Ашота стал сов сем грустным.
      - Ушла? И куда же?
      - Ушла, совсем ушла от нас... Убили Машу, Юля.
      Она тогда в ужасе бросила трубку, даже не попрощалась с Ашотом. И целый день бродила по огромному, тесному городу, мыс ленно повторяя: "Прости меня, подружка... Прости, Машуня... Прости, прости..."
      Юля вздохнула, осторожно легла на спину. Он так и не при шел, этот Вадим. Конечно, зачем ему нужна бездомная замарашка? Ну ничего! Она ещё добьется своего, станет такой, что когда-ни будь он увидит её и локти станет кусать! Да только - поздно бу дет!
      А она вернется завтра к Колготину. Этот дурак надоел ей уже - дальше некуда. Если избавиться от него, можно и квартиру в порядок привести, и спокойно заниматься поисками матери. Но как это сделать? Помощи ждать не от кого...
      Не от кого?!
      "Если трудно будет - только скажи... Где бы я ни был, чем бы ни занимался, сделаю все для тебя..."
      Саня! Кажется ты именно там, где нужно, в Москве. И зани маешься очень нужным делом, милиционер!
      "Звони родителям, они скажут мой адрес..."
      Где-то в записной книжке есть ростовский телефон родителей Сани, нужно только позвонить!
      И - как будто камень с души свалился.
      И придавил Колготина!
      20
      Юля открыла дверь своим ключом, вошла в квартиру и брезг ливо поморщилась. Вонь стояла такая, что аж дыхание перехвати ло. Юля поставила сумку с продуктами в прихожей, вошла в комна ту. Колготин храпел на кровати под грязным одеялом, а рядом с кроватью стояла пустая водочная бутылка. Все было так, как она и предполагала.
      Юля решительно распахнула окно, впуская холодной воздух, который в центре Москвы вряд ли можно назвать свежим, но по сравнению с тем, что творилось в квартире, он был - как чистый ручей, впадающий в грязную лужу.
      Потом она пошла на кухню, поставила на газ чайник, поло жила в старый, дребезжащий холодильник "Полюс" масло, сыр, кол басу, яйца, в ржавую железную хлебницу - два свежих, ещё теплых батона хлеба. После минутного замешательства (а может спрятать подальше, чтобы не сразу нашел?) сунула в холодильник и бутылку водки.
      Она встала рано, когда Вадим ещё спал. Умылась, пошла на кухню, сварила вкрутую два яйца, а когда заваривала чай, на кухню вошел Вадим. Он остановился в дверях, с удивлением глядя на Юлю. Она попятилась к окну, вспомнив, что на ней - только его фланелевая рубашка. Пожалуй, чересчур короткая...
      - Извините... - пробормотала Юля. - Я хотела приготовить вам завтрак... Я всегда кормила отца утром... Если что-то не так - пожалуйста, не сердитесь...
      Вадим был в полосатом длинном халате. Он шагнул к ней и неожиданно сказал:
      - Пять секунд можешь стоять неподвижно?
      - Зачем?
      - Пять секунд, пожалуйста, закрой глаза и считай до пяти. За это время ничего плохого с тобой не может случиться. Только до пяти... Пожалуйста.
      - Хорошо, - она закрыла глаза и стала считать. И тут же по чувствовала, как шевельнулась на ней фланелевая рубашка (он заглянул под нее?) а потом горячие губы прижались к её колен ке. - Пять, - сказала Юля, чувствуя, как приятная дрожь пробежала по её телу. И открыла глаза.
      Вадим поднялся на ноги, покачал головой.
      - Юля, я не знаю, кто ты есть, и знать не хочу. Уходи. Не то я натворю глупостей, а мне это совсем ни к чему. Уходи. Спа сибо за чай, за то, что позаботилась обо мне, но... не нужно. Я привык сам о себе заботиться.
      Он дал ей сто долларов, чтобы купила себе новую куртку. Сказал, что, когда она разыщет мать и станет богатой девушкой, отдаст. Юля взяла. И, перед тем, как захлопнуть за собой дверь, дерзко посмотрела ему в глаза. Увидела в них смятение и даже растерянность. Похоже, решимость врача поскорее избавиться от незваной гостьи прошла, едва Юля шагнула за порог. Он хотел что-то сказать, даже потянулся к ней губами, но было уже позд но. Юля улыбнулась ему и, прихрамывая, пошла к лифту. Теперь и встреча с Колготиным не пугала её.
      В ближайшей сберегательной кассе она разменяла американс кие деньги на рубли, потом зашла в универмаг, купила себе ко роткую куртку за двести пятьдесят тысяч и пару трусиков. Боль шую часть из оставшихся денег потратила на продукты. Покормит Колготина... А ещё успела побывать на междугородном переговор ном пункте, позвонила в Ростов.
      Долго она не спала этой ночью, размышляя, как избавиться от Колготина хотя бы на месяц-другой. И, кажется, придумала.
      Второй раз за это утро, на кухню, где она хозяйничала, ввалился мужчина. Только этот не собирался вставать на колени и целовать её чувствительную коленку. И слава Богу! Если бы та кое случилось, Юля с омерзением отдернула бы ногу.
      - Пришла, да? - ухмыльнулся Колготин. Он был в синих, рас тянутых по бокам трусах и салатовой футболке, выгоревшей под мышками до грязно-серого цвета. - Все-таки, вернулась? А я ду мал, сдернула насовсем...
      - Я была у врача, - сказала Юля, она преувеличенно сильно хромала, двигаясь по тесной кухне.
      - Какого, на хрен, врача? Ну и вали к врачу! Приперлась, прыгает тут, как у себя дома! - заорал Колготин. - Меня избили, надо же, какая сука при галстуке попалась, ни хрена не сладишь с ним! А тебе, шлюхе, плевать, что со мной! Укатила на "Мерсе десе", бросила меня!
      - "Вольво", - сказала Юля. - Эта машина называется "Вольво".
      - Заткнись! Башка болит, а то б я тебе врезал щас, - он скривился, помотал головой. - Но ты не думай, что забуду, ты у меня ещё попрыгаешь... побегаешь!
      - Осторожно, - предупредила Юля. - Мне пять швов наложили.
      - Все твое хозяйство заштопали, да? И печать поставили?.. - Колготин взглянул на стол, теперь только заметил продукты. - У тебя появились бабки? Откуда?
      - Врач дал. Между прочим, он очень известный хирург.
      - Трахнул тебя, да? Перед тем, как заштопать? Или ты мне лапшу на уши вешаешь про швы?
      - У тебя одни глупости на уме, - терпеливо сказала Юля. - Ты хоть помнишь, во что превратилась моя куртка и джинсы?
      - Во что? - Колготин помнил, как её ударила машина, свалила на тротуар... Он понял, что теперь она точно не пойдет завтра на вокзал, взбесился и набросился на какого-то прилизанного хмыря в галстуке. А куртка... какая, на хрен, куртка?
      - В тряпье. И все из-за того, что он сбил меня. Поэтому дал деньги, сказал, чтобы я купила себе новую одежду. Я купила: куртку и джинсы, видишь джинсы? А куртка в прихожей висит, мо жешь посмотреть. И ещё остались деньги на продукты. Ты же, на верное, хочешь есть?
      - Давай, давай, расскажи еще, как он тебя всю ночь штопал! Ходишь, значит, ноги целы. А бабки он тебе не за то дал. В больницу на одну ночь не кладут!
      - Я и не была в больнице. Он отвез меня к себе домой, и там оказал помощь. В больнице же надо объяснять, как все случи лось.
      - Ага, домой! - понимающей ухмыльнулся Колготин. - Значит, трахнул и заплатил.
      - Нет. Он спал в другой комнате, и ни о чем таком даже и не думал. Понимаешь, Вася, есть люди, у которых кроме скотских мыслей, есть ещё и нормальное, человеческое отношение к раненой девушке.
      - А у меня скотское?
      - У тебя скотское, - сказала Юля и, видя, что Колготин со бирается ударить её, резко предупредила. - Не вздумай давать во лю рукам. Хотя между нами ничего не было, он очень злой на те бя. У машины что-то погнулось, и он считает, что ты виноват.
      - Я?! Ни хрена себе!
      - Да. Ты ведь гнался за мной. Он сказал, что если ты ещё раз позволишь себе такое, приедет, привяжет тебе к ногам верев ку и выбросит за окно. Повисишь час-другой, поймешь, что можно делать, а что нельзя. Одно мое слово - так оно и будет.
      Колготин снова болезненно мотнул головой, потом с опаской посмотрел на окно и плюхнулся на расшатанную кухонную табурет ку.
      - Заткнись, ты, дура ростовская! И не надо меня пугать, понятно? Дай лучше глянуть, что там у тебя за швы? Может, как-нибудь проскочим через них, а?
      Юля быстро расстегнула джинсы, приспустила их, показывая белые бинты.
      - Видишь? Нельзя даже прикасаться, я еле хожу. Так что, придется подождать, Вася.
      Бинты убедили Колготина. Он с тоской посмотрел на тарелку с колбасой и сыром.
      - А выпить ничего нету? Голова трещит...
      Юля достала из холодильника бутылку водки.
      - Но только сто грамм. У меня есть серьезный разговор к тебе.
      - Давай! - махнул рукой Колготин.
      Он жадно вылакал полстакана водки, зажевал куском колбасы и с облегчением вздохнул.
      - Все-таки и от такой дурной бабы какая-то польза есть. Жалко, что швы наложили, охота пошурудить там у тебя... Ну, че го хотела сказать?
      - Он мне дал сто долларов. Я разменяла - получилось четы реста сорок тысяч рублей.
      - Ну и что? Мог бы дать больше. Шмотки, это ладно, а ране ние? Этот, как его... моральный ущерб возместить? Ты бы намек нула, что нужно дать пятьсот.
      - Больше можно взять самим, - сказала Юля, осторожно приса живаясь на другой стул.
      - Как это - взять?
      - Ты все время твердишь, что здорово разбираешь в замках, любой можешь собрать и разобрать с закрытыми глазами, так?
      - Так.
      - И открыть любой замок для тебя - пустяк, верно?
      - Ты что, сомневаешься?
      - Нет. А ещё ты говорил, что мог бы ограбить любую кварти
      ру, но не хочешь рисковать, потому что шмотки и вещи тебя не инте ресуют, с ними возни много.
      - Точно. Я бы грабанул банк, открыть все, что там заперто
      - не проблема. Да сигнализация помешает. А с квартирами возить ся на хрен мне это надо?
      - Когда он дал мне сто долларов, я заглянула в ящик стола. Знаешь, сколько там было стодолларовых бумажек?
      - Ну?
      Юля раздвинула ладони сантиметров на десять.
      - Вот столько. Тысяч двадцать, а то и больше. Он просто взял верхнюю и сунул мне.
      - Откуда у врача столько бабок?
      - Платные операции. Ты видел, какая у него машина? А какая квартира! Я прямо обалдела, когда зашла. И сразу подумала, вот если бы тихонько взять эти деньги.
      - У него там, наверное, охрана, - засомневался Колготин, но по его жадно заблестевшим глазам, Юля поняла - клюнул!
      - Нет никакой охраны. Дверь железная, но он открыл её клю чом и никакой там сигнализации не было. А денег - прямо, как в банке. Может, и пятьдесят тысяч. Первый раз в жизни видела та кую кучу долларов.
      - Нет сигнализации, говоришь? - задумался Колготин.
      - Ну да.
      - Значит, хочешь, чтобы я грабанул этого козла? А тебе-то на хрена это нужно?
      - Деньги пополам.
      - А потом что? Он же вычислит нас. Наймет киллеров - ухай дакают, никто и не пикнет!
      - Каким образом? Я ничего о тебе не рассказывала. И о себе
      - почти ничего. Ты улетишь на Канары месяца на три, а когда вернешься - все уляжется.
      Канары! Море, пальмы, телок навалом! Когда у тебя куча ба бок выбирай любую!
      - А ты? - Колготин подался вперед, обдавая Юлю отвратитель ной вонью изо рта. - Тебя-то он вычислит запросто, особенно, ес ли найдешь свою мамашу. Такие люди - на виду. Где-нибудь высу нешься, он тебя и узнает. И хана! Обоим.
      - Если все получится, как я говорю, уеду в Ростов. Мне Москва совсем не нравится. С деньгами и в Ростове не пропаду. Но ты должен поклясться, что все поделим пополам. Тебя десять или двадцать тысяч, и мне столько же. И - разбегаемся. Кто нас найдет?
      Колготин потянулся к бутылке, налил себе ещё полстакана, выпил, занюхал теплой ещё горбушкой французского батона.
      - А если он застукает меня? - Колготину явно не хотелось второй раз встречаться на узкой дорожке со вчерашним противни ком.
      - Когда у него операции, он целый день в больнице. Как он тебя застукает?
      - Надо подумать... - Колготин сосредоточенно поскреб гряз ными пальцами сальные волосы на затылке. - Надо все узнать, хо рошо бы снять слепки с ключей, чтобы я понял, какие там замки.
      - Я могу это сделать.
      - Ты? Интересно, как?
      - Он сказал, что могу прийти к нему вечером на перевязку, если рана будет беспокоить. Я пойду и незаметно сделаю слепки ключей, они у него лежат на полочке в прихожей.
      - Не боишься?
      - А ты, похоже, струсил?
      - Я не пойму, он что, совсем тебя ни о чем не спрашивал? Кто, откуда, почему домой не едешь?
      - Он больше возмущался тем, что ты хотел избить меня, да разговаривал по телефону со своей дамой.
      - Пошел он со своим возмущением!.. Что-то не верится мне в твою болтовню.
      - Господи, сколько же можно объяснять?! - разозлилась Юля. - Человек привез меня, оказал медицинскую помощь, а потом предло жил остаться у него до утра, потому что не хотел, чтобы я с больной ногой, в разодранном, кровавом тряпье, по морозу возв ращалась к взбесившемуся мужу! Я сказала, что ты - мой муж! Что ещё непонятно?! Я вижу, ты боишься. Тогда - забудь об этом раз говоре. Я уеду в Ростов без денег, а у тебя продуктов на пару дней хватит. Дальше - живи, как знаешь.
      - Заткнись и не дергайся! - хмуро сказал Колготин. - Это ж такое дело... серьезное. Значит, запудришь ему мозги, на плас тилине сделаешь отпечатки ключей... Надо подумать.
      Юля довольно усмехнулась. Думай, думай, телефон общежития, где живет лейтенант Иваненко она уже знает.
      21
      Лаврентьев остановил машину на Большой Серпуховской улице, неподалеку от проходной Института хирургии имени Вишневского. Люда по-прежнему работала там медсестрой, хотя не раз требова ла, чтобы Вадим устроил её в свою фирму. Каким-нибудь начальни ком, чтоб работы не очень много было и зарплата - не ниже двух тысяч долларов. Таких вакансий в "Колее" не было, да если б и были, он бы взял кого угодно, только не Люду. Она и медсест ра-то была не очень хорошая, а представить её в офисе на любом руководящем месте - просто невозможно. Приходилось объяснять ей, что бизнес - дело серьезное, работа тяжелая, рискованная. А потом покупать очередную дорогую вещь, которую Люда не могла себе позволить, не будучи начальником в фирме.
      Сейчас он ждал её. Днем Люда сама позвонила в офис, потре бовала подробного рассказа о том, что же случилось с ним вчера. Лаврентьев пообещал заехать за ней, по дороге к его дому удов летворить её любопытство, а за это она потом удовлетворит его... любопытство. Люда со смехом согласилась.
      Она отлично умела удовлетворять его... любопытство.
      Но, странное дело - чем больше он думал о том, как замеча тельно они проведут вечер вдвоем, тем меньше хотелось этого.
      Все меньше и меньше... Если бы она села в машину и сказа ла: отвези меня домой, сегодня я не могу... - он бы вздохнул с превеликим облегчением. Потому что весь день, закрывая глаза, он видел стройные длинные ноги с нежной смуглой кожей, темный папоротниковый листок в низу живота, где кожа была не такой смуглой, а под ним - темная бороздка, уходящая вниз...
      Наваждение, да и только!
      И этот пронзительный, дерзкий взгляд огромных голубых глаз!.. Не так уж она проста, как ему казалось!
      Это ж надо - непонятно откуда взялась, бросилась под коле са, возникла в его квартире, в его жизни!.. Анализируя цепь вчерашних событий, Вадим не видел возможности поступить иначе. Бросить её, с кровоточащей раной, на ледяном асфальте? Нет. Он, конечно, не ангел, но и не до такой степени подлец. Отвезти в Склиф? Зачем, если нет перелома? Помощь ей он может оказать в своей квартире, благо до Олимпийского проспекта не так уж и да леко... А потом - разве можно было выгнать её в такой одежде, зная, что где-то девчонку ждет разъяренный хам?
      Дурацкий случай, повлекший цепь таких же дурацких событий, А может, и не случай. И уж коли так получилось, надо было реши тельнее действовать.
      Но, черт возьми, он мог прийти к ней ночью, и она не прог нала бы! Да это стало ясно только утром. Ее прощальный взгляд сказал... "Ты дурак, Вадим Павлович, - сказал он. - Хотел казать ся очень уж благородным и гордым, сказано "нет", ну и не надо. А мог бы зайти, посидеть рядом, поговорить. Поцеловать колен ку... Там было бы видно, что дальше получится..."
      Какое там благородство! Он просто не понимал, что с ним происходит. Раздражение, злость, обработка раны, неожиданное желание прикоснуться губами к её коленке, а потом... Он хотел, но не мог встать и пойти в кабинет, где она спала. Или не спа ла? Не мог.
      А утром увидел её на кухне, в своей фланелевой рубашке, которая едва скрывала упругие ягодицы... Она специально разгу ливала по кухне в таком виде?
      Чертовщина какая-то!
      Он почувствовал, что не может себя сдерживать. Еще мгнове ние, и набросится на нее, ни о чем не спрашивая, ничего не объ ясняя. И лучшее, что смог придумать в этой ситуации - поскорее выпроводить её за дверь. А она так посмотрела напоследок, так посмотрела!.. И ушла.
      Ни адреса, ни телефона, ни малейшей надежды отыскать смуг лоногую девчонку в многомиллионном городе...
      - Вадик, привет! - услышал он голос Люды. По стеклу забара банили тонкие пальцы с фиолетовым маникюром. - Ты чего так смот ришь?
      У Юли совсем не было маникюра. Ее пальцы и без лака, сами по себе были красивы...
      - А ты чего стучишь? Забирайся в машину.
      Ни адреса, ни телефона...
      - Я смотрела, какие там повреждения на капоте. Вроде ниче го нет, сказала Люда. усаживаясь на переднее пассажирское си денье. - Ну давай, рассказывай, что там с тобой стряслось вчера. Напугал меня до смерти!
      Напугал? Что за идиотская привычка говорить о том, чего не было и быть не могло!
      - Да ничего особенного, - Вадим включил скорость, рванул с места так, что Люда со смехом откинулась на спинку сиденья. - Сшиб одну девчонку. Бросилась под колеса, а дорога сама знаешь, какая. Сразу не остановишься.
      - А ездишь ты - сама вижу, как. Раньше ты был осторожнее за рулем. Ну и что? Не убил, знаю. Приехали ГАИшники, стали разбираться и пришли к выводу, что ты не виноват?
      - Не говори глупостей, Люда!
      - Почему это глупости?
      - Да потому что, если бы приехали ГАИшники, меня бы не бы ло дома, когда ты звонила. От них так быстро не отделаешься - виновен, не виновен...
      - А почему она бросилась под колеса?
      - Убегала от своего дружка, он хотел избить её.
      - Бедняжка, - вздохнула Люда. - Видно, суждено ей было пост радать в этот вечер. Не от своего дружка, так от моего. А чем ты занимался, когда я звонила?
      - Перевязывал её.
      - Какой заботливый! А дружок стоял рядом и ждал, когда ты закончишь, чтобы гнаться за нею дальше?
      - Дружок прямо на месте происшествия бросился на меня с кулаками, хмуро сказал Вадим, чувствуя растущее раздражение. - Пришлось его там и оставить.
      - Так вы были вдвоем? - догадалась Люда. - О, это уже инте ресно. Ну расскажи, какая она?
      - Да никакая. Люда, перестань подозревать меня в том, чего я не совершал. Перевязал - и все. Не бросать же мне её на ули це? Вся нога была в крови, джинсы - в клочья. Налетела на вы щербленный бордюр. Вчера вообще был тяжелый день. Мишка встре чался с покупателями, заключал контракты на поставку новых компьютеров, американцы пока не доверяют нам собирать их, а мне пришлось ехать в "Спарту", говорить с Омельченко. Представля ешь, он хотел, чтобы мы заплатили ему за то, что когда-то пе рехватили "Форс"! Вадим хотел увести Люду от опасной темы.
      Но она уже почувствовала, что с этой раненой девчонкой не все так просто.
      - А потом она ушла?
      - Ушла, ушла. Тебе не интересно, о чем я рассказываю, да?
      - Ну что ты, дорогой! Очень даже интересно. Я просто сго раю от нетерпения услышать, как выглядела эта несчастная. Сколько ей лет?
      - Люда! Я не спрашивал у неё паспорт. И вообще, я удовлет ворил твое любопытство. Можешь и ты что-нибудь сделать для ме ня.
      - Прямо здесь?
      - Почему бы и нет?
      Вадим положил свою ладонь на её колени, медленно сдвинул край юбки по упора, обнажив полные белые ноги под колготками телесного цвета и черную точку трусиков.
      Очень белые. И, пожалуй, чересчур широкие в голени. А бы вают стройные, смуглые ноги. Длинные-длинные, и с такой нежной кожей, что так и хочется прижаться к ней губами, как голодному ребенку к шоколадке...
      - Нравится? - усмехнулась Люда. - Те, которые ты бинтовал, не такие, правда?
      - Не такие... Почему ты все время спрашиваешь об этом, Лю да? Я бинтовал, резал, зашивал черт его знает сколько женщин, и ты никогда не спрашивала, что я при этом чувствовал, такие у них ноги, как у тебя, не такие.
      - А приятный вечер у нас сегодня не получится, - уверенно сказала Люда, натягивая юбку на колени.
      - Почему? Я купил коньяк, коробку шоколадных конфет, банку консервированных раков. Все, что ты любишь, - Вадим уверенно провел ладонью по белой ноге, пощекотал пальцем черную точку.
      И... ничего не почувствовал.
      - Не надо, Вадик, - сказала Люда, откидываясь на спинку сиденья. - Я не знаю, в чем тут дело. Наверное, тебе лучше себя
      спросить об этом.
      - О чем?
      - Не знаю. Я просто чувствую, что ты сегодня какой-то не такой. Не похожий на себя.
      - Я же говорил тебе - много работы. Устал. Надеюсь, ты по можешь мне стать таким, каким я обычно бываю с тобой.
      - Обычно? А может, мне хочется чего-то необычного!
      "Я всегда кормила отца утром... Если что не так, пожалуйс та, не сердитесь..."
      - Например, встать утром пораньше и приготовить мне завт рак?
      - Пораньше, если на работу не нужно идти?
      - Ну да.
      - Дорогой мой, в такие дни уважающий себя мужчина приносит даме кофе в постель.
      - А уважающая себя дама?
      - Она с благодарностью принимает подношение, выпивает кофе и говорит: иди ко мне, мой хороший...
      - А "твой хороший" просто хочет жрать, - усмехнулся Вадим.
      Он остановил машину у подъезда своего дома.
      Юля уже час, прихрамывая, ходила по лестничной площадке. Несколько раз она останавливалась у стальной двери, обитой чер ным кожзаменителем, нажимала на белую клавишу звонка. Вспыхива ла оранжевая лампочка, освещая клавишу изнутри и... все.
      В квартире никого не было.
      Днем Колготин, возбужденный её рассказом и водкой, полбу тылки он все-таки выпил, побежал на вокзал, узнать, что делают его проститутки. А Юля, закрыв дверь на задвижку, легла на грязное одеяло, укрылась новой курткой и мгновенно уснула. Она успела выспаться, и, проснувшись, привести себя в порядок, прежде чем Колготин вернулся домой. Вернулся не один, а с ху дой, изможденной непосильным трудом, проституткой и толстым "лицом кавказской национальности". Какой именно национальности было это лицо, никто не знал.
      - Все будет отлично, - с угодливой улыбкой тараторил Колго тин. - У нас и водочка ещё осталась, и закусить есть чем... Про ходите, не стесняйтесь!
      Лицо, протиснувшись в дверь, уставилось на Юлю, потом на свою подругу, снова на Юлю, и ткнув в неё толстым пальцем, по хожим на вареную отечественную сосиску, сказало:
      - Хочу эту.
      - Эту? Эту... - засуетился Колготин. - Сейчас мы спросим. Юля, ты как относишься к тому, чтобы...
      - Вы, гражданин Колготин, забыли, что я нахожусь при ис полнении служебных обязанностей? - сурово сказала Юля первое, что пришло в голову.
      - Каких обязанностей? - насторожилось лицо.
      - Я из комиссии по делам одиноких мужчин! - заявила Юля, чувствуя, что сейчас можно говорить все, что угодно. Главное - уверенно. Иначе будет плохо. - Вы, гражданин, тоже одинокий? По жалуйста, ваш паспорт. Разрешение на въезд в Москву имеется?
      - Все имеется, слушай! Зачем спрашиваешь? Я пришел сюда паспорт показывать, да? Я... случайно сюда пришел! Вот он приг ласил. Сказал: посидим, выпьем... Я пойду, да? - и он стреми тельно выскочил из квартиры.
      Проститутка устало засмеялась.
      - Да, Вася, потерял ты нюх. С такой хозяйкой всех клиентов мне распугаешь, - она открыто разглядывала Юлю. - Шустрая девка, ничего не скажешь.
      - Ты бы клиентами получше занималась, никто бы их не отпу гивал тогда, - огрызнулся Колготин.
      - Да куда уж мне... соперничать с такими молодками! Стара стала. Ну ладно, пока, - и она вышла вслед за своим изменчивым и пугливым клиентом.
      - Ты что, дура?! - заорал Колготин. - Ты что мелешь? Кто те бя просил городить хренотень всякую?!
      - Заткнись! - резко сказала Юля. - Я тебя предупредила ут ром: или ты с деньгами и на Канарах, или скажи, что кишка тонка для таких дел! Ты сказал, что готов, согласен. А теперь, когда я думаю, что мне сказать человеку, как убедить его, что пришла просто сменить повязку, как сделать слепки ключей, ты приводишь каких-то идиотов, да ещё хочешь, чтобы я... Дурак!
      - Кончай орать, - угрюмо сказал Колготин. - Сто тысяч нам бы не помешали. Я ж не знал, что он тебя захочет.
      - А что ты вообще знаешь? - презрительно сказала Юля. - Я пошла, нужно ещё пластилин купить. Или ты передумал? Тогда я просто куплю билет на поезд и уеду в Ростов.
      От её вчерашней растерянности и следа не осталось. Колго тин это почувствовал.
      - Чего там передумал... Принеси слепки всех ключей, я раз берусь, как с ними обращаться. И узнай точно, когда он работа ет, чтоб не нарваться на неприятности.
      - Но половина - моя, - напомнила Юля.
      - О чем речь.
      - Мне нужны гарантии!
      - Они у тебя есть, - махнул рукой Колготин. - Если что, мо жешь заложить меня, - он пошел на кухню, с явным намерением до пить полбутылки водки.
      - Пальцы не будут дрожать?
      - Не боись. Делай свое дело, а уж я свое сделаю, - пробор мотал Колготин, открывая холодильник.
      Юля ушла в ванную, чтобы ещё раз проверить, хорошо ли она выглядит...
      И вот уже час, как она бродит у двери шикарной квартиры, за которой... никого нет. Когда он вернется? А если поздно ночью? Вряд ли она вытерпит ещё полчаса ожидания, а возвращать ся с пустыми руками не хочется.
      Загудел лифт. Юля замерла, прислушиваясь к движению кабины за дверцами. Проедет мимо, или остановится?
      Лифт остановился прямо перед ней, из него вышла незнакомая блондинка, а за нею Вадим.
      - Привет, - сказала Юля.
      - Привет... - растерянно сказал Лаврентьев. - Ты что тут де лаешь?
      - Вас жду.
      - Кто это? - удивилась Люда и тут же догадалась. - А-а, вчерашняя жертва! Похоже, она не против ещё раз броситься под твою машину. Знает, под какие нужно бросаться!
      - Не знаю, я не приглашал её, - пожал плечами Лаврентьев.
      - Я сама пришла. Вы же знаете, что я не москвичка, в боль ницу обратиться не могу, а повязка ослабла и вообще... нужно сменить её. Может, вы ещё раз это сделаете?
      - Ты сделаешь это ещё раз? - язвительно спросила Люда.
      - Ну, если надо, - неуверенно сказал Вадим. - Почему бы ни помочь девушке?
      - Я не нашла свою мать, и даже не представляю, где мне но чевать сегодня, - тихо сказала Юля. - Может, вы позволите мне провести у вас ещё одну ночь?
      - Еще одну?! - возмутилась Люда. - Так она была здесь всю ночь? Вы тут были вдвоем?
      - Люда, пожалуйста, успокойся. Ну да, я же тебе объяснял, что выгнать девушку на мороз в разодранной одежде я не мог...
      - Не ври! Этого ты мне не говорил! Я прекрасно помню, как ты сказал, что она ушла после перевязки! А оказывается - нет! Сейчас же объясни, что все это значит?
      - Объясню, объясню, - с досадой сказал Лаврентьев. Он не мог понять, обрадовало его или огорчило неожиданное появление прекрасной незнакомки, но то, что поведение Люды раздражало его, не вызывало сомнений. - Извини, Юля, я не могу оставить те бя на всю ночь. А впрочем...
      - Уж не собираешься ли ты сегодня спать сразу с двумя да мами? сказала Люда.
      - Если ты не возражаешь, можно попробовать, - сказал Лав рентьев, пытаясь перевести этот разговор в шутку.
      - Почему вы думаете, что он должен спать со мной? - спроси ла Юля. Вадим Павлович прекрасный врач, к плохому я бы не пришла, а ещё он добрый человек. И ничего дурного между нами не было.
      - Как я понимаю, для тебя все дурное - прекрасное! И вооб ще, тебя никто не спрашивает! - крикнула Люда, окончательно ра зозленная неслыханной наглостью. - Иди, мы сами разберемся, что к чему! Иди, иди!
      - Погоди, Люда, успокойся. Я должен помочь девушке.
      - Почему ты должен?!
      - Потому что у Вадима Павловича это здорово получается, - сказала Юля. - Он настоящий врач, хирург, я даже чувствовала се бя, как в больнице и ничуть не стеснялась, когда он раздевал меня. Стою, совсем голая перед мужчиной, а - не стесняюсь. Пря мо, сама себе удивлялась.
      - Голая? - переспросила Люда, внимательно разглядывая нез накомку. Она вдруг увидела, что эта девчонка в синей "дутой" курточке и дурацкой черной юбке до колен - красива. И довольно уверена в себе. Понятно, почему она здесь. Понятно, почему Ва дим сегодня сам на себя не похож...
      Соперница.
      Впервые Люда видела перед собой настоящую соперницу. Не важно, что думает об этом Вадим, неважно, чем они занимались вчера. У него были другие женщина, Люда знала об этом. Как-то по дороге домой, они заехали в один из магазинов фирмы "Колея". Пока Вадим разговаривал с директором, она ходила по залу и не чаянно услышала разговор двух девушек за прилавком. "Лаврентий Палыч прибыл. А у нас - ни одной новенькой. - Может помочь ему, специально нахамить, глядишь, второй раз пригласит на беседу. Мне понравилось у него. - Или выгонит. - Не выгонит, я знаю, дев чонки из других магазинов так делали, и ничего. - А что, правда, он замечательный мужчина? - Да просто лапочка..." Тогда она выс кочила из магазина с единственным желанием - отхлестать его по морде и убежать. Но Вадим долго разговаривал с директором, а когда вернулся, злость её прошла. Потом, по-женски отомстила ему: несколько дней позволяла себя ласкать, а когда он начинал дрожать от возбуждения, вспоминала о неотложных делах, быстро одевалась и уходила, ничего больше не позволив. Проучила, как следует!
      Но те приходили, когда он приглашал, и уходили, не рассчи тывая на большее. А эта явилась неожиданно и нагло заявляет, что хочет остаться у него на всю ночь. При ней, Люде! Не расте рялась, увидев её, не смутилась, напротив! Похоже, она специ ально ждала, когда они придут вместе!
      - Юля, перестань говорить глупости! - сердито сказал Лав рентьев. - А ты, Люда, не нервничай. Ты же медик, должна пони мать, что прежде чем забинтовать ногу пациентке, нужно снять с неё джинсы.
      - Какая пациентка?! - закричала Люда. - Ты уже больше двух лет не врач, а бизнесмен, торговец! Или думаешь, что можно лю бую шлюху с улицы притащить к себе и раздевать, и... рассказы вать, что это пациентка?!
      - Люда! Я был врачом, хирургом, у меня несколько сот опе раций за плечами! Я должен был помочь этой девушке, тем более, что сам сбил ее!
      - А она должна была приходить после этого и рассказывать мне, как хорошо ты её раздевал? Совсем дурой меня считаешь, да? Ты для чего меня пригласил? Чтобы стояла и смотрела, как ты раздеваешь эту дрянь?!
      - Я не знал, что она придет.
      - Вадим Павлович не знал, мы не договаривались, - сказала Юля. - Я сама пришла, потому что больше не к кому обратиться.
      - Я же сказала тебе: убирайся! Пошла вон отсюда! Ну?! Соперница! А если не уйдет? Что делать? Не драться же с
      этой шлюшкой... Подлец! Вадим - самый настоящий подлец! Как он унизил ее!
      - Вадим Павлович, вы перевяжете меня? - спросила Юля.
      - Черт бы вас побрал обеих! - закричал Лаврентьев. - Одна пришла невовремя, другая истерику по пустяку закатывает! Вы что, свихнулись? Что случилось? Люда? Из-за чего ты разнервни чалась? Перевяжу я её, и все! Она уйдет. А мы... - он растерянно посмотрел на пакет с продуктами в руках.
      - Нет уж, извини дорогой! - со злостью сказала Люда. - Раз уж так получилось, уйду я. И больше не звони мне!
      Она подошла к лифту, нажала кнопку. Почему-то подумалось: пока лифт подойдет, Вадим сообразит, что натворил, прогонит девчонку, встанет на колени, попросит прощения... Но лифт стоял на этаже. Дверцы распахнулись и Люда, сама того не ожидая, шаг нула внутрь кабины. Теперь ничего другого не оставалось, кроме как нажать кнопку первого этажа.
      - Люда! - услышала она запоздалый крик.
      Но он совсем не походил на мольбу о прощении. И девчонка осталась наверху...
      Лаврентьев пожал плечами, отпер дверь, вошел в прихожую, посмотрел на Юлю.
      - Заходи уж, все равно вечер испорчен.
      Юля вошла в квартиру. Лаврентьев поставил пакет с продук тами на пол, закрыл дверь, бросил ключи на полочку и шагнул к ней. Обнял её плечи, осторожно притянул к себе и жадно прильнул губами к её полураскрытым губам.
      Потом отстранился, спросил с улыбкой:
      - Ты этого хотела, да?
      - А ты?.. - тихо спросила Юля.
      22
      Морозец пощипывал раскрасневшиеся щеки. Белые снежинки, медленно кружась, падали на соломенные волосы Люды, тихо пох рустывали под высокими ботинками. Зябко кутаясь в песцовую шу бу, Люда медленно шла по Цветному бульвару. Шапку она оставила дома, зная, что Вадим сегодня встретит её у ворот Института, а завтра отвезет туда же.
      Домой возвращаться не хотелось, и она бродила по бульвару уже часа два. Самотечная эстакада, рынок, цирк, кинотеатр "Мир", Трубная площадь - и обратно. Перчатки тоже остались до ма, вчера обещали потепление... Люда прятала замерзшие ладони в рукавах шубы.
      Что же случилось, почему она оставила Вадима с этой шлюхой и ушла? Ведь ясно же, что он не приглашал девку, она сама при перлась. Перевязать её, видите ли, нужно! Может и так, но ско рее всего, не перевязка, а сам Вадим ей понадобился. Ну и что? Он парень симпатичный, мало ли шлюшек поглядывали на него ук радкой, когда они вместе бывали в театре или ресторане? Пусть бы перевязал её, можно было даже помочь, кстати, и посмотреть, действительно ли с этим нельзя самой пострадавшей справиться? А потом бы она ушла. Вадим же ясно сказал: не может оставить её ночевать у себя. Или - может? Забыла, что он сказал. Неважно, она бы ушла, ушла!
      Но женское чутье подсказывало Люде, что дело не в этой несчастной девчонке, дело в самом Вадиме! Он не приглашал её, да, но хотел, чтобы она пришла, поэтому был так снисходителен к её странным заявлениям, не обращал внимания на её неприкрытую наглость. Поведение Вадима - вот что до глубины души оскорбило Люду! И она ушла...
      А шлюшка осталась. Интересно, что они делают сейчас? Вряд ли все закончилось тем, что он перевязал её и выставил из квар тиры. Ей, видите ли, ночевать негде! Она не москвичка... Она... залетная аферистка! Скорее всего, не Вадим ей нужен, а его квартира. Вчера осмотрелась и поняла, что такую квартиру нес ложно ограбить, а унести отсюда можно будет многое!
      Понимает ли он это?
      Он же дурак, доверчивый дурак!
      И уже не ревность, а тревога вспыхнула в глазах Люды. Тре вога за квартиру Вадима, за красивые, дорогие вещи, которые бы ли в ней. О, там было очень много вещей, которые она хотела бы иметь в своей квартире, но пока не могла. Да и не стремилась, ибо уверена была, что рано или поздно квартира Вадима со всем, что там имеется, станет её квартирой.
      А он, того и гляди, прошляпит, профунькает все, дурак!
      Сам не догадывается, не понимает, что это за тварь втер лась к нему в доверие, с какой целью! Надо предупредить, обяза тельно предупредить его!
      Справа - Центральный рынок, слева - старое здание "Литера турной Газеты", впереди - Трубная площадь... Люда развернулась и решительно зашагала назад, к Самотечной эстакаде и дальше - к кирпичному дому на Олимпийском проспекте.
      - Ну вот, значит, сидим мы с Мишкой в офисе, бутылку конь яка открыли по такому случаю, и вдруг врывается госпожа Омель ченко собственной персоной! - с воодушевлением рассказывал Лав рентьев. - И в сопровождении Чарльза Бетти. Врывается и начинает орать, размахивая бумажкой. Это наглость! Это противоречит всем законам, всем нормам! На каком основании вы посмели заключить контракт с фирмой "Форс"?! У нас договоренности, у нас обеща ния, у нас подготовленные документы! Вот и представитель "Форс", господин Бетти удивлен! Представляешь?
      - Представляю, - улыбнулась Юля. - Наверное, здорово разоз лилась эта госпожа Омельченко.
      - Да что ты! Чуть Мишкин кабинет вдребезги не разнесла. А мы ей под нос - факс из Америки: подписанный Норманом контракт! Которого даже Бетти ещё не видел. И спокойненько так отвечаем: посмели на таком основании, что господин Норман и Совет дирек торов компании хотят сотрудничать с нами. Видела бы ты физионо мию Бетти! Он знал, что этот вопрос рассматривается, но в чью пользу решится - такой информации ещё не имел. Это американский Мишка, Майкл быстренько отправил факс нам и "Спарте", когда ещё заседание Совета директоров не окончилось!
      - Здорово вы сработали, - похвалила Юля.
      - Еще выпьем? - предложил Вадим, наполняя рюмки.
      - Ох, я даже не знаю. А ты хочешь?
      - Хочу! Я никогда не чувствовал себя так замечательно, Юля!
      - И я тоже. Но мы уже много выпили, Вадим...
      - Так ведь есть за что! Сегодня какой-то сумасшедше прек расный вечер, и мне кажется, как только протрезвею, так все ис чезнет. Поэтому давай пить!
      - Ну, если ты хочешь, давай, - решительно кивнула Юля и вы пила. - А дальше что было?
      - Да ничего. Пошумела она, пошумела, и убралась. Честно сказать, на решение Совета директоров повлияли октябрьские события, расстрел Белого Дома. Госпожа Раиса Омельченко похва лялась перед Норманом своими связями с депутатами, а мы надея лись на собственную оборотистость. И когда в октябре депутатов разогнали, Нормана это сильно насторожило. И он убедил Совет директоров заключить контракт с теми, кто надеется не на связи, а на собственные силы.
      - Так ей и надо, старой мымре! - засмеялась Юля.
      - Не такая уж она и старая, любовников меняет, как перчат ки.
      - А ты откуда знаешь?
      - Все в одном котле варимся. Не знаю, что было раньше, но при мне Дима Полуянов, знаешь такого певца?
      - Видела по телевизору.
      - Он хвастался, что чуть ли не каждую ночь проводит у неё на даче, когда господин Омельченко в Москве остается. А потом Дима стал жаловаться, что она положила глаз на Бетти. Кажется, они до сих пор встречаются. Но я слышал, был ещё какой-то Шу бин...
      - Надо же, какая непорядочная! - возмутилась Юля.
      - Деловая женщина! Не может жить, как все! - захохотал Лав рентьев, валясь на диван и увлекая за собой Юлю.
      - Я тебя покусаю, нахал! - засмеялась она.
      - Я тебя сам покусаю! - Лаврентьев грозно зарычал, изогнул ся и вцепился зубами в смуглую кожу здоровой ноги. Фланелевая рубашка на Юле задралась выше пояса, обнажая голубые шелковые трусики.
      - Ой, ой! - смеялась Юля. - Смотри, придется тебе забинтовы вать и другую ногу!
      - И не только ногу! - Вадим дурашливо укусил её за упругую ягодицу. Я тебя всю забинтую!
      - А за что тогда кусать меня будешь? - Юля заливалась счастливым смехом.
      - Буду разбинтовывать, кусать, а потом опять забинтовы вать, чтобы никто больше не смог прикоснуться к тебе!
      В прихожей забренчал звонок.
      - Кто-то пришел, - сказала Юля. - Иди открывай, кусачий!
      - Посмотрим, кто это, - Вадим поднял голову, бросил взгляд на экран маленького телевизора на письменном столе.
      Посмотрела туда и Юля. Экран засветился, и на нем возникла голова Люды.
      - Ох, ох, - вскрикнула Юля, быстро вскочила, безуспешно пы таясь закрыть подолом рубашки свои ноги. - Она пришла, что будем делать, Вадим?
      - Пригласим к столу, - сказала Лаврентьев и вдруг снова рассмеялся. Пусть посидит с нами, ей же наверное, скучно од ной, а, Юлька?
      Она посмотрела на него и тоже залилась смехом.
      Вадим подошел к телевизору, нажал кнопку. Дверь в прихожей распахнулась, впуская Люду.
      Она стремительно вошла в комнату и замерла, машинально расстегивая пуговицы на шубе. Такого и в страшном сне не могло присниться! На диване сидел Вадим в синих тренировочных брюках и голубой футболке, а рядом с ним - аферистка в его фланелевой рубашке! Перед ними стоял сервировочный столик, уставленный та релками с закусками и вазами с конфетами и фруктами. Бутылка коньяка на две трети опустела, а от консервированных раков, ко торые так нравились Люде, остались два маленьких хвостика.
      Но самое страшное было в том, что они ничуть не смутились! Смотрели на неё и хохотали, как сумасшедшие! Люда испуганно по пятилась, остановилась у двери. Чувствовала, что ещё немного - и она сама расхохочется, и уже никогда, никогда не остановится.
      - Садись, Люда! - сквозь смех сказал Лаврентьев, хлопая по дивану рядом с собой. - Хочешь коньяка? Мы тут... мы тут... вспоминали, как перехватили контракт у Раисы Омельченко!
      - Ничего смешного в этом не вижу! - поджав губы сказала Лю да.
      - Выпей с нами, - сказала Юля. - Ох, господи! Вадим так смешно все рассказывал, ну просто умора!
      - А с тобой я вообще не собираюсь разговаривать!
      - Она не хочет со мной разговаривать, - сказала Юля и уста вилась на Вадима. Озорные чертенята прыгали в её глазах.
      - Ага, не хочет, - кивнул Лаврентьев.
      И оба снова расхохотались.
      Юля взмахнула ногой, мелькнули под рубашкой голубые тру сики. Люда вздохнула с облегчением. Поначалу ей показалось, что под чересчур короткой рубашкой вообще ничего нет. Они что, пьют и трахаются? Почему она так одета? Что все это значит?!
      - У вас замечательный вид, очень сексуальный, - сказала Лю да.
      - Правда? Юлина юбка немного испачкалась в крови, - махнул рукой Вадим. - Мы её решили постирать. Бросили в джакузи - и она там булькает! Завтра будет чистая. Ну давай, присоединяйся к нам, чего ты такая сердитая, Люда!
      Люда восприняла это, как приглашение к групповому сексу. Когда-то и такое было в её жизни, и вспоминалось, как очень ве селое, невероятно возбуждающее, приятное действо. Когда-нибудь, как-нибудь, она была бы не прочь вспомнить свой юношеский опыт. Но не с мужчиной, которого она считала своим женихом! Даже больше, почти что - мужем! Делить его с какой-то шлюхой?! Да это в голове не укладывается!
      - Ты хоть соображаешь, что делаешь?! - закричала Люда. - Как тебе не стыдно, Вадим!
      - А что я делаю? - удивился Лаврентьев. - Что хочу, то и де лаю. Пью с Юлькой коньяк. А ты почему-то не хочешь. Убежала, потом вернулась, кричать начала... Ты зачем кричишь, Люда?
      - За тем, что... Ну, ты и негодяй, Вадим!
      - Я негодяй? - спросил Лаврентьев у Юли. Она отрицательно покачала головой. Он повернулся к Люде. - Вот видишь, Юлька го ворит, что ты неправа. А если так, почему врываешься к нам и кричишь?
      - К вам?!
      - К нам, к нам. Слушай, Люда, перестань злиться, садись, мы выпьем и будем смеяться. У меня ещё джин есть, и виски, и водка. Садись, Люда.
      Она никогда не видела Вадима таким пьяным. Никогда! Госпо ди, и зачем она вернулась? А, действительно, зачем?
      - Тебя можно на минутку, Вадим?
      - Меня? Юля, меня можно на минутку, или нет?
      - Она хочет сказать тебе какую-то гадость обо мне, - громко прошептала Юля, наклонившись к его уху. - Если хочешь - послу шай, я не могу тебе запретить.
      - Точно! - согласился Вадим. - Она скажет гадость о тебе, и всем присутствующим станет ясно, что мы - дураки!
      И они снова захохотали.
      - Немедленно перестань кривляться! - топнув ногой, закрича ла Люда. Ты хоть знаешь, кто она?
      - Юля, ты кто?
      - Юля Малюкова.
      - Слышала? Она Юля Малюкова.
      - Она аферистка! Завтра обчистит твою квартиру, тогда и узнаешь, кто она на самом деле!
      Юля перестала смеяться.
      - Знаешь, Вадим, - сказала она. - Я, действительно, аферист ка. Хочу обчистить твою квартиру.
      - Прямо сейчас? - удивился Лаврентьев.
      - Когда Люда прикажет, тогда и начну чистить.
      - Ну и замечательно, - сказал Лаврентьев. - Люда не только скажет, когда начинать, но ещё и поделится своим богатым опы том, как лучше это сделать! - и засмеялся.
      Но Юля уже не смеялась.
      - Вадим! - закричала Люда. - Ты дурак! И между нами все кон чено, ты слышишь? - она повернулась и побежала к двери.
      - Не глухой, могла бы и не кричать, - пробормотал Вадим. Он встал с дивана, пошел в прихожую, запер дверь. А когда
      вернулся, первое, что увидел - огромные голубые глаза. Они расплывались вширь, заполняли всю комнату, стесняли дыхание в его груди. Вадим сел рядом с Юлей, обнял её, медленно уложил на диван, и сам лег рядом.
      - Юлька... - хриплым шепотом сказал он. - Я люблю тебя. А ты? Скажи мне что-нибудь, Юлька!
      - Я не могу тебе ответить тем же, - тихо сказала она. - Ты самый замечательный парень, я никогда не встречала мужчину с такими нежными и сильными, такими умелыми и приятными руками. Но мы слишком разные.
      - Ну и что?
      - Я твоя, Вадим... Но больше ни о чем не спрашивай, хоро шо? Когда я стану богатой, я обязательно скажу: я люблю, люблю тебя, Вадик!.. А сейчас ни о чем не спрашивай, не надо, мой хо роший...
      Вадим склонился к её ногам, поцеловал большой палец на здоровой ноге, потом все остальные. Потом его губы медленно заскользили вверх, и когда они коснулись горячей коленки, Юля застонала, выгнула спину.
      - Давай снимем это, - Вадим осторожно стал снимать с неё трусики. Не бойся, Юлька, я не сделаю тебе больно...
      - Я знаю, Вадик...
      - У меня это здорово получается, правда?
      - Ты самый замечательный сниматель женских трусиков...
      - Не всех, а только тех, которые мешают мне видеть Юльку... Он долго смотрел на нее, а потом снова прижался губами к
      горячей коленке. И вместе с его губами направились вверх его руки. Они были такими же ласковыми, умелыми и теплыми, как вче ра. Юля громко стонала, то выгибая спину, то выбрасывая вверх смуглые бедра.
      Никогда прежде она не чувствовала себя так хорошо.
      И голоса из прошлого не звучали в её памяти, не пытались помешать её счастью.
      23
      Лаврентьев остановился в дверях кухни, вдохнул аромат под жаренного хлеба, смешанный с ароматом кофе, внимательно посмот рел на Юлю. Она была в черной юбке и белом, под горло, свитере. Вадим почувствовал легкую досаду. Ему хотелось увидеть её в своей рубашке, как вчера, когда она тоже хозяйничала на кухне. Рубашка делала эту девчонку близкой, доступной, желанной, а в юбке она казалась строгой незнакомкой...
      За окном падал снег.
      - Ты всегда так рано встаешь? - спросил Лаврентьев.
      - Только, если нужно кого-нибудь накормить, - смущенно улыбнулась Юля. - Тебе чай или кофе?
      - И многих ты кормила?
      - Отца... вот и все, - она задумчиво посмотрела на тихий, светлый город за окном. - На следующий день после того, как мать уехала, я подумала: кто же накормит папу? Растопила печку, сде лала яичницу... Мне было восемь лет.
      - Наверное, это хорошо. Когда ты успела одеться? Мы же ос тавили твою юбку в джакузи...
      - Я ночью встала, постирала её и повесила на блестящую трубу сушить. А утром нашла у тебя в шкафу утюг и погладила её.
      - Понятно. Везде ты успеваешь, - недовольно сказал Лав рентьев.
      - Тебе не нравится? Давай перекусим? Хочешь чаю?
      - Не хочу. Ты поешь, а я просто выпью кофе. Мне и в обыч ные дни утром есть не хочется, а сегодня тем более. Мы вчера много выпили, да?
      - Наверное... Я тебе говорила...
      - Знаю, - оборвал он её.
      - Почему ты сердишься?
      - Потому, что ты вскакиваешь ни свет, ни заря, стираешь, одеваешься, что-то делаешь на кухне! Того и гляди, начнешь трясти меня: подъем! Марш в ванную! За стол! Терпеть не могу, когда мной командуют.
      Юля отступила к окну, огромные голубые глаза с изумлением уставились на Лаврентьева. Она встала пораньше с одним желани ем: позаботиться о нем, доставить удовольствие... Он же холос той мужчина, хоть и богатый, а, наверное, питается утром кое-как... Красиво накрыла стол, аккуратно разложила по таре лочкам тонко порезанные сыр, ветчину... Не так сделала, да? Не нужно было?
      - Извини, - растерянно пробормотала она. - Я же хотела, как лучше.
      - Могла бы у меня спросить! Я бы тебе сказал, что лучше было бы нам ещё часок полежать в постели.
      "Классная телка!..."
      "Дай и мне, Стас, дай!..."
      Юля глубоко вздохнула, на мгновение опустив голову, а ког да подняла её, на Лаврентьева смотрела уже совсем другая женщи на.
      - Нам? Ты хотел сказать - тебе?
      - А тебе чего-то другого хотелось?
      Вадиму казалось, что тут и объяснять нечего после такой бурной ночи. Но её взгляд поверг его в замешательство. Он ошиб ся? Она уже не хочет его? Да кто она такая, черт возьми? Двад цать лет, посмотришь - простая, глупенькая девчонка. А потом вдруг видишь смелую, уверенную в себе хищница. Как она разозли ла вчера Люду, как ловко заставила её сбежать! А потом эта хищ ница превращается в мягкого, мурлыкающего котенка, в красивую, страстную женщину... Господи, как хорошо было вчера! Теперь же он не знал, как с ней разговаривать, как вести себя. Такой взгляд он видел впервые.
      - Мне - нет.
      - Ничего не понимаю. Сама же говорила, что тебе хорошо со мной. Или мне это послышалось?
      - Да, мне было хорошо с тобой, - холодно сказала Юля. - Пос ле того, как меня изнасиловали в четырнадцать лет, я мужчин только терпела. У тебя замечательные руки: нежные, сильные, приятные. До этого я знала другие: грубые, грязные, отврати тельные.
      - Зачем ты рассказываешь мне это? Юля, я ни о чем тебя не спрашиваю, ничего не хочу знать!
      - Чтобы ты понял, как мне было хорошо с тобой. Впервые в
      жизни. Спасибо тебе, Вадим. Этих воспоминаний мне хватит надол го.
      - Что значит - воспоминаний?
      - То и значит. Я тоже не люблю, когда мной командуют, - она прошла мимо него, направляясь в прихожую.
      - Чушь какая-то!.. - пробормотал Вадим. Он пошел следом за нею. - Я не командую тобой, Юля. Я просто высказал свое мнение. Ну хорошо, хорошо, не стоит раздувать из мухи слона. Вернись на кухню, я только умоюсь, и мы будем завтракать.
      Юля надела куртку взглянула на Вадима и опустила голову. Она была счастлива с ним этой ночью, она целовала его, сонного, гладила его волосы, прижималась к нему всем телом. Почти всю ночь не сомкнула глаз, наслаждаясь каждой минутой этой ночи! Так не хотелось, чтобы она кончалась! Но вот наступило утро, и она увидела то, о чем знала заранее: перед нею стоял красивый, сытый, холеный мужчина в полосатом халате, хозяин! А она - его рабыня? Вот уж этому никогда не бывать!
      - Нет, Вадим, у меня ещё много дел, пора идти. До свида ния? - она снова посмотрела в его глаза, улыбнулась.
      - Как - до свидания?! - возмутился Лаврентьев. - Какие, к черту дела! Мы даже не решили, где встретимся сегодня. И вооб ще, что ты себе позволяешь? Пришла, понимаешь, поссорила меня с невестой, а теперь - до свидания! Может быть... мне следует расплатиться с тобой?
      Юля обиженно поджала губы.
      - Не беспокойся. Это я тебе должна заплатить за все хоро шее, что было этой ночью. Но сейчас у меня денег нет. Когда бу дут - отдам. только скажи, сколько.
      - Это что ж получается, ты меня соблазнила и... и броси ла?! Меня, Вадима Лаврентьева, бросила?! - он нервно засмеялся, но тут же оборвал смех, пристально вглядываясь в её красивое, бледное лицо.
      Он ждал её оправданий, извинений. Сейчас она обнимет его, поцелует, скажет: ну как ты мог подумать такое? Извини, я неу дачно пошутила. Ну, пусть не обнимает, не поцелует, хотя бы просто скажет!
      И не дождался.
      - Да, я соблазнила тебя, - спокойно сказала Юля. - Позавче ра, когда ты перевязывал меня, твои руки прямо с ума сводили... Поэтому я и пришла.
      - Кошмар!.. - в ужасе прошептал Вадим. - Да кто ты такая, черт побери?!
      - Хочешь проверить, что у меня в сумочке? Не украла ли чего?
      - Перестань! - заорал Вадим. - Где тебя найти?
      - Я и сама не знаю, где буду. Может быть, уеду в Ростов.
      - Какой, к черту, Ростов?! Мы сегодня должны встретиться.
      - Это приказ?
      - Хорошо, я прошу тебя, прошу! Мы должны встретиться и по говорить! Да, поговорить, - он судорожно вытер ладонью вспотев ший лоб.
      Юля продиктовала ему номер телефона Колготина, изменив две последние цифры. Еще раз улыбнулась и вышла из квартиры.
      Вадим вернулся на кухню, скользнул взглядом по тарелкам с аккуратно нарезанными ломтиками колбасы и сыра, ножам, вилкам, чашкам...
      Чертовщина какая-то!
      Возвращаться сюда из квартиры Вадима - все равно, что из столичного музея шагнуть в общественный туалет на маленькой станции. Но она должна была это сделать, должна ещё сутки про вести с этим грязным, провонявшим потом и дымом подлецом, кото рый издевался над нею! Чтобы потом надолго отвязаться от него. Оказывается, Вадим знает её мать! Вчера, когда она услышала это, чуть не выдала себя, захотелось рассказать ему всю правду, попросить, чтобы он узнал домашний адрес матери. Но в последний момент сдержалась. Отступаться от задуманного она не собира лась, Колготин будет наказан! За синяки на ребрах, за ночи, после которых, сколько ни мойся в ржавой ванне, все равно чувс твуешь себя грязной, за болезненную рану на ноге! И кто знает, как отнесется к этому Вадим. Лучше потом она придет к нему и все расскажет. Потом.
      А сейчас нужно было убедить Колготина. Спорить, торговать ся, злиться, как будто и вправду речь идет о больших деньгах! Как будто сама жаждет получить их! На самом деле, если бы ей давали неважно сколько тысяч ворованных американских, или каких других денег, она бы никогда не взяла их. Ни за что! Но сейчас даже думать об этом нельзя, чтобы не выдать себя.
      Колготин повертел в руках два бруска пластилина, внима тельно разглядывая вмятины, оставленные ключами от квартиры Лаврентьева. Потом хмыкнул, бросил пластилин на кухонный стол.
      - Замочки-то простенькие, турецкие. Слабовато для богатого петушка... Ты ничего не упустила? Дистанционного пульта у него не было?
      - Нет. Он просто подходил к двери и открывал её ключами. Два замка.
      - А когда в квартиру входил, по телефону звонил? Что-то вроде того: это я пришел. Нет?
      - Не звонил, - Юля наморщила лоб, вспоминая, может упустила что из виду. Не вспомнила, покачала головой. - Нет.
      Она не могла знать, что два замка на бронированной двери Лаврентьева служат всего лишь маскировкой мощного стального за сова, для которого не нужен ключ. Достаточно нажать кнопку на маленьком телевизоре, который Юля видела на столе, и засов сам надежно запрет дверь, когда хозяин будет уходить. Возвращаясь домой, Лаврентьев правой рукой вставлял ключи в замочные сква жины, а большой палец левой руки незаметно прикладывал к блес тящей пуговице, которыми была усыпана пухлая дверь - четвертой сверху во втором ряду слева. И стальной засов бесшумной уходил в дверь, оставалось только отпереть простенькие замки. Пять ты сяч долларов стоила дверь с такой системой, но она того стоила. Об этом секрете не знали даже Люда и Чернов.
      - Ни хрена не понимаю, он что, совсем лопух? Теперь такие замки и лотошники дома не ставят, - мрачно сказал Колготин.
      - Он несколько месяцев назад купил эту квартиру, там уже была стальная дверь, - сказала Юля. - Наверное, просто не успел её сменить.
      - Когда покупают квартиры, первым делом меняют двери. Или замки.
      - У него там видеодомофон, - сказала Юля. - Если кто-то зво нит в дверь, загорается экран маленького такого телевизора, и сразу видно, кто там стоит. Но ты же не будешь звонить...
      - Не нравится мне это дело, совсем не нравится.
      - Ты что, не веришь мне?
      - Заткнись! Потрахалась там в свое удовольствие, а теперь мне лапшу на уши вешаешь, да? Значит, какому-то козлу можно, а мне нельзя? Ну давай, чего ты? Мы ж свои, немного перепихнемся, а то невмоготу уже терпеть стало, - Колготин вцепился грязными пальцами в Юлину юбку.
      - Отстань! Он просто перевязал мне ногу и все, понятно? А осталась у него ночевать потому, что другого способа снять слепки не было! Сам бы попробовал! Сидит тут, стонет! Отпусти юбку, я кому сказала?!
      - Так я тебе и поверил! - Колготин ухмыльнулся, полез под юбку, схватил больную ногу.
      Юля вскрикнула.
      - Больно же, идиот!
      Он медленно разжал пальцы. Злобно прищурился.
      - Значит, не даешь?
      - Я тебе дала... последний шанс! - крикнула Юля. - Но ты, похоже, ничего не соображаешь, тупица! Трус несчастный! Сидит, рассуждает: замки не такие, двери не те! Я ему на блюдечке Ка нары принесла, а он ещё кочевряжится! И не смей ко мне прика саться! И так тошно сидеть в твоей вонючей квартире! Вот и живи здесь. На большее ты неспособен! Дура я дура, что связалась с тобой!
      - Да заткнись ты, - уже более спокойно сказал Колготин. - А если выгорит дельце, дашь?
      - У тебя, как я вижу, ничего не выгорит.
      - Бабки поделим, дашь?
      - Как поделим, я отнесу их в камеру хранения. На тебя разве можно надеяться?
      - Не возражаю, отнесешь, спрячешь. Мне твоя доля не нужна, своей хватит. А паспорт у меня оставишь. Потом придешь за ним - дашь?
      Он с такой жадностью смотрел на нее, что Юля поняла: пора соглашаться.
      - Хорошо. Но это будет в последний раз.
      - А потом ты мне не нужна будешь. Махну куда-нибудь под пальмы, там найду себе... троих сразу! - довольно ухмыльнулся Колготин. - Значит, завтра в двенадцать?
      - В двенадцать у него операция. Тебе сколько нужно время, чтобы замки отпереть?
      - Эти? Минут пять.
      - Значит, всего, самое много - десять минут. Я возьму ма шину и буду ждать у подъезда, - решительно сказала Юля.
      - С ума сошла! Водила запомнит, фотороботы сбацают, най дут. У ментов даже среди вокзальной шпаны свои осведомители есть, поняла? Возьму бабки, проскочим на проспект Мира, я этот район знаю, а там видно будет. Лучше всего выйти на Кольцо и спокойненько сесть в троллейбус.
      - Наконец-то дельные слова от тебя услышала, - сердито ска зала Юля. - Ты пока подумай, может что-то мы упустили, а я схожу в "Спарту", вдруг мать приехала...
      - Чего ноги зря бить? Да ещё больные? - неожиданно пожалел её Колготин. - Лучше ляг, отдохни. Я не трону.
      Юля довольно усмехнулась. Она уже не сомневалась, что завтра Колготин не вернется сюда.
      - В последний раз схожу, а вдруг наше невезение кончилось? И там, и там получим деньги? - сказала она.
      Колготин запер дверь, вернулся на кухню, сел на расшатан ный стул и задумался. Елки-палки, такие бабки замаячили на го ризонте! Замки там подозрительные, ну и хрен с ними. Если квар тира стоит на ментовской охране, даже если там сирена, сигнали зация - он успеет. Всего-то полминуты понадобится, чтобы прой ти в большую комнату, дверь слева, открыть ящик стола, выгрести бабки и - ходу оттуда! Даже если охрана, пока врубятся, что к чему - он будет уже далеко оттуда!
      А вот потом... Вдруг там, на самом деле, тысяч пятьдесят баксов? Отдавать двадцать пять этой сучке? За какие дела? Такие бабки - и просто так отдать?! На них же можно двадцать пять раз смотаться на Канары! А сколько телок снять! С классным пойлом, с шикарной музычкой... Он жадно облизнул пересохшие губы. Дурак будет, если отдаст бабки. А не отдавать она, сучка, заложит. Остается только одно - заткнуть ей пасть. Чтоб никогда больше не вякала. Кто её знает, кто будет искать?
      Да никто.
      Колготин сжал кулаки, застучал по исцарапанному столу. Завтра они вернутся сюда. Надо ж будет бабки разделить, на ули це такие дела не делаются. Он разделит, все по-честному... А потом вырубит её и будет трахать до посинения. Во все дырки. Чтоб знала, как выпендриваться перед ним, Василием Колготиным, стерва!
      Ну а дальше... Задушить её, завернуть в простыню, замотать шпагатом, привязать чугунный утюг и - ночью - в Яузу! Морду утюгом расмозжить так, чтобы и мама родная не узнала. Мама не будет её искать, и вообще, на вокзале полно молодых телок, с которыми все, что угодно может приключиться. И приключается. Никто ничего не докажет!
      Колготин подумал ещё и достал из ящика стола черный писто лет-зажигалку. Точная копия "ТТ". Сделана ещё в советские вре мена в "Металлоремонте", поэтому, отличить от настоящей "пушки" с виду невозможно. Надо будет завтра прихватить с собой. Зажи галка, имеет право носить в кармане. А при случае, можно будет напугать кого-то. Если какие сложности возникнут.
      Но это - вряд ли.
      24
      Юля достала из сумочку бумажку, на которой был записан но мер квартиры, сверила его с номером на простой деревянной двери и нажала кнопку звонка. За дверью послышались торопливые шаги, она распахнулась, и Юля увидела Саню Иваненко. Увидела и оробе ла: высокий, молодой мужчина в сером костюме не был похож ни на худющего семнадцатилетнего парня, ни на курсанта милицейской школы в синей футболке.
      - Юлька! - закричал Иваненко. - Ну, наконец-то пришла! Да входи же, чего стоишь?
      Прихрамывая, Юля вошла в прихожую.
      Думала, что увидит какое-то унылое здание, максимум в во семь этажей, где нужно будет бродить по длинному коридору в по исках нужной комнаты, но общежитие оказалось современным шест надцатиэтажном домом в Митино. А его обитатели жили в обычных двух-трехкомнатных квартирах, каждому по комнате.
      Саня, слегка смущаясь, обнял её, неловко чмокнул в щеку. Видимо, помнил, как нехорошо закончился такой приятный поначалу поцелуй в Ростове, когда они виделись в последний раз. С Юлей тогда чуть истерика не случилась.
      - Я тебя по-братски, как старую подругу... - объяснил он. - Ну слушай, а если по-честному, я сегодня всю ночь не спал после вчерашнего твоего звонка. Только и думал о том, как мы встре тимся, как я снова увижу тебя... Юлька! Ты здесь, в Москве? Да же не верится. Давно приехала? А почему хромаешь?
      - Давно... - тихо сказала Юля. - А почему хромаю... прямо здесь нужно говорить?
      Саня нахмурился.
      - Проблемы? Не волнуйся, Юлька. Все будет хорошо. Да ты раздевайся, проходи, проходи. Сейчас я тебя чаем напою с вишне вым вареньем. Старики прислали из Ростова, с проводником пере дали. Они думают, что я здесь голодаю, подкармливают.
      Юля сняла куртку, прошла в чистую, светлую комнату, присе ла на стул у письменного стола. Саня убежал на кухню за чайни ком, оставив её рассматривать жилище земляка. Здесь не было ни чего лишнего: трехстворчатый гардероб, деревянная кровать, в углу - небольшой телевизор "Самсунг" на тумбочке, да два стула у стола, на одном из которых сидела она. Эта комната была очень скромной и пустой по сравнению с кабинетом и спальней Лавренть ева, но удивительно чистой и просторной, если сравнивать с квартирой Колготина.
      Саня принес пластмассовый поднос с чайником, на котором стояли чайные принадлежности, поллитровая банка с вареньем и вафельный торт.
      - Дай-ка я у тебя похозяйничаю, - сказала Юля.
      Она разлила в чашки горячий чай, положила варенье на блюд ца и снова присела на стул.
      - Юлька, - восторженно сказал Саня, - ты становишься все красивее и красивее. Ну просто душа радуется, когда смотрю на тебя.
      Юля посмотрела в его блестящие глаза и вспомнила, что этой ночью с таким же восторгом смотрел на неё Вадим.
      - А ты очень изменился, Саня, - сказала она. - Такой предс тавительный мужчина, я прямо испугалась, когда увидела.
      - Боишься представительных? - улыбнулся Саня.
      - Нет, подумала, что ошиблась дверью.
      - Ну как там в Ростове?
      - Вообще-то нормально было, а что там сейчас творится, не знаю... Я уже два месяца в Москве.
      - Да ну? И молчишь? Юлька, это нехорошо. Могла бы позво нить, зайти в гости... - он замолчал, понимая, что два месяца в Москве красивая девушка не может жить в одиночестве. - А что ты здесь делаешь?
      - Мать ищу.
      - Да, помню, она же у тебя здесь. Все-таки, решилась пови даться с матерью? Раньше ты как-то пренебрежительно отзывалась о ней.
      - А что делать, Саня? Отец умер, одной в Ростове трудно было, вот я и решилась.
      - Да? А я не знал... Извини, Юля, прими мои соболезнова ния... Ну и как, нашла мать?
      - Нет... Вернее, нашла. Но мне сказали, что её сейчас нет в Москве. Уехала за границу, в Италию. Вернется через месяц...
      - Ты два месяца искала её, а потом выяснила, что она в Италии и будет только через месяц? - изумился Иваненко.
      - Ну да. Я искала компанию "Фермопил", оказалось, такой нет, хотя реклама даже по телевизору была. Потом выяснилось, что теперь эта компания называется "Спарта". Я нашла их офис. Но там все время никого не было. Внутрь меня не пускали, а по том стали говорить, чтобы пришла через месяц.
      - И где же... где ты жила все это время?
      Юля отпила глоток горячего, крепкого чая, невесело усмех нулась.
      - Остановилась у одного... проходимца. Он вначале хотел, чтобы я с ним спала, но когда узнал, что моя мать - генеральный директор солидной компании, стал помогать разыскивать её. Хотел получить за это пять тысяч долларов.
      - Юлька! Ну почему ты сразу не позвонила мне? Пять тысяч баксов? Да он просто сумасшедший!
      - Не знаю... Но теперь, когда стало ясно, что мать вернет ся только через месяц, он стал требовать, чтобы я заплатила ему за жилье. Хотел, чтобы я занималась проституцией на вокзале, а деньги ему приносила...
      - Паскуда! - Иваненко сжал кулаки. - Юля, он кто, чем зани мается? Да не волнуйся ты, Юлька!
      - Ничем не занимается... раньше в его квартиру проститутки с Курского приводили мужчин, а ему что-то платили за это. Он возомнил себя сутенером, решил, что и я буду работать на него. А когда я сказала: такого никогда не будет, - стал каждый день бить меня.
      - Бить?!
      - Смотри, - Юля приподняла край юбки, показывая забинтован ную ногу. - Потому и хромаю. А синяки на ребрах я не могу тебе показать... Неудобно.
      Глаза Иваненко ещё сильнее заблестели, при виде смуглой ноги и белого бинта.
      - Понятно, - закусив губу, промычал он. Несколько мгновений раздумывал, а потом решительно поднялся. - Пойдем. Покажешь мне его. У него обе ноги будут не просто забинтованы, а - в гипсе, про синяки на ребрах и на морде я не говорю... А ты поживешь у меня, пока мы будем искать твою мать за границей.
      - Да нет, Саня, - Юля взяла его за руку, усадила на стул. - Я же не за этим к тебе пришла!
      - Да?
      Иваненко вскинул голову, уставился на Юлю. Зачем же тогда? Неужели... Нет, в это невозможно поверить!
      - Саня, а ты чем занимаешься сейчас?
      - Я? Лейтенант... Отдел по борьбе с бандитизмом... Но это не интересно, Юлька. Ты пришла ко мне за помощью, скажи, что я могу сделать для тебя.
      - Ну, значит, я пришла по адресу, - сказала Юля.
      - Ты в любом случае пришла по адресу.
      - Ой, Саня, ты такой серьезный, прямо смешно... - она улыб нулась, легонько погладила его ладонь.
      Иваненко закрыл глаза, скрипнул зубами.
      - Не надо, Юля... Ты же знаешь, я люблю тебя, только те бя... всегда любил, всю жизнь... Я сделаю для тебя все! Для то го, чтобы ты была счастлива, Юлька!
      - Я знаю, Саня, поэтому и пришла к тебе. Понимаешь, этот человек, у которого я сейчас живу, Василий Колготин его зовут, он не только подлец, но ещё и бандит. Вчера я узнала, что он собирается ограбить одну квартиру на Олимпийском проспекте.
      - Ты знаешь, какую, - подался вперед Иваненко.
      - Да. Он напился пьяный и проболтался, что скоро станет богатым. Дружки подсказали ему квартиру, которую легко можно ограбить. Колготин раньше работал в "Металлоремонте", замки чи нил, хорошо разбирается в них. Вот он и заявил, что раз я кале ка... Он бил меня неподалеку от офиса "Спарты" до тех пор, пока я ни побежала, куда глаза глядят, и ни попала под машину... Жуткая травма, у меня все бедро разорвано, столько крови поте ряла... Ну вот, если нельзя меня заставить идти на вокзал, он скоро вышвырнет меня на улицу, потому что станет богатым... По нимаешь?
      - Сволочь!
      - Это случится завтра, в двенадцать часов.
      - Понятно. Юля, а может поехать прямо сейчас к нему? Сде лать так, чтобы он месяца два на костылях ходил?
      - А я бы его кормила? Нет, Саня. Раз уж он бандит, надо его арестовать на месте преступления. И посадить в тюрьму. А мы с тобой спокойно подождем, пока мамаша вернется из Италии. Хо тя, мне кажется, она где-то здесь, в Москве, но меня к ней не хотят подпускать.
      - Почему ты так думаешь?
      - Офис у её компании солидный, но все время - пустой. Только охранники, да какой-то лысоватый мужичок там бывают. Мне кажется, это её муж. Ну сам посуди, если в компании никто не работает, как может генеральный директор отдыхать в Италии це лый месяц? Странно все это.
      - Логично.
      - Ну вот. Если завтра ты арестуешь Колготина, я хоть вздохну с облегчением, и мы вместе разгадаем эту загадку. Если ты, конечно, хочешь.
      - Хочу, Юлька! Мы? Вместе?
      - Ну да. Я сейчас ничего не могу обещать тебе, Саня, потом видно будет...
      - Юля, я долго мечтал только об одном: быть с тобой рядом, помогать тебе, искупить в конце концов свою вину! - он снова долго смотрел на нее, потом смущенно улыбнулся. - Ты такая кра сивая, Юля...
      - Саня, вот адрес квартиры на Олимпийском проспекте. Ты знаешь, что делать?
      - Разумеется. Это моя профессия. Кто там живет?
      - Не знаю. Какой-то богатый бизнесмен. Колготин говорил, что у него в ящике стола куча долларов лежит. А замки на двери такие, с которыми он легко справится.
      - А мы легко справимся с ним, - уверенно сказал Иваненко, и вдруг засмеялся.
      - Ты чего? - с удивлением спросила Юля.
      - Вспомнил, как ты меня вишневым компотом угощала. А я те бя вишневым вареньем... Хочешь варенья, Юлька?
      25
      - Продинамила... - сказал сам себе Лаврентьев и медленно положил телефонную трубку на аппарат. - Что ж это получается? Поматросила и бросила?
      Он откинулся на спинку кресла, забросил руки за голову и... расхохотался. Настолько невероятным было это предположе ние. Дурацкая присказка, о которой не всякая симпатичная женщи на вспомнит, казалась странной в устах мужчины, и совсем дикой
      - такого мужчины, как он, Вадим Лаврентьев. Молодой, красивый, сильный, деньги есть, машина, квартира... Женщины летят к нему, как мухи на мед, стоит лишь пальцем поманить. Сколько молодень ких продавщиц перебывало здесь, хоть бы одна обиделась, возму тилась! Приходили по-разному: стесняясь, пугаясь или напротив, чересчур вульгарничая, уходили одинаково, со словами: приду в любое время, сделаю все, что захочешь, только позови...
      И какие девушки были! Слава Богу, со вкусом у него все в порядке. А эта кто такая? Двадцатилетняя стервочка из областно го центра. Приехала Москву покорять? Свои законы тут устанавли вать?! Забыть её - и дело с концом. Выбросить, вышвырнуть из головы! И никогда больше не вспоминать!
      Замечательное решение!
      Да вот, почему-то не получается так... Весь день о ней ду мал, в голове, как заклинило, звучало: Юля, Юля, Юля. Стоило на миг закрыть глаза, и в памяти возникала она - белые бинты, смуглое тело, распростертое на его кровати, волосы, разметавши еся по подушке, пересохшие губы, судорожные стоны... Она в его рубашке, красиво накрытый стол на кухне, растерянный голос: я хотела, как лучше... Все, что было в прошлом, заслонила собой! А в будущем его волновало только одно: придет она сегодня, или нет...
      Не пришла. Поматросила и бросила, как бы дико это ни зву чало. По крайней мере, сегодня было именно так. Может быть, завтра придет... А ему сегодня нужно увидеть её. Сегодня, сей час, черт побери!
      - Закон подлости... - пробормотал Лаврентьев. - Сколько их в Москве, бери - не хочу, а выбираешь ту, которая из тебя наглым образом веревки вяжет...
      Он потянулся к телефону, но вспомнил, что уже три раза звонил ей сегодня вечером. И трижды, вначале вежливо, потом хо лодно, потом со злостью ему отвечал старушечий голос: таких тут нету. Вы ошиблись, молодой человек.
      Нету! Обманула, дала неправильный номер телефона. А если и завтра не придет? Если он больше не увидит ее? Сказала же: этих воспоминаний мне надолго хватит... Кошмар! Ну и что все это означает?
      Высокая настольная лампа - бронзовая пальма со стеклянными листьями заливала зеленым светом письменный стол. Тихо было в комнате, он даже лазерный диск не решался поставить в музыкаль ный центр, опасаясь, что не услышит, если она позвонит. И ведь ясно было, как дважды два: не нужно ждать, лучше всего пойти куда-нибудь, хотя бы к Чернову, найти кого-нибудь, отвязаться на полную катушку. Захочет увидеть его - найдет. Не сегодня, так завтра. А он сидел и ждал...
      Неожиданно резко зазвонил телефон. Лаврентьев поспешно схватил трубку, закричал:
      - Да! Я слушаю! - он едва сдержал рвущиеся из груди вопро сы: почему так долго не звонила? Почему дала неправильный номер телефона? Где ты? Почему звонишь, а не приходишь?!
      И правильно сделал.
      - Это я тебя слушаю! - зазвучал в трубке резкий голос Лю ды. - Все же мы с тобой слишком долго встречались, чтобы взять и разбежаться в одну минуту. Хотелось бы услышать твое мнение на этот счет.
      - Какое мнение? - мрачно спросил Лаврентьев, потирая ла донью наморщенный лоб.
      - Какое есть, то и скажи.
      - Я не понимаю, о чем ты. Кричишь на меня, злишься... Объясни хотя бы, в чем дело?
      - Ах, он не понимает! Дело в какой-то грязной твари, с ко торой ты изменил мне вчера, подлец!
      - Ты все преувеличиваешь, Люда. Она не тварь, я не подлец, и вообще... как я мог тебе изменить, если у неё жуткая травма ноги, да и вообще...
      - Ты врешь, нагло врешь! - в трубке послышались рыдания. Лаврентьев ещё сильнее наморщил лоб. - Я же видела, своими гла зами видела, как она сидела у тебя голая! И вы оба хохотали, как сумасшедшие!
      - Она не голая была, а в рубашке. Я ей дал, на ночь, у неё просто не было во что переодеться. Мы пили коньяк, вдвоем,ты же ушла. А что ещё оставалось делать? Надо было присоединяться к нам и тоже хохотать, тогда бы у тебя не было повода злиться, рыдать...
      - Присоединяться?! Как ты себе это представляешь? Я буду присоединяться к какой-то грязной твари, которая развалилась на твоем диване, голая... полуголая! Но ты же не упустил возмож ности раздеть её совсем, когда я ушла?
      - Упустил, - Вадим решил стоять на своем - не было ничего. Потому что, если признаться - начнет стонать, плакать, истерику закатит, приедет разбираться... Зачем это нужно ему? Проще ска зать: не было! А всякие там подозрения, даже уверенность - её проблемы. - Она легла спать в этой рубашке на диване, а я пошел в спальню. Я уже видел её голой, когда первый раз оказывал по мощь. Ничего особенного. Просто пациентка.
      - Не смей мне врать!
      - Вот что, Люда, я тут сижу, работаю... Хочешь думать, что я изменил тебе - думай. Разуверять не собираюсь. У меня дел по горло.
      - Она все ещё у тебя?
      - Приезжай, посмотри. Теперь я понимаю, почему ты вчера наотрез отказалась остаться, хоть я и уговаривал. Чтобы теперь истерики мне закатывать.
      - Ушла?
      - Люда! Я сижу, работаю! И ни о чем больше не думаю.
      - Знаешь, Вадим, я не сомневаюсь, что ты поплатишься за вчерашний вечер, - Люда успокоилась, но голос её был сух и зло бен. - Она не случайно пришла к тебе.
      - Конечно. Ей требовалась квалифицированная медицинская помощь.
      - Нет, дорогой, ошибаешься! - язвительно сказала Люда. - Она пришла, чтобы как следует разглядеть твою квартиру. И я не удивлюсь, если тебя скоро ограбят и даже... все может быть. Я уверена, что эта тварь связана с какими-то бандитами, и все бы ло специально подстроено: и под машину она попала специально, и домой к тебе - тоже!
      - Не хотел бы я специально получить такую рану, - усмехнул ся Лаврентьев. - И ей повезло, что я медленно ехал, что не голо вой стукнулась о бордюр. Скорее всего, она оказалась бы не у меня дома, а на больничной койке. Но, повторяю, ей повезло.
      - А тебе - нет! Вокруг меня достаточно мужчин, которые только и ждут, когда я освобожусь! Завтра же я окончательно за буду тебя с другим! Ясно?
      - Желаю успеха.
      - И хотя между нами все кончено, мой тебе совет: ходи и оглядывайся. Она тебе устроит веселую жизнь!
      - У тебя все?
      - Нет, не все! Ты негодяй, Вадим! У тебя даже не хватает смелости признаться в своей подлости! Жалкий трус!
      Вадим усмехнулся и положил трубку.
      - Леопольд, - сказал он, - выходи, жалкий трус! Или - под лый? Да какая разница! - и встал из-за стола.
      Он выпил на кухне джина с тоником, потом чашку растворимо го кофе, потом рюмку водки. Долго разглядывал трубку радиотеле фона от второго аппарата, не такого красивого, как тот, что на письменном столе в кабинете, зато удобного, с ним можно ходить по всей квартире, звонить из кухни или ванной. Да хоть из туа лета! Пока раздумывал, стоит ли звонить Чернову, трубка ожила в его руках.
      - Я слушаю, - недовольно сказал Вадим. Почему-то не вери лось, что это Юля.
      Так оно и было.
      - Вадим Павлович Лаврентьев? - услышал он незнакомый мужс кой голос.
      - Да. А вы кто?
      - Лейтенант Иваненко, отдел по борьбе с бандитизмом.
      - Ого! - только и смог сказать Лаврентьев.
      - Извините, что беспокою вас, но, к сожалению, вынужден это делать.
      - Слушаю вас, - Вадим напрягся.
      - Вы завтра - на службе?
      - Разумеется.
      - У меня к вам просьба, Вадим Павлович. Никуда не уходить из квартиры до одиннадцати часов.
      - А в чем, собственно дело, лейтенант?
      - По нашим оперативным данным, некий злоумышленник попыта ется завтра ограбить вашу квартиру.
      - Да? А почему я должен вам верить? Откуда я знаю, лейте нант вы, или полковник... мафии?
      - Пожалуйста, запишите номер моего служебного удостовере ния и телефон вышестояшего начальства. Можете позвонить и выяс нить, кто такой Александр Иваненко.
      Вадим записал данные лейтенанта и номер телефона на кухон ном полотенце.
      - Ну хорошо, пусть попробует господин злоумышленник. А я посмотрю, что у него получится.
      - Если не возражаете, мы вместе посмотрим. Завтра в один надцать я буду у вас с опергруппой.
      - Да я и сам как-нибудь справлюсь, - уныло пробормотал Ва дим, чувствуя, как неприятно засосало у него под ложечкой, и страшная догадка вспыхнула в голове.
      - Вы сами только спугнете преступника. Озлобите. И он вер нется тогда, когда вы меньше всего будете этого ждать. И, ско рее всего, не один. Вадим Павлович, поверьте, это не шуточки.
      А ведь и вправду... Какой-нибудь домушник-одиночка вряд ли сунется к нему. С серьезными бандитами у фирмы отношения нор мальные, им регулярно платят. Значит - какая-то дикая команда. А такие на все готовы.
      - Уже верю, лейтенант.
      - Значит, завтра в одиннадцать?
      - Ладно, приезжайте...
      Первой мыслью было: позвонить Чернову. Пусть свяжется с отцом, выяснит, в чем тут дело. Генерал должен знать... Вадим уже поднял палец, собираясь набрать номер телефона Чернова, но так и замер, не в силах коснуться черных кнопок.
      Полчаса назад Люда предупредила его, а он и думать об этом не стал. Неужели, она оказалась права? Юля?! Она была здесь для того, чтобы присмотреться, что можно унести? И все, что было ночью - притворство опытной, жестокой шлюхи, связанной, к тому же, с бандитами?! Ну и что он в таком случае скажет генералу? И Мишке Чернову? Перевязал сбитую девчонку, переспал с нею, похо же, влюбился, а теперь ждет грабителей? Не знает ли генерал, кто она на самом деле, эта Юля Малюкова из Ростова?..
      Идиотизм!
      Лаврентьев положил трубку на стол и медленно пошел в каби нет, мотая головой.
      Этого не может быть! Она обиделась на него утром, да, хо тела удивить его, порадовать, а он разозлился, что так быстро выскочила из постели. Наверное, он виноват, она обиделась и правильно сделала... Поэтому и расстались так холодно, и номер телефона оказался неправильным.
      Но разум складывал в логическую цепочку звенья вчерашних и позавчерашних событий, и все увереннее и увереннее нашептывал вывод, с которым трудно было не согласиться: да, Юля не та, за кого себя выдает. Ты ведь и сам думал об этом сегодня утром, вспомни! Люда права, она сразу почувствовала, что дело нечисто. А ты вчера думал только об одном, как бы скорее раздеть неждан ную гостью, прикоснуться губами к смуглой коленке! Она ослепила тебя. Протри глаза, Вадим!
      А сердце яростно стучало в груди: нет! Нет! Нет! Юля не способна на такое! Нет!
      26
      Лейтенант Иваненко оказался совсем молодым парнем. Лав рентьев поначалу удивился, а потом с раздражением подумал, что зря согласился на эту встречу. Лучше б вызвал Серегу, вдвоем быстрее управились бы с неизвестным злоумышленником. Так упра вились, что он бы потом всю жизнь вспоминал, где ж это его так покорежило? И не вспомнил бы.
      Правда, вместе с Иваненко пришли двое крепких парней в ко жаных куртках, джинсах - в цивильном, значит. Они казались по солиднее, да и автоматы, спрятанные по куртками, внушали уваже ние.
      - А вы уверены, что злодей не засек вас? - с усмешкой спро сил Лаврентьев, глядя в голубые бесстрастные глаза молодого лейтенанта. - Такое количество крепких ребят не часто забредает в наш подъезд.
      - Уверен, Вадим. Честно говоря, я думал, что вы лет на двадцать старше.
      Иваненко приглядывался к Вадиму, приглядывался, принюхи вался ко всей квартире, как будто хотел узнать что-то такое, о чем не следовало говорить.
      - А может надо кого-то снаружи оставить наблюдать? Придет один, или два, или три, неважно, но кто-то и внизу останется, на стреме, как они говорят. Кто, сколько их, это важно?
      - Конечно. И внизу есть наши люди. Скажите, Вадим, вы тут один живете?
      - Пока - да.
      - Понятно, - Иваненко взглянул на свои часы. - У нас есть ещё двадцать минут. А почему вы так уверены, что он не сможет открыть дверь?
      - Потому, что она стоит пять тысяч баксов.
      - Понятно. Скажите, вы храните дома большие суммы налич ности? Если не хотите, можете не отвечать. Я не пытаюсь узнать, есть ли в квартире деньги, но ведь кто-то сообщил преступникам, что они есть, и немалые. Может, вы слишком понадеялись на доро гую дверь?
      - Я ведь не похож на идиота, верно? - усмехнулся Лавренть ев. Крупные суммы в надежном банке, а здесь - пустяки, на мел кие расходы. Три тысячи баксов лежат в ящике стола. Русские деньги не считал, где-то в карманах лежат. Миллиона полтора, не больше.
      Иваненко опустил голову, чтобы скрыть неприязненный взгляд. Три тысячи долларов - пустяк! А это почти пятнадцать миллионов. Десять месячных зарплат лейтенанта, который каждый день подставляет голову под пули! А полтора миллиона рублей, оклад лейтенанта, где-то в карманах... А он, офицер, за эти полтора миллиона должен охранять таких вот предпринимателей! Как же это получилось, господа правители? Вы хоть интересуе тесь, как зарабатывают такие деньги, что десять зарплат офицера
      - пустяк, на мелкие расходы?
      - Скажите, Вадим... в последнее время у вас в гостях не было незнакомых лиц? Мужчины, женщины, которых вы плохо знаете? Именно в последние два-три дня?
      Юля была. Юля. Черт побери, он полночи не спал, пытался понять, кто же она такая, и не понял. Она была красивая, неж ная, любимая. Самая фантастическая женщина из всех, кого он знал. Она не могла... хотя все говорило как раз о другом. Но ему, Вадиму Лаврентьеву, плевать на все другое! Он не хочет, чтобы она была причастной к этому гнусному событию!
      - Не было! - резко, пожалуй, излишне резко сказал Лав рентьев. - Я незнакомых людей к себе не приглашаю. Только для вас сделал исключение.
      - Понятно... А что, дверь, действительно, неприступна?
      - Абсолютно.
      - Честно говоря, я впервые вижу дверь, которая стоит пять тысяч долларов. За полтора миллиона рублей можно установить вполне приличную стальную дверь. Сверхнадежные стоят полторы - максимум, две тысячи долларов. А вот за пять... Трудно даже представить себе, что же это такое.
      - Это в два с половиной раза надежнее, чем дверь за две тысячи долларов, - холодно сказал Лаврентьев.
      Не нравился ему это лейтенант. Трудно понять, почему, но - не нравился и все.
      - Понятно, - в который уж раз, сказал Иваненко. - Значит, сделаем так. Мои люди будут на кухне. Вы можете посидеть в спальне, чтобы не рисковать. По нашим сведениям бандит сразу пойдет в кабинет, чтобы взять из ящика стола деньги.
      Юля, Юля! Не позволь мне поверить, что ты способна на та кое! Ты же хорошая, добрая девчонка... Красивая, а красота не должна служить злу! Но только ты, Юля, видела в последнее вре мя, как я достаю из ящика стола деньги... Раньше об этом знала лишь Люда, и никаких грабителей не было...
      - Нет, я буду как раз в своем кабинете. Пусть заходит, хо чу посмотреть на этого подлеца.
      - Вы подвергнетесь опасности, - сказал Иваненко.
      - Но вы-то и ваши люди будут рядом, - заметил Лаврентьев.
      - Но тогда он не полезет в ящик стола.
      - Дался вам этот ящик! Если человек без разрешения вошел в мою квартиру - он преступник. Этого, я думаю, вполне достаточ но, чтобы посадить его. Кстати, если я захочу, он не сможет открыть эту дверь. И бригада супер-домушников не сможет. Желае те убедиться?
      - Я желаю арестовать его на месте преступления. Думаю, и вы заинтересованы в том же.
      - Тогда предоставим ему эту возможность. Моя дверь может все: открыться перед посторонним, или закрыться наглухо даже перед специалистами из МВД. Как я решу, так и будет.
      - Замечательная дверь, - Иваненко посмотрел на часы. - Он будет с минуты на минуту. Расходимся.
      - Я надеюсь, вы сработаете чисто? В прямом смысле слова: не будете стрелять, крушить мебель, ковер заливать кровью во время задержания? спросил Лаврентьев.
      - Конечно. И все же я не советовал бы вам находиться в ка бинете. Преступник может быть вооружен.
      - Спасибо за совет... за несовет, но я не только буду в кабинете, но и прошу вас не спешить врываться туда. Хочется, как следует разглядеть этого смельчака.
      - Этого я вам не обещаю, - резко сказал Иваненко.
      Колготин сунул отмычку в замочную скважину, осторожно пок рутил замок тихо щелкнул. То же самое случилось и со вторым. Действительно, за такой дверью можно прятать бабки только от дураков. Он осторожно распахнул дверь, прижавшись спиной к сте не. Говорил с ребятами, спецами по этим делам, знает, что вся кое бывает за вроде бы простой дверью - и газ может прыснуть в глаза, и сирена завыть так, что душа в пятки уйдет. И током трахнуть может...
      Тишина.
      И это уже хорошо. Кажется, ростовская сучка не обманула его насчет сигнализации.
      Он быстро шагнул в прихожую, осторожно прикрыл за собою тяжелую дверь, безошибочно определил дверь в кабинет, где лежа ли деньги, и решительно шагнул вперед. Теперь нужно действовать быстро. Взять и уйти.
      Взять - и уйти!
      Колготин вошел в кабинет и замер. За столом сидел врач, который избил его пару дней назад. Елки-моталки! Он сидел и смотрел на него, как будто знал, что сейчас войдет грабитель, как будто ждал!
      - Сука! - скривившись, прошипел Колготин, доставая из кар мана пистолет-зажигалку.
      Но это злобное шипение было адресовано не хозяину кварти ры, а той, которая уговорила его прийти сюда. Все-таки, обдури ла, подставила, сука!
      - Не может быть... - пробормотал Лаврентьев.
      И эти слова не относились к незваному гостю. Лаврентьев узнал его тот самый хам, который гнался за Юлей, кого он бил в темном переулке! Выходит, Люда была права? И эта девчонка, эта Юля... Не может быть!
      - Заткнись! - крикнул Колготин, одним прыжком оказавшись у стола.
      Вадим посмотрел на грабителя с тоскливой усмешкой, не пы таясь защититься, и презрительно сказал:
      - Дур-рак!
      И в то же мгновение Колготин с размаху опустил тяжелый пистолет на его голову. Только так можно было взять из стола деньги, а если их там нет - уйти.
      Ни то, ни другое он не успел сделать.
      - Брось пистолет! - послышался за спиной жесткий приказ.
      Колготин судорожно дернулся на окрик, не выпуская зажигал ку из пальцев, и в ту же секунду прогремел выстрел. Пуля проши ла его руку чуть выше локтя, разбила стеклянные листья паль мы-настольной лампы, и застряла в стене. Зажигалка упала на ко вер, следом за ней с хриплым криком повалился Колготин, сбитый сильным ударом тяжелого ботинка. Еще несколько ударов отбили у него желание пошевелиться, но когда руки завернули назад и за пястья опоясала холодная сталь наручников, Колготин завопил от боли в раненой руке.
      Еще один удар ботинком по ребрам показал, что его вопль был услышан.
      - Заткнись, гаденыш! - крикнул Иваненко. - Дима, что там с Лаврентьевым? Живой?
      - Да хрен его знает, - ответил Дима. - Похоже, пистолетом по башке получил. Хорошо, хоть эта падла стрелять не стала!
      Вадим без движения сидел в кресле, уткнувшись лицом в лужу крови на столе. Дима осторожно приподнял его, легонько шлепнул по щеке. Вадим застонал, открыл глаза.
      - Живой, - сказал Дима.
      Третий парень, Володя, поднял с ковра пистолет Колготина, повертел его в руках и сказал:
      - А он и не мог выстрелить, Саня. Это зажигалка.
      - Живой! - сообщил Дима. - Надо "неотложку" вызвать.
      - Я же не хотел, чтобы он здесь торчал, как чувствовал! - со злостью крикнул Иваненко. - Дима, займись им. Голова - дело серьезное. Веди на улицу, остановишь любую машину, отвезешь в больницу.
      Лаврентьев уже пришел в себя. Дима помог ему подняться на ноги. Гримаса боли исказила лицо Вадима. Но никто не знал, что причина этой страшной, невыносимой боли - не удар Колготина, а предательство девушки по имени Юля.
      Иваненко одним рывком оторвал Колготина от пола, поставил на ноги.
      - Ну? - спросил он голосом, не предвещающим ничего хороше го. Сейчас скажешь, кто дал наводку, или потом?
      - Рука болит, начальник... Скажу, все скажу, только руку освободи... Это она, сучка, уговорила меня вломиться сюда, она, Юлия Малюкова из Ростова. Сговорилась с этим хмырем и подстави ла меня...
      Иваненко всадил кулак в его солнечное сплетение. Колготин раскрыл рот, вытаращил глаза и свалился бы на ковер, если бы Володя ударом в плечо ни выровнял его.
      - Вы знаете Юлию Малюкову? - резко спросил Иваненко, пово рачиваясь к Лаврентьеву.
      - Не знаю, - тихо сказал Вадим.
      Боль пульсировала в висках, но её можно было терпеть. А от боли в душе мутилось сознание.
      - Зн... знает, - хрипло выдохнул Колготин. - Они здесь тра хались...
      Лучше б он не говорил этого. После очередного удара и Во лодя не помог Колготину удержаться на ногах. Иваненко в упор посмотрел на Лаврентьева.
      Вадим осторожно отвел со лба влажные от крови волосы, ус мехнулся. Юля? Это его личное дело. Этот дебил заставил её прийти к нему, а теперь хочет убедить всех, что они сговори лись? Пусть попробует!
      - Не знаю и знать не хочу, - твердо сказал он.
      27
      Юля дрожала от холода, спрятавшись за деревянной башенкой на детской площадке неподалеку от подъезда Лаврентьева. Эта дрожь началась ещё утром, когда увидела в глазах Колготина за таенную злобу, на губах - льстивую усмешку, а в словах и жестах
      - странную суетную мягкость. Он что-то задумал, что-то нехоро шее, и мысли об этом пугали Юлю. Может, решил затащить в квар тиру и ее? Подставить под кулаки милиционеров? Устроить скан дал? Опозорить в глазах Сани и Вадима? Да он на все способен, этот негодяй! Она дрожала от нервного напряжения всю дорогу, но Колготин так и не выдал своих намерений. Он велел ей ждать на лавочке у подъезда, а сам пошел к лифту.
      Юля вздохнула с облегчением - теперь он ей не страшен. Те перь она уже никогда-никогда не встретится с этим злобным и подлым человеком! Не будет каждый вечер со страхом и отвращени ем думать, о том, как его грязные, грубые руки начнут шарить по её телу, корявые пальцы больно вцепятся в нежную кожу грудей... Как тяжелые пощечины будут обжигать её лицо, если что-то ему не понравится... Все это - в прошлом. Он думал, можно безнаказанно издеваться над беззащитной девушкой? Нет, нельзя! И скоро пой мет, на своей шкуре почувствует! Минутное облегчение сменилось томительным ожиданием. Напряжение не спадало, но теперь к нему добавился ещё и холод. В Москве потеплело, снег, падавший в ту ночь, когда она была с Вадимом, таял, но сырой ветер, сменивший легкий мороз, пронизывал тело до мозга костей.
      Как же трудно было ждать, когда же Колготина, наконец, арестуют, и Вадим останется один в квартире! Чтобы можно было зайти к нему и все объяснить. Наверное, он будет злиться внача ле... Кому же понравится, если к нему в квартиру забирается грабитель? Но Юля верила, что когда он все узнает, поймет её. Поймет и простит. Он же так хотел увидеться с нею вчера вече ром, а она дала неправильный номер телефона. И об этом расска жет. Вадим умный мужчина, поймет её, и потом... Им же так хоро шо было вдвоем! И, может быть, это повторится. А с Иваненко они останутся хорошими друзьями.
      Напряженное ожидание сменилось ужасом, когда она увидела Вадима с окровавленной головой. Его придерживал под руку креп кий парень в светлой куртке. Наверное, подчиненный Сани. Спустя мгновение, Саня и ещё один парень в куртке вывели согнутого Колготина. Рукав его пальто был влажным, похоже, в крови. Кол готин поднял голову, посмотрел по сторонам. Искал ее! Юля маши нально спряталась за деревянную башенку.
      Что там случилось? Почему голова Вадима в крови? Иваненко не хватило времени, чтобы остановить, обезвредить Колготина? А что делали эти крепкие ребята в кожаных куртках? Куда смотрели, о чем думали?! Сердце гулко колотилось в груди, ладони стали потными. Колени дрожали от страха. За себя, за Вадима... Но разве можно было подбежать и спросить?
      Вадима осторожно посадили в машину, которую властным жес том остановил его провожатый, Колготина затолкали в грязный "Жигуленок". И все уехали.
      А она осталась... Страшно было подумать о том, что Колго тин все рассказал Иваненко, а Вадим подтвердил, что она была у него. Значит, соучастница преступления? Грабительница?..
      Иваненко мрачно разглядывал Колготина. Грязный свитер, мя тый воротник давно не стиранной рубашки, грубые узловатые паль цы. Она жила у него? Жила с ним? И эти пальцы лапали Юльку? Черные, глубоко посаженные глаза, в которых блестели страх и злоба, мясистые, влажные губы... Он целовал ее?! Он бил её, из девался над Юлькой?! Иваненко пожалел о том, что выстрелил в руку. Надо было застрелить эту сволочь. Состав преступления на лицо, в руках оружие, что это зажигалка - кто мог знать? Су ществовала непосредственная угроза жизни потерпевшему и опера тивникам. Таких мерзавцев ничто уже не исправит. Застрелить!
      - Значит, Колготин Василий Андреевич, - медленно сказал Иваненко. Москвич, разведен, временно не работает. Я правильно записал?
      Колготин дернулся, нервно облизнул влажные губы.
      - Правильно.
      - Ты знаком с потерпевшим?
      - Знаком!.. Нет.
      - Да или нет?
      - Он избил меня на улице.
      - Подробнее.
      Колготин, путаясь, рассказал, как встретился с Юлей, как они вместе искали её мать, как она побежала от него и попала под машину. А Лаврентьев потом избил его и увез эту ростовскую дуру к себе.
      - Думай сам, начальник, знаком или нет. А она - точно зна кома, была у него, два раза! Она и накеросинила меня: давай ог рабим, там у него денег тысяч пятьдесят в столе лежит. Баксов. А что делать? Я и согласился.
      - Значит, она побежала, попала под машину. Почему побе жала?
      - Какое это имеет отношение...
      - Почему?!
      - Да просто... захотелось размяться. Размяться, вот и все!
      - А Лаврентьев избил тебя?
      - Да он, падла такая, сбил бабу и разозлился. А тут я...
      - Он просто разозлился?
      - Ну да. Не знаю... может я чего и сказал ему. Смотреть надо, когда едешь по улице! Купил себе тачку импортную, думает все можно теперь, да?
      - Колготин, ты бы себя со стороны послушал! - презрительно сказал Иваненко. - Девушка ни с того ни с сего бежит по улице, попадает под машину. Водитель ни с того, ни с сего набрасывает ся на тебя с кулаками. Потом ты ни с того, ни с сего идешь гра бить квартиру... Ты что, за идиота меня принимаешь?
      - Чего за идиота? Я рассказал, как было дело. Да ты пойди ко мне домой, она ж, сучка такая, сидит, наверное там! Посмотри на нее! Шлюха несчастная! Нет у неё тут никакой матери! Шлюха вокзальная! Она... вспомнил! Второй раз была у него, принесла слепки с ключей, я отмычки подбирал. Ты посмотри, у меня на кухне, в столе - пластилин со отпечатками, ты найди его и сам увидишь!
      - Что?
      - Она во всем виновата, она! Сговорилась с этим врачом сучьим, чтобы меня посадить, а сама квартиру приберет к рукам!
      - Колготин, пострадавший заявил, что никогда не встречался с тобой, девушку не видел, не знает. Я пойду, если она там, по говорю с ней. И знаешь, что она скажет?
      - Не скажет, а сделает. Юбку задерет и раком встанет.
      - Молчать! - рявкнул Иваненко, грохнув кулаком по столу. - Она скажет, что никакого врача в глаза не видела. Я в этом не сомневаюсь, потому что ты врешь мне, Колготин! Кто дал наводку на квартиру Лаврентьева? Кто стоял на стреме? Ты же не один работаешь, верно?
      - Она дала наводку, она стояла на стреме, а потом убежала. А кто вам сообщил, что я приду? А-а, она же и сообщила! Теперь понятно. Так ты её знаешь, начальник? - догадался Колготин.
      - И я тебя подговорил ограбить квартиру Лаврентьева. Наг лая клевета в адрес органов правопорядка карается законом.
      - Ты подговорил? Не путай меня! Я сказал - она! - заорал Колготин.
      - Ты влип, Колготин, и очень здорово влип. Разбойное напа дение с нанесением тяжких повреждений, плюс клевета, сокрытие сообщников... В лучшем случае - пять лет.
      - Я не скрывал, я сказал - её зовут Юлия Малюкова. Сообщ ница. Проститутка вокзальная.
      - Ты врешь, Колготин! - Иваненко злорадно усмехнулся. - В суде посмеются над твоими утверждениями, что девушка, которая жила у тебя, заставила совершить преступление. Сам подумай, ес ли муж, разозлится на жену, пойдет, убьет, ограбит, а потом скажет: это она меня подговорила, я хороший, отпустите на волю, а её арестуйте... Кто-нибудь поверит? Поэтому, предупреждаю: забудь о Юлии Малюковой и давай говорить о настоящих сообщни ках. Ну, ты будешь давать показания?
      - Забыть? Я понимаю, начальник, ты слишком хорошо её зна ешь! Небось, лазил под юбку к этой сучке, да? - Колготин кричал, брызгая слюной. - Да только запомни: она и тебя прищучит! Она в Ростове троих убила, сама сказала! Сперва ноги растопырит, а потом людей гробит, стерва! Ты ещё узнаешь её, хорошенько узна ешь, тогда и вспомнишь меня!
      Иваненко нахмурился.
      - Речь не о ней, а о тебе, Колготин. Что она тебе говорила
      - никого не интересует. Ты взрослый человек, сам отвечаешь за свои поступки. Ты совершил преступление и был задержан с полич ным. В зону пойдешь в любом случае, вопрос в том, на какой срок. Назовешь адреса, имена сообщников - можешь рассчитывать на снисхождение. Будешь упорствовать, нести чушь о девушке, ко торая заставила тебя ограбить квартиру - получишь на полную ка тушку. Ну?
      - Я сказал все, что знаю. И предупредил тебя: ещё узнаешь, кто она такая, эта шлюшка! Сладенькая на полчаса, да потом горько будет не один год.
      - Ты ничего не понял, Колготин, - недобро сощурился Иванен ко. Нажал кнопку и приказал конвоиру. - Увести.
      28
      К счастью, рана оказалась несерьезной. Из травмопункта по ликлиники, где Вадиму оказали первую помощь, он позвонил отцу, и тот сам примчался через тридцать минут на реанимобиле, забрал в свой институт. А вскоре туда прибежала и мать. Павел Сергее вич собственноручно провел тщательное обследование с компьютер ной томограммой мозга и убедился, что сын отделался легким сот рясением. Вадим засобирался было домой, но Павел Сергеевич нас тойчиво попросил его побыть в институте хотя бы до завтра. А там, если повторное обследование покажет, что сдвигов в худшую сторону не намечается, он отвезет сына домой.
      Родители были были так взволнованы случившимся, что Вадим не стал спорить. До завтра, так до завтра. Тем более, отец бу дет поблизости до позднего вечера, можно поговорить, наконец, по душам. А то все некогда...
      За окном таял вчерашний снег, по-весеннему синие сумерки опускались на город. Вадим включил настольную лампу и снова прилег на деревянную кровать поверх синего одеяла. В одномест ной палате было тепло, а в душе холодно. Боль понемногу сме нялась злостью, но легче от этого не стало.
      Потому что злиться можно было только на себя, на свое не постижимое легкомыслие. Или постижимое? Все же она красивая девчонка. И красиво обманула его. Обвела вокруг пальца, как опытный наперсточник подвыпившего провинциала.
      Повязку она не могла сменить сама! А он и уши развесил, не подумал, что красивая женщина сама просится к нему в постель, а это никогда добром не кончается! Дешево хорошо не бывает. За красивой женщиной нужно ухаживать, добиваться её благосклоннос ти, завоевывать... А если она сама нужно сто раз подумать, что ей нужно на самом деле.
      Не подумал, не предположил, не просчитал возможные пос ледствия! А она все просчитала...
      Черт побери! Он даже влюбился в нее... А как это называет ся, если сидишь весь вечер дома и ждешь звонка? Даже после то го, как понял: телефон дала неправильный? Полночи не мог ус нуть, и все мысли были о ней!
      Вадим машинально потрогал повязку, кисло усмехнулся. Ду мал, ждал за это и получил по голове. Когда не ждал, а просто набирал номер и вызывал - все было нормально.
      Но какая актриса в ней пропадает! Как она отдавалась! Не истово, страстно, с таким неподдельным наслаждением, что у него голова пошла кругом. А на самом деле балдела от того, что у неё получилось... Утром даже покормить его хотела - отблагодарить за глупость...
      Интересно, после такой ночи она удовлетворила сообщника? Наверное.
      Вадим скрипнул зубами. Подлая тварь! Права, тысячу раз права была Люда. Вот, кто, действительно, любит его. А он как обошелся с нею?
      Осторожный стук в дверь отвлек его от мрачных мыслей.
      - Да! - громко сказал Вадим. Усмехнулся и добавил. - Дверь не заперта.
      Как будто в больничной палате можно запереть дверь!
      - Ты похож на раненого партизана, - сказал Чернов. Он подо шел к кровати, нарочитым жестом остановил движение Лавренть ева. - Лежите, лежите, господин пострадавший.
      - Откуда узнал, что я здесь? - удивился Вадим.
      - Павел Сергеевич сообщил, что ты сегодня вряд ли сможешь исполнять служебные обязанности. Потому как получил череп но-мозговую травму. Ну, что с черепом, я и сам вижу. А как нас чет мозгов?
      - Немного осталось.
      - А нам и не нужно много. Когда в фирме все нормально, це нятся работники, которые мало думают и много делают. Я шучу, шучу. Кстати, вся команда передает тебе привет и желает скорей шего выздоровления. Рвались приехать, навестить любимого гене рального менеджера, да я не позволил. Работать надо.
      - Спасибо. Скажи, завтра я сам навещу их.
      - Завтра не вздумай. Черепно-мозговая - это тебе не шутки. Но ты нормально выглядишь, Вадик, я рад. Принес тут тебе... - он принялся выкладывать из пластикового пакета ананасы, яблоки, груши, бананы.
      Лаврентьев с интересом наблюдал, как растет на тумбочке аппетитный натюрморт, а потом усмехнулся.
      - Чего-то не хватает, Мишка.
      - Я не знаю, можно тебе, или нет... - засомневался Чернов.
      - Можно. Я тут задержался потому, что отец просил. Не хо телось огорчать старика. Завтра уеду домой.
      - Ну тогда... - Чернов с опаской посмотрел на дверь и выта щил из пакета бутылку виски и два одноразовых стаканчика. Быст ро наполнил их, протянул один Вадиму. - Давай. И - рассказывай, что с тобой случилось.
      Вадим рассказал о звонке лейтенанта, о визите грабителя и... ни словом не упомянул о Юле.
      - Я говорил тебе: поставь израильскую дверь. Там суперзам ки, ни один грабитель не откроет.
      - Дверь у меня нормальная. Я сам хотел, чтобы он открыл её, вошел и попал в лапы этого Иваненко.
      - А он попал тебе по голове. Хочешь, ему в КПЗ отобьют все, что можно отбить? Я скажу отцу, он устроит. Кстати, мог бы рассказать мне о звонке лейтенанта раньше. А то: задержусь до обеда, срочные дела!..
      - Нет, Мишка, ничего отцу не говори. И трогать этого деби ла не нужно. Ему и так руку прострелили. А пистолет у него ока зался игрушкой. Зажигалкой. Я сам хочу разобраться в этом деле.
      - Темнишь ты, Вадим. Это связано с фирмой?
      - Это связано с женщиной, Мишка. Но пока ничего больше сказать не могу.
      Они поговорили минут двадцать, выпили ещё по стаканчику, и Чернов стал прощаться.
      - Пора, Вадик. Меня там два оптовика ждут, а к тебе сейчас придет кое-кто еще.
      - Кто?
      - Сам увидишь. Ну, пока. Значит, завтра ты дома, вечером я у тебя. Может, шлем нужен или немецкая каска? Достану!
      - Себе, - засмеялся Лаврентьев. - Мне уже не нужно.
      - О, - закричал Чернов. - Она уже здесь! Надо же, как быстро прибежала!
      И галантно посторонился, пропуская в палату Люду.
      - Привет, - сказала она решительно присаживаясь на край кровати. - Ну что, Вадим, я была права?
      Он посмотрел на неё и опустил глаза. Да, она предупрежда ла, да, оказалась права, но теперь это вызывало раздражение. Никакой вины перед Людой он не чувствовал. И видеть её не хо тел. А она, похоже, не сомневалась, что увидит перед собой каю щегося грешника?
      - В чем ты была права, Люда?
      - В том, что эта дрянь прибежала к тебе за тем, чтобы все высмотреть, а потом ограбить квартиру! Вспомни, я ведь предуп реждала тебя. Много раз!
      - Никто не собирался меня грабить. Просто ворвался ка кой-то сумасшедший с игрушечным пистолетом.
      - Но ведь это она все подстроила!
      - Послушай, Люда, я уже и думать о ней забыл. Можешь сде лать то же самое?
      - Забыть?! Никогда.
      - Ты за этим пришла к больному?
      - Я пришла узнать, как ты себя чувствуешь! Я волновалась за тебя.
      - Ну вот и узнавай. Что тебя интересует?
      - Вадим... Я, конечно, не то говорю, но ты должен понять меня... После всего, что было...
      - Были твои капризы, истерики, обида. А больше - ничего.
      - Я не верю тебе.
      - Давай поговорим об этом в другой раз? Я же не спрашиваю тебя о других мужчинах, которые только и ждут, когда ты освобо дишься?
      - Мне никто кроме тебя не нужен... - тихо сказала Люда и, наклонившись поцеловала его в губы.
      - Не надо, Люда, пожалуйста, - недовольно поморщился Ва дим. - У меня голова раскалывается от боли.
      - Бедненький мой... - она ласково погладила его по голове. Потом достала из сумочки два апельсина, положила на тумбочку рядом с горой фруктов. - Я так спешила, что больше ничего не ус пела купить.
      Вадиму стало жаль её.
      - Спасибо, Люда. Когда поправлюсь, мы обязательно встре тимся. А сейчас извини... голова болит.
      - Поскорее выздоравливай, Вадик, - прошептала Люда.
      Когда она ушла, Вадим вспомнил строчку из стихотворения Евтушенко: "А ходят в праздной суете разнообразные не те..." И сам себе удивился. Неужели он хочет увидеть красивые, лживые глаза смуглой негодяйки?
      Вернувшись в квартиру Колготина, Юля с тоской посмотрела на телефон. Саня обещал позвонить, рассказать, как все произош ло, но ждать его звонка не было сил. Она сегодняшний день ждала с нетерпением, и что же? Он не принес облегчения. Не станет легче и после звонка Иваненко.
      Юля взяла погнутый таз, тряпку, засучила рукава, подогнула джинсы и осторожно, стараясь не беспокоить рану, принялась за уборку. Последний раз она убиралась тут месяц назад, а потом - никакого желания не было что-то делать. Она скребла пальцами пол, мыла подоконник, протирала мебель, выгребала из углов пыль, похожую на клочья сизой ваты. Потом открыла настежь окно в комнате, а сама перебралась на кухню. Попила чаю, съела бу терброд с маслом и принялась мыть полы там. И газовую плиту, и мойку, и столы. Телефон молчал. Юля закрыла в комнате окно, сняла дырявые шторы, сняла занавески с кухонного окна и пошла в ванную стирать. Время от времени она замирала, прислушиваясь, не звонит ли телефон. Тревожно было на душе, и страшно за Вади ма. Как он себя чувствует? Серьезна ли его рана? Почему Саня не защитил его? Почему он сам не защитился, ведь мог же!
      Иваненко позвонил часа через три. По его мрачному тону, Юля поняла, что все не так просто, как ей казалось вчера. И насторожилась.
      - Приеду к тебе вечером, поговорить надо, - сказал он. - Сейчас не могу, дела есть.
      - А что случилось, Саня? Что с Вадимом?
      - Ты знаешь его? Я так и думал. Приеду, расскажу.
      - Саня, в какую больницу его отвезли?
      - Дима сказал, что в какой-то травмопункт, а оттуда его забрал отец, он работает в Институте нейрохирургии. Да ничего страшного. Ты хоть соображаешь, что затеяла?
      - Ничего я не затеяла, Саня, - сказала она и повторила его слова. Приедешь - расскажу. Адрес ты знаешь, после семи буду ждать тебя. И не думай обо мне плохо, пожалуйста.
      Она позвонила в справочную, узнала адрес Института нейро хирургии и, не раздумывая, поехала туда. Уже стемнело, когда она выяснила, в какой палате, на каком этаже лежит Вадим Лав рентьев. И уже собиралась направиться к лифту, как увидела его подругу, Люду, которая стремительно пересекала вестибюль. Похо же, ей не нужно было выяснять, в какой палате лежит Вадим, уже знала. Юля осторожно отошла в сторону, к лестнице. Придется по дождать, когда Люда уйдет от него.
      И вновь, который раз за этот нескончаемо-длинный день, она должна была с напряжением ждать... Прятаться, опасаться, как бы ни случилось чего-то непоправимого... А если жизнь Вадима в опасности? Если он останется калекой? В этом виновата будет только она. И никому, даже себе не объяснишь, что у Сани было много времени для того, чтобы подготовиться и спокойно аресто вать Колготина, как только он войдет в квартиру. И Вадим уже знал об этом! Он ведь может за себя постоять, она помнит, как он легко отлупил Колготина.
      Почему же так получилось?.. Почему все, кто над нею изде вается, чувствуют свою безнаказанность, а она, отомстив него дяю, вынуждена оправдываться, бежать, прятаться, сомневаться в своей правоте... Почему?! Вон Люда промчалась, никого не боясь, не стесняясь, а ведь она кричала, что видеть его не желает больше. Ну и что? Позавчера не желала, сегодня желает. А Юля Малюкова и желать для себя ничего не смеет. Стоит у лестницы и просит Бога, чтобы он помог Вадиму. Себе ничего не просит, не до этого... Видно, так ей на роду написано: отбиваться, мстить, убегать, прятаться, чтобы снова попасть в грязные, липкие руки, и снова мстить, и снова убегать...
      Как долго ещё она сможет терпеть такую жизнь?
      Кто знает...
      Юля опасалась, что Люда надолго задержится у Вадима, может быть, на всю ночь останется, она ведь медсестра. Но нет. Минут через десять, а может пятнадцать Люда вышла из лифта и направи лась к выходу. Юля не видела его лица, но по походке поняла, что Люда чем-то расстроена.
      Он был не слишком любезен с ней?
      Или рана оказалась серьезной? Господи, только бы не это! Так трудно было поднять руку и тихо постучать в белую
      дверь! Но оказалась, ещё труднее открыть её и шагнуть внутрь после того, как она услышала его уверенное: да!.
      Он лежал на кровати, но увидев её, вскочил на ноги
      - Это ты?!
      - Я... Вадим, я так волновалась за тебя, так переживала, - торопливо забормотала Юля. - Не могу понять, как же все так не хорошо получилось... Ты в порядке, Вадим? - она подняла голову и увидела ужас в его широко раскрытых глаза. Попятилась к двери.
      - А ты сама в порядке? - хриплым голосом спросил он.
      - Да что со мной случится... Тебе очень больно?
      - Очень. А разве не бывает больно после того, как ты при водишь в дом человека, перевязываешь, помогаешь, оставляешь но чевать у себя, ничего взамен не требуя, а он предает тебя?
      - Вадим, хочешь, я тебе расскажу все, как было?
      - Когда этот человек приходит к тебе снова, - продолжал Лаврентьев. И ты впускаешь его к себе... Не только в квартиру
      - в душу! Веришь его глазам, веришь его словам, и сам чувству ешь себя счастливым, а потом убеждаешься, что это ложь, ложь, гнусная, грязная ложь! Разве после такого не будет больно?!
      - Пожалуйста, не кричи... - тихо сказала Юля. - Я тебе все-все расскажу.
      - Что - все? Не надо ничего рассказывать, я и сам знаю, зачем ты пришла! Боишься, что я выдам тебя, расскажу Иваненко или другим ментам, что ты, сожительница этого дебила, была у меня, что ты приходила по его заданию, чтобы все разнюхать, а потом вместе придумать, как меня ограбить! Боишься, что тебя посадят вместе с сожителем-сообщником!
      - Нет, Вадим, нет! - закричала Юля. - Я не обманывала тебя, мне и вправду было хорошо, очень хорошо с тобой!
      - А мне - нет! - отрезал он.
      - Почему?.. - прошептала Юля.
      - Потому что ты подлая и лживая шлюха!
      Она отшатнулась к двери, побледнела, как будто он только что ударил её.
      - Не надо так говорить, это неправда...
      - Это правда! Не беспокойся, я не сказал ментам, что зна ком с тобой. И не скажу. Я тебя не знал, не знаю и знать не хо чу! Не потому, что жалею тебя, просто противно было слышать, как эта сволочь, с которой ты спала, пытается все свалить на тебя. Он тебя использовал - пусть отвечает за это! А ты исполь зовала меня. Я не в обиде. Ты за этим пришла? Теперь можешь спокойно уйти.
      Юля тоскливо улыбнулась. Сказал бы про неё такое кто-то другой, разозлилась бы, но ведь он же больной, раненый... Вон сколько фруктов на тумбочке, целая гора. И наши, и заморские... Натащили. А она даже коробку конфет не догадалась купить. Приш ла с пустыми руками... Хотела рассказать всю правду, надеялась, что поймет, не станет обижаться. Может быть, обнимет её, улыб нется и скажет: я так скучал без тебя, так хотел увидеть, прямо места себе не находил. Весь вечер звонил, но ты дала чужой те лефон... А он и не знает, что номер был неправильный, наверное, выбросил бумажку на которой записал его... Чего она, дура, ожи дала от этой встречи? Ему нужна была новая женщина в постели, прежняя надоела, вот и все... Поэтому и рассердился, когда проснулся и не увидел её рядом. Как же, посмела встать без раз решения...
      - Ты не жалеешь меня, а мог бы и пожалеть, - опустив голо ву, сказала она. - Я пришла сюда потому, что переживала за тебя, ни о чем другом не могла думать. Я хотела рассказать тебе, как случилась эта дурацкая история, но ты и слушать меня не жела ешь. Только кричишь, оскорбляешь...
      - Кто б меня самого пожалел, дурака доверчивого, - криво усмехнулся Вадим. - Я не оскорбляю тебя, а говорю то, что есть на самом деле. К великому моему сожалению. А то, что натворила ты, и оскорблением назвать трудно. Это просто подлость!
      - На самом деле все не так, но ты ничего не хочешь знать, кроме своих дурацких догадок. Ну и ладно... Я не навязываюсь. Просто... мне и вправду было хорошо с тобой, - тихо сказала Юля, коротко взглянув на него. Слезы блеснули в её голубых глазах. - Я никогда не забуду этого. Ты тоже. Да только я тебе не Люда, и никогда, слышишь - никогда! Не вернусь к тебе. Оставайся с не вестой, Вадим.
      - Спасибо за разрешение... - Вадим закашлялся, прочищая горло. Что-то мешало говорить. Кашель болезненным эхом отдавал ся в раненой голове. А ещё эти глаза... они будто загипнотизи ровали его.
      - И... прости, что я вторглась в твою жизнь. Мне казалось, что ты... но я... я ошиблась.
      - Что ты имеешь в виду? - он машинально дотронулся до белой повязки.
      Она не ответила, ещё раз посмотрела ему в глаза, на миг задержала свой взгляд. В нем не было ни уязвленной гордости, как тогда утром, ни раздражения. Боль и какая-то детская безза щитность... Юля нашарила за спиной ручку, отворила дверь и, пя тясь, вышла из палаты. Вадим стоял и смотрел, как она уходила, но не было сил что-то сказать, что-то сделать. И лишь после то го, как дверь за нею захлопнулась, отсекая синие глаза, он бо лезненно поморщился. Юля ушла, оставив ему свою боль. Там, где она только что стояла, была пустота.
      Пустота, от которой веяло холодом.
      Он прав, он разгадал, зачем она пришла сюда, но... не надо было говорить об этом. Тем более, так резко, грубо... Не стоило уподобляться её сожителю. Что она хотела рассказать ему? Черт побери! Неужели трудно было послушать? Трудно. Увидел её, и вспыхнула в груди злая обида, вспыхнула, ослепила... Выпитый коньяк и визит Люды не принесли облегчения, напротив, усилили досаду. Он даже не разглядел, как следует, Юлю, не помнит, в джинсах она была или в юбке! Злая обида... А хорошее не вспых нуло... Почему-то - нет.
      Вадим зябко поежился, достал из тумбочку бутылку, налил полный стаканчик виски, залпом выпил. Надкусил огромное тем но-красное яблоко с глянцевой кожурой и с недоумением уставился на него. У яблока был вкус ваты слегка посыпанной сахаром.
      - Неужели все, что снаружи красиво, внутри совершенно безвкусно? пробормотал он, присаживаясь на кровать. И этот ри торический вопрос вряд ли был адресован яблоку. Вадим положил его на тумбочку, стукнул кулаком по колену. - Я не могу, не могу ей верить!
      Но и не верить ей он не мог.
      29
      - Но так нельзя, Юля! - воскликнул Иваненко. - Если ты заду мала избавиться от подлеца, могла бы прежде посоветоваться со мной! А потом уж что-то делать.
      - Ты ешь, Саня, ешь, - тихо сказала Юля. - Картошка остыва ет, а холодная она невкусная.
      Иваненко с сожалением покачал головой, взял со стола бу тылку шампанского, поморщился.
      - К такому разговору нужно было водки купить. Но с водкой не ходят в гости к прекрасной даме... Давай, ещё немного выпь ем, Юлька?
      - Спасибо, я не хочу. Ну и купил бы водки, не к даме шел, а к преступнице. Ты ведь так думаешь?
      - Я, когда вижу тебя, никак не думаю. Только чувствую, что хочется всю жизнь сидеть рядом с тобой и смотреть, смотреть... Ладно, я сам выпью, - он наполнил стакан, выпил, иронически ус мехнулся. - Картошка под шампанское не идет.
      - Извини, Саня, ничего больше нет, и деньги кончились.
      - Деньги у меня есть, - Юля, ну почему ты не рассказала мне всю правду? Если уж надо было избавиться от Колготина...
      - Если уж?.. Саня, ты бы пожил хоть пару дней рядом с этой скотиной, не говорил бы так.
      - Хорошо, но есть другие способы, Юлька! Я бы мог взять его на вокзале, за сутенерство, дома, за то, что устроил тайный притон для проституток. Добавил бы оскорбление при исполнении, сопротивление органам правопорядка. Год-полтора он бы получил. И ты тут не при чем.
      - Я и так не при чем, - упрямо сказала Юля.
      - Ты совершила уголовно наказуемое деяние.
      - Интересно, какое? Расскажи.
      - Ты сообщница преступника. А это уже серьезно!
      - Это можно доказать?
      - Можно. Если Лаврентьев подтвердит, что знаком с тобой, что ты была у него.
      - Ничего он не подтвердит, Саня, - вздохнула Юля.
      - Ты все же была у него? - ревниво спросил Иваненко. - Пере живала за него, да? Поэтому интересовалась, в какую больницу его отвезли?
      - Была, - Юля вспомнила резкие, обидные слова Вадима. - По тому что, действительно, переживала. Не за него, а за нас с то бой. Хотела узнать, что он сказал тебе.
      - Что не знает и знать не желает Юлию Малюкову, - подсказал Иваненко.
      - Ну вот. Он злой на Колготина, поэтому ничего не скажет про меня. Еще в тот вечер разозлился, когда сбил меня. Я, вся в крови, лежала на тротуаре, Вадим хотел помочь мне, а Колготин набросился на него с кулаками: давай, плати тысячу долларов, ты мне товар испортил! Это он меня товаром считал, думал, заставит работать на вокзале, а когда увидел, что я лежу в крови, понял, что теперь и заставлять бестолку.
      - Точно - скотина! - сквозь зубы процедил Иваненко, стиснув кулаки.
      - Ну Вадим тогда и врезал ему. Так, что Колготин едва-едва очухался. А после того, что сегодня было, и вообще... И предс тавить себе не могла, что Колготин ударит его. Вадим сильный, приемы знает, да и вы были рядом...
      - Если на тебя направлен пистолет, лучше не дергаться, это все знают. Сразу ведь не поймешь, зажигалка это или настоящий. К тому же, он решил сам увидеть преступника, поговорить с ним, хотя я просил Лаврентьева переждать в спальне. Теперь понимаю, почему он остался в кабинете. Догадывался, что к этой истории причастна ты, хотел убедиться, так ли это.
      - Так, не так, это уже не интересно. Главное, Вадим не скажет, что я была у него.
      - Юля, а что между вами было?
      - Ничего не было. Саня, я тебе все рассказала, забудь о Лаврентьеве, я о нем уже забыла, - резко сказала Юля.
      Иваненко взглянул на неё и потянулся к бутылке. Эту злую, уверенную в себе женщину он совершенно не знал. Еще вчера она была прежней Юлей: красивой, несчастной, напуганной, такой, что хотелось бежать, крушить всех, кто осмелился обидеть её. Потому что в её бедах виноват и он, потому что... любит её. Но сей час перед ним была совсем другая Юля. Такой и помогать не нуж но, она сама все знает, сама так устроит, что не успеешь огля нуться, а уже оказался втянут в её темные замыслы! Ничего не было у неё с Лаврентьевым? Говорила, что и с Колготиным ничего не было... А может, прав Колготин? Она способна погубить любо го, кто мешает ей? Жутковато стало при этой мысли. Ведь и Кол готин поселил её у себя не случайно. Что-то обещала ему, что-то давала... А потом, когда стал не нужен - за решетку спровадила! Он, конечно, отвратительный тип, там ему и место, но... что ес ли и лейтенант Иваненко станет ей в тягость?
      Жутковато...
      - Что молчишь, Саня, обиделся? Небось думаешь, какая я злодейка? Обманщица?
      Она словно угадала его мысли. Да это и нетрудно было сде лать.
      - Думаю, - признался Иваненко. - Колготин несколько иначе говорил о вашей совместной жизни. Не сомневаюсь, что и Лав рентьев сказал бы не то, что ты.
      Юля опустила голову.
      - Хорошо, Саня, я тебе все расскажу. Да, я спала с Колго тиным. Несколько раз. Когда он понял, что мою мать не так-то просто найти, стал бить меня, издеваться, каждый вечер собирал ся вышвырнуть из квартиры. А я все надеялась: вот-вот и найду мать, ещё немного потерпеть надо. Что ещё оставалось делать? Не на вокзал же идти... Из двух зол выбирают меньшее, вот я и выб рала. Вспоминать тошно, но я терпела... пока могла. С Лавренть евым было по-другому, всего один раз. Вадим понравился мне, но он же богатый барин! А я не крепостная, поэтому ушла от него. Я сама ушла, Саня, хотя он чуть ли не коленях умолял остаться, встретиться... Конечно, разобиделся. Но не выдал меня, и не вы даст. Больше я с ним никогда не увижусь. Что тебя ещё интересу ет? Спрашивай.
      Иваненко взял бутылку, припал губами к горлышку, стал жад но глотать шампанское. Юля молча смотрела, как судорожно дерга ется его острый кадык. Иваненко поставил пустую бутылку на стол, потом, вспомнив, что это дурная примета, переставил её под стол, вытер ладонью влажные губы и сказал:
      - А что было в Ростове? Колготин говорил, что ты убила трех человек...
      - Не трех, а двух. Третьего кипятком обварила.
      У Иваненко округлились глаза.
      - Ты... ты не шутишь, Юля?! Кто же ты такая?..
      - Кто я такая? Решай сам. Котова я спустила на бочке с квасом. Правильно в школе говорили, что это моих рук дело, только доказать никто ничего не смог. В ту ночь, когда ты убе жал, они затащили меня в машину, отвезли подальше и... Навали лись вдвоем, зажали рот, раздели... Дальше рассказывать?
      - Не надо, - замотал головой Иваненко.
      - Отец в это время с какой-то бабой пьянствовал... Пойти в милицию ты знаешь отца Котова, догадываешься, чем бы это кончилось. И я отомстила сама! Правильно сделала?
      - Ты и за меня отомстила, Юлька... - сдавленным голосом сказал Иваненко.
      - А потом... ты помнишь, когда приходил ко мне, когда я компотом тебя угощала?
      Иваненко, закусив губу, слушал её страшный рассказ. Юля уже кричала, слезы катились по её щекам.
      - Я хотела ударить его по спине или по груди, а он пос кользнулся на разбитой тарелке и стал падать! Попала в висок. Я виновата, Саня?! Я разве хотела этого?!
      Иваненко промычал что-то непонятное, мотая головой. Когда она стала рассказывать о Рогатулине-младшем, кровь выступила на нижней губе лейтенанта.
      - А Машу убили! - кричала Юля. - Вот почему я здесь, вот по чему терпела этого мерзкого Колготина! А что оставалось делать? Куда идти? Где жить?! Но всякому терпению есть предел! Кто я такая? Да просто грязная дрянь! Еще и убийца! Ты хотел это ус лышать? Вот и услышал!
      Закрыв лицо, она убежала в комнату.
      - Господи, Юля... - пробормотал Иваненко. - Сколько же тебе пришлось пережить... Прости меня, Юля... Юлька!..
      Он сорвался с места, побежал в комнату. Юля ничком лежала на кровати поверх грязного одеяла, плечи её тряслись от сдав ленных рыданий. Он сел рядом, приподнял её, прижал к своей гру ди, нежно погладил блестящие каштановые волосы.
      - Юля... Юленька... милая моя, хорошая, не надо плакать, пожалуйста, - он уговаривал её, как терпеливая мать капризного ребенка. Ты ни в чем не виновата, слышишь? Мы... мы все вино ваты, все, кто когда-то был рядом с тобой. А ты - нет. Мы долж ны были сделать то, что сделала ты, обязаны были, но... поче му-то не сделали... Прости меня, Юля...
      Она понемногу успокаивалась, прижавшись щекой к его груди. Иваненко вытащил из кармана пиджака чистый носовой платок, ос торожно вытер её лицо.
      - Если ты не веришь мне, Саня, - всхлипывая, сказала она. - Можешь позвонить Ашоту в ресторан, я дам телефон.
      - Я верю тебе, Юля. Теперь - верю. Прости, что сомневался, я ведь почти ничего не знал о тебе. Я с тобой, Юля. Теперь, ес ли кто-то посмотрит не так - скажи мне. Я сам все сделаю.
      - Спасибо, Саня, - она смущенно улыбнулась.
      - Какая странная комната, - сказал Иваненко, пытаясь отв лечь её от мрачных воспоминаний. - Как будто время остановилось здесь лет тридцать назад. Такие фанерные шифоньеры перестали делать, по-моему, когда Колготин ещё в школу ходил. А такие ди ваны с пружинами - ещё раньше.
      - Оно остановилось для него пять лет назад. Ушла жена с дочкой, он стал пить, выгнали с работы. Он с пьяных глаз побил всю мебель. Эту соседи ему отдавали, что самим не нужно было. Можешь представить себе, как он ненавидел женщин...
      - Представляю...
      - Ох, я совсем забыла, хотела тебе показать и забыла... Она встала, взяла его за руку повела на кухню. Достала из
      допотопного фанерного стола сверток, положила на стул перед Иваненко.
      - Что это, как ты думаешь? Я тут убиралась и нашла.
      - Похоже, простыня... веревка... привязана к утюгу, такому же дореволюционному, как и все здесь... Погоди-ка, - он внима тельно посмотрел на Юлю. - Колготин думал, что у Лаврентьева, действительно, крупная сумма ящике стола?
      - Ну да. Я же сказала ему, что видела во-от такую пачку стодолларовых бумажек. Тысяч пятьдесят. Я же тебе вчера говори ла, только все наоборот, не он мне хвастался, а я ему так ска зала.
      - Он собирался их делить? - быстро спросил Иваненко.
      - Пополам. Я ещё торговалась. Так что это?
      - Простыня - чтобы завернуть труп, веревка - замотать, а утюг - чтобы не всплыл. Это он для тебя приготовил, Юля.
      Она в ужасе отстранилась.
      - Не может быть, Саня! Я знала, что он думает, как бы все заграбастать, но... не таким же образом.
      - Ох, Юлька! - он обнял её, покачал головой. - С тобой не соскучишься. Ну и что мы будем дальше делать?
      - Не знаю... - сказала она, прижимаясь к нему всем телом. - Ты же собирался меня защищать, правда?
      - Конечно.
      - Ну тогда... оставайся здесь. Со мной.
      - Ты... ты серьезно? Ты не шутишь, Юля? - заволновался Ива ненко.
      - Нет, не шучу. Только я тебе честно скажу: я не знаю, что будет дальше. Может быть, мы будем вместе, а может и нет.
      - Если ты хочешь просто отблагодарить меня таким образом, то лучше не надо, Юля. Я.. я слишком серьезно к тебе отношусь. Мой долг - помочь тебе... просто так, я же говорил об этом.
      - Да ну тебя, Саня! Я вовсе не тащу тебя в свою постель, можешь лечь на кровати Колготина. Я сплю на диване. Мне страшно оставаться здесь одной, понимаешь?
      - А мне, думаешь, не страшно будет видеть, как ты спишь совсем рядом, а подойти, поцеловать самую красивую в мире дев чонку - нельзя? пробормотал Иваненко, опускаясь на колени.
      Он нежно прикоснулся губами к её сухой ладошке.
      - Не забывай, у меня нога раненая, - напомнила Юля. - Ее нельзя тревожить.
      - Я буду сидеть на полу рядом с диваном и смотреть, как ты спишь. Юля, если бы ты знала, как долго я мечтал об этом...
      Ее ладонь ласково скользнула по его коротким русым воло сам. Иваненко встал с колен, принялся жадно целовать её губы, щеки, шею, мочки ушей... Юля прижалась к нему, задумчиво глядя на желтое пятно над кроватью.
      Она уже знала, что сидеть на полу у дивана он не станет. Но это было все-таки лучше, чем остаться одной в квартире
      Колготина...
      "Классная телка, Стас!.. Дай и мне, хоть чуть-чуть, а?..." "Хочется сделать что-то невероятное..."
      "Не надо, Саня, ничего не надо делать..."
      "Я люблю тебя, Юля!"
      "Я за руль, а ты трусы ей будешь натягивать, да?"
      "Зайди с той стороны, держи её сверху, а я посмотрю, что та снизу делается..."
      "Кла-ас!"
      "Я люблю тебя, Юля! Ты слышишь?"
      "Не надо ничего делать, Саня, не надо..."
      Она стонала, скрипела зубами, исступленно мотала головой. И терпела. Изо всех сил терпела. А он думал, что доставляет ей удовольствие.
      30
      Симпатичная блондинка в короткой юбочке (грех скрывать длинные, стройные ноги, тем более, когда ежедневно общаешься с богатыми людьми!) с восторгом разглядывала забинтованную голову Лаврентьева.
      - Ой, Вадим Павлович, вы так здорово выглядите с этой по вязкой, пропела она, похоже, не сомневаясь, что ранение он по лучил в жестокой схватке с мафией, которая конечно же, была по беждена.
      Офис компании "Колея" занимал второй этаж старого дома в Плотниковом переулке. Двери кабинетов Чернова и Лаврентьева смотрели друг на друга, а между ними была комната секретарши Нади. Чернов обедал, и Надя, обрадованная неожиданным приездом генерального менеджера, лично проводила Лаврентьева до рабочего стола.
      - Надо почаще разбивать голову, ты это хотела сказать, На дюша? усмехнулся Лаврентьев.
      Секретарша поняла, что сказала не то.
      - Ну что вы, Вадим Павлович! А почему вы так быстро вышли на работу? У нас тут все в порядке, могли бы отдохнуть, подле читься, как следует. Ой, мы все так переживали за вас, особенно я, честное слово!
      - Я знаю, Надюша, спасибо, - сказал Лаврентьев, усаживаясь в кресло. - Значит, говоришь, идет мне эта повязка? Тебе тоже идут всякие повязочки: белые, голубенькие... Не на голове, ра зумеется. Какая сегодня? Можно взглянуть?
      - Можно, - смело сказала девушка и, грациозно покачивая бедрами, подошла к Лаврентьеву, встала рядом с его креслом.
      Лаврентьев погладил длинную ногу, сдвигая вверх край юбоч ки. Совсем немного, чтобы увидеть голубые трусики под черными колготками. Он частенько это делал, просто так, чтобы улучшить настроение, снять усталость, почувствовать прилив сил. Здорово помогало. Иногда заводился так, что приходилось срочно запирать дверь. Чернов поступал так же и называл это "сексотерапией".
      Но сейчас Лаврентьев ничего не почувствовал.
      - Вот теперь я не сомневаюсь, что ты выглядишь куда лучше, чем я, со вздохом сказал он и опустил руку. - Твоя повязка просто с ума сводит. Но мне, к сожалению, противопоказано не только сумасшествие, но всякое волнение.
      К подобным "проверкам" Надя относилась вполне спокойно - такая работа. Любая девушка, устраиваясь секретаршей в частную фирму, должна предупредить руководство, что не поощряет "ин тим". Шансы получить вакантное место при этом значительно сни жаются, зато все честно. А если такого разговора не было, тогда все ясно. Так считала Надя, не сомневаясь, что это правильно и очень современно.
      К тому же, внимание Лаврентьева ей было особенно приятно. Два раза бывала у него в гостях, там они общались на "ты" и На де это очень понравилось. Она была бы не прочь снова навестить его, глядишь, и пригласит летом в круиз "Похищение Европы". А после него... Все может быть, если она постарается.
      - Вас не так-то просто свести с ума, Вадим Павлович - ко кетливо улыбнулась Надя. - Но очень хочется... не теперь, а поз же, когда вы совсем поправитесь. Вам чай принести или кофе?
      Вадим вспомнил, что совсем недавно об этом же спрашивала Юля у него на кухне. Те же слова, но звучали они по-другому.
      - Спасибо, Надюша, я подумаю о том, что мне хочется, - он улыбнулся и добавил. - И о том, что тебе хочется...
      - Мне всегда хочется того же, что и вам, - заверила его де вушка и, наклонившись к уху Лаврентьева, торопливо зашептала. - Вчера на совете директоров Чернов говорил о том, как правильно он поступил, что сделал ставку на новые разработки "Форс"! На них сейчас огромный спрос, прямо ажиотаж развернулся. Всю пар тию, которая должна поступить в марте, уже продали, и есть за казы на следующую. Он ещё хвалил себя за то, что получил у "Форс" эксклюзивное право представлять в СНГ последние версии. А я-то помню, что это ваша идея. Он все рвался взять за бесце нок 386-е процессоры и материнские платы, говорил, что прибыль окажется громадной, у нас ещё долго будет хороший спрос на не дорогие 386-е компьютеры. А вы были категорически против. Те перь, когда ясно, что 386-е совсем не идут, присваивает себе ваши идеи!
      Вадим усмехнулся. На ухо и шепотом здесь говорят не интим ные вещи, а осуждают начальника - не дай Бог, услышит! И такие сообщения свидетельство самой глубочайшей преданности. Ведь если Лаврентьев случайно скажет об этом Чернову, она останется без работы! Похоже, девчонке очень хочется...
      - Я благодарен тебе за доверие, Надюша, - с улыбкой сказал он и шлепнул девушку по упругой попке. - Принеси мне сводку вче рашних достижений магазинов и, если можно, копии договоров, ко торые Чернов подписывал без меня.
      - Конечно, Вадим Павлович. Сейчас.
      Как она качала бедрами, выходя из кабинета! Действительно, хочется девчонке. Склонив голову на ладонь, Лаврентьев долго смотрел на дверь, обитую черной кожей. Потом ещё раз, теперь уже мрачно, усмехнулся.
      Ей хочется, а ему - нет. Стройные ноги в черных колготках и то, что он видел под юбкой, не возбудили его, не отвлекли от невеселых мыслей.
      Другая девушка хозяйничала в его воображении: то появля лась, то исчезала, то улыбалась, раскинув длинные ноги с неж ной, смуглой кожей на белой простыне и разметав по подушке тем ные волосы, то смотрела, как обиженный ребенок перед тем, как заплакать...
      Ночью, в больничной палате, он понял, что нужно встретить ся и поговорить с Юлей. И даже придумал, как он будет разгова ривать с нею, чтобы не особенно показывать свои чувства, и в то же время как бы извиниться. Она должна понимать, что вчера он плохо себя чувствовал, плохо соображал. Поэтому и говорил с нею... может быть, излишне резко. К тому же, и она виновата в том, что случилось. Не стоит делать далекоидущие выводы, заяв ления, вроде: больше никогда! В конце-концов, они люди взрос лые, можно во всем спокойно разобраться. Наверное, он был не прав, ну что же, человеку свойственно ошибаться...
      Однако, утром стало ясно, что такой разговор ни к чему не приведет. Юля вряд ли станет его слушать. Нужно было сказать что-то другое, более важное, более искреннее... Но прежде необ ходимо найти её. Он думал об этом во время повторного обследо вания в Институте нейрохирургии, думал, когда отец вез его до мой. И когда чистил моющим пылесосом забрызганный кровью ковер, приводил в порядок кабинет, ехал на службу.
      Где же, черт побери, где её искать?
      Ответа на проклятый вопрос не было. Где она сейчас? В квартире Колготина? А где эта чертова квартира?! Или её опеча тали, Юлю выгнали, и она вернулась в Ростов? У Колготина не спросишь, он сидит за решеткой, у лейтенанта - тоже. Сам же сказал, что не знает никакой Юлии Малюковой. А она могла, могла уехать! Здесь жить негде, а он вчера разорался, обидел девчон ку... Мог бы догадаться, что ей теперь некуда идти, негде жить, надо помочь девчонке, но, как назло, именно вчера он догадался совсем о другом! Почему-то решил, что она пришла, чтобы обезо пасить себя.
      А ей просто некуда было идти! Поэтому её глаза были такими печальными...
      Надя принесла голубую папку с золотым тиснением "Колея". Для служебного пользования". Положила на стол перед ним. Лав рентьев молча кивнул и даже не посмотрел, как соблазнительно покачивается упругая попка, когда Надя шла к двери.
      Мысль о том, что Юля уехала в Ростов, и он никогда больше не увидит её, напрочь выбила Вадима из рабочей колеи. Целый час он сидел за столом, разглядывая золотое тиснение на папке, но так и не открыл её.
      Чернов, предупрежденный секретаршей, вошел без стука, крепко пожал Вадиму руку и плюхнулся в кресло напротив стола.
      - Ну ты даешь, Вадик! Я же предупредил тебя: неделю-другую можешь спокойно болеть! Твои гениальные идеи живут и побеждают. Чего примчался на ночь глядя? А потом Павел Сергеевич скажет, что я, подлый капиталист, эксплуатирую больных людей? И каких людей! Золотой фонд "Колеи"!
      - Ты, как знаменитая Трындычиха, не остановишься, - сказал Лаврентьев. - Я к тебе приехал, по делу. А это, - он кивнул на папку, так, чтобы время скоротать. Работать, действительно, не могу еще.
      - А я тебе про что? Сказал же: вечером приеду, поговорим. Или ты с Людой будешь?
      - С Людой не буду. У меня другая проблема. Нужно найти од ну девушку.
      - Помню, помню, ты вчера говорил, что во всем этом стран ном происшествии замешана таинственная... Девушка? Вчера она была, если мне память не изменяет, женщиной.
      - Не в этом дело, Мишка. Послушай, только все это - между нами. Никому, ты понимаешь?
      - Само собой.
      Чернов с нескрываемым удивлением выслушал рассказ друга и развел руками.
      - Ничего не понимаю, Вадик. Она - наводчица, из-за этого ты получил по башке, но постарался выгородить её. Глупо, зато благородно. Это ещё куда ни шло. Но ты хочешь найти её, опять притащить домой? Что, ещё раз по башке захотелось, или одного раза достаточно, чтобы крыша поехала?
      - Я же тебе говорил: она вчера приходила ко мне. А я был злой, наорал, оскорбил... Не хочется даже вспоминать.
      - Не вспоминай, забудь о ней. Да ты что, влюбился? А как же Люда? В отставку ее?
      - Мишка, мне нужно найти эту девушку. Нужно, понимаешь?
      - Ни черта. Она что, такая красавица? Лучше Люды, лучше Надюши? Да объясни ты толком, Вадик!
      - Лучше Люды и Надюши никого нет, - усмехнулся Лаврентьев. - Но та, которую я ищу - особенная.
      - Все они вначале кажутся особенными, загадочными, таинс твенными... А потом лежишь и думаешь: где-то я уже видел такое. И не раз.
      - Кончай трепаться, Мишка, - недовольно поморщился Лав рентьев.
      - Ты мне скажи, Вадик, это стало ясно до того, как тебя стукнули, или после? Может, нужно просто отдохнуть, как следу ет? Залечить рану? Не хочешь Люду, возьми с собой Надюшу, она тебе такое представление устроит, мигом забудешь о своей осо бенной.
      - Ты поможешь мне найти ее?
      - Каким образом?
      - Попроси отца, пусть узнает адрес гражданина Колготина, арестованного за попытку ограбления моей квартиры. Он генерал, ему это несложно сделать. Может затребовать дело Колготина... для проверки, а там, наверное, адрес и телефон есть.
      - Генерал может, но он обязательно спросит: а зачем вам это нужно? Что я скажу?
      - Откуда я знаю? Ты генеральный директор и генеральский сын, вот и подумай.
      - Красиво сказал! Ну, не знаю... Нужно ли беспокоить отца по таким пустякам?
      - Это не пустяк.
      - Да? Хорошо, - нехотя согласился Чернов. - Попробую. Чего не сделаешь для сержанта Лаврентьева. Но с одним условием, - он загадочно усмехнулся.
      - Что за условие?
      - Когда найдешь её, приведешь к себе, немедленно позвони. Я все брошу, даже голую женщину, и приеду. Жутко хочется уви деть особенную бандитку, от которой у сурового сержанта крыша поехала.
      - Когда-нибудь увидишь, а я с удовольствием понаблюдаю за твоей крышей.
      - Думаешь, поедет?
      - Думаю, поедет. А сегодня вечером звякни мне, договори лись? Мишка, постарайся убедить генерала, мне просто необходим этот адрес.
      - Уже понял. Выглядишь ты нормально, так и хочется ска зать: рад тебя видеть в порядке, но... - Чернов развел руками, засмеялся. - Что-то мешает. О`кей. Заезжать к тебе сегодня не стану, по звякну обязательно.
      - Спасибо, Мишка, ты настоящий друг, - с улыбкой сказал Лаврентьев.
      31
      Юля отошла от окна и улыбнулась. Новые шторы совсем изме нили комнату. И светлее стало в ней, и чище. А на диване лежали ещё и новые простыни, наволочки, пододеяльник. Все это она ку пила на деньги, которые оставил ей Иваненко.
      Теперь хоть можно вздохнуть с облегчением. Есть у неё жилье, временное, правда, она не собиралась оставаться здесь надолго. Да это и невозможно. Чужая квартира, она и есть чужая. Но пожить в ней, пока мать отыщется, можно. Главное, никто не будет её хватать здесь грязными лапами. Никто не станет бить. И возвращаться домой, если это можно назвать домом, будет совсем не противно. Ни грязи, ни вони. И проститутки с их подозритель ными, да просто страшными клиентами, не будут сюда соваться.
      Вот и хорошо. Надолго ли?
      Кто его знает!
      Не только временное жилье, но ещё и временный муж у неё теперь есть. Саня Иваненко. Такой кавалер, так ухаживает за нею! С ним удобно, спокойно. Если б ещё ночью не трогал её - цены б ему не было. Но Саня прямо задыхался от страсти, когда видел её в постели. Вставал на колени перед кроватью, обнимал, целовал, упрашивал...
      И Юля уступала. Боялась, что если откажет, он обидится и уйдет, а она останется одна в этой квартире. Ночью здесь было страшно. Уступала, терпела, стиснув зубы. А потом с тоской вспоминала другого мужчину, у которого такие восхитительные ру ки. Его нужно было забыть, выбросить из сердца, но - не получа лось, и Юля злилась, обещала себе, что будет верна Сане... до тех пор, пока ни найдет мать.
      Может, привыкнет и даже полюбит, а может, и нет.
      Там будет видно.
      Юля задернула шторы, включила настольную лампу, вчера ку пила, и осторожно (нога все ещё болела) прилегла на диван. Ком ната погрузилась в таинственный полумрак. Хорошо-то как было просто лежать на диване, он хоть старый, да теперь - чистый. Лежать, не чувствуя вони и зная, что никто тебя не станет хва тать, стаскивать грязными лапами трусы, оскорблять... Больше двух месяцев она жила в Москве, отвыкла от тишины и покоя.
      От нормальной человеческой жизни отвыкла...
      Длинный звонок в дверь поднял её с дивана. Саня пришел, она уже знала, как он звонит.
      - Юлька! - восторженно воскликнул он, опуская на пол плас тиковый пакет с продуктами. - Как у тебя здорово!
      - Это у нас здорово, - с улыбкой поправила его Юля. - Ну, ты сегодня опять сражался с бандитами? Знаешь, я уже стала волно ваться за тебя.
      Она и вправду волновалась, когда он уезжал на службу. По тому что сейчас он был очень нужен ей, слишком много было свя зано с ним.
      - Да, все нормально, - Иваненко пренебрежительно махнул ру кой. Сражаться - дело нехитрое. Сложнее выследить, взять с по личным, доказать вину. А ты как себя чувствуешь? Нога не беспо коит?
      - Немножко. Я тут повесила шторы, прилегла на диван и, знаешь, о чем подумала?
      - Расскажи. Но вначале я тебя отчитаю. Почему ты, вредная девчонка, сама вешала шторы? У тебя нога больная, я же просил, подожди, вернусь - все сделаю.
      - Да мне уже не терпелось посмотреть, угадала я с расцвет кой или нет. Представляешь, угадала! Так хорошо получилось, прямо смотреть приятно.
      - А мне на тебя приятно смотреть, - Иваненко обнял её, жад но поцеловал. - Ты способна украсить не только эту комнату, но и Георгиевский зал в Кремле.
      - В Кремль меня пока что не приглашают, - засмеялась Юля. Что ни говори, а приятно слышать такое. - Приходится украшать эту комнату... шторами!
      - Юля, ты хотела рассказать, о чем раздумывала тут без ме ня?
      - А! Ни о чем. Просто лежала и думала, как хорошо просто лежать и ни о чем не думать, - она снова засмеялась, больно уж мудреная фраза получилась. И сама в ней запуталась.
      - Ну и прекрасно, Юлька! А я тебе тоже хотел кое-что ска зать. Есть новости для тебя.
      - Говори скорее! А то вдруг забудешь.
      - Даже две новости. Но одна - очень важная. Ты даже не представляешь себе, какая важная!
      - Говори, ну говори же, Саня!
      - Сперва новость просто важная. Сегодня я снова допрашивал Колготина. Он дал показания, где нет ни слова о тебе. Посидел пару дней в камере с отпетыми рецидивистами и понял, что в его ситуации лучше не... не... - он запнулся, подыскивая выражение, приемлимое для любимой девушки. - Не выделываться. К тому же я доходчиво растолковал, что, во-первых, за сговор с целью ограб ления ему дадут больше, во-вторых, ты выступишь в суде и расс кажешь, как он издевался, вряд ли это понравится судьям. И в третьих, при обыске мы обнаружили, что он замышлял убить тебя, дабы избавиться от свидетеля его преступления. А если признает ся, что сам выследил Лаврентьева, сам решил его ограбить, пото му что есть было нечего, глядишь, и разжалобит суд. Год-другой получит.
      - Это важно для меня?
      - Скорее, для меня.
      - Когда же ты скажешь, что очень важно для меня? - топнула ногой Юля. - Я жду-жду, уже прямо терпения нет.
      - А покормишь?
      - Посмотрю, что это за новость. Если и вправду важная, и покормлю, и напою, и спать уложу на чистые простыни. Ну говори же, говори, Саня! - она дернула его за рукав куртки.
      - Не скажу, - улыбнулся Иваненко.
      - Как это?! - удивилась Юля.
      - Об этом и говорить нечего, - он достал из кармана листок бумаги и протянул Юле. - Возьми, и все сама поймешь.
      Юля взяла листок посмотрела на семь цифр и пожала плечами.
      - Похоже, номер телефона, - она подняла на Саню непонимаю щий взгляд. - Ну и что?
      - Позвони, узнаешь.
      - Что узнаю?
      - Ну хорошо, - сжалился Иваненко. - Ох, какая же ты недогад ливая, Юлька! Это телефон твоей матери. Она живет на даче, на Рублево-Успенском шоссе под Москвой. Сейчас она там. Не в Ита лии, а под Москвой. Ты можешь хоть сейчас поговорить с Раисой Федоровной Омельченко.
      - Правда?.. - Юля замерла, глядя на Иваненко широко раскры тыми глазами. Не верилось, что все-таки она нашла мать.
      - Ты что, Юлька, не веришь?
      - Спасибо, Саня... - она поцеловала его в щеку, взглянула на синие цифры и покачала головой. - И верю и не верю... И страшно. Вот сейчас позвоню, а она скажет: не знаю тебя, и знать не хочу! Тогда что? Возвращаться в Ростов нельзя, оста ваться в этой квартире не хочу.... Страшно, Саня.
      - Ты не бойся, Юлька! Давай, корми меня, а потом что-ни будь придумаем. Кстати, я тут продуктов купил, может быть, уст роим праздничный стол?
      - Устроим, - улыбнулась Юля. Одной рукой она подхватила сум ку, другой взяла под руку Иваненко и направилась на кухню.
      Прошло полчаса, как они сидели за столом, и все это время Юля напряженно думала о том, как позвонит матери, что скажет. Что услышит в ответ? Кусок не лез в горло, а от водки, которую принес Иваненко, Юля отказалась. И даже рассердилась.
      - Ты что, Саня, каждый день собираешься пить?
      - Если понемногу, это даже полезно для здоровья, - стал оп равдываться Иваненко.
      - Всегда так бывает, сперва понемногу, а потом, оглянуться не успеешь - уже алкоголик. Уж я-то знаю, видела, как отец ка тился... к пропасти.
      - Что делать, Юля, - вздохнул Иваненко. - Время такое, сплошные стрессы. А водка дешевая. Девять тысяч, это же сколько будет на старые деньги? Метро - полторы тысячи, а раньше было - пятак. Значит, вместо бутылки водки можно шесть раз в метро прокатиться. Юлька, ты только подумай, шесть раз в метро! Это раньше стоило тридцать копеек. Ты представляешь? Тридцать копе ек стоит бутылка водки! Как "Буратино" при советской власти. А ещё говорят, что мы плохо живем.
      - Если б колбаса стоила тридцать копеек! - ворчливо сказала Юля. Было бы лучше.
      - А она и стоит... Погоди. Я видел за восемнадцать тысяч хорошую "Останкинскую" колбасу, это будет... будет двенадцать поездок в метро. Шестьдесят копеек. И колбаса подешевела!
      - А зарплата, даже твоя, полтора миллиона - столько не все получают, даже не большинство, - упорствовала Юля.
      - На свою зарплату я могу... Тысячу раз проехать в метро. Пятьдесят рублей получается. И зарплата подешевела тоже, - с огорчением сказал Иваненко.
      - Ну хватит говорить глупости, пошли звонить, Саня. Ох, у меня прямо коленки дрожат. Ну что я ей скажу? Здрассте, я ваша дочка? Подайте на пропитание, помогите устроиться хоть в обще житие? Ничего не могу придумать.
      - На Рублево-Успенском шоссе бедные люди не живут. Хотя дела у неё плохи, я тебе рассказывал, что фирма на грани банк ротства, огромные долги перед вкладчиками, да ещё темная исто рия с водочным складом. Не удивительно, что уважаемая Раиса Фе доровна в Москве не появляется.
      - Там у неё большой дом, да? Можно спрятаться?
      - Дома там шикарные. Коттеджи. Виллы.
      - Понятно... - Юля взяла телефонную трубку и оробела. - Са ня, а если подойдет кто-то другой и скажет, что её нет Дома?
      - Давай, я позвоню, мне не скажут. А потом передам трубку тебе. Скорее всего ответит её муж, как его там... Владимир Ва сильевич? Ну, вперед! Держись, Юлька!
      И он стал яростно крутить диск телефона. Юля побледнела, стиснула пальцы в кулачки, прижала их к груди. Взгляд её был прикован к телефонному диску, словно это был игровой барабан "Поля чудес", а она ждала, какой ей выпадет суперприз.
      - Але, - серьезно сказал Иваненко, услышав в трубке мягкий мужской баритон. - Будьте добры, пригласите к телефону Раису Фе доровну Омельченко... Нет дома? Я говорю с её супругом, Влади миром Васильевичем Омельченко? - голос Иваненко стал совсем су ровым. - Владимир Васильевич, вас беспокоит оперуполномоченный отдела по борьбе с бандитизмом лейтенант Иваненко. С вами мы поговорим позже, а сейчас, пожалуйста, пригласите к трубке Раи су Федоровну. Не беспокойтесь, причины для этого нет. Я хочу задать ей пару вопросов... Спасибо, Владимир Васильевич, так будет лучше для всех нас, - он усмехнулся и передал трубку Юле, предупредив шепотом. Говори только тогда, когда услышишь её голос.
      Юля почувствовала, как вспотела её ладонь. Казалось, целую вечность в трубке слышался непонятный шорох, отдаленные голоса, треск.
      - Але-е, я вас слушаю, - вдруг выполз из трубки вкрадчивый женский голос. Сквозь ухо пролез в голову, спутал все мысли. - Але, почему вы молчите?
      - Здравствуй, мама... - растерянно сказала Юля.
      - Что-о? С кем я говорю?!
      "Брось трубку, немедленно брось трубку, это провокация!" - отчетливо услышала Юля мужской голос и разозлилась.
      - Да я это, я, мама! Юлька! Ты что, не узнаешь меня? Или не хочешь вообще меня знать? Так и скажи, нечего притворяться!
      - Юля? - голос матери дрогнул. - Юля... Ты давно в Москве?
      - Больше двух месяцев уже! - закричала Юля, вспомнив все, что довелось ей пережить в этом городе. - Все тебя искала. Хоро шо, хоть милиция помогла.
      - Милиция? - похоже мать в этот вечер могла только задавать вопросы. - Юля, почему ты сразу не пришла ко мне?
      - Куда? Я искала компанию "Фермопил", а её уже нет. Нашла "Спарту", а там... Мама, этот, который советует тебе бросить трубку, он такой невысокий, почти лысый, толстый и в дубленке ходит, да?
      - Это мой муж, Владимир Васильевич. Юля...
      - Вот этот твой муж, скотина такая, бывал в "Спарте", ког да я приходила. А охранник побежит внутрь, видимо, посоветуется с ним, и говорит: Раиса Федоровна уехала за границу! Я говорю ему: я дочь Раисы Федоровны! А он - ты за границей, и все! Ма ма, если ты не хочешь меня видеть, скажи сразу. Ты знала, что я здесь?
      - Мама... - шепотом повторила Раиса. - Нет, Юля, я ничего не знала! Владимир Васильевич, видимо, не так понял... Юленька, дочка... - голос её задрожал и вдруг вытянулся в пронзительный вопль. - Ю-юу-у-лень-ка-а-а!..
      - Мама! - закричала Юля и громко зарыдала.
      32
      Пузырек "Валокордина", стоявший в белой с золотыми узорами тумбочке у кровати, был пуст. Омельченко с такой скоростью пом чался вниз по лестнице, что деревянные ступеньки жалобно заск рипели под ногами. Прежде он не слышал, или не замечал такого. На первом этаже, на кухне, он распахнул красную дверцу полки, схватил шкатулку с медикаментами, высыпал её содержимое на стол. К счастью, среди множества дорогих импортных лекарств и витаминов там оказался ещё один, полный пузырек "Валокорди на". Омельченко налил в стеклянный фужер с толстым дном воды из специального крана, добавил в неё тридцать капель "Валокордина" и помчался наверх.
      Раиса, схватившись обеими руками за левую грудь, лежала с закрытыми глазами на кровати.
      - На, Рая, на, выпей, - сказал Омельченко, протягивая фу жер. - А может, врача вызвать? Или в клинику тебя отвезти? Или вызвать? Платная "скорая" мигом прилетит. А, Рая?
      - Не надо, Володя, - слабым голосом сказала Раиса. Она при поднялась на локте, взяла фужер, выпила лекарство. - Сейчас пройдет, ты же знаешь, всегда проходит...
      Омельченко взял у неё фужер, поставил на тумбочку.
      - Всегда проходит... - мрачно пробормотал он. - Не всегда, Рая. В этом мире ничего "всегда" не бывает. Мы с тобой уже не молодые, когда-нибудь - раз! И все.
      - Ну, значит, судьба такая, - смиренно сказала Раиса.
      Владимир Васильевич укрыл её пледом, сел рядом.
      - Это не судьба, Рая. Это наша дурость. Привычки, инерция. Ты посмотри, чуть ли не каждый день сердце болит, за месяц - пузырек "Валокордина" выпила. Разве так можно?
      - Пройдет, Володя, пройдет. Ты лучше мне вот что скажи... Почему я ничего не знала о Юле? Почему ты скрыл от меня, что она здесь, в Москве, разыскивает меня?
      - Да потому что у тебя и без неё хватает проблем, Рая. Не приезжала, видеть тебя не хотела, а теперь приехала! А теперь - поздно. Раньше нужно было думать.
      - Не надо так говорить, Володя. Она моя дочь, понимаешь? Моя родная дочь. Единственная... Что бы там ни было, она прие хала, значит, нужно помочь девочке. Кто же ещё ей поможет, если не мать? Кому же мы поможем, если не ей?...
      - Себе, - проворчал Омельченко. - О себе нужно думать. Давно уже пора все продать к чертовой бабушке, перевести деньги на счет в банке и убираться из этой страны. Там, на Мальте, спо койно, тихо. Тепло. Осточертело мне сидеть в этой грязи и слу шать твои стоны, Рая.
      - Мама... - прошептала Раиса. - Она сказала - мама...
      - Ну и что? Подумаешь, сказала! Прискакала, наверное, деньги просить. Работать не хочет, а красиво одеваться - хочет. Вот и вспомнила о маме.
      - Не смей так говорить, Володя! - вскрикнула Раиса. Лицо её болезненно искривилось.
      - Пожалуйста, не волнуйся. Ты мне очень дорога, Рая. Я все ещё люблю тебя, что бы там ни было. Поэтому и забочусь о тебе, и всегда рядом, если трудно. Поэтому и хочу поскорее увезти те бя на Мальту. Есть покупатель, документы готовы. Чего мы ждем? Пока ты совсем разболеешься? Погода такая смотреть за окно тошно, а ты все тянешь, тянешь...
      - А тебе разве легко все бросить, оборвать все нити и уе хать в чужую страну?
      - Легко. Я всю жизнь ездил, куда прикажет партия и её ле нинский ЦК. На Чукотку - пожалуйста. В Самарканд - есть! В Кун дуй - с удовольствием! А Мальта не чужая страна, там у нас дом. Да и тебе всегда нравилось отдыхать там.
      - Одно дело отдыхать, а другое... Я вообще не люблю уез жать с насиженного места. Ты помнишь, сколько раздумывала, прежде чем уехать из Ростова?
      - Еще бы не помнить!
      - Мы уедем, Володя, но... перед этим я должна увидеться с Юлей, поговорить с ней... Бедняжка, она тоже расплакалась. Два месяца в Москве!.. А где жила? Видно что-то случилось в Росто ве. Я должна помочь девочке, Володя.
      Омельченко глубоко вздохнул. Надо же, как невовремя объ явилась, паршивая девчонка! Еще станет претендовать на что-то. Пусть только попробует! Но говорить об этом сейчас нельзя. Сердце - дело серьезное. Он на мгновенье представил себе, что с женой случится несчастье, и придется одному улететь на Мальту. Одному там и море, и пальмы будут не в радость. А жениться за ново на какой-то современной пустышке, вроде Лолы - упаси Гос подь! Они красивы, все умеют, но и хотят получить за это свое умение - все. А потом... трудно даже представить, что будет.
      И самое главное - он, действительно, все ещё любит Раису.
      - Хорошо, хорошо, Рая. Пожалуйста, не волнуйся, прошу те бя. Ты увидишься с дочерью, посмотрим, чего она хочет. Но тема отъезда, я думаю, должна быть закрыта. В самое ближайшее время мы улетаем.
      - Ты так ничего и не сделал с этими негодяями из "Колеи", - вспомнила Раиса.
      Она непременно вспоминала об этом, когда он заводил речь об отъезде.
      - Я бы мог, Рая, но для этого нужны деньги, серьезные деньги. У нас они есть, но не столько, чтобы выбрасывать ради удовлетворения наших амбиций. К тому же, это небезопасно, осо бенно, учитывая наше сегодняшнее положение.
      - Это не амбиции! - раздраженно махнула рукой Раиса. - Мы удерем из Москвы, а наглые юнцы, которые заняли наше место, бу дут процветать? Состояние себе сколачивать? Не могу я с этим смириться, не мо-гу.
      - А ты думай о том, что когда-нибудь появятся новые юнцы и облапошат этих. И хорошо, если им удастся уехать на Мальту. А может, загремят совсем в противоположную сторону. Или ещё даль ше, где нет сторон...
      - Ты так считаешь?
      - Не сомневаюсь.
      - Я сказала Юле, что мы встретимся завтра. Она позвонит в одиннадцать, а потом пошлешь кого-то из охранников, пусть при везут девочку.
      - Твое слово для меня закон, дорогая, - развел руками Омельченко.
      Он понял, что спорить бесполезно. Придется привезти нах лебницу, бестолочь, тунеядку, она тут расплачется, разжалобит Раису, у которой проснулись вдруг материнские чувства. А все закончится тем, что станет просить деньги. Ну что ж, можно бу дет отстегнуть ей несколько тысяч долларов. И пусть катится к чертовой бабушке. А самим нужно поскорее уезжать на Мальту. Там нет ни разъяренных вкладчиков, ни следователей, которые знают, что Раиса хозяйка водочного склада, но доказать не могут. Того и гляди, какую-то западню устроют. Ни дрянных, дочек! Зато есть двухэтажная вилла с бассейном на берегу моря. Вдвоем с Ра исой там будет просто замечательно!
      Омельченко посмотрел на жену и, наклонившись, приподнял отворот махрового халата, легонько куснул тяжелую грудь под ним.
      - Ты старый развратник, Володя, - улыбнулась Раиса.
      - Нет, - покачал головой Омельченко. - Я был развратником, но не старым, пока ни встретил тебя. А сейчас я, действительно, старый, но уже не развратник.
      - Нет развратник. Пристаешь к больной женщине, - упрямо повторила Раиса.
      - Что поделаешь, если она мне все ещё нравится?
      - Но мне сейчас, наверное, нельзя напрягаться, дорогой.
      - Нельзя, так и не будем напрягаться. Я сделаю именно то, что тебе сейчас необходимо - легкий массаж. Расслабляющий, ус покаивающий, умиротворяющий. Поглажу, пошлепаю, поцелую твои самые красивые и нежные местечки...
      - Местечки! - усмехнулась Раиса. - Скажи уж - полапаешь...
      - Как же без этого? Но так, что тебе будет приятно.
      Раиса блаженно зажмурилась.
      - Дураки мы, дураки, - прошептала она. - Сколько глупостей в жизни сделали...
      Омельченко решил, что она сожалеет о том, что изменяла ему со всякими проходимцами вроде Полуянова. И довольно усмехнулся, развязывая мягкий узел махрового пояса.
      А Раиса думала о брошенной дочери.
      Ночью она проснулась, испуганно уставилась в темноту. Ря дом похрапывал муж. Он так старался вечером, что сам утомился, потом расслабился и умиротворился, и теперь крепко спал. Хотел доставить ей удовольствие, и доставил. Все, что он делал, было ей приятно. Но не более, ибо мысли её были совсем о другом.
      О дочери, которая так неожиданно снова появилась в её жиз ни.
      Вот и сейчас она проснулась от того, что увидела, как неп роглядная мгла поглощает её крохотную дочурку. Увидела пухлые ручонки, которые тянулись к ней, услышала тревожный крик: ма ма!... Мама...
      Раиса вытерла ладонью влажные глаза. Она плакала во сне. Это хорошо. Говорят, если плачешь во сне, наяву будешь смеять ся. Но тревожный крик все ещё звучал в её ушах, и страх снова потерять свою девочку, как холодная жаба шевелился в груди.
      Пухлые ручонки, обнимающие её, голубые, смеющиеся глазен ки... Первые шаги, первые слова: ма-ма. Может ли женщина забыть это? Как носила, как рожала, как ночами не спала, качая в детс кой коляске (тогда ещё у Юли не было своей кроватки) капризную девчушку?! Как приходила за нею в садик и видела её, бегущую к матери, широко расставив руки - соскучилась... И серьезную мор дашку, выглядывающую из-за огромного букета на первой торжест венной линейке в школе...
      Она же хотела, хотела забрать Юлю в Москву, упрямо угова ривала Володю, и уговорила! Но Юлька наотрез отказалась. Не увозить же её силой, она тут такое устроит, Володя с ума сой дет! Отказалась... Не простила матери поспешное бегство.
      И горькая обида захлестнула грудь Раисы. И злость на собс твенную беспомощность, и на упрямую девчонку. Теперь уж она не могла простить дочери холодную жестокость. Сама себе клялась: что бы ни случилось, она и видеть не желает Юльку, и помогать ей никогда не станет! Никогда! Долго она жила с этой злостью, с этой клятвой, так долго, что не сомневалась: другого отношения черствая девчонка не заслуживает!
      Но все это мгновенно растаяло, как кубик льда в горячем кофе, едва она услышала в трубке родной, взволнованный голос. Услышала и ужаснулась: девочка больше двух месяцев живет в Москве, одна! Где, с кем?!
      А потом они обе расплакались и долго не могли успокоиться. Если бы ни боль, сковавшая сердце, она бы разбила о голову Во лоди настольную лампу. Как он посмел скрыть от неё приезд Юль ки?! Девочка скиталась, непонятно где... Изувер!
      Да нет, не изувер. Просто не понимает, что такое - мате ринское чувство. Пусть - больное, искореженное, загнанное в такие глубины души, откуда, казалось, уже не выбраться на по верхность. Но - живое. И оно выбралось, вырвалось, заслонив со бой все остальные чувства!
      - Юленька... доченька моя... - шептала Раиса.
      Слезы текли по её бледным щекам.
      33
      Лаврентьев напряженно раздумывал, с чем ехать в гости к Юле. Конечно, с цветами. Правда, она не приглашала его, неиз вестно, как отнесется к этому неожиданному визиту. Тем более - с цветами! Ее может не быть дома, и вообще... не исключено, что она не живет в квартире Колготина на Земляном Валу, а уехала в Ростов. Все равно - с цветами... А ещё - с шампанским.
      Глупо задумываться над вопросом, ответ на который знают даже школьники. Но Лаврентьеву хотелось принести в подарок что-то особенное, такое, на что бы Юля посмотрела и все поняла без слов. Потому что не было у него слов, способных легко и быстро объяснить, почему он явился к ней.
      Но чем больше он думал, тем яснее становилось: лучше цве тов и шампанского ничего для такого случая нет. Французские ду хи? Может подумать, что он пытается купить её. Торт? На чай напрашивается... Нет, цветы и шампанское - достойный подарок во всех случаях. Даже если она и разговаривать с ним не захочет.
      Времени для раздумий было достаточно. Лаврентьев решил приехать к Юле после восьми вечера. Если она не уехала в Ростов и не сменила место жительства, наверняка должна быть дома. Если она связана не только с Колготиным, и это, скорее всего, будет ясно. Ну а если она одна, и выслушает его, и поймет... время уже позднее, шампанское лучше всего будет выпить у него.
      Да, именно так.
      Вчера он весь вечер ждал звонка Чернова. Но звонили кто угодно, только не Чернов: родители, Люда, Серега. И все хотели приехать: родители помочь убрать квартиру, приготовить поесть и вообще, присмотреть за больным, Люда - успокоить его, прямо сказала, что знает отличный способ снять боль и нервное напря жение. Лаврентьев тоже его знал, только с Людой встречаться не хотел. Серега хотел пару дней пожить у него, чтобы помочь, если кто-то из бандитов решит отомстить за арестованного. Чернов прорезался лишь часов в одиннадцать. Сказал, что уговорил отца и он завтра, может быть, узнает адрес и телефон. Лаврентьев поблагодарил друга, но, положив трубку, громко выругался. "Мо жет быть"! Что стоит генералу позвонить и приказать: срочно со общите адрес и телефон арестованного Колготина! Кто ему отка жет?! Дело-то чепуховое, не адрес президента или крупного бан кира запрашивается - арестованного грабителя! И все равно - он, видите ли, может быть, узнает! Но тут уж - ругайся, не ругайся, остается лишь одно - ждать.
      Он выпил сто грамм водки и крепко уснул. Сказалась бессон ная ночь накануне в больничной палате и напряжение долгого пас мурного дня. Но утром сомнения стали одолевать Лаврентьева с новой силой. Выполнит ли генерал свое обещание? Найдет он Юлю по этому адресу или нет? Захочет ли она с ним разговаривать? Захочет ли поехать с ним, чтобы повторилась ночь, когда они бы ли так счастливы?
      Чертова уйма вопросов! А ещё и собственная гордость! Что это он, Вадим Лаврентьев, так много думает о какой-то девчон ке? Не проще ли забыть о ней? Напиться до бесчувствия, или пригласить Люду, или Надюшу, или пару девиц, которые вдвоем способны растормошить кого угодно...
      А в это самое время, Юля, отчаявшись, решит навсегда уе хать из Москвы, и он никогда её не увидит... Страшно было даже подумать об этом. Конечно, проще забыть о строптивой и странной девчонке. Но это - как бросить курить: легче получается, когда знаешь, что сигареты лежат в ящике стола. Если бы он точно знал, что она живет в Москве и будет жить здесь ещё долго, непременно пригласил бы двух сексуальных искусниц. А потом исп робовал бы все остальные способы забыть смуглую нахалку.
      Но он знает лишь одно: ей негде здесь жить, в такой ситуа ции Юля может решиться на все... Уехать, броситься на шею ново му Колготину, или вообще... пойти на вокзал. Поразительно - но он не мог осудить её за это! Он боялся за нее.
      Лаврентьев посмотрел на часы - восемь. Ну что ж, самое время ехать.
      На проспекте Мира он заскочил в супермаркет, купил бутылку французского коллекционного шампанского за триста шестьдесят тысяч - из винограда урожая 1988 года! Потом, у метро "Суха ревская" - пять роскошных красных роз. С таким презентом и к Алле Пугачевой не стыдно было заглянуть в гости, если, конечно, Киркоров не станет возражать.
      В половине девятого Лаврентьев поднялся по грязной, запле ванной лестнице, остановился у высокой коричневой двери, на ко торой во многих местах облупилась краска, а нижняя часть была помята и разрисована черными следами обуви. Он отдышался, одер нул пальто, поправил целлофан букета и нажал черную кнопку звонка.
      И замер, прислушиваясь. Какое-то время за дверью царила тишина, а потом послышался взволнованный голос Юли:
      - Кто там?
      Не уехала!
      Лаврентьев приободрился, машинально расправил плечи и ска зал фразу, которую он придумал в машине:
      - Один пострадавший хочет поговорить с великой авантюрист кой. Если она, конечно, пригласит его к себе.
      - Это ты, Вадим?!
      - Это я. Открой, Юля.
      - Зачем?
      - Ну... я пришел, чтобы извиниться за то, что наговорил тебе в клинике. Ты же сама видела, что случилось с моей голо вой, крыша немного поехала.
      Дверь распахнулась, и Вадим увидел Юлю, а за нею стоял... лейтенант Иваненко! В джинсах и расстегнутой рубашке.
      - Крыша поехала... - машинально повторил Лаврентьев. - Я что, невовремя? Тебя тут допрашивают?
      Он вошел в тесную прихожую, старательно вытер ноги о влаж ную тряпку у двери, и лишь после этого посмотрел на Юлю.
      - Я же сказала тебе, что между нами все кончено! - голос её звучал неестественно жестко.
      И голубые глаза смотрели с дерзким вызовом и даже злорадс твом. От беспомощного, по-детски наивного взгляда, застывшего в его памяти и следа не осталось.
      - Мы все когда-то что-то говорим, но это не значит, что так оно и будет, - усмехнулся Вадим. - Я вижу, лейтенант здесь чувствует себя, как дома. У него даже тапочки есть!
      - Вадим Павлович, вы хотели поговорить с Юлей? Вот и пого ворили. А теперь, пожалуйста, уходите.
      - Ты тоже так считаешь, Юля?
      - Да. Уходи, Вадим. Нам не о чем говорить.
      Лаврентьев достал из пакета цветы и шампанское, протянул Юле.
      - Это тебе.
      - Спасибо, оставь себе.
      - У меня есть, а это - тебе, - настойчиво сказал Лаврентьев. Она взяла букет и бутылку, решительно направилась на кух
      ню. Лаврентьев, не обращая внимание на суровый взгляд Иваненко, двинулся следом. Юля распахнула окно и выбросила во двор шам панское. Потом, немного поколебавшись - красные розы. Окно с треском закрылось. Юля резко обернулась, в упор посмотрела на Лаврентьева.
      - Красиво живешь... - пробормотал он. - Шампанское-то триста шестьдесят тысяч стоит, урожай восемьдесят восьмого года. Сам такое не пробовал, думал, мы вместе... а ты его - в окно.
      - Вадим Павлович!.. - в голосе Иваненко послышалась угроза.
      Лаврентьев нехотя взглянул на него через плечо.
      - Помолчи, лейтенант, с тобой не разговаривают. Я занимал ся каратэ, когда ты ещё читать учился, но дело не в этом. Адрес мне дал генерал Чернов, знаешь такого?
      - Ну и что? - злобно сощурился Иваненко. - Вышвырнуть незва ного гостя из квартиры мне и генерал не помешает. И ваше кара тэ - тоже.
      - Из своей квартиры, - уточнил Лаврентьев. - Или, хотя бы - из её квартиры. Но не из квартиры арестованного Колготина! Кстати, объясни, что ты тут делаешь? Соблазняешь подозреваемую? Думаю, генералу интересно будет узнать об этом.
      Он уже понял, что случилось такое, о чем он и не думал. Она здесь, но - с другим! Она не нуждается в его помощи, он ей совершенно не нужен! Пришел с цветами, шампанским, а она тут с ментом развлекается... Он два дня и две ночи переживал, чувс твовал себя виноватым, а оказывается - был прав?! И тот беспо мощный, наивный взгляд - притворство?!
      Да она просто чудовище!
      - Вадим! - крикнула Юля. - Ты обещал мне, что будешь мол чать! Ты считал меня последней дрянью, обзывал, оскорблял! Чего ты ещё хочешь? Уходи, прошу тебя, уходи по-хорошему!
      Даже так? Выходит, есть и другой путь отсюда, по-плохому? Злая досада вспыхнула в груди Лаврентьева.
      - Не пугай, Юля, - он сел на стул, опасливо скосил глаза вниз - не развалится ли? - Ребята, а почему бы нам не поговорить спокойно? Мне кажется, очень интересный разговор может полу читься.
      - Да плевать мне на его генералов и на него самого! - зак ричал Иваненко. - Я однажды струсил, потом столько лет жалел об этом! Больше такого не будет! Я его просто вышвырну отсюда!
      Он сжал кулаки и шагнул к Лаврентьеву.
      - Нет, Саня, нет! - закричала Юля, вставая между ними. - Послушаем, чего он хочет.
      - Ах, вот оно как! Саня... - усмехнулся Вадим. - Так вы дав но знаете друг-друга, я правильно понял?
      - Ты одного никак не можешь понять, Вадим, что я тебе это го не прощу! - сказала Юля. - Я тебе так отплачу - всю жизнь помнить будешь, понятно!
      В ярости она была ещё прекрасней, чем в печали... Чертов щина какая-то...
      - Бедный Колготин, - вздохнул Вадим. - Он же говорил, что ты собираешься завладеть его квартирой, только обвинял меня в сго воре с тобой. А оказывается, ты сговорилась с ментом и загнала мужичонку за решетку. Так вы что, ребята, давно собирались по жить в квартире бедолаги Колготина? Так зачем же его - за ре шетку? Убили бы сразу - и дело с концом. А теперь же придется считаться с моим мнением.
      - Я не собираюсь тут жить, - сказала Юля. - Колготин - подо нок, за это и наказан. Всякий подонок должен быть наказан, за помни это, Вадим! Завтра я встречаюсь с матерью, она большой начальник. И, между прочим, обрадовалась, когда я нашла её. Так что, найдем выход. Не беспокойся, не останемся в этой паршивой квартире.
      - Да что ты ему объясняешь, Юля?! - крикнул Иваненко. Он бы набросился на Лаврентьева с кулаками, если бы она ни стояла между ними. Но... разве можно оттолкнуть Юлю? - Ты посмотри на него - сытый, зажравшийся бизнесмен! Что он знает о тебе, о том, сколько тебе довелось терпеть в этой жизни? Лаврентьев, ты и мизинца этой девушки не стоишь! Я тоже. Но я хоть понимаю это и стараюсь как-то исправиться. А ты, как был дерьмом, так и остался!
      - Саня! Кто тебя спрашивает?! - закричала Юля. - Не лезь ни в свои дела, я сама разберусь с ним!
      Иваненко и Лаврентьев одновременно с посмотрели на нее. Оба - с удивлением.
      - Юля, - медленно сказал Лаврентьев. - Ты меня удивляешь все больше и больше. Тогда объясни, пожалуйста, какую роль играл я в твоих далекоидущих замыслах?
      - Ты и сам знаешь, какую. Я тебе не врала.
      - Именно так я и думал, Юля, когда шел к тебе. Но тогда... Что все это значит?
      - То, что ты был неправ, когда оскорблял меня в больнице. А я права. И тогда, и в больнице, и сейчас. Уходи, и забудь обо мне, Вадим.
      - Юля, а может мы выставим за дверь этого мента и погово рим с тобою? И придем к выводу, что, да, я был неправ, понимаю это, и хочу исправиться? Почему бы ни попробовать, а?
      - Поздно, Вадим, - опустив голову, тихо сказала Юля. - Ты слишком поздно понял это. Уходи.
      - Хорошо, я уйду. У тебя есть чистый листок бумаги?
      - Зачем тебе?
      - Написать заявление. Есть? Дай, пожалуйста.
      - И ты уйдешь?
      - Обязательно.
      Юля взяла Иваненко за рукав и повела в комнату, чтобы он не сцепился с Лаврентьевым, пока она будет искать листок бума ги. Спустя минуту, Юля положила перед Вадимом листок, вырванный из школьной тетради.
      - Что ты хочешь написать?
      - Заявление, - сказал Лаврентьев. - Напишу и посмотрю, как запоет твой мент, да и ты, Юля. Кстати, как называется его должность?
      - Кажется... Оперуполномоченный отдела по борьбе с банди тизмом.
      - Отлично, Юля.
      Он вытащил авторучку, подумал, и решительно написал:
      Оперуполномоченному отдела по борьбе с бандитизмом, Иваненко,
      Лаврентьева Вадима Павловича Заявление
      Довожу до вашего сведения, что арестованный в моей кварти ре по обвинению в попытке грабежа гр. Колготин является моим приятелем, и был приглашен мной в гости, с условием, что сам попытается открыть дверь моей квартиры. Но грубое и неожиданное вторжение в мою квартиру опергруппы под вашим командованием на пугало гр. Колготина и спровоцировало его неадекватную реакцию, в результате которой я получил травму головы. Убежден, что если бы в мою квартиру не ворвалась опергруппа под вашим руководс твом, ничего подобного не случилось бы. Поэтому истинным винов ником происшедшего считаю вас и ваших подчиненных. Не знаю, ра зыграл ли вас кто-то, или это следствие вопиющего непрофессио нализма. Требую незамедлительно отпустить из-под стражи гр. Колготина, так, как он абсолютно ни в чем не виновен. Оставляю за собой право в случае невыполнения моего требования, обра титься в вышестоящие инстанции с просьбой разобраться в ваших действиях.
      Вадим Лаврентьев.
      Вадим встал со стула, вышел в прихожую, где на него злобно смотрел Иваненко, протянул ему заявление.
      - Давай, лейтенант, действуй. А я посмотрю, как ты выкру тишься из этой ситуации. Это официальная бумага, не вздумай порвать или выбросить. Красиво сочинил, черт побери!
      Юля подошла к Иваненко, посмотрела на него, потом - на Лаврентьева и сказала:
      - Ты пожалеешь об этом, Вадим!
      - Счастливо оставаться! - с презрением бросил Лаврентьев и вышел в коридор.
      Если б он знал, чем закончится этот визит! Наверное, ос тался бы дома... Наверное, позвонил бы Надюше...
      Да что теперь думать об этом! Какой-то паршивый лейтенант встал на пути, и она выбрала его!
      Какой черный, мерзкий вечер!..
      - Саня! - Юля с тревогой смотрела на Иваненко. - Что он там написал? Про меня, да?
      Лейтенант ещё раз пробежал глазами заявление Лаврентьева, задумчиво покачал головой.
      - Нет. К счастью, о тебе он не упомянул. Но от этого нам с тобой, Юлька, легче не будет...
      - Дай мне, - потребовала Юля, протягивая руку.
      У Лаврентьева был аккуратный, твердый почерк. Буквы ров ные, узкие, с одинаковым наклоном. Нетрудно было предположить, что в школе Вадим был отличником. Как и Саня Иваненко... Юля усмехнулась. Два мужчины, два отличника...
      - Ничего смешного там нет, - мрачно сказал Иваненко. - Это, между прочим, серьезно.
      - Он хочет, чтобы ты выпустил Колготина, да? А тот выгонит меня из этой квартиры. Ну и что? Помнишь, ты говорил, что можно пожить у тебя в общежитии?
      - Он хочет дискредитировать меня, как следователя. Как ру ководителя операции по задержанию Колготина! Ты невнимательно читала, Юля. Там же прямо сказано: мы ворвались к нему в квар тиру, мы виновники всего, что там случилось. Так можно... и без общежития остаться, вот в чем проблема.
      - А ты не бери дурного в голову. Как вы могли ворваться к нему, если он сам согласился, чтобы вы приехали? Почему винов ны, если он захотел встретить Колготина в кабинете, и получил по голове ещё до того, как стало ясно, что в квартире засада? Пусть попробует объяснить все это! Сам же и получит за то, что милицию дурит.
      - Все так, Юлька, но если начнется служебное расследование по его заявлению, придется объяснять многие детали... И Колго тин воспрянет духом, такое наговорит о тебе и обо мне... - он тяжело вздохнул. - Ладно, что-нибудь придумаем. Одно я тебе твердо обещаю: ты не пострадаешь.
      - И ты тоже, - решительно сказала Юля. - Потому что я уже знаю, как поступить.
      - Нет, нет! - крикнул Иваненко, видя, что она собирается порвать заявление. - Ни в коем случае не делай этого, Юля!
      Она с недоумением посмотрела на него.
      - Почему, Саня? Пусть попробует доказать, что он вручил тебе эту писульку! Ее просто не было, вот и все.
      - За ним генерал, Юля. И потом, если это порвем, он напи шет другое. Черт его знает, что ещё взбредет в его голову. Я положу это заявление в служебный сейф и посмотрю на его даль нейшие действия. Подождем, Юля.
      Она молча вернулась на кухню, бросила бумажный листок на стол. Иваненко подошел к ней сзади, обнял за плечи, прижался губами к блестящим каштановым локонам, с улыбкой вдыхая их ро зовый запах.
      - А я знал, что он придет, - тихо сказал он. - И, честно го воря, боялся, что ты уйдешь с ним...
      - Откуда ты знал это?
      - Кто же захочет потерять такую девчонку, как ты, Юлька?
      - Ох, не говори глупостей, Саня. У него хватает разодетых, расфуфыренных дамочек. Я ему не пара, и не о чем тут говорить. И почему ты боялся, что уйду с ним? Я же тебе честно рассказала обо всем, помнишь? И пообещала, что Лаврентьева больше видеть не хочу. Так и есть.
      Она не сказала главное: Лаврентьев сам говорил, что он - злейший враг Раисы Омельченко. И теперь, когда она нашла... да же не нашла, а - обрела мать, им нельзя быть вместе. Дурак! На шел время, когда приехать!
      - Да, но все-таки мне не верилось... Даже удивился, как решительно ты отшила его. Я люблю тебя, Юлька.
      - Не надо об этом, Саня... Я же тебя просила. А за то, что он угрожает нам, заявления всякие сочиняет - он ещё отве тит! Я такое не забываю.
      - Воительница ты моя, - улыбнулся Иваненко, развернул её и поцеловал в губы. - Жанна Д`Арк... Не надо, Юлька, просто забудь о нем, вот и все. Остальное - мое личное дело.
      - Ответит, - упрямо прошептала Юля.
      Ночью, когда Иваненко спал, утомив её неумелыми, неприят ными ласками, Юля выскользнула из-под одеяла, взяла джинсы и пошла на кухню, плотно прикрыв за собою дверь. Там она быстро натянула джинсы на голое тело, в прихожей сунула босые ноги в сапоги, набросила на плечи куртку. Потом осторожно отворила скрипучую дверь и вышла на лестничную площадку.
      Перепрыгивая через две ступеньки, она побежала вниз по лестнице, выскочила из подъезда.
      Холодный сырой ветер ударил в лицо, обжег щеки и губы по целуем, от которого мурашки побежали по телу. Во дворе, под ок нами, дворники намели большие сугробы, расчищая по утрам дорож ки. Справа, под окнами Колготинской квартиры, на грязном снегу лежали красные розы. Лепестки их съежились и потускнели от хо лода. Рядом виднелась бутылка шампанского, на две трети утонув шая в сугробе.
      Юля взяла цветы, уткнулась носом в поникшие лепестки, вдыхая всей грудью их нежный и печальный аромат.
      Аромат разлуки...
      - Дурак ты, дурак... - прошептала Юля. - И цветы из-за тебя пострадали, а они тут не при чем, они хорошие цветочки... - она всхлипнула, вытерла ладонью глаза. - Раньше нужно было думать, дурак несчастный...
      Она положила розы на снег. Как они были похожи на нее, эти красивые цветы! Не виноваты, но будут замерзать на снегу, как будет замерзать её тело, которому приятны были руки только од ного человека... Замерзать без тепла любви.
      Юля достала из сугроба шампанское и, дрожа от холода, по бежала к подъезду. Хорошо, что бутылка не разбилась, и никто не утащил ее!
      Когда она, спрятав шампанское на кухне, тихонько забралась под одеяло, Иваненко заворочался, что-то пробормотал, но не проснулся.
      34
      Юля невольно ахнула, увидев двухэтажный бело-голубой дом, огороженный железными прутьями, покрашенными в синий цвет. На синих прутьях красовались белые вензеля. Прямо не дом, а замок!
      - Что, нравится? - усмехнулся мрачноватый широкоплечий па рень, который привез её сюда на темно-синей машине. - У Раисы Федоровны отличный вкус. Умеет выбирать не только стиль пост ройки, но и дочек. Ты что делаешь сегодня вечером?
      Юля внимательно посмотрела на Игоря, так звали водителя и, наверное, охранника, и коротко сказала:
      - Заткнись.
      - Теперь я не сомневаюсь, что ты дочка Раисы Федоровны, - не обиделся Игорь. - Нет - так нет, я не в претензии.
      Он вытащил черную коробочку, нажал кнопку на ней, и ворота медленно отъехали в сторону.
      Машина остановилась у каменной лестницы в пять ступенек, ведущей к дверям. Юля выпрыгнула на широкие серые плиты, огля делась. Во дворе росли пять елочек, четыре березки и какие-то кустарники. Похоже, никаких огородных грядок, садовых или ягод ных посадок тут не было. А зачем, если фрукты и ягоды можно ку пить либо в в банках, либо на рынке?
      Из двери вышел невысокий плотный человек в распахнутой дубленке, улыбнулся ей. Тот самый , который приказывал охранни кам у "Спарты" говорить, что мать уехала в Италию и вернется не раньше, чем через месяц!
      Юля нахмурилась.
      - Какая красавица к нам пожаловала, а! - воскликнул мужчи на, взмахнув руками. - Ну что же ты стоишь? Проходи, Юля! Раиса Федоровна ждет. Нет, какая девушка! Игорек, я прав?
      - Она не только красавица, Владимир Васильевич, - серьезно сказал Игорь. - У неё такой характер - того и гляди укусит.
      - А это так и должно быть, - засмеялся Омельченко, услужли во распахнув дверь. - А как же иначе? Добрячками, да, понимаешь, херувимчиками только уроды бывают. А что им ещё остается де лать? А красивые люди - они все с характером, иначе нельзя.
      Смеется... Сколько же дней она мучилась тут по его милос ти? Ведь это он не говорил матери, что её разыскивает дочь! Сказал бы, так и не нужно было бы терпеть гнусные приставания Колготина, уговаривать его ограбить умелого врача... Она бы во обще не знала Вадима. Ну и не надо! А теперь смеется, толстая свинья!
      Да разве только здесь она страдала из-за него? А в Росто ве? Если б он ни умыкнул мать в Москву, все было бы по-другому!
      Она искоса, с нескрываемым презрением посмотрела на Омель ченко и молча прошла мимо него. Владимир Васильевич продолжал смеяться, растопырив руки. Глядя на него, засмеялся и Игорь.
      В просторном холле, у полукруглой лестницы с резными пери лами, ведущей наверх, стояла невысокая женщина в строгом тем но-синем костюме. Юля остановилась за два шага до нее, прис тально вглядываясь в бледное лицо. Постарела, пополнела, но все же это была она, её мать.
      - Мама...
      - Юля! - воскликнула Раиса и бросилась к ней.
      Она была намного ниже дочери, и Юле пришлось подогнуть ко ленки: чтобы мать могла обнять её и поцеловать её в щеку. Впро чем, коленки сами подогнулись. Юля ткнулась лицом в тщательно уложенные светлые волосы и всхлипнула.
      - Мама... Наконец-то я нашла тебя...
      - Юленька, дочка... - бормотала Раиса. - Ну дай, хоть разг ляжу тебя, как следует... - она отстранилась, жадно вглядываясь в лицо Юли и громко шмыгая носом. - Какая взрослая стала, какая ты у меня красавица, Юля! И похожа...
      - На отца... - прошептала Юля, и слезы градом полились из её глаз.
      - На отца, - повторила Раиса. - Ну пойдем, пойдем поговорим, там нам никто не помешает. Володя! Принеси нам, пожалуйста, ко фе, мы будем в спальне! - она обняла Юлю и повела наверх.
      Юля не удивилась богатому убранству спальни - в роскошном доме только такая спальня и могла быть. Раиса усадила её в го лубое кресло, немного похожее на стул из фильма "Двенадцать стульев", но больше, мягче и с подлокотниками. Сама села дру гое, точно такое же.
      - Честно тебе скажу, я обижалась на тебя, Юлька, я ведь хотела увезти тебя в Москву, но ты... А, да что там говорить! Но все это в прошлом. Я рада, что ты нашла меня, что мы все же вместе.
      - Я тоже обижалась на тебя, мама. Как же я могла уехать в Москву, бросить отца? Кто бы его кормил? Стирал, убирал в доме, сажал, поливал и пропалывал в городе? Нельзя было все это бро сить. Но я тоже рада, что ты у меня все-таки есть...
      - Рассказывай, Юля. Я ведь совсем ничего не знаю о тебе. Это непростительно для матери, но что поделаешь, если так полу чилось. Какая же ты красивая у меня девчонка выросла! И умни ца... Но я заметила у тебя седые волосы в голове. Расскажи мне все, Юля.
      Омельченко принес серебряный поднос с чайными принадлеж ностями, поставил на столик с изогнутыми ножками и голубыми цветами на лаковой поверхности.
      - Спасибо, Володя, - кивнула Раиса. - Ты иди, а мы тут нем ного посекретничаем. А потом спустимся вниз и пообедаем.
      - Рая, твоя дочь восхитила и... поразила меня, - сказал Омельченко, глядя на Юлю. Но она, по-моему, обижается на меня. Ты, пожалуйста, объясни Юле, что я не враг, просто оберегал те бя от излишнего нервного напряжения.
      - Конечно, Володя, обязательно объясню, - кивнул Раиса и, когда он ушел, внимательно посмотрела на Юлю. - Он все ещё любит меня, да и я его тоже. Хотя... Да, это не важно. Рассказывай, Юля, как ты жила без меня.
      Она замерла, будто мраморная статуя, слушая невеселый рассказ Юли. И только пухлые пальцы нервно барабанили по округ лым коленкам. Когда Юля дошла до своего бегства из Ростова пос ле сожжения дома и кухни, Раиса сцепила пальцы в замок, прижала их к груди и заскрипела зубами. Слезы катились по её бледным щекам. Слезы катились и по смуглым щекам Юли.
      - Вот так, мама, я и оказалась в Москве...
      - Бедная моя девочка... - Раиса встала с кресла, подошла к Юле, обняла её, прижавшись бледной щекой к смуглой щеке. Теперь их слезы смешивались. - Сколько же тебе довелось вынести!... А Григорий, значит, умер... Царство ему небесное.
      - Он любил тебя, мама, и перед тем, как его увезли в мили цию, просил, чтобы я написала тебе. Я тогда написала письмо на фирму "Фермопил", ты не получала его?
      - Доченька, "Фермопил" к тому времени уже не существовал, и письмо твое, конечно же, не дошло до меня. Я бы, конечно, приехала, я бы помогла тебе... Но, видишь, как все получилось. Бедная, бедная моя девочка...
      - Это ещё не все, мама. В Москве была ещё труднее.
      И Юля принялась рассказывать о мучительной жизни в кварти ре Колготина, о трудных поисках матери.
      - Вот что, Юля, - вытерев глаза шелковым платочком, сказала Раиса. Ты сегодня же переберешься в нашу квартиру в Безбожном переулке... Теперь он стал Протопоповским. Люди с юмором зани мались переименованием, что тогда, что сейчас. Переедешь, все равно мы там не живем. Об этом Колготине забудь, если он оскор бил тебя, я сделаю так, что будет ползти на коленях от Земляно го вала до Без... Протопоповского.
      - Мама, а как ты живешь? Я ведь тоже ничего не знаю о те бе. Говорят, дела твоей фирмы совсем плохи. Почему?
      - А говоришь, ничего не знаешь, - невесело усмехнулась Раи са. - У плохих новостей длинные ноги. Да, Юля, дела идут неваж но. Мы с Володей организовали "Фермопилы" в 92-м году. Он дого ворился со своими знакомыми, получил кредит в два миллиона руб лей, по тогдашним временам - огромная сумма. А я взвалила на себя все организацию дела. Зарегистрировали фирму, сняли хоро шее помещение в центре, ты была там, видела, закупили офисное оборудование, взяли толковых людей провели рекламную компанию. К нам пошел народ, понесли вначале ваучеры, потом денежные вклады. Мы на эти средства образовали дочерние торгово-закупоч ные компании, вкладывали деньги в ширпотреб, получали хорошую прибыль, вкладчикам платили большие проценты. А потом случилась осечка. Провели огромную работу, потратили большие деньги, ос тальные придержали, чтобы в нужный момент бросить их на органи зацию нового дела. На компьютерный бизнес. Но в самый последний момент все сорвалось. Появились какие-то оборотистые юнцы и пе рехватили наш контракт. А потом пошли проверки, налоговая инс пекция схватила за горло - не вздохнуть. Кое-как выкрутились, выстояли. Конечно, ни о каких процентах вкладчикам уже и речи не могло быть. Люди разозлились, митинговать стали... Кошмар! Но и это пережили. А когда стало казаться, все трудности поза ди, новая беда... - Раиса подумала и решила не рассказывать Юле о потере водочного склада. - Совсем руки опустились...
      - Я знаю, контракт с американцами у тебя перехватила фирма Вадима Лаврентьева, - сказала Юля.
      - Откуда?! - воскликнула Раиса. Она попятилась, устало плюхнулась в свое кресло, не сводя с дочери изумленного взгля да.
      - Он сам рассказал мне.
      Уже не изумление, а ужас вспыхнул в глазах Раисы.
      - Юля... - прошептала она. - Ты знакома с этим... с этим подлецом?
      - Да, мама. Вчера вечером он приходил в квартиру Колготина с цветами и шампанским. Но я выгнала его.
      И Юля рассказала, как познакомилась с Лаврентьевым, как заставила Колготина попытаться ограбить квартиру на Олимпийском проспекте, как Иваненко арестовал Колготина и разбил голову хо зяину квартиры.
      - С тобой не соскучишься, дочка, - пробормотала Раиса. - И милиционер у тебя есть, и наглого юнца... Лаврентьева ты прог нала, прямо не верится.
      - Он в тот вечер был в "Спарте", разговаривал с твоим но вым мужем. Вадим не знает, что я твоя дочь. Он думал, что может обзывать, оскорблять меня, а потом лишь пальцем поманит, и я прибегу! Но я не такая, мама.
      - Ты не такая, Юлька... Ты можешь... я бы никогда не реши лась на такое. В погреб - и кипятком! По улице - на бочке с квасом! Вот бы кто спустил этого Лаврентьева на бочке с квасом! Да к нему не подберешься. И таких крутых спусков нет.
      - Они и не нужны, мама, - уверенно сказала Юля. - Мы приду маем что-нибудь другое.
      Раиса ещё раз изумленно посмотрела на дочь. У этой девчон ки, похожей на отца, был её характер! Даже - более сильный, бо лее решительный! Бог послал ей не только дочь, но и союзницу! Никто вокруг не понимал, когда она говорила, что Чернов и Лав рентьев должны быть наказаны за то, что перехватили контракт, натравили на "Спарту" налоговую инспекцию, а потом и до водоч ного склада добрались, никто!
      И вдруг появляется Юлька и заявляет, что Лаврентьев будет наказан! Господи, да не провокация ли это? Они ведь столько лет не виделись...
      - Юля, дочка, пойми, дорогая, Лаврентьев - это тебе не Стас Котов, а Москва - не Ростов... - осторожно сказала Раиса.
      - Я понимаю, мама, ты не веришь мне, - тихо сказала Юля. - Ну и зря. Я, конечно, искала тебя, чтобы попросить помощи, только ты у меня и осталась... Но и я тебе хочу помочь. Если человек обидел нас обеих, это не должно сойти ему с рук, ведь правда?
      - Да, Юля, да. Но... как?
      - Не знаю, мама, - улыбнулась Юля. - Что-нибудь придумаем. Да ты не беспокойся, я никакие секреты у тебя выпытывать не стану. Кстати, Стас Котов для девчонки-восьмиклассницы был нам ного опаснее, чем Лаврентьев для меня сейчас. А про Аркана Ро гатулина и говорить нечего.
      - Ох, Юлька, Юлька! - улыбнулась и Раиса, пожалуй, впервые за сегодняшний день - спокойно. - Ты на отца только внешне похо жа. А на самом деле - полная копия матери. Говоришь, ничего не просишь? И правильно, дочка. Тебе не нужно ничего просить, все, что у меня есть - твое. Я из тебя принцессу сделаю, этот Лав рентьев будет выть от досады! О, на это стоит посмотреть! Гос поди, как я счастлива, что ты у меня опять есть, Юлька!
      - Я тоже, мама.
      - Ну что, хватит грустных воспоминаний? Пошли вниз, пообе даем. А потом подумаем, где тебе лучше устроиться: тут, с нами, или на Протопоповском.
      - Я же не одна, мама. Сейчас мы вместе... С Иваненко. Я не могу его бросить.
      - А-а, этот милиционер. Обязательно познакомь нас. Хочу посмотреть, что он за человек. Ну, пошли, пошли, дочка, вниз. Хватит о грустном, давай отпразднуем, как следует, нашу встре чу?
      - Давай, мама.
      - Только вот ещё что, Юля... Ты, пожалуйста, не злись на Владимира Васильевича. Он, действительно, хотел оградить меня от лишних волнений. Думал, что я не хочу тебя видеть... Я и са ма так думала, пока ни услышала твой голос, Юлька.
      - Постараюсь, мама, - кивнула Юля.
      35
      - А я не один, - сказал Чернов. Он остановился в прихожей, раскрыл пошире дверь и, театрально взмахнув рукой, воскликнул. - Мадам! Прошу вас!
      В квартиру, обольстительно улыбаясь, вошла длинноногая На дюша в распахнутом кожаном пальто.
      - Вадим Павлович, это вам от всего нашего дружного коллек тива со пожеланием скорейшего выздоровления! - она протянула ему букет красных роз.
      - Похоже, мир свихнулся, - озадаченно пробормотал Лавренть ев.
      Чернов и Надюша с удивлением уставились на него.
      - Вы не любите розы, Вадим Павлович? - огорченно сказала Надюша. Она обращалась к нему на "вы", но надеялась, что очень скоро, как только Чернов уйдет, они перейдут на "ты". Такое у неё было имя - Надежда.
      - Да нет, люблю. Спасибо за розы. Просто... это немного странно, когда девушка дарит цветы мужчинам. Должно быть наобо рот, - пояснил Лаврентьев.
      Он лукавил, дело было совсем в другом. Он подарил девушке розы, а она выбросила их в окно. Ему девушка дарит розы, кото рые хочется выбросить в окно. Потому-то и кажется, что мир вок руг свихнулся. Розы-то не при чем!
      - Ты слишком интимно воспринимаешь этот подарок! - засмеял ся Чернов. - Это же не от Надюши, а от всего коллектива! Когда какой-то большой московский хрен посещает завод в областном центре, и девушки преподносят ему цветы, он же не думает, что мир сошел с ума!
      - Вы неправы, Михаил Евгеньевич, - возразила девушка. - Цве ты и от меня тоже! И, может быть, в первую очередь от меня, по тому что я их вручила.
      - А я думал, в первую очередь от меня, потому что деньги выделил.
      - Фу, какой вы меркантильный!
      - Вы замечательно смотритесь вдвоем, - сказал Лаврентьев. - Ну проходите в кабинет, я поставлю чайник, посидим, поговорим.
      - Как голова? - быстро спросил Чернов.
      - А как... - в то же время начала Надюша. Посмотрела на ге нерального директора и погрозила ему пальчиком. - Всегда вы опе режаете меня, Михаил Евгеньевич.
      - Спасибо, нормально, - ответил Лаврентьев на оба вопроса. Он помог Надюше снять пальто, любезно распахнул перед нею дверь в кабинет. Проходи, устраивайся.
      - А мы пока поговорим на кухне, - сказал Чернов. - Нужно об судить пару секретных вопросов.
      - Ну зачем же на кухне? Вадим Павлович, давайте я похозяй ничаю, поставлю чайник, посмотрю, что там ещё есть, а вы пого ворите в кабинете. Когда закончите, позовете.
      - Хорошо, - не стал возражать Лаврентьев. - Ты знаешь, где что, разберешься.
      - Конечно!
      - Иногда я поражаюсь парапсихологическим способностям на шей секретарши, - громко сказал Чернов. - Войдет в незнакомую квартиру и сразу видит, где что лежит за стенкой!
      Надюша настолько осмелела, что не побоялась показать язык генеральному директору.
      - О, у тебя новый светильник, - сказал Чернов, усаживаясь в кресло. Я тоже собирался взять такой, с водопадиком. Что-то в нем есть, а? Пошловато-лубочное и ультрамодное одновременно. Как и в Надюше. Я прихватил её с собой, чтобы развеять твою пе чаль. Позавчера ты не позвонил мне после визита к своей особен ной, а вчера у тебя был совсем плохой голос. Что, осложнения?
      Лаврентьев плотно прикрыл за собой дверь, сел на диван.
      - Пошловато-лубочное и ультрамодное... - задумчиво повторил он. - А может, мода нынче такая, пошловато-лубочная?
      - Или мы в ней вообще ни фига не смыслим. Так что у тебя, с головой проблемы, или особенная оказалась не такой уж особен ной?
      - Похоже, совсем наоборот.
      - А это - как?
      - Так, что особенная оказалась чересчур особенной. Такой, что даже меня поразила! - со злостью сказал Лаврентьев.
      - Даже так? Очень интересно. Ну давай, рассказывай, в чем дело. Адрес верный? Ты нашел ее?
      - Нашел...
      - Ну и что?
      - Отстань.
      - Тоже мне, друг! - обиделся Чернов. - Я ему помогаю, достаю отца с идиотской просьбой, а он даже не скажет, почему такой мрачный.
      - Рассказывать-то не о чем. Я нашел её, а там этот лейте нант бродит по квартире Колготина в рубашке и тапочках. Она со мной и разговаривать не желает. Шампанское купил, "Ruinart", триста шестьдесят тысяч отдал, сам ещё не пробовал такое, а она его - в окно!
      - Ух ты! - Чернов с восхищением покачал головой. - Телка-то с характером! Надо было объяснить, сколько стоит, она бы не выбросила.
      - Объяснил, все равно выбросила. А мне, что-то вроде: ва ли, ты тут лишний. И мент рядом с ней хорохорится, я так понял, они давно знакомы.
      - Класс! Вадик, а тебя родители в свое время не просвети ли, что с незнакомыми девушками нужно вести себя осторожно и предусмотрительно? Мне отец очень убедительно объяснил, почему. Ты хоть взял потом бутылку, или разбилась?
      - Да плевать мне на бутылку!
      - Ну и что дальше?
      - Да ничего. Я понял: сговорились, чтобы посадить Колготи на, а самим остаться в его квартире. Менту заявление написал, мол, Колготин мой приятель, он пришел, потому что я пригласил, а все остальное получилось из-за тебя. Чтобы Колготина выпусти ли. Вчера вечером поехал, решил посмотреть, как они себя чувс твуют? Уже испугались? Может быть, она изменит свое отношение ко мне? А там - тишина. Света нет, на звонок никто не реагиру ет. Я с восьми до одиннадцати сидел в машине напротив подъез да, ждал, когда вернутся.
      - И не дождался, да?
      - Похоже, он увез её к себе... Напрасно я писал это заяв ление, напрасно вообще приезжал к ней! Дура деревенская! Надо же, какая упрямая! То приходит сама, когда её никто не ждет, а то - поздно, говорит! Черт знает, что!
      - Ты же сам говорил, что она из Ростова, значит, не дере венская, и, как я понимаю, совсем не дура. К таким женщинам, Вадик, я стараюсь не приближаться. Как представлю себе, сколько авантюристок по Москве бродит, и все симпатичные! Те, которые пострашнее, замуж быстренько выходят и детей воспитывают, а вот симпатичные!.. Им же Москву завоевать надо. Чтобы потом в свой Ростов и ли Урюпинск на черном "Мерседесе" приехать. Встанет на тебя, ноги вытрет и полезет дальше. Нет, я в такие игры не иг раю. Пусть хоть суперкрасавица будет - я спокоен. Могу, конеч но, приударить, заплатить, сводить куда-то. Но, малейшее подоз рительное движение и прощай, дорогая. А ты чего разнервничал ся? Выбрось её из головы. Я, между прочим, так и понял, что у тебя осложнения. Надюшу прихватил с собой, она умеет снимать нервные стрессы.
      - Это совсем другое. Временное. Но в тридцать один можно и о постоянном подумать.
      - О семье, детях? Можно. Я об этом подумывал и решил: как только встречу... красивую, с бриллиантами в ушах, породистую, чтоб ей не деньги мои презренные были нужны, а сам я - так сра зу женюсь.
      - С бриллиантами? - усмехнулся Лаврентьев. - Мечта идиота! Слушай, Мишка, ты вообще когда-нибудь влюблялся?
      - В каком смысле?
      - Ну, в школе, например. Нравились тебе девчонки?
      - Нравились. Но я нашел радикальное средство борьбы с этой напастью. Анонизм. Как понравится, так я позанимаюсь немножко, потом смотрю: а что в ней такого особенного? Да ничего. Так и спасался. Ты не пробовал?
      - Не пробовал... Как дела в фирме, нормально? Пора мне уже на службу выходить.
      - Повязку снимешь, тогда и выходи. А то всех клиентов рас пугаешь, усмехнулся Чернов. - Ну что, может найти адрес этого мента? Поедешь теперь к нему спрашивать, отпустил он Колготина или нет?
      - Да пошли они! Оставишь Надюшу немного похозяйничать?
      - А как же. Со стола убрать, посуду помыть, стриптиз пока зать больному начальнику - для этого она и пришла. А мне пора. Ты не забыл, что послезавтра презентация новой модели? Бетти устраивает фуршет в своем представительстве.
      - Послезавтра? Помню. Вряд ли удастся повязку снять к это му времени. А с нею... не только наших клиентов, но и американ цев напугаю. Так что, на меня не рассчитывай.
      - Я и не рассчитываю. Придется самому отдуваться. Возьму с собой нашего главного финансиста, Гену Краевского, скажу речь о том, как мы счастливы сотрудничать с гениями из "Форс", пообща юсь с банкирами и дипломатами. Кстати, старик Норман не прие дет, говорят, болеет. А Бетти только обрадуется, если ты не явишься. Он бы с удовольствием вообще никого из нас не пригла сил, да - не может.
      - О`кей. Нам нужно поскорее организовать сборку новой ма шины у себя. Я уже думаю об этом, - сказал Лаврентьев.
      - Знаю я, о чем ты думаешь, - усмехнулся Чернов. - Ну, пожа луй, я пошел. Выздоравливай, успокаивайся, не то и с головой осложнения возникнут. После банкета я заскочу к тебе, расскажу, что там было.
      - Может, выпьешь? - предложил Лаврентьев.
      - Я за рулем, Вадик. Надюша! Как там чай, готов? - крикнул Чернов.
      Надя открыла дверь в кабинет, остановилась на пороге, соб лазнительно выставив вперед правую ногу.
      - Готов. Где будем пить?
      - Где вам удобнее. Я поехал, нужно как следует продумать торжественную речь к послезавтрашней презентации. Думал, Вадим Павлович поможет, да у него совсем плохо с головой. Придется самому рыться в бумагах, вспоминать даты, сроки, и много-много всяких цифр. Ты поухаживай за Вадимом Павловичем, налей ему по горячей... чайку. А то он в последнее время сильно мерзнет. Последствия травмы. Ну, пока.
      Он говорил с таким откровенным намеком на дальнейшие собы тия в этой квартире, что любая другая девушка покраснела бы от стыда. Но не Надюша.
      - Пока... - улыбнулась она, игриво махая пальчиками.
      "А Юля бы обиделась и убежала", - подумал Лаврентьев.
      - Вадимчик, ну почему ты такой грустный? - капризно сказала Надюша и неожиданно засмеялась.
      Лаврентьев сидел на диване, разглядывая серебряную ложку в руке. Чашка с остывшим чаем стояла на журнальном столике. Отк ровенное желание девушки поскорее забраться в постель раздража ло его. Она была похожа на красивую искусственную розу. А ведь у него была настоящая, живая. Юля тоже хотела забраться к нему в постель, но все получилось так, что у него и мысли не было заподозрить её в излишней уступчивости...
      - Знаешь, почему я засмеялась?
      - Почему?
      - Вспомнила, что в таких случаях обычно говорят женщины, - она села рядом, картинно закатила глаза и низким, грудным голо сом сказала. Дорогой, послушай, как у меня бьется сердце... - и приложила его ладонь к своей левой груди.
      У неё были маленькие, упругие грудки. Их приятно было тро гать, гладить, целовать. Но это же - аванс, который потом нужно отрабатывать, весь вечер слушать её глупое щебетание. Прогнать женщину сразу после любовных утех он не мог. Но и терпеть её разговоры сегодня - тоже.
      - Я пошутила, дело совсем-совсем в другом, - обычным своим голосом сказала Надюша. - Я просто хочу, чтобы ты потрогал меня там. И... везде. Хочешь?
      Лаврентьев убрал ладонь с её груди, пожал плечами.
      - Не знаю, Надюша. В последнее время я утратил чувстви тельность. Наверное - последствия черепно-мозговой травмы.
      - Я тебя растормошу, Вадимчик...
      Надюша встала с дивана, поставила в музыкальный центр ла зерный диск и начала медленно раздеваться под нестареющую мело дию песни с красивым названием "Дом восходящего солнца".
      Вадим, склонив набок голову, молча смотрел, как она, гра циозно изгибаясь, сбрасывает с себя одежду: просторную вязаную кофту, короткую юбку... Белое кружевное белье казалось ослепи тельным на фоне черного пояса, поддерживающего черные чулки. Не колготки была на ней, а чулки! Длинноногая обольстительница выглядела очень привлекательно. Она все продумала, чтобы до биться своего, даже чулки надела, хотя прежде всегда носила колготки. Значит, теперь он, по её разумению, никуда не денет ся. И все будет так, как она спланировала! Эта догадка ещё больше разозлила Лаврентьева.
      А Надюша уже избавилась от лифчика и пояса, повернувшись задом, нагнулась, сняла чулки. Выпрямилась и, с игривой улыбкой поглядывая из-под опущенных ресниц, приспустила трусики. Еще больше наклонилась вперед, не сомневаясь, что Вадим через мгно вение окажется сзади. Разве может мужчина спокойно смотреть на такое?!
      - Зачем ты это делаешь, Надя? - спросил Лаврентьев.
      Так резко, так неприязненно прозвучал этот вопрос, что де вушка вздрогнула, выпрямила спину и с нескрываемым изумлением посмотрела на того, для кого старалась.
      - Чтобы помочь тебе... растормошить...
      - А кто сказал, что мне это нужно?
      Надюша растерялась. Ей никогда не приходилось объяснять подобные вещи. Все знают, что это жутко нравится мужчинам, нуж но им... Всегда нужно. Она подошла к Вадиму, едва не касаясь гладко выбритым лобком его носа. Хотелось обнять его, прижаться к нему, сказать что-то хорошее-хорошее... Но жесткий взгляд от талкивал её.
      - Ты не хочешь, да? Не хочешь?.. - повторяла она, глядя на него широко раскрытыми глазами.
      "Как собачонка... - подумал Вадим. - Притащила из мусора грязную палку, положила у ног хозяина и не понимает, почему её не хвалят за это."
      - А ты хочешь делать то, что сейчас делала? - спросил он. - Это доставляет тебе удовольствие?
      - Да... если тебе нравится. Но когда ты сидишь на диване и разговариваешь, и смотришь так сердито, я... нет, не нравится.
      - Выходит, я обязан был встать и что-то начать делать. Ты не сомневалась в этом, правда?
      - Что с тобою, Вадим?
      - А потом я должен был отнести тебя в спальню, и сделать то, ради чего ты и пришла сюда, верно?
      - Пожалуйста, не надо, Вадим, - умоляюще сказала Надюша. Она вдруг вспомнила, что стоит перед ним голая, испуганно прик рылась ладошками.
      - А потом это должно мне понравиться, - безжалостно продол жал Вадим, делая ударение на слове "должно", - я должен хотеть ещё и еще, а потом ты поставишь условия, на которых я смогу по лучить то, к чему успел привыкнуть.
      Надюша стала торопливо одеваться. В глазах её блеснули слезы.
      - Я просто хотела... хотела сделать тебе приятное, - испу ганно бормотала она. - Без всяких условий. Ты такой грустный, перевязанный... я просто хотела растормошить...
      - Просто ничего не делается, Надя, - жестко сказал Лав рентьев. - И ты это прекрасно знаешь. За твоей простотой стоит холодный расчет.
      - Нет, Вадим, не говори так!.. - дрожащими пальцами она застегивала "молнию" на юбке и одновременно смахивала слезы со щек.
      - Почему? Прежде чем делать человеку приятное, нужно хотя бы поинтересоваться, а нужно ли ему это? Может, он хочет побыть один? Стихи почитать! Но ты не обо мне думала, когда раздева лась, о себе. О своих далекоидущих планах.
      - Если тебе это не нужно, то и пожалуйста! - сквозь слезы крикнула Надюша. - Не смей больше прикасаться ко мне!
      - А вот и условия. Не будешь слушать маму, не получишь конфетку. А мама велит съедать весь суп даже тогда, когда со вершенно нет аппетита... Перестань обижаться, Надя. Почему бы нам ни поговорить на эту тему спокойно?
      - Потому что... потому что об этом не разговаривают!
      - Не разговаривают о тайных планах, которые пытаются вы дать за благие деяния. Обо всем другом - почему бы и нет?
      - Ты и вправду больной! Больной! Больной! Вот и лечись! Она стремительно побежала в прихожую, схватила в охапку
      пальто и выскочила из квартиры.
      Лаврентьев мрачно усмехнулся. У него было два выхода: де лать то, что принято делать, когда приходит симпатичная девуш ка, дарит цветы, заваривает чай, а потом красиво раздевается и с нетерпением ждет продолжения. Или - оказаться свиньей небла годарной, но поступить по-своему.
      Он предпочел второй вариант.
      Потому что недавно он поступил благородно, почти героичес ки приютил девчонку, которой негде было ночевать и даже не приблизился к её постели ночью, потому что Юля не хотела этого. А потом была другая ночь, когда он делал то, что она хотела, за чем пришла. И чувствовал себя счастливым, и не сомневался, что она тоже счастлива, и верил - это продлится долго!
      И ошибся...
      Не счастье быть вдвоем, а холодный расчет привел её к не му. А потом увел к менту - надо было расплачиваться за услуги лейтенанта. Если бы он поступил с нею по-свински, не мучился бы сейчас. Ну что ж, впредь будет умнее.
      Потому что - все они такие...
      36
      Перебраться в квартиру Омельченко в Протопоповском переул ке было совсем несложно. Все вещи Юли поместились в большой сумке. Туда же она, улучив момент, когда Иваненко был на кухне, сунула на самое дно бутылку шампанского, извлеченную из сугро ба. Бутылка напоминала ей о Вадиме, о том, как счастлива она была с ним.
      Только бутылка шампанского и осталась от всего, что бы ло... До сегодняшнего дня Юля прятала её на балконе, в грязной горке пустых бутылок. Шампанское, которое никогда не будет вы пито.
      Иваненко собрал в другую сумку постельные принадлежности, которые они купили в последние дни и посуду, тоже купленную не давно. Ничего из вещей Колготина они не взяли с собой. И даже оставили ему новые шторы.
      - Это ему плата за то, что я жила здесь, - сказала Юля. По молчала и добавила. - Хотя я уже заплатила...
      Иваненко недовольно поморщился. Теперь, когда Юля жила с ним, принадлежала ему, каждое воспоминание о её прошлой жизни было - как нож в сердце.
      Перед тем, как уйти навсегда из мрачного дома, Юля замкну ла дверь квартиры и, не выдержав, пнула её носком сапога.
      - Провались ты, провались навсегда, грязная дыра! - крикну ла она. Никогда больше и близко не подойду к этому дому!
      Накануне мать привела Юлю в квартиру, объяснила, как отк рываются хитроумные замки стальной двери, как выключается ох ранная сигнализация и мощная сирена. Потом провела по комнатам, показала, где что лежит.
      - Все, что тебе понравится и подойдет, можешь смело брать, - сказала она. - Абсолютно все. А это потратишь на себя, - она протянула Юле пачку американских денег, перетянутых желтой резинкой. - Я бы сама походила с тобой по магазинам, но неважно себя чувствую. Да ты у меня девушка не промах, разберешься, что к чему.
      - Мама, тебе не жалко? - серьезно спросила Юля, прежде, чем взять деньги.
      Раиса грустно улыбнулась.
      - Жалко, что мы так долго не могли быть вместе, доченька. Что не смогла уберечь тебя от стольких неприятностей... - она за думалась, а потом решительно махнула рукой. - И все, Юля. Насчет "жалко - не жалко" мы больше с тобой не говорим. Не чужие.
      - Спасибо, мама, - Юля обняла её, поцеловала в бледную ще ку.
      - И вот ещё что. Вкус у тебя есть, не сомневаюсь, купи се бе красивые, дорогие вещи. Денег не жалей. Послезавтра состоит ся презентация новой модели компьютера фирмы "Форс". Той самой, с которой у нас сорвался выгодный контракт. Ее представитель, Чарльз Бетти, мой хороший знакомый, он пригласил меня на это мероприятие. Пойдем вместе.
      - Там, наверное, будет и Лаврентьев? - насторожилась Юля.
      - Кто-нибудь из их фирмы обязательно будет. Пусть посмот рят на мою дочурку, я уверена, ты произведешь фурор. И немного осмотришься, поймешь, с кем нам придется иметь дело, если хотим добраться до Лаврентьева.
      - Доберемся, мама, - уверенно сказала Юля.
      Это было вчера вечером. Юля вернулась в квартиру Колготи на, долго ждала Иваненко, который задерживался на службе. Пере езжать на ночь глядя не хотелось, и они решили сделать это завтра.
      Новая квартира не понравилась Иваненко. Юле она чем-то на поминала квартиру Лаврентьева: две комнаты, одна - спальня, другая - кабинет. Красивая мебель и там и там, просторный холл, большая кухня, в которой Юле больше всего понравилась стеклоке рамическая электроплита. Включишь - и на черной, блестящей по верхности вспыхивает малиновая конфорка. Вроде и не горячая, а чайник вскипает быстро. Здорово!
      - Зря ты согласилась переехать сюда, - хмуро сказал Иванен ко. Больно роскошная квартира. Лучше б мы поселились в общежи тии. Там все просто, зато - наше.
      - Видел бы ты коттедж, в котором живет мать! - весело ска зала Юля. А почему роскошная квартира - это плохо?
      - Потому что здесь все чужое. Привыкнем, понравится нам, а потом скажут: а ну выметайтесь отсюда! Тяжеловато будет снова привыкать к простым и обычным вещам.
      - Никто не скажет. Мать обещала, что если мне здесь понра вится могу жить сколько угодно. Она пропишет меня в этой квартире, но чуть позже. Сейчас ей нужно разобраться с делами фирмы, сложности возникли.
      Иваненко пожал плечами.
      - Здесь ты уже не повесишь шторы, какие хочется. И вооб ще, чувствую, по этой квартире нужно ходить на цыпочках, чтобы ничего не поцарапать, не сдвинуть с места.
      - А вот и нет! - Юля разбежалась, с размаху шлепнулась на голубой кожаный диван. - Видишь?
      - А я?
      - Что - ты? Хочешь прыгнуть сюда - ну так прыгай!
      - Я на каких правах буду жить здесь? Как долго?
      Этот вопрос застал Юлю врасплох.
      - Я не знаю. Ну, Саня! Почему ты все ворчишь? Хочешь ис портить мне праздник, да? Я нашла свою мать, она разрешила мне пожить в этой замечательной квартире! А ты все недоволен. Что будет потом, да ещё потом! Не знаю, и думать не хочу.
      - А я знаю. Я скоро потеряю тебя, Юля...
      - Ну сядь, поплачь, может легче станет, - посоветовала она.
      - А тебе? Легче?
      - Ох, Саня, ты мне уже надоел своим нытьем! Я же ясно ска зала: поживем вместе, а там видно будет. Я ничего не обещала тебе. И мы договорились, что бы ни случилось - останемся друзьями. Забыл, да?
      - А разве можно жить с любимым человеком и понимать, что в любую минуту можешь потерять его? Ты спокойна, Юля, тебе все равно, а я только об этом и думаю!
      Он не сказал о том, что так остро почувствовал вчера: пока ей трудно, пока живет на птичьих правах в чужой квартире, из которой запросто могут вышвырнуть даже завтра - они будут вмес те. Он ей просто необходим - как опора, защита, как запасной вариант с жильем. Но когда она прочно встанет на ноги, он ста нет для неё обузой. И тогда вряд ли сможет удержать её рядом. Юля не просто встала на ноги, она взлетела над ним!
      - Ну, Санечка! Ты такой сильный, такой... весь из себя ми лиционер! Думай, пожалуйста, о другом, - беззаботно сказала Юля. - Нам ещё столько дел нужно переделать. Уже завтра презен тация нового компьютера фирмы "Форс". Давай пообедаем, и поедем покупать мне всякие красивые вещи. И тебе тоже купим, что хо чешь. Костюм, галстук-бабочку... - она засмеялась. Представляю тебя в таком галстуке! Умора, да и только.
      - Мне ничего не будем покупать, - резко сказал Иваненко. - Сам заработаю и куплю.
      - У нас есть пять тысяч долларов! Это не мои, а наши день ги, Саня! Мы же покупали на твои чашки-ложки, простыни, шторы. Теперь что-нибудь купим на мои. Потому что на самом деле они наши!
      - Проехали эту тему. Юля, а кто там ещё будет?
      - На презентации? Мать говорила, банкиры, дипломаты, представители всяких фирм. Ну, в общем, солидные люди.
      - Понятно, - ещё больше нахмурился Иваненко. - Лаврентьев тоже будет?
      - Наверное, нет. У него же голова перевязана. Все будут в смокингах, а он - с повязкой? Вряд ли.
      - И ты будешь думать, как понравиться... солидным людям?
      - Я буду думать о том, как насолить "Колее" и Лаврентьеву лично за то, что написал тебе заявление. Посмотрю, поговорю с людьми, разберусь что и как. Тебя никто не заставляет выпускать Колготина?
      - Пока нет. Я думаю, он уже забыл об этом заявлении. Ему тоже лишние неприятности, объяснения ни к чему.
      - Он забыл, а я - нет. Послушай, Саня, а можно в спальне установить секретные микрофоны и видеокамеры? Ты как-то расска зывал, что у некоторых богатеев такое есть.
      - Конечно, можно. Видеокамеру сейчас можно установить в электрической розетке, в часах, в букете искусственных часов. А с микрофонами ещё проще. Зачем тебе это?
      - И можно будет незаметно включить кнопочку и все, что здесь происходит, запишется на пленку? А потом только включай - и смотри?
      - Да. Но зачем...
      - Хочу заснять, как мы будем дурачиться ночью, а потом увидеть со стороны, - решительно перебила его Юля. - Здорово, я придумала, правда?
      - Ты серьезно? - не поверил Иваненко.
      - Да конечно нет. Саня, ты можешь договориться, чтобы завтра здесь все установили?
      - Если ты объяснишь, что задумала...
      - Объясняю: это нужно для дела. Ну? Ты поможешь, или мне самой заняться этим?
      - Хорошо, - со вздохом сказал Иваненко. - Есть фирмы, кото рые специализируются на этом, есть знакомые ребята, классные профессионалы. Нужны только деньги.
      - Сколько?
      - Я думаю, можно уложиться в две тысячи. А ты уверена, что твоя мамаша позволит устанавливать в её спальне приборы наблю дения?
      - Вечером, как вернемся, позвоню. Да разрешит она. И денег даст, если нам этих не хватит. А ты договорись с профессионала ми назавтра. Пусть придут и сделают. Ой, как мне все это нра вится! - Юля бросилась на шею Иваненко, крепко обняла его, заг лянула в глаза и со смехом поцеловала в губы. - У нас тут два импортных телевизора, в спальне ещё и видеомагнитофон есть, ку ча кассет! Сегодня вечером будем смотреть разные фильмы. Ну? Признавайся, что и тебе это нравится!
      - Мне завтра вставать рано...
      - Тебе ещё сегодня по магазинам со мной ходить, и со спе циалистами по всяким шпионским штучкам договариваться. Но мне это жутко нравится!
      - А мне - не очень, - пробормотал Иваненко.
      - Привыкнешь! - обнадежила его Юля.
      37
      Так же отвратительно Вадим чувствовал себя после того, как узнал, что Женя изменяет ему. Давно и и без всяких угрызений совести. Она сама сказала ему об этом во время последнего сви дания у метро "Полежаевская".
      Он думал, что разрывает отношения с женщиной глупой, лег комысленной, неспособной понять его, помочь в трудную минуту. Которая даже не спросила, как прошла его первая самостоятельная операция!
      Он жестоко ошибался.
      В то последнее свидание она вначале пыталась извиниться, оправдаться, но чуть позже, поняв, что Вадим и вправду больше не желает встречаться с нею, с нескрываемым злорадством расска зала, чем занималась их веселая компания: курили "травку" и трахались все со всеми! И тогда, когда она опаздывала на свида ние, и когда звонила и предупреждала, что сегодня не сможет выбраться из дому, приходиться много заниматься. И когда он два часа ждал её у подъезда, дождался, стал целовать, а она говори ла, что очень устала, плохо себя чувствует, и вообще, от заня тий уже голова идет кругом. А она перед этим трахалась, траха лась со всеми парнями, которые были в их компании! Он не чувс твовал это, не догадывался? Потому что он - холодный, черствый эгоист! Думает только о себе!
      Много интересного узнал он тогда. И ужаснулся своей наив ности, доверчивости. Догадываться о том, что Женя изменяет ему? Да у него и мысли такой не было! Ждать у подъезда, тревожиться, а потом, увидев её, думать: а не трахалась ли она с кучей обку ренных однокурсников? Чушь!
      А целовать её после того, что было на самом деле?..
      Долго ещё он не мог прийти в себя. Прокручивал в памяти странные моменты их свиданий, все более и более поражаясь собс твенной слепоте и её хитрости, изворотливости.
      Она оказалась умной женщиной. А он - дураком.
      Женя давно вышла замуж, работала переводчиком в МИДе. А он, встречаясь с другими, вел себя так, будто каждая девчонка, разозлившись, могла сказать потом: я трахалась перед этим с другими! Он бы не удивился и не обиделся, а просто ответил: ну что ж, детка, продолжай в том же духе.
      Поэтому до сих пор был холост.
      И вдруг что-то сломалось в его жизни. Возникла девчонка, которую он поначалу вообще не воспринимал как женщину - досад ное недоразумение, несчастный случай. А потом, он и сам не знал, когда это случилось, она стала вдруг той, без которой не возможно было представить свою жизнь. Он не подготовился к встрече с ней, не облек себя в защитные латы цинизма.
      И поплатился за это.
      Она оказалась такой же умной, хитрой, изворотливой, как и Женя. А он опять остался в дураках.
      - Вадик, ты слишком много пьешь, - сказала Люда. Она взяла у него рюмку, поставила на тумбочку. - Давай ляжем спать?
      - Зачем? - спросил Лаврентьев.
      - Потребность в мужчине, - усмехнулась она. - Только в од ном. Я долго думала, пыталась представить себя с другими и... не смогла.
      - Но у тебя были другие? - Лаврентьев насмешливо посмотрел на Люду.
      - Были. До тебя.
      - Все вы так говорите.
      - А вы?
      - Мы? Мы хотели бы верить, но... это невозможно. Люда, за чем ты пришла?
      - Чтобы помочь тебе. Мне позвонил Чернов и сказал, что у тебя серьезные проблемы с головой. Теперь я вижу, что это, действительно, так. Но причина этому не травма, а твоя собс твенная глупость.
      - Ты ревнуешь, да?
      - Мне было неприятно об этом думать.
      - А теперь приятно, да?
      - А теперь я об этом не думаю. Ты собираешься спать в тре нировочных штанах, Вадик?
      Лаврентьев разделся, залез под одеяло и стал смотреть, как раздевается Люда. А потом закрыл глаза и увидел смуглую девчон ку в своей фланелевой рубашке. На это смотреть было гораздо приятнее.
      Люда погасила свет и легла к нему.
      - Я хочу тебя... - прошептала она.
      - Правда? - спросил Лаврентьев не открывая глаз.
      - Правда... очень хочу...
      Она засопела, целуя его шею, потом грудь, потом её губы скользнули вниз, теплый язык обжег кожу на животе. Потом ещё ниже...
      Вадим стиснул зубы. Она любит его и, наверное, верна ему. Красивая женщина, давно могла бы найти себе состоятельного му жа, да ведь и были подходящие кандидатуры. Он сам знает, как богатые пациенты, подлечившись, смотрели на медсестру Люду, что предлагали, если она согласится почтить своим присутствием чье-то скромное жилище - трехэтажную виллу в ближайшем Подмос ковье... Может она и почтила своим присутствием чье-то скромное жилище, разве можно знать наверняка? Но, скорее всего - нет. Он был очень внимателен - и ничего не заметил.
      А может быть, успокоиться и сделать то, чего она давно хо чет? Стать её мужем?
      Волна страсти захлестнула Вадима. Он поднял её лицо, жадно впился губами в холодные губы. Торопливо раздвинул горячие, послушные ноги и принялся шарить в мягких, влажных складках ко жи, словно это были морские волны, а он ловил в них золотую рыбку, которая выполнит три самых заветных желания. Люда хрипло застонала, задергалась под толстым одеялом. Он перевернул её на живот, вздернул вверх белые ягодицы, и, крепко вцепившись в них пальцами, грубо воткнулся в её мягкую, скользкую плоть.
      Ему нужна женщина? Вот она. Может, успокоиться и сделать то, чего она давно хочет?
      Может, успокоиться?..
      Люда громко стонала, кусая подушку. Лаврентьев механически работал бедрами, все убыстряя и убыстряя их размеренное движе ние. Когда наступила развязка, он зарычал, захрипел, ещё ка кое-то время двигал бедрами по инерции, а потом повалился в сторону и замер. И она лежала без движения.
      Но вот пошевелилась, придвинулась к нему, прижалась всем телом. Влажные, мягкие пальцы заскользили по его ногам, они ласково благодарили его.
      - Может, успокоиться... - пробормотал Лаврентьев.
      - Да, да, Вадик, тебе нужно успокоиться и ни о чем плохом не думать. Я с тобой, и никому тебя не отдам, - горячо зашептала Люда. - Ты сегодня был просто великолепен, мой мужчина. А теперь успокойся и спи. И я буду спать. Все хорошо, Вадик.
      "Она врет, - подумал Лаврентьев. - Я сегодня вряд ли доста вил ей удовольствие, все получилось и быстро, и грубо. Она по нимает, что я изменился, но делает вид, будто ничего не прои зошло. Благодарит... У неё свой холодный расчет. У Юли тоже. Но в постели она была искренней. И потом, когда говорила про мои руки и про эту ночь - тоже."
      Теперь, когда схлынула волна страсти, ему не хотелось ус покоиться и сделать то, чего Люда давно хочет. Потому что он видел, как длинноногая смуглая девчонка в его рубашке заботливо расставляет на кухне чайные чашки.
      И смущенно поглядывает на него голубыми глазами.
      И тихо говорит:
      - Я хотела, как лучше...
      Люда проснулась оттого, что почувствовала на своих грудях его нежные пальцы. Они ласково поглаживали нежную кожу, приятно щекотали соски. Люда довольно улыбнулась. И вдруг услышала странный мягкий голос:
      - Юля... Юля...
      Она в бешенстве отбросила его руку, села, обняв колени, пристально посмотрела в лицо Лаврентьева.
      - Не уходи, Юля... - сказал он.
      - Вадим? - окликнула его Люда. - Ты меня слышишь? Это не Юля, а я, Люда! Юли нет с тобой и никогда не будет! Если она вздумает ещё раз появиться здесь, я ей всю физиономия расцара паю, заразе такой! Нет её, Вадим, запомни это - нет! Я буду с тобой рядом, только я!
      Он ничего не ответил. Он спал.
      38
      В просторном холле представительства компании "Форс" в Москве стало тесно. Сдержанный гул голосов, казалось, распирал стены, украшенные картинами современных художников. Официанты в черных смокингах ловко скользили по блестящему паркету, разнося напитки. Работы им хватало. Во-первых, гостей было много, а во-вторых, российский бомонд уже настолько осмелел, что плевать хотел на заморские этикеты. Многие из приглашенных не отказыва ли себе в удовольствии выпить сразу две, а то и три рюмки "Смирновской". А для чего ж они пришли сюда? Говорить о новей ших разработках "Форс"? Молодцы, хорошо работают, за это нужно выпить. А о деле потолкуем после. Моей жене (или подруге) скуч но слушать про компьютеры. Так, или примерно так думали гости, но вслух, конечно, не говорили этого.
      Чернов залпом выпил рюмку водки, взял с серебряного подно са крохотный канапе, отправил его в рот и вопросительно посмот рел на своего финансового директора Геннадия Краевского.
      - Ну что, Гена, я нормально выступил?
      - Вполне, - одобрил Краевский. - Особенно удачен был пассаж о выгоде американских инвестиций в российскую науку и промыш ленность. Ты вроде и не говорил о "Колее", но все знают, что инвестиции "Форс" приносят большую прибыль благодаря нам.
      - Да? Жаль, что меня почти никто не слушал, - усмехнулся Чернов.
      - А здесь никого не слушают. Американцы пытались говорить серьезно, да быстро поняли, что это бесполезно.
      - Правильно поняли... - Чернов повернул голову, задержал взгляд на высоком, слегка сутулом хозяине представительства, потом дернул Краевского за рукав. - Послушай, Гена, а это кто такая? Вон в том углу, рядом с Чарльзом?
      - Это не кто такая, а напоминание тебе о том, что почивать на лаврах опасно. Раиса Омельченко собственной персоной. Как видишь, Бетти по прежнему неравнодушен к ней. Значит, поменьше пей, Михаил Евгеньевич, а больше думай, что бы это значило. Ра иса - баба хитрая и жесткая. Думаю, не случайно она здесь.
      - Я что, Раису не знаю? Ты мне скажи, кто рядом с нею сто ит. Высокая, в черном платье с блестками?
      - Нравится? Я тоже обратил на неё внимание, пока ты с аме риканцами разговаривал, да выступал. Это дочка Раисы, Алена.
      - У неё дочка есть? Первый раз слышу.
      - Оказывается, есть. Мне сказали, девчонка в Англии учи лась, а теперь вернулась в Москву.
      - Пошли познакомимся? Я с детства интересуюсь, чему учат в Англии таких красивых девчонок?
      - Наверное, хорошим манерам, - пожал плечами Краевский. - Но ты учти, что её мамаша в Англии не обучалась и тебя лично тер петь не может.
      - Тем более - пошли! - загорелся Чернов. - Кто здесь Раиса, и кто мы? Смотри, сколько мужиков там слюни пускают!
      - Ты иди, а я на стреме постою, - усмехнулся Краевский. - Как увижу, что тебе грозит опасность, крикну: атас!
      - Смотри, не перепутай, не крикни: отчет! Или - кредит! - сказал Чернов.
      Пробираясь к намеченной цели, Чернов почувствовал на себе откровенно заинтересованный взгляд девушки. У неё были огромные голубые глаза, чуть вздернутый тонкий носик и тщательно уложен ные каштановые волосы. А длинное черное платье с глубоким де кольте было чертовски к лицу ей. Похоже, и Бетти думал так же, ибо, обращаясь к девушке, он чересчур вежливо улыбался и слиш ком близко наклонялся к ней. Старый развратник, и он туда же! Ну и занимался бы Раисой, как прежде, все знают об их близких отношениях. Странно, что эта пухлая блондинка - мать высокой, стройной смуглянки... Ничего общего.
      - Добрый вечер, Раиса Федоровна, - с приятной улыбкой ска зал Чернов. - Рад вас видеть в добром здравии.
      - Добрый вечер, Миша, - не менее приятно улыбнулась Раиса. Побежденных конкурентов всегда приятно видеть, не так ли?
      - Конкуренция - двигатель торговли, - развел руками Чер нов. - Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, а в результате все выходят на более качественный уровень деловых отношений... Я не знал, что у вас есть дочь. Познакомьте, если, конечно, это воз можно.
      - Почему бы и нет? Алена, это Михаил Чернов, генеральный директор фирмы "Колея", той самой, которая увела из-под нашего носа контракт с фирмой "Форс".
      Юля улыбнулась. Она все ещё не могла привыкнуть к тому, что теперь её зовут Алена. Так они решили с матерью сегодня днем, когда узнали от Бетти, что на презентации не будет Лав рентьева. А больше её никто не знает. Вот и хорошо, и не нужно, чтобы знали.
      - Я это уже поняла, мама, - сказала она, протягивая руку Чернову. Он же недавно говорил об успешном сотрудничестве с корпорацией мистера Чарльза. Очень приятно, Алена.
      Чернов бережно подхватил узкую смуглую ладошку, наклонив шись, поцеловал её.
      - Мне тоже, Алена. Кстати, можете называть меня Мишей. Вы очень красивы, я ничуть не покривлю душой, если скажу, что вы - звезда этого сабантуйчика.
      - Спасибо, Миша. Мне приятно слышать это... в пятый раз. А первым, кто сказал, что я звезда, был мистер Чарльз.
      - Алена, - укоризненно сказал Бетти. - Просто Чарльз. По верьте, я ещё не так стар.
      - Действительно, - с серьезными видом подтвердил Чернов. - У него всего лишь двое внуков, поэтому не называйте господина Бетти дедушкой, обращайтесь просто: дядя Чарли.
      Юля весело засмеялась, игриво поглядывая на Чернова удиви тельными голубыми глазами. Бетти вежливо улыбнулся.
      - Миша большой шутник, - сказал он.
      - Очень большой, - холодно заметила Раиса.
      - Ну и как вам здесь после Лондона? - спросил Чернов, не отрывая взгляда от Юли.
      - Я училась в Оксфорде, - с улыбкой сказала она. - Здесь, в Москве, конечно мне больше нравится. Но эта презентация... честно говоря, скучновато. Все такие солидные, важные. Говорят о вещах, в которых я ничего не понимаю.
      - Да, это не лучшее место для веселья, - кивнул Чернов. - Но я... я мог бы показать, где можно отлично отдохнуть и повесе литься. Если вы, конечно, не возражаете.
      - Не возражаю... Если вы, Миша, будете себя прилично вес ти. - А то я сижу дома, почти нигде не бываю. Знаете, как это получается? Возвращаешься домой, а твои друзья и подруги - по терялись. Замуж повыходили, женились, адрес изменился...
      Чернов обрадованно улыбнулся. Это уже кое-что! Похоже, она не возражает против более близкого знакомства. Какая девчонка! Видел бы её Лаврентьев, мигом забыл бы о своей ростовской бан дитке! А может быть, прямо сейчас увести её отсюда? Скучно здесь - это, вроде, как намек... Чернов посмотрел на Раису, по том на Чарльза и понял: не позволят.
      - А вы что изучали в Оксфорде, Алена? - спросил он.
      - Искусствоведение. Меня интересуют импрессионисты и пост модернистские течения в современной живописи.
      Юля мысленно поблагодарила мать. Здорово она все придума ла. И альбомы по живописи нашла: посмотри, дочка, запомни, что сможешь. Но главное, делай вид, что устала от учебы, хочешь немного отдохнуть.
      - У меня есть отличные альбомы импрессионистов. А ещё - Гойи, Босха, Сальвадора Дали. Хотелось бы услышать мнение ком петентного человека об этих художниках.
      - Может быть и услышите... - она кокетливо склонила набок голову.
      Чернов заметил, что их затянувшийся разговор не очень нра вится Бетти и Раисе.
      - Скоро будет музыка, мы потанцуем, Алена?
      - Если вы пригласите меня, Миша.
      - А вы не спешите принимать приглашения других, не то я вряд ли успею приблизиться.
      - Постараюсь...
      Чернов направился к Гене Краевскому, который с интересом наблюдал за встречей двух непримиримых врагов и был удивлен тем, что Раиса Омельченко довольно спокойно говорила с гене ральным директором ненавистной ей "Колеи".
      - Очень симпатичный молодой человек. Мама, почему ты счи таешь его проходимцем? - наивно спросила Юля.
      - Да потому что вырвал из моих и твоих рук огромный кусок пирога, поджав губы, сказала Раиса. - Спроси у Чарльза, он тебе объяснит.
      - Мы подготовили соглашение о сотрудничестве, - грустным голосом начал объяснять Бетти, не дожидаясь, когда его спро сят. - Все было о`кей. Но менеджер Чернова, некий господин Лав рентьев оказался лично знаком с сыном Джека Нормана, Майклом. Они стали делать свою игру. Они проиграли бы, но случился... беспорядок у Белого дома в Москве, октябрь девяносто третьего. И Джек Норман... стал думать осторожно. Он видел: у Раисы боль шие связи с депутатами, они в тюрьме. И делал ставку на Чернова и Лаврентьева. Я говорил: не надо так. А его сын Майкл говорил: надо. Я не сын, - Бетти вздохнул, развел руками. - Так вышло. Большая прибыль получили от этого.
      - Пусть ваша компания заключит другой контракт, с маминой фирмой, сказала Юля. - Я думаю, компьютеров хватит всем. Пусть будет конкуренция.
      - Это не получится, Алена. Чернов и Лаврентьев собирают здесь, в России, компьютеры "Форс". Везти из Америки - цена бу дет выше. Нет смысла. А сейчас они получают крупнейшую партию новой машины. И уже все продали. Спрос на неё очень большой. Потом, через полгода, и её будут собирать здесь.
      - Надо сделать так, чтобы эта партия досталась "Спарте", - с улыбкой сказала Юля.
      - Это нельзя, - опять вздохнул Бетти. - Контракт уже подпи сан. Вы очаровательны, Алена, когда говорите о бизнесе. Ваша наивность прелестна. Если бы я вел с вами переговоры, сделал бы любые уступки.
      - Ты уже пробовал делать уступки, Чарльз, - усмехнулась Ра иса. - И ничего из этого не вышло.
      Она встретилась взглядом с депутатом Государственной Думы, который некогда бывал у неё в гостях и отошла к нему.
      - Я ничего не понимаю в бизнесе, но догадываюсь: чтобы поправить дела маминой фирмы, нужно получить эту партию новых компьютеров. Тогда все будет по-справедливому. Чарльз, ведите со мной переговоры и скажите, как это можно сделать?
      - Я понимаю, Алена, вы хотите помочь Раисе, но, к сожале нию, это возможно лишь в том случае, если фирма "Колея" отка жется от этого контракта. Но это исключено.
      - Ну и не надо, - Юля мгновенно потеряла интерес к этому разговору и повернулась к щеголеватому американцу, терпеливо ожидавшему своей очереди поговорить с красивой россиянкой. Он тотчас же сказал что-то по-английски, но Юля засмеялась, пока чала головой. - Я в Оксфорде намучилась с этим английским вот как, - она грациозно провела ребром ладошки по горлу. - Там никто не говорит на русском, поэтому я здесь не хочу говорить на анг лийском. Вы понимаете по-русски?
      Американец растерянно пожал плечами, повернулся к Бетти, надеясь на его помощь, но тот, воспользовавшись замешательством соотечественника, взял Юлю под руку, отвел в сторону.
      - Алена, мы могли бы поговорить об этом... о том, как сде лать помощь Раисе. Но не здесь. Вы ведь хотите помочь матери, я правильно понимаю?
      - Конечно, Чарльз. Дела её фирмы совсем плохи, мне это не нравится. Я, правда, не знаю, что делать, но... может быть, вы подскажете? Мама так переживает...
      - О, конечно подскажу. Я думаю, мы найдем решение. Вы не возражаете, если я позвоню вам? Только не надо говорить об этом Раисе. Мы сделаем сюрприз.
      Юля мысленно усмехнулась. Она понимала, какой сюрприз хо чет сделать её матери этот седой волокита. Ну что ж, пусть поп робует! Это входит в её планы.
      - Правда? Я с нетерпением буду ждать вашего звонка, Чарльз. Поверьте, мне очень хочется помочь маме. А правда, что скоро будет музыка и танцы?
      - Да, да, Алена. Позвольте вас заранее пригласить на пер вый танец?
      - Спасибо, Чарльз, но вы опоздали. Я обещала первый танец вашему коллеге Михаилу Чернову.
      Она отыскала глазами Чернова у противоположной стены и с улыбкой подмигнула ему.
      "Фак ю... коллега!" - подумал Бетти.
      39
      Надюша посмотрела в глаза Лаврентьеву и, опустив голову, еле слышно сказала:
      - Здравствуйте, Вадим Павлович.
      - Привет. Чернов у себя?
      - Звонил из дому, сказал, что выезжает.
      - Зайди ко мне, - приказал Лаврентьев.
      Он стремительно вошел в кабинет, положил на стол "дипло мат" с цифровыми замками. Потом разделся, повесил в шкаф дуб ленку и шапку, сел в кресло, внимательно посмотрел на дверь. Будто бы повинуясь его взгляду, она распахнулась, впуская сек ретаршу. Девушка остановилась на ковровой дорожке за два шага до стола и официальным тоном сказала:
      - Я вас слушаю, Вадим Павлович.
      - Подойди ближе.
      Надюша подошла, но остановилась не рядом с его креслом, а с другой стороны стола, куда Лаврентьев не мог дотянуться. Он усмехнулся.
      - Отлично, Надюша. Именно этого я ожидал, поэтому и поло жил "дипломат" на край. Открой его.
      - Зачем? - она внимательно посмотрела на босса. - Что там?
      - Бомба с дистанционным управлением! - засмеялся Лавренть ев. - Ну, смелей, Надюша, открывай!
      - Я не знаю код...
      - Просто нажми на кнопки. Ну?
      Девушка выполнила эту странную просьбу, которая больше по ходила на приказание. В "дипломате" лежали три красные розы.
      - Возьми цветы, - сказал Лаврентьев, с улыбкой глядя на её неуверенные движения.
      Надюша взяла розы и с вызовом посмотрела на него. Понятно, хочет извиниться за свое идиотское, да просто хамское поведе ние. Да только она не собирается его прощать. Разве воспитанная девушка может простить такое?!
      - Мне не... - начала было она, но Лаврентьев прервал её.
      - Это ещё не все, Надюша. Цветы, разумеется, тебе. Я так понимаю, ты не хочешь принимать их. Отлично. Тогда брось их прямо в меня.
      - В вас? - Надюша сосредоточенно наморщила лобик, пытаясь понять, что все это значит.
      - В меня, в меня! Ты пришла с цветами, а я поступил так, будто швырнул их в тебя. Теперь можешь сделать то же самое. Швыряй, не бойся. Можешь добавить, что тебе не нужны никакие подарки от такого негодяя. Ну, смелее!
      - А как же шипы? Глаза можно выколоть, или руки поранить, если вы прикрываться будете, - совсем растерялась Надюша.
      - Делай, что тебе говорят!
      Она повертела букет в руках и неуверенно бросила его в Лаврентьева. Тот поймал цветы, положил на стол.
      - Слабенько получилось, неубедительно. Ну да ладно. Будем считать, что в цветочном вопросе мы с тобой квиты. Теперь пе рейдем ко второму номеру нашей программы. Чтобы и здесь мы были в расчете, я сейчас покажу тебе сеанс стриптиза, мужского, ра зумеется. А ты, когда я разденусь, не обратишь на это никакого внимания. Более того, можешь сказать мне какую-нибудь гадость.
      Лаврентьев легко вскочил на стол, распахнул пиджак и при нялся расстегивать ремень на брюках. Надюша с ужасом в глазах наблюдала за его действиями. Но как только до неё окончательно дошло, что сейчас он снимет брюки и будет стоять перед нею го лый на столе, Надюша метнулась вперед, обхватила руками ноги Лаврентьева.
      - Вадим Павлович, пожалуйста! Прошу вас, не надо!
      - Почему? - удивился Лаврентьев. - Как же в таком случае мы сможем помириться?
      - Я уже не обижаюсь на вас, честное слово! Только пожа луйста, не делайте этого. А вдруг кто-то зайдет, вы представля ете, что будет?
      Вадим спрыгнул со стола, сел в кресло, внимательно наблю дая за девушкой.
      - Надюша, я был болен, ужасно себя чувствовал, а на боль ных не обижаются, ты и сама знаешь. А теперь докажи, что не обижаешься, подойди ближе.
      Девушка вздохнула с облегчением и... улыбнулась.
      - Ох, Вадим Павлович, с вами не соскучишься, - сказала она, подходя к его креслу.
      Лаврентьев медленно провел ладонью по её длинной ноге, за дирая толстую серую юбку. Сегодня на девушке были колготки. Как и всегда.
      - Отлично ты выглядишь, отлично, - улыбнулся он. - А если кофейку мне сделаешь, так я вообще не знаю, смогу ли когда-ни будь расплатиться с тобой, Надюша.
      - Никогда не знаешь, чего от вас ждать, Вадим Павлович. Но теперь я точно знаю - без повязки вам больше идет. А розочки я могу взять?
      - У тебя есть причина отказываться от цветов, которые да рит босс?
      - Теперь нету...
      - Тогда - о чем речь?
      Он засмеялся, глядя, как уходит из кабинета повеселевшая Надюша. Одним врагом стало меньше. Да и самому легче дышать. Конечно, поступать по-свински иногда нужно, но чувствовать себя свиньей потом - отвратительно.
      - А где твоя перевязанная голова? - спросил Чернов, когда в его кабинет вошел Лаврентьев. - И вообще, ты почему не выполня ешь рекомендации уважаемого Павла Сергеевича? Он мне сказал: дней десять Вадим должен посидеть дома.
      Лаврентьев плюхнулся в кресло напротив стола генерального директора.
      - Я тебе честно признаюсь, Мишка, сбежал из дома. Люда по чему-то решила поселиться у меня. Кормит в строго определенные часы, следит, чтобы я не переутомлялся. Просто кошмар какой-то. Я ей вчера целый день просил, чтобы оставила меня в покое. Не хочет. А выгнать её - сил нет. И без того в последнее время сплошные проблемы с женщинами. Пришлось ехать на службу.
      - Да, с женщинами у тебя что-то не то...
      - С Надюшей мы помирились, одна проблема снята.
      - Осталось вернуть бандитку и выгнать Люду, - усмехнулся Чернов. Что раньше собираешься сделать?
      - Еще не решил. Как вчерашняя презентация, расскажи.
      - Нормально. Я тут посмотрел на тебя, и тоже решил создать себе проблему. Похоже получилось... - Чернов задумчиво посмотрел на золотисто-белый подвесной потолок.
      - Ты выступил, все нормально? С американцами говорил нас чет перспектив сборки новой модели у нас?
      - Говорил, не возражают. Качеством нашей сборки вполне до вольны. С одной девушкой познакомился, Аленой зовут. Красивая девчонка.
      - Погоди-ка! Это и есть твоя новая проблема? - догадался Лаврентьев. - Не боишься, что получится, как со мной?
      - По голове стукнут? Я же не ты, с бандитками не знаюсь. Она рафинированная интеллигентка. В Оксфорде училась. Ты хоть знаешь, где этот Оксфорд находится?
      - В Англии.
      - И все? Я, между прочим, знаю то же. А она там училась, представляешь? Искусствовед. Знаток импрессионизма. И при всем при том обалденно красивая девчонка. Просто - фантастика!
      - Весна скоро, - заметил Лаврентьев. - И вот результат - не у одного меня крыша поехала.
      - Если б увидел Алену - твоя крыша не поехала бы, а свали лась вниз. Я с ней познакомился, оказалось - нормальная девчон ка. Почти без комплексов. Приехала из Лондона, а друзья-подруж ки разлетелись, скучает. Со мной тоже такое было, когда дем бильнулся. Я пригласил её сегодня вечером заглянуть ко мне, по говорить о живописи. Говорит: с удовольствием. Что значит - воспитание, культура! Сегодня позвоню ей, а потом... - Чернов с вожделением крякнул, стукнул кулаком по столешнице.
      - Ты собираешься анонизмом заниматься, глядя на нее, или деньги предложишь? - язвительно поинтересовался Лаврентьев.
      - Она искусствовед, Вадик! Человек культуры. Она... не ка кая-то продавщица или бандитка. Я хотел её увезти к себе прямо с презентации, не получилось. Потанцевали, обнял её, прижал к себе - не возражает. Просто фантастика! Говорю: поехали ко мне? А она: ты же видишь, я с мамой, сегодня не получится. И - спо койно так говорит об этом! Все просто и естественно.
      - А мама как отнеслась к тебе?
      - Вот это самый сложный вопрос. Ты лучше спроси: а кто её мама?
      - А кто её мама?
      - Раиса Федоровна Омельченко!
      Вадим присвистнул от удивления.
      - Ты не шутишь?
      - Какие там шутки! Никто не знал, что у неё есть дочь, учится в Оксфорде. Мужики обалдели, когда они явились. Оказыва ется, Бетти пригласил и Раису по старой дружбе. А она взяла с собой дочь.
      - Да-а-а... - протянул Лаврентьев, покачал головой и нег ромко сказал. - А тебе не кажется это странным, Мишка? У Раисы неожиданно появляется дочь и бросается тебе на шею? К чему бы это, а?
      - Она не бросалась мне на шею. Мы просто потанцевали и до говорились, что я сегодня позвоню ей. Я вот сижу и думаю: сей час позвонить, или ближе к вечеру?
      - А больше ни о чем не думаешь? - с досадой спросил Лав рентьев. Смотри, попадешь в дурацкую историю, не только сам пострадаешь, но и дело загубишь. С Раисой шутки плохи.
      - А что она может сделать нам? Подговорит Алену, чтобы ог рабила мою квартиру? - Чернов усмехнулся. - Зачем? И потом, это же не какая-то бандитка, живущая непонятно где, непонятно с кем, и непонятно для чего! Она - дочь Раисы Омельченко. Это, я думаю, сегодня самая интересная светская новость в Москве. У Алены серьги с бриллиантами знаешь, сколько стоят?
      Лаврентьев посмотрел в горящие глаза друга и понял, что разубедить, или, хотя бы насторожить его вряд ли удастся. Да и зачем? Если он сам, Лаврентьев, никак не может забыть странную девчонку, почему бы Мишке ни приударить за светской дамой с бриллиантами в ушах? За искусствоведом из Оксфорда, кто бы ни была её мать? По крайней мере, искусствовед и телефон правиль ный даст, и адрес... И с подозрительными типами, вроде Колготи на, она уж точно не знакома.
      - Ну, если бриллианты в ушах, тогда что ж... - он вяло мах нул рукой. - Как-нибудь познакомишь меня с этой штучкой Оксфорд ской. Ты, главное, лишнего при ней не болтай.
      - Меня другое волнует, - с опаской сказал Чернов. - А если Раиса наговорит ей гадостей про меня, запретит встречаться со мной?
      - Ты вначале познакомься поближе с этой Аленой, может и сам не захочешь с ней встречаться, - усмехнулся Лаврентьев, под нимаясь с кресла.
      От хорошего настроения и следа не осталось. Какие-то Але ны, Надюши, Люды! Он должен думать, что они хотят... К черту! Пластмассовые цветы... Искусственные чувства... лживые слова... А та, которая живая, красная розочка по имени Юля - досталась милицейскому лейтенанту...
      Почему так получается? Не нужна - вот она, делай с ней, что хочешь простит. А если очень нужна, вдруг понял, что жить без неё не можешь оглянуться не успел - и нет её. И не вер нется, не простит.
      Даже если ты ни в чем не виноват.
      Чертовщина какая-то...
      40
      Юля вставила в видеомагнитофон кассету, повернулась к Ива ненко, безмолвно спрашивая, можно включать? В её глазах свети лось озорное любопытство.
      - Ну давай, - махнул рукой Иваненко. - Посмотрим, что там получилось.
      Они только что закончили испытания шпионской видеокамеры, хитро замаскированной в огромном букете искусственных цветов на стене в спальне. Она была соединена с другим видеомагнитофоном, спрятанным в тумбочке под букетом. Там же, в тумбочке находился и пульт управления. Нажимаешь черную кнопку - и все, что проис ходит в спальне записывается.
      Мать разрешила установить аппаратуру и даже дала ещё тыся чу долларов на это. Сегодня с утра пришел серьезный парень, ча са три возился, а потом продемонстрировал возможности чудо-тех ники, получил деньги и ушел.
      Юля сгорала от нетерпения увидеть ещё раз, как же она бу дет выглядеть на экране телевизора. Не просто, когда стоит по середине комнаты или сидит на пуфике и глупо хихикает, погляды вая на букет искусственных цветов, а - в более откровенных сце нах. И она включила технику, обняла Иваненко, сидящего на кро вати, повалила его на спину и стала целовать. Он вначале сопро тивлялся, а потом так возбудился, что стал расстегивать "мол нию" на её джинсах. Юля сопротивлялась, дрыгала ногами, а потом вырвалась из горячих объятий, остановила съемку.
      - Все, Саня, теперь будем смотреть, что у нас получилось.
      И вот видеомагнитофон с урчанием заглотил кассету. Юля пе ремотала пленку назад, включила воспроизведение и села на кро вать, рядом с Иваненко. Они, как завороженные, смотрели на эк ран телевизора, где разворачивалась страстная схватка.
      - Так вот, как оно выглядит со стороны, - покачала головой Юля. - Я так прямо озабоченная какая-то.
      - И обалденно соблазнительная, - сказал Иваненко. - Юлька, ты растормошила меня так, что я не могу терпеть уже.
      - Ничего не поделаешь, Саня, придется потерпеть. Я сейчас не могу. Ты же знаешь, вот-вот позвонит Чернов, и мне нужно бу дет встретиться с ним.
      - Я не понимаю, для чего тебе все это нужно?
      - Ох, Саня! Опять ты за свое. Вчера надоел своим нытьем. Вроде бы все объяснила, вроде бы успокоился. А сегодня - опять! Ну прямо сил нету слушать это!
      Иваненко повалился спиной на кровать, закинул руки за го лову и задумчиво сказал:
      - Я потихоньку начинаю привыкать к твоим странным поступ кам, Юлька. То, что вчера ты любезничала, танцевала и договари валась о свиданиях с козлами, у которых слюни текли, когда смотрели на тебя, представляли, как будут раздевать... Ладно. Я понимаю - так надо. Но ведь эта камера и микрофоны для того, чтобы заснять тебя в такой же сцене, если не более откровенной, и вместо меня будет какая-то сволочь! Мне что, и к этому нужно привыкать? Учти, Юля, если когда-то увижу хоть что-то похожее, я измордую того, кто будет на моем месте.
      - Саня! Мы вчера тут сидели вместе с матерью и все решили. Ты не возражал. Перестань стонать, давай лучше ещё раз хоро шенько продумаем весь наш план.
      - Я не возражал потому, что... не мог возразить твоей ма тери. Она подавила меня своей злобой на этих "колеистов". Я чувствовал: скажу слово против, и она точно так же обозлится на меня. Вышвырнет отсюда.
      - Да нет, она к тебе нормально относится.
      - Ненормально все это, Юля, ненормально! Я люблю тебя, я готов сделать все что угодно, только бы ты оставалась со мной! А ты сидишь и ждешь звонка какого-то проходимца, бизнесмена, мать его!.. И готова бежать, куда он скажет. Будешь там одна, можно делать с тобой все, что вздумается! Сама пришла. Навалит ся - и... Нормально, да? А я тут буду слоняться из угла в угол, елки-палки, гадать, как ты там! Нормально?!
      - Он не нахал и будет себя вести прилично, - неуверенно сказала Юля. - Так что не думай, не гадай. Мы все отлично приду мали, никуда эти, как ты сказал "колеисты" не денутся.
      - А может, плюнуть на все, а, Юля? У матери на них зуб, вот пусть сама и наказывает.
      - У меня тоже. Ты забыл, да? А кроме этого мать обещала, что всю прибыль от этой сделки она отдаст вкладчикам "Спарты". Люди свои деньги получат назад, с процентами. Хоть и не все, но уже легче будет нам жить. А там - посмотрим.
      - Робин Гуд ты мой! - простонал Иваненко. - Обманутых вклад чиков жалеешь! Лучше пожалей одного человека, который измучился рядом с тобой.
      - Измучился - так не будь со мной рядом! - отрезала Юля. - Я тебя не принуждаю, Саня. За авторучку спасибо, я бы такую не смогла найти.
      Иваненко молча смотрел на зеркальный потолок. Ночью он частенько поглядывал туда и смутно видел голую, невероятно кра сивую Юльку. И казалось, это не он с нею, а кто-то другой, а он смотрит на них со стороны и вспоминает, как любил ее...
      Наверное, так оно и будет... Он тайком включит видеокаме ру, запишет, как они барахтаются ночью на смятых простынях, а потом, когда она прогонит его, возьмет с собой эту кассету. По том, в общежитии, если уж совсем невмоготу станет, возьмет у приятеля плеер, поставит эту кассету и увидит...
      - Не забыла, как ею пользоваться? - негромко спросил он, поворачиваясь к Юле.
      - Покажи ещё раз, - Юля принесла свою сумочку, достала из неё синюю, с виду обыкновенную шариковую авторучку с белой кнопкой вверху, протянула Иваненко.
      - Смотри, - сказал он, взяв авторучку. - Сейчас кнопка стоит в рабочем режиме. Они пишет, пишет, но когда захочет расписать в конце, ты должна взять у него авторучку и незаметно повернуть кнопку по часовой стрелке до упора. Что-нибудь придумай. Ошибку увидела, или ещё что неважно. После этого он должен поставить только подпись и дату. Это останется.
      - А все остальное неужели исчезнет через пять часов? Даже не верится. Ничего-ничего не останется?
      - Абсолютно, я пробовал. А если не верится, оставайся до ма. Зачем тогда вся эта затея нужна?
      - Ты замечательный, Саня... - Юля прилегла рядом, потяну лась губами, поцеловала его в щеку. - Не надо злиться на меня, я ничего не разрешу ему, обещаю. Пока я твоя - я твоя.
      - А потом? - шепотом спросил он, пропуская сквозь пальцы её густые, блестящие волосы.
      - Я и сама не знаю, что будет потом... А ещё я боюсь запу таться с этой кнопкой: по часовой, против часовой стрелки... Там же не будет времени раздумывать.
      - Ты запомни одно: сейчас она пишет исчезающей пастой. Кнопка стоит в крайнем положении. Чтобы перевести на обычную пасту, нужно просто повернуть её, куда поворачивается. Не нужно думать, гадать. Просто - куда поворачивается... - он обнял её, притянул к себе, нежно поцеловал в губы.
      - Ты уверен, что Бетти после этого сможет заключить конт ракт со "Спартой"?
      - Если он полномочный представитель компании в СНГ, зна чит, сможет. Ему за это деньги платят. Сможет... если захочет.
      - Захочет! - уверенно сказала Юля. - Для того мы и устанав ливали тут шпионскую систему. Пойдем, перекусим, что ли? Я уже проголодалась.
      - Это он! - воскликнула Юля, услышав телефонный звонок. - Ты будешь подслушивать? Хорошо, сними трубку, но не вздумай ска зать хоть слово! Убью!
      Она взяла трубку радиотелефона и пошла в спальню. Иваненко схватил трубку обычного кнопочного аппарата с определителем но мера, зажал микрофон ладонью, замер вслушиваясь в напряженный мужской голос, повторяющий: Алена? Это Алена?
      - А это вы, Миша? - прорезался близкий насмешливый голос. - Добрый вечер.
      - Алена, с той минуты, как мы расстались, я все время ду маю о вас. Все дела отложил, передвинул, забросил! Представляе те, как мне хочется увидеться с вами!
      - Не представляю, Миша, - вкрадчивым голосом сказала Юля. - Как художники знакомятся с женщинами, объясняются в любви, я отлично знаю. Я много общалась с художниками. Один даже присы лал мои рисунки с виньеткой из слов: я тебя люблю. А как это делают бизнесмены - понятия не имею.
      - Тогда дайте мне шанс показать вам это, Алена! - взволно ванно сказал Чернов.
      "Дал бы я тебе... шанс!" - подумал Иваненко.
      - Ну-у... даже не знаю, - смущенно протянула Юля.
      - Что вы сейчас делаете?
      - Кофе пила. Альбомы разглядывала... Что ещё делать одино кой девушке в пустой квартире?
      - А я звоню вам из офиса. Домой собираюсь. Алена, вы обе щали, что заглянете в мое скромное жилище, и мы поговорим о ху дожниках. Как насчет того, чтобы встретится сегодня?
      - И вы продемонстрируете мне, как бизнесмены объясняются в любви? засмеялась Юля.
      - Конечно, Алена, конечно! - с радостью воскликнул Чернов. - Ее вопрос, похоже избавил его от сомнений: уместно ли так быст ро признаваться в любви.
      - А что, уже пора? - дразня его, спросила Юля.
      "Тебе бы на сцене выступать, Юлька!" - с тоской подумал Иваненко, до боли в пальцах сжимая трубку.
      - Мне кажется - да, - растерянно сказал Чернов. Он и сам не понимал, почему так быстро выдал свои истинные намерения. Ведь собирался же пригласить её поговорить о художниках!
      - Вы извините, Миша, что я завела разговор об этом, - словно угадав его сомнения, сказала Юля. - Но когда звонят и го ворят о том, как страдают, все время думают, дела... или твор чество задвигают - мне становится смешно. И я спрашиваю, каким образом человек намерен признаваться мне в любви.
      - А мне не смешно, Алена, - жалобно сказал Чернов. - Ни о чем другом не могу думать...
      - Понятно, Миша! Ну и как же вы собираетесь признаваться мне в любви? Только учтите, это должно быть особенное призна ние! Всякой пошлости, вроде подарков, я терпеть не могу.
      - Я... я что-нибудь придумаю.
      - Напишете признание на бланке вашей фирмы и заверите пе чатью? засмеялась Юля. - Как там она называется, "Дорога"?
      - "Колея". Да нет, что вы, Алена! Какие там фирменные бланки!
      - А что, Миша, это ужасно забавно получится! Такого ещё в моей жизни не было. У вас есть фирменный бланк с печатью, чтобы все было, как положено, когда вы заключаете всякие дурацкие сделки?
      - Я могу взять.
      - Возьмите! - Юля засмеялась и даже захлопала в ладоши. - Вот здорово будет! Вы напишете все, что думаете обо мне, поста вите подпись, печать. Но только - когда я приду! Обожаю смот реть на творческие муки моих знакомых.
      - Вы настоящая творческая личность, Алена... - пробормотал обалдевший Чернов. - Я бы никогда до такого не додумался!
      - Я на этом бланке нарисую потом красивую виньеточку, и это будет настоящим признанием бизнесмена! Генерального дирек тора фирмы "Бордюр".
      - "Колея", - засмеялся Чернов. - Алена, поговорил с вами - у же чувствую себя на седьмом небе от счастья. Что же будет, ког да мы встретимся?
      "Конец тебе будет, козел! - злорадно подумал Иваненко. И не только подумал, а негромко процедил сквозь зубы, крепко зажимая ладонью микрофон. - Загнешься к едрене фене в своей "Колее"!"
      - Извините, я вечно путаю всякие названия. Миша, я наде юсь, вас никто не упрекнет за признание в любви на фирменном
      бланке с печатью? Я не нарушаю какие-то деловые законы?
      - Ну что вы, Алена! В своей фирме законы устанавливаю я. А сегодня для меня главный закон - ваше желание. Скажите, где я смогу вас встретить?
      - Ну давайте, у метро "Проспект Мира" через два часа?
      - Отлично! До встречи, Аленочка! - заорал Чернов.
      Иваненко с грохотом швырнул трубку на аппарат.
      - Из тебя классная артистка могла бы получиться, - сказал он, входя в спальню.
      - Пожалуйста, не мешай мне, - поморщилась Юля, раскладывая на кровати дорогие альбомы с картинами знаменитых художников. - Надо ещё как следует разобраться, чем же эти импрессионисты от других отличаются.
      41
      Чернову и в голову не приходило, что новая знакомая выдви нула несколько странное условие их встречи. Творческая лич ность! Придумала ни на что не похожее объяснение в любви. Ну и замечательно. А он-то ломал голову, как же ей сказать, как об нять, поцеловать, как добраться до того, что прячется по черным платьем с блестками? Оказывается, все просто. Нужно лишь напи сать о своих чувствах на бланке "Колеи", расписаться и поста вить печать. И тогда все станет ясно, можно будет действовать согласно документу. Гениальное решение! Чувствуется оксфордское воспитание! Не важничает, не корчит из себя недотрогу, не наби вает цену - напиши, а мы потом обсудим! Гениально!
      А когда он увидел, как идет по тротуару высокая девушка в распахнутой дубленке, желтом свитере, коричневых велюровых брю ках, заправленных в короткие сапожки, с непокрытыми каштановыми волосами и озорной усмешкой в синих глаза, то и вовсе забыл обо всем на свете.
      Всю дорогу от Проспекта Мира до своего дома на Смоленской набережной Чернов пытался шутить, но почему-то неудачно. Его знаменитое чувство юмора куда-то исчезло... вместе с уверен ностью. Он просто не знал, как себя вести с Аленой. Казаться развязным, снисходительным "новым русским"? Видел, как вчера на презентации кое-кто подкатывался к ней с такими замашками. И нарывался на холодный, презрительный взгляд синих глаз. Предс тавиться серьезным, уверенным в себе бизнесменом? Видела она таких серьезных... Неисправимым ерником, как в разговорах с хо рошими знакомыми? Несерьезно. Пылким влюбленным? А это ещё что такое?
      Он вспотел, пока доехал домой. Помимо напряженных размыш лений, надо было и за дорогой следить. Час пик, машин в центре
      - кошмарное количество! И сдерживать желание положить свою ла донь на её коленку. Раньше об этом и думать не нужно было!
      В просторной прихожей он помог девушке снять дубленку, проводил гостью в комнату, а сам пошел на кухню, где уже стоял сервировочный столик с бутылками и закуской. Перед тем, как по ехать на Проспект Мира успел заскочить в супермаркет, а потом домой, приготовил все, что необходимо в таких случаях.
      А ещё в таких случаях просто необходимо выпить. За руль он уже не сядет. Чернов достал из холодильника початую бутылку черносмородинового "Абсолюта", хлебнул из горлышка грамм сто и покатил столик в комнату.
      Квартиру он купил себе два года назад, однокомнатную. Тог да ещё не мог позволить себе большую. Сейчас - мог, но считал, что пока холост этого вполне хватает.
      - Ну и как вам мое жилище, Алена? Тесновато, правда. Вы, наверное, привыкли к простору?
      - Да нет. В Англии я снимала комнату у пожилой, одинокой женщины. А здесь живу пока в двухкомнатной квартире родителей. Правда, у нас на Рублево-Успенском шоссе большой двухэтажный дом, но мне за городом не нравится. Скучно. Так что мне не ка жется здесь тесно, - с улыбкой сказала она.
      - С вами и легко и сложно разговаривать, Алена. Легко по тому, что вы не притворяетесь. Не играете какую-то роль. А сложно... - он замялся, не зная, как сказать об этом.
      - Сложно потому, что хочется поскорее раздеть меня, - спо койно сказала Юля.
      Чернов с нескрываемым изумлением посмотрел на нее, мелко закивал:
      - Да... Но вы не подумайте, что я... Просто это... само собой возникло такое желание. Инстинкт, что ли.
      - Не у вас первого, не у вас последнего оно возникает, Ми ша. Тем более, если девушка согласилась прийти в гости. Наде юсь, вы не думаете, что я готова на все? Вчера вы мне показа лись очень симпатичным, умным молодым человеком.
      - Я такой и есть, - поспешно сказал Чернов.
      И они оба рассмеялись.
      - Выпьем и перейдем на "ты"? - предложил Чернов, наполняя рюмки коньяком. - Добрый вечер, Алена!
      - Добрый вечер, Миша.
      Вечер показался Чернову таким добрым, что он и сам не за метил, как изрядно набрался. Вначале они с Аленой смотрели аль бомы Ренуара и Сальвадора Дали и как-то незаметно от скучных рассуждений о цвете и композиции в картинах импрессионистов пе решли к дурашливому обсуждению деталей, которые казались смеш ными. Вскоре все картины импрессионистов и примкнувшего к ним Дали стали казаться такими, что невозможно было удержаться от смеха. Они хохотали, обсуждая достоинства чинных парижан и проституток, фантасмагории Дали и пейзажи Мане. Алена рассказа ла, как познакомилась в Лондоне с известным художником Джоном Мелконсом, таким толстым, смешным и добродушным. Чернов Джона Мелконса не знал, да и знать не мог, потому что Юля рассказыва ла о хозяине ростовского ресторана Ашоте Мелконяне.
      Но портрет художника вышел довольно-таки убедительным, а уж как смешно было! Чернов не удержался и рассказал о своем приятеле Вадиме Лаврентьеве, который познакомился с ростовской шлюхой, и за это получил по голове. Мало того, его квартиру чуть не ограбили! И это ещё не все! Он вбил себе в голову, что любит её, нашел, где она скрывается, и что же? Она выставила его за дверь! Ну разве не смешно?! Такой серьезный, уверенный в себе, вообще-то, он хирург по специальности, и - влюбился в шлюху! До сих пор не может забыть её, совсем крыша поехала! Смех, да и только!
      И она смеялась так, что слезы выступили на глазах.
      Чернов и не заметил, как пролетели четыре часа. Казалось, совсем недавно вошли в квартиру, а она уже засобиралась домой.
      - Все, Миша, мне пора, а то мама будет волноваться. Спаси бо тебе, мне понравился этот вечер.
      А это было уже совсем не смешно.
      - Алена, может быть... время-то еще...
      - Времени у нас с тобой много, Миша. Все впереди. Ты ведь хочешь, чтобы мы с тобой ещё встретились?
      - Алена!.. Ты ещё спрашиваешь!
      - Тогда - проводи меня.
      - А поцеловать можно? Хотя бы - на прощание?
      - Только в щечку, - засмеялась она.
      - Почему в щечку?
      - Потому что, не стоит волновать себя понапрасну. Придет время, и может быть... - она лукаво усмехнулась и вдруг вспомни ла. - Миша! А как же с твоим признанием на официальном бланке с печатью и подписью? Ты обещал мне!
      - Обещал. Погоди, я сейчас "дипломат" принесу, в прихожей его оставил... Там и бланки, и печать, все, как положено. Это будет самое официальное признание, самое... заверенное, как по ложено!
      Пошатываясь, он принес из прихожей "дипломат", плюхнулся на диван, положил его на колени, раскрыл. Достал автоматическую печать, личный бланк генерального директора.
      - Моей авторучкой, только моей! - сказала Алена.
      - С удовольствием... - пробормотал Чернов, напряженно ду маю, что же написать такое - красивое и необычное?
      Он положил бланк на крышку "дипломата", посмотрел на де вушку.
      - Пиши, только то, что на самом деле думаешь, - со смехом приказала она. - Не вздумай обманывать меня!
      Чернов вздохнул полной грудью, сосредоточенно наморщил лоб и начал писать.
      Прекрасной Алене Омельченко от генерального директора фирмы "Колея" Чернова М.Е.
      Заявление
      (жутко важное и невероятно честное)
      (и только для личного прочтения)
      Дорогая прекрасная Алена! Я благодарен, что ты пришла ко мне в гости, и у нас получился такой замечательный вечер. Я хо чу, чтобы ты навсегда осталась в моем доме, потому что я люблю тебя и обещаю любить всегда. И я могу не только написать это, но даже и кричать на Красной площади, что люблю тебя.
      Вот и все, что я могу сказать.
      Он собирался поставить число и подпись, он Алена останови ла его.
      - Ой-ой, погоди-ка, Миша... Дай мне авторучку, - она под черкнула слова "на Красной площади", внимательно прочитала за явление, покусывая белую кнопку. Потом со смехом вернула авто ручку Чернову. - Отлично, Миша! Теперь - число и подпись.
      Чернов поставил число и размашисто расписался.
      - Тебе понравилось, Алена? - спросил он, вручая девушке официальное признание в любви.
      - Отлично, Миша! - засмеялась она, пряча бумагу и авторучку в сумочку. - Это просто гениально!
      - Только, пожалуйста, не показывай Раисе Федоровне, - поп росил Чернов. - Я не боюсь, но она может запретить тебе встре чаться со мной, когда узнает...
      - Ничего она не узнает, Миша! И указывать мне, с кем встречаться, а с кем нет - никогда не будет! Я сделаю красивую виньетку, как и обещала, и завтра, а может послезавтра, прине су, покажу, что получилось.
      - Лучше завтра, Алена... Аленушка... - он потянулся к ней губами, и она страстно ответила на его поцелуй.
      Но тут же засобиралась домой.
      42
      - Честно говоря, не думал, что можно получить такое удо вольствие от простого разговора с девчонкой, - Чернов потянулся, сладко зевнул.
      - Погода хреновая, - сказал Лаврентьев.
      - Погода? А что ты хотел, конец зимы. Да мне как-то все равно, гулять по грязи я не собираюсь. В такую погоду самый раз
      - уединиться с красивой девочкой... Ты только представь: ника кого секса, только один раз поцеловал её, когда прощались, а чувствую себя высший класс! Я даже не раздевал её, не... ну, в общем - ничего такого.
      - А у меня прямо противоположные проблемы, - усмехнулся Лаврентьев.
      - Как это - прямо противоположные? - не понял Чернов.
      - Ну так. Секс имеет место, а удовольствия от этого - ни какого. Все равно, что стакан чая выпить в офисе, или рюмку водки вечером дома. Вроде приятно, а по большому счету, можно было и не пить.
      - Люда замучила? - догадался Чернов.
      - Не знаю... Люда, наверное, не при чем. Она хочет, я не отказываюсь, а если б не хотела, или ушла от меня - и не думал бы об этом. Что-то во мне самом изменилось. Ничего не хочется, абсолютно ничего.
      - Может, все-таки с головой не в порядке?
      - Отец проверял, все нормально. В душе что-то сломалось...
      - Ну так отдохни, Вадик! Поезжай куда-нибудь, какие проб лемы? Я не возражаю. Через неделю первая партия новых компьюте ров прибывает в Питер. С ними все ясно. Люди готовы встретить, привезти, разместить на складе. Поезжай, а вернешься, махнешь в Штаты подписывать новый контракт с Норманом. Он к тому времени выйдет из клиники.
      - И ехать никуда не хочется. Наверное, дело в погоде.
      - Ну давай устроим вечеринку? Слушай, отличная идея! Ты будешь с Людой, а я с Аленой. Вот и познакомишься с ней, ты же хотел, - с воодушевлением предложил Чернов.
      - Как-нибудь познакомишь нас. Попозже... Слушай, началь ник, так ты что, на женитьбу замахнулся? Вперед меня?
      - Почему бы и нет? Я ей вчера признание в любви написал. На фирменном бланке, с печатью и подписью - все, как положено. Официальный документ. Можно сказать - официальное предложение.
      - Почему на бланке?
      - Она так захотела. Творческая личность! Говорит: мне ху дожники рисунками в любви признавались, а как бизнесмены должны это делать? Чтобы оригинально было? Ну вот и решили - на фир менном бланке с печатью. Она придумала, сам бы я ни в жизнь не догадался.
      - Погоди, погоди, Мишка. Так она же - дочь Раисы Омельчен ко! А ты на фирменном бланке... Странное желание.
      - Не более странное, чем думать о какой-то бандитке, - до вольно усмехнулся Чернов.
      - Но теперь у Раисы в руках бланк с твоей подписью и с пе чатью!
      - И с моим признанием в любви. Ну и что? В худшем случае она может написать между строчек: я дурак! И говорить, что это я написал. Да только кто ей поверит?
      - А если она как-то использует эту бумагу против нас?
      - Вадик, это личное мое дело, понимаешь, личное! С каких это пор мои личные дела стали беспокоить тебя?
      - Ты не смешивай их с бизнесом, тогда я и волноваться не буду.
      - Ну, знаешь, Вадик!.. Так можно все что угодно предпола гать. Я же не предъявляю тебе претензии, что нашел какую-то шлюшку, притащил к себе. Ты уверен, что не разболтал наших сек ретов? Что она не пошарила в твоем "дипломате", прежде, чем за теять это странное ограбление? Что из-за твоих, вроде бы личных дел, могут быть неприятности у всей фирмы? Сам же говорил, она явилась к тебе неожиданно, и смылась неожиданно. Зачем тогда приходила, если ограбление было липовым?
      - Чтобы посадить своего сутенера и жить в его квартире.
      - Ты уверен? А, ладно. Это я просто так, для примера. Я тебя ни в чем не обвиняю, Вадим. И ты за меня не волнуйся.
      - Но это же дочка Раисы!
      - А ты знаешь, чья дочка твоя бандитка? То-то и оно, Ва дик. Я-то хоть знаю, и в случае чего... А ничего и быть не мо жет. Алена обещала нарисовать красивую виньетку вокруг моего признания и показать мне.
      - А бриллиантами из своих ушей не обещала оформить? - хмык нул Лаврентьев. - Не нравится мне все это...
      - Потому что ты завидуешь мне, Лаврентий Палыч, - Чернов поднялся, хлопнул Вадима по плечу и направился к двери. - И зна комиться не хочешь с нею по этой же причине. Правильно завиду ешь, таких девчонок больше нет. Одна была!
      - Посмотрим, что у тебя дальше получится, - буркнул Лав рентьев. Как хоть она выглядит? Блондинка, брюнетка?
      Чернов вернулся к столу генерального менеджера, наклонился и негромко сказал, чтобы секретарша не услышала:
      - Высокая, ноги - длиннее, чем у Надюши. Смугленькая, во лосы каштановые, а глаза голубые. Красавица! Ты бы видел, как она шла вчера мне навстречу! Дубленка нараспашку, волосы по плечам рассыпаются, в коричневых велюровых брюках... Вообще, вкус у неё обалденный! - он причмокнул, подмигнул Вадиму и вышел из кабинета.
      - И бриллиантовые серьги в ушах, - мрачно усмехнулся Лав рентьев и придвинул к себе папку с документами.
      Но заниматься ими не было никакого желания. Чернов женить ся надумал! Вот это новость! И на ком? На дочке Раисы Омельчен ко! А что дальше будет? Слияние капиталов, объединение "Колеи" со "Спартой"? Нашел себе... искусствоведа! Вряд ли он её нашел, скорее, Раиса подсунула ему дочку, дела идут паршиво, хочет за цепиться за "Колею"! А Мишка и растаял: она, видите ли, высо кая, с каштановыми волосами... с голубыми глазами...
      И с бриллиантами в ушах.
      А если без бриллиантов и Оксфорда? Смутная догадка возник ла в голове Лаврентьева.
      К Раисе приехала дочка, приехала, приехала... Из Англии... неважно, откуда! Они долго не виделись, так долго, что никто и не знал, что у Раисы есть дочка. Никто не знал! И вот они встретились... Получается, дочка... нашла мать?!
      Высокая, смуглая, с каштановыми волосами и голубыми глаза ми дочка нашла мать?!!
      "Охранники сказали, что мать уехала в Италию, будет только через месяц..." Охранники! А он так и не спросил, кем же рабо тает её мать! Вряд ли - уборщицей, если охранники сказали, что она уехала в Италию!
      Смутная догадка переросла в уверенность, которая поразила Лаврентьева.
      Она - дочка Раисы Омельченко?!
      - Юля... - пробормотал Лаврентьев. - Неужели, это ты? - и вдруг расхохотался, с трудом выговаривая сквозь приступы нерв ного смеха. Подбираешься... к нашей... компании? Что ж ты... на сей раз... затеяла?.. Кого... посадить собралась?..
      В дверь заглянула встревоженная Надюша.
      - Вадим Павлович, что с вами? Вы... нормально себя чувс твуете?
      - Вот это новость! - хохотал Лаврентьев, хлопая себя по ко ленкам. Фантастика!
      - Да в чем дело, Вадим Павлович?
      - Чернов жениться решил!
      Надюша ахнула, испуганно прикрыв рот ладошкой.
      - Вы серьезно?
      - Вполне, - кивнул Лаврентьев, успокаиваясь. - Но только тс-с-с-с, - он приложил палец к губам. - Пусть это будет нашей маленькой тайной, Надюша! Никто не должен знать о ней.
      А девушка уже смотрела на него с радостной улыбкой. Чернов решил жениться? Ну так это же замечательно! Теперь не будет приставать к ней.
      - Хорошо, Вадим Павлович, - сказала она.
      - Но у меня есть для него сногсшибательная новость! - крик нул Лаврентьев.
      Он рывком вскочил на ноги и помчался в кабинет Чернова. Надюша едва успела посторониться.
      - Ты чего врываешься, как пират на борт захваченного ко рабля? спросил Чернов, отрываясь от бумаг. И довольно улыбнул ся. - Красиво сказал, да?
      Похоже, общение с "оксфордским искусствоведом" уже давало свои плоды. Лаврентьев плотно закрыл дверь, сел на директорский стол и внимательно посмотрел на Чернова.
      - Я кое-что понял, Мишка, - доверительно сказал он.
      - Документы помнешь! - Чернов предусмотрительно отодвинул бумаги в сторону. - Чего ты понял? Что удовольствие без секса лучше, чем секс без удовольствия?
      - Искусствовед ты наш! Держись за что-нибудь, не то сва лишься со стула. Я тут подумал и пришел к выводу... - Лаврентьев сделал паузу, наблюдая за реакцией Чернова. - Что моя бандитка, разыскивающая в Москве богатую маму и твоя оксфордская искусс твоведка, нашедшая маму - одна и та же девчонка. Ее зовут Юлия Малюкова.
      - Вадик, у тебя это... рана воспалилась? - осторожно спро сил Чернов. - Может, осложнения какие на мозг произошли?
      - Послушай, и сам поймешь, какие осложнения у нас могут случиться в самом ближайшем будущем.
      Чернов с мрачным видом выслушал рассказ Лаврентьева и по качал головой:
      - Это чушь собачья! Ты просто завидуешь мне, Вадик... - но в голосе его уже не было прежней уверенности.
      - А это мы сейчас проверим! У тебя есть её телефон? Отлич но. Отправь куда-нибудь Надюшу и позвони своей бриллиантовой красавице с паралельного телефона. А я возьму трубку здесь. Когда она ответит, молчи и слушай.
      - А если ты ошибся? - с сомнением спроси Чернов.
      - Просто положу трубку и извинюсь. Надеюсь, ты не держишь меня за подлеца, который будет встревать в разговор, не имея на то оснований?
      Чернов пожал плечами и поплелся в комнату секретарши. Лав рентьев сел в его кресло. Застрекотал аппарат, послышались длинные гудки. Как только они прервались, Вадим сорвал трубку, затаив дыхание, прислушался.
      - Да, - сказала Юля.
      - Алена, это я, Миша, - замогильным голосом сказал Чернов. - Алена, мы встретимся сегодня?
      - Ой, Миша, сегодня никак не получится, - торопливо сказала Юля. Мама себя плохо чувствует, я должна быть рядом с ней. Сейчас уезжаю за город. Может быть, завтра, или послезавтра.
      - Юля, - сказал Лаврентьев, - ты меня хорошо слышишь?
      - Кто это?.. - голос её испуганно задрожал, завибрировал.
      - Это я, Вадим Лаврентьев.
      Чернов молчал. Он услышал эту дрожь в голосе, почувствовал её испуг, растерянность. Что тут скажешь?
      - Я... я не знаю вас...
      - Юля, не притворяйся. Я тебе не враг, ты знаешь. Скажи, что ты задумала? Я просто хочу предостеречь тебя от опасности, Юля.
      - Я не знаю вас! Миша, зачем вы подстроили этот глупый разговор? - её голос обрел уверенность. - Я была о вас лучшего мнения, Миша! - и она бросила трубку.
      Чернов вошел в свой кабинет, плюхнулся на кожаный диванчик у стола и долго молчал, опустив голову. Потом взглянул на Лав рентьева погасшими глазами, тихо спросил:
      - Ты точно не ошибаешься, Вадик?
      - Если она будет петь в хоре имени Пятницкого, я её голос узнаю с закрытыми глазами. Ты же слышал, как она говорила со мной. Ничего не понял?
      - Да слышал, слышал... Ну и что будем делать?
      - Подождем, - сказал Вадим.
      43
      - Ну и что будем делать? - спросила Юля.
      - Да ничего, - усмехнулся Иваненко. - Они ребята неглупые, раскусили тебя. В принципе, это могло случиться в любое время, даже вчера, если бы Лаврентьев решил вдруг заглянуть к Чернову. Или на презентации, если бы он там был. Но они вряд ли догада ются о твоих истинных намерениях.
      - Наших, Саня.
      - Твоих, Юля. Мое намерение ты отлично знаешь.
      - Пойти в ЗАГС и потом жить в общежитии? Нет, Саня, теперь мне это неинтересно. Я уж пойду... куда шла. До конца, а ты - как хочешь.
      - Пока с тобой. Хотя... за это и убить могут. А если гене рал Чернов за меня возьмется, вряд ли отобьюсь.
      - Вместе отобьемся. И мать поможет. Ладно! - Юля тряхнула головой. Разоблачили меня, и пусть теперь думают, что все это значит. Бланк у нас есть, все получилось отлично, я до сих пор не могу поверить, что дурацкое признание Чернова совсем исчез ло. Настоящий фирменный бланк, печать, подпись, число, а больше
      - ничего! Саня, сейчас мы с тобой руководители "Колеи", можем издавать какие угодно приказы, заключать самые дурацкие сделки! Чернов со своим генералом не докажут, что это подделка!
      - Мы не будем заключать никаких сделок, наоборот, откажем ся от прежних договоренностей, - усмехнулся Иваненко. - А пос кольку груз уже на пути в Россию, Бетти ничего не остается де лать, как отдать его "Спарте". Правда, тут все зависит от этого Чарльза. Он может просто-напросто позвонить в "Колею", а потом выбросить твой бланк. И будет прав. А может и не звонить. Все зависит от того, какое у него будет настроение.
      - Постараюсь сделать так, чтобы настроение у него было та кое, какое нам нужно, - вздохнула Юля. - Значит, он вчера вечером два раза звонил?
      - Ты же слышала на автоответчике. Юля, а ты уверена, что мать не обманет тебя? Получит этот контракт и скажет: спасибо, дочка, до свидания!
      - Уверена. Она и не думала, что я помогу ей отомстить "Ко лее", когда мы встретились. Так обрадовалась... Почему же те перь должна обманывать меня? Ведь и сюда мы переехали, когда ещё ничего толком не знали. Она дала мне ключи, сказала: живи, сколько хочешь, бери, что понравится. Деньги дала.
      - Но ты ведь настаиваешь, чтобы они вернули деньги вклад чикам, а это огромные суммы. Их совсем не хочется отдавать.
      - Наоборот, Саня! Мама честно платила проценты и очень хо тела вернуть людям деньги, но их просто не было. Так что... не надо плохо думать о моей матери.
      Иваненко с сомнением покачал головой, но ничего не сказал. И Юля молчала. Не выходил из головы дурашливый рассказ Чернова о том, что Лаврентьев до сих пор любит ростовскую бандитку, хо чет с ней встретиться... И сегодня, услышав его голос, она рас терялась. Это он, Вадим, понял, кто такая Алена. Понял, почувс твовал. Чернов бы ни за что не догадался. Вадим любит ее... А что же молчал, не позвонил сам, вечером?!
      Она бы не стала с ним разговаривать. Между ними теперь ог ромная стена. Да и события так развиваются, что ни он, ни она уже вроде и не принадлежат себе. Враги. Раньше нужно было ду мать, дурак несчастный!
      - Юля, - тихо сказал Иваненко. - А то, что Чернов написал на бланке, правда? Вам, действительно, было хорошо вдвоем?
      - Мы просто сидели и разговаривали. Смеялись, дурачились, он много пил, я - чуть-чуть. Ничего такого не было. Когда про щались, я разрешила ему поцеловать меня в щечку. Ты не думай, Саня, я не такая уж плохая. Мне сейчас никто не нужен.
      - И даже я?
      - Не знаю... Ну что, звонить этому старику, или подождать, когда он сам надумает позвонить мне?
      - Придется тебе звонить, Юля. Во-первых, он просил об этом, телефон свой оставил на автоответчике, а во-вторых, время дорого. Нужно сегодня это сделать. Но ты, пожалуйста, будь с ним осторожнее.
      - Хорошо, Саня.
      Юля взяла радиотелефон и пошла в спальню. Упала на огром ную кровать, долго лежала не двигаясь, вяло размышляя о предс тоящем разговоре. Снова придется врать. Не хочется, да что по делаешь? Все врут, и кто больше всех - тот и пан. Такая жизнь. Такое время. Такой город. Вот человек, старше матери, а хочет затащить её в постель. У самого в Америке жена, двое внуков, а он - туда же! Думает, американец, деньги есть, так можно делать все, что угодно? И ведь знает, чья она дочь, и ничуть не сты дится. Небось, и с матерью вел себя так же, контракт обещал. А потом - извини, Раиса, не получилось... Ну так вот, скотина американская! Обещал - сделаешь ей контракт!
      Как бы по телефону не сказать ему этого...
      Юля медленно набрала номер офиса на Остоженке.
      - Пожалуйста, позовите мистера Бетти, - сказала она женщи не-секретарше. - Это Алена Омельченко ему звонит, - и, тяжело вздохнув, принялась ждать.
      - Алена! Добрый день. Я очень рад, что вы нашли время и позвонили мне, да. Я просто счастлив слышать ваш очаровательный голос. Это правда.
      - Добрый день, Чарльз. Извините, что вчера не смогла вам перезвонить. Я была у матери, она болеет.
      - О! А что с нею?
      "Как будто тебя это и вправду интересует, козел старый!"
      - Нервное переутомление. Вы знаете, у неё сейчас много неприятностей. От этого здоровье не улучшается.
      - Да, да, конечно не улучшается. Мне очень жаль, Алена. А что вы делаете сегодня вечером? Я бы хотел, чтобы мы встрети лись с вами. Помните, вы обещали?
      - Помню. А Вы обещали подсказать, как помочь матери. Вы и вправду знаете, что нужно сделать?
      - Да, да, Алена. Мы что-нибудь обязательно придумаем. Если встретимся... где бы вы хотели?
      - Спасибо, Чарльз. А то я сама ничего не смыслю в этом бизнесе, а помочь матери хочется. Только на вас и можно наде яться.
      - О, конечно, Алена. Где мы встретимся?
      - Я не знаю... настроение отвратительное, и погода ужас ная, никуда выходить не хочется. Я тут сижу одна дома, скучаю, приезжайте в гости, Чарльз.
      - С удовольствием, Алена! Вечером, в шесть я буду у вас.
      - Хорошо, Чарльз.
      Юля вышла из спальни, внимательно посмотрела на Иваненко и сказала:
      - Саня, придется тебе сегодня погулять. А лучше возвращай ся в общежитие, потому что не известно, когда мне удастся изба виться от этого Чарльза.
      - Он что, на всю ночь приедет? - ужаснулся Иваненко.
      - Господи, как ты надоел мне со своими идиотскими подозре ниями! Да почему на всю ночь? Просто я не знаю, сколько будем разговаривать тут, сразу же его не выгонишь! А ты что, будешь торчать под окнами? Ну пожалуйста, торчи, если хочется! А потом я поеду к матери за город.
      - Я обещал тебе помочь, Юлька - и помог. А теперь, чувс твую, нам лучше расстаться. От такой жизни свихнуться можно.
      - Саня! - она крепко обняла его, поцеловала, заглянула в грустные глаза лейтенанта. - Не говори глупостей, ладно? Завтра я буду ждать тебя здесь. И уже ни с кем не буду встречаться. Договорились? Не злись на меня, Саня, ты же понимаешь - по-дру гому никак не получается. И не бери дурного в голову. Мне этот Бетти просто противен!
      У Чарльза Бетти было длинное, морщинистое лицо, длинный нос и близко посаженные выцветшие глаза. Пышные седые волосы аккуратно зачесаны назад, в одной руке три гвоздики, в другой бутылка шампанского. Все это он с широкой улыбкой вручил Юле. Потом, слегка сутулясь, неторопливо снял длинное черное пальто, посмотрел на хозяйку. Видимо, думал, что она оставит подарки на тумбочке в прихожей, возьмет его пальто и повесит в шкаф. Юля, кутаясь в белую шаль, улыбнулась:
      - Спасибо, Чарльз. Можете повесить туда, - и кивнула в сто рону шкафа.
      - Да, да, конечно. Спасибо, Алена, - сказал он, аккуратно устраивая пальто на "плечиках". - Вы немножко грустны... Это, надеюсь, не я виноват?
      - Нет, Чарльз. Я же говорила вам по телефону, что мама чувствует себя не очень хорошо. И погода сегодня отвратитель ная. И холодно в квартире, батареи чуть теплые.
      - О, да, погода плохая, - согласился Бетти и зябко поежил ся. Немножко прохладно у вас, но это ничего. Когда такая пого да, надо не смотреть в окно, а смотреть на такую красивую де вушку, как вы, Алена. Это будет очень тепло.
      - Не знаю, не знаю, - скромно сказала Юля. - Мне сейчас хо чется только одного: помочь матери. Не думала, что вернусь в Москву и увижу, что у неё столько проблем, в которых я совсем ничего не понимаю...
      Она повернулась и пошла в спальню. Бетти последовал за нею. У двери он остановился, одобрительно кивнул, увидев боль шую кровать. Если девушка привела мужчину в свою спальню, она не случайно это сделала. Ждет от него помощи и знает, как нужно платить за это. Умная девушка.
      Он бывал уже в этой спальне и провел здесь немало прекрас ных часов с её матерью. Жаль, что Раиса... немножко постарела. Трудности не красят женщину. А вот её дочь!.. О, это настоящий свежий цветок!
      - У вас красивая спальня Алена, - сказал он. - Чувствуется утонченный вкус.
      - Просто здесь теплее, чем в других комнатах, вы же и сами видите, какой холод в квартире. Не хочется, чтобы вы простуди лись и заболели, сказала Юля.
      В спальне, действительно, было намного теплее, чем в дру гих комнатах. После того, как Иваненко ушел, Юля спрятала все его вещи в гардероб, а потом настежь открыла окна в кабинете и на кухне. За полчаса там стало ещё холоднее, чем на улице. И только в спальне было тепло. Ничего удивительного, что она при вела гостя именно в эту комнату.
      Она оставила цветы и шампанское на низком столике с кривы ми ножками, принесла из кухни два высоких фужера и два апельси на, смущенно посмотрела на гостя:
      - Может быть, вы хотите есть, Чарльз? Или - выпить кофе? Попозже я приготовлю что-нибудь, просто сейчас на кухне так хо лодно, что мне заходить туда не хочется.
      - О, нет, Алена, спасибо, я не голоден. Апельсины и шам панское - это очень хорошо. А кофе попозже я сам сварю. Я умею отлично варить кофе, вы увидите.
      "Потом - это когда? - сердито подумала Юля. - После того, как он разложит меня на кровати? Такого "потом" не будет!"
      Бетти уверенно откупорил шампанское, аккуратно наполнил пенистым золотистым напитком фужеры.
      - Я знаю, в России надо говорить тост, - улыбнулся он, под нимая свой фужер. - Я хочу выпить за вас, Алена. Вы очень краси вая девушка, я... не знаю, как сказать. Я думаю... даже в Аме рике нет таких красивых девушек. Там вы могли бы стать звездой. Большой звездой, иметь много денег.
      - В Америке много чего нет, - сказала Юля. - Спасибо, Чарльз, я рада, что вы пришли, что хотите помочь мне и моей ма тери, это очень благородно с вашей стороны.
      Она отпила глоток, поставила фужер на столик. Напряженная тишина воцарилась в комнате. Бетти тоже поставил фужер, придви нулся ближе, так, что их коленки почти соприкасались.
      - О, да, я хочу помочь Раисе. И вам, Алена. Ради вас я го тов пробовать убедить руководство "Форс" заключить контракт со "Спартой". Сейчас мистер Норман в клинике, но чуть позже... Ду маю, это можно сделать.
      Юля вспомнила, как Чернов говорил, что они уже ведут пере говоры о том, чтобы собирать новые компьютеры "Форс" в Москве. Даже если Бетти выполнит свое обещание, толку от него будет ма ло. А он вряд ли это сделает.
      - Чарльз, а вам не кажется, что мистер Норман поступил несправедливо, отказавшись от сотрудничества с маминой компани ей? Ведь, насколько я понимаю, этот вопрос был почти решен. А потом вдруг все изменилось, - Юля слегка отодвинулась.
      - Я буду откровенен с вами, Алена, - со вздохом сказал Бет ти, вспомнив, сколько неприятностей принесло ему неожиданное решение Нормана. Джек поставил меня в неловкое положение. Он просто старый болван, который обожает своего сына. Старый, уп рямый болван. Я сделал большую работу, но он поверил Майклу! И это не первый раз, когда он поступает вопреки всякой логике.
      Ругать начальство было и приятно и полезно, так, по край ней мере, казалось Бетти.
      - Значит, нужно восстановить справедливость, - уверенно сказала Юля. - Чарльз, мне кажется, партия новых компьютеров должна оказаться у "Спарты".
      - О, да, да, Я тоже так думаю. Но это невозможно.
      - А если Чернов сам откажется от нее?
      - Нет, не откажется.
      - Ну, допустим, у него возникнут финансовые сложности, или какие-то другие, он придет к вам и скажет: извините, но я вы нужден отказаться от контракта с вами?
      - Тогда он должен заплатить большой штраф. И не только нам, но и своим покупателям. Это невозможно.
      - Когда я танцевала с Черновым, он говорил, что у них воз никли какие-то сложности. Я, правда, не знаю, какие, я вообще не разбираюсь в этом, но он так сказал. И я подумала: а если Чернов откажется от этой партии, вы сможете отдать её "Спарте"? Мистер Норман не станет возражать?
      - Это будет большой скандал, Алена. Джек сам вел перегово ры с Черновым. Члены совета директоров компании недовольны, они говорят: это глупость, что мы работаем только с одной российс кой компанией. Пусть будет несколько, пусть будет конкуренция. Но Джек упрямый, как осел. Он не поверит, что ошибся.
      - Но если все-таки это случится, вы могли бы заключить но вый контракт со "Спартой"? Тем более, если мистер Норман в кли нике, зачем его беспокоить? Пусть выздоравливает, а потом и разбирается с Черновым.
      - О, это фантастика, Алена.
      - Жаль, - с огорчением вздохнула Юля.
      Бетти придвинулся ещё ближе, положил свои сухие ладони на её коленки.
      - Алена, я бы хотел говорить с вами о другом. Вы прекрас ная женщина, Алена. Я хочу ближе узнать вас, ваше очень краси вое тело...
      Его пальцы медленно поползли вверх, под черную юбку Юли.
      - Но мы так ни о чем не договорились, - она не спешила ос танавливать нетерпеливого американца.
      - Я обещаю вам, Алена... Но сейчас... - он засопел, пытаясь раздвинуть её коленки. - Я хочу вас. Поверьте, я умею делать так, что женщине будет очень хорошо. Вам будет всегда хорошо с Чарльзом, он сделает для вас все, Алена...
      - Ох, Чарльз, я даже не знаю, - Юля наморщила лоб, изо всех сил сжимая коленки. - У вас есть жена в Америке, это неприлично.
      Бетти встал перед ней на колени, склонил голову к её но гам, и уже не только пальцы, но и губы его медленно поползли вверх, оставляя влажные следы на блестящей лайкре колготок.
      - Алена... Эта жена - старая развалина. Я даже смотреть на неё не могу... Она отвратительна, а вы божественны, Алена! Ни одна женщина в мире не сравнится с вами!
      Он не сомневался в своих действиях. Если девушка пригласи ла к себе, привела в спальню, она хочет этого. Она знакома с художниками, понимает, что такое опытный мужчина!
      - Не надо, Чарльз, вы не так меня поняли, - запротестовала Юля. - Я просто... просто хотела поговорить с вами... Нет, Чарльз, пожалуйста, не надо!
      - Я хочу вас, хочу, - в исступлении бормотал Бетти.
      Он рывком раздвинул её коленки, просунул голову между ног Юли, застонав от удовольствия. Морщинистые пальцы судорожно вцепились в её груди.
      - Нет! - закричала она.
      Упершись обеими руками в его плечи, Юля оттолкнула старого развратника, вскочила на ноги, торопливо поправляя юбку. Белая шаль скользнула с её плеч на пол.
      - Что вы себе позволяете?! Пожилой человек, женатый, а ве дете себя непристойно!
      Бетти на четвереньках пополз к её ногами, его слюнявые гу бы раздвинулись в похотливой ухмылке, морщин на лице стало ещё больше.
      - Алена, позвольте мне посмотреть на вас, поцеловать... Старый Чарльз понимает толк в женской красоте, умеет ценить её, наслаждаться ею. Позвольте, Алена...
      Он попытался обнять её ноги, но Юля, брезгливо поморщив шись, прыгнула на кровать, пробежала по ней к двери.
      - Я не думала, что вы способны на такое! - гневно крикнула она. Немедленно убирайтесь отсюда! Немедленно!
      - Алена, вы ведь хотели помочь своей матери... - Бетти с изумлением смотрел на неё снизу вверх. - Я сделаю, я готов ради вас на все. Пожалуйста, не будьте так суровы. Вы ведь не девоч ка, вы понимаете, зачем я пришел.
      - Теперь понимаю и очень жалею, что пригласила вас! Уходи те, Чарльз! Не то я расскажу обо всем матери!
      Бетти медленно встал на ноги, криво усмехнулся:
      - Фирма вашей матери - банкрот, Алена...
      - А это мы ещё посмотрим!
      - Но вы, Алена, со мной получите все, что хотите. Я... я разведусь с женой, я буду носить вас на руках. Я увезу вас в Америку и сделаю звездой, о, да-да, именно так!
      - Мне от вас ничего не нужно! Убирайтесь! И никогда больше не звоните мне!
      Юля вышла в прихожую, демонстративно распахнула обе вход ные двери и встала возле них всем своим видом показывая, что больше им говорить не о чем. Она сделала все, что нужно было сделать. Крохотная видеокамера в искусственном букете запечат лела сцену, которая завтра сделает более сговорчивым Бетти.
      Он судорожно промокнул носовым платком вспотевший лоб и влажные губы, вышел в прихожую.
      - Простите, Алена, что я не смог сдержать своих чувств, - с достоинством сказал американец. - Позвольте мне искупить свою вину. Я бы хотел пригласить вас завтра в ресторан. Могу наде яться, что вы не откажете в любезности?..
      - Конечно, Чарльз, - Юля успокоилась, вздохнула с облегче нием. - Я думаю, мы останемся друзьями. Позвоните мне завтра, хорошо?
      - Спасибо, Алена. До свидания, - он бросил на руку пальто и, гордо выпрямив спину, шагнул за дверь.
      44
      Темно-синяя машина стремительно мчалась под желтыми фона рями Рублевского шоссе. Юля молча смотрела вперед, положив на колени сумочку с видеокассетой. Перед тем, как позвонить мате ри, она посмотрела, что получилось. Старик со слюнявыми губами и жадными, трясущимися руками был просто отвратителен. Юля пе редернулась от омерзения, вспомнив эту сцену. Как она только вытерпела!
      Но теперь, все самое трудное позади. Уже завтра у Бетти и Чернова с Лаврентьевым настроение будет сильно испорченным. Она отомстит Вадиму, да и старичок поймет, с кем имел дело! Он же думал, что пришел к русской простушке, которая растает от счастья видеть у себя американского богача. Завтра он сам рас тает от злобы!
      Грустно было на душе. Вроде бы - радоваться надо, что так здорово все получилось, но - нет... А ещё не давала покоя мысль: что будет дальше? Отомстила она, врагов себе нажила, Ва дима потеряла навсегда. А дальше что?
      Охранник Игорь бросил на неё короткий, оценивающий взгляд, негромко спросил:
      - Чего такая мрачная?
      - А тебе какое дело? - резко ответила Юля.
      Он усмехнулся.
      - Да вот, интересуюсь, у тебя есть парень, или нет? Неужто сидишь целый день одна дома?
      - Смотри лучше за дорогой.
      - Смотрю, насчет этого можешь не сомневаться. Я классный водитель. А ты классная девчонка. Может, соединим как-нибудь все это, а?
      - Тоже хочешь ко мне под юбку залезть?
      - Почему "тоже"? А-а, понятно, я не один такой, да? Ну что ж, если этого хотят другие, почему бы и мне ни помечтать?
      - Потому что этого никогда не будет, заруби себе на носу! И больше не говори мне такие глупости.
      - Хорошо, не буду, - спокойно ответил Игорь, обгоняя черную "Волгу". - Но если ты изменишь свое мнение, скажи сама.
      Юля ничего не ответила. Так и ехали они молча до синего железного забора с белыми вензелями.
      Дверь открыла мать, обняла Юлю, спросила, с тревогой заг лядывая в глаза:
      - Ну что, дочка? Я за тебя так волновалась, так волнова лась! Он тебя не обидел?
      - Нет, мама. Все получилось отлично.
      - А вот и наша Мата Хари, - провозгласил Омельченко, спус каясь по лестнице. - Ну, каковы успехи на секретном фронте?
      Юля не знала, что Мата Хари - знаменитая проститутка, ра ботавшая на советскую разведку, поэтому не обиделась. Она дос тала из сумочки свернутый вдвое бланк, протянула матери.
      - Посмотри.
      - Даже не верится! - воскликнула Раиса, внимательно разг лядывая официальную бумагу со всеми атрибутами ненавистной фир мы вверху, с печатью и подписью её генерального директора вни зу. И чистый блеск бумаги между ними. - Я ведь видела вчера с надписью! Ничего не осталось, совершенно ничего! Ну, Юлька! Ты просто молодец, дочка! - она ещё раз обняла девушку.
      Омельченко повертел бланк в руках, покачал головой:
      - Неужели, здесь что-то было написано?
      - Конечно, было! Я вчера своими глазами видела, - Раиса взяла у него бесценную бумагу, повернулась к Юле.
      - Ну а Чарльз?
      - Кассета здесь, мама, в сумочке. Но... я бы не хотела, чтобы Владимир Васильевич это видел.
      - Хорошо, дочка, пойдем наверх, посмотрим вдвоем. Володя, ты приготовь пишущую машинку и продумай, что мы напишем на бланке.
      Омельченко не стал спорить с женой, хотя по глазам было видно, что ему очень хочется взглянуть на то, как подлец Бетти соблазнял девушку. Наверное, так же, как и его жену! Но, что поделаешь, девчонка стесняется. Придется потерпеть.
      Глядя на экран телевизора, Раиса скрежетала зубами от злости и отвращения.
      - Какая сволочь! Подлец! Старый ублюдок! Маразматик! Гос поди, Юля, как ты не разбила его дурацкую башку цветочной ва зой! Я бы не вытерпела.
      - Все нормально, мама? - спросила Юля, когда запись кончи лась. Этого достаточно, чтобы он сделал все, как надо?
      - Более чем! Тьфу, прямо тошно стало, как посмотрела. Юля, он и про Джека наговорил, и про жену свою столько, что вовек не отмоется, если мы передадим кассету Джеку. Ты молодчина, дочка. Трудно было? - Раиса вытащила из видеомагнитофона кассету, поло жила в ящик прикроватной тумбочки, заперла его на ключик.
      - Не спрашивай, мама, не хочу вспоминать об этом. Лучше расскажи, что будем делать дальше?
      - Дальше? Завтра и поеду к Бетти с письмом Чернова и этой кассетой, мы заключим контракт на партию компьютеров, которые предназначались "Колее" и будем работать. Тебя сделаем гене ральным менеджером, дадим телохранителя, выделим кабинет. Прис мотришься, поймешь, что к чему и вперед! Потом надо будет прописать тебя на Протопоповском, а летом поступишь учиться. Ты у меня большая умница, но образование никому не мешает.
      - Ты не забыла, мама, что обещала вернуть вкладчикам день ги? С процентами.
      - Помню, Юля, помню, - Раиса внимательно посмотрела на дочь и неожиданно спросила. - Послушай, Юля, а какие у тебя отношения с этим лейтенантом? Вы собираетесь пожениться?
      - Нет, мама. Он просто помогал мне. Я благодарна Сане за то, что он сделал для меня.
      - Только благодарна?
      - Да. Знаешь, мама, я думала, может быть... Привыкну, поя вится какое-то чувство... Но - нет.
      Юля не могла сказать, что замуж она могла бы выйти только за одного человека - того, кто завтра будет считать её злейшим врагом. И никогда-никогда не простит её.
      - Если так, то может быть, избавиться от этого Иваненко? - осторожно спросила Раиса. - Тебе нужна помощь в этом?
      - Нет, мама, - решительно ответила Юля. - Когда нужно будет, я сама от него избавлюсь.
      - Ну и ладно. Я просто так спросила. Потому что какое-то время тебе нужно пожить здесь. Мало ли, что может взбрести в голову Чернову, когда он поймет, как ты его провела. А мне бы не хотелось видеть здесь посторонних.
      - Я подумаю, мама. А сейчас извини, я себя неважно чувс твую. Наверное, устала...
      - Конечно, доченька! Такая нервная нагрузка выпала тебе в эти дни! Пошли поужинаем, и я тебя уложу спать. Отдохни, как следует. И ни о чем не думай. Ты столько сделала для меня, что даже и не знаю, чем отплатить смогу.
      - Ну что ты, мама, - Юля склонила голову ей на плечо. - Ты у меня есть, это самое главное.
      - А ты у меня есть, доченька... - прошептала Раиса, смахи вая набежавшую слезу.
      - Темная ночь, только ботинки свистят по кабинету! - громко запел Лаврентьев, уклоняясь от собственного ботинка, запущенно го в него Людой.
      Он-то уклонился, но ботинок врезался в настольную лампу, вдребезги разбил стеклянный абажур.
      - Ты негодяй, Вадим! - крикнула Люда. - Как ты смеешь прого нять меня? Разговаривать со мной в таком тоне?! После всего, что я для тебя делала тут?! Хам трамвайный!
      - А вторая лампа, а вторая лампа... - запел Лаврентьев те перь уже на мотив "Любо, братцы, любо", но дальше ничего не придумал, пришлось прекратить пение. - Почему-то все попадают в мои настольные лампы. Нравятся, да? Ну тогда возьми её себе, Люда. На память. Зачем же разбивать? У тебя там ещё много баш маков? Пожалуйста, не разбей мне компьютер. Не жалко денег, но там нужные программы.
      - Мало тебе голову расколотили, я ещё добавлю! - в бешенс тве кричала Люда. - Напился, как свинья и ещё оправдывается! Слушать не желаю тебя!
      - Я ничего не сказал. Что я сказал? Хочу побыть один. Ну вот хочется - и все. Ты пока пойди домой, а через неделю или через месяц придешь. Люда, почему ты не хочешь пойти домой? Там тебя обижают, да? Скажи, кто!
      - Через неделю или через месяц?! А ты тут станешь названи вать своей драгоценной Юле, грабительнице, шлюхе с вокзала, да? Какой же ты подлый, Вадим!
      - Как я буду названивать ей? - удивился Лаврентьев. - Мы ра зошлись. Да, как в море корабли. Она не хочет меня видеть.
      - Она не хочет, а ты каждую ночь повторяешь во сне имя этой сучки! Я терпела, терпела, думала, поймешь, оценишь, что я делаю для тебя! Но разве такой негодяй, как ты, может что-ни будь понять?!
      - Негодяй, ты можешь что-нибудь понять? - спросил у себя Лаврентьев. И решительно кивнул. - Может! Люда, оказывается, он абсолютно все может понять! Говори - и тут же будет понято! Не надо ботинками бросаться.
      - Чтоб ты провалился! - Люда в истерике топнула ногой.
      - Я? - Лаврентьев тоже топнул, посмотрел на пол. - Куда, Лю да? Вот туда, вниз? Там же другие люди живут... Им не надо, чтобы я проваливался к ним. Понимаешь, они же не приглашали ме ня. Скажут: ты чего приперся? А я? Что скажу? Здравствуйте, из вините, меня пр... пр...валили?
      - Ты спиваешься, деградируешь! Я тебя ненавижу, понимаешь? Не-на-ви-жу! - Люда выскочила из кабинета, громко хлопнув дверью.
      Лаврентьев остался стоять у письменного стола, заслоняя собой компьютер. Он не сомневался, что Люда сейчас ворвется и швырнет очередной ботинок. Три лежали на полу у его ног, чет вертый - на столе. Сколько их там ещё есть в прихожей? Вооб ще-то у него много обуви...
      Он слышал, как нервно стучали каблуки её сапог по паркету. А потом хлопнула входная дверь и все стихло.
      - Ушла, что ли? - удивился Лаврентьев. - А я же не сказал ей, что обязательно позвоню. Или сказал? Да она и сама знает, что я позвоню ей. Или Надюше. Или Юле... - он шагнул вперед, но остановился, задумчиво наморщил лоб. - А как же я позвоню Юле? Она и слушать меня не станет. А может, станет? Надо взвесить все "за" и "против".
      Они ещё днем, пораженные сделанным открытием, крепко выпи ли с Черновым. Вернувшись домой, Вадим понял, что сегодня он просто не может видеть Люду в своей квартире. Прежде, чем веж ливо попросить её уйти домой, пришлось ещё выпить. Но она все равно разозлилась, разбушевалась... А он ведь очень вежливо разговаривал с нею.
      На кухне он достал из шкафа бутылку коньяка "Белый аист", сел за стол, плеснул в рюмку, выпил и принялся рассуждать вслух.
      - Она что-то затевает против нас... Против меня и Мишки, и нашей компании. А мы не знаем, что. Она красивая девчонка, го ворила, что любит меня и не говорила, что не любит. Просто ска зала - поздно уже. Почему поздно? Я всегда готов... Хоть сейчас могу поехать к ней и сказать: Юля, я люблю тебя. Ну что ты ещё хочешь, Юля? Вон, даже Чернов свихнулся, когда увидел тебя. Он тут все рассуждал: я онанизмом занимаюсь, когда мне нравятся девчонки... в школе. Или плачу наличными. А вот, когда увидел, не стал заниматься онанизмом, и ничего не заплатил. Только бе гает по офису и кричит: искусствовед, искусствовед из Оксфорда! Бриллианты в ушах, воспитание, тв... тв...рческая личность! Те перь уже не бегает, наверное, напился и спит. А что ещё делать, если подкалывал меня: в бандитку влюбился, в бандитку!.. А сам жениться вздумал... на этой бандитке! Конечно, Юля, ты личность тв...рческая. Как лихо засадила Колготина, а я по башке полу чил... тво-о-рчески. И - не обижаюсь на тебя. И все, все, Юля! Бросай своего мента, не надо больше никакого тво-о-рчества. Не надо, Юля. Ты нашла свою мать? Вот и замечательно. А я, давай, найду тебя? И никогда больше никуда не отпущу. Я тебе клянусь!
      Лаврентьев перевел дух, плеснул в рюмку ещё коньяка, выпил и встал из-за стола.
      - Если я так скажу ей, она должна понять. Я же понимаю ее... А она хитрая! Скажет: когда я была бедной, ты кричал на меня в клинике, оскорблял. А теперь, когда... бриллианты в ушах, говоришь, что любишь, да? Тогда надо будет сказать вот что: Юля! Да плевать я хотел... нет, это очень грубо. Юля! Мне не нужны твои бриллианты и все, что на тебе надето. Приезжай ко мне голая, я дам тебе свою рубашку, потому что ты мне снишься в рубашке. В моей. И ты - самая красивая в рубашке... А она ска жет: как же я приеду к тебе голая? Сейчас же холодно. А, дейс твительно, как? А тогда я скажу: приеду, закутаю в свою дублен ку и увезу. Я тебя увезу, Юля! Потому что я люблю тебя. Вон, даже Люда слышала, как я говорю во сне: Юля, Юля. Не веришь? Можешь спросить у нее.
      Убедив себя в том, что теперь-то уж Юля непременно выслу шает его и согласится с убедительными доводами, Лаврентьев, придерживаясь рукой за стенку, направился в спальню, где лежала трубка радиотелефона. Он плюхнулся на кровать, стал медленно набирать номер. Взял днем у Чернова, обещал попытаться выве дать, что же она задумала.
      Он долго слушал длинные гудки в трубке, а потом выключил радиотелефон, швырнул его на подушку и тоскливо усмехнулся.
      - Не хочет разговаривать со мной... Номер определился, и она не берет трубку. Зачем ей моя дубленка? Она там и сейчас лежит голая и в бриллиантах... с лейтенантом. И он укрывает её шинелью и пиджаком с погонами... "Бери шинель, пошли домой..." У неё теперь есть дом. И - шинель есть. И бриллианты... А Вадим Лаврентьев - да пошел он к чертовой бабушке! Ты пошел, Вадим? Да! Я пошел, Юля... спать. Один.
      Он разделся, залез под одеяло и долго ещё лежал с открыты ми глазами. Потому что, если закрыть их - обязательно увидишь красивую девушку в рубашке у кухонного стола...
      45
      Чарльз Бетти коротко улыбнулся, он умел улыбаться в любой ситуации, однако, Раиса заметила, как побелели его пальцы, сжи мающие подлокотники кресла.
      - Здравствуй, Чарли, - сказала Раиса. Небрежным жестом от бросила в сторону полы распахнутой песцовой шубы и присела на кожаный диванчик. Давненько я у тебя не была. А диван по-преж нему такой мягкий...
      - О, диван американский, очень прочный, - Чарльз судорожно сглотнул. - Ты пришла по делу, да, Раиса? Я рад тебя видеть.
      - Чудак-человек, - усмехнулась Раиса. - Сам ходит по своим надобностям, а другие должны по делу? Ты так думаешь, Чарли?
      Бетти задумался. Неужели Алена все рассказала матери, и та пришла шантажировать его? Если так, пусть лучше сразу убирает ся! На эту тему он не намерен разговаривать! Бетти холодно пос мотрел на незваную гостью, и наклонился к бумагам, лежащим на столе, давая понять, что у него нет времени для разговоров с госпожей Омельченко.
      - Похоже, ты очень занят, сегодня? - обворожительно улыбну лась Раиса. - Да диванчик рядом со мной не присаживаешься, и во обще, чертом смотришь. Что случилось, дорогой?
      - Дела, Раиса, очень много дел. Пожалуйста, приходи в дру гое время. К сожалению, я очень занят.
      - Ну так отвлекись, мой хороший. Важнее дела, с которым я пришла, у тебя нет и никогда не будет. Скажи пожалуйста, ты на здоровье не жалуешься? Или, может быть, заранее пригласить вра ча?
      - У меня хорошее здоровье, Раиса, - голос Бетти дрогнул. - Но если ты пришла с важным сообщением, я готов его выслушать. Пожалуйста, говори.
      Раиса закинула ногу на ногу, так, что обнажились полные белые бедра, откинулась на спинку дивана.
      - Когда-то ты обещал мне помочь заключить контракт с "Форс" и не выполнил своего обещания, - с загадочной усмешкой сказала она.
      - Раиса! Я говорил, что сделал много, очень много! Я рис ковал, чтобы тебе помочь. Убеждал Джека, членов совета директо ров, но ничего не получилось. Ты хорошо знаешь, почему.
      - Ну конечно, Чарли, я все знаю. Но теперь настало время исправлять старые ошибки. Я за этим и пришла.
      - Как ты хочешь исправлять их? - раздраженно спросил Бетти. Не нравился ему этот разговор. Он уже понял, что Раиса
      пришла не случайно. Что же она задумала? Почему смотрит так уверенно? Из-за того, что он вчера встречался с её дочерью? Пусть попробует доказать, что он был в её квартире!
      - Партия новых компьютеров, которая плывет сейчас по бур ным водам океана, должна принадлежать "Спарте", Чарли, - Раиса явно наслаждалась растерянностью хозяина кабинета. Никакой "Ко леи", мой дорогой. Мы сейчас заключаем новый контракт.
      На какое мгновение Бетти по-настоящему испугался. Она су масшедшая? Сейчас достанет из сумочки пистолет и заставит его отдать компьютеры её фирме? Под дулом пистолета он сделает все, что угодно. Только этот, новый, контракт никогда не будет дейс твительным. А Раиса окончит свои дни в тюрьме. Она понимает это? Или у неё другие замыслы?
      - Это невозможно, Раиса, - печально усмехнулся Бетти. - И ты прекрасно знаешь, что компьютеры принадлежат фирме "Колея".
      - Принадлежали, да Чернов отказался от них.
      - Это абсурд, Раиса! Как можно отказаться от того, что су лит огромную прибыль?
      - Об этом ты когда-нибудь спросишь у самого Чернова. А по ка что давай заключим контракт. Посмотри-как эту бумажку, может она кое-что прояснит для тебя, - Раиса вынула из сумочки бланк с аккуратным машинописным текстом, потянулась, бросила на стол перед Бетти. - Это ксерокопия, но в подлинности её можешь не сомневаться, ты отлично знаешь подпись Чернова.
      Бетти с опаской взял бланк, взглянул на него, потом на Ра ису, и углубился в чтение.
      - Это фальшивый документ! - визгливо крикнул он, отбрасывая бумагу в сторону. - Раиса, если ты думаешь, что я стану руко водствоваться в своих действиях этой глупостью - ошибаешься!
      - Станешь, Чарли, ещё как станешь! - с угрозой сказала Ра иса. - Там черным по белому написано, что фирма "Колея" в связи с временными финансовыми затруднениями, просит считать хозяином партии новых компьютеров фирму "Спарта". Печать и подпись. По чему бы тебе официально не оформить их просьбу?
      - Потому что, так нет... не может быть, Раиса! - Бетти снял трубку телефона, - Сейчас я позвоню Чернову и все выясню.
      Раиса встала с дивана, подошла к столу и нажала на рычаг телефонного аппарата.
      - Чарли, Чарли! - с усмешкой сказала она. - Ну почему ты та кой упрямый? Все время пытаешься доставить себе неприятности. Крупные неприятности. Кажется, ты почти миллионер, и все благо даря своей жене, которая является хозяйкой вашего семейного состояния. Сам же рассказывал мне, верно?
      - Что ты хочешь сказать, Раиса?
      - Не сказать, а показать. У тебя есть видеомагнитофон? Бетти, поджав губы, махнул рукой в сторону видеодвойки,
      стоящей на стеклянной подставке в углу кабинета.
      - Хочешь показать мне, как Чернов просит отдать компьютеры твоей фирме, Раиса?
      - Поставь кассету и посмотри сам.
      Пока он включал аппаратуру, Раиса снова уселась на диван, ещё выше задрала правую ногу, скрестила руки под могучей грудью так, что она растянула тонкую шерсть свитера, и соски воинс твенно уставились на хозяина кабинета. Бетти вставил кассету, сел за стол, взял в руки пульт дистанционного управления.
      Но едва увидел на экране себя, со слюнявым ртом и безумны ми глазами ползущего на коленях к девушке, вскочил с кресла, будто ужаленный, заслонил собой экран телевизора, а уж потом выключил его.
      - Да ты посмотри, посмотри внимательнее, Чарльз, - сказала Раиса. Там же ещё столько интересного! Твое мнение о старом осле Джеке, я думаю, понравится ему. А уж как жене понравится, что она старая уродина, которую ты собираешься бросить ради мо лодой девчонки! А потом можешь разбить кассету вдребезги и сжечь пленку в камине. Это копия. Надеюсь, не станешь утверж дать, что я принесла тебе фальшивку? Любая экспертиза докажет, что ты неправ, Чарльз... - неожиданно она вскочила с дивана и закричала. - Как и заявление Чернова! И я пришла сюда не для то го, чтобы разыгрывать тебя!
      - Это... это подло... - пробормотал Бетти, возвращаясь за стол. Ноги отказывались держать его.
      - Подло - когда ты обманул меня осенью девяносто третьего и отдал контракт Чернову! Но теперь у тебя есть возможность исправиться. Надеюсь, ты ею воспользуешься.
      - Что ты хочешь, Раиса?..
      - В экстремальной ситуации ты, полномочный представитель компании в СНГ вправе принимать самостоятельные решения. Вот и принимай! Действуй согласно официальной просьбе Чернова. Компь ютеры - мне. Сейчас заключаем новый контракт. В случае разрыва его - неустойка должна составить миллион долларов.
      - Ты меня убиваешь, Раиса... - простонал Бетти. - Когда Джек узнает, он выгонит меня за такой контракт.
      - У тебя есть письмо Чернова. Этого мало? Послушай, Чарли, ты ведь когда-то клялся, что отомстишь наглому юнцу за то, что заставил Джека игнорировать твое мнение. Помнишь?
      - Да, Чернов отвратительный, наглый тип, но...
      - Никаких "но"!
      - Взамен я могу надеяться...
      - Конечно, Чарли, - Раиса снисходительно улыбнулась. - Изви ни, что пришлось пойти на крайние меры. Я-то надеялась обойтись без них. Думала, ты спасибо скажешь за предоставленную возмож ность посчитаться с Черновым, а ты на меня разозлился, дурачок. Я же тебе не враг, прекрасно это знаешь.
      - Раиса, я хотел... я не хотел... О, я просто не мог усто ять, когда увидел твою дочь Алену! Она так похожа на тебя, она так напомнила мне тебя! И я... как это у вас говорится? Потерял голову. О, да, потерял!
      Раиса лишь усмехнулась в ответ. Юля совсем непохожа на нее, он врал, выпутывался, чертов старый бабник! Но говорить сейчас об этом - только время попусту тратить.
      - Ну так найди свою голову, Чарльз, и давай составим такой контракт, чтобы Чернову тошно стало. И не сомневайся, его пись мо - подлинный документ!
      - О, да, Раиса, я всегда хотел тебе помочь, - с тоской ска зал Бетти.
      - Надюша, у тебя есть что-нибудь от головной боли? - спро сил Лаврентьев. - Кажется, она у меня вот-вот расколется на час ти. Не знаю, на две или на четыре... Как ты думаешь, на сколько частей раскалывается голова, если накануне много выпьешь?
      - Михаил Евгеньевич сказал, что у него - на восемь.
      - Уже раскололась? - удивился Лаврентьев.
      - Нет, я дала ему растворимый аспирин, он выпил и сказал, что теперь, наверное, его голова останется целой.
      - Ну так принеси и мне чудодейственное снадобье. Ты ведь хочешь, чтобы и у меня голова не раскололась, Надюша?
      - Вы такой смешной сегодня, Вадим Павлович, взъерошенный. Конечно, я сейчас принесу вам аспирин.
      Через две минуты она принесла Лаврентьеву стакан, в кото ром побулькивала прозрачная жидкость.
      - Уже можно пить? - спросил Лаврентьев.
      - Подождите немного, когда таблетка совсем растворится, тогда и можно, - сказала Надюша и с любопытством посмотрела на хозяина кабинета. Вадим Павлович, а что это с вами обоими слу чилось? Это потому, что Чернов жениться собирается?
      - А он все ещё собирается? - Лаврентьев не стал ждать, пока таблетка полностью растворится, с жадностью выпил лекарство.
      - Я не знаю. Я не же могу спросить. Вы сказали, что сек рет, никто не должен знать. Но если вы вместе вчера отмечали что-то, наверное, его предстоящую женитьбу. Или нет?
      Вадим поставил стакан на стол и усмехнулся.
      - Ты права, Надюша. Все проблемы от того, что Чернов соби рался жениться.
      - Собирался?
      - Ну да, собирался.
      - А теперь что... передумал?
      - Об этом нужно его самого спросить. Спасибо за помощь, Надюша, ты настоящий друг. Дай мне время, я в конце рабочего дня скажу тебе точно, что он теперь думает по этому поводу. Но пока - тс-с-с-с! - Лаврентьев приложил палец к губам. - Никто ни чего не должен знать. Это наш с тобой большой секрет. Договори лись?
      - Конечно, Вадим Павлович.
      Спустя двадцать минут, когда Лаврентьев почувствовал себя значительно лучше и даже успел изучить два весьма заманчивых предложения об открытии филиалов сборочных цехов на Украине и в Узбекистане, в кабинет вошел Чернов. Он плотно закрыл за собою дверь и мутными глазами уставился на Лаврентьева.
      - Вадим, у нас, похоже, неприятности.
      - Личного плана? - уточнил Лаврентьев. - Я меня - да, уже привык. Неужели и ты, Мишка, совсем потерял голову?
      - Если ты имеешь в виду эту суку, то я потерял голову от её наглости.
      - Ну, ругаться-то не стоит. Судя по рассказам, она тебе ничего плохого не сделала, скорее, наоборот. Ты провел с краси вой девушкой замечательный вечер без секса. О чем ещё мечтать настоящему мужчине?
      - О многом! - с угрозой сказал Чернов. - Мне только что зво нил Бетти. Какой-то странный звонок.
      - Он тоже потерял голову? Помнится, ты рассказывал, что на презентации он пускал слюни, когда смотрел на Юлю.
      - Не знаю, что он потерял, но сказал, что мы потеряли. Партию компьютеров, которая скоро прибывает в Питер.
      - Какую партию... - начал было Лаврентьев, но тут же осек ся, вскочил из-за стола. - Как - потеряли?! Ты что несешь, Миш ка?! Наверное, неправильно понял!
      Чернов сосредоточенно потер лоб, присел на краешек мягкого кресла, достал пачку "Мальборо", закурил.
      - Чего ж тут непонятного, Вадик? Бетти сказал: господин Чернов, мы выполнили вашу просьбу и передали компьютеры другой компании. Если у вас есть, что сказать, приезжайте ко мне в офис, поговорим.
      - Да он свихнулся! - рявкнул Вадим. - Как это - передать другой компании?! Ты что, говорил ему это?
      - Я что, похож на сумасшедшего? Но чувствую, это твоя рос товчанка что-то намудрила.
      - Да что она может?! Это ж - не посадить какого-то забул дыгу, который издевался над нею!
      - Откуда я знаю, может - не может... Но Бетти говорил вполне серьезно.
      - Этот старый козел положил на неё глаз и пытается пока зать, что готов на все! - с возмущением сказал Лаврентьев. - Да только с нами такие шутки не проходят! Поехали к нему!
      - Поехали, - поднялся с кресла Чернов. - А потом я позвоню Майклу и пусть Бетти не обижается. Как только старик Норман выйдет из клиники, Чарльз полетит в Америку подносить калоши своей богатой жене!
      Надюша и её подруга Света из бухгалтерии с изумлением уви дели, как два начальника выскочили из кабинета и помчались к выходу. Света, забежавшая к секретарше попить кофе и узнать, не будет ли прибавки к зарплате в связи с выгодной сделкой по но вым компьютерам, с удивлением сказала:
      - А ты говоришь: оба еле ноги волочут!
      - Светка, я тебе скажу по секрету, Чернов собирается же ниться. Они вчера целый день секретничали, а потом обмывали это решение. А сейчас, я думаю, помчались к невесте.
      - Да ты что! - изумилась Света.
      - Не вздумай никому сказать! - предупредила Надюша.
      - За кого ты меня считаешь, Надька! - обиделась Света.
      Она допила кофе и поспешила в бухгалтерию.
      46
      Две машины, одна за другой, резко затормозили у подъезда особняка на Остоженке. Чернов и Лаврентьев бегом бросились к дверям. Рослый парень в пятнистой униформе вышел из-за деревян ной перегородки.
      - Вы к кому... - начал было он.
      - Да пошел ты! - заорал Чернов. - Что, не узнаешь меня? Где Бетти?!
      Охранник узнал его, молча показал рукой в сторону кабинета и, проглотив обиду, сказал:
      - Он вас ждет.
      Чернов стремительно распахнул двери, в два прыжка оказался у стола, упершись в него обеими руками, наклонился к Бетти.
      - Ну и что все это значит, Чарльз?!
      - Михаил, Вадим, - Бетти привстал, вежливо кивнул, приветс твуя вошедших. - Очень хорошо, что вы пришли. Вопрос очень важ ный, требуется немедленно согласовать наши действия.
      - Какие, к черту, действия? - спросил Лаврентьев. - Будьте добры, объясните свое поведение, Чарльз. У нас за такие шутки знаете, что делают?
      - О, да, конечно, - мрачно усмехнулся Бетти. - Во всем мире так делают за шутки, которые приносят убытки. Господа, прошу вас, садитесь.
      - Спасибо, постоим, - сказал Чернов. - Вы позвонили мне и сказали, что партия компьютеров, которую мы ждем, теперь при надлежит другой фирме. Мистер Норман знает об этом? Вы понимае те, какую неустойку должна заплатить "Форс" за разрыв контрак та? А какие убытки мы понесем, если не выполним обязательства перед своими клиентами?
      - А какие убытки вы понесете за отказ от сотрудничества с "Форс"! холодно сказал Бетти.
      - Что?! - в один голос воскликнули Чернов и Лаврентьев.
      - Прошу вас, господа, успокойтесь, давайте обо всем по по рядку. Итак, господин Чернов, мы выполнили вашу просьбу о раз рыве контракта с нашей компанией. И, принимая во внимание сложное финансовое положение вашей фирмы, решили не настаивать на штрафных санкциях.
      - Какая просьба?! Что вы все время говорите загадками, Чарльз?! закричал Чернов.
      Бетти замер, склонив голову и разглядывая свои морщинистые руки, потом достал из ящика стола листок бумаги, не говоря ни слова, протянул Чернову. Тот в ярости заскрипел зубами, читая текст. Поднял бумагу, разглядывая её на свет, ничего не заме тил, швырнул на стол.
      - Это фальшивка, Чарльз! Вы что, не могли позвонить мне и выяснить, в чем дело?!
      - То есть, вы хотите сказать, что ваша подпись подделана, а бланк фирмы с реквизитами генерального директора - украден?
      - Я хочу сказать, что подпись моя, и бланк никто не воро вал, но текст на нем - фальшивый! - простонал Чернов.
      - Вы хотите сказать, что сами подарили кому-то чистый бланк со своей подписью и печатью фирмы? - язвительно спросил Бетти. - Меня не интересует, зачем вы это сделали. Но результат вам известен. Простите, Михаил, мне казалось, вы знаете, что шутить с такими вещами не следует.
      - Оригинальное признание, - мрачно усмехнулся Лаврентьев.
      - Вы ошибаетесь, господин Лаврентьев, - если Бетти и волно вался, то лишь в начале их встречи. Теперь же он был абсолютно спокоен и холоден. Ничего оригинального в моем заявлении нет.
      - В вашем заявлении много оригинального, Чарльз, но это следствие одного оригинального признания в любви, - сказал Лав рентьев. Но вы могли бы позвонить нам, узнать, не шутка ли это?
      - Передо мною лежит официальный документ, господа.
      - Фальшивый, черт побери! - закричал Чернов. - Неужели вы могли подумать, что я и вправду отдал партию новых компьютеров "Спарте"?!
      - О, я прекрасно помню, как вы готовы были отдать многое для того, чтобы получить благосклонность мисс Омельченко. Я не знаю, как развивались ваши отношения, но этот документ лично для меня не явился неожиданностью. Русский бизнесмен делает ши рокий жест для прекрасной дамы!
      Чернов грохнул кулаком по столу.
      - Да провались она, эта чертова дама! Это не я, а вы сде лали широкий жест для нее, господин Бетти! За наш счет! Вос пользовались фальшивкой и заключили новый контракт с её мама шей. Это вам так не пройдет!
      - Я сейчас же свяжусь с Майклом Норманом, он расскажет от цу о том, что здесь творится и, думаю, вам придется трудно, господин Бетти! - с угрозой сказал Лаврентьев.
      - Я бы не советовал вам это делать, господин Лаврентьев. - Члены совета директоров согласны с моим решением, а мистеру Джеку Норману врачи запрещают волноваться, пока он окончательно ни поправит свое здоровье. Ваша настойчивость может привести к непредсказуемым результатам.
      - Ни хрена себе, - растерянно пробормотал Чернов.
      - О, Михаил, не стоит волноваться успокоил его Бетти. - Мо жет быть, вы мне расскажете, что случилось на самом деле? Вы не делали широкий жест для миссис Омельченко и её дочери?
      - А ведь вы с нею заодно, Чарльз! - сказал Лаврентьев. - По хоже, её дочь очаровала не только Чернова, но и вас. Кстати, её зовут Юлия, а не Алена. Красивая девушка, да? И, похоже, она сполна заплатила вам за труды праведные. Но можете не сомне ваться - это ещё не конец. Она привыкла уничтожать тех, кого использовала для своих нужд. Только здесь, в Москве, уже немало людей пострадали из-за этой Клеопатры. Вы не станете исключени ем, Чарльз. Как только афера с компьютерами закончится, она займется вами. Ждите.
      - Не надо пугать меня, господин Лаврентьев! - визгливо крикнул Бетти.
      Лицо его стало серым, и Вадим понял, что попал в самую точку. Юля добралась и до этого самоуверенного американца.
      Но прежде она добралась до них...
      Юля сидела наверху, в спальне матери, и, наверное, в деся тый уже раз смотрела одну и ту же сцену: Чарльз Бетти просовы вает голову между её ног, потом отлетает назад, потом ползет на коленях, пытается обнять её ноги... Как все это мерзко, отвра тительно! И страшновато. За себя. Когда смотришь со стороны - прямо жуть берет. Разве нормальная девушка может так поступить? Пригласила пожилого человека, сделала все, что бы он не сомне вался, будто она готова уступить ему, а потом оттолкнула, да так, что он человеческий облик потерял... Нормальная - нет. А она разве нормальная?
      Юля усмехнулась и покачала головой. Теперь уже, наверное - нет. Ну и ладно.
      Она хотела отомстить Лаврентьеву - вот и отомстила. И не только за себя, но ещё и за мать, которую он когда-то обманул со своим дружком Черновым. Теперь оба получили по заслугам. Пусть не думают, что можно просто так обижать людей.
      Пусть никто так не думает!
      Правда, было немного грустно после того, как Чернов, сме ясь, рассказал о странной любви Лаврентьева к ростовской бан дитке, которую до сих пор не может забыть. И она его помнит, до сих пор помнит каждое прикосновение его чудесных рук...
      Но теперь нужно думать не об этом. Она спасла фирму матери и станет работать в "Спарте". Сколько всего нового, интересного появится в её жизни! Еще, правда, неизвестно, что это за долж ность такая - генеральный менеджер? Да ничего, разберется со временем! Мать вернулась от Бетти просто счастливая, с новым, очень выгодным контрактом. Долго обнимала её, целовала, даже прослезилась:
      - Юленька, я так мечтала поквитаться с этими негодяями, но никто, представляешь, никто не помог мне! И только ты, Юля, до ченька, только ты сделала это. Не просто помогла, а отомстила за все мои страдания и унижения!
      Да, отомстила! И не стоит больше думать о Лаврентьеве. Он избалованный москвич, из очень обеспеченной семьи, привык, что бы все было так, хочет. А она... Какою он видел ее? Наверное - испуганной замарашкой, с которой можно поиграть и бросить...
      А это она с ним поиграла!
      Еще придется избавиться от Сани Иваненко. С ним все труд неё и труднее жить в одной квартире. Терпеть его... Думала - привыкнет, может быть, и полюбит, парень-то он хороший... Не смогла.
      В комнату вошла мать.
      - Юля, ты чего сидишь тут, скучаешь? Пошли вниз, отпразд нуем нашу победу. Я там стол накрыла, а ещё у нас есть бутылка отличного французского вина.
      - Мама, а мы совсем разорили "Колею", да? Эта фирма теперь закроется? - спросила Юля.
      - Ты, никак, жалеешь Чернова, дочка? - удивилась Раиса.
      Юля не жалела Чернова, и о сотрудниках его фирмы вовсе не думала. Она хотела знать, останется Лаврентьев без работы или нет? Хорошо, если бы он стал бедным. Тогда бы она, может быть, помогла ему. За чудесные руки...
      - Просто хочу знать, что натворила, - улыбнулась Юля.
      - Ничего страшного, можешь мне поверить, - сказала Раиса, присаживаясь на кровать. - Они не разорятся, но понесут убытки из-за того, что не смогли выполнить свои обязательства перед клиентами. По условиям контракта "Форс" получает половину своих денег тогда, когда товар прибудет в Петербург. Вторую половину
      - после его реализации, но не позднее определенного срока, ска жем один месяц со дня получения... Господи, да что я тебе за биваю голову такой ерундой! Пошли в столовую, дочка.
      - Мама, а ведь теперь, после подписания контракта, навер ное, нужно много сделать, да? Получить товар, подумать о дос тавке его в Москву, о складах, рекламе. Столько дел предстоит, прямо ужас! А вдруг мы не успеем продать компьютеры до того са мого определенного срока?
      - Юля, дорогая! Перестань волноваться! Этим как раз и за нимается сегодня Владимир Васильевич, - легкая тень пробежала по лицу Раисы. На самом деле Омельченко занимался совсем другим - выпиской из квартиры на Протопоповском, чтобы можно было её продать. Но говорить об этом не стала. - Ну и пусть поработает, а мы имеем право отдохнуть.
      Внизу у ворот послышались громкие голоса, лай собак. Юля подошла к окну, осторожно отодвинула штору, выглянула во двор и испуганно сказала:
      - Мама, это они приехали!
      - Кто? - насторожилась Раиса.
      - Чернов и Лаврентьев! Стоят у ворот.
      - Ну и пусть себе стоят. Игорь и Костя скажут, что нас нет дома. Никто их не ждет здесь.
      - Но мама! Надо поговорить с ними, узнать, что они замыш ляют! А вдруг захотят спалить дом, как это было в Ростове? Или подкараулить кого-то из нас в темном углу?
      - Нет, Юля, не боюсь. Я же не подсылала к ним киллеров, когда они увели мой контракт. Надеюсь, и у них хватит благора зумия не делать этого, - усмехнулась Раиса.
      - Тогда я пойду узнаю, чего они хотят.
      - Юля! - всплеснула руками Раиса. - Я и сама тебе могу ска зать это...
      Но Юля уже мчалась вниз по лестнице. Набросив на плечи дубленку, она вышла из дома, остановилась на гранитных ступень ках. Потом неторопливо пошла к воротам. Метра два не дошла до них, остановилась, посмотрела на Вадима. Тихо спросила:
      - Чего вы хотите?
      - Посмотреть на искусствоведа из Оксфорда! - криво усмех нулся Чернов. - Которая обожает оригинальные признания!
      - Твое признание было самым оригинальным из всех, которые делали мне, - холодно сказала Юля. - Теперь ты и сам об этом зна ешь.
      - А ты знаешь, что за такие дела бывает?
      - Когда уводят из-под носа контракт? Ну расскажи мне, что же с тобой было в девяносто третьем, когда ты перебежал дорогу моей матери. Так что же тебе за это было?
      - Это совсем другое! - заорал Чернов. - Мы действовали чест но, никого не накалывали!
      - Конечно, другое, - с презрением сказала Юля. - Тогда вы загнали мать в угол, чтобы самим отхватить лакомый кусочек, ез дить на красивых машинах, покупать все, что понравится. А те перь я загнала вас в угол, чтобы мать смогла выплатить деньги людям. Вкладчикам "Спарты"!
      - Ну ты и сука! - сквозь зубы процедил Чернов. - Садись в машину, поедем к Бетти, и ты подтвердишь, что я написал на том бланке совсем другое! Это твой последний шанс!
      Юля подошла к воротам почти вплотную, уставилась на Черно ва немигающим взглядом, в котором полыхали голубые молнии. Нес колько минут он с бешенством смотрел в её глаза, а потом опус тил голову.
      - Да ты просто ведьма!
      - Уезжай отсюда, - сказала Юля. - И не вздумай больше ос корблять меня. Это очень дорогое удовольствие, понятно?
      - Юля, зачем ты это сделала? - спросил Лаврентьев.
      - А ты зачем оскорблял меня в больнице?
      - Черт возьми! Ты же видела, что у меня с головой! Я же потом пришел к тебе, чтобы все по-человечески объяснить. Но ты и слушать не захотела.
      - А что у тебя с головой? Ты посмотри на себя, бегаешь, как жеребец. Была царапина, шишку набили, так что? Из-за этого следовало орать на меня, да? Гадости всякие говорить?
      - Юля, почему ты сразу не сказала мне, кто твоя мать? В первую нашу встречу, помнишь, когда я тебя перевязывал? И по том... Я бы помог тебе.
      - Потому что тебя сразу не интересно было со мной разгова ривать. А потом интересовало только одно. Сам знаешь, что!
      - Теперь меня интересует другое.
      - Я знаю. Деньги. Помнишь, Вадим, я говорила тебе, что ещё пожалеешь о своем поведении? Я была права!
      - Нет, Юля, не деньги. Ты сама только что сказала: тогда тебя интересовало одно. Значит, есть и другое, верно? Мы могли бы поговорить, решить все наши проблемы. Но ты сделала это не возможным...
      Чернов с недоумением посмотрел на Лаврентьева.
      - Ты чего несешь, Вадим? Забыл, что она ограбила нас?!
      - Мы сами себя ограбили, Миша, - хмуро сказал Лаврентьев. Охранники с удивлением поглядывали то на Юлю. то на двух
      бизнесменов. Они совершенно ничего не понимали.
      - Прощай, Юля, - сказал Лаврентьев. - Я уверен, что эти деньги не принесут тебе счастья. За них ты продала то самое, другое. Душу свою. Ну вот и все. Думаю, мы больше никогда не увидимся. Прощай...
      И, низко опустив голову, он зашагал к машине.
      Чернов заскрежетал зубами, злобно посмотрел на Юлю. Хотел сказать, как он с нею расправится за такие дела, как он ее!.. Но лишь махнул рукой.
      - Скажи Раисе, я хочу поговорить с ней. И с тобой ещё по говорю, от меня не спрячешься. Поняла, ты!..
      Но Юля не слышала и не видела его. Она смотрела вослед Лаврентьеву. Хотелось побежать за Вадимом, схватить за рукав, сказать: ну что же ты, дурак, делаешь?... Да что толку? Теперь его нельзя было остановить, нельзя было вернуть. Он и вправду уходил навсегда.
      - Так и передай... - снова заговорил Чернов, но Юля оборва ла его.
      - А ну вали отсюда, придурок несчастный! - закричала она.
      - Ну, дела! - протянул Игорь. - Я-то думал, думал: серьезные разборки начинаются. А она выходит - и мужики быстренько линя ют. Слушай, Юлька, ты классно отшила их!
      - Заткнись! - сказала Юля и медленно пошла к дому.
      - Вадик, садись в мою машину, поговорить надо, - резко ска зал Чернов.
      Лаврентьев кивнул, подошел к "Мерседесу" генерального ди ректора, открыл дверцу и замер, глядя, как исчезает за дверью роскошного особняка смуглая девушка в распахнутой дубленке. По том плюхнулся на переднее сиденье, откинул голову на спинку, ожидая руководящих указаний.
      - Мне не нравится твое поведение, Вадим! - Чернов сел за руль, хлопнул ладонью по колену. - Что за чушь ты нес? Надо было привезти её к Бетти и заставить признаться в подлоге!
      - Мишка, ты сейчас говорил с красивой девушкой. Совсем не давно ты был от неё без ума, собирался жениться. Такое с тобой
      - впервые на моей памяти. Неужели ничего не осталось в душе?
      - Какая, на хрен, душа, Вадик?! - закричал Чернов. - Ты же видишь, кто перед тобой. Подлая бабенка, аферистка! Сучонка, которую нужно отвезти за кольцевую и сделать то, что нужно де лать с такими. Тогда она поймет, с кем имеет дело!
      - Она уже прошла через это, Мишка...
      - И ни хрена не поняла? Значит, нужно ещё раз проучить её. И так - до тех пор, пока ни будет знать свое место, тварь нес частная! Сука! Ну да, телка видная, так и разговаривать с нею надо, как с телкой!
      - Что же не разговаривал тогда, когда она приходила к те бе? Не подписывал бы в пьяном виде идиотские признания на офи циальном бланке, был бы сейчас спокоен.
      - Кончай хреновину городить, Вадик! Это же все из-за тебя получилось! Ты подобрал её на улице, притащил к себе. Получил по башке, разозлил её, не пошел на презентацию, вот я и попал ся! Если б ты не затаскивал к себе в квартиру всякую дрянь с улицы, я был бы сейчас спокоен! Но ты, вместо того, чтобы исп равлять свои ошибки, разговариваешь тут с нею! Нашел, с кем разговаривать!
      - Значит, в том, что случилось, я виноват?
      - А кто же? Она специально на тебя вышла, тебе мстить со биралась! А пострадала вся фирма.
      - Во всяком случае, я с ней о делах не говорил. О том, что жду крупную партию выгодного товара, не хвалился. И вообще, это мое личное дело. А вот ты сделал глупость, Мишка! И не надо сваливать все на меня.
      - Она вынудила меня это сделать! Потому, что хотела отомс тить тебе! Это личные дела, да? Когда впереди маячат убытки на пару "лимонов" баксов личные?
      - Она хотела отомстить мне ещё и за то, что когда-то я увел от её матери Нормана, - усталым голосом сказал Лаврентьев. - И ты помог ей. По дурости помог. Уши развесил: искусствовед, бриллианты! И - давай писать чушь собачью на официальном блан ке. Да ещё и, как я теперь понимаю, не своей авторучкой! О чем ты тогда думал, о себе или о фирме?
      - Если бы ты ни подобрал её на улице, не было бы никаких бланков!
      - Ты уверен?
      - Уверен!
      - А я - нет. Она бы все равно нашла способ отомстить нам за девяносто третий год. И ты бы все равно подарил ей официаль ный бланк с печатью и подписью! Хоть бы со мной посоветовался, когда собирался встретиться с ней.
      - Короче, Вадик, это не разговор. Что бы там ни было, сей час надо думать, как заставить её дать задний ход! Но ты, как я посмотрю, и не собираешься думать об этом! Тебе сейчас важно сказать ей красивое: прощай! Выяснить, кто кого оскорбил! Ты сам понимаешь, что дальше нам трудно будет работать вместе.
      - А ещё я виноват, что сосватал тебе Нормана, - мрачно ус мехнулся Лаврентьев. - Да пошел ты! Можешь и дальше признаваться в любви на официальных бланках, да побольше печатей ставить. Глядишь, совсем богатым станешь!
      Он выскочил из "Мерседеса", решительно зашагал к своей ма шине.
      - Сам пошел! - заорал Чернов.
      "Мерседес" рванулся с места и, стремительно набирая ско рость, помчался по гладкому асфальту широкой улицы к Рубле во-Успенскому шоссе.
      47
      Омельченко, заложив руки за спину, взволнованно ходил по просторной столовой. Его и жену выписали из московской кварти ры, документы на продажу были полностью подготовлены. И кварти ры, и коттеджа с мебелью, и обеих машин. Раиса уже не возражала против того, чтобы уехать на Мальту, но через две-три недели, когда будет покончено с делами. Потом Владимир Васильевич зас кочил на полчаса в свой офис, позвонил знакомому полковнику с Петровки, 38 и узнал, что генерал Чернов настаивает на возбуж дении уголовного дела против Раисы. Если настаивает генерал, так оно, обычно и случается. Это встревожило Омельченко.
      - Перестань маячить перед глазами, Володя! - раздраженно сказала Раиса. - Ты действуешь мне на нервы.
      - Легко сказать - перестань! Пойми же ты наконец, Рая, не о себе забочусь, о тебе! Может быть, уже завтра они возьмут с тебя подписку о невыезде. А это значит - мы не сможем спокойно уехать! Они тебя сожрут, Рая. После того, что вы сотворили с фирмой сына Чернова, генерал найдет способ упрятать тебя за ре шетку надолго. Можешь не сомневаться!
      - Не кричи, Володя. Юля может услышать.
      - Не услышит. Рая, даже если они ничего не найдут против тебя подбросят, спровоцируют! Ты же затеяла игру с огнем.
      - Да все я понимаю, Володя, - Раиса обхватила голову рука ми, зажмурила глаза, пытаясь найти выход из создавшегося поло жения. Очень опасного для неё положения. - Все понимаю... но что же делать?
      - Уезжать. Немедленно.
      - И все бросить?
      - Продать. В этом есть два плюса. Во-первых, деньги приго дятся нам на Мальте, я уже говорил это, а во-вторых - здесь не чего будет конфисковывать, если они решатся на это. Нечего! До кументы готовы, завтра я решу все вопросы и ночью мы можем уле теть.
      - И все бросить... - еле слышно повторила Раиса.
      - Да почему все, Рая?!
      - Потому, Володя, что у нас чемоданов не хватит взять с собой даже одежду, не говоря уже о прочих мелочах, к которым я привыкла! Хорошо, мы продадим дом, квартиру, машины, мебель. А как быть с картинами, сервизами, шубами, с техникой, книгами?
      - Это придется оставить.
      - Очень глупо. А с контрактом, который мы с Юлей выбили из Чарльза? Подарить Чернову?! А на кой черт мы тогда мучились? Ты мямлил, мямлил, да так ничего и не мог сделать! А моя девочка приехала и заставила этих подлецов локти кусать! Заставила! А теперь, значит, все это - коту под хвост?!
      - Я тебе честно признаюсь, Рая, мямлил потому, что не хо тел злить генерала Чернова. Мы их не трогаем, они - нас.
      - Ах, так, да?! Значит, мне плюнули в лицо, а я не должна их трогать? Чтобы чего худшего не вышло? Ты это хотел сказать?!
      - Это. Но вы с Юлей все-таки добились своего. Теперь гене рал вцепится в тебя, как бульдог, и не отстанет до тех пор, по ка ты не окажешься там, где ни картины, ни шубы уже не понадо бятся. Кстати, насчет контракта у меня есть одно соображение. Мы сделаем так, что ваш труд не пропадет.
      - Что именно, Володя?
      - Отдадим его "Колее" скажем... за двести тысяч долларов. Тут выгода обоюдная. Нам это дело сейчас все равно не поднять, силы не те, а Чернову придется платить огромные штрафы клиен там. Двести тысяч - это компенсация наших материальных и мо ральных издержек в девяносто третьем году. Ну, Рая? Я сегодня же поеду в офис, приглашу туда Чернова и решу этот вопрос.
      - Неплохо, - согласилась Раиса. - Но есть ещё один, самый главный вопрос. Как быть с Юлей?
      - Она ни в коем случае не должна знать о нашем отъезде! - всполошился Омельченко. - Ты видишь, какой у неё характер? Я не представляю, что натворит эта девчонка, когда узнает, что ты не заплатила вкладчикам ни рубля!
      - Так что же, бросить её здесь, на съедение Чернову и Лав рентьеву?
      - Ну почему же... Оставим ей тысяч десять, на первое время хватит. Пусть уезжает в Ростов...
      - Ей туда нельзя возвращаться!
      - Ну, в Краснодар или ещё куда... Не пропадет.
      - Володя! Иногда мне хочется стукнуть тебя чем-нибудь тя желым. Ты прав, говорить ей о нашем отъезде нельзя. Но я не брошу свою девочку на произвол судьбы. Если ты договоришься с Черновым, он не станет её преследовать. А жить она будет... Вот здесь!
      - Где - здесь? - не понял Омельченко.
      - В этом коттедже. У меня тоже есть идея, Володя. Пожа луйста, выслушай меня внимательно. Мы продаем квартиру в Прото поповском вместе с мебелью. Продаем машины. А коттедж продаем Юле. Это сделает после нашего отъезда Петр Иванович Лукоянов по моей доверенности. Он адвокат и наш друг. И - честный человек.
      - Погоди, погоди, Рая! Как - продаем?
      - Так, без денег! Петр Иванович знает, как это сделать. И тогда получается вот что: коттедж у Юли никто не сможет конфис ковать - раз. Она перевезет сюда все вещи, кроме мебели, из Протопоповского, и, значит, они сохранятся - два. Юле будет, где жить - три. А нам будет, куда приезжать четыре! Кто зна ет, если все успокоится, может я захочу вернуться в Москву, нянчить внуков - сюда и вернусь.
      - Ну да, про внуков я не подумал... - растерянно пробормо тал Омельченко. - Но мы теряем на этом...
      - Заткнись! - крикнула Раиса, и глаза её блеснули, совсем как у Юли, когда та разговаривала с надоевшим охранником. - Если Чернов даст двести тысяч отступного - я лично ничего не теряю! То, что Юля наказала подлых юнцов, стоит ещё больше.
      Омельченко присел на стул, долго чесал затылок, потом бро сил на жену короткий взгляд.
      - Допустим, я соглашусь с твоими доводами, Рая. Но... Ты уверена, что девчонка все поймет правильно? Мы ведь ничего не сможем ей объяснить.
      - Я оставлю письмо. А позже, когда все успокоится, буду звонить Юле. Она поймет.
      - Тогда... Рая, у нас мало времени, а сделать нужно очень много. Хорошо бы отправить её на Протопоповский до... до после завтра. Ты можешь что-нибудь придумать?
      - Попробую. А ты звони Петру Ивановичу, пусть приезжает, нужно все обсудить.
      - Значит, в путь, Рая? Наконец-то я уговорил тебя! Уедем из этой страны дураков, будем жить на берегу теплого моря, гу лять под пальмами, ловить рыбу... Даже страшновато: а вдруг кто-то помешает этому?
      - За сутки вряд ли что изменится, Володя, - вздохнула Раи са. Посмотрим, что из этого получится. Но, во всяком случае, потом будет, куда вернуться. Здесь места хватит для всех...
      - Раз, два, три, четыре! Я буду генеральным менеджером, хотя и не знаю, что это такое! Я буду - как Вадим! Ездить на иномарке и покупать все, что вздумается! А потом заработаю столько денег, что куплю его самого! Или только его замечатель ные руки! Он будет моим личным массажистом! приговаривала Юля, подпрыгивая и размахивая руками.
      Она занималась аэробикой, повторяя движения за двумя сим патичными девушками на экране телевизора. Нашла у матери видео кассету, посмотрела и... решила позаниматься. Музыка бодрая, упражнения легкие, почему бы и нет? Только вот девушки на экра не были совсем голые. Но уж в этом Юля не стала следовать за ними. Надела один из пяти тренировочных костюмов матери.
      Занятие это оказалось увлекательным, Юле так понравилось, что от былого уныния после сегодняшней встречи с Вадимом и сле да не осталось. Интересные мысли стали приходить в голову. Одна из них была просто чудесной: заработать много денег и сделать Вадима личным массажистом. А если он станет отказываться - ра зорить его фирму!
      - У тебя отлично получается, Юлька! - сказала Раиса, входя в спальню. - Я рада, что ты нашла себе занятие по душе, а то все скучала.
      - Здесь больше и заняться нечем, мама. На улице грязь, слякоть, противно выходить из дому. Слушай, а почему эти дев чонки, инструкторши по аэробике - голые?
      Раиса не ожидала этого вопроса, замялась, подыскивая под ходящий ответ.
      - Ну, наверное... так им удобнее.
      Юля засмеялась.
      - Так удобнее смотреть, мама! Твоему дорогому мужу. Приз найся, это его кассета?
      - Он купил её, да. Но я тоже занималась, когда было время. И как-то не обращала внимания, голые они или нет. Юленька, ско ро у тебя будет занятий столько, что и ты на подобные мелочи не станешь обращать внимания. Владимир Васильевич был в нашем офи се, там уже подготовлен тебе кабинет на втором этаже с красивым столом, кожаным креслом на колесиках, с компьютером. Послезавт ра ты выйдешь на работу.
      - Как здорово, мама! - Юля крепко обняла мать, поцеловала в щеку. Только... я совсем ничего не знаю. Ты объяснишь мне, что нужно делать, мама?
      - Ну конечно, доченька. Я так рада, что мы будем работать вместе... Раиса шмыгнула носом, смахнула пальцем слезу, пока тившуюся по щеке.
      - Если рада, почему плачешь, мама? - удивилась Юля.
      - Потому что так долго ждала этого, Юля. Ты у меня умница, работать рядом с такой дочерью - счастье... А потом, глядишь, станешь хозяйкой всей фирмы. У меня здоровье уже не то, да и Владимир Васильевич устал работать. Мы будем твоими консультан тами, а ты - хозяйкой.
      - Ой, до этого ещё далеко, мама! Сперва нужно разобраться, что к чему, а уж потом думать о повышении. Так значит, после завтра уже?
      - Да, Юля, послезавтра. А сегодня, я думаю, тебе нужно вернуться на Протопоповский, решить вопрос с твоим приятелем. Я не хочу тебе указывать, но, по-моему, вам пора расстаться.
      - Я же сказала, мама, сама решу! - упрямо поджала губы Юля.
      - Дело в том, что ты теперь не просто девушка Юля, а один из руководителей фирмы. Должна понимать, что Чернов и Лавренть ев не простят нас. Могут возникнуть проблемы, ты ведь знаешь, что отец Чернова милицейский генерал. Нам это ничем не гро зит, а твой Иваненко останется без работы - это в лучшем слу чае. По-моему, он парень хороший, не нужно подставлять его. Ты понимаешь, что я имею в виду?
      Юля глубоко вздохнула, внимательно посмотрела на мать и кивнула. Действительно, Саня - милиционер, а она - один из ру ководителей фирмы, которая утерла нос фирме генеральского сын ка. Теперь им лучше не встречаться.
      - Хорошо, мама. Сегодня он придет туда, и я ему все скажу. Ты права, не стоит его подставлять, хотя... Он подумает, что я его бросаю.
      - Это нужно сделать ради него, Юля. С тобой поедет Игорь, он позаботится о безопасности.
      - Что же я, буду жить с Игорем в одной квартире?
      - Юленька, дочка, он порядочный человек и хороший специа лист... своего дела. Раньше служил в "Альфе". Можешь не опа саться его. Завтра нас не будет дома, улетаем с Владимиром Ва сильевичем в Питер, договариваться о встрече товара. Но после завтра вернемся. Ты не скучай, сходите с Игорем в Центр, купи себе какой-нибудь красивый, строгий костюм. Деньги у тебя ещё есть?
      - Ой, мама, денег у меня ещё полно! Теперь я у тебя ни рубля не возьму, потерплю до первой зарплаты. Значит, на работу мне послезавтра, да?
      - Да, дочка. Встретимся в офисе. Утром Игорь привезет те бя, и вообще, я думаю, он будет твоим личным водителем и телох ранителем. Послезавтра я тебе все покажу и расскажу... - Раиса всхлипнула, принялась протирать пальцами глаза.
      - У тебя что, неприятности, мама? - встревожилась Юля.
      - Я все ещё не могу привыкнуть к мысли, что мы теперь вместе... Что у меня такая чудесная девчонка - моя Юлька...
      - Я тоже рада, мама. Ну так что, я буду собираться?
      - Пойдем, я вначале покормлю тебя, а потом поедешь.
      48
      Юля почувствовала, что у матери какие-то неприятности, но не придала этому значения. Может быть, волнуется перед завтраш ней поездкой в Питер, а может переживает за Бетти, они ведь когда-то были друзьями... Послезавтра придет на работу и поти хоньку выяснит, что к чему. А сейчас её больше волновал скорый приход Иваненко. Он ведь должен прийти, вчера они так и не смогли увидеться после того, как она вытурила старика Бетти из квартиры. Он придет, а она скажет... Что она может сказать ему? Спасибо, Саня, ты мне больше не нужен? Он знал, что рано или поздно она ему скажет это. И она знала. Мог бы сам уйти, что-нибудь придумал и ушел бы... Но нет. Мужчины не уходили от неё по доброй воле.
      Игорь привез её в Протопоповский переулок и пошел следом в квартиру.
      - Что ты собираешься там делать? - спросила Юля.
      - Охранять твое тело, - с усмешкой ответил Игорь.
      - Попробуй только приставать ко мне! Я не посмотрю, что ты специалист и все такое!
      - Если ты очень попросишь, может и пристану, - сказал он, внимательно глядя по сторонам. - А сейчас, пожалуйста, не отвле кай меня от работы.
      Больше она не разговаривала с Игорем. Да и он не обращал на неё внимания. Заходила в кабинет - он уходил на кухню. Если она появлялась там, он молча шел в спальню. Как будто все время убегал от нее.
      Но Юля не обращала на это внимания. Ее волновал скорый приход Сани. Она не долго ждала. Около семи в дверь позвонили.
      - Стой! - крикнул Игорь, заметив, что Юля направилась в прихожую. Отойди. Лучше - куда-нибудь подальше.
      - Да это Саня пришел, - сказала она.
      - Неважно, кто, - сказал Игорь громким шепотом. - Если все нормально - я позову тебя, - он подошел к двери, встал боком, осторожно посмотрел в "глазок". Потом спросил. - Кто?
      - А ты кто такой? - удивился Иваненко. - И что делаешь в этой квартире? Юля! В чем дело?!
      - Да Саня это, Саня! - сердито сказала Юля. - Открой ему дверь, или пусти, я сама открою!
      Игорь послушно отошел в сторону. Юля распахнула дверь, посторонилась, пропуская в квартиру Иваненко, который стреми тельно ворвался в прихожую, едва не столкнувшись с Игорем.
      - Ну и что все это значит? - мрачно спросил Иваненко. - Тебя вчера дома не было, сегодня я звонил - не мог тебя застать! А теперь - это хмырь стоит передо мной! В чем дело, Юля?
      - Саня, я тебе сейчас все объясню, - торопливо сказала Юля, отходя назад. - Это Игорь, мой телохранитель. Мама приказа ла ему, чтобы он был здесь. Понимаешь, теперь все изменилось...
      - Все осталось по-прежнему, это ты изменилась, Юля. Послу шай, неужели и вправду, деньги так портят людей?
      - Саня, ты хочешь есть? Давай, я покормлю тебя и все поти хоньку объясню. А то ты голодный и злой.
      - Знаешь, Юля, я сыт по горло твоими странными делами! - резко сказал Иваненко. - Не надо меня кормить. Может быть, мы теперь втроем будем спать?
      - Ну, как хочешь, - сказала Юля и усмехнулась. Вспомнила, как почти то же самое говорила невеста Вадима, когда увидела её. - Мы не будем спать втроем, теперь я буду спать одна.
      Она повернулась и пошла в спальню. Иваненко двинулся сле дом. Игорь запер обе двери, стальную и обычную, и остался в прихожей.
      - Что значит одна, Юля?! - закричал Иваненко, входя в спальню. - Я места себе не находил, переживал за тебя, черт его знает, чем закончилась твое свидание с этим козлом американс ким! Наконец-то увидел тебя, а тут какой-то мужик по квартире шастает! И сама ты на себя не похожа!
      - Не смей на меня орать, ясно?! Сказала же: покормлю тебя и все объясню, но ты и слушать не хочешь! Только знай себе удивляешься: то не так, это не так! Да! Все теперь не так, все изменилось, об этом и хотела тебе рассказать. Ты будешь слушать или нет?
      Иваненко сел на кровать, искоса посмотрел на Юлю, отчаянно махнул рукой.
      - Да что там рассказывать, Юлька! Ты хочешь от меня изба виться, верно? Но почему? Я же ради тебя на все готов, я люблю тебя... Какой, к черту, телохранитель? Могла бы позвонить мне, я бы все бросил и прибежал. Сам бы сдох, а тебя в обиду не дал! Сколько можно говорить об этом?
      - Саня, ты хороший, ты мне очень-очень помог, - тихо сказа ла Юля. Она присела рядом, ласково погладила его короткие русые волосы. - Я тебе очень благодарна и старалась доказать это... Но сейчас мы не должны встречаться.
      - Почему, Юля?
      - Потому что все получилось, как мы с тобой задумали. Я теперь генеральный менеджер маминой фирмы. Вроде, как началь ник. Послезавтра выхожу на работу, мне уже там кабинет пригото вили, даже с компьютером, представляешь?
      - Послезавтра?
      - Ну да! Чернова посадили в лужу, но у него отец - гене рал. Мне-то он ничего не сделает, а вот у тебя, Саня, могут быть неприятности. Поэтому и прошу тебя: не приходи сюда и во обще, нам пока нельзя встречаться.
      - Юля, не говори глупостей! Я давно знал, что у меня могут быть неприятности, но даже не думал о том, чтобы оставить тебя! Поздно уже мне бояться генерала, Юля! В конце-концов, могу уйти со службы, найду себе работу в частной фирме... Ну? Скажи, что я тебе нужен, Юля!
      - Нет, Саня, ты мне сейчас не нужен, - твердо сказала Юля. - Она встала с кровати, посмотрела на него грустным взглядом. - Я ведь говорила, что ничего тебе не обещаю. Ты хороший парень, ты мне нравишься, но... это совсем другое. Не надо из-за меня бро сать службу. Не надо, Саня...
      - Значит, так, да?
      - Так... Если хочешь, я тебя покормлю.
      - Нет, Юля, я хочу другое. Я хочу тебя, - он вскочил на но ги, шагнул к ней. - Мы не можем так просто расстаться, Юля. Мы сейчас закроем дверь на шпингалет и... В последний раз. Ты ведь не прогонишь меня?
      Юля шагнула назад, уперлась спиной в стену.
      - Нет, Саня. В квартире посторонний человек... и я не хо чу. Пожалуйста, уходи.
      - Я не могу, Юля! - он схватил её за плечи, притянул к се бе, попытался поцеловать.
      - Да нет же, нет! - закричала она. - Не надо, Саня!
      - Я знал, что мы расстанемся, Юлька... И ты станешь чужая! И даже не посмотришь в мою сторону, я знал, знал... - исступлен но бормотал Иваненко. - Хорошо, я уйду, уйду, но позволь ещё раз... последний раз, Юлька! Я хочу запомнить тебя, всю тебя, запомнить каждую минуту, каждую секунду с тобой! Навсегда, на всю жизнь запомнить...
      Она могла бы его понять, могла бы уступить ему, но эти ру ки!.. Сильные, грубые, как стальные клещи, жадные, жестокие - слишком хорошо были знакомы ей. Руки Котова и Кочегара, Рогату лина и его брата Аркана, Колготина...
      - Оставь меня! Не смей! - с ненавистью крикнула Юля, изо всех сил пытаясь высвободиться из его объятий.
      Иваненко опустил руки, с таким изумлением посмотрел на Юлю, будто только что, совершенно неожиданно для себя, увидел её. А может, так оно и было: эту Юлю, с перекошенным от нена висти лицом он и вправду видел впервые.
      - Юля... я... прости, Юля, - забормотал Иваненко, медленно отходя к кровати.
      В спальню вошел Игорь, равнодушно посмотрел на лейтенанта.
      - Ну что, сам свалишь, или помочь? - спросил он.
      - Что ты сказал?! - прохрипел Иваненко. И вдруг понял, кто виноват в том, что Юля разговаривает с ним, как с чужим челове ком, смотрит, как на гнусного насильника! Ведь когда этого те лохранителя не было в квартире, она и разговаривала и смотрела совсем по-другому!
      - Не смейте устраивать драку! - закричала Юля, бросаясь между ними.
      - А мы и не будем, - усмехнулся Игорь. - Ломать мебель в та кой квартире - дорогое удовольствие.
      Он подошел к тумбочке, наклонился, распахнул дверцу. Вык лючил видеомагнитофон, вытащил миниатюрную кассету и демонстра тивной сунул в карман своей куртки.
      - Юля? - повернулся к ней Иваненко.
      - Я тебе все объясню... лейтенант, так, да? - сказал Игорь. - Так вот, лейтенант, здесь зафиксирована попытка изнаси лования. Тебе и так скоро несладко придется, а уж с таким дока зательством - сам знаешь, куда попадешь. И то, что с тобой сде лают там - знаешь.
      Иваненко разжал кулаки, машинально пригладил волосы, пока чал головой, мрачно усмехнулся.
      - Так вот оно в чем дело! За что боролись, на то и напоро лись, получается... Ну что ж, спасибо тебе, Юлька. Ты выбрала верный способ избавиться от меня навсегда.
      - Ничего я не выбирала, - растерянно сказала Юля и поверну лась к Игорю. - Кто тебе разрешил включать камеру? Откуда ты во обще знаешь о ней?
      - Раиса Федоровна посоветовала. Она догадывалась, что лей тенант не уйдет просто так, начнет скандалить. Не драться же мне с ним в квартире? Сама понимаешь, что после этого здесь бу дет. Полный разгром.
      - Сейчас тут нет Раисы Федоровны, есть я! И я отвечаю за все! крикнула Юля. - Немедленно отдай мне кассету! Ты слышишь, Игорь? Сейчас же отдай!
      - Не надо устраивать спектакль, - сказал Иваненко. - С тобой все ясно, Юля. Я ни о чем не жалею и не обижаюсь на тебя. День ги, квартиры эти - нужно отрабатывать. Даже ценой предательства своих друзей. Прощай.
      Опустив голову, он пошел в прихожую.
      - Саня, погоди! - закричала Юля. - Я же ничего не знала! Я и не думала, что камера включена! Честное слово, не знала! Игорь, ты слышал, что я сказала?
      Игорь протянул ей кассету и сказал:
      - Если возникнут проблемы, отвечать будешь ты.
      - Саня! - Юля побежала в прихожую, схватила его за рукав. - Саня, смотри, вот она, эта кассета! Смотри, что я с ней сделаю сейчас! - он с силой швырнула её в стену. Брызнули пластмассовые осколки, зазмеилась, падая на пол, коричневая лента. - Все, ни чего уже нет. Видишь, я не хотела этого! Ну почему ты обижаешь ся, уходишь такой злой? Мы ведь можем расстаться по-хорошему.
      - Нет, Юля, уже нет. Забудь обо мне. У тебя есть грамотный телохранитель, в конце-концов, можете сделать другую запись, где ты не будешь орать и вырываться, потом посмотрите, получите удовольствие... Счастливо оставаться!
      - Если ты думаешь, что я... Он тоже сейчас уйдет, Саня!
      - А это меня уже не волнует, - сказал Иваненко.
      Он распахнул дверь и вышел из квартиры.
      Юля посмотрела на Игоря. Ничего хорошего этот взгляд не предвещал телохранителю.
      - Значит, так ты охраняешь меня, да? А если придут настоя щие бандиты, тоже включишь камеру и заснимешь, как меня убивать будут?
      - Придут настоящие, придумаем что-нибудь другое... более настоящее, спокойно ответил Игорь.
      - Тебе не нужно ломать голову, дорогой! Я уже все придума ла. Пошел вон из этой квартиры!
      - Я бы пошел, но мои профессиональные обязанности не поз воляют этого сделать. Раиса Федоровна попросила не оставлять тебя без присмотра. Ситуация непростая.
      - А мне плевать на твои обязанности И на ситуацию, и на... - Юля хотела добавить: Раису Федоровну! Но вовремя вспом нила, что это её мать. Сказала же - пошел вон! Приперся сюда и устраивает мне всякие гадости! Да ты знаешь, что и Саниного ногтя не стоишь?!
      - Это я уже понял.
      - Ничего ты не понял! То, что было между нами - это наши дела, и никто, никакой тупой охранник не имеет право вмешивать ся! Ну что, мне ещё десять раз повторить, или ты сам догадаешь ся, наконец, убраться?
      - Догадаюсь, если ты настаиваешь. У меня найдутся и более приятные занятия, чем торчать в квартире с неврастеничкой. На пиши расписку, я уйду.
      - Какую тебе ещё расписку?
      - Такую, что ты , фамилия, имя, настаиваешь, чтобы я, должность, имя, в таком-то часу покинул квартиру. Всю ответс твенность за возможные последствия принимаешь на себя. Дата. Подпись.
      - Не переживай, напишу!
      Юля побежала в кабинет, написала все, что требовал Игорь, вынесла ему листок бумаги. Он внимательно прочитал написанное, удовлетворительно кивнул.
      - И еще... ну, это можешь на словах объяснить. Когда мне завтра приехать к тебе?
      - Послезавтра! В половине девятого жди меня у подъезда. Поедем в офис. До этого я тебя не желаю видеть!
      - Послезавтра? Тогда напиши об этом, - он вернул Юле бума гу. - За полтора суток всякое может случиться.
      Юля написала.
      - Теперь все? Ты уберешься?
      - Да. Только один совет напоследок: не выходи из квартиры до послезавтра, никому не открывай и в случае чего, звони мне. Телефон в книжке на журнальном столике. На букву "И". Игорь.
      Юля заперла за ним обе двери и замерла посреди прихожей.
      - Нехорошо-то как получилось... - сказала сама себе.
      49
      По телевизору показывали президента. Красивый костюм от лично сидел на нем, а пышные волосы были тщательно уложены и, наверное, опрысканы специальным президентским лаком. Он хотел ещё долго быть президентом и теперь сердито ругал нехороших чи новников, которые не платят людям зарплату.
      - Очухался во мраке, - сказала Юля, взяла пуль дистанцион ного управления и выключила телевизор.
      И сама оказалась если не во мраке, то уж в полумраке - точно. А поскольку квартира, в которой она жила несколько дней уже, сегодня казалась чужой, холодной и даже враждебной, то этот полумрак был пострашнее того мрака, в котором, по её мне нию, очухался президент, узнавший, наконец, что людям не выдают зарплату.
      Юля сидела на кровати, поджав под себя ноги. Торшер осве щал угол комнаты, а из других, темных углов, казалось, ползли к ней черные тени. Того и гляди, взметнут свои холодные щупальца на кровать, обовьют ими её тело...
      Она включила люстру, потом спрыгнула с дивана, побежала, включила свет в прихожей, и во всех других комнатах. Еще раньше она плотно закрыла жалюзи в кабинете, задернула шторы в спальне и на кухне.
      Но и в ярко освещенной квартире было страшно находиться одной. Юля не раз уже подумала, что если она прогнала Игоря, можно было оставить Саню. А он после того, что случилось, не остался бы... Ну тогда не следовало прогонять Игоря. Но опять же, после того, что случилось, она смотреть на него не могла спокойно. Вот и получилось так, что ушли оба.
      А она осталась. И сидит в пустой квартире, дрожит от стра ха. И дверь вроде бы стальная, крепкая, такую попробуй, выбей, и высоко - шестой этаж, а нет на душе покоя и все тут. И в го лову всякая чертовщина лезет, вроде взорванных дверей, видела в американских фильмах... А что, могут и взорвать. И гранату мо гут запустить в окно. Свету много, даже за шторами видна, на верное, её тень. Если и не гранату, так из винтовки пальнуть с пустынной улицы - ничего не стоит...
      Юля выключила люстру и снова оказалась в полумраке.
      За окном, взвизгнув тормозами, остановилась машина. Послы шались громкие голоса. Юля на цыпочках подошла к окну, чуть-чуть отодвинула штору, глянула вниз. Двое мужчин побежали от машины к её подъезду. Она метнулась в прихожую, ещё раз про верила все запоры на стальной двери, закрыла на два оборота ключа деревянную дверь из красного дерева и пожалела о том, что не взяла у матери охотничье ружье, которое видела на стене в кабинете Омельченко.
      Теперь уже не возьмешь...
      И даже позвонить матери, признаться, что ей страшно одной в пустой квартире нельзя. Она скажет: не нужно было прогонять Игоря. А оставаться в квартире с незнакомым мужчиной - нужно? А знать, что кто-то хочет расправиться с нею, схватить, поизде ваться и, может быть, убить - нужно?!
      Стоя у двери, она услышала мужские голоса на пятом или четвертом этаже, потом хлопнула дверь и все стихло.
      Юля пошла в ванную. Там, среди голубых кафельных стен, блестящих кранов, зеркал и полочек с дорогими шампунями и кре мами, она немного успокоилась. Приняла душ, вымыла голову, пе реоделась в шелковую ночную рубашку, набросила сверху длинный махровый халат и вернулась в спальню.
      А как вернулась, так снова почувствовала леденящее дыхание ужаса. И ничего нельзя было поделать с этим, ничего! Даже если забраться под одеяло с головой, все равно от ужаса в душе не спрячешься...
      Не спрячешься, не скроешься...
      Так и свихнуться можно!
      И тогда она схватила черную трубку радиотелефона, забра лась на кровать и, после недолгих раздумий набрала домашний но мер Вадима. Он же вспоминал о ней, может быть, и сейчас вспоми нает... Подумаешь, контракт потерял, все равно бедным не ста нет, другие контракты будут у него. А такой, как она, Юля, уже никогда не будет. Если и вправду любит её, если думает о ней, должен понимать это!
      Если и вправду...
      - Да! - услышала она короткий, как выстрел, ответ.
      Глубоко вздохнула и тихо сказала:
      - Вадим, это я. Юля.
      Он так долго молчал, что она подумала - не хочет разгова ривать, и собралась уже прервать связь. Но в тот момент, когда её палец потянулся к нужной кнопке, Вадим сказал:
      - Ну, хорошо, я дурак. Я отпустил тебя, потом упустил и не смог вернуть. А ты оказалась невероятно хитроумной дамой. Ну и что? Зачем ты звонишь?
      Юля ещё крепче сжала в кулаке трубку. А что она, собс твенно, ожидала услышать? Признание в любви? А что хотела ска
      зать? Теперь уже и не вспомнишь...
      - Никакая я не хитроумная... Просто все так получилось... Ужасно глупо.
      - Ну-у, - с издевкой протянул Вадим. - Зачем же прибеднять ся? Ты блестяще провела сложную операцию. Даже не знаю, с чем её сравнить по наглости. Ты просто гениальная аферистка. Ког да-нибудь внукам буду рассказывать: а я был знаком с этой все мирно известной аферисткой! Когда-то привез её к себе, перевя зал, ночевать оставил. Потом, правда, пожалел об этом. Не знал, что у неё масштаб иной.
      - А ты не можешь что-нибудь другое сказать?
      - Могу, но не хочу. Вернее, наоборот: хочу, но не могу. Не так воспитан, чтобы говорить с женщинами, как с уличными хама ми, вроде господина Колготина.
      Надо было бросить трубку, отшвырнуть её в самый дальний угол, чтобы даже и видно не было! Но Юля почему-то не могла этого сделать.
      - Вадим, ты же сказал, что не смог меня вернуть... А ты не хочешь ещё раз попробовать?
      - Чтобы ещё раз получить по голове? Или - плевок в лицо в виде выброшенной в окно бутылки шампанского и разгуливающего по твоей квартире лейтенанта??
      - Бутылка не разбилась... Я ночью побежала и принесла её. И до сих пор храню. Все кажется, что мы с тобой встретимся и выпьем вдвоем это шампанское.
      - Это для тебя она не разбилась, а для меня - раскололась вдребезги.
      - А лейтенанта... Иваненко я выгнала...
      - Правильно и сделала. Это в твоем стиле. Просто мужик стал тебе не нужен. С такими ты особо не церемонишься.
      Бросить, бросить эту проклятую трубку! Ну почему она не может отшвырнуть её, почему слушает чужой, холодный голос, ко торый откровенно издевается над нею?
      - Вадим, почему ты такой злой? Мы же сегодня говорили сов сем о другом... И я подумала, может быть...
      - О том же самом и говорили. И пришли к выводу, что больше говорить не о чем.
      - Я послезавтра выхожу на работу в мамину фирму, буду, как и ты, генеральным менеджером. Если хочешь, я как-нибудь сделаю, чтобы ваша фирма не очень пострадала... - зачем-то сказала Юля.
      - Спасибо, не беспокойся. Я поздравляю тебя с повышением. Это и есть плата за проделанную аферу?
      - Нет, просто мама...
      - Мне это неинтересно. Мама, конечно, гордится такой заме чательной дочкой, сделает из неё мировую знаменитость. С таки ми-то способностями ты далеко пойдешь, Юля. Поздравляю, желаю успехов. Представляю, скольких мужиков ты теперь можешь соблаз нить, сколько хитроумных операций провернуть!
      - Какой же ты все-таки дурак, Вадим! Я же тебе сама позво нила! Не понимаешь, да? - в отчаянии крикнула Юля.
      - Не понимаю. А зачем ты позвонила?
      - Мне страшно, вот зачем! Я сижу одна в этой дурацкой квартире и мне страшно!
      - Не надо было прогонять доблестных лейтенантов. Могу дать совет: заведи себе телохранителя. И не страшно будет, и ночью какое-никакое удовольствие получишь.
      - У меня есть телохранитель, я прогнала его!
      - Хочешь меня нанять? Ты удивительно предприимчивая деви ца!
      Что же ещё сказать этому упрямому дураку? Такое, чтобы по нял: она не случайно звонит!
      - Я не хочу никуда нанимать тебя, Вадим! Я просто... прос то люблю тебя и хочу тебя! - в отчаянии крикнула Юля.
      Этого она никогда и никому не говорила.
      Он опять надолго замолчал, только тяжелое дыхание слыша лось в трубке. Потом Вадим тяжело вздохнул и совсем другим, серьезным голосом сказал:
      - Извини, Юля, я сегодня очень занят. Спокойной ночи. Огромный город за окном раскрыл желтую пасть, усеянную
      темными клыками домов. Казалось, едва она подойдет к окну, он тут же вцепится в нее, разорвет на части. Но Юля и не собира лась подходить к окну. Она спряталась от жестокого города под толстым одеялом.
      Не надо было звонить! Не надо бояться. Что было - то было, ничего уже не изменишь. И завтра она, назло всему, поедет в центр, купит себе красивый костюм, чтобы в нем выйти на работу, а ещё - много всяких безделушек. А ещё - зайдет в самую дорогую парикмахерскую и сделает красивую прическу. И вообще, будет по купать все, что захочется и ездить только на такси.
      Вот так!
      Лаврентьев сбросил наушники. Он не слышал музыку, хотя громкость была такая - оглохнуть можно! Он слышал только свои мысли. И её голос.
      Что ты хочешь, глупая девчонка? То сама приходишь домой, то отталкиваешь, то звонишь и говоришь...
      Я люблю тебя и хочу тебя...
      Если это правда - зачем ты затеяла все эти нечестные игры? Выбросила бутылку шампанского, обманула Чернова, обманула Бет ти, обманула лейтенанта... Кто следующий? Или хочешь пойти по второму кругу, черт тебя побери?!
      Бутылка не разбилась, я ночью побежала и принесла её. И до сих пор храню...
      Может, сесть в машину и поехать к ней? Прямо сейчас? От Олимпийского проспекта до Протопоповского переулка самое много
      - минут семь ехать. И они будут вместе, всю ночь! А остальное - да черт с ним! Так ведь она теперь не впустит его. Не откроет дверь и, наверное, права будет. Если девушка, любимая, говорит, что любит его, хочет его, надо бежать к ней, сломя голову! А он сказал, что занят... Конечно занят - сидит и думает, каким ду раком был! Не откроет... Я приеду, слышишь?! Я приеду к тебе!
      Не слышит.
      Ну тогда - оставь меня в покое! Уйди из моей памяти, уйди из сердца, из этой спальни, из этого города! Надо успокоиться и забыть тебя, так будет легче обоим!
      Я люблю тебя и хочу тебя...
      Разве такое можно забыть?!
      50
      Полковник Синицкий поднял голову, сердито взглянул на Ива ненко и махнул рукой:
      - Садись, лейтенант. Что за дерьмо с тобой происходит в последнее время?
      Иваненко осторожно присел на стул перед огромным столом, на котором лежала всего лишь одна папка с бумагами. "Ну вот и началось", - с тоской подумал Иваненко, а вслух сказал:
      - Виноват, товарищ полковник.
      - Сам знаю, что виноват. У тебя сколько дел?
      - Восемь. Я вам докладывал, что материалы по трем делам готовы для передачи в суд.
      - Ну так передавай! Какого хрена тянешь? А по другим делам
      - тишь, да гладь у тебя?
      Иваненко понял, что все это - лишь предисловие к разговору о деле, из-за которого и вызвал его Синицкий. Дело Колготина. Лаврентьев вспомнил о своем заявлении, сказал Чернову, тот на уськал отца, генерал приказал полковнику разобраться и нака зать. По всей строгости.
      - По другим делам, товарищ полковник, отрабатываем версии, проводим следственные эксперименты.
      - Плохо, Иваненко, очень плохо! Я не понимаю, что с тобой произошло? Был один из лучших работников, я на тебя надеялся, понимаешь, наиболее ответственные дела поручал. И ты ведь рас путывал их! Одно дело банкира Кобелькова чего стоит! А сейчас? Я просто не узнаю тебя!
      Иваненко молчал. По опыту знал - перебивать полковника - только себе вредить, Уж лучше пусть выговорится.
      - Да что с тобой происходит, Саша?! - рявкнул Синицкий и уставился на Иваненко в ожидании ответа.
      Несмотря на грозный тон, лейтенант приободрился. Если пол ковник обращается к подчиненному по имени, это уже хороший знак. Значит, и к нему можно обратиться не по-уставному.
      - Альберт Иванович, вы ведь вызвали меня по вполне опреде ленному вопросу, - сказал Иваненко. - По делу об ограблении предпринимателя Лаврентьева. Я принес следственные материалы, готов ответить на любые вопросы. И даже готов, если сочтете нужным, подать рапорт об увольнении.
      - Ишь ты, какой шустрый! - полковник усмехнулся, покачал головой. Ну давай, что там по этому делу.
      Иваненко положил перед полковником папку со следственными материалами. В ней было и заявление Лаврентьева. По дороге в этот кабинет Иваненко гадал, знает начальник о Юле, или нет? Говорить о ней, или не стоит? Да так и не решил. Синицкий по листал бумаги и с удивлением посмотрел на подчиненного.
      - Ну и в чем тут проблема, Саша? Взяли с поличным, в своих деяниях признался, медики подтвердили нанесение тяжелой травмы. Не пойму, что хочет Чернов? И почему этот Лаврентьев пошел на попятный?
      Сказать о Юле или нет?
      - Мне кажется, товарищ полковник, Лаврентьев в конце-кон цов обиделся на нас, что все так получилось. И, чтобы дискреди тировать операцию, написал эту чушь. Доказать это несложно. Я могу вызвать Лаврентьева, он ответит на ваши вопросы, а потом поговорим с Колготиным. И все станет ясным.
      - Да на хрена мне заниматься этой ерундистикой? А Чернов? При чем тут генерал?
      - Лаврентьев близкий друг его сына, работают в одной ком мерческой фирме.
      - Ну вот и пусть работают! - Синицкий швырнул папку так, что она скользнула по столу и упала бы на пол, если бы Иваненко ни поймал её на лету. - А кстати, откуда информация о предпола гаемом ограблении? И почему вы сразу не изолировали преступни ка?
      - Альберт Иванович, информацию я получил от своего осве домителя. А Лаврентьев потребовал, чтобы мы представили ему возможность увидеться с преступником до ареста, хотел понять, почему тот решил ограбить его. Он парень крепкий, знает каратэ, но когда увидел пистолет - растерялся.
      - Короче так, Саша. Ежели Лаврентьев не имеет претензий к грабителю, хочет, чтобы мы выпустили его - выпустим. У нас без того работы по горло! Не хватало ещё заниматься всякими там, понимаешь, капризными бизнесменами!
      - Но, товарищ полковник, вина Колготина практически дока зана. А заявление Лаврентьева - явная ложь. Ведь он же присутс твовал при аресте и ни слова не сказал против! Как же так?
      - А так. Оформляй документы и чтобы завтра этого Колготина здесь не было. Еще вопросы есть?
      - Никак нет, товарищ полковник.
      - А у меня есть. Хреново стал работать в последнее время, лейтенант. Что случилось?
      Иваненко пожал плечами.
      - Да вроде бы все нормально, Альберт Иванович.
      - Баба? - догадался полковник.
      - Было дело, товарищ полковник. Но это уже в прошлом.
      - Одна в прошлом, десять других в будущем, понял, Саша? Через пару дней доложишь, какие сдвиги по всем делам, висящим на тебе. Не будет сдвигов - будут соответствующие выводы. Мои. Пока свободен. А этого...
      - Колготина?
      - Ну да. К едрене фене отсюда! Бизнесмен утверждает, что это его друг, пришел по приглашению - пусть будет так. Но если мы ещё раз возьмем Колготина, спросим бизнесмена, на хрена он затеял освобождение преступника? Ступай, и забудь о той, кото рая в прошлом. Десять в будущем - намного интереснее.
      Иваненко вышел из кабинета. Вроде бы - пронесло. Или гене рал Чернов не так силен, как прежде, или начальник отдела решил не отдавать сотрудника, которому доверяет. Скорее всего, и пер вое и второе. Можно было перевести дух. Можно было бы... да мысли о Юле не давали покоя. Где она сейчас? С кем? Вчера за держался у подъезда, видел, как ушел телохранитель. Значит, ос талась одна в квартире. В такой момент - и одна! Глупая девчон ка, могла бы спокойно все объяснить, он бы понял, остался прос то так охранять ее! Спал бы на коврике в прихожей!
      Или она все же объяснила ему спокойно, что пришло время расстаться, а он не понял, не поверил? Конечно, вчера он вел себя неправильно. Не смог сдержать себя, не смог...
      А что теперь делать? Оформлять документы на освобождение Колготина... Приказ начальника. Не вздумает ли ещё и Колготин отомстить Юле? А если они сговорятся с Черновым и Лаврентьевым? Да все может быть!
      Трудно ей будет одной. Даже с такой мамашей, даже с телох ранителями - ох, как трудно! Позвонить? Так ведь не станет и разговаривать... Эх, Юлька, Юлька! Завтра... теперь уже - завт ра выходит на работу, большим начальником себя возомнила.
      Он решил позвонить ей завтра. Она же сказала, что им вре менно не следует встречаться. Временно! Выйдет на службу - на чальница, героиня, победитель! Глядишь, и добрее станет. И, мо жет быть, скажет: приходи, Саня, я соскучилась по тебе...
      Лаврентьев с наслаждением вдыхал знакомые с детства запахи родной квартиры. Здесь ничего не изменилось, даже после того, как он переехал в собственную квартиру, в его комнате все оста лось по-прежнему. Книги, плакаты на стенах, не самая дорогая стереосистема, пианино... Блестящий паркет и - ни малейшего намека на пыль даже в самых отдаленных углах. Он привык к этой стерильной чистоте, порядку - иначе и быть не могло, есть мать у тебя санэпидемиолог. Привык... И так хорошо было вернуться сюда, послушать старые пластинки, полистать знакомые с детства энциклопедии, подумать...
      О том, что услышал вчера поздно вечером.
      Павел Сергеевич пришел в комнату сына с бутылкой коньяка "Белый аист" и двумя рюмками. Неторопливо наполнил хрустальные посудины ароматным напитком цвета крепкозаваренного чая.
      - Ну, давай, сын, выпьем за добрый вечер. У меня сегодня была тяжелейшая операция, шесть часов длилась. А у тебя, как я понимаю, возникли проблемы. Но все же этот вечер мне кажется добрым, потому что я дома, и ты, наконец-то, дома. За это.
      - Добрый вечер, папа, - сказал Вадим.
      Он отпил глоток, поставил рюмку на полированный подлокот ник старого кресла. Павел Сергеевич сделал то же самое.
      - Ну, рассказывай, что у тебя стряслось. Фирма обанкроти лась? Поставщик подвел? Теперь у нас бухгалтеры, да снабженцы в большом почете.
      - С фирмой все нормально, хотя, может быть, придется уйти оттуда, с Мишкой возникли разногласия. Но это мелочи. Папа, мне нужен твой совет.
      - Я слушаю, сын.
      - Но это... личный вопрос. Можно сказать, интимный. Только с тобой я могу поговорить о таких вещах.
      - Говори, - кивнул Павел Сергеевич. - Иногда мне кажется, что нынешняя молодежь понимает в таких вопросах много больше нашего, но, если, это в моих силах - с удовольствием помогу.
      - Понимаешь, папа, я люблю одну девушку.
      - Это не Люда, я правильно понимаю?
      - Правильно.
      - Влюбился, или любишь?
      - Влюбился и люблю. Вчера она мне звонила, ей было страшно одной, хотела, чтобы я приехал, а я... я говорил с ней доволь но-таки грубо. Потом всю ночь не мог уснуть, а утром приехал сюда, в той квартире оставаться было совсем невыносимо.
      - Зачем же ты разговаривал с нею грубо? - удивился Павел Сергеевич. По-моему, я всегда говорил, что с приятной женщиной нужно говорить ласково, с неприятной - вежливо.
      - Я был очень зол на нее. Трудно объяснить, почему, да вай-ка, я тебе расскажу все по порядку.
      Павел Сергеевич очень внимательно слушал сына. Он маши нально взял свою рюмку с коньяком, но выпить смог только после того, как Вадим закончил свой рассказ.
      - Видишь ли, Вадим, я всегда доверял тебе. Когда ты объ явил о том, что собираешься жениться на Жене, я не возражал, хотя и понимал, что она вряд ли станет хорошей женой. Потом ты познакомил меня с Людой и ничего не сказал о своих намерениях. И я тебе ничего не сказал, хотя и Люда, честно говоря, мне не понравилась. Но сегодня ты впервые сказал, что любишь девушку. И, судя по твоему рассказу, она - личность весьма и весьма не ординарная. Ты сказал, что её в детстве изнасиловали. Видишь ли, Вадим, для девушки это очень серьезная психологическая травма. Зачастую после этого они становятся подозрительными, готовы обидеться на малейший неосторожный жест со стороны муж чины. Нужно быть особенно внимательным, ласковым, нужно время, чтобы убедить её в своих чувствах, в своей искренности и благо желательности. А ты, как я понимаю, вел себя не совсем по-джентльменски.
      - Но ведь ничего не знал, папа!
      - Я могу тебе сказать, что такая девушка может стать вер ной и преданной женой, настоящей спутницей жизни, или - прес тупницей. Если она окончательно озлобится, потеряет веру в доб ро - добра от неё ждать не следует. Ты вчера говорил с нею, как с преступницей, ты толкал её на этот путь, а она, может быть, просила у тебя защиты. Может быть, считала тебя своей последней надеждой, несмотря на все, что произошло. В таком случае, мне совершенно непонятна твоя позиция. Или забудь её, или наберись терпения, друг мой.
      - Папа, я не могу её забыть! Я хотел, чтобы она позвонила, позвала на помощь, но потом понял: хотел для того, чтобы поста вить её на место. Отомстить за то, что выгнала меня...
      - Ну, отомстил. Легче стало?
      - Нет... Но я понял это лишь после того, как поговорил с ней. И не сомневаюсь, что если позвоню теперь сам, она будет говорить со мной в таком же тоне, как и я с ней вчера.
      - А чего ты хотел? Сам толкнул её на это.
      - Какой-то заколдованный круг получается... - Вадим взял бутылку, налил себе коньяка, залпом выпил.
      Звонок в дверь заставил Павла Сергеевича подняться с крес ла.
      - Наверное, мать вернулась. Нынче работы у неё много, а толку никакого... - сказал он и направился в прихожую.
      Однако, Павел Сергеевич ошибся. Спустя минуту в комнату вошел Чернов, поставил на стол бутылку водки "Кутузов" и протя нул Лаврентьеву руку.
      - Вадик, мы оба были неправы. К черту все разногласия, да вай мириться и - выходи завтра на службу. Я разрешил все проб лемы, теперь можно с уверенностью смотреть в будущее. Но я хочу делать это вместе с тобой.
      - Привет, Мишка, - Лаврентьев пожал Чернову руку, показал на диван. Садись. Мы тут с отцом говорим о жизни.
      Павел Сергеевич принес третью рюмку, налил Чернову конь яка, ободряюще хлопнул гостя по плечу.
      - Молодец, что пришел. Выпей с нами.
      - Павел Сергеевич, с вами и пить и говорить - одно удо вольствие. Жаль, что так редко это бывает.
      - А ты почаще заглядывай, Миша. Ну что там у вас в фирме?
      - Все спрашивают: где Вадим? Ваш сын настолько популярен, что без него все встало. Но я не поэтому пришел за ним. Сам чувствую себя неуверенно без сержанта Лаврентьева. Ей-Богу! Ва дик, все нормально?
      - Нормально, - улыбнулся Вадим. - Ну и как же ты решил слож ные проблемы? Выбил у Нормана ещё одну партию?
      - Эту вернул! Еще утром закончил переговоры с Омельченко, он сам вышел на меня. Звонил тебе, но ни там, ни здесь никто не подходил к телефону.
      - Я спал, - честно признался Вадим. - И что же Омельченко?
      - Да что! Завел старую песню: из-за вас мы в девяносто третьем понесли убытки, теперь не хотим ставить вас в неловкое положение. В общем двести тысяч, и контракт ваш. Я подумал и согласился. Черт с ним, больше пришлось бы платить штрафов. Те перь умнее будем, вот и все.
      - Двести тысяч - долларов? - с серьезным видом уточнил Па вел Сергеевич.
      - Не рублей же, - пожал плечами Чернов. - Я так понимаю, они и не собирались заниматься компьютерами, просто хотели все-таки сорвать с нас деньги и успокоиться.
      - Ничего не понимаю, - пожал плечами Вадим. - А Юля собира лась завтра выходить на работу в "Спарту" и заниматься именно компьютерами. Какими, если эта партия все-таки - наша?
      - Никакими. На двести тысяч компанию они вряд ли возро дят, уверенно сказал Чернов. - Ну, может быть, станет эта шлюш ка вокзальная продавать колготки или губную помаду!
      - Миша, Миша! - укоризненно сказал Павел Сергеевич. - Нельзя так говорить о женщине.
      - Павел Сергеевич, вы бы знали, что она сотворила с нами, негодяйка эта, ещё и не такое бы сказали!
      - Никогда! - решительно сказал Павел Сергеевич и посмотрел на сына.
      Вадим опустил голову.
      - Вы бы видели её, - с жаром продолжал Чернов. - Красивая, ссс... ладно, не буду. Но подлая - я таких ещё не встречал. Мо жете представить себе: девица приехала в Москву и обдурила стольких людей за какую-то неделю! В том числе и Вадика. Ну ладно - мы, конечно, устоять было практически невозможно. Но старик Бетти! Американец! И он попался на её удочку! Просто фантастическая аферистка. Пора делать куклу и показывать в программе НТВ вместе с Ельциным и другими знаменитыми полити ками!
      - Да, Вадим кое-что рассказывал мне. И что, действитель но, красивая девушка?
      - Не то слово, Павел Сергеевич! Ноги - от коренных зубов растут, глаза голубые, лицо - даже не знаю, с чем сравнить. Я, как увидел её, голову потерял. Жениться собрался, можете себе представить?! Но теперь - и близко не подойду, даже если очень просить будет. Черт с ней, мстить не собираюсь, Вадим прав - я сам был дураком. Но теперь!..
      - Вы меня заинтриговали, ребята, - усмехнулся Павел Сергее вич. Вадим, а ты чего молчишь?
      - Думаю, папа.
      - А ты не думай, сын, пригласи её как-нибудь к нам. Очень хочется посмотреть, что это за чудо такое, если даже Михаил собрался жениться.
      - Не вздумай, Вадик! - замахал руками Чернов. - Она Павла Сергеевича уведет от Ольги Васильевны.
      В дверь снова позвонили.
      - Пригласи, пригласи, - сказал Павел Сергеевич, направляясь в прихожую. - Это, надеюсь, наша мать вернулась. Вы, ребята, по толкуйте, а потом будем ужинать.
      - Ты что, Вадик? Серьезно решил с ней встретиться? - спро сил Чернов, по-хозяйски наполняя рюмки.
      - Да нет, Мишка, это ты заинтриговал отца своими красочны ми описаниями, - сказал Лаврентьев.
      51
      Юля придирчиво посмотрела на себя в зеркале трюмо и оста лась довольна. Элегантный черный костюм, который она вчера ку пила в фирменном магазине, отлично сидел на ней: удлиненный пиджак, короткая юбка, ослепительно-белая блузка с золотыми пу говицами и новая прическа превратили Юлю в красивую деловую женщину, настоящую леди!
      Почти весь вчерашний день она посвятила подготовке к пер вому выходу на ответственную работу. Генеральный менеджер! Зву чит. Это не продавец в книжном магазине, не барменша в рестора не. Генеральный менеджер! Правда, не совсем ясно, что же это такое, но мать будет рядом, объяснит. Да и сама она постарается быстренько разобраться в своей новой должности. Приедет на ино марке, пройдет в свой кабинет, сядет в кресло...
      Здорово!
      Интересно, мать её представит сотрудникам фирмы? Наверное. Может быть, цветы ей подарят, поздравят с первым рабочим днем. А мужчины будут глазеть и говорит комплименты!
      Здорово.
      И не нужен ей никакой Лаврентьев. Подумаешь, обиделся за то, что оставила с носом его дурацкую "Колею"! Как они с Черно вым увели у матери контракт - это нормально, а как с ними сде лали то же самое - афера!
      Сам тогда аферист! Еще пожалеет, что так разговаривал с нею позавчера. Пожалеет, да только поздно будет. Мало того, что она сама позвонила ему, попросила приехать, даже сказала такое, что никогда и никому не говорила прежде! А он все равно не при ехал. Ну и не надо.
      Юля посмотрела на часы: половина девятого. Пора выходить, она ведь предупредила Игоря, чтобы ждал её ровно в половине де вятого.
      Даже не верилось, что все получилось так хорошо. Волнующая радость заполняла грудь Юли - точно такое же настроение у неё было давным-давно, когда с букетом цветов первый раз в жизни шагала в школу. Теперь вот первый раз в жизни приедет на ино марке в свой офис, войдет в свой кабинет...
      Здорово, здорово, здорово!
      Она надела дубленку, взяла сумочку, пакет с туфлями - ка залось, что в сапогах ходить по офису несолидно - и пошла вниз.
      Каково же было её изумление, когда у подъезда не оказалось ни Игоря, ни машины. Вернее, машины-то стояли, да все чужие. Синей иномарки, на которой она приехала сюда позавчера и следа не было. Юля прошла вдоль дома, может он остановился за углом? С кем-то разговорился и забыл о том, что сегодня должен везти её в офис? Но и за углом Игоря с машиной не было.
      Юля вернулась к подъезду, остановилась, не зная, что де лать дальше. Ожидать Игоря или "ловить" машину и ехать в офис? Время близилось к девяти, не хотелось опаздывать, но и приез жать на такси тоже не хотелось. Она уже привыкла к мысли, что её привезет синяя иномарка, а у дверей будут стоять сотрудники, встречать новую начальницу.
      Наверное, с цветами...
      Надо было позвонить матери, но раньше не догадалась, дума ла: скоро встретится с нею в офисе, а теперь - не возвращаться же домой. Дурная примета. И куда он запропастился этот отврати тельный телохранитель? Может попал в аварию? Или обиделся и ре шил вообще не приезжать за нею? Что ж они все такие обидчивые?! Ну ладно, если это так, она скажет матери, и этот Игорь с трес ком вылетит из фирмы!
      Ей такие работники не нужны!
      Нехорошее предчувствие закралось в сердце, испортило все настроение. А может, все это не случайно? Может что-то ужасное произошло с матерью, с фирмой? Господи, только не это! Теперь уже казалось, что с цветами её вряд ли будут встречать, а может и вообще удивятся: чего это она пришла сюда?
      Юля вздохнула и торопливо зашагала к Проспекту Мира, там легче было "поймать" машину.
      Когда она подошла к офису "Спарты", показалось, что сердце оборвалось в груди. В этом здании просто-напросто никого не бы ло. Даже охранника у двери! Юля раз-другой толкнула её - закры то. Если бы не крупные синие буквы на фасаде дома, извещающие о том, что фирма "Спарта" находится именно здесь, Юля подумала бы, что ошиблась адресом.
      Но нет. Она пришла, куда надо... Попыталась заглянуть в окно - ничего не увидела. И растерялась. Да что ж это такое? Мать ещё не вернулась из Питера? Но кто-то ведь должен рабо тать! Она же сделала им контракт, который сулил огромную при быль, надо ведь работать дальше!
      Никого...
      Вот и вышла на работу, вот и получила свой кабинет с компьютером! Да что же стряслось? Неужели мать обманула ее? Об манула?! Не может быть! Юля в растерянности огляделась и вдруг увидела Игоря, бросилась ему навстречу.
      - Что случилось, Игорь? Почему ты не приехал утром? - зак ричала она. - Почему здесь никого нет?
      - Потому что райком закрыт, все ушли на фронт, - усмехнулся Игорь. Не понимаешь, да? Короче, фирма больше не существует. Я в ней не работаю. Поэтому и не приехал за тобой.
      - Как не существует?! - ужаснулась Юля.
      - А так. Твои предки куда-то смылись. Продали свои машины, дом, квартиру и свалили, наверное, на Мальту, у них там вилла. Будут греть на солнышке старые кости.
      - Я ничего не понимаю... - дрожащими губами выговорила Юля. - Они не могли уехать... А я как же?
      - Не знаю. Вчера днем твоя мамаша попросила меня передать письмо, он вытащил из кармана куртки запечатанный конверт, протянул Юле. - Я и передаю. Это, наверное, последнее "прости". По крайней мере, она сказала, что ты поймешь её и не станешь судить строго.
      Юля взяла конверт, повертела его в руках, бросила в сумоч ку. Если мать и вправду уехала, ничего не сказав ей, то и чи тать это послание ни к чему.
      Предали! Бросили! Зачем тогда было говорить о должности, о кабинете? Зачем так подло обманывать? Она ведь вчера целый день только и думала о своей новой работе, готовилась... Господи, а она-то верила матери! Даже мысли не возникало, что все эти сло ва - ложь.
      - Тебя куда-нибудь подбросить? - спросил Игорь. - У меня тачка за углом.
      - Нет, спасибо... - прошептала Юля.
      И, опустив голову, побрела в сторону Проспекта Мира. Хоте лось поскорее вернуться в квартиру, позвонить матери за город. А вдруг она не уехала? Может, возникли какие-то сложности?
      Все-таки не верилось, что самый близкий, родной человек так подло обманул её.
      Холодный сырой ветер трепал её каштановые волосы, ноги в тонких колготках замерзли. Юля поплотнее запахнула дубленку, горько усмехнулась: оделась-то для того, чтобы сидеть в теплом кабинете, а приходится брести по шумной, грязной улице... Туфли взяла с собой...
      Сама не заметила, как дошла до Протопоповского переулка. Всю дорогу пыталась понять, что же такое случилось, но разве можно было понять это? Есть, правда, письмо матери, надо будет прочесть, когда вернется в квартиру. Вряд ли там что-то инте ресное, скорее всего - извинения, мол, случилось что-то нехоро шее, вынуждены срочно уехать...
      Юля открыла дверь и замерла, как вкопанная: навстречу ей из кабинета вышел пожилой нерусский человек. Грабитель? А может и вовсе - наемный убийца?! Она хотела бежать, но ноги не слуша лись, понимала, что нужно хотя бы закричать, но и этого не мог ла сделать.
      - Меня зовут Нуртаз, а тебя - Юля, да? - с улыбкой сказал он. - Очень красивая дэвушка, очень. Я теперь тут хозяин, буду жить. Мы договорились с твоими родителями - три дня для того, чтобы перевезти вещи. Мебель оставишь, я за неё заплатил, хоро шая мебель. Потом буду евроремонт делать. Три дня жду.
      - А вы что... вы купили эту квартиру, да? - спросила Юля понемногу приходя в себя.
      - Купил. Могу показать документы. Вчера оформили сделку, все честно. Вот видишь, ключи. Владимир Васильевич сам дал.
      - А сам он где? А мать? Они в своем доме? - спросила Юля, понимая, что ответ будет отрицательным.
      - Дом тоже продали. Я хотел купить, уже все решили, но Владимир Васильевич передумал. Нашел другого покупателя. Ты что, не знаешь, что они уехали? Совсем, понимаешь, уехали. Ни чего не сказали, да? Такая дэвушка! Если хочешь, можешь тут жить, я тебя не обижу. Любить буду.
      - Да нет уж, спасибо, - усмехнулась Юля. - Я только возьму кое-какие свои вещи, документы. Хорошо?
      - Пожалуйста, что хочешь - возьми! Меня хочешь, а?
      - Нет. Друзья ждут на улице, им не понравится, если я за держусь тут, - резко сказала Юля.
      - А, друзья. Юля, а выпить не хочешь? У меня есть джин с тоником, хороший джин!
      - Спасибо, - холодно сказала Юля. - Так вы позволите мне взять то, что нужно?
      - Конечно! У тебя есть три дня, так мы договорились с Вла димиром Васильевичем. А потом я ставлю новые замки.
      Юля боком прошла в спальню, опасаясь, как бы незнакомец ни набросился на нее. Но он, восхищенно качая головой отправился на кухню, где, по-видимому, оставил очень хороший джин с тони ком. Юля торопливо собрала в большую сумку свою одежду, выдрала из букета миниатюрную видеокамеру, вытащила из тумбочки шпионс кий видеомагнитофон, тоже сунула в сумку. Туда же положила нес колько альбомов в картинами импрессионистов, взяла документы. Оглядела с тоской комнату - вещей здесь и вправду было много. Дорогих, красивых вещей, которых, может случиться, никогда уже не будет в её жизни. Три дня... Да куда же она перевезет их?
      Опустив голову, Юля вышла на улицу.
      Ну вот и все. Мало того, что осталась ни с чем, так ещё и нажила себе врагов! Куда идти? Где жить? И вдруг она вспомнила: есть же квартира Колготина! Пока хозяин сидит, она может пожить в ней, а там, глядишь, что-нибудь и придумает...
      Не хотелось возвращаться туда после всего, что она видела в этой квартире и в доме на Рублево-Успенском шоссе, да ничего другого не оставалось. Холодно было в Москве. И сердце в груди заледенело, и мир вокруг превратился в белую безмолвную пусты ню... Наверное, спрятаться от неё можно было только под одея лом. Укрыться с головой и дать волю слезам, чтобы смыли они бе лый иней с глаз, чтобы можно было увидеть, как вокруг ходят лю ди и шумят машины...
      52
      Чай был горячим и очень крепким. Лаврентьев отпил глоток, с благодарностью улыбнулся секретарше.
      - Спасибо, Надюша. У тебя получается отличный чай. Я дома вроде бы завариваю по всем правилам, а все равно - не то выхо дит.
      - Вадим Павлович, вам нужно хозяйку в дом, тогда и с чаем и со всем остальным проблем не будет, - кокетливо сказала девуш ка.
      - Все остальное - это что такое? - Лаврентьев сделал вид, будто не понял её.
      - Ну-у... это все остальное. А мы тут немного перепугались даже. Чернов позавчера приехал ужасно злой, кричал, что - все, крах, банкротство, и вы во всем этом виноваты. Мы думали, что вы уйдете от нас, просто у всех настроение испортилось. А Чер нов побушевал, а потом сказал мне по секрету, что это он был дураком и растяпой, а вы тут не при чем.
      - А ты по секрету всем сотрудникам рассказала об этом? - усмехнулся Лаврентьев.
      - Да разве можно скрывать от людей такую новость? Финансо вый директор как послушал Чернова, так за голову схватился. Го ворит: только Вадим и может влиять на генерального директора, а если он уйдет, "Форс" нам большую фигу покажет. А что же случи лось? Тут всякие разговоры ходят, но толком никто ничего не знает. Он уже не собирается жениться, да?
      - Случилась, Надюша, небольшая авария, после которой Миха ил Евгеньевич решил до конца дней своих остаться холостяком.
      - Правда? Надо же, как все меняется! - изумилась Надюша.
      - Но ты с него пример не бери, выходи замуж. Ты у нас де вушка красивая, найди себе приличного парня и будь счастлива.
      - Да где же найдешь такого, как вы? - грустно сказала Надю ша. Пробовала, да все не получается. И чего это вы такой серь езный сегодня? Прямо, как мой папа говорите.
      - Старею, - вздохнул Лаврентьев. - Ты ещё попробуй, обяза тельно получится, - он встал с кресла, поцеловал девушку в щеку.
      В это мгновение в кабинет Лаврентьева ворвался Чернов.
      - Ага! - радостно закричал он. - Так вот они чем занимаются в служебное время! Ну, работнички, ну труженики мои замечатель ные! А я, понимаешь, сижу один, кофейку некому подать!
      - Я мигом, Михаил Евгеньевич, - ничуть не смутившись, ска зала Надюша. - И, между прочим, ничего плохого мы тут не делали. Просто Вадим Павлович посоветовал мне поскорее выйти замуж, пожелал найти приличного парня.
      Грациозно покачивая бедрами, она вышла из кабинета. Чернов с восхищением посмотрел ей вслед, покачал головой.
      - Я, кажется, начинаю оживать, Вадим! Думаю, сегодня ве черком снова почувствую вкус к жизни. Да, слушай, у меня же есть фантастическая новость! Тебе это, наверное, тоже будет чертовски интересно! Только что разговаривал с Бетти!
      - Ну? - Вадим сел за стол, посмотрел на друга внимательным взглядом, в котором чувствовалось напряжение.
      - Старик извинялся, признался мне, что Раиса со своей до чуркой шантажировали его. Но дело не в этом. Раиса продала квартиру и дом и вместе с муженьком уехала куда-то насовсем. Представляешь?
      - Откуда он знает?
      - Он звонила перед отлетом. Ты же знаешь, у них были очень близкие отношения. Решила попрощаться.
      - А "Спарта"?
      - Нет больше никакой "Спарты"!
      - Погоди, погоди! А как же Юля? Уехала вместе с ними или осталась в Москве? Она же намеревалась именно сегодня начать работу в "Спарте"...
      - Уехала - туда ей и дорога! - заявил Чернов. - А если оста лась в Москве... - он громко засмеялся. - Ой, не могу! Тогда её классно накололи! С квартиры попрут, дом продан, скорей всего, ей и "бабок" не дали! Пусть валит в "Спарту" и зарабатывает! Вот хохма получилась! Так и бывает в жизни - сделала подлянку нам, и сама нарвалась на то же самое!
      - Она не могла уехать, не могла! - закричал Вадим, вскаки вая из-за стола.
      - Ты-то чего разнервничался? - удивился Чернов.
      - Я поехал, Мишка. Через пару часов вернусь.
      - Вадик! Ты что... разыскивать её поехал? Зачем?! Слушай, я тебе не советую и близко подходить к ней! Кончай дурить, Ва дим! Да она же... Не дай Бог, найдешь - она ещё какую-то га дость придумает! Вадим!
      Но Лаврентьев уже выскочил из кабинета, промчался мимо ошарашенной Надюши к выходу.
      - Дурак, - сказал секретарше Чернов и выразительно покрутил пальцем у виска. - Совсем крыша поехала у мужика!
      - А куда это он, Михаил Евгеньевич?
      - Жениться полетел... если найдет свою аферистку! И если она не пошлет его куда подальше. Хоть бы послала или улетела вместе со своей мамашей!
      - Как?! И он - жениться?.. - в ужасе прошептала Надюша.
      - Что значит - и он? Больше никто не собирается жениться. По крайней мере я... - Чернов задержал свой взгляд на секретар ше. Глаза девушки наполнились слезами, она всхлипнула и вдруг заревела, уткнувшись в плечо генеральному директору. Чернов не ловко обнял её, похлопал по спине и, неожиданно для себя ска зал. - Я ещё подумаю над этим вопросом...
      Иваненко взял телефонную трубку, глубоко вздохнул, потя нулся к диску аппарата, однако, в последний момент передумал набирать номер.
      Наверное, можно было позвонить Юле на службу, номер теле фона "Спарты" у него был. Сегодня она стала работать большим коммерческим начальником, наверное, довольна. Вот сейчас он позвонит ей, поздравит с новой должностью. Скажет, что есть по вод отметить это событие. Почему бы и нет? Они ведь вместе шли к этому. Поздравит... А она скажет: Саня, приезжай вечером, устроим праздничный стол на двоих.
      И он приедет. Никаких там телохранителей не будет, и Юля уже не обижается на него. Вдвоем с нею посидят, вначале она расскажет, как ей понравилось на службе, а потом... Он останет ся у нее.
      Последние дни только и мечтал об этом. Хоть и работал до изнеможения, успел заслужить благодарность полковника Синицко го, но едва выпадала свободная минута, мысли тотчас же возвра щались к Юле.
      Без неё все было не в радость. Иногда казалось, что нес колько дней, которые они прожили вместе, просто приснились ему, и это был самый чудесный сон, который он когда-либо видел. Но чаще она возникала в его памяти такая реальная, что хотелось поднять руку, ласково коснуться пальцами её красивых волос...
      Он сейчас позвонит ей, они встретятся у неё вечером, а по том он останется у нее. Может быть, навсегда? Она ведь сказала, что беспокоится за него, поэтому нужно расстаться на время. У него теперь все нормально! И у неё - тоже!
      Или это будет последняя ночь... Ну что же, и на том спаси бо. Он запомнит эту ночь на всю жизнь.
      Иваненко решительно набрал номер.
      - С вами говорит автоответчик. Спасибо, что позвонили нам, но, к сожалению, вынуждены вам сообщить, что фирма "Спарта" временно прекращает свое существование. О наших дальнейших пла нах мы сообщим дополнительно. Всего вам доброго.
      - Как прекращает?! - закричал Иваненко. - Что все это зна чит? Але, але!
      Он ещё раз набрал номер и снова услышал то же самое. На сей раз не стал кричать в трубку, пытаться что-то выяснить. Разговаривать с автоответчиком - все равно что бежать за маши ной, которая сорвалась с тормозов и мчится с горы, и убеждать её остановиться...
      Значит... Юля не работает в фирме. Но ведь она собиралась, она готовилась! Где же она сейчас? Что делает? Если не знала, что фирма прекратила свое существование, наверное, не знала и многое другое. Ее просто подставили! Обманули.
      Иваненко нажал кнопку внутренней связи.
      - Валера! Машину мне, срочно! - закричал он.
      Две машины почти одновременно подлетели к подъезду дома в Протопоповском переулке, резко остановились. Из темно-синей "Вольво" выскочил Лаврентьев, из желто-синего "Москвича" - Ива ненко.
      И остановились друг против друга.
      - А ты чего здесь делаешь, лейтенант? - мрачно спросил Лав рентьев. Она же тебя выгнала.
      - Тебя-то ещё раньше выгнала, - сквозь зубы процедил Ива ненко. - А со мной... просто решила не встречаться, пока вы с Черновым и его папашей козни строите.
      - Здорово мы смотримся здесь, - сказал Лаврентьев и вдруг засмеялся. - Как два петуха.
      - Похоже, - согласился Иваненко и улыбнулся.
      Как бы там ни было, но обеим сейчас не хотелось враждо вать. Не тот случай.
      - Ну и что делать будем?
      - Пошли, что ли? - предложил лейтенант. - Посмотрим, дома Юля или нет. Теперь уж если выгонит, так сразу обоих. Настрое ние у нее, думаю, не самое гостеприимное. Фирма-то накрылась.
      - Не только фирма накрылась, но и мамаша продала все свое имущество и сбежала за границу, - сказал Лаврентьев.
      - Ни хрена себе! - присвистнул Иваненко. - А Юля?
      - Ничего не знаю. Может быть, уехала вместе с матерью, а может и нет.
      - Вот что, бизнесмен, давай все сделаем по-честному. Если Юля дома, если ей нужна помощь, и она выберет себе только од ного помошника, другой пусть уйдет. Навсегда.
      - А если она выгонит обоих?
      - Тогда будем воевать.
      - Договорились, - Лаврентьев протянул руку.
      Лейтенант пожал её. Временное перемирие было заключено, и оба стремительно зашагали в подъезд. Лаврентьев первым коснулся кнопки звонка и не отпускал её до тех пор, пока за дверью ни послышался мужской голос с мягким южным акцентом.
      - Кто там пришел?
      Лаврентьев мельком взглянул на соперника, спрашивая, что делают в таких случаях представители закона? Иваненко нахмурил ся и рявкнул во весь голос:
      - Уголовный розыск! Лейтенант Иваненко! Немедленно открой те дверь!
      - Послушай, лейтенант, ты ошибся, наверное. Это моя квар тира, я хозяин. Все документы в порядке. Что хочешь?
      - Открывай, разберемся! - заорал Иваненко и грохнул ботин ком в дверь. - Или мы сейчас вырежем автогеном эту долбанную дверь!
      - Я открою, открою, зачем автоген? - новоявленный хозяин не на шутку испугался, защелкал хитроумными замками.
      Через десять минут Иваненко и Лаврентьев вышли из подъез да, остановились у дверей.
      - Хреновое дело, - сказал Иваненко. - Дом продан, квартира тоже. Юля не улетела вместе с матерью, она в Москве. И, навер ное, без денег и без жилья... Где её искать?
      - А может, у Колготина? - предположил Вадим. - Ключи-то у неё остались, вот и решила пожить пока там. Хозяин все равно за решеткой.
      - Ё-мое! - схватился за голову Иваненко. - Я же сегодня от пустил его!
      - Зачем?
      - А кто написал, что он друг и пришел в твою квартиру по приглашению?! Кто накеросинил генерала Чернова, и тот стал разбираться, по какому праву невинный человек арестован?
      - И ты отпустил его?
      - Я предупредил, чтобы не вздумал мстить Юле. Но ему нес ладко пришлось в камере, по глазам понял, если встретит её - ничего хорошего из этого не получится. У него глаза становились бешеными, когда слышал её имя! Но кто же знал, что все так по лучится...
      - Черт возьми! - закричал Лаврентьев и бросился к своей ма шине. Поехали!
      - Может, на моей? - крикнул Иваненко, прыгая за руль. - Си рену включу, минут через пять-семь будем там!
      - Включай и гони вперед, а я за тобой!
      Обе машины стремительно сорвались с места.
      53
      Василий Колготин домой не спешил. После всех ужасов, кото рые довелось ему пережить в камере, хотелось прежде всего вы пить. И не просто выпить, а напиться до бесчувствия. Чтобы не думать, не вспоминать о том, что было. Этот паскуда лейтенант засунул его в такую компанию - на всю жизнь хватит воспомина ний! Но - хотя бы сегодня забыть обо всем на свете...
      Денег не было, и он пошел на вокзал, в надежде встретить одну из своих бывших подопечных. Глядишь, и даст тысяч десять на бутылку водки.
      А может и не даст. Они теперь сами по себе гуляют, небось, другие точки понаходили, куда таскают сексуально озабоченных гостей столицы. А все из-за этой ростовской сучки!
      Вот кому он бы с превеликим удовольствием свернул шею! И пусть потом ловят, сажают, судят - хоть будет знать, за что си дит, за что муки великие терпит! А то ведь получилось - ни за что! Приютил сучку, обещала найти свою богатую мамашу, запла тить хорошо, а на самом деле - подставила и посадила. Падла! Обиделась, что он ей мозги вправлял, да ноги её длинные раздви гал пошире. На то она и баба, чтоб мужика слушаться, да ноги раздвигать, как прикажут! Встретить бы её, сучку, эх, встретить бы! А теперь уже - хрен получится. Мент сказал - нашла-таки ма машу, разбогатела. Небось, телохранители за ней бегают!
      На вокзале Колготин увидел Ляльку-Снегурочку - толстую блондинку с могучим бюстом и слоновьими ногами, скорее, снего вика, чем Снегурочку. Лялька посочувствовала бывшему своему благодетелю, дала пятнадцать тысяч под обещание предоставить вечером квартиру, если она подцепит клиента. На том и расста лись.
      Колготин купил бутылку водки и два беляша, в сквере у сво его дома выпил полбутылки, закусил. Теперь можно было идти до мой. Поднимаясь по грязной лестнице, он пожалел, что не прихва тил с собой Ляльку. Вдвоем оно было бы веселее, и удовольствие тебе, и на вторую бутылку раскрутить можно.
      В прихожей было темно и чувствовался непонятный запах - духи, что ли? Колготин шагнул вперед, споткнулся о что-то мяг кое и грохнулся на пол. Злобно матерясь, поднялся на ноги, включил свет. На полу стояла большая сумка с какими-то шмотка ми. Но не она вызвала дикую ярость в душе Колготина - бутылка в кармане пальто разбилась, и драгоценная жидкость потекла сквозь подкладку по грязным брюкам. Дверь комнаты открылась и навстре чу взбешенному хозяину вышла... Юля!
      Увидев Колготина, она вздрогнула, отступила в комнату, по пыталась закрыть дверь, но он не позволил ей это сделать. Силь ным ударом ноги он распахнул дверь, отшвырнув девушку на сере дину комнаты.
      - Что ты здесь делаешь?.. - испуганно прошептала Юля.
      - Домой пришел, сучка! - заорал Колготин. - Думала, что веч но буду сидеть, а ты - кайфовать в моей квартире, да?
      - Я просто зашла... взять свои вещи, я сейчас уйду... - она медленно отступала к окну.
      От Колготина разило прокисшим потом и ещё чем-то грязным, омерзительным. Сумасшедшая злоба в глазах и кривая ухмылка вы зывали животный страх в её душе.
      - Ни хрена ты не уйдешь, падла!
      Колготин забыл о том, что она стала богатой, что у неё есть деньги и телохранители. Что деньги можно взять, как плату за свои мучения, а телохранителей следует опасаться. Сейчас он знал только одно - её нужно убить. Уничтожить, разрезать на куски и выбросить в Яузу. А что там дальше будет - плевать!
      - Ты что... что ты хочешь? - в ужасе спросила Юля, чувс твуя, что ноги перестали её слушаться. И шагу сделать было не возможно. - Ты... я тебе все объясню...
      - Объяснишь, объяснишь, - Колготин шагнул вперед, сильно ударил её ладонью по щеке.
      Юля отлетела к кровати, повалилась спиной на скрипучую панцирную сетку. Вздернула руки, пытаясь закрыться от новых ударов. Колготин достал из кармана пальто разбитую бутылку вод ки. Его грязные, корявые пальцы вцепились в горлышко. Два ост рых стеклянных выступа нацелились в глаза девушки.
      Вид зловеще поблескивающего стекла, готового ослепить, изуродовать лицо, убить, сделал ужас девушки настолько невыно симым, что он перестал сковывать её тело и подтолкнул к дейс твию. В последний момент Юля с истошным воплем уклонилась от страшного удара и, прокатившись по кровати, спрыгнула на пол.
      Разбитая бутылка пропорола подушку, ударилась острыми кра ями о железные прутья спинки. Звон стекла, её крик и хриплая матерщина Колготина смешались в жуткую какофонию преступления. Края бутылки стали короче, но не менее страшными.
      Юля схватила табуретку, выставила её перед собой, пытаясь защититься. И вовремя, потому что Колготин повернулся к ней и уже занес руку для нового удара - на сей раз он метил ей в жи вот. Бутылка с хрустом врезалась в деревянную крышку. Осколок стекла впился в ногу Юли чуть повыше колена. Она вскрикнула от боли, но даже не посмотрела на рану, лишь почувствовала, теплую струйку крови, стекающую к коленке...
      В это мгновение входная дверь квартиры с треском слетела с петель. Стремительная тень пронеслась мимо Юли, и Колготин, взмахнув руками, отлетел к кровати, грохнулся спиной о стенку. Только теперь Юля увидела, что это был Вадим. А рядом с ним - Саня, который хоть и опоздал с первым прыжком, но своего не упустил. Несколько профессиональных ударов - и Колготин, сва лившись с кровати, замер на полу, раскинув руки в стороны.
      Юля хотела что-то сказать, но в глазах потемнело, будто в ночной комнате разом выключили свет, и она упала на руки Лав рентьеву. Он поднял её, бережно положил на кровать. Иваненко ещё раз приложился носком ботинка к ребрам Колготина, от чего тот захрипел, выгнул спину и снова обмяк.
      - Она ранена, вся нога в крови, - сказал Лаврентьев.
      - Ну так сделай что-нибудь, ты же врач, - сказал Иваненко.
      Они одновременно схватились за край серой простыни, выгля дывающей из-под одеяла. Лаврентьев оторвал длинную полоску и стал бинтовать ногу Юли, Иваненко оторвал полоску пошире, скру тил её в жгут и связал за спиной руки Колготина.
      Юля открыла глаза, испуганно вдавила голову в подушку, увидев рядом с собой Вадима. Но, спустя мгновение, узнала его. Неуверенная улыбка задрожала на её губах, по бледным щекам мед ленно покатились две слезинки.
      - Это ты?.. Ты пришел?.. - тихо спросила она.
      - Пришел... я пришел за тобой, Юля... - сказал Лаврентьев, опуская голову, чтобы она не видела, как неожиданно повлажнели его глаза.
      Но она увидела.
      - Ты плачешь? Почему? - её рука медленно поднялась, осто рожно коснулась его щеки.
      - Я бы мог тебя потерять... - пробормотал Лаврентьев. - Страшно даже подумать об этом...
      - И ты совсем не обижаешься на меня?
      - Разве можно на тебя обижаться?
      - Ой, Вадим!.. - она крепко обняла его, закрыла глаза, пов торяя. - Я так люблю тебя, люблю... тебя, только тебя, люблю, Вадим...
      Иваненко хмуро усмехнулся:
      - А я надеялся, что ты обоих нас выгонишь...
      - Саня, спасибо тебе, ты очень хороший человек, ты мне по мог, но я... прости, Саня... - сказала Юля, не открывая глаз.
      - Да уж... пожалуйста, - Иваненко подошел к кровати, скло нился на нею, поцеловал в щеку. - Не надо ничего объяснять, я понятливый... Каждому свое. Медику - раненая девчонка, менту - преступник. Надо было в медицинский поступать...
      Лаврентьев поднялся, взял Юлю на руки.
      - У тебя рана, как бы заражения не было, - озабоченно ска зал он, целуя её волосы. - Мы поедем ко мне.
      - Это осколок бутылки, - сказала Юля, крепко обнимая его. - А моя сумка? Там вещи...
      - Может быть, потом вернемся? Осколок нужно поскорее изв лечь из тела. Или я потом вернусь, - сказал Лаврентьев.
      - Я возьму её, - сказал Иваненко, пинком поднимая Колготина с пола. Мне спешить некуда, но ради вас, так уж и быть, сумку доставлю к машине в срок...
      54
      - Здесь намного уютнее, чем в твоей собственной квартире, - сказала Юля, разглядывая детскую комнату Вадима.
      Она была в своем новом костюме, предназначенном для перво го выхода на работу, и ослепительно-белый бинт, выглядывающий из-под короткой юбки, казался таким соблазнительным, что Лав рентьев не мог оторвать от него взгляда.
      - Если хочешь, мы будем жить здесь, - он потянулся к ней, нежно коснулся губами её теплых, доверчивых губ. - Вечером при дут родители, я вас познакомлю. Ты им обязательно понравишься.
      - А если не понравлюсь? Выгонишь?
      - Юля, милая моя, любимая, пожалуйста, никогда больше не говори этого! - взмолился Лаврентьев.
      - Я попробую, Вадим. Но жить в чужой квартире - нет... - Юля покачала головой.
      - Ну тогда мы будем жить в своей, на Олимпийском проспекте.
      - В твоей. Если тебе, конечно, нужна квартирантка.
      - Мне нужна любимая женщина, жена и хозяйка нашего дома. А ещё - мать моих детей, - решительно сказал Лаврентьев. - Завтра же пойдем в ЗАГС, а потом поедем в свадебное путешествие. Юля, я люблю тебя и никуда больше не отпущу!
      - Не пожалеешь?
      - Никогда! И вообще, мы и так натворили немало глупостей, по-моему, хватит.
      - Может быть... Но знаешь, какая-то польза есть и от наших глупостей. По крайней мере, я поняла, что люблю тебя.
      - А я - тебя.
      - А что скажет Чернов?
      - Ничего не скажет, - усмехнулся Лаврентьев. - Придется ему заняться поисками настоящей искусствоведки с оксфордским обра зованием.
      - Жаль что мать обманула меня, - вспомнила Юля, и глаза её стали грустными.
      - А если бы все получилось, как ты планировала, мы были бы сейчас вместе? - ревниво спросил Лаврентьев.
      - Скорее всего - нет... Но мне все равно жаль. Понимаешь, Вадим, очень трудно привыкнуть к мысли, что тебя предала родная мать.
      - Юля, я сделаю все, чтобы ты никогда не вспоминала об этом предательстве, я буду любить тебя так... как никто никого в мире не любил!
      - Ох, не хвастай, пожалуйста, - улыбнулась Юля. - А твои ро дители вернутся вечером, да?
      - Да. Ты волнуешься? Понимаешь, я им сказал, что люблю те бя, и они очень хотят с тобой познакомиться.
      - А знаешь, о чем я вспомнила, Вадик? Я же бутылку с шам панским, ту самую, которую выбросила тогда в окно, оставила в квартире матери... В проданной квартире. Поедем, заберем ее? Сегодня, по-моему, тот самый случай, когда это шампанское можно выпить.
      - Отличная идея! Юля, ты позвони, если там кто-то есть, мы сейчас махнем туда. Как нога, не беспокоит?
      - Когда ты перевязываешь мои раны, они мгновенно зажива ют, улыбнулась Юля. Она подошла к телефону, набрала знакомый номер и, услышав мужской голос с мягким акцентом, сказала. - Але, это Нуртаз? Вас беспокоит дочь Раисы Федоровны, Юлия. Ска жите пожалуйста, мы могли бы заехать к вам через десять-пятнад цать минут, кое-что взять?
      - Конечно, Юля! Я же сказал - все, что хотите. Три дня! Але, вас разыскивает какой-то Петр Иванович, три раза, понимае те ли, звонил. Телефон оставил. Запишите и перезвоните ему, ка кое-то очень важное дело, поручение вашей матери!
      Юля записала телефон и посмотрела на Лаврентьева.
      - Если хочешь, я позвоню, - предложил он, узнав, в чем де ло. - А вдруг какие-то неприятности? Тебе вряд ли стоит сегодня волноваться.
      - Все же я сама, - со вздохом сказала Юля и набрала номер незнакомого Петра Ивановича.
      - Юленька! - услышала она старческий голос. - Почему вы не звоните? У нас ведь ещё столько дел впереди.
      - А почему я должна звонить вам? И вообще... я совсем не знаю вас, Юля пожала плечами, подтверждая свои слова.
      - Так вы что, не читали письмо Раисы Федоровны? Вам его не передали?
      - Передали, но я... так получилось, ещё не прочла, - сказа ла Юля, только теперь вспомнив о письме, которое передал ей Игорь. Оно так и осталось лежать в её сумочке.
      - Так вы ничего не знаете? - изумился незнакомый старик. - Тогда послушайте, придется все объяснить. Я представляю интере сы Раисы Федоровны, вашей мамы, у меня доверенность, и я могу заключать любые сделки от её имени. Сегодня, максимум - завтра я должен продать вам коттедж на Рублево-Успенском шоссе. А по том вы должны перевезти туда все вещи, кроме мебели, из кварти ры в Протопоповском переулке. Поэтому я и говорю, что времени у нас не так уж много.
      - Продать?! - изумилась Юля. - Простите, Петр Иванович, но... может быть, вы имеете в виду другую Юлию? Я не то, что коттедж - забор вокруг него купить не смогу.
      - Сможете, Юленька, сможете, милая. Этот коттедж - ваш, за него вроде бы уже заплачено, а вернее - ничего не нужно пла тить. Осталось только оформить необходимые документы. Да вы по читайте внимательно письмо Раисы Федоровны и все поймете. Она оставила вам коттедж, все вещи, которые в Протопоповском, и ещё некоторую сумму на первое время.
      - У меня... коттедж?... А вы не шутите, Петр Иванович?
      - Мы могли бы сегодня встретиться, но, как я понимаю, се годня у вас возникли некоторые трудности?
      - Да...
      - Почитайте письмо, Юленька, и завтра в половине девятого я жду вашего звонка. Мы договоримся о встрече и о дальнейших неотложных шагах. А потом, когда все уладится, Раиса Федоровна сама позвонит вам. Всего доброго.
      Лаврентьев с напряжением смотрел на Юлю.
      - У меня есть двухэтажный коттедж с мебелью и куча всяких вещей, которые нужно перевезти туда, - растерянно сказала она. - Нужно срочно почитать письмо матери.
      - И что... из этого следует? - дрогнувшим голосом спросил Лаврентьев.
      - Мать не обманула меня... - Юля посмотрела ему в глаза и вдруг крепко обняла его. - Вадик! Она не обманула меня!
      - У тебя есть коттедж... а у меня? У меня есть ты? Или что-то изменилось?
      - Ничего не изменилось! Я люблю тебя, Люблю, и теперь могу точно сказать: никуда не отпущу тебя! Никуда! А если попытаешь ся убежать, я продам коттедж и найму людей, которые заставят тебя быть рядом со мной, вот так!
      - Кошмар! - засмеялся Лаврентьев. - В таком случае, вынужден тебя огорчить, милая: тебе никогда не придется продавать кот тедж! Потому, что я больше всего на свете люблю тебя!
      Страстный, сладостно-долгий поцелуй соединил их губы. А потом Юля с лукавой улыбкой спросила:
      - Мы за шампанским-то поедем, мой господин?
      - А можно - через полчасика, моя госпожа? - он опустился на колени, поцеловал смуглую ногу чуть пониже белого бинта.
      - Как прикажет мой господин... - со счастливой улыбкой ска зала Юля.
      Конец