Колесница магии (№1) - Магия цвета ртути

— Ну, что скажете? — спросил принц.

— Это... невероятно! — прошептал посол. Басторран лишь кивнул, не заметив даже, что стоит с открытым ртом.

— Она крепкая! — с восторгом в голосе сообщил Мелиобар, постучав кулаком по затейливому плетению. — Сработана лучшими ремесленниками из самых качественных материалов и, разумеется, усилена чарами. Вам, конечно же, понятно ее назначение.

На мгновение в аудиенц-зале воцарилось молчание. Наконец Талгориан осмелился заговорить.

— Мои поздравления, ваше высочество. Исключительно надежный способ укрытия.

— Да, — подхватил Басторран, — редкостное изобретение. Уж в ней-то до вас никто не доберется.

— Что? — Мелиобар бросил на них сердитый взгляд.

Языки у обоих налились свинцом, лица окаменели.

— Для двоих мужей, считающих себя чуть ли не светочами мудрости, это... неимоверная глупость! — выпалил принц, переводя взгляд с одного остолбеневшего собеседника на другого, а потом залился почти добродушным смехом. — Неужели вы решили, что это укрытие! Ха-ха! Для меня! Нет, это не укрытие, а ловушка. И не для меня, а для моего недруга. Для смерти! Если смерть, несмотря на все мои старания, настигнет меня, то угодит в западню. Смотрите!

Он швырнул в клетку увесистый фолиант, и дверца закрылась с металлическим лязгом.

— Хитро, а?

— Весьма, — с трудом выдавил из себя Тал-гориан.

— Осталось решить только одну проблему.

— Какую, ваше высочество?

— Как вы думаете, что следует использовать в качестве приманки?

11

— Я расскажу вам, что произошло в действительности, — сказал Далиан Карр. Рит, Куч и патриций ехали на мягко подпрыгивавшей крытой повозке Домекса, в которую была запряжена пара гнедых тяжеловозов. Кэлдасон правил, Куч сидел на козлах рядом с ним, а Карр пристроился под навесом, привалившись к груде мешков. Держа путь на юг, к Валдарру, они ехали всю ночь, избегая главных дорог и беседуя на разные темы. Сейчас, когда уже взошло солнце, разговор у них шел о правителях Беальфы.

— Давай, — воодушевился жадный до слухов Куч.

— Вы, наверное, слышали множество самых разных историй о смерти короля Нарбеттона, — не без удовольствия начал свой рассказ Карр. — Официально считается, будто он погиб во время хаоса, воцарившегося лет двадцать назад, когда Гэт Тампур вытеснил Ринтарах с острова и установил здесь свое владычество. Ходили слухи, что король стал жертвой пожара, уничтожившего старый дворец. По другой версии, он пал в бою, возглавив отряд, героически отражавший нападение захватчиков, или принял яд в отчаянии от того, что его государство переходит от одного оккупанта к другому. Но все это ложь. Даже устроенные королю похороны были ненастоящими. Кэлдасон оглянулся.

— Ты хочешь сказать, он еще жив?

— И да... и нет. Перед вынужденным отступлением чародеи Ринтараха подвергли Нарбеттона своеобразному магическому воздействию. Можно сказать, то был их прощальный выстрел, поступки, сравнимые с отравлением колодцев и засеванием полей солью. Может быть, именно это сказалось на умственных способностях королевского сына, Мелиобара. Но так или иначе, захватчикам король достался в бессознательном состоянии: он не жив и не мертв и, насколько можно судить за прошедшие с той поры годы, не стареет. Было ли намерение ринтарахцев именно таково, или же у них что-то не получилось, никому неведомо.

— Куч, ты когда-нибудь слышал о подобных вещах? — спросил Кэлдасон.

— Вообще-то да, — отозвался паренек, удивившись и обрадовавшись тому, что кто-то заинтересовался его мнением. — Есть сомнамбулические чары и магические артефакты, способные привести человека в состояние транса. Но все, о чем мне известно, не отличается столь прочным и длительным эффектом, не говоря уж о том, что разрушить такие чары способен любой мало-мальски сведущий практик.

Вот с этими чарами все маги, состоящие на службе у Мелиобара, ничего поделать не могут, — сообщил Карр. — Правда, по слухам, принц не так уж и настаивает. В конце концов, возвращение отца к жизни лишило бы его власти, не говоря уж о том, что он, похоже, и раньше не питал к старику особой любви. Но тем не менее, именно по этой причине Мелиобар не принимает королевский титул. Возможно, он опасается, что его отец придет в себя. Кто знает?

— А где сейчас находится Нарбеттон?

— Точно этого не скажет никто, но можно поручиться, что его скрывают в недрах движущегося дворца Мелиобара.

— И откуда только ты все знаешь? — заметил Кэлдасон.

Карр улыбнулся.

— Осведомленность — это одно из преимуществ принадлежности к верхам. В политических кругах эта история ни для кого не является секретом.

— Но мне кажется, нынешним правителям было бы выгоднее сообщить народу о судьбе короля. Такой рассказ явно не способствовал бы популярности Ринтараха в глазах жителей Беальфы. Разве это не выгодно Гэт Тампуру?

— Да, но тогда все стали бы спрашивать, почему имперские маги не освободили государя от власти враждебных чар.

— А кстати, почему они этого не сделали?

— Может быть, не могут, хотя империя и располагает могущественной магией. Но не исключено, что им выгоднее иметь дело с сумасшедшим, легко поддающимся влиянию сыном Нарбеттона. Они фактически правят государством, лишь для виду прикрываясь его именем. Хотя едва ли это продлится долго, ибо принц становится все менее предсказуемым.

— Магия такого типа, — заметил внимательно слушавший патриция Куч, — для основателей была обычным делом. Некоторые ученые даже утверждают, будто само Время Мечтаний представляло собой некое могущественное заклятие, обращавшее реальность в своего рода податливую иллюзию. Предполагают, будто основатели могли делать все, что хотели... как может человек во сне. — Он усмехнулся. — Конечно, это лишь гипотеза, но некоторые принимают ее на веру. Насчет всего, имеющего отношение к основателям, существуют разные мнения.

— Но Нарбеттона заколдовали вовсе не основатели, — указал Карр. — Неужели эти чары нельзя нейтрализовать?

— В теории можно, но существует великое множество магических связей, и разорвать иные из них бывает очень трудно, ибо это чревато нарушением баланса. Как в случае с тво... — продолжил юноша, повернувшись к Кэлдасону и явно желая сказать «с твоей проблемой», но осекся и торопливо пробормотал: — С твоим народом. Ведь у квалочианцев магия особая, то есть, я хочу сказать, они не... — Паренек покраснел. Его ощущения были сравнимы с тем, как если бы он, прыгая с горячей сковородки, попал в открытое пламя.

Кэлдасон смерил Куча мрачным суровым взглядом, но неожиданно пришел ему на выручку.

— Это верно, квалочианцы относятся к магии и оценивают ее совсем по-иному. В отличие от вас мы не считаем магию мерилом человеческого статуса.

— Как странно, — задумчиво произнес Карр, то ли не заметивший оплошности Куча, то ли решивший оставить ее без внимания.

— А почему люди так предубеждены против квалочианцев? — спросил Куч и тут же пожалел об этом: вдруг опять с его языка сорвались не те слова?

Однако Рит не стал его укорять.

— Полагаю, — сказал он, — квалочианцу не так-то просто ответить на этот вопрос. Если в наши лица метят сапогом, мы и видим этот сапог. Нам не до причины.

— Полагаю, частично причина коренится в чувстве вины, — осмелился высказаться Карр. — Что ни говори, а квалочианцы были первыми обитателями Беальфы.

— Но ведь это только легенда, не так ли? — заметил юноша.

— Может, для кого и легенда, но не для моих соплеменников, — холодно произнес Кэлдасон, и паренек снова пожалел о том, что не придержал язык.

— Так это или нет, — заявил Карр, — но их лишили гражданских прав и уже на моем веку ликвидировали последние квалочианские анклавы. Думаю, власти Беальфы просто стремились захватить эти земли.

— А вот я так не думаю, — возразил Кэлдасон. — Оглянись вокруг: свободных земель у Беальфы в избытке.

— Ну, а чем бы объяснил подобную нетерпимость ты?

— Нашим свободолюбием. Никто не любит непокорных. Ну и тем, что мы — народ воинов. Когда мой соплеменник появляется на свет, ему в руку вкладывают меч, и каждый из нас мечтает расстаться с этим миром, тоже сжимая рукоять клинка. — На долю мгновения суровый взгляд Рита сделался чуть ли не мечтательным. — Но если ты хочешь знать настоящую причину того, почему нас сторонятся, так это потому, что мы — другие.

— Люди, которые ненавидят вас за это, должно быть, глупы, — решил Куч.

— Никогда не позволяй себе недооценить противника. Порой ему не хватает не мозгов, а совести.

— Хорошо сказано, — одобрил Карр.

* * *

Последние несколько часов путь их пролегал по зеленой, изобиловавшей деревьями местности, но теперь растительность поредела. Впереди показалась развилка: дорога похуже — неровная, каменистая — вела на запад.

— Сворачивай туда, — посоветовал Карр. Кэлдасон нахмурился.

— Почему?

— Кое-куда заедем.

— А я думал, что ты торопишься вернуться.

— Так оно и есть, но до Валдарра еще два дня пути. Нам нужны вода и провизия, и все это мы можем получить недалеко отсюда.

— В самом деле — «недалеко»?

— Пара часов езды. Кроме того, там есть то, что мне хотелось бы вам показать.

— Патриций, я не любитель сюрпризов.

— Этот сюрприз кое-что объяснит тебе. И поверь, надолго мы не задержимся.

Кэлдасон промолчал, но с главной дороги свернул.

Боковая дорога, вся в рытвинах и колдобинах, пролегала сначала через поросшую кустами и редкими, чахлыми, почти голыми деревцами пустошь, а потом и вовсе запетляла по унылому мшистому болоту с зеркалами стоячей воды и выступавшими из трясины белесыми камнями. Резкий запах гнили невольно заставлял морщиться.

— Ну и местечко, — пробормотал Куч, оглядевшись по сторонам, когда их повозка поднялась на невысокий холм.

— Да, на эту землю больше никто не претендовал, вот она им и досталась, — отозвался Карр.

— Кому «им»?

— Скоро увидите.

И действительно, спустя некоторое время впереди показалось селение, вернее кучка строений, которые роднило между собой разве что полное отсутствие какого-либо общего стиля. Одни дома были построены из дерева, другие — сложены из камней, с соломенными и тростниковыми крышами. Кое-где высились круглые хижины, такие же, как на родине Рита. Местные жители, насколько было видно, занимались самыми обычными делами.

— Постой, — сказал Карр, приподнявшись на колени и взглянув на селение поверх головы Кэлдасона. — Прежде чем мы явимся туда, вам обоим не помешает кое-что узнать.

Рит натянул вожжи, и лошади остановились так резко, что у них взметнулись хвосты.

— Выкладывай, в чем дело?

— Это община бролиадцев, точнее то, что от нее осталось. Название она получила в честь основателя, организовавшего ее десять лет назад. Он тоже был из числа несогласных с существующими порядками и собрал вокруг себя разношерстную компанию сторонников, которых объединяло только одно — желание быть свободными от вмешательства государства. В народе эти люди более известны как «неповинующиеся».

— Слышал я о таких, — сказал Куч. — Они ведь пацифисты или что-то в этом роде?

— По большей части. Они пытаются противиться имперскому господству ненасильственными методами, а в повседневной жизни стараются ограничить общение с властями, что, конечно, весьма непросто.

— Само собой, — буркнул Кэлдасон, глядя на деревню, — предпочитают сидеть в этом жабьем болоте, а не бороться за свои права.

— Понимаю, — вздохнул Карр. — Тебе, воину, трудно будет понять их требования.

— Почему? Я готов с уважением отнестись к миролюбивым людям, особенно если они действительно придерживаются своих убеждений.

Весьма похвально. Но я не это имел в виду.

— А что ты имел в виду?

— То, что это община пацифистов. Иными словами, на ее территории не допускается ношение какого-либо оружия. Посетителям предписывается сдать его при входе. Исключений не делается.

Выражение лица Кэлдасона напугало Куча — паренек решил, что сейчас патрицию как следует достанется. Рит, однако, ограничился тем, что проворчал:

— Выкинь эту чушь из головы. Просить квалочианца отказаться от оружия, это все равно что... — Он замолчал, пытаясь найти подходящее сравнение.

— А ты обмани их, — предложил Карр.

— Я смотрю, в тебе опять заговорил политик.

— Во мне говорит здравый смысл. Тебе твои обычаи не позволяют расстаться с оружием, им — допустить в селение вооруженного человека. Сдай то оружие, которое на виду, остальное — спрячь, и все будут довольны. Хотя тащить туда оружие столь же бессмысленно, как брать с собой топор, чтобы защититься от новорожденных котят.

— А они не потребуют дать слово, что у меня нет припрятанного оружия?

— С тебя нет. Они возьмут слово с меня, мы ведь знакомы.

— А тебе не кажется, что ты злоупотребляешь их доверием?

— О злоупотреблении можно будет говорить, лишь если оружие будет пущено в ход, но ведь этого не случится, не так ли?

Прежде чем квалочианец успел ответить, Карр повернулся к Кучу.

— А ты, молодой человек, можешь стереть с физиономии свою самодовольную ухмылку. Магия там тоже под запретом.

— Что? — изумился Куч, которого этот запрет потряс больше, чем неприятие жителями оружия. — Без магии? Совсем? Да как же они вообще живут?

— Вижу, эти люди не совсем лишены здравого смысла, — пробормотал Кэлдасон.

— Так или иначе, то, что вы оба считаете главным в своей жизни, у них не в ходу. На то время, пока будете там, постарайтесь с этим свыкнуться.

— А зачем нам вообще туда надо? — осведомился Рит.

— Я поддерживаю отношения с общиной и, так или иначе, собирался к ним заглянуть на обратном пути от Грентона. Мне надо обсудить с ними пару вопросов. Кроме того, нам нужны припасы, а здешние жители охотно снабдят нас ими в обмен на часть содержимого моего кошелька. Ну и наконец, Рит, я хотел, чтобы ты познакомился с одним из способов сопротивления властям.

— Я знал множество способов, по большей части безрезультатных.

— Не стану утверждать, будто способ, избранный бролиадской общиной, намного лучше других. Но для меня встреча с этими людьми является долгом чести, и я был бы благодарен вам обоим, согласись вы посетить их вместе со мной.

— Я не прочь посмотреть, как они там живут, — заявил Куч.

— А мне, патриций, ты не оставил особого выбора, — добавил Рит.

— Ты мог бы уйти. Или даже уехать, забрав с собой фургон и упряжку. В конце концов, Рит Кэлдасон, от человека, объявленного вне закона, можно ожидать чего угодно.

Квалочианец напрягся, его шея и мускулы рук заметно взбугрились.

— Готовы? — буркнул он и, не дожидаясь ответа, ловко щелкнул вожжами.

Повозка с дребезжанием покатилась вниз по склону. Все молчали.

Возле селения им навстречу вышли люди, одетые в непритязательные серые и коричневые рубахи и такие же штаны. Было их чуть больше двух десятков, мужчин и женщин примерно поровну, да около дюжины детишек. Последние высыпали на околицу вместе с собаками, козами и домашней птицей. Похоже, держать животных в загонах здесь никому не приходило в голову.

Заявление Карра о близком знакомстве с общинниками подтвердил оказанный ими патрицию теплый прием: многие из них сочли своим долгом крепко пожать ему руку, похлопать по плечу или заключить в объятия. Рит и Куч были представлены поселянам как его друзья: имен он называть не стал. Обоих спутников политика местные жители приветствовали пусть и не с такой радостью, как его самого, но вполне радушно. И хотя оливковый оттенок кожи и угловатые черты лица выдавали в Рите квалочианца, его происхождение, похоже, никого не заинтересовало.

Передав свою пару кинжалов, Карр повернулся к Кэлдасону:

— Ты должен отдать свое оружие.

Рит отстегнул ножны обоих мечей, снял с пояса нож и вручил все «неповинующемуся», который с улыбкой удалился. Кэлдасон, напротив, сердито хмурился.

— Мне нужно кое-что обсудить с нашими хозяевами. — Карр кивнул в сторону группы общинников, одетых так же, как остальные, но державшихся особняком, что, видимо, и должно было выдавать в них представителей местной власти. — Это ненадолго, а вы пока можете заняться чем угодно. Угощайтесь, отдыхайте, осматривайте селение. Я присоединюсь к вам, как только освобожусь.

Вместе с местными старейшинами патриций направился к круглому дому. Толпа постепенно разошлась, оставив Рита с Кучем в одиночестве.

— Итак, нам скомандовали «вольно, разойдись», — решил Кэлдасон.

* * *

Освободился Карр отнюдь не так скоро, как обещал: миновал полдень, дело уже шло к вечеру, а он так и не появлялся. Кэлдасон и Куч убивали время, осматривая деревню. Их первое впечатление подтвердилось: дома пребывали в обветшалом состоянии. Краска на досках облезла, в изгородях не хватало жердей, покосившиеся двери свисали с петель. Скотина выглядела некормленой и неухоженной. Во всем чувствовались упадок и небрежение.

Общинники, такие же исхудалые, как и их живность, предоставили гостям полную свободу. На них порой таращились, но никто не беспокоил. Учитывая бросавшуюся в глаза бедность общины, гости не решались попросить еды. Правда, по прибытии их отвели в общественную столовую, где на грубо сколоченных деревянных столах их ждали водянистый суп, черный хлеб и кислые яблоки. Этого только хватило, чтобы слегка заглушить голод.

Когда вечерние тени удлинились, Куч и Кэлдасон, устав от бесцельных блужданий, вернулись к круглому дому, двери которого оставались закрытыми.

— Эта задержка в пути начинает меня раздражать, — мрачно проворчал Рит. — Сколько он еще собирается оставаться здесь?

— Наверное, им есть что обсудить, — примирительным тоном заметил юноша.

— Я их потороплю.

— Рит, это не слишком вежливо. Может, подождем немного?

— Сколько можно ждать? До утра? Я никому не слуга!

Он повернулся и размашистым шагом направился к двери.

— Рит, не надо! Постой!

Но квалочианец, не дойдя до цели шагов десять, остановился. В сгущавшемся мраке обозначился светлый прямоугольник — дверь отворилась. На улицу, переговариваясь и добродушно посмеиваясь, стали выходить люди. Увидев Кэлдасона, Карр, виновато разводя руками, поспешил к нему.

— Прошу прощения. Мне так неловко, но разговор затянулся дольше, чем я рассчитывал.

— Ничего страшного, — поспешил заверить его Куч, но Рит, похоже, был настроен более язвительно.

— Надо думать, это тоже часть твоего грандиозного проекта?

— Это действительно была важная встреча. Больше я сейчас сказать не могу.

Они направились прочь от круглого строения, и, когда их никто из общинников уже не мог услышать, Карр спросил:

— Как вам это место?

— Да, — хмыкнул Кэлдасон, — мы проторчали здесь достаточно долго, чтобы составить о нем полное представление.

— Ладно, я же извинился. Но каковы ваши впечатления?

— Люди кажутся вполне приличными. Но хозяйство в таком состоянии, что это просто удручает, — заявил Рит.

— А ты, Куч, что скажешь?

— Примерно то же самое. Дела у них идут из рук вон плохо, и если независимость от государства приводит к таким результатам... Сколько лет прошло? Десять?

Карр улыбнулся.

— Полностью согласен.

— Правда?

— Да. Я тоже не нахожу этот способ действенным и никогда не верил, что из подобной затеи может выйти толк. Мотивы у них правильные, а подход — неверный.

— Зачем тогда ты сюда явился? — спросил Рит.

— Потому что обещал. И отнюдь не все, что они делают, неправильно. Но это мы обсудим как-нибудь попозже. — Он покосился в сторону проходившей мимо группы людей. — А сейчас я вот что хочу сказать: время позднее, прошлой ночью мы все глаз не сомкнули, так стоит ли пускаться в дорогу? Нас приглашают остаться и переночевать, и я предлагаю приглашение принять. Встанем пораньше и в путь.

Куч пожал плечами. Кэлдасон ничего не ответил, и его молчание было понято как согласие.

— Надо определиться с местом, — продолжал Карр. — Они живут по несколько семей в одном доме и спят в общей спальне, но для тех, кто привык к уединению, можно найти и укромные уголки.

— Я бы предпочел как раз такой уголок, — заявил Куч. — Если, конечно, никто не против.

— Никаких проблем, только помни о запрете на магию. Будет неловко, если ты переполошишь наших хозяев, начав под покровом ночи творить заклятия.

— Обещаю, никакой магии. А ты где будешь спать?

— В общей спальне.

— Да ну? Вот уж никогда бы не подумал!

— Это потому, что я патриций? — усмехнулся Карр. — Не смущайся, ты прав, я привык к комфорту, но нахожу целесообразным следовать здешним обычаям для упрочения контактов. А ты, Рит, что-то мрачно выглядишь, — заметил он, взглянув на Кэлдасона.

— Я просто устал.

— А где будешь спать?

— На свежем воздухе. Карр растерялся.

— Но тебе предлагают кров и теплую постель.

— Я, знаешь ли, привык обходиться без этого. Звездное небо — вот единственный кров, который мне нужен. Вот там, — он указал на небольшую рощицу за околицей, — самое подходящее для меня место.

Брови патриция слегка поднялись.

— Как тебе угодно. Доброй ночи. Пойдем, Куч. Юноша тоже пожелал квалочианцу спокойной ночи и, чувствуя некоторую обиду из-за того, что не услышал ничего в ответ, поплелся за патрицием к одному из домов. Снаружи строение имело ветхий вид, однако внутреннее убранство отличалось аккуратностью и чистотой. В небольшом закутке Куча ждала прочная с виду кровать. Сообщив юноше, где, если что потребуется, его можно будет найти, патриций ушел.

На служившем вместо прикроватного столика перевернутом ящике стояла свеча, однако юноша не стал с ней возиться. Чувствуя себя слишком усталым, он, не снимая одежды, улегся в постель. По правде сказать, в таком состоянии Куч уснул бы и на голом каменном полу.

Вообще-то куртку, да и сапоги следовало бы снять, и он, конечно же, разденется... вот только немного отдохнет... Обязательно разденется, как положено... через минуту-другую.

Неизвестно, на сколько растянулась эта «минута», но проснулся паренек оттого, что кто-то тряс его за плечи. Над ним нависла неразличимая в темноте фигура. Куч вознамерился было крикнуть, но на его рот легла широкая ладонь.

Фигура склонилась ниже.

— Помоги мне, — прозвучал хриплый голос.

12

Должно быть, ночной визитер оставил дверь приоткрытой, потому что порыв ветра распахнул ее еще шире, и проникший в щель свет заставил отступить скрывавшие лицо гостя тени. Это оказался Кэлдасон — растрепанный, взбудораженный, с безумным взором.

Правда, ладонь со рта Куча он убрал, и это позволило юноше, несмотря на дикий вид квало-чианца, немного успокоиться.

— Что случилось? — спросил он.

Рит, призывая к тишине, поднес палец к губам. Движения его были неверны, как у пьяного, но спиртным от него не пахло.

— Что такое? Ты заболел? — Куч перешел на шепот.

Сон окончательно отступил, и юноша понял, в чем дело.

— У тебя опять... то же самое? — Кэлдасон кивнул.

— Я могу помочь?

— Так же... как в прошлый раз. — Он оглядел убогую комнатушку и покачал головой. — Нет, это место не годится. Пойдем со мной.

Куч, чувствуя, как голова немного кружится, выбрался из постели, а когда увидел в руках Рита моток толстой веревки, на лбу его выступил пот.

— Быстро! — прошипел квалочианец.

— Секунду.

Наклонившись, юноша скатал постельные принадлежности и прикрыл их одеялом, так чтобы на первый взгляд казалось, что кровать занята.

— Скорее!

— Иду, иду!

Они покинули хижину. Куч осторожно прикрыл за собой дверь.

Стояла полночь, на небе сияла полная луна. Вокруг никого не было видно, но они все равно двигались осторожно, стараясь держаться в тени домов.

Кэлдасон дышал тяжело, словно после долгого бега, его слегка шатало. Куч шел рядом с ним, больше всего, опасаясь какой-нибудь случайной встречи. Кто знает, что может выкинуть при этом квалочианец...

Когда они подошли к углу амбара, Рит подал юноше знак остановиться и указал на открывавшуюся впереди на пересечении неровных улиц поселка площадь, служившую местом собраний жителей общины. В некоторых из окружавших ее домов еще горел свет, и двигаться при таких обстоятельствах по открытому пространству означало риск оказаться замеченными.

— Что теперь будем делать? — спросил Куч. Его спутник молча указал на небольшую рощицу, выбранную им раньше в качестве места для на. Но чтобы попасть туда, им так или иначе следовало пройти по площади.

— Я первый, — шепнул он, закидывая веревку на плечо. — Если все будет в порядке, подам сигнал.

Юноша кивнул, провожая его взглядом. Рит шел медленно, согнувшись, словно страдал от боли в желудке. Когда он добрался до первого дома на противоположной стороне площади, то уперся руками в стену и опустил голову. Куч встревожился, но тут квалочианец повернулся к нему и помахал рукой. Паренек бегом поспешил к нему.

Наконец деревня осталась позади, и утоптанная земля уступила место сухой глине и островкам жесткой травы. Преодолев полосу открытого пространства шириной в двадцать шагов, спутники оказались среди невысоких, по пояс, кустов, а потом и под заслонявшими луну кронами деревьев.

Кэлдасон кинул Кучу моток веревки, от тяжести которого юноша пошатнулся и отступил на шаг.

— Привяжи меня, — задыхаясь, произнес Рит, — к тому дереву. — Он кивнул в сторону кряжистого дуба. — И возьми это. — Он вытащил из-за голенища нож, который паренек спрятал за пазуху.

Квалочианец сел на землю, прислонившись к дереву спиной. Куч, обматывая вокруг него веревку, спросил:

— А как ты до сих пор обходился без меня? Вопрос получился с оттенком юмора висельника, но Рит воспринял это вполне серьезно.

— Когда мне случалось оказаться вблизи от мирных людей, я старался убраться как можно дальше, а если рядом находились враги, это меня особо не волновало.

— Что все-таки с тобой творится?

— Поторопись. И затягивай узлы потуже. Куч постарался на совесть, он даже язык высунул от усердия.

— А теперь уходи, — велел Кэлдасон. — Нет, постой! Важно не допустить шума. Мне нужно что-нибудь вроде кляпа.

— Ну, например?..

— Веревка сойдет. Возьми нож и отрежь кусок.

Отрезав кусок веревки длиной с руку, Куч обвил ее вокруг дерева, пропустив через рот Рита, подобно лошадиной уздечке.

— Годится, — сказал тот. — Как закончишь, уходи.

Глаза его уже выкатывались из орбит, и дышал он с большим трудом. Квалочианец закусил веревку, и Куч, затянув ее потуже, завязал узел. После чего, как и было приказано, ушел.

Но не очень далеко.

* * *

Единственное, что он ощущал, была боль.

Едкие пары щекотали его ноздри. В воздухе стоял запах обугленного дерева и горелой плоти. Где-то неподалеку трещало пламя. Еще дальше раздавались вопли и крики.

Он, должно быть, лежал навзничь, так как видел только небо. Малиновое зарево перечеркивали полоски жирного черного дыма. В горячем, дрожащем воздухе кружились хлопья сажи.

Потом что-то загородило его поле зрения. Расплывчатая фигура склонилась над ним, и он ощутил прикосновение чьих-то рук. Он скосил глаза на эти руки и увидел, что они в крови.

Он попытался заговорить, но не смог — словно забыл, как это делается.

К его губам поднесли чашку, но как пьют, он, похоже, тоже забыл. Какую-то жидкость влили ему в рот, и она, словно расплавленный свинец, обожгла глотку, а когда дошла до желудка, то вызвала огненный спазм.

Боль превысила все мыслимые пределы.

Снова появились руки. Кажется, они производили над ним какие-то сложные ритуальные жесты, смысл которых являлся для него тайной. Боль слегка утихла. Человек, помогавший ему, выглядел как древний старец, но сейчас не следовало слишком доверять своим глазам.

Время шло. Наполнено оно было все тем же: пылающим небом, горящей плотью и доносившимися издалека пронзительными криками.

Потом к нему пришло осознание — то, на чем лежало его тело, подняли и куда-то понесли. Каждый шаг, каждый толчок отзывался новым приступом жгучей пронзающей боли. С губ его рвался крик, но звуки, речь по-прежнему были для него недоступны.

Он видел — или ему мерещились — объятые пламенем крыши зданий и кроны деревьев. И небо, все то же багровеющее небо.

Наконец его внесли под крышу, и гневное небо сменилось деревянным потолком с перекрещивающимися балками. К величайшему его облегчению, движение прекратилось. И снова ему помогали окровавленные старческие руки с выступающими венами. Не в силах даже застонать, он вперил взгляд в потолок. Его уделом были лишь страдания и бессилие.

Потом произошел сдвиг в реальности.

Все, только что окружавшее его — деревянный потолок, смутные фигуры, старческие руки, — исчезло. Точнее, возникла другая сцена. Своего рода сон внутри сна.

Он стоял на краю утеса. Внизу расстилалась огромная равнина, на которой, словно гигантские цветы, сияли дивные города — хрустальные дворцы, мерцающие шпили и мосты, напоминающие лунные дорожки на воде. Скопления башен из отвердевшего света окаймляли стальные радуги. В воздухе плавали прозрачные исполинские пузыри, связанные с землей пульсирующими щупальцами. Города, где лед и огонь сливались воедино, образуя невероятной красоты фигуры, пребывавшие в беспрерывном движении и изменении.

Ничто здесь не имело неизменных форм. Сооружения расширялись, сжимались или растворялись. Возникали новые очертания: зубчатые, спиральные, звездообразные, пирамидальные. Цвет, плотность и фактура их поверхности непрерывно изменялись.

Почти вровень с вершиной утеса, но вдалеке виднелись горы, похожие на гигантские волны.

Сходство усугублялось еще и тем, что они, как и все вокруг, находились в непрерывном движении: вершины заострялись или округлялись, на месте ущелий взлетали вверх пики, трещины выбрасывали лаву и закрывались, не оставляя следа.