Глава 4

В маленьком холле было две двери и узкая винтовая лестница с деревянными ступеньками, стертыми и сгорбленными от времени. Пол холла был покрыт ковриком ручной работы, стены — оштукатурены. На их белом фоне прекрасно смотрелось одинокое голубое блюдо дельфтского фаянса. Профессор открыл ближайшую к нему дверь и пропустил Абигайль в маленькую комнатку с низкими потолками, в которой царил полумрак — впрочем, этому способствовал и хмурый февральский день за окном.

Тем не менее комната производила приятное впечатление, хотя и была несколько перегружена мебелью: там стояли столики с многочисленными фотографиями в серебряных рамках, бюро у одной стены, горка у другой, скамеечки для ног, несколько удобных стульев и одно большое кресло, придвинутое к старинной печке в традиционных бело-синих изразцах. Женщина, сидевшая в этом кресле, увидев их, произнесла:

— Доминик, дорогой мой, как ты пунктуален. Я не буду вставать — вы не обидитесь? Это моя сиделка?

— Да. Мисс Абигайль Трент — миссис Маклин. Я пойду принесу ваш чемодан.

Он вышел из комнаты, и, освободившись от его громадной фигуры, комната, как показалось Абигайль, сразу увеличилась в размерах. Абигайль поздоровалась и спокойно остановилась посреди комнаты, понимая, что женщине хочется получше рассмотреть ее, и, в свою очередь, тоже разглядывая свою пациентку. Миссис Маклин была высокой женщиной — хотя о ее росте трудно было судить, пока она не встала с кресла, — очень худой, с длинным острым носом и яркими темными глазами. Ее седые волосы были зачесаны в старомодный чопорный пучок, заколотый такими же старомодными шпильками. Минуту спустя они улыбнулись друг другу, и миссис Маклин сказала:

— Я вас такой и представляла. Доминик мне о вас рассказывал. Давайте выпьем чаю. Вы не могли бы поставить чайник на плиту? Кухня рядом, за стеной. Там же вы найдете и поднос. Моя соседка узнала, когда Доминик привезет меня из больницы домой, и все приготовила.

Абигайль сняла перчатки, шарф и отправилась на кухню, которая оказалась очень маленькой и такой же старомодной, как и сама хозяйка. На кухне стояла электрическая плита, полка над которой была украшена яркой льняной оборочкой. Горшки с цветами теснились на подоконнике. Она налила воды в чайник, поставила его на огонь, прислушиваясь к скрипу старых ступенек под тяжелыми шагами профессора. «У него такие огромные ноги, — с внезапной нежностью подумала она, — да он и сам просто великан». Абигайль слышала, как он разговаривает с миссис Маклин, пока она заваривала чай в керамическом чайнике; затем, поставив чашки на поднос, она понесла их в комнату.

В дверях профессор взял у нее из рук поднос, а миссис Маклин улыбнулась:

— Дорогая, на средней полочке в буфете возьмите фруктовый пирог.

Абигайль взяла пирог, тарелочку под него, нож и три блюдечка — все с разным рисунком и, судя по всему, очень старые.

Они пили чай и разговаривали. Абигайль, уверенная в том, что прекрасно знает профессора, еще раз убедилась, что у него, кроме оборотной, есть и лицевая сторона. Казалось, что миссис Маклин своей добротой растопила весь его лед и отчужденность. Сама Абигайль с удовольствием слушала, как профессор и миссис Маклин обсуждают городские новости.

Наконец профессор встал:

— Не могли бы вы проводить меня, сестра Трент? Мне нужно дать вам кое-какие рекомендации.

Он даже не посмотрел на нее, и голос его стал резким, но у самой двери, остановившись, он сказал совершенно другим тоном:

— Дорогая, я забыл кота — я собирался принести его…

— У тебя и так полно дел, — крикнула из гостиной миссис Маклин. — Ты же сам знаешь, у тебя сегодня не будет ни минутки свободного времени.

— Давайте я принесу его, — предложила Абигайль. — Я уже ориентируюсь в Амстердаме.

Воображение живо нарисовало ей картину свидания профессора с некоей роскошной женщиной, их ужина при свечах. Она представила, как он нежно смотрит на нее и улыбается.

— Я не могу позволить, чтобы вы выходили из дома и скитались по всему Амстердаму из-за какого-то кота. — Голос профессора был вежлив.

— Вы преувеличиваете, — рассудительно заметила Абигайль. — Я никогда нигде не скитаюсь, вы говорите обо мне так, как будто бы я — это «Сиротка Анни»… — Она осеклась, потому что, хотя ее звали и не Анни, сиротой она действительно была. Взгляд ее застыл на его дорогом пальто, она сжала зубы, чтобы не расплакаться. Проглотив комок в горле, продолжила:

— Я сделаю это с удовольствием.

— А ходить за покупками, следить за домом и готовить вы тоже будете с удовольствием? — поинтересовался профессор.

— Да. Как сиделка я здесь не очень нужна, так ведь?

— К концу недели я найду для миссис Маклин помощницу по хозяйству. А пока я хотел бы, чтобы вы не давали ей утомляться. Она всегда была очень активной и любит все делать по-своему.

— Все любят, — заметила Абигайль, взглянув на него, и то, что она увидела, заставило ее сердце учащенно забиться. Он смотрел на нее с таким странным выражением лица — в нем было все: и изумление, и ласковая насмешка, и нежность. Она посмотрела ему прямо в глаза — что-то он ответит?

— Я и не подозревал, что на свете еще остались такие девушки, как вы, — медленно произнес он, а затем указательным пальцем осторожно приподнял ее подбородок, очень внимательно и долго смотрел на нее, как будто видел впервые. — Вы почти вернули мне веру в женщин, Абигайль. — И тут же опустил руку, резко повернулся и вышел, попрощавшись с ней обычным голосом.

У Абигайль не было времени задуматься над его словами, потому что она пошла за котом миссис Маклин, Джудом, а когда вернулась и кот наконец воссоединился со своей хозяйкой, миссис Маклин попросила:

— Присядьте, моя дорогая. Вы, наверное, хотите знать, кто я такая и почему мне нужна сиделка? Я просто уверена, что Доминик вам ничего не сказал — только сколько таблеток и когда я должна их принимать, так ведь? Я была близкой подругой его матери, и после ее смерти, понимаете, я пообещала, что буду присматривать за ним: я ведь знаю Доминика с пеленок. Но я постарела, и теперь все происходит наоборот: он присматривает за мной, хотя могу похвастаться, что он и сейчас всегда терпеливо слушает то, что я ему говорю, и иногда даже следует моим советам. А когда началась эта глупая история с моей язвой, он заставил меня лечь в больницу и не стал слушать никаких моих возражений. А увидев, что лечение мне не помогает, он сам прооперировал меня и после этого еще продержал в больнице очень долго. И кажется, он считает, что мне на некоторое время нужна сиделка, хотя я ему постоянно говорю, что чувствую себя просто превосходно. А теперь он сообщил, что подыщет мне помощницу по хозяйству, после того как вы уедете. — Миссис Маклин фыркнула. — Никогда не слыхала большей глупости, хотя, должна признаться, моя дорогая, вы мне очень понравились, думаю, мы с вами прекрасно поладим. По правде сказать, я немного волновалась, но сейчас… Да, еще он сказал, что мне это не будет ничего стоить. Я и не знала, что больничная касса теперь оплачивает услуги частных сиделок, но ведь за последние годы так много изменилось в лучшую сторону, а я ничего не знаю или узнаю последней.

Абигайль что-то вежливо пробормотала. Так вот что профессор сказал миссис Маклин, и вот почему она не должна была говорить с ней о жалованье. Он оплачивает уход за миссис Маклин из собственного кармана. Она почувствовала прилив нежности к этому непонятному человеку.

— Я уверена, что профессору лучше знать, миссис Маклин. В первое время, когда возвращаешься из больницы, трудно войти в привычный ритм жизни. На этой неделе мы с вами выясним, какую работу по дому вы можете выполнять, чтобы не утомляться. А потом, если у вас будет помощница, вы сами сможете ходить за покупками и, может, даже готовить. По-моему, это было бы прекрасно. А теперь я пойду и приготовлю ужин — Джуд, наверное, тоже голоден, — вы пока посидите с ним.

Абигайль пошла на кухню, она заметила, что женщина очень устала, хотя и старалась не подавать виду. За ней, без сомнения, нужен хороший уход. Абигайль кивнула в подтверждение собственных мыслей и стала смотреть, что есть в кладовой и буфете.

Потом она уговорила миссис Маклин пораньше лечь спать, Джуд занял свое место в ногах у хозяйки, а Абигайль, на всякий случай подвинув звонок поближе к своей пациентке, ушла в свою комнату, расположенную напротив спальни миссис Маклин. Комната была маленькой, скудно обставленной, но находившиеся в ней кровать и комод со стулом, придвинутые к окну, за многие десятилетия своей службы были отполированы до блеска.

Она медленно разделась, не замечая, что в комнате довольно холодно: все мысли ее были заняты профессором, его странными словами. Почему он потерял веру в женщин? Или просто пошутил? Да нет, не похоже, чтобы он так шутил. В халате и шлепанцах она спустилась вниз, в тесную душевую возле кухни. Потом снова поднялась в свою комнату и легла в постель, не переставая думать о профессоре. Может быть, он был влюблен в кого-то, кто не ответил ему взаимностью? Неужели такое возможно? Она уснула с мыслями о нем.

На следующее утро Абигайль проснулась очень рано и в окно увидела, что маленькая площадь заметена снегом, а жалобно воющий ветер без устали взметает его в воздух. Она приготовила не очень крепкий чай и принесла пациентке в постель, затем выпустила Джуда прогуляться. Миссис Маклин уселась поудобнее, чтобы позавтракать, и бодро сообщила Абигайль, что крепко спала всю ночь.

— Надеюсь, вы тоже хорошо выспались. И знаете, дорогая, я просто не могу называть вас «сестра» или мисс Трент — я буду звать вас Абигайль. У вас красивое имя, я никогда такого не слышала. Почему вас так назвали?

Абигайль объяснила, и ее собеседница восхищенно сказала:

— Прекрасно! Бывает же у людей воображение! Она с удовольствием принялась есть тонко нарезанный хлеб с маслом.

— Примите мои соболезнования по поводу вашей мамы, деточка, — неожиданно сказала миссис Маклин.

Абигайль чуть не выронила пустую тарелку из-под овсянки, которую несла в кухню.

— Моей мамы? — переспросила Абигайль. — А откуда вы знаете?

Миссис Маклин изумленно посмотрела на нее.

— Доминик рассказал, разумеется. А что, он не должен был мне рассказывать?

— Да нет, дело не в этом. Как он узнал… не знала, что он знает…

— Доминик знает все, — благодушно заметила миссис Маклин. — Вы сами в этом убедитесь.

Утро Абигайль провела в домашних хлопотах: ходила за покупками, убирала в доме, готовила обед. А после обеда пришел профессор. Он приветствовал Абигайль в своей обычной сдержанной манере и уселся поболтать с миссис Маклин о разных пустяках. Минут через десять он встал и сказал:

— Я вижу, что вы принесли Джуда домой. Быстро нашли дорогу?

— Да.

Она не стала говорить, что, перед тем как ей отдали кота, ей пришлось заплатить за его недельное содержание в приюте. Профессор оплатил все предыдущие счета, а этот, последний, забыл. Всего-то тридцать гульденов — возможно, сущие гроши для него, но для нее это были немалые деньги. Абигайль надеялась, что он вспомнит об этом счете, когда будет платить ей за работу, так как почти все деньги, которые она получила от профессора де Вита, она отдала Боллингеру. На билет в Англию ей хватало, но помимо этого у нее почти ничего не оставалось. Он довольно кивнул и сказал:

— Мне кажется, миссис Маклин надо немножко отдохнуть. Берите пальто и шляпу, и я отвезу вас навестить Боллингера и Анни.

Почему он распоряжается ее свободным временем, подумала Абигайль, и уже собралась отказаться, как вдруг миссис Маклин воскликнула:

— Отличная идея! А я до вашего возвращения вздремну. Одевайтесь, Абигайль, а Доминик устроит меня поудобнее.

Когда Абигайль, одевшись, спустилась в гостиную, ей хватило одного взгляда, чтобы убедиться, что миссис Маклин устроена со всеми удобствами. Абигайль пожелала ей хорошо отдохнуть и вслед за профессором пошла через вымощенную булыжником площадь к автомобилю. За всю дорогу он не проронил ни слова, и Абигайль, которая после его вчерашних слов втайне надеялась, что лед между ними растаял, очень расстроилась. «Ролле» остановился перед его домом; молча они вошли в холл, где профессор небрежно бросил на стул свое пальто и перчатки, затем вошли в комнату, где она обычно пила чай с Боллингером.

— Боллингер сейчас придет, — единственное, что он сказал перед тем, как оставить ее одну.

Пришел Боллингер с уютно устроившейся у него на руках Анни. Абигайль почувствовала, что на сердце у нее потеплело. Они уселись у камина, экономка принесла им кофе, а старик рассказал, как он съездил во Фризленд. Абигайль поняла, что Боллингеру тут очень хорошо. Как жаль, что Болли не может остаться здесь навсегда…

Она решила поговорить с ним об этом немедленно.

— Болли, если профессор предложит, я думаю, тебе лучше будет остаться у него. Ты ведь сам этого хочешь!

И тебе здесь нравится, правда? Я прекрасно устроюсь в Англии — и потом, ты сам знаешь, что значит быть частной сиделкой: это сегодня здесь, завтра там. Меня все равно часто не будет дома.

Старик с ужасом посмотрел на нее:

— Мисс Абби, да что на вас нашло? Мне здесь и правда нравится, но ведь садовник скоро поправится, и тогда профессору незачем будет меня держать. Кроме того, нам ведь все равно нужен свой дом?

— Да, Болли, конечно, — согласилась Абигайль. — Я просто подумала… А как Анни?

— Посмотрите сами, мисс Абби. Как она выросла, они так подружились с Колоссом, даже спят рядышком, а когда профессор обедает, она тоже сидит с ним в столовой. Уж как он любит ее!

— Я очень рада. — Абигайль взяла Анни на колени и погладила ее. — Я никогда не думала, что он… то есть я всегда знала, что он будет хорошо к ней относиться…

— Да Бог с вами, Абби, профессор совсем не такой, каким вам кажется, — он очень добрый, да. И всем помогает, мне говорили соседи.

— Я уверена, что помогает, Болли. А сейчас мне пора идти: я не хочу надолго оставлять миссис Маклин без присмотра. Но я скоро приду тебя навестить. И все-таки я думаю, что лучше всего мне поехать в Англию одной, а ты приедешь попозже, когда я найду квартиру.

Старик неохотно кивнул:

— Хорошо, мисс Абби. И еще: профессор сказал, чтобы вы входили через парадную дверь. Он очень сердится, когда вы входите через маленькую дверь.

Глаза Абигайль округлились от удивления.

— Правда? Вот уж не думала, что его интересует, через какую дверь я вхожу в его дом. Тут ее обожгла одна мысль.

— Болли, ты не рассказывал ему о нас — я имею в виду, о маме и…

— Немножко, в общих чертах. Что-то случилось?

— Все в порядке, спасибо, Болли.

Она тепло попрощалась со стариком и ушла, как велел профессор, через парадную дверь. Перед домом в «роллсе» ее ждал Ян. Он вылез из машины, чтобы поздороваться.

— Мисс Трент, профессор распорядился отвезти вас. Интересно, давно он здесь в машине, подумала Абигайль, и почему ван Вийкелен не предупредил ее? Наверное, он отдал Яну распоряжение и сразу же обо всем забыл. Она села в машину и, тщательно подбирая слова, начала по-голландски говорить с ним о пустяках, при этом всячески избегая какой бы то ни было критики в адрес профессора, так как она интуитивно чувствовала, что Ян ему очень предан.

На следующий день ван Вийкелен пришел к ним, когда Абигайль не было дома: она выходила за покупками. Словоохотливая миссис Маклин сообщила ей, что профессор доволен тем, как она поправляется, и даже разрешил ей готовить самой, с условием, что она не будет переутомляться.

— Так что ужин сегодня приготовлю я, хотя вряд ли у меня останется сил вымыть потом посуду. И если завтра будет хорошая погода, я дойду вместе с вами до бакалейной лавки на Бегийнстиге. Боже, как приятно вновь вернуться к жизни! Благодаря тому, что вы со мной, это совсем не так трудно, напрасно я боялась. — И она поспешила объяснить:

— В больнице ничего не нужно делать самой и очень быстро привыкаешь к опеке. — Потом, улыбнувшись, заметила:

— Вам очень идет этот свитер! И у вас такой румянец с мороза! Да, совсем забыла, Доминик нашел мне помощницу по хозяйству, некую мевру Роте. Она придет на следующей неделе. А где вы будете работать?

— Я вернусь в Англию, миссис Маклин.

— А у вас есть куда возвращаться — есть родственники?

— Нет, мои родственники в Канаде, и они не хотят меня знать. Но вы обо мне не беспокойтесь: мне просто нужно прийти в агентство, и они предложат работу — может быть, даже в тот же день.

— Великолепная организация работы, — сухо заметила миссис Маклин, — но я не вижу впереди никакого просвета: когда-то вам нужно и отдыхать!

— Ну, я думаю, что смогу отдохнуть денек.

— Смотрите не обленитесь, — неожиданно сказала миссис Маклин, и Абигайль весело рассмеялась. — Ну, так-то лучше. Вам нужно чаще смеяться, детка.

Абигайль не нашлась что ответить, а ее собеседница продолжала как ни в чем не бывало:

— Доминик тоже чересчур серьезен. Так вы все купили?

День прошел довольно лениво: хотя Абигайль могла найти, чем заняться по дому, особой необходимости и спешки в этом не было. Утром миссис Маклин рассказала ей историю этого дома и добавила:

— Мне с ним очень повезло. Вообще-то все эти дома, я думаю, — сущая благотворительность. Арендная плата очень низкая, а местоположение отличное, и, кроме того, рядом живут мои подруги. Вы пойдете сегодня в гости к Боллингеру?

— Я думаю пойти навестить профессора де Вита — вы знаете, он мой последний пациент.

— Прекрасно, Абигайль. Я тоже знаю его. Доминик обещал меня взять к нему — он уже давно болеет… Ну, да вы знаете об этом больше меня. Боже мой, как бы нам, старикам, пришлось тяжело, не будь с нами Доминика! Он такой внимательный и заботливый. С ним я никогда не чувствую себя одинокой — он очень любил моего мужа.

Миссис Маклин очень хорошо знала профессора, может быть, на этой неделе она что-нибудь расскажет о нем. Абигайль в голову пришла занятная мысль, что профессор — вылитый доктор Джекил и мистер Хайд, так как, если слушать миссис Маклин, лучшего человека на свете нет.

И она сказала:

— Боллингер тоже о нем очень высокого мнения, и неудивительно. Благодаря ему он смог уехать из жуткой комнаты, где ютился и где был ужасно одинок, а здесь, в Амстердаме, ему хорошо.

— Правда? — заинтересовалась миссис Маклин. — Доминик как-то упомянул, что смог найти временного работника вместо заболевшего Япа, но подробностей я не знаю. — Она внимательно посмотрела на Абигайль:

— Присядьте-ка, моя дорогая, и расскажите мне о себе, о Боллингере и о ваших родителях, если, конечно, мое любопытство вас не задевает.

С громадным облегчением рассказала ей Абигайль о Боллингере, о своей матери, и об их жизни в Лондоне, и как она скучает по больнице; она рассказала ей об агентстве и с юмором описала суровую женщину, благодаря которой она оказалась в Амстердаме. Когда наконец рассказ был окончен, миссис Маклин откинулась на спинку стула и вздохнула:

— Бедная девочка, жизнь не баловала вас. — Она изучающе посмотрела на Абигайль. — Но вы ведь сами не очень себя жалеете?

— Нет. Но иногда, когда я вижу красивое платье, или какое-нибудь необыкновенное украшение, или девушку, которая, знаете, вся из себя: и лицо, и волосы, и модная одежда, — тогда я просто умираю от жалости к себе. — Она рассмеялась, и ее пациентка засмеялась вместе с ней.

— Все это чепуха, — твердо сказала миссис Маклин. — Одевайтесь и навестите профессора де Вита. Передавайте ему от меня большой привет.

Абигайль с удовольствием повидалась с профессором де Витом. Он был так же худ и бледен, но все с той же поразительной волей к жизни. Он задал кучу вопросов: как она живет, что делает, счастлива ли, внимательно выслушал ее рассказ о миссис Маклин.

— Она очень милая женщина, — сказала Абигайль. — Знаете, есть люди, с которыми чувствуешь себя очень легко. Точно так же, как есть люди, с которыми невозможно стать друзьями.

Разумеется, она имела в виду профессора ван Вийкелена, и ее собеседник так внимательно посмотрел на нее, что она покраснела, хотя он не сказал ей ни слова, а, напротив, быстро переменил тему разговора.

— На следующей неделе я уезжаю в Англию, — сообщила она ему. Де Вит удивился:

— А вам хочется?

— Я… Думаю, да. Мне нравится в Амстердаме, хотя поначалу я боялась, что мне здесь будет трудно и одиноко, но все оказалось по-другому: здесь Болли, и Анни, и вы, и миссис Маклин, и еще сестры в больнице.

Она не упомянула ван Вийкелена, и ее собеседник сделал вид, что не заметил этого, а шутливо сказал:

— Внушительный список. Нам всем будет вас очень не хватать. А теперь, дорогая, сбегайте на кухню и посмотрите, готов ли тот отвратительный слабый чай, что меня заставляют пить.