И вот ворота Каар-Лунга были открыты; еще молодой, но уже прославленный и победоносный хан Кагарлыз ехал во главе своих воинов по широким мощеным улицам, с любопытством и даже не без некоторой робости осматриваясь по сторонам — древняя столица превосходила своим великолепием все уже покоренные им ургунские города. Улицы были абсолютно пустынны — жители в ужасе попрятались по домам, готовясь принять смерть или бесчестье — что будет угодно послать судьбе. Не один из изысканных столичных аристократов в эти минуты отходил на бархатных подушках, слушая музыку или восточные стихи, декламируемые чуть дрожащим голосом чтеца, вдыхая струящийся аромат благовоний и сжимая в руке хрустальный флакон из-под яда… Но вот, наконец, Кагарлыз выехал на центральную площадь — и застыл в изумлении, придержав коня, когда его взору открылись величественные белые и синие купола, уносящиеся в поднебесье башни и висячие сады императорского дворца. Дворец был огромен — по площади он мог бы тягаться с небольшим городом, но вместе с тем не производил впечатления каменной громады, призванной подавлять; нет, он был произведением искусства, созданным для того, чтобы им восхищались. Должно быть, именно в эту минуту в голове вождя кочевников созрело окончательное решение сменить походную юрту и боевое седло на покои и трон цивилизованного монарха.
Затем хан обратил внимание на одинокую человеческую фигуру, недвижно стоявшую перед главным входом дворца, у последней ступени широкой мраморной лестницы. Единственный, кто встречал завоевателей в побежденном городе. Кагарлыз шагом подъехал к нему. Это был высокий старик с длинной и узкой седой бородой, в расшитых золотом синих одеждах и в островерхом золотом головном уборе, похожем на причудливый шлем.
Хан подъехал вплотную и остановил коня. Последний ургунский император трясущимися руками снял свою шлемовидную корону и протянул ее предводителю варваров. Кагарлыз взял этот символ древней власти и двумя руками водрузил себе на голову.
— Я принимаю твою империю, — сказал он. — Как равный — от равного.
Он произнес это по-тагайски, но, прежде чем толмач успел перевести, старый император вдруг пошатнулся и вцепился в стремя победителя. Кагарлыз нахмурил редкие брови — это явно нарушало торжественность момента. В следующий миг рука старика разжалась, и он повалился на плотно пригнанные плиты площади у копыт ханского коня. Последний ургунский монарх был мертв.
— Похоронить с ханскими почестями! — распорядился Кагарлыз и направил коня вверх по мраморным ступеням…
Ни Эйрих, ни тем более его спутники ничего не знали о подробностях того дня, ушедшего в прошлое пять веков назад; однако они видели вокруг результаты тех исторических событий. Молодая степная кровь завоевателей влилась в жилы дряхлеющей империи и возродила ее для новой жизни; в свою очередь, многовековая культура, восходящая еще ко временам расцвета магического могущества, смягчила и облагородила грубые и неистовые нравы кочевников. После походов Салымбека усилилось также цаньское культурное влияние, образовав невиданный более нигде на континенте, кроме разве что космополитичных городов западного Срединноморья, сплав народов и цивилизаций.
Трое путников медленно ехали по шумным, кишащим народом улицам, не вызывая особого любопытства. Империя была велика, и средний житель Керулума имел весьма приблизительное понятие об областях и расах, входящих в ее состав. Пусть всадники, в особенности двое старших из них, и выглядели необычно — мало кто в толпе мог заподозрить в них пришельцев с того самого Дальнего Запада, где в прошлом году побывало ханское посольство; скорее их воспринимали как выходцев из дальних провинций или, в крайнем случае, гостей из сопредельных стран.
Всадники же, напротив, с интересом осматривались по сторонам, но если Элина просто удовлетворяла свое любопытство, а Йолленгел предпочитал смотреть на дома, чтобы не смотреть на кишащих вокруг людей, то Эйрих уже прикидывал в уме план будущей операции — для коего, впрочем, пока не хватало слишком многих деталей.
Когда он объявил еще в степи, каким образом собирается добыть деньги, Элина удивительным образом приняла это, как должное. Ее рыцарская честь молчала — может быть, потому, что перед глазами графини еще стоял невольничий караван и пронзающий взгляд Редриха, а может, просто сказался весь опыт этого путешествия. Впоследствии мысль о том, что воровать нехорошо, все же посетила ее, но была какой-то вялой и нежизнеспособной. Законы этой страны позволяют хватать людей в пустыне и продавать их здесь, как скот — ну и к демонам высокопарные рассуждения о честности. К тому же, по словам Эйриха, в запасе у них было всего три дня — пару дней еще оставалось брести каравану, и день рабам обычно дают отдохнуть после дороги, чтобы восстановили товарный вид. Вряд ли можно было рассчитывать иным способом добыть крупную сумму денег в незнакомом городе за столь короткий срок. Если теперь Элину и грызли какие сомнения, то лишь в том, сумеет ли она оказать достойную помощь Эйриху в непривычном для себя деле. Она не забыла агабейский обычай отрубать руку за воровство и не исключала, что здесь может быть что-то подобное, но это как раз не особо ее тревожило. При ней был меч, и попадать в руки стражников она не собиралась.
Эйрих, наконец, выяснил у прохожих дорогу к недорогому постоялому двору, куда все трое и отправились. Столичные цены, как и следовало ожидать, оказались выше провинциальных, и после уплаты вперед за очередную убогую комнатушку их капитал сократился до трех турга. В активе, впрочем, оставались еще лошади, но на сей раз Эйрих не стал спешить с их продажей. Керулум был слишком большим городом, чтобы ходить по нему пешком.
Вообще теперь многое было не так, как обычно. К возмущению Элины, Эйрих отправился изучать город один, настояв, чтобы графиня и эльф оставались в комнате. «Мы все же выделяемся внешне, и нехорошо, если многие по всему городу увидят нас вместе», — пояснил он. Элина, впрочем, быстро утешилась
— разложила свои бумаги и, усадив рядом Йолленгела, продолжила свои исследования по эльфийской культурологии.
Эйрих где-то пропадал допоздна, а вернувшись, сообщил лишь, что все идет по плану. Котомка его была туго набита — как выяснилось, в ней лежала туземная одежда и еще какие-то свертки. На вопрос «откуда» он спокойно ответил, что разжился кошельком одного растяпы.
— Вы хотите сказать, что… уже? — Элина испытала даже легкое разочарование.
— Нет, конечно, нам нужно не меньше тысячи турга, а это просто мелочь на текущие расходы. Вообще воровать кошельки — трудно, опасно и малоприбыльно, но этот тип сам напрашивался.
— Да, Эйрих, вижу, у вас была богатая биография, — медленно произнесла графиня.
— К счастью для заинтересованных лиц — да, — без ложной скромности ответил Эйрих. — Кстати говоря, вы умеете шить?
— Ну… пришить пуговицу или поставить заплатку — да, а что-то более серьезное…
— Ясно. А вы, Йолленгел?
— Более-менее. Все же в лесу не было портных.
— Очень хорошо. Вот вам материя, сошьете что-то типа шапки, только полностью закрывающее голову и доходящее до воротника, — он протянул эльфу большой лоскут черной ткани.
Наутро Эйрих вновь исчез и вернулся на закате.
— Времени в обрез, — сообщил он, — операцию мы должны провернуть этой ночью.
— Разве у нас нет еще одних суток? — Элина почувствовала сладкое замирание в животе, словно перед турниром.
— Они нам понадобятся, — Эйрих меж тем критически осмотрел работу Йолленгела, примерил на голову, затем достал из котомки ножницы и проделал прорези для глаз и рта. — Сегодня я побывал на невольничьем рынке и заприметил там одного местного купчишку. Он как раз купил четырех рабов. Я проследил за ним до дома. Пожалуй, этот субъект — как раз то, что нам нужно: не настолько богат, чтобы его хоромы были неприступной крепостью, но и не настолько беден, чтобы с него было нечего взять.
— Значит, ночью мы должны будем забраться в его дом?
— Забираться буду я. Вы будете ждать на улице с лошадьми. Йолленгел, разумеется, останется в гостинице.
Эльф хотел возмутиться словом «разумеется» — все же кой-какие успешные кражи на его счету были — но раздумал. Его такой вариант полностью устраивал.
Эйрих разделся до пояса и натянул тонкую черную фуфайку с воротником под подбородок, затем разулся и надел черные носки из плотного материла. Не составляло труда догадаться, что все это вместе с его черными кожаными штанами и шапкой-маской полностью скроет его в темноте. Потом он достал нож и ковырнул подкладку своей куртки. Один за другим на свет явились десять металлических штырей длиной от пяти до десяти дюймов, имевших по крюку на обоих концах; один крюк был побольше, остро отточен и слабее загнут, другой, напротив — меньше, и свит почти в кольцо. Из длинного потайного кармана на уровне пояса куртки явились два десятка металлических колец, попарно соединенных шарнирами на манер цифры 8; верхние кольца восьмерок по диаметру соответствовали штырям, а нижние напоминали перстни. Затем появились два кожаных ремешка с дырочками. Эйрих надел на каждый стержень по две «восьмерки» верхними кольцами, а затем пропустил сильно загнутые крючки через дырки ремешков — на каждый ремешок пришлось по пять штырей. Все это он сунул в левый карман брюк острыми крюками наружу, а после извлек из тайников куртки еще пару приспособлений, похожих на грабли в миниатюре; к ним он прикрепил по две ременных петли — одну возле середины «граблей», другую — на противоположном зубцам конце. Эта часть снаряжения отправилась в правый карман брюк. Потом Эйрих вновь обулся и надел вместо куртки туземный халат.
Элина в очередной раз смотрела на своего спутника со смешаным чувством уважения, любопытства и настороженности — она не сомневалась, что весь этот инвентарь был изготовлен не только что, а дожидался своего часа за подкладкой куртки Эйриха еще во время их пралецкой встречи. Эйрих же не счел нужным давать какие-либо объяснения по этому поводу; вместо этого он рассказал, что навел в городе еще кое-какие справки, могущие иметь отношения к судьбе Артена.
— Ныне правящий хан вступил на престол четыре года назад, — сообщил он, — то есть со времени отправки посольства никаких переворотов здесь не было. Если, как вы говорите, напавшие на вашего принца были тургунайцами, то возникает впечатление, что это были какие-то заговорщики, а не солдаты, исполнявшие ханский приказ. Хотя двойную интригу со стороны монарха тоже нельзя исключать — тем паче что, как нам известно, официальная власть факт нападения замяла, и бОльшая часть посольства благополучно вернулась. Я попытался осторожно разузнать об ученом по имени Шииз-ир-Рандавани и выяснил, что был такой ханский советник, и он ездил вместе с посольством, но обратно не вернулся — он был уже стар и умер в пути, вдали от родины, и похоронен в чужих краях.
Тем временем стемнело; Эйрих подождал еще немного и, наконец, решительно сказал «Пора! «, повесил на плечо котомку и направился к выходу.
Они выскользнули в ночь, никем не замеченные; в конюшне Эйрих обмотал копыта лошадей темными тряпками, так что на улицу они выехали почти беззвучно. Светила растущая луна. Эйрих посмотрел на нее с осуждением, но дожидаться безлунной ночи они не могли.
Элина и сама неплохо умела ориентироваться, но не могла не восхититься той уверенностью, с какой Эйрих нырял в лабиринты погруженных во тьму переулков, избегая широких центральных улиц — столь же, впрочем, неосвещенных, как и в других городах эпохи меча. Наконец они остановились, подъехав к трехэтажному особняку в классическом восточном стиле. Торец и часть купола белели в лунном свете, но задняя стена лежала в густой тени.
Эйрих занялся последними приготовлениями. Он снял халат и сапоги и натянул на голову изделие Йолленгела, а на руки — тонкие черные перчатки. Меч он снял, но повесил на пояс три ножа. Слазив в котомку, он повесил на плечо моток веревки, а за пояс засунул свернутый мешок. «Грабли» Эйрих прикрепил к ногам, затянув ременные петли на ступнях и лодыжках; затем настал через штырей с крюками — пальцы рук Эйрих продел в «перстни», а ремешки застегнул на запястьях. Теперь, сжимая и разжимая пальцы, он словно выпускал и втягивал когти. Наконец, в качестве последнего штриха он извлек из котомки какой-то флакон, отвинтил пробку и, прижав тряпку к горлышку, перевернул и потряс сосуд. Элина почувствовала слабый химический запах. Эйрих сунул смоченную тряпку в карман штанов.
— Ждите здесь, — шепотом напуствовал он. — В принципе, никто не должен появиться, но если все-таки завяжется стычка — попытайтесь скрыться, я и сам сумею выбраться. Вы меня поняли?
— Да, — ответила Элина, думая, что скрываться ей особенно некуда — города она не знает, правда, дорогу, которой они приехали, вероятно, все-таки запомнила.
Эйрих слез с лошади и, чуть слышно цокая «граблями», направился к дому. Окна первого этажа были закрыты тяжелыми ставнями, но его это не смущало. Элина с восхищением следила, как Эйрих лезет вверх по отвесной, казавшейся совершенно гладкой стене; трудно было поверить, что здесь нет никакой магии, а есть лишь простые технические приспособления, сила и тренировка.
Эйрих некоторое время повисел возле окна второго этажа, затем двинулся дальше, к приоткрытому окну третьего, сунул руку в щель и неслышно проскользнул внутрь.
Ждать пришлось долго; Элина понимала, что сориентироваться ночью в незнакомом доме, не подняв тревоги — задача не из легких, но все же уже начала беспокоиться. От напряжения и долгого сидения в седле у нее затекли мышцы; она спустилась на землю, разминаясь и давая отдохнуть лошади. Тени постепенно уползали вправо, следуя за движением луны, и вот уже бледный призрачный свет пал на заднюю стену дома. Теперь человек в черном был бы хорошо виден на фоне белой стены.
В этот момент из окна — не из того, в которое влез Эйрих, а из соседнего — разматываясь, полетела веревка — или, точнее, сразу две веревки, хотя сперва Элине показалось, что это просто игра теней. Потом из темноты оконного проема выступил перехваченный веревками туго набитый мешок, а затем стало ясно, что он привязан к спине выбиравшегося задом Эйриха. Зажав веревки руками в перчатках и кожаными коленями, удачливый похититель заскользил вниз. Приземлившись, он потянул за один из концов — второй пошел вверх; на самом деле, это была одна длинная веревка, перекинутая через некий импровизированный блок — возможно, крепкую ножку мебели — внутри помещения. Через несколько секунд конец выскользнул из окна и, сворачиваясь петлями, упал на землю, не оставив никаких следов дерзкого ограбления. Эйрих, сматывая на ходу веревку и сгибаясь под тяжестью добычи, направился к лошадям.
— Что вы там такое прихватили? — громким шепотом поинтересовалась Элина. — Тургунайский золотой запас или статую из прихожей?
— Не что, а кого, — ответил Эйрих, прислоняясь своей ношей к лошадиному седлу. — Ну-ка помогите мне его отвязать. Только учтите, он тяжелый.
— Кто?!
— Хозяин дома. Не мог же я в такой темноте искать по всем комнатам, где он прячет деньги. Достаточно, что я нашел его. Не волнуйтесь, раньше чем через час он не очухается.
Элина, потрясенная таким оборотом дела, молча придержала мешок, пока Эйрих выбирался из веревочных лямок и привязывал свою добычу к коню. Сквозь грубую мешковину пальцы Элины ощущали тепло живого тела, и почему-то это вызвало у нее брезгливость.
— Он не ранен? — спросила она.
— Нет, просто понюхал тряпку, пропитанную эфиром.
— Вы, должно быть, долго его искали?
— Нет, нашел-то я его сразу, благодаря издаваемым им звукам… Он развлекался со своей наложницей, а может, женой, демон их разберет… Пришлось ждать, пока он останется один.
— И что мы теперь будем с ним делать?
— Потребуем выкуп, разумеется. Я тут приглядел одно местечко, где мы его спрячем…
Они вновь быстро и почти неслышно ехали по переулкам — конечно, уже новым маршрутом. Через какое-то время Элина заметила, что дома вокруг имеют явно нежилой вид. Когда-то они были добротными и внушительными, может, даже роскошными, но теперь в древних стенах мертво зияли оконные и дверные провалы, чернели в лунном свете трещины, обломки колонн торчали, словно гнилые зубы… Эйрих поворотил коня к одному из таких домов — там давно рухнула крыша и перекрытия, остались лишь внешние стены с чудом уцелевшим фрагментом мозаики на одной из них.
— Старый город, помнящиий, возможно, еще времена магов, — пояснил Эйрих. — И не скажешь, что мы не так уж далеко от дворца, верно? Многие столетия это был респектабельный район, но в конце концов дома слишком уж обветшали, и прежние хозяева оставили их. Теперь здесь селятся нищие и бездомные. Говорят, градоправитель все никак не решит, что ему делать с этим кварталом. По идее, конечно, снести, но вроде бы не то нынешний, не то прошлый хан высказал пожелание восстановить старинные дома, чтобы все было, как при магах. Высказать-то высказал, а денег на это не дал. Ну да нам это на руку.
— А нищие нам не помешают?
— Они предпочитают дома с крышами.
— А мы не предпочитаем дома с крышами?
— Мы предпочитаем глубокие надежные подвалы, куда не проникает свет солнца. Смотрите под ноги, здесь могут быть змеи.
И действительно, среди многолетнего хлама и мусора, частично поросшего уже сухой колючей травой, отыскался ход, ведущий куда-то под землю. Они спустились по выщербленным, засыпанным землей и битым камнем ступеням (Эйрих нес на плечах мешок с бесчувственным пленником) и остановились перед черной дырой квадратного сечения. Эйрих сгрузил свою ношу на землю, нашарил в котомке длинную лучину и зажег ее. Слабый огонек осветил коридор, с потолка которого сквозь щели между камнями свешивались длинные корни; коридор заканчивался массивной трухлявой дверью. Дверь, вросшая в намытую дождевыми ручьями землю, хотя и с трудом, но поддалась их усилиям. За ней оказалось довольно обширное помещение с выложенным плитами полом и остатками фресок на стенах. Кое-где из стен торчали позеленевшие бронзовые кольца для светильников. В углу громоздились остатки какой-то деревянной мебели. Эйрих закрыл за собой дверь (теперь, когда ее низ был освобожден от земли, сделать это было проще, хотя по-прежнему требовало изрядных усилий), уложил свою добычу на пол в дальнем углу и воткнул лучину в щель между плитами.
— Ну вот, пора будить нашего приятеля, — сказал он, развязывая мешок и стаскивая его за углы.
В тусклом свете лучины Элина увидела упитанного коротышку в халате на голое тело, связанного по рукам и ногам. Во рту у него был кляп, на глазах
— черная повязка. Эйрих, вновь надевший свою шапку-маску, присел на корточки, проверил надежность затянутых на скорую руку веревок, затем достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и грифель, отложил их чуть в сторону и похлопал пленника по щекам. Тот замычал и дернул скрученными за спиной руками.
— Пойдите приглядите за лошадьми, — велел Эйрих Элине. — Хоть мы их и привязали, в таком месте, как это, оставленные без присмотра вещи могут исчезать даже глубокой ночью, — это было, в принципе, верно, но у Эйриха имелась и другая причина отослать Элину — он не собирался церемониться с пленником, если тот вдруг начнет артачиться и торговаться, и справедливо опасался, что кое-какие методы быстрого убеждения вызовут слишком решительные протесты графини.
Его опасения, однако, оказались напрасны по обоим пунктам. Ни один обитатель развалин не явился поинтересоваться неожиданными гостями и их лошадьми, а похищенный торговец, как только очухался достаточно, чтобы понять свое положение, перепугался до смерти и быстро согласился на все. Он попытался было выразить робкое возражение против суммы в две тысячи турга, однако обещание Эйриха отрезать ему язык и кое-что еще, после чего продать евнухом в хурданистанский гарем, оказалось достаточно убедительным контраргументом. Самое интересное, что план этот был легко исполним — если бы Эйрих был работорговцем, то, покалечив похищенного таким образом, мог бы среди бела дня вывести его из города в караване невольников. Никто не стал бы слушать, что мычит закованный раб. Жуткий для тургунайского уха иностранный акцент похитителя лишь усиливал ужас керулумца.
Эйрих освободил пленнику одну руку — вторая была привязана к лодыжкам
— и сдвинул ему повязку с глаз, подсовывая бумагу и грифель. Бедняга дважды ломал грифель, прежде чем смог унять дрожь и нацарапать требуемое послание своему подручному.
Элина неспешно прогуливалась от стены к стене, внутри пустой коробки дома, то скрываясь во тьме, то ступая на голубоватые прямоугольники лунного света, падавшего сквозь оконные проемы. Могла ли она предположить год назад, что двенадцать месяцев спустя за тысячи миль от дома, в стране, о самом существовании которой она тогда не подозревала, станет соучастником похищения ради выкупа? Самое удивительное, что сейчас это ее уже и не удивляло. Она изменилась за эти месяцы. Да, только теперь она поняла, как изменилась. Превратилась в Эрварда Эльбертина…
Легкий шорох за спиной заставил ее мгновенно обернуться; рука метнулась к мечу. Но это был всего лишь Эйрих; он улыбнулся, оценивая ее бдительность.
— Поеду отвезу письмо о выкупе, — он махнул в воздухе бумагой. — Надеюсь, нашего друга еще не хватились. Полагаю, до рассвета обернусь. Вашего коня придется взять с собой — утром он явно привлечет тут нежелательное внимание. А вы пока покараульте этого типа. Он связан надежно, так что можете и малость вздремнуть. Главное, чтобы его глаза и рот оставались завязанными; не поддавайтесь на провокации, которые помогли бы ему вас увидеть или завопить в полный голос. Правда, я обещал вырезать ему глаза и язык, если он попытается… но кто знает, хорошо ли он меня понял.
Элина не стала уточнять, насколько серьезно это обещание, и спустилась в подвал. В одном из стенных колец уже горел импровизированный факел. В его колеблющемся свете графиня увидела, что Эйрих называет надежным связыванием. Когда-то он пытался проделать это с Редрихом; теперь процедура была доведена до конца. Торговец, лежавший на животе, был буквально упакован — руки стянуты веревками крест-накрест — локти, запястья, шея — ноги загнуты назад, лодыжки подтянуты к запястьям, далее веревка туго проходила в паху и шла к шее уже спереди, образуя вторую петлю. Любая попытка освободиться принесла бы пленнику лишь боль и удушье — и в то же время, благодаря многочисленности витков и толщине веревки, он мог провести в таком положении много часов без ущерба для кровоснабжения конечностей. Хотя, конечно, эти часы трудно было бы назвать приятными. Элина в очередной раз задалась безответным вопросом, что за человек Эйрих и где он всему этому научился.
Элина уселась на грязный пол, привалясь спиной к стене, и вскоре, действительно, задремала. Разбудило ее громкое и настойчивое мычание пленника. Тот подергивался в своих путах и крутил головой.
— Лежи уж, — спокойно сказала Элина по-тарвилонски. — Все равно кляп не выну, да и твоего языка я не понимаю.
Вряд ли, конечно, торговец мог понять хоть слово, но, как видно, понял, что на послабление рассчитывать не приходится, и затих. Вскоре, однако, в затхлом воздухе подвала стал распространяться запах мочи. Элина брезгливо наморщила свой аристократический нос. На какой-то момент вместе с отвращением она почувствовала жалость к беспомощному пленнику, но тут же напомнила себе, что это — рабовладелец, так вот пусть теперь на собственной шкуре убедится, каково быть лишенным свободы!
Однако физиологическая проблема, возникшая перед пленником, в скором времени должна была обрести актуальность и для его тюремщицы — а никакого отдельного помещения или хотя бы сосуда в подвале не было. Элина как раз находилась в неприятных раздумьях на сей счет, когда дверь отворилась, и вместе с едва проникавшим сверху утренним светом в подвал вошел Эйрих.
— Все в порядке, — сообщил он. — Я подсунул письмо под дверь и отогнал вторую лошадь на постоялый двор. Поезжайте туда, я сменю вас здесь. Жду вас обратно после полудня — отправлюсь за деньгами.
— Вы все продумали, вас не сцапают и не выследят?
— Вы прямо-таки прирожденный похититель, — хмыкнул Эйрих. — Мыслите в верном направлении. Да, получать выкуп в городе было бы весьма опасно. Город керулумцы знают гораздо лучше меня. Но я велел зарыть деньги в степи, довольно далеко от города. Помните, нам попался лошадиный скелет недалеко от дороги? Вот рядом с ним. Там вокруг плоская, как стол, степь на много миль вокруг — спрятаться в засаде негде, любой преследователь или наблюдатель виден с безопасного расстояния. Да, кстати — невольничий караван прибыл в город, распродажа, как мы и рассчитывали, завтра.
Элина почувствовала, как сердце ее забилось быстрее. Неужели завтра Редрих будет, наконец, спасен, и можно будет целиком сосредоточиться на Артене? Артен… почему с ним нет контакта? Ведь они уже близко, на таком расстоянии она просто обязана его почувствовать, несмотря на всю ненадежность магии…
Эйрих начертил ножом на грязном полу дорогу от развалин до постоялого двора, и, после того как Элина, внимательно посмотрев, кивнула, затер свой чертеж сапогом. Графиня вышла наверх как раз вовремя, чтобы шугануть оборванную личность, сужавшую круги вокруг оставленной на привязи лошади.
Йолленгелу, конечно, не терпелось услышать подробности ночной операции
— ибо рассказ Эйриха был предельно лаконичен: «Все идет по плану» — но Элине столь же не терпелось проспать несколько часов в нормальных условиях. Эльф, однако, получил клятвенные заверения, что все узнает потом.
Отдохнув, графиня вновь вернулась в район руин. Днем улицы здесь были не пусты — кряхтя и охая, выползли погреться на солнышке грязные оборванные старики, сплетничали или переругивались визгливыми голосами тощие некрасивые женщины, практически голые чумазые дети гонялись друг за другом и возились в пыли. Пока что, однако, публики на улицах было немного — лишь представители наиболее зажиточных по меркам трущоб семей, раз они могли позволить себе праздность; менее счастливые в это время попрошайничали и воровали гдето в городе в полном составе. Элину провожали недобрыми взглядами — чужих здесь не любили, но ее меч внушал достаточное почтение. Ей пришлось пару раз проехать мимо нужных ей развалин, прежде чем она поймала момент, когда поблизости не было любопытных глаз, и въехала через бывший парадный вход внутрь каменной коробки.
Эйрих направился ей навстречу. Когда он почти поровнялся с ней, Элину изнутри обдало холодом — перед ней был не Эйрих, а незнакомый ей тургунаец. Это был смуглый седой старик с по-восточному узкой бородкой и голубым бельмом на левом глазу. Он улыбнулся, видя ее замешательство; только тут Элина поняла, что Эйрих попросту загримировался, и сконфуженно улыбнулась в ответ.
Он махнул ей рукой и вышел из подвала. Элина покосилась на безмолвного и недвижного пленника — кажется, он заснул или впал в беспамятство — и уселась на пол. Самой ей спать больше не хотелось, а заняться было решительно нечем. Графиня вновь попыталась прибегнуть к помощи магии и поймать след Артена — но опять безуспешно. Из близкого к трансу состояния она вышла как раз вовремя, чтобы услышать детские голоса в коридоре.
Она вскочила. Что делать, если они заберутся сюда? Они непременно раскажут другим. Конечно, со стражниками местные жители не дружат и вряд ли пойдут доносить (хотя как знать — вдруг освободителю купца причитается вознаграждение), но у них могут быть собственные интересы, никак не совпадающие с интересами Элины и Эйриха. Задержать мальчишек силой? Весьма вероятно, что их станут искать, даже у трушобных оборвышей есть родные и друзья… Графиня выдернула факел из кольца и швырнула на грязный пол. Она едва успела затоптать пламя, пока мальчишки скреблись за дверью. В темноте они не увидят, что находится в углу. Но что, если у них есть огонь?
Однако все разрешилось еще проще. Они подергали дверь и отказались от попыток ее открыть — как видно, силенок одного не хватило, а тянуть вдвоем в узком коридоре было неудобно. Элина слышала, как удаляются их голоса — не особенно, кажется, разочарованные; в самом деле, ведь по подобным развалинам им и им подобным приходилось лазить множество раз, и все мало-мальски ценное, что было в старых домах, давным-давно было найдено.
Вновь потянулось долгое скучное ожидание, разрешившееся, наконец, приходом Эйриха. Грима на нем больше не было — выехал из города один человек, а въехал пару часов спустя уже другой.
— Деньги у нас, — объявил он, — поехали, лошади ждут.
— А с этим что делать? — Элина кивнула в сторону пленника.
— Разумнее всего, конечно, было бы его прикончить…
— Эйрих!
— … но мы просто оставим его здесь, а потом пошлем письмо к нему домой, где сообщим об этом месте.
— А если его найдут раньше какие-нибудь бродяги?
— Тогда, возможно, ему придется писать еще одно письмо о выкупе. Но это уже его проблемы.
Элина представила себе, каково это — два дня пролежать связанным, не имея возможности пошевелиться. Пусть этот тип — гнусный рабовладелец, но…
— Вы его, конечно, не кормили? — спросила она.
— Обойдется. Впрочем, надо бы дать ему воды. А вы идите к лошадям, пока их не увели.
— Ладно. И скажите ему, чтобы он хорошенько запомнил этот урок и впредь нанимал свободных слуг, а не покупал рабов.
— Все пытаетесь исправить мир? — усмехнулся Эйрих. — Ну, если вам так хочется, я передам ему ваши слова.
Элина выбралась из подвала и отвязала одного из коней — Эйрих опять пригнал вторую лошадь. Пару минут спустя ее спутник присоединился к ней.
По дороге он еще раз удивил Элину, когда выяснилось, что деньги он оставил на постоялом дворе, то бишь доверил их Йолленгелу. Элина порадовалась, что эльф, кажется, окончательно завоевал уважение ее сурового спутника. Через полчаса она увидела эти деньги воочию — полная шкатулка тяжелых золотых кругляшей; графиня всегда была достаточно равнодушна к деньгам, хотя и знала им цену — но здесь не удержалась, запустила в шкатулку руки и пересыпАла монеты, любуясь их маслянистым блеском и увесистым позвякиванием. От этого занятия ее оторвал насмешливый голос Эйриха, сообщившего, что в ней пропадают незаурядные купеческие задатки.
Ночью Элина вновь увидела Артена.