Время меча

Некогда северное побережье Срединного моря было заселено южной ветвью западной расы; здесь было выстроено много прекрасных городов с многоколонными дворцами и белыми мраморными лестницами, спускавшимися прямо к волнам. Защищенная властью магов от катаклизмов и неурядиц, эта благодатная земля процветала. Холмы утопали в зелени виноградников, в море было полно рыбы, у причалов всегда покачивались многочисленные суда из разных стран, увозившие в своих трюмах расписные амфоры, полные вином и оливковым маслом, нежное овечье руно и разнообразные творения местных мастеров и художников. Здесь жил веселый и беззаботный народ — во всяком случае, так казалось чужеземцам; на самом деле местные жители, будучи людьми, разумеется, находили поводы отравить жизнь себе и окружающим. И все же нигде на Западе не было такого количества празднеств и карнавалов, как здесь, и даже простые пастухи обычно бывали здесь неплохими певцами и музыкантами. Город Эль-Хасар, называвшийся тогда Эхасса, был самым крупным в западной части побережья; здесь сходились торговые пути с четырех сторон света — да, в те времена и Южный континент еще не погряз в дикости, и его чернокожие жители тоже приплывали торговать в Эхассу на своих длинных многовесельных лодках с полосатыми квадратными парусами.

С падением власти магов все изменилось. С севера, из глубины континента, на побережье двинулись кочевники, а с востока — более цивилизованные завоеватели из молодых эмиратов и султанатов, образовавшихся на месте прежних провинций чародейских империй. Жители побережья, давно утратившие воинственность своих далеких предков, не могли оказать достойное сопротивление; тысячи их были убиты, обращены в рабов или бежали на запад, под защиту новых монархов своей расы. Завоевателям пришлось сражаться не столько даже с ними, сколько друг с другом. Многие дворцы и статуи были уничтожены как в ходе боевых действий, так и просто развлекавшимися варварами. К рукотворным бедам добавились и природные катаклизмы, которые прежде предотвращала магия: выяснилось, что многие районы побережья слишком засушливы для проживания большого количества людей, да и сейсмически не вполне благополучны. В итоге в течение первого же столетия после свержения власти магов многие прибрежные города были разрушены и полностью покинуты или основательно захирели. Другие отделались меньшими потерями, хотя и существенно сменили состав населения. В то же время переселенцы с востока основали даже несколько новых городов.

В конечном счете территориальные споры решились так: восточная часть побережья отошла граничившим с нею царствам, города же западной части получили формальный статус «вольных», т. е. независимых, хотя независимость эта держалась на регулярной уплате дани степнякам. К числу таких городов относилась и Эхасса, совсем было захиревшая в эпоху войн и разрыва торговых связей, но за прошедшие с тех пор столетия постепенно возродившаяся к новой жизни. Национальный состав ее жителей, как и в других подобных городах, был теперь весьма пестрым; тут проживали потомки и коренного населения, и различных завоевателей, и завезенных из других мест рабов, и всевозможных беглецов, бродяг и переселенцев, в разные времена оседавших здесь. Преобладали все же выходцы с Востока, что отразилось и в языке, и в изменившемся названии. Политическое устройство ЭльХасара, однако, не походило на восточные монархии. Знатность не имела здесь никакого значения; беглый раб из степи мог разбогатеть и стать уважаемым купцом и почтенным человеком, а разгружать в порту его суда мог отпрыск древнего патрицианского рода. Город жил торговлей и мерил достоинства деньгами. Управлял городом Совет Пяти, избираемый на общем заседании купеческой гильдии.

Прежде, чем въехать в Эль-Хасар, Эйрих избавился от одежды кочевника и вновь облачился в свои вещи — по понятным причинам степняков в городе не жаловали. Лук и кривую саблю он отдал эльфу, забрав обратно свой меч.

Подобно другим городам времени меча, Эль-Хасар был обнесен крепостной стеной, отсутствовавшей во времена магов. Высокая, сложенная из массивных каменных блоков стена выглядела практически неприступной — однако и она не могла защитить жителей от бедствий осады, не говоря уже о том, что благополучие Эль-Хасара держалось на бесперебойном и надежном функционировании порта, поэтому горожане предпочитали исправно платить степным ханам. Днем все ворота были распахнуты, так что Элина и ее спутники беспрепятственно въехали в город. В Эль-Хасаре ни с кого не брали въездных пошлин — хитрые градоначальники предпочитали выкачивать деньги из карманов гостей, когда те будут уже в городе.

Светило солнце, и было тепло, как в Роллендале весной. Элина и Эйрих ехали без головных уборов, и лишь Йолленгел вынужден был нахлобучить свою меховую шапку, чем периодически привлекал любопытные взгляды. Элина тем временем с интересом оглядывалась по сторонам. В Эль-Хасаре сохранилось немало сооружений времен Эхассы, а в последнее столетие многие из них были к тому же отреставрированы, дабы сделать город еще привлекательнее для гостей. Не без удивления смотрела Элина на статуи, изображавшие нагих мужчин и женщин. На Западе подобное было немыслимо. Там воздвигали лишь монументы королей и полководцев; скульптура Запада была атрибутом политики, а не эстетики, а уж изображение обнаженной натуры было абсолютно недопустимым непотребством. Элина, однако, не испытывала особого смущения — в детстве ей не раз приходилось видеть, как купаются солдаты ее отца.

Почти вплотную к стенам старинных дворцов, однако, лепились невзрачные кубики глинобитных домов с узкими прямоугольными дырами окон без стекол; большинству эль-хасарцев, вынужденному ютиться в подобных жилищах, было мало проку и от древнего величия Эхассы, и от нынешнего богатства городских купцов. Как и всякий город, вынужденный ограничить свои пределы крепостной стеной, Эль-Хасар страдал от тесноты. Тем удивительнее было увидеть почти в центре города незастроенный холм. На вершине его среди бурьяна виднелись обломки поваленных колонн и вросшие в землю каменные глыбы. При чародеях здесь был дворец Наместника, управлявшего городом. Дворец не стал жертвой землетрясения или завоевателей; его разрушили сами эхасситы, как только узнали о падении власти магов. Тогда же был убит и сам Наместник. Впоследствии дважды предпринимались попытки использовать холм для застройки, но оба раза в самом начале, еще при расчистке вершины от развалин, с кем-то из рабочих происходил несчастный случай. В результате холм был признан проклятым, а застройка отложена на будущие времена, когда силы магии иссякнут в мире окончательно.

Путешественники отыскали трехэтажную гостиницу и сняли наиболее дешевые комнаты на верхнем этаже. Отсюда, предводительствуемые Эйрихом, они направились в порт.

— Между прочим, Йолленгел, почему бы вам не обосноваться здесь? — спросил вдруг Эйрих.

— Здесь?… — вопрос явно застал эльфа врасплох.

— Ну да. Вы же собирались поселиться где-нибудь на востоке. В наше время это уже восток. Притом довольно спокойное его место — по крайней мере, до тех пор, пока город исправно платят дань степи. Об эльфах здесь если и слышали, то смутно.

— Я… я не знаю… — растерянно пробормотал Йолленгел. — Здесь так много людей…

— К вашему сведению, это свойство любого города. Если вы предпочитаете лес, почему вы там не остались?

— Мне бы хотелось все же увидеть побольше. Чтобы было из чего выбирать, — решился эльф.

— Ну, дело ваше, только не ждите, что я оплачу вам проезд на корабле. Что-то мне подсказывает, что капитаны, ходящие отсюда в сторону Дулпура, небольшие поклонники музыки.

— Не беспокойтесь, Йолленгел, в случае чего я расплачусь, — поспешно сказала Элина, неприязненно взглянув на Эйриха.

В порту было меньше судов, чем в летние месяцы, но все же вполне достаточно, чтобы поиски нужного заняли немало времени. В конце концов, побеседовав на нескольких языках с различными матросами, отдыхавшими портовыми грузчиками и просто бездельниками, гревшимися на солнышке или удившими мелкую рыбешку с волнорезов, Эйриху удалось отыскать корабль, идущий прямиком в Дулпур. Судно называлось «Русалка», но, несмотря на романтическое имя, отнюдь не впечатляло изяществом форм. Это была небольшая, достаточно неуклюжая на вид трехмачтовая каравелла, на своем веку не раз стоявшая в ремонтных доках. Единственное орудие — катапульта — было установлено на корме; маневренный бой не был сильной стороной «Русалки», все, на что она могла рассчитывать — это отстреливаться от преследующего врага.

Настоящие русалки, впрочем, хотя и были превосходными пловцами, но тоже заметно отличались от созданного легендами романтического образа. Элине доводилось видеть чучело русалки в кунсткамере роллендальского дворца. Эти существа, разумеется, были лишены волос, которые под водой были бы только бессмысленной помехой, человеческого носа, ушных раковин, и вообще куда больше походили на рыбу с руками, чем на женщину с рыбьим (точнее, дельфиньим) хвостом. Кстати, на самом деле они были не самками, а гермафродитами — поэтому, собственно, никто и никогда не видел самца русалки, а все легенды о любви русалки и моряка являются полнейшей чепухой. Даже во времена магов интеллект русалок уступал человеческому; впоследствии же они деградировали до животного состояния и теперь вообще встречались крайне редко.

Капитан был на борту, потому переговоры состоялись сразу же. Морской волк был пузат, как его судно, радикально лыс и смугл от постоянного пребывания на солнце. Черная с проседью борода его свирепо топорщилась во все стороны. Изъяснялся он на языке Варсалии, одной из южных стран Запада, пересыпая свою речь словами из еще десятка языков побережья. Элина, благодаря приобретенным в детстве отрывочным лингвистическим познаниям, не то чтобы все понимала, но смысл улавливала.

— Вам повезло — мы уходим завтра, — говорил капитан. — Давайте задаток сейчас, и в полдень будьте на борту. Опоздаете — сами виноваты, ждать не буду.

Запрошенная им цена была достаточно высокой, особенно для судна такого класса, и Эйрих принялся торговаться. Капитан не хотел сбавлять, напирая на то, что следующего судна до Дулпура они могут дожидаться еще не один месяц

— и это была правда; однако Эйрих проявил решимость и, развернувшись, объявил своим спутникам, что они поищут другой корабль. Лишь когда они спустились на причал, капитан окликнул их и согласился уступить.

После этого они отправились осматривать город и гуляли до вечера по его кривым горбатым улочкам и обширным площадям, чьи камни помнили расцвет эпохи магов; ныне многие из этих площадей были превращены в рыночные. Помимо торговцев, там делали бизнес представители еще двух категорий: во-первых, уличные фокусники, акробаты и музыканты, а во-вторых, карманные воры. О последних Эйрих особо предупредил своих спутников — и оказался прав, ибо через некоторое время Элина ловко перехватила руку, решившую погостить в ее кармане. Рука принадлежала коричневому от грязи и загара оборванному мальчишке лет тринадцати. Пойманный рванулся, но, столкнувшись с железной хваткой, тут же прекратил сопротивление и принялся униженно молить о пощаде. Эйрих выразил готовность позвать стражников, но Элина, глядя на незадачливого воришку, смущенно переступавшего грязными босыми ногами на холодных камнях площади и утиравшего нос свободной рукой, сжалилась над своим пленником и отпустила его, предварительно взяв через Эйриха обещание больше не воровать. Мальчишка моментально растворился в толпе, а Эйрих с усмешкой сообщил, что его обещание будет действовать еще минут пятнадцать. Графиня с достоинством возразила, что человеку надо давать шанс. Эйрих ничего на это не ответил, но подумал про себя, что как раз шанса зарабатывать себе кусок хлеба честным путем у этого парнишки, скорее всего, нет.

В гостиницу вернулись уже в сумерках и, поужинав, вскоре легли спать — Элина в одной комнате, Эйрих и эльф в другой. Было еще довольно рано, но усталость от путешествий по взбиравшимся на холмы и сбегавшим вниз улочкам сказывалась. Впервые со дня высадки на берег Омолы Элина позволила себе отоспаться на всю катушку.

Когда она встала, солнце уже карабкалось по небу короткого зимнего дня. Выйдя в коридор, она столкнулась с Эйрихом. Ее спутник только что продал лошадей хозяину гостиницы. Это была обычная практика — так поступали многие путешественники, прибывавшие в ЭльХасар сушей и покидавшие его морем. На специальном рынке можно было продать дороже, но это означало лишние хлопоты, да и налог пришлось бы платить.

— Йолленгел не вернулся? — спросил Эйрих.

— Я даже не знал, что он уходил, — ответила Элина, почувствовав беспокойство. Эйрих заглянул в свою комнату и убедился, что она пуста.

— Он не говорил, куда идет? — спросила графиня.

— Похоже, он не хотел меня беспокоить. Я слышал сквозь сон, как он выходил, но подумал, что это он просто по нужде. Однако вряд ли это дело может так затянуться даже у эльфа.

Немногочисленные вещи Йолленгела находились в комнате, да и покинуть своих благодетелей, не попрощавшись, было бы не в его духе. Однако время шло, а эльф не возвращался. В конце концов Эйрих объявил, что пора идти, иначе они опоздают на корабль.

Элина шла по улице в расстроенных чувствах — она почти не сомневалась, что Йолленгел попал в беду. Однако город был слишком велик, чтобы надеяться быстро разыскать его, а опоздай они к отплытию — и ждать следующего корабля пришлось бы неведомо сколько. В который раз графиня вынуждена была сделать выбор в пользу Артена. Тем не менее, она шла в порт не самой короткой дорогой, петляя по улицам и заглядывая в переулки.

— В Эль-Хасаре нет ксенофобии — здесь проживает слишком много народов, и само благополучие города зависит от его привлекательности для гостей, — успокаивающе говорил Эйрих. — Так что ничего особо страшного ему тут не грозит. Скорее всего, он просто пошел погулять и заблудился — языка он не знает и дорогу спросить не может. А нам надо поспешить.

— Эрвард! Эйрих! — послышался вдруг знакомый голос.

Они обернулись. Крик доносился из глубины ответвлявшейся улицы. Расталкивая прохожих, они устремились туда.

Шестеро городских стражников, вооруженные кривыми мечами, конвоировали троих задержанных, одним из которых был Йолленгел. Под глазом эльфа красовался свежий синяк, губа была разбита. Двое других арестованных выглядели не лучше. Их руки не были связаны — как видно, стражи порядка не ожидали сопротивления.

— Что случилось? — требовательно спросил Эйрих по-луситски, переходя на шаг и двигаясь рядом с косившимися на него конвоирами.

По быстрой и сбивчивой речи Йолленгенла удалось реконструировать события. Терзаемый совестью по поводу денег, уплаченных за него Элиной, эльф решил подзаработать. Идея пришла ему в голову накануне, когда он увидел уличных музыкантов. Рано утром он тихо выбрался из комнаты и, расположившись на одной из людных улиц, начал играть. Его мелодии имели большой успех, и прохожие щедро кидали ему монеты. Однако эльф не учел того обстоятельства, что все сколь-нибудь выгодные места на улицах Эль-Хасара давно поделены между городскими музыкантами, фокусниками, нищими и прочей подобной публикой. Так что в скором времени явились хозяева территории и потребовали от нарушителя убираться, отдав им при этом «незаконно» добытые деньги. Эльф из-за незнанья языка даже не мог понять, чего они от него хотят; тогда те перешли к более доходчивым средствам — один двинул Йолленгела в челюсть, а второй вырвал из его рук флейту и сломал старинный инструмент о колено. Смирный эльф мог бы еще стерпеть побои, но не это. Как тигр, он набросился на обидчиков. Драка продолжалась до тех пор, пока не явились стражники и не арестовали всех троих, не побрезговав при этом и подобрать рассыпанные монеты.

Уяснив ситуацию, Эйрих обратился к начальнику караула, пытаясь объяснить, в чем дело, и добиться освобождения эльфа. Элина, хотя и не понимавшая языка, горячо его поддерживала. Стражник, однако, ничего не желал слушать, повторяя, что во всем разберется судья. Эйрих вздохнул и неохотно произнес:

— Ну хорошо, сколько?

— Взятка? — ненатурально возмутился стражник.

— Компенсация за причиненные хлопоты, — дипломатично сформулировал Эйрих, мысленно проклиная ненасытность стражников, которые и так уже неплохо поживились за счет Йолленгела.

— Не здесь, — буркнул начальник караула. Приличия не позволяли принять мзду и отпустить задержанного прямо посреди людной улицы, хотя вряд ли хоть для кого-то из прохожих продажность городской стражи стала бы новостью.

И в этот момент эльф все испортил. Не то ошибочно приняв возникшую паузу за неуспех переговоров, не то осознав, что он вновь, вопреки собственному обещанию, ввергает своих спутников в расходы, Йолленгел воспользовался тем, что внимание конвоиров отвлечено Эйрихом и, оттолкнув одного из них, бросился бежать. В следующую секунду пустились наутек его обидчики; они сделали это рефлекторно, им, как постоянным жителям города, не следовало лишний раз ссориться со стражниками. Те дернулись было догнать арестантов, но безуспешно — прохожие быстро расступались перед беглецами и весьма неохотно — перед их преследователями. Простые эль-хасарцы в массе своей не жаловали городскую стражу.

Тогда гнев охотников, упустивших добычу, обратился на Эйриха и Элину. Друзья одного из беглецов были в их глазах прямыми виновниками побега. Сразу двое стражников схватили за руки Эйриха, а еще один потянулся к графине. Рука Элины молниеносно метнулась к мечу.

— Меч в ножны, Эрвард! — страшным голосом рявкнул Эйрих по-тарвилонски. Элина, слегка ошарашенная, послушалась и лишь увернулась от того, кто пытался ее схватить. В следующий миг Эйрих расшвырял в стороны державших его, но и сам не стал обнажать меч. Он знал, что делает — нападение на городских стражников с оружием было куда более серьезным преступлением, чем просто сопротивление. Однако, в то время как Элина, отскакивая от наседавших врагов, сохраняла у себя за спиной путь к свободе, сам Эйрих оказался в окружении. Один из стражников уже вовсю свиристел глиняным свистком, призывая подмогу.

— Бегите в порт! — крикнул Эйрих, раздавая удары направо и налево.

— А как же вы? — крикнула в ответ Элина, понимая, однако, что с голыми руками она не сможет ему помочь.

— Обо мне не беспокойтесь! Ждите меня на борту! Но даже если я не прорвусь, я скоро буду на свободе!

Элина в последний раз ударила стражника ногой по голени и бросилась бежать. Некоторое время она слышала за собой топот сапог преследователей, затем он отстал.

Двадцать минут спустя она вылетела на набережную в паре миль от порта; планировка города была не слишком удобной для ориентирования. Элина перевела дух, еще раз оглянулась, нет ли погони, и дальше уже пошла быстрым шагом.

Наконец она отыскала нужный причал и поднялась по пружинящим сходням на борт «Русалки». На судне шли последние приготовления к отплытию.

— Наконец-то, — ворчливо приветствовал ее капитан. — Где остальные?

— Сейчас будут, — ответила Элина, чувствуя разочарование: она надеялась, что по крайней мере эльф уже на корабле.

Она стояла у борта и смотрела на город, надеясь разглядеть вдали знакомые фигуры. За ее спиной топали башмаками по скрипучим доскам палубы матросы, волокли последние тюки грузчики и хрипло покрикивал на тех и других боцман. Все пассажиры уже прибыли; некоторые из них стояли на палубе, подобно Элине, другие прогуливались по причалу, оттягивая до последнего момент расставания с твердой землей под ногами. Наконец капитан зычно рявкнул: «Все на борт, отчаливаем! « — и пассажиры, в последний раз пожав руки или обнявшись с провожающими, поднялись на корабль.

— Ну, где твои друзья? — спросил капитан, проходя мимо Элины.

— Не знаю, — печально пожала плечами графиня. — Что-то их задержало.

— Я предупреждал — судно ждать не будет. Ты едешь или сходишь на берег?

Элина еще раз все обдумала. Вряд ли Эйрих врал, говоря, что ничего особо страшного ему не грозит. Ну, может быть, месяц тюрьмы, если не сможет откупиться. И зачем ему понадобилось ввязываться в драку, почему было не откупиться сразу? Конечно, обозленные стражники содрали бы с них двоих больше, чем намеревались вначале за Йолленгела, но зато теперь все были бы на борту. Или нет, стражники все равно бы промурыжили бы их слишком долго? Должно быть, именно так. И куда девался эльф? Скорее всего, он бежал куда глаза глядят и просто заплутал в лабиринте улиц. Выходило, что спутники Элины не нуждались в спасении; если она останется, то просто потеряет несколько недель, а то и месяцев, ожидая следующего корабля. С другой стороны, Эйрих был весьма полезным спутником, но ведь он ехал только до Дулпура, значит, им все равно предстояло расстаться — не в порту отправления, так в порту прибытия. Терять время и подвергать лишней опасности Артена лишь для того, чтобы иметь возможность нормально проститься, было глупо.

— Я еду, — ответила Элина.

— Поднять сходни! Отдать швартовы! — гаркнул капитан.

Между бортом и причалом стала шириться полоса воды; заскрипели снасти, захлопали паруса, ловя ветер, город стал поворачиваться и уходить за корму. Элина все еще всматривалась в очертания порта, надеясь увидеть своих товарищей; и лишь когда судно вышло из бухты в открытое море, она ушла в свою каюту.

Поначалу плавание протекало благополучно. Дул ровный попутный ветер; море было спокойно, хотя, конечно, без небольшой волны не обходилось. За свою предыдущую жизнь Элина лишь однажды совершала морское путешествие — ей было тогда лет пять, и король, в чьей армии служил тогда ее отец, решил перебросить свой экспедиционный корпус морем. Тем не менее, морская болезнь, истязавшая половину пассажиров, Элину не тронула — благодаря регулярным тренировкам, куда входили различные прыжки, развороты и сальто, у нее был тренированный вестибулярный аппарат. Постепенно и пассажиры стали привыкать к качке и выбираться на палубу не только для того, чтобы согнуться над бортом в приступе рвоты. Поскольку плавание предстояло долгое, в скором времени все перезнакомились друг с другом, хотя некоторым требовалась для этого помощь других попутчиков в качестве переводчиков.

Пассажиров было немного — всего дюжина, не считая Элины (а команда судна состояла из восемнадцати человек). Большинство составляли подручные купцов средней руки, не имевших собственных кораблей — эти люди сопровождали груз или, напротив, возвращались из деловой поездки. Четверо были переселенцами, отправившимися на восток в поисках лучшей жизни: худой неразговорчивый мужчина без двух пальцев на левой руке и семья из трех человек — муж, жена и их восьмилетний сын. Ребенок, толстый некрасивый мальчик, был изрядным плаксой и изводил родителей и других пассажиров своими гнусавыми громогласными жалобами; Элина с первой же минуты почувствовала к нему глубокое отвращение. Наконец, последним пассажиром был молодой человек, ехавший к своей невесте, с которой не виделся несколько лет. Всех остальных людей на свете он, похоже, рассматривал в качестве слушателей его патетических разглагольствований о своей возлюбленной. Он был еще большим бедствием, чем ребенок; за несколько дней он успел всем, включая матросов, прожжужать уши рассказами о том, как они вместе играли в детстве, как целовались и давали клятвы верности в отрочестве, как жестокая судьба забросила их семьи «на разные края света» — ее в Дулпур, его в Эль-Хасар (между «краями света» не было и трех тысяч миль), и, разумеется, какими неземными достоинствами обладает его идеал. В «Эрварде» он особо рассчитывал найти благодарного слушателя — тем паче что нашелся юго-западный диалект, который понимали они оба — но был жестоко отшит.

— Ваша девушка, должно быть, давно замужем за кем-нибудь более здравомыслящим, но если она и впрямь ждет вас, то мне ее искренне жаль, — сказала Элина.

— Вы просто еще не знаете, что такое любовь! — воскликнул тот тоном не столько обиженным, сколько покровительственным.

— Даже если бы я не знал, что любовь — это величайшая глупость на свете, мне достаточно было бы взглянуть на вас, чтобы в этом убедиться, — отрезала графиня. Больше пылкий влюбленный с ней не разговаривал. Ему, однако, удалось-таки заполучить внимательного слушателя в лице матери плаксивого ребенка — усталой женщины за тридцать, утратившей остатки красоты, но так и не набравшейся ума.

В первые дни плавания узкая полоска суши виднелась на горизонте, но затем корабль отклонился к югу. В принципе можно было идти вдоль берега в течение всего плавания, но такой путь был бы, во-первых, заметно длиннее из-за сильно изрезанной северной береговой линии, а во-вторых, отнюдь не безопаснее. Между портовыми городами простирались незаселенные территории, где в угрюмых скалистых бухтах или между прибрежными островами вполне могли поджидать в засаде быстроходные пиратские суда. Впрочем, южный берег моря был в этом плане еще опаснее: на севере Южного континента у пиратов была целые города. Государства, имевшие выход к Срединному морю, предпринимали не одну военную экспедицию с целью разорения этих разбойничьих гнезд, но, сожженные дотла и с потопленным флотом, те через некоторое время возникали вновь, на прежнем или новом месте.

К середине второй недели плавания погода испортилась. Ветер сменился на северо-восточный; он гнал по небу рваные тучи и взъерошивал пенные гребни свинцово-серых волн. Начинался один из тех зимних штормов, после которых к берегу нередко прибивает плавучий мусор, оставшийся от кораблей, а иногда и раздутые тела утопленников.

Тут уже даже Элине пришлось несладко. Лежа в своей каюте, пристегнутая ремнями к койке, она боролась с комом в горле и пустотой в животе, когда каравелла то карабкалась к небу, задрав бугшприт, то скользила в водяную яму. Один раз графиня, дабы продемонстрировать свою храбрость и набраться впечатлений, попыталась было выйти на заливаемую морской и небесной водой палубу, но привязавшийся к мачте боцман немедленно погнал ее обратно — и вовремя, иначе следующий вал мог унести ее в море.

Трое суток «Русалку» мотало по волнам. Старый корпус угрожающе скрипел, принимая на себя удары бесчисленных тонн воды, зарывался в волну чуть ли не по нижние реи — однако всякий раз выныривал, стряхивая с бортов водопады ярящейся пены и норовя вновь уставить мачты в зенит. Наконец на четвертый день — это был пятнадцатый день плавания — море успокоилось. «Русалка», несмотря на внешнюю неказистость, с честью выдержала испытание (далеко не первое и не самое страшное в ее биографии); правда, под конец в трюме образовалась течь, но ее удалось заделать. Некоторые снасти нуждались в починке. Пострадал кое-какой груз, залитый водой или плохо закрепленный. Один из матросов был смыт за борт во время шторма; один из торговцев сломал себе руку в собственной каюте, не удержав равновесия при качке. Больше потерь не было, не считая, конечно, того обстоятельства, что корабль отнесло от первоначального курса вспять и к югу.

Почти сразу вслед за штормом воцарился штиль. Желваки волн еще перекатывались под поверхностью воды, но мокрые паруса висели дрябло и бессильно. До самого вечера «Русалка» лежала в беспомощном дрейфе, и лишь ближе к закату удалось поймать хоть какой-то ветер. Он был слабый и не слишком попутный, так что «Русалка» тащилась вперед, делая не больше трех-четырех узлов. В таких условиях прошла ночь.

Утром, выйдя на палубу, Элина сразу обратила внимание на какое-то нездоровое оживление команды. Проследив направление взглядов, то и дело кидаемых за корму, она увидела на горизонте белый парус. Даже, пожалуй, не совсем на горизонте, а уже ближе.

Графиня решительно поднялась на ют и подошла к капитану, который, скрестив руки над животом, тоже неприязненно смотрел в сторону неизвестного судна.

— Это пираты? — без обиняков спросила она.

Капитан вообще не склонен был раньше времени поднимать панику среди пассажиров, но как-то поддался решительному натиску Элины.

— Пока не знаю, — хмуро ответил он. — Мачты у них невысокие, почти как на рыбачьей лодке. Но рыбачьей лодке нечего делать на таком расстоянии от берега. Значит, галера или что-то вроде. Конечно, галеры имеются и в обычных военных флотах… Идут за нами с рассвета.

— Мы сумеем оторваться?

— С этим-то ветром? — горько усмехнулся капитан. — Они идут на веслах, это очевидно.

«Русалка», конечно, делала все возможное, развернувшись кормой к ветру и идя на всех парусах, но три часа спустя неизвестное судно уже практически настигло ее. Теперь уже отчетливо было видно, что это небольшая двухмачтовая галера. Она могла бы догнать каравеллу и раньше, но, должно быть, на галере берегли силы гребцов, понимая, что добыча никуда не денется. Увы, теперь уже практически не приходилось сомневаться, что команда галеры рассматривает «Русалку» в качестве добычи. Ни один государственный флаг не развевался под клотиком преследователей; впрочем, будь это и не так, оснований для спокойствия все равно бы не было — пираты нередко использовали флаги захваченных кораблей для маскировки. На палубе галеры толпились люди, и их оружие сверкало на солнце.

Вскоре Элина, стоя на юте, могла уже рассмотреть галеру во всех подробностях. Острый форштевень рассекал волны; под водой он переходил в грозный бивень тарана. На носу судна располагалась широкая площадка, закрытая спереди и с боков обитыми бронзой деревянными стенками в человеческий рост; в этом ограждении были прорезаны широкие щели — несколько вертикальных и одна сплошная горизонтальная, смещенная кверху. Площадка предназначалась для лучников, обстреливающих преследуемый корабль. Сразу же за ней располагалась катапульта; благодаря тому, что корма «Русалки» поднималась выше палубы галеры, можно было разглядеть, что, в отличие от жестко закрепленного орудия каравеллы, неприятельская катапульта установлена на поворотном круге и может, таким образом, стрелять в любом направлении; при этом, однако, она была меньше и била более легкими ядрами. Поскольку катапульта — навесное орудие, ограждение стрелковой площадки не мешало ей бить прямо по курсу; широкая горизонтальная щель служила в этом случае для прицеливания бомбардиров. Вдоль бортов в нескольких местах было установлено что-то типа трапов, благодаря которым абордажная команда могла легко взбежать на борт более высокого корабля. На приподнятой корме располагалась вторая катапульта, аналогичная первой; но она, как и орудие каравеллы, предназначалась в основном для защиты — стрелять вперед ей мешали паруса.