Во время этой заминки в конце улицы послышался топот бегущих ног и визг вылетающего из ножен оружия. Новые враги? Но судя по тому, как испуганно оглянулись покушавшиеся, для них это было столь же неожиданно, как и для оборонявшихся. В следующее мгновение они повернулись и бросились наутек — все, включая раненых.

— Именем короля стойте! — крикнул один из подбегавших. Теперь уже ясно можно было различить латы ночного патруля.

— Только их не хватало… — процедил Редрих и, развернувшись, бесстрашно побежал вслед за своими врагами. Через пару шагов он, однако, обернулся через плечо и крикнул Элине: — Спасибо!

Графиня проследила взглядом, как в первом же переулке покушавшиеся свернули налево, а Редрих — направо, затем с облегчением повернулась к подбегавшим стражникам, но, не дождавшись их, перевела взгляд вниз и так и стояла, глядя на труп, скорчившийся у ее ног с прижатыми к животу окровавленными руками. Труп первого человека, которого она убила.

В эту комнату никогда не проникал дневной свет — она находилась ниже уровня земли, в подвале одного из роллендальских домов. Лишь слабые огоньки свечей освещали ее в такие дни, как этот. Вокруг большого круглого стола, стоявшего в середине комнаты, сидели 14 человек, облаченных в белые мантии с глухими капюшонами, почти полностью скрывавшими лица. Перед каждым горела высокая тонкая свеча белого воска, и огонек приходился как раз напротив губ сидевшего. Это была часть древней тренировки — о чем бы ни шла речь, дыхание и голос присутствующих должны оставаться тихими и спокойными, чтобы не погасить (в идеале — даже не колебать) пламя свечи.

— Итак, братья, — сказал один из обладателей мантий, — ситуация вновь изменилась. У нас появился второй кандидат — Редрих Урмаранд.

— Похоже, что судьба благоприятствует нам, — заметил другой.

— И это тем более свидетельствует, что мы должны действовать.

— Никогда нельзя забывать об обратной стороне, — напомнил третий. — Пока у нас был только Артен, не возникало проблемы выбора. Теперь она появилась, и важно решить ее правильно. Не забывайте, что стоит на кону.

— Не вижу особенной проблемы, брат, — возразил четвертый. — Если наш выбор окажется ошибочным, мы просто используем второго.

— Если наш выбор окажется ошибочным, мы может потерять все, — одернул его третий. — Не забывайте, что Отпирающий — это не просто ключ. Он обладает собственной волей.

— Он не владеет Мастерством, — не сдавался четвертый.

— Должен ли я напомнить досточтимому брату историю Проклятья? — язвительно осведомительно третий. — И в особенности причины, по которым оно было наложено?

— Твое пламя дрожит, брат, — не менее язвительно ответил четвертый.

— Благодарю, — третий смиренно сбавил тон. — Но по существу тебе нечего возразить?

— Я не против осторожности. Я лишь предлагаю не драматизировать. Я считаю катастрофический исход крайне маловероятным.

— А я вообще не уверен, что Редриха можно рассматривать как кандидата,

— вмешался в их спор пятый. — Он герцог и сын регента, но не более чем. А нам нужна королевская кровь.

— Если бы не переворот 8 лет назад, он был бы куда ближе к престолу, нежели Артен, — возразил шестой.

— В Пророчестве ничего не говорится насчет «если бы», — не согласился пятый.

— Но Урмаранды получили регентство и могли претендовать на трон не просто так, а именно на основании родства с королями, — развил свою мысль шестой.

— Беда в том, что в Пророчестве не оговаривается степень родства, — констатировал пятый. — Конечно, идеальным вариантом был бы сам король или наследный принц, но где ж их взять…

— Если с Редрихом просто ничего не выйдет, это нам ничем не грозит, — сказал третий. — Интерес представляют другие варианты.

— Тургунайцам, конечно, выгоднее было бы иметь дело с Редрихом, — произнес седьмой. — В политическом смысле он — ничто. В отличие от Артена, за которым стоит Тирлонд и с которым приходится считаться.

— А нам больше подходит Артен, — сказал восьмой. — Его ничего не интересует, кроме науки. А Редрих непредсказуем и ухватится за власть при первой возможности.

— Напротив, Редрих очень предсказуем, — возразил шестой. — Человек, обуреваемый страстями — готовая марионетка для любого, кто возьмется за ниточки.

— По-моему, мы совсем не то обсуждаем, — сказал девятый. — Вероятность, что Отпирающий успеет чем-то воспользоваться, ничтожна. Наверняка мы сможем устранить его, как только он сделает свое дело. Куда более важно, чтобы с ним ничего не случилось по дороге. И в этом плане умелый боец Редрих надежнее неспособного постоять за себя Артена.

— Не кажется ли вам, братья, что это пустой спор? — вмешался десятый.

— Ведь мы пока что не знаем, где находится Редрих.

— Узнаем, — решительно заявил второй.

— Да, сейчас это наша главная задача, — подтвердил первый. Найти и не спускать с него глаз. Не хватало еще, чтобы он погиб на дуэли или спутался с какой-нибудь девкой.

Разумеется, ночное происшествие с Элиной наделало немало шуму в столице. Официальная версия, базировавшаяся на рассказе самой Элины капитану стражи, состояла в том, что юная графиня Айзендорг, идя ночью по улице, услышала шум схватки и крик о помощи. Поспешив на эти звуки, она увидела, что несколько человек разбойного вида с оружием атакуют одного, и встала на его сторону. В бою один из нападавших был убит самой Элиной, другой ранен незнакомцем; затем появился патруль, и злодеи бежали — а следом за ними скрылся и тот, кто был жертвой нападения. Причины для этого у него могли быть разные: он мог оказаться высокопоставленным гостем Роллендаля, не желающим, чтобы его имя фигурировало в подобной истории, или неверным супругом, застигнутым грабителями во время тайного ночного похождения, или даже таким же вором, что-то не поделившим с товарищами. Все это было вполне правдоподобно, но не объясняло одного обстоятельства — а именно, что делала Элина ночью одна в не самой респектабельной части города. Посему почти одновременно с официальной версией родилась неофициальная (вызвавшая у графини Айзендорг бурю возмущения), утверждавшая, что скрывшийся с места происшествия вовсе не был незнакомцем — а, напротив, у Элины было с ним любовное свидание, и бежал он, дабы не компрометировать честь девушки. Впрочем, даже сторонники этой версии сходились на том, что свидание носило вполне невинный характер, и бегство было обусловленно только строгостью тарвилонских нравов. Данная гипотеза, правда, тоже не объясняла столь странного выбора места для свидания, но ее сторонники отвечали, что молодые люди могли гулять по ночному городу, не особо следя, куда несут их ноги. Близко знавшие Элину, однако, не сомневались, что все это чепуха.

Попытка расследования по горячим следам ничего не дала. Стражники, устремившиеся было в погоню, нашли одного из злоумышленников — кровавый след привел их к тому, что лишился руки; потеря крови и болевой шок не дали ему убежать далеко. Однако нашли его уже мертвым — кто-то из своих же добил его, дабы раненый не попал в руки закона и не выдал остальных.

Правду, помимо самой Элины, знал только граф Айзендорг, применивший свое влияние для распространения официальной версии. У отца с дочерью состоялся достаточно тяжелый разговор, в конце которого, однако, Айзендорг сменил гнев на милость и поздравил Элину с боевым крещением.

— Я был на год старше, когда убил своего первого врага, — сказал он.

— Этак ты перещеголяешь отца. Только всегда помни, что меч — оружие обоюдоострое: он не только решает проблемы, но и создает их.

Позже в этот же день заглянул принц Артен. Граф к тому времени уже ушел; Элина сидела дома одна и, вопреки обыкновению, не хотела выходить.

— Вы меня обяжете, принц, если не станете требовать пересказа истории, уже известной всем в десяти вариантах, — с порога заявила она.

— Н-да? Вообще-то я хотел поговорить как раз об этом.

— С чего это вдруг в вас проснулся интерес к дракам на презренных железках?

— Не к дракам, собственно. Я хотел спросить, как вы себя чувствуете после… всего этого.

— Говорите уж прямо — вам любопытно, что чувствуешь, когда убиваешь своего первого человека. Так?

— Ну… — смутился Артен.

— Почему бы вам не распросить кого-нибудь еще — разве их мало? Разве население Роллендаля, за исключением меня, состоит из небесных созданий, падающих в обморок от вида крови?

— Кузина, если вы не в духе…

— Не обращайте внимания, принц, — смягчилась вдруг Элина. — Вы не виноваты. Просто я действительно не слишком хорошо себя чувствую. Никаких сентиментальных глупостей. Тот тип, которого я заколола, напал на меня с оружием в руках и в полной мере заслуживал смерти. Я ни капли не жалею о нем и предпочла бы увидеть на виселице остальных его дружков. То, что я чувствую

— это совсем не жалость… это брезгливость. Словно я голой рукой раздавила большое гадкое насекомое. Словно я в чем-то испачкалась и теперь уже не смогу отмыться. Это не значит, что отныне я намерена провести остаток жизни за вышиванием. Если мне снова потребуется убивать, защищая себя или других, я буду убивать без колебаний. Но в первый раз… это неприятно. И еще… вы понимаете, я привыкла воспринимать Роллендаль как свой дом. Где все меня знают… и неплохо ко мне относятся. Конечно, я знала, что здесь есть кварталы с сомнительной репутацией, что встречаются воры и грабители, что бывают убийства. Но… это было теоретическое знание. А теперь я чувствую себя так, словно мой город меня предал. Да еще всякие идиоты повторяют дурацкие сплетни… Что ж вы не задаете второй вопрос, принц? — Элина вновь с вызовом уставилась на Артена. — Неужели вам не интересно, с кем это я гуляла ночью по улицам?

— Не вижу смысла задавать вопрос во второй раз, — спокойно сказал принц. — Вы ведь отвечали на него стражникам. И граф Айзендорг говорит то же самое.

— Я солгала, — отрезала Элина. — И мой отец тоже солгал, чтобы выгородить меня. Этот человек не был незнакомцем. Его имя известно даже вам. Хотите, чтобы я назвала его? Ну? Хотите?

— Как вам будет угодно, кузина, — пожал плечами Артен.

— Редрих Урмаранд.

Элина ждала, что это имя произведет эффект удара молнии, но принц лишь усмехнулся.

— Так вы говорите, ваш отец знает об этом?

— Я никогда не лгу своему отцу.

— В таком случае, раз с этим может примириться граф Айзендорг, почему это должно волновать меня? Меня вообще мало заботят все эти внутритарвилонские счеты. Да, наверное, отец Редриха был плохим правителем, а мой троюродный дядя Анрих — хороший король, во всяком случае, не худший. А граф Айзендорг вообще благороднейший человек. Но это не значит, что в роду Урмарандов никогда не было достойных людей, а в роду Кандерлиндов — негодяев. И не значит, что не будет впредь. Может быть, через сотню лет в Тарвилоне сбросят тирана Кандерлинда, чтобы возвести на трон благородного Урмаранда. Через 300 лет наши потомки, изучая историю, вообще не увидят разницы между этими двумя династиями, воспринимая их противостояние исключительно как борьбу за власть, каковой оно и является на самом деле, а не как борьбу добра со злом, как это пытаются представить сейчас. Можно испытывать враждебность к конкретной личности за конкретные дела, но к роду в целом — это просто глупо.

— Спасибо, кузен. Наконец-то я слышу разумные слова. Но знаете, что меня еще смущает? Вы ведь понимаете, почему мне пришлось врать — не все же рассуждают, как вы. Но… получилось так, что я выставила себя в более героическом свете, чем на самом деле. Будто бы я бескорыстно пришла на помощь незнакомцу. А ведь, на самом деле, это не была даже бескорыстная помощь знакомому — это была плата за услугу. Я вызвалась проводить его, если он обучит меня боевому приему. Правда, если бы я действительно увидела, как бандиты нападают на незнакомого человека, я бы встала на его защиту… но ведь «если бы» и на самом деле — большая разница?

— Стало быть, именно за этим вы и встречались с Редрихом? Чтобы взять у него урок фехтования?

— А вы могли подумать что-нибудь иное?

— Кузина, — серьезно сказал Артен, — я слишком уважаю вас, чтобы подозревать в чем-то недостойном.

Элина, не найдя что сказать, ответила ему полным благодарности взглядом.

— Что же касается ваших сомнений… — продолжал принц, — достаточно того, что вы поступили здраво. Разумеется, когда давали показания, а не когда отправлялись за этим уроком — это-то как раз было верхом безрассудства. Впрочем, граф Айзендорг наверняка уже высказал вам все по поводу этой авантюры, так что не буду брать на себя труд повторяться. (Элина улыбнулась. ) И вообще, в нынешних обстоятельствах встать на защиту Урмаранда — это большее геройство, чем просто заступиться за незнакомца.

— Но ведь я сделала это тайно…

— Перед этим, на турнире, вы сделали это открыто.

Хорошее настроение постепенно возвращалось к Элине. Она знала, что Артен не стал бы говорить утешающие слова только для того, чтобы сделать ей приятное — не такой он был человек. Если он так говорил, значит, он действительно так думал.

— Скажите, принц, — решила она поделиться последним сомнением, — а вам теперь не… неприятно общаться со мной, зная, что я совсем недавно убила человека? Неважно, что заслуженно… сам факт?

— Ну, это довольно необычно, учитывая ваш пол… — знаю, что вы ненавидите упоминания об этом, уж извините — но, зная ваш воинственный нрав, я предполагал, что это когда-нибудь случится. В конце концов, такое иногда происходит даже на турнирах — а случайно убить невиновного куда хуже, чем сознательно прикончить бандита. Нет, мое отношение к вам ничуть не поменялось. Не забивайте себе голову глупостями.

— Спасибо вам, — сказала Элина с облегчением. — Как хорошо, что вы пришли! Мне надо было кому-то все это высказать. Признаюсь вам, перед своим отцом я боюсь показаться недостаточно сильной. Он — прославленный герой, и я хочу быть во всем достойной его. А с вами я могу говорить на равных, как с другом. И, знаете, я теперь поняла, что со мной произошло. Просто этой ночью кончилось мое детство.

Два дня спустя разговоры о ночном происшествии с дочерью графа Айзендорга начали стихать. О молодом герцоге Урмаранде тем более не вспоминали: сразу после турнира он исчез, и никто не знал, куда; полагали, что он поспешил бежать из Роллендаля и Тарвилона, к вящему разочарованию многих самозванных мстителей. Его победа на Больщом Турнире — да еще на глазах иностранных гостей — воспринималась как конфуз, о котором лучше поскорее забыть. Теперь горожан волновали просочившиеся из дворца слухи о скором отъезде тургунайского посольства; хотя ряд купцов и заключили уже вожделенные сделки, многие роллендальцы — в том числе и те, что не имели коммерческих интересов, а всего лишь надеялись на пышные праздненства в столице — пока что чувствовали себя разочарованными и гадали, не исправится ли ситуация в последние дни. Как вдруг новое чрезвычайное происшествие заставило горожан вспомнить о недавнем ночном инциденте.

Дело было днем. Принц Артен вышел из здания тирлондского посольства и пошел по направлению к дворцу. Он мог бы пролить свет на многие интересовавшие горожан вопросы — если бы, конечно, не понимал необходимости хранить тайну. Его участие в тургунайской экспедиции из призрачной возможности становилось все более реальной перспективой, и, хотя само это обстоятельство наполняло его радостным волнением, принц с неудовольствием чувствовал, как его все более затягивают жернова большой политики. В его отношениях с августейшими родственниками наметился холодок, и впору было ожидать, что не сегодня-завтра ему начнут намекать, не слишком ли он загостился. Впрочем, знай они все подробности, они бы, напротив, постарались удержать принца подольше.

Погруженный в эти мысли, Артен не сразу заметил графа Айзендорга, который, должно быть, только что покинул дворец и шел навстречу. Принц, знавший, что его пребывание в Роллендале подходит к концу и другой возможности может не представиться, решил кое о чем распросить знаменитого героя.

Он поздоровался с графом, осведомился, не спешит ли тот (граф ответил отрицательно) и поинтересовался, не приходилось ли Айзендоргу в его странствиях слышать о Тургунае и Зурбестане.

— Вы спрашиваете как Артен или как принц Вангейский? — чуть усмехнулся граф.

— Увы, я бы сам был рад, если бы мог разделить этих двоих, — развел руками Артен.

— У меня нет желания играть с вами в дипломатические уловки… скорее всего, я просто не знаю того, что вас интересует. Я никогда не забирался слишком далеко к востоку и не только не был в Тургунае, но и живых тургунайцев увидел в тот же день, что и вы. Конечно, мне приходилось слышать, что такая страна существует… но послы принесли нам куда больше сведений, чем эти смутные слухи. Вы-то должны знать, вы ведь активно общаетесь кое с кем из послов.

— Хотелось бы сведений из независимых источников, — сказал принц.

— Мне тоже, — улыбнулся граф.

Беседуя таким образом, они пересекали площадь и должны были уже вскоре углубиться в одну из разбегавшихся от дворца улочек, как вдруг Айзендорг, резко развернувшись, толкнул Артена в грудь. Молодой человек, не успев даже удивиться, рухнул навзничь, ударившись затылком, и тут же на него навалилось тяжелое (в том числе благодаря кольчуге) тело графа. Артен едва раскрыл рот, когда в воздухе что-то тихо свистнуло, а потом тенькнуло о камни мостовой.

— Стража! — рявкнул Айзендорг во всю мощь своих легких, продолжая лежать на Артене. — Стража!

От дворца уже бежали двое солдат. Граф указал им рукой на один из выходивших на площадь домов.

— Что происходит? — наконец слабо спросил полузадавленный принц.

— Лежите и не дергайтесь, — велел Айзендорг. — У них может быть еще стрелок в другом доме.

Пробежали, грохоча тяжелыми сапогами, еще солдаты.

— Щиты! — приказал граф. — Неужели сами догадаться не можете?

Наконец подоспели гвардейцы с длинными, в половину роста, щитами. Под прикрытием этих щитов и закованных в латы стражников граф и принц, наконец, поднялись. Айзендорг поднял с мостовой стрелу и показал Артену.

— Покушение? — запоздало понял принц.

— Нет, всего лишь чья-то милая шутка, — усмехнулся Айзендорг. — Секундой позже вы походили бы на бабочку на булавке, и наш неизвестный шутник, очевидно, находил весьма забавным заставить Тарвилон объясняться перед Тирлондом по этому поводу.

Все так же под прикрытием стражников они дошли до дворца.

— Вы спасли мне жизнь, — сказал Артен, постепенно приходивший в себя,

— хотя и чуть не вышибли при этом мозги, — он осторожно потрогал затылок, где явно образовывалась приличная шишка. — Признаться, без них моя жизнь потеряла бы всякую прелесть.

— В следующий раз договоритесь с вашими врагами, чтобы покушались на вас там, где мягко, — ответил граф.

Несмотря на упражнения в остроумии, принц, осознавший наконец всю серьезность произошедшего, почувствовал, что его бьет дрожь. Хуже всего была даже не мысль о том, что он уже мог быть несколько минут как мертв, а понимание, что покушение может повториться.

— Вы уверены, что их целью был именно я? — спросил он с надеждой на обратное.

— Не думаю, что они метились в меня, — качнул головой Айзендорг. — Некоторые из моих врагов, конечно, вполне могут быть до сих пор живы, и не исключено, что кто-то из них может прибегнуть к услугам наемных убийц — хотя это весьма маловероятно, особенно спустя столько лет. Но стрелять в меня днем посреди дворцовой площади, рискуя попасть в иноземного принца и тем вызывая дополнительных переполох — слишком уж глупо. Меня можно было подстеречь в более удобной обстановке; вы же, напротив, редко покидаете дворец, и наличие рядом меня не мешало, а, наоборот, только запутало бы следствие. К тому же… стрелял явно профессионал. Он рассчитывал только на один выстрел. И этот выстрел был направлен точно в вас.

— Но наличие вас им все-таки помешало… как вы вообще поняли?

— Заметил боковым зрением, как блеснул наконечник стрелы в открытом окне. В принципе это могло быть и что-нибудь безобидное… но мои рефлексы сработали, и, как видите, не зря.

— Граф, я не знаю, как вас благодарить…

— Очень просто: расскажите мне, о чем вы шушукаетесь с тургунайцами,

— ответил Айзендорг, и было непонятно, в какой мере это шутка.

Из неловкого положения принца вывели вернувшиеся участники погони за злоумышленником. Солдаты тяжело дышали — может, даже слишком тяжело, чтобы подчеркнуть свое усердие, оказавшееся бесполезным. К тому времени, как они ворвались в указанный графом дом, стрелявший уже покинул его. Сам дом принадлежал одному из тарвилонских вельмож, которого уже два дня не было в городе.

Дальнейшее следствие также не дало результатов. Слуги вельможи были напуганы и искренне хотели помочь дознанию — тем паче что в Тарвилоне, как и в других королевствах, закон разрешал пытки — но ничего не могли сообщить. Никто не видел, как злоумышленник проник в дом и как пробрался на чердак, откуда и был осуществлен выстрел — но возможности такие у него были. Дом был велик, имел много дверей и окон, и охранялся не слишком хорошо. Сразу после выстрела преступник, очевидно, пробежал чердак насквозь, выскочил на крышу с другой стороны и перепрыгнул на крышу соседнего дома; дальше его след терялся. Свое оружие он бросил на месте преступления; это был мастерски сделанный арбалет, что лишний раз подтверждало тщательную подготовку к покушению. Вернувшийся через день вельможа также не сообщил ничего интересного; он выразил живейшее возмущение тем, что негодяй проник в его дом, и обещал, что впредь его слуги будут более тщательно запирать двери и ставни.

Два дня в городе только и судачили о череде странных происшествий последнего времени; возникла даже версия, что спутником Элины во время ее загадочной ночной прогулки был принц Артен. На третий же день на роллендальцев обрушилась очередная новость: тургунайское посольство покидало Тарвилон, причем направлялось не на родину, а в Тирлонд. Принц Вангейский возвращался домой вместе с ними.

В обоих этих фактах не было ничего необычного. Вполне естественно, что посланцы Востока не ограничивали свое знакомство с Западом лишь одним королевством; закономерен был и отъезд принца, для которого пребывание в Роллендале, и без того уже затянувшееся сверх обычного, стало попросту небезопасным. Тем не менее, городские умники с глубокомысленным видом сказали «Ааа! « — что означало «ну теперь-то нам все ясно! « На самом деле им не было ясно ровным счетом ничего.

Четырнадцать свечей озаряли подвальную комнату. Четырнадцать человек в белых мантиях сидели вокруг стола. Это число не было постоянным — обычно их собиралось здесь меньше, но благодаря восточному посольству им удалось съехаться в одном месте, не привлекая внимания.

— Это неспроста, братья, — говорил один из них. — За несколько дней

— два покушения, и оба на наших кандидатов.

— Ну, покушение на Редриха вполне прозрачно, — отозвался другой. — Месть пострадавших при Урмарандах…

— Разве видеть скрытую суть за внешней ясностью — это не азы Мастерства?

— Но кто, кто это может быть? — третий едва удержал свою интонацию от восклицания, которое поколебало бы пламя. — Никто из профанов не знает наших планов. Тогда что же, это один из нас? Но он не смог бы этого скрыть. Мы все в равной мере владеем Мастерством.

— Предположим, — спокойно сказал четвертый, — что среди нас есть некто, превосходящий остальных в Мастерстве и скрывший это.

Сразу у нескольких свечей дрогнули огоньки.

— Новый Отрицающий?

— Да. Скажете — не та эпоха? Так ведь ниоткуда не следует, что Отрицающий не может появиться в такую эпоху.

— Если это так, то он еще более безумен, чем его предшественники… — пробормотал третий.

— Многие из наших предшественников сочли бы безумцами нас, — ответил первый.

— Но что же нам делать, если это правда?

— Если Отрицающий среди нас, и если по каким-то причинам он пытается нам помешать, то, отказавшись от своих планов, мы сделаем ему лучший подарок, — рассудил четвертый. — Значит, мы должны продолжать. Раз он скрывается, значит, вместе мы сильнее. И важно лишь не пропустить момент, когда он откроется.

— Я хочу обратится к нему, — сказал третий. — Одумайся, брат! Одумайся, пока не поздно! Вспомни, чем это всегда кончалось, и подумай, ЧТО стоит на кону сейчас.

Естественно, ответом ему было молчание.

— А может быть, — произнес пятый, — это вовсе не Отрицающий? Может, среди братьев есть те, кто, как и все мы, радеет о судьбе общего дела, однако считает себя мудрее других и хочет устранить неподходящего кандидата? Беда лишь в том, что один считает неподходящим Редриха, а другой Артена.

— Это неразумно. Если их возможности равны нашим, мы сможем это выяснить, — возразил первый.

— Может быть, на то и расчет, что мы сочтем такое неразумным и не станем проверять.

— Меж тем проблема-то как будто решилась сама собой, — проворчал шестой. — Мы так и не можем найти Редриха. Остается Артен.

— Ничто не постоянно, — ответил четвертый. — А сейчас предлагаю провести проверку. Не думаю, что она что-то даст, но…

Перед самым отъездом Артен, все это время проведший в своих апартаментах, забежал проститься с Элиной. Двое гвардейцев из его охраны остались ждать снаружи.

— Кажется, мы поменялись ролями, — грустно усмехнулся он. — Теперь вы можете распрашивать меня, каково это, когда на тебя впервые покушаются.

— Мне ужасно жаль, кузен. Бой лицом к лицу — это еще куда ни шло, но подлая стрела исподтишка… Я не узнаю Роллендаль. Конечно, здесь и раньше случались скверные дела, но 8 лет, что я здесь прожила, были годами мира и спокойствия…

— Может быть, Роллендаль не так уж и виноват. Здесь сейчас слишком много чужих, из-за этого посольства… Тирлонду надо учесть этот урок. Но главное, я не понимаю — кому это могло понадобиться? У короля Гарлонга двое взрослых сыновей, причем у старшего — свой маленький сын, да и у младшего, наверное, скоро будет. Только если бы что-то случилось с ними всеми, престол перешел бы к моему отцу, а после него — к моему старшему брату, тоже уже женатому. И только после него, умри он бездетным, очередь дошла бы до меня. Неужели кто-то всерьез считает, что у меня есть шансы стать королем?

— Может быть, дело не в этом?

— А в чем?

— Принц, — вздохнула Элина, — вы ведь все равно не расскажете, что вы там затеваете с тургунайцами?

— Увы, кузина, мне чертовски неприятно что-то от вас утаивать, но эти проклятые государственные интересы…

— Правда, что вы отправляетесь в какую-то экспедицию?

Артен чуть не поперхнулся.

— Откуда вы знаете?

— У меня тоже могут быть свои маленькие тайны, — лукаво улыбнулась Элина.

— Это серьезней, чем вы думаете! Если сведения просочились… Может быть, этот ваш информатор причастен к покушению!

— Нет! Это совершенно невозможно. Поверьте мне. Вы бы сами рассмеялись, если бы знали… но я дала слово не выдавать… мой источник. Да и сами посудите, с какой стати заговорщикам что-то сообщать мне?

— Не знаю. Все это так запутано… всегда ненавидел политику. Право же, кажется, в экспедиции я буду в большей безопасности, чем здесь или дома.

— Как бы мне хотелось поехать с вами… — мечтательно произнесла Элина.

— Вам мало роллендальских приключений?

— Мало! — горячо воскликнула графиня Айзендорг, в секунду отбрасывая недавнюю меланхолию. — Я и не заметила, как меня засасывает обывательское благополучие. Я полжизни провела в военных походах, а теперь вздыхаю об утраченной эпохе мира и спокойствия. Скоро такими темпами превращусь в благовоспитанную девицу из высшего общества, буду носить платье и танцевать на балах, слушая глупые комплименты, — Элина состроила гримасу, красноречиво выражавшую ее отношение к подобному образу жизни. — Мне нужны неизведанные дали, вольный ветер и стук копыт!

— Очень поэтично, — хмыкнул принц. — Вообще-то, кузина, если бы это зависело от меня, я был бы рад иметь такого спутника, — он намеренно не сказал «спутницу». — Но… ни Тургунай, ни Тирлонд не захотят подключать к этому делу еще и третью страну.

Кто-то вежливо, но решительно постучал.

— Ваша светлость! — донесся из-за двери голос гвардейца. — Пора ехать!

— Видите, кузина, даже здесь я не властен, — развел руками Артен. — Все тургунайское посольство не может ждать одного меня. Ну что ж, прощайте. Боюсь, теперь мы увидимся не скоро.

— Обещайте, что напишете мне перед отъездом.

— Непременно.

— Удачи вам.

— Спасибо, она мне пригодится.

Принц вскинул руку в прощальном салюте и вышел. Элина опустилась на стул. Ей было грустно — никогда прежде она не чувствовала такой грусти при расставании. Может быть, потому, что теперь Артен мог и не вернуться? Совсем. Никогда…

С растущим удивлением Элина поняла, что к ее глазам подступают слезы. Такой подлости от своей натуры она не ожидала! Дочь графа Айзендорга в ярости вскочила, схватила меч и устроила прямо посреди комнаты бешеный бой с тенью.

Прибытие ханского посольства в город Тирлонд (в отличие от Тарвилона, соседнее королевство называлось по имени своей столицы) не вызвало того же ажиотажа, что в Роллендале три недели назад. Хотя было и торжественное шествие, и толпы зевак, и горожанки, визжавшие при виде зубастых чудовищ — все это уже не имело аромата новизны и тайны. Многие тирлондцы из числа знати и торговцев уже имели дело с пришельцами в Тарвилоне, другие были премного наслышаны о них и понимали, что никаких особых чудес не предвидится, что послы со своими слугами наглухо запрутся за стенами королевского дворца, где будут идти тайные переговоры с властями, а чужеземные торговцы проявят чрезвычайную разборчивость, к тому же многие выгодные сделки уже перехвачены в Роллендале.

Тирлондский двор меж тем со всем энтузиазмом старался наверстать упущенное из-за большей расторопности соседей. Король Гарлонг поначалу даже не понял важности проекта совместной экспедиции, считая его незначительной частностью на фоне глобальных договоров о торговле и сотрудничестве. Тургунайцы, в свою очередь, заинтересованы были поддерживать его в этом заблуждении, однако принц Артен спутал им карты, разъяснив своему дяде, о чем, собственно, идет речь.