Звали его Ярослав. Он преподавал фрейлинам чтение и письмо. Был он какой-то смешной. Маленький, щуплый, неуклюжий. Клочьями топорщилась его тронутая сединой и лысиной шевелюра. Круглые очки висели на носу, часто спадая. Под очками моргали подслеповатые добрые глаза. Он никогда не кричал на девушек, как, например, гувернер. Наоборот, часто шутил. Еще чаще шутили и смеялись над ним самим. Особенно когда он пытался декламировать старинные героические саги напыщенным, значительным голосом. Но дело свое он любил и охотно помогал тем, кто интересовался его библиотекой. Ярослав знал наизусть названия всех книг и авторов, которые пылились на широких библиотечных полках и всегда был готов подсказать, посоветовать, проконсультировать своих посетителей.
      К Марии он испытывал особенное расположение. Она посещала его чаще других. И интересовалась не только сказками и сагами, как большинство, а читала и более серьезную литературу - философские трактаты, исторические книги, научные труды. А еще Мария любила стихи. И Ярослав, как страстный поклонник поэзии, нередко беседовал с ней, обсуждая любимые произведения. Спорил, доказывал. Но всегда с улыбкой.
      Второй наставник, балетмейстер, был благожелателен, но сух. Он учил девушек правильно ходить (ко всеобщему удивлению, потому как сами они не догадывались, что ходить не умеют), учил искусству танца. Он был высок, сухощав. К предмету своему относился педантично.
      А вот гувернер, господин Оак, Марии не нравился. Да и не только Марии. Человек раздражительный и желчный, он часто выходил из себя, кричал и ругался. Ругань, конечно, у него была своеобразная. Самое крайнее, что он мог себе позволить, это обозвать "дурой", но сквозило в его голосе такое презрение, что видно было - слишком уж высоко он себя ставит, слишком щепетильно относится к своему благородному происхождению.
      Отвечал он за воспитание будущих фрейлин: за их манеры, поведение. Учил этикету.
      Кроме гувернера, библиотекаря, балетмейстера, госпожи Глории и горничных на территорию Северного крыла замка не заходил никто. Разве что заглядывали иногда повар или садовник - попросить несколько девушек для помощи.
      Но в замке обитало значительно больше народа. Были дружинники, были слуги, повара, конюхи, швеи и прачки, были кучера, садовники, плотники и кузнецы. Графский управляющий, камергер, лекарь. Ну и, конечно, графиня. Фрейлинами графиня не особо интересовалась - посетила один раз занятие, перекинулась парой слов с госпожой Глорией и ушла.
      Мария еще несколько раз видела графиню, в саду и возле кареты. Графиня была очень красивой женщиной. Но красота ее была какой-то неуловимо отталкивающей, какой-то холодной. Или же наоборот - порочной. Как и у большинства дам дворянского сословия.
      Гости в замок практически не приезжали. Мария совсем иначе представляла себе жизнь знати: пышные балы, кутежи ночь напролет, шумная охота, многочисленные гости. Однако ничего этого не было. Графиня жила уединенно. Единственный гость, которого видела Мария, так это какой-то молодой вельможа. Этот заезжал часто. Скорее всего, он был кавалером графини. Марта же считала, что он - рыцарь графини. "Да, точно рыцарь! - говорила она, мечтательно закатив глаза. - А она - его дама. И почему мы с тобой не принцессы?"
      Мария только улыбалась.
      - Скажите, Валерия, а ведь вы не просто графиня, вы ведь принцесса?
      Графиня лукаво усмехнулась.
      - Я Принцесса Крови, - отвечала она. - Король Венцлав - мой двоюродный брат, и если бы у нас женщина могла править Королевством, я бы предъявила свои права на трон при удобном случае... Ее величество Валерия Первая, ха-ха! Ну а если серьезно, то я не хочу королевской власти. Она слишком хлопотлива и утомляет. Не завидую кузену.
      - А я завидую, - признался герцог. - Быть наместником бога на земле! Иметь безграничную власть...
      - Ну, во-первых, наместник бога на земле - это его преосвященство архиепископ Эвиденский Валериан Светлый, - возразила графиня. - А во-вторых, безграничная власть очень опасна. Возникает ощущение вседозволенности, а тогда любое действие теряет свою прелесть, прелесть преодоления препятствия.
      - Вы думаете?
      - Уверена. Представьте себе, что вы участвуете в рыцарском турнире и знаете, что победа в любом случае будет за вами. Захотите ли вы тогда сражаться? Будет ли желанным приз?
      - Сложно сказать... Наверное, нет.
      - Вкус победы, овладевание преградой через все трудности - вот что придает жизни смысл. Господь мудро поступил, изгнав человека из рая. А, скорее всего, никакого рая и не было.
      - Вы что же, будете опровергать церковные догмы? - полушутя полусерьезно погрозил герцог.
      - Церковные догмы? Их придумывали люди. А людям свойственно ошибаться. А еще люди могут страдать недостатком фантазии. Посудите сами: может ли быть рай? По крайней мере, в таком виде, в каком его нам представляют? Святоши в белых одеяниях расхаживают по бесконечному саду, тренькая на гуслях... Убого и скучно! Никакой фантазии. Вернее, чистая фантазия, абсурдная. Такое мог придумать только человек с настолько бедным воображением, что он не в силах был даже представить себе такого рая.
      - А чем плохо? - пожал плечами герцог. - Ходи себе, гуляй, забот никаких нет... Почти как здесь!
      Они прогуливались по парку.
      - Да ведь это невозможно. Если у человека отнять все заботы, останется лишь скука. О, это поистине страшная вещь!
      Графиня сорвала розу с куста.
      - Хотите, Владимир, я скажу вам, чего больше всего боюсь на свете?
      - Скажите.
      - Не смерти, не ада, боюсь я больше всего. Я боюсь скуки. Да-да, именно скуки. Она убивает отвратительнее всего. Отвратительнее Красной Напасти. Ей подвластны все. Она мать всего. Мы с вами тоже ее дети.
      - Это каким же образом? - удивился герцог.
      - Ведь господь создал человека от скуки. Сначала он создал человека свободным от забот. Но лишенный забот человек стал помирать со скуки. Вот тогда бог сжалился над ним и дал ему заботы. Он дал ему голод, холод, жажду, усталость, врагов, войны, смерть и все остальные вожделения и проблемы. Напрасно человек проклинает их, это как раз его единственное благо. Его мерило ценностей. Когда человек сыт, он доволен, потому что знает, что такое голод. Когда ему тепло, он доволен, потому что ему ведом холод. Когда он отдыхает, он радуется избавлению от усталости. Когда он побеждает врага, он ощущает собственную силу. В это мгновение он счастлив. Но только мгновение, потому что на смену опять приходят заботы.
      - То есть, по-вашему, понятия "счастливый человек" не существует?
      - Вы правильно поняли, Владимир. Вот вам за это награда, - графиня протянула ему цветок, улыбнувшись. - Пусть небольшая, но все же на какой-то миг вы испытали ощущение счастья. Или нет?
      - Безусловно да, - ответил шутливо герцог, принимая розу.
      - Понятие "счастливый человек" применимо лишь к краткому отрезку времени, - продолжала графиня. - Это как ощущение сытости, или... оргазм. Правда, скука все равно с годами одолевает человека, когда притупляется новизна ощущений, да и новые заботы начинают сильно досаждать, например, старость со всеми своими проблемами. И для этого господь припас последнее средство - смерть. Самое великое благо.
      - Прямо-таки и благо? - усомнился герцог.
      - Благо, Владимир, благо. Вот мы с вами сейчас молоды, нам мысль о смерти кажется ужасной. Впрочем, мы пока серьезно о ней не думаем, это, мол, все не скоро... А вы обращали внимание, что многие старики ждут смерть с нетерпением? Как избавление. Миф о бессмертии тоже выдуман лишенным воображения человеком. Да, покидать этот мир тяжело. Но тяжело лишь тем, кто ни во что не верит. Точнее, тем, кто верит, что после смерти человек превращается в кусок гнилого мяса, корм для червей. Ну, а тем, кто мечтает о рае небесном, тем умирать легко. Они даже торопятся попасть в этот свой рай...
      - А вы, Валерия, - взволнованно перебил герцог, - вы разве не верите?
      Графиня пристально посмотрела ему в глаза.
      - Честно говоря, нет, - ответила она медленно.
      - Но... Это грешно! - прошептал герцог.
      - Как вы разволновались! Я, видимо, задела вас за живое, - графиня неприятно усмехнулась. - Вы знаете, откуда взялось такое понятие как "грех"? Или мораль? Каждый человек во что-то верит. Вот вы, например, как и большинство, верите в бога. А многие верят, что чревоугодие - это антиморально. Они когда-то это придумали, или их убедили в этом, вот они и верят. Но вот появляется кто-то, кто нарушает их мораль или совершает "грех". Как же так, восклицают они, ведь это неправильно! Тут в их души закрадывается сомнение: а что, если их вера ошибочна? И тогда они бросаются в крайности, пытаясь самим себе доказать свою правоту - обвиняют, судят, казнят. Для этого они и выдумали себе понятия "греха" и "морали". Все то, что выходит за эти рамки, должно быть уничтожено. Поэтому всякая воинствующая идея фальшива. Вы не задумывались, почему обвиненных Святым Орденом в ереси не просто сжигают, а еще и заставляют отречься от своих убеждений и признать свою вину? - Может быть, в пример другим?
      - А зачем? Зачем нужно что-то доказывать, если они уверены в своей правоте? Настоящая истина не нуждается в подтверждении! Та же истина, что ищет себе подтверждения, что пытается переманить на свою сторону побольше союзников, насквозь фальшива, она истиной и не является. Поэтому послушайте моего совета: не реагируйте слишком бурно на то, что кажется вам неправильным! Этим вы и себе, и другим докажете правоту собственного мнения. Вы не обращали внимания на такой факт, что наибольшее порицание в глазах толпы получают именно те грехи, которые между них самих наименее распространены. Не самые страшные, не самые вредные, а самые... странные, самые непривычные.
      - Что вы имеете в виду?
      - Я имею в виду вот что. Для примера предположим, что задержаны два преступника. Один ограбил и убил человека, второй сварил в котле живого кота. Как вы думаете, какой из них вызовет большую злость в глазах толпы?
      Герцог пожал плечами.
      - Ну так я вам скажу, что второй. В лучшем случае, их осудят одинаково.
      - Почему вы так думаете?
      - Потому что я знаю людей! Потому что подобные вещи мне приходилось наблюдать собственными глазами, - графиня нахмурилась. - Человека больше всего страшит неизвестное. Закройте его в темной комнате, предупредив, что где-то там, во мраке, затаилась ядовитая змея. Он начнет придумывать способы борьбы, будет вспоминать, как можно избежать укуса, станет прислушиваться, зная, какой звук издает змея при движении. Ему будет страшно, но он будет бороться противник ему хорошо известен. А закройте человека в такой же комнате, но про змею ничего не говорите. Намекните только, что там скрывается что-то ужасное. И через пять минут человек умрет от страха, не выдержав напряжения. Не выдержав неизвестности.
      - А причем тут вышеупомянутые преступники? - спросил герцог.
      - Ну как же! Аналогия, по-моему, вполне понятна. В первом случае рядовой обыватель судит так: преступник убил, чтобы ограбить. Мог бы я поступить так же? В принципе, да, по крайней мере, преступника можно понять. А вот что касается кота... Непонятно, зачем его нужно было истязать? Непонятно, а поэтому страшно. И сквозь страх сквозит зависть - вот на такой поступок рядовой обыватель вряд ли смог бы пойти.
      - Вы полагаете, что человеком руководит только страх и зависть?
      - Вообще-то человеком руководит лишь одно чувство - эгоизм. А уж все остальные проистекают из него.
      Герцог поднял брови.
      - Я, кажется, опять вас шокирую? - кокетливо спросила графиня, присаживаясь на скамейку.
      - Признаться, да. Не ожидал я таких речей, тем более от вас.
      Герцог остановился рядом.
      - Присаживайтесь, что вы замерли, - пригласила графиня, указав на скамейку. - Или правила этикета, эта извращенная разновидность морали, не позволяют вам?
      Герцог сел.
      - Вы знаете, Валерия, - проговорил он задумчиво, - я не пойму, когда вы шутите, а когда говорите серьезно. И эта странность в вас меня пугает... Я чувствую, что ваши суждения о странном не лишены смысла, - слабо улыбнулся он.
      - Вот видите, ваши убеждения поколебались.
      - Но вы не договорили, продолжайте, - попросил герцог. - Зачем? - сказала графиня. - Вы забываете, что истина не нуждается в подтверждении. Какой смысл в том, что я сумею переубедить вас? От этого моя истина не станет достовернее... - легкая усмешка появилась на губах графини.
      - А если я попрошу вас? Предположим, что я тоже хочу познать истину, но до этой минуты не имел такой возможности.
      - Ну что ж, если вы просите, я не могу отказать себе в таком удовольствии. Ваша просьба тешит мой эгоизм. Впрочем, я могла бы обойтись и без нее - ведь любая внимательно выслушанная речь тоже тешит эгоизм рассказчика.
      - Каким же образом? - спросил герцог.
      - Все очень просто. Раз вы меня слушаете, значит, я говорю что-то умное. Раз я могу говорить что-то умное, значит я умна. Какая щекотка самолюбию, не так ли?
      - Возможно. Я просто никогда не задумывался над такими вещами. Итак, вы полагаете, что в основе всех чувств лежит эгоизм. А как же, например, любовь?
      - Ну, с любовью-то как раз проще всего, - коварно улыбнулась графиня. Признайтесь, Владимир, ведь если вы кого-то любите, то ведь представляете при этом возможные блага от этого чувства в будущем... Я говорю в самом широком смысле. Например, у вас есть любимый пес. За что вы его любите? Может быть за то, как он охраняет вас, или за то, как он помогает вам на охоте затравить зверя. Или за верность...
      - А вот верность, - оживился граф. - Каково происхождение верности?
      - Опять-таки, все просто. Ваш пес знает, что за верность вы награждаете его пищей, кровом, лаской. Это привычка.
      - Даже если это стоит ему жизни?
      - Да. Вы забываете, что ваш пес не так умен, как вы. Он может просто неверно оценить опасность. Кроме того, он и защищает-то, в принципе, не вас.
      - Как же так?
      - Он защищает себя. Представьте себе, что вы со своим псом встречаете в лесу волка. По-вашему, пес бросается на волка, защищая вас? Да ведь он не может знать, на кого волк нападет. Он видит для себя потенциальную опасность и пытается ее нейтрализовать. В этом отношении животные лучше людей - человек оценивает опасность точнее и предпочитает ее просто избежать. Преданных людей гораздо меньше, чем преданных собак.
      - А как же героизм, смерть на поле боя, например? По-вашему же выходит, что проще убежать?
      - Героизм? Во-первых, если вы замечали, большинство героев глуповаты, что тоже мешает им трезво оценить опасность. Но здесь все сложнее. Героизм может, например, объясняться излишним самолюбием - для некоторых людей уязвленное самолюбие страшнее смерти. Позорно бежав с поля боя, такой человек не сможет выносить насмешку.
      - Ах, вот как... Но мы говорили о любви и отвлеклись. Мне в голову пришла такая мысль: вот я, к примеру, люблю природу. Горы, допустим, или лес. Или облака. Неужели вы и здесь обвините меня в усмотрении выгод? Какие выгоды я могу получить от облаков?
      - Пожалуйста. Выгоду вы получаете уже сейчас, сразу, ведь само наблюдение вызывает у вас приятные ощущения. В данном случае вы любите облака просто ради удовольствия от их созерцания. Кстати, подобные чувства примешиваются и к иным формам любви. Вот вы на меня смотрите и заранее наслаждаетесь возможными... скажем, благами в будущем.
      Герцог смутился. - Я... Вы не совсем правы...
      - Ну что вы, Владимир! - рассмеялась графиня. - Неужели вы станете отрицать, что посещаете мой замок с целью завоевать мое сердце? Я не поверю!
      - Нет, не стану, - герцог совладал с собой и напустил на лицо насмешливое выражение. - Скажите, Валерия, а мне это удается?
      Графиня внимательно поглядела на собеседника.
      - Возможно... - загадочно ответила она.
      Они некоторое время молчали.
      - Что ж, какие еще заблуждения вы хотите развеять?
      Герцог задумался.
      - Это сложно. Мне надо обдумать услышанное... Хотя... Есть у меня к вам один вопрос. Скажите, Валерия, вот вы все так логично объясняете, все вам известно... Причем то, что вы рассказываете, у "простого обывателя", как вы говорите, может вызвать только страх или отвращение. Страх перед самим собой и отвращение к самому себе. А не тяжело вам жить, осознавая такую истину?
      Графиня вдруг помрачнела. Прошло несколько минут, прежде чем она ответила. И не было в ее голосе ни насмешки, ни поучения, ни презрения.
      - Да, - ответила она. - Тяжело. И я отвечу вам больше. Отвечу словами из Послания. Словами, единственно ценными в этой книге. "Скорбь меня гложет, Господи. Ибо познание есть скорбь..."
      ГЛАВА 7
      - Ну, здравствуй. Как самочувствие?
      - Благодарствую, лучше. - Я вас должен поблагодарить за спасение, отцы, Охотник посмотрел на Петра. - Если бы не вы, прикончили бы меня добрые крестьяне...
      - Помогать страждущим - наш долг, - важно сказал Лука.
      - Мы рады видеть, что ты поправляешься, - Иоанн решил перейти к делу, - и надеемся, ты пояснишь нам, что же произошло на просеке, где тебя нашли.
      Охотник кинул на Иоанна быстрый взгляд.
      - А скажите, отцы, правда, что вы охотитесь на вампиров?
      Иоанн усмехнулся.
      - В меру своих сил, - ответил он.
      - А как вы их убиваете? Молитвой? - Охотник изобразил на лице простодушное выражение.
      Иоанн перестал улыбаться.
      - Ну зачем же молитвой? - мягко сказал Лука. - Для этого существует Церемония. Или ты ни разу не присутствовал?
      - Присутствовал. Но я не об этом спрашивал. Мне интересно, как вы вампиров захватываете? Ведь они, наверное, сопротивляются...
      - Был бы ты вампиром, я бы тебе показал, - буркнул Иоанн, нехорошо глядя на Охотника.
      Охотник спокойно выдержал его взгляд.
      - У тебя, по-моему, сложилось не совсем верное представление о монахах, сказал Петр. - Ты, скорее всего, думаешь, что мы умеем только молиться да размахивать кадилом...
      Охотник едва заметно кивнул. - На самом же деле, - продолжал Петр, - уже не одно десятилетие Ордену приходится бороться со слугами Сатаны огнем и мечом. Скажу больше, - Петр понизил голос, глянул на дверь, - скажу больше: мы прибыли сюда со специальной миссией - расследовать причину здешних смертей. Смертей довольно странных, согласись. И рассчитываем на твою помощь.
      - Но чем же я могу вам помочь? - Охотник состроил удивленную мину. - Я, обыкновенный охотник, да еще и раненый?
      - Ты можешь помочь нам своим рассказом, - напомнил Лука. - Что же все-таки произошло в ту ночь?
      - Мне скрывать нечего, - сказал Охотник, - только боюсь, мой рассказ не очень-то вам поможет... По профессии я охотник, живу в Гореловке. И прослышал я недавно, что в здешних горах водятся горные львы. Ну, решил поохотится, шкуры-то ихние дорого ценятся. А так как путешествую я пешим ходом, то решил чуток дорогу срезать - через лес пойти. Шел, значит, шел, и вышел на поляну. Вижу - обзор хороший, решил засаду устроить. Может, думаю, косулю подстрелить удастся? Только не дождался я косули. Смотрю - идут двое и вроде как тело несут. Я окликнул их, кто, мол, такие? А они выхватывают оружие, и на меня!
      - Ты хоть запомнил-то их? - перебил Иоанн.
      - Ни черта я не запомнил! Во-первых, темно было, а во-вторых, очень уж они шустро со мной разделались. Помню только, что мужики рослые, да что в темной одежде были. И в плащах.
      - А чем они вооружены были? - поинтересовался Петр.
      Охотник задумался, потер лоб рукой.
      - Один вроде был с мечом, - вспоминал он, - а второй с кинжалом. Да, точно.
      - Ну а что ж ты?
      - Я? А что я, у меня только лук с собой и был. Попытался я убежать, да о пенек проклятый споткнулся. Тут они меня и пригвоздили...
      Охотник сердито замолчал.
      - Мы внимательно осмотрели поляну, но лука там не нашли, - покачал головой Петр.
      - Ну так значит они его с собой забрали! - решил Охотник. - У меня лук добрый, его на любом рынке за десятку загнать можно. А если подходящего покупателя подыскать, то и за пятнадцать.
      - Может быть, - кивнул Петр. - А еще мы там обнаружили следы крови. Не там, где ты лежал, и не там, где девушка, а в стороне. Не знаешь, откуда они там могли взяться?
      - Кровь? А-а-а, так я совсем забыл! При мне ж еще нож был! Так я этот нож перед тем, как бежать, в одного метнул и вроде попал. Значит, точно попал...
      - Ясно. А это что такое? - Петр достал осиновый кол и показал Охотнику.
      - Ну, кол.
      - Я и сам вижу, что кол. Только нашли мы его у тебя в кармане куртки. Зачем он тебе?
      Охотник замялся.
      - Ну... Как вам сказать? Я вообще-то в такие вещи не очень верю... Но говорят, что в здешних местах вампиры есть. А против вампиров, я слыхал, осиновый кол - верное средство.
      - А эти двое, - спросил Лука, - как ты думаешь, вампирами были?
      - А бес его знает! - Охотник скривился. - Я в этом не разбираюсь. Только думаю, что вряд ли это вампиры. Вампиры, мне кажется, мечами не размахивают и луков не крадут.
      - Понятно, - Лука вздохнул. - Подумай еще хорошенько, ничего ты не забыл? Может, были какие-то странности, что-то необычное? - Если что здесь и есть необычное, - ухмыльнулся Охотник зло, - так это то, что я в живых остался...
      - Ну ладно, - Петр поднялся. - Нам пора идти. Поправляйся. Если вдруг что-нибудь вспомнишь, найди нас. Мы сейчас живем в Горном, у священника, отца Савелия.
      Охотник молча покивал и закрыл глаза.
      В Дубраве клерики ничего нового не нашли. Они побеседовали со старостой, расспросили крестьян, но не получили ни малейшей зацепки. Родственники погибших отвечали неохотно, угрюмо. Недоверие сквозило в их взглядах. Они либо что-то скрывали, либо просто не верили, что приезжие монахи могут что-либо сделать. В селении еще не забыли дело о друидах...
      А в Кривом Яру напуганные жители вообще ничего не хотели говорить. Староста сказал, что расследование надо было поручить королевским агентам, а не каким-то монахам. Вспыльчивый Иоанн обругал его, и разговор на том закончился.
      Таких безнадежных дел клерикам еще встречать не доводилось. Свидетелей нет, следов тоже. Нет даже предположений, в каком направлении дальше работать. Все пропавшие парни и девушки найдены...
      Клерики возвращались в Горное.
      - Да, мы явно запоздали, - произнес Петр. - Все жертвы найдены, теперь нам остается только ждать, пока вампиры снова начнут похищать людей.
      - Предлагаешь какое-то время пожить в Горном? - спросил Лука.
      - Да, хотя бы дней десять. Деньги у нас еще есть, нужно хотя бы удостовериться, что вампиры больше не нападают.
      - Интересно, почему прекратились похищения?
      - Пока еще рано говорить, прекратились, или нет, - сказал Петр. - Но у меня создается такое впечатление, что здесь больше жертв не будет, по крайней мере, некоторое время. Эти монстры весьма осторожны. Скорее всего, они выберут для очередного нападения какой-нибудь другой регион, подальше отсюда.
      - Ты думаешь, что вампиры не живут в каком-то месте постоянно, а все время перемещаются? - предположил Иоанн.
      - Вполне может быть. Вся проблема в том, что Капитул, насколько мне известно, еще не сталкивался с такими массовыми случаями вампирьих нападений. Обычно ведь как бывает? Живет вампир в селении или городе как обычный человек. В любом случае его кто-то видел, либо подозревает, в общем, обнаружить его проще. А здесь случай иной. Ни в Кривом Яру, ни в Дубраве, ни в Синих Топях, (а тем более - в Горном) вурдалаки жить не могут, иначе хоть какие-то следы мы бы нашли. Ну, в том, что их действует явно несколько, я думаю, вы не сомневаетесь?
      - Ясное дело! - воскликнул Иоанн. - Как бы один смог примерно в одно и то же время до тридцати душ умертвить!
      - Причем в разных местах, - добавил Лука. - Только от Кривого Яра до Дубравы около сорока верст!
      - Так вот, я думаю, действует их несколько, скорее всего, сообща, и надолго они в одном месте не задерживаются. Понятно, что где-то у них убежище есть, только вряд ли оно поблизости находится...
      Клерики умолкли. Дело было явно провалено. Такое случалось нечасто, но они все же не хотели возвращаться в Резиденцию с пустыми руками. Их не сколько беспокоили потраченные время и средства, сколько ощущение собственного бессилия и то, что враг таинственным образом ускользнул и найти его не представлялось возможным.
      - А кстати, - вспомнил вдруг Петр, - вам не показалось, что охотник наш что-то скрывает?
      - Да, я тоже заметил, что он чего-то не договаривает, - кивнул Лука. Надо бы с ним еще раз побеседовать.
      - А еще лучше - отвезти в Резиденцию и побеседовать там... - прищурился Иоанн.
      - Ну зачем же сразу в Резиденцию? - Лука поморщился. - Отец Люцер этого не одобрит... Что у нас на него есть, на этого охотника? Подозрение, что он логово вампиров укрывает?
      - Не знаю, что он укрывает, но что укрывает, так это точно.
      - Навестим его завтра? - спросил Лука.
      - Да, пожалуй... - решил Петр.
      Они уже въезжали в Горное.
      Трактирщик вздрогнул - ночь пронзил резкий волчий вой.
      - Вот бесовские отродья, - вяло протянул пьяный дружинник. - Нету на них управы.
      - Да, у нас тут места глухие, от волков спасенья нет, - поддакнул трактирщик. - Намедни опять двух овец задрали...
      - И откуда берутся только? - недоумевал дружинник, погрузив нос в кружку.
      Но пить не стал, только понюхал и отставил.
      - Закусить желаете? - торопливо предложил трактирщик.
      - Уж граф два раза за этот год егерей посылал, - продолжал дружинник, не слушая. - С облавой, значит... А где мой конь? - неожиданно встрепенулся дружинник.
      - На конюшне, на конюшне стоит, - ласково сообщил трактирщик. - Не извольте беспокоиться.
      Дружинник несколько секунд смотрел на него, соображая.
      - Домой! - решил он, пытаясь приподняться.
      - Что вы, сударь! - сделал удивленное лицо трактирщик. - Куда ж вы поедете в такое время! Темно уж на дворе, поди, и дороги не видно...
      - Я! - дружинник выкатил глаза. - Мне? Дороги? Да я дорогу всегда... С закрытыми глазами. У меня конь... обучен...
      - Да-да, конечно, - поспешил подтвердить трактирщик. - Уж это известное дело! Я ведь что хотел сказать? У меня как раз жаркое поспевает, может, поужинаете, а?
      - Давай! - дружинник оставил попытки встать и стукнул ладонью по столу. Давай... Гулять, так гулять!
      Он решительно взял отодвинутую кружку и выпил ее залпом.
      В это время в трактир вошел второй дружинник.
      - О! - вскрикнул первый. - Ратимир! Ходи сюда!
      Ратимир подошел, веселым взглядом окинул стол, стойку, трактирщика и пьяного товарища. Отодвинул табурет, сел.
      - Ну, здорово тебе, Никита. Гуляем?
      Никита энергично закивал.
      - Хозяин, - повернулся Ратимир к трактирщику, - тащи-ка ты мне...
      Он немного подумал. Трактирщик весь превратился в слух.
      - Щей миску, это раз. Пару колец колбаски поджарь, яичницу... Так. Сыр есть?
      - Так точно! - подтвердил трактирщик.
      - Ну, давай. И для начала большую кружку пива. Ну, салатику там сообрази, хлеб, разумеется...
      - И пива! - добавил Никита, заглядывая в кружку.
      - Ну что, хозяин, - подмигнул Ратимир, - все ясно? - Нет вопросов! Сию минуту будет готово, - трактирщик убежал на кухню.
      Ратимир расстегнул плащ, уселся поудобнее. Рассеянно поглядел по сторонам. Трактир был пуст, только группа бурсаков оживленно гудела в углу. На столе у них стоял высокий кувшин и тарелка квашеной капусты. Ратимир усмехнулся, поглядел на товарища.
      - Ну что, Никита, заскучал? - спросил.
      - Скучно! - подхватил тот. - Где музыка, где гусляры? Где вес... - Никита икнул, - где веселье?
      В это время подошел трактирщик с подносом.
      - Вот, пожалуйста, - он проворно выставлял тарелки на стол. - Кушайте на здоровье! Если пожелаете... Скоро жаркое будет...
      - Угу.
      Ратимир взял кружку, сделал большой глоток, удовлетворенно крякнул и принялся за щи.
      Никита пытался сдуть пену с пива.
      - Ты как, Никита, - спросил Ратимир, жуя, - в замок сегодня возвращаться думаешь?
      Никита пробормотал что-то неразборчивое.
      - Ясно, - Ратимир отломил краюху хлеба.
      - А оставались бы у меня на ночь, - предложил трактирщик. - Комнаты есть, и возьму недорого... Куда вам в ночь ехать?
      Ратимир покивал.
      - Сходи тогда на конюшню, да расседлай моего коня, - сказал он трактирщику.
      Трактирщик вышел.
      Бурсаки продолжали веселье. Капусты им еще хватало, а вот брага подходила к концу.
      В это время дверь отворилась и на пороге показался человек. На нем был черный широкий балахон и плащ с капюшоном. На плече висел ремень дорожной сумки. Прихрамывая, он подошел к стойке. Откинул капюшон, открыв лицо. Лицо было обезображено длинным шрамом.
      Мечом рубанули, подумал Ратимир, рассматривая незнакомца.
      У того были грязные темные волосы до плеч, густые брови и кривой горбатый нос. Тонкие бледные губы плотно сжаты, взгляд колючий.
      Неприятный тип, решил Ратимир, отворачиваясь.
      - Ты чего глядишь, а? - прохрипел вдруг Никита. - Я тебе говорю! - он обращался к незнакомцу.
      Тот ничего не отвечал.
      - Что такое, Никита? - спросил Ратимир.
      - Чего он глядит? Мне его рожа не по душе!
      - Ну и черт с ним, на что он тебе сдался? - спокойно сказал Ратимир.
      - Нет, пусть он ответит! - в глазах Никиты разгорался хмельной огонь.
      Незнакомец молчал.
      В это время вошел трактирщик.
      - Все в порядке, - сообщил он. - А что тут у вас происходит?
      Трактирщик стал за стойку.
      - Да он что, не слышит меня? - Никита начал подниматься, нащупывая на поясе рукоять меча. - Эй, ты, засранец!
      - Так, Никита, угомонись! - Ратимир решительно взял товарища за плечи, усадил. - Хватит!
      - Чего желаете, сударь? - спросил трактирщик незнакомца.
      - Поесть и переночевать, - голос у незнакомца был высокий и неприятный.
      - Это можно. А что подать прикажете?
      - Давай щи, - безразлично произнес незнакомец.