- А где же ваш управляющий? - удивился герцог.
      По лицу графини пробежала легкая судорога.
      - Он... уехал. Поправить здоровье.
      - Что же с ним такое приключилось? Разве целебный горный воздух не лучшее лекарство от всех болезней? - шутливо спросил герцог.
      Но у графини не было желания шутить.
      - Иосиф болен, - сказала она нервно, - у него малокровие. И... душевное расстройство.
      - Сожалею. Я не знал этого.
      - Ничего. Я думаю, скоро он поправится и вернется в замок.
      Некоторое время графиня и герцог обедали в тишине. Если только это можно было назвать обедом: графиня почти ничего не ела, задумчиво потягивая вино, а герцог из вежливости не решался вплотную приступить к еде.
      - Почему вы ничего не едите, Валерия? Вы захмелеете.
      - Зачем же тогда пить?
      - Ну-у-у... Если так на это смотреть... - Смотреть? Мы смотрим на все одинаково, все видим одинаково, вот только воспринимаем по-разному. В зависимости от субъективной оценки.
      - Но ведь можно смотреть предвзято, сквозь определенный фильтр, не так ли?
      - Не так! - рассмеялась графиня.
      Речь ее замедлилась, голос стал хрипловатым и расслабленным. И появилась в голосе некая насмешка с налетом не то равнодушия, не то усталости.
      - Не так, Владимир. Смотрим-то мы все равно точно так же, а вот фильтр при этом действительно может присутствовать. Только не в глазах, а в голове. В мыслях. Впрочем, ха-ха, какая, к дьяволу, разница? Для дьявола ни в чем нет разницы. В отличие от бога... Пойдемте-ка лучше подышим свежим воздухом, а то душно что-то здесь.
      Графиня встала из-за стола.
      Герцог поспешно поднялся.
      - Прогуляемся в парк? - предложил герцог.
      - Нет, пойдемте наверх, поближе к небесам. Там дышится легче. Ну на башню, на башню, - пояснила графиня, видя, что герцог не понимает ее.
      - С удовольствием.
      - Только захватите с собой графин. Да-да, вон тот, с вином.
      Графиня взяла бокал и, опершись герцогу на руку, направилась к узкой винтовой лестнице, поднимающейся на самую высокую в замке башню.
      Наверху дул ветер. Ветер не холодный и не теплый. Тревожный. Практически неощутимый. Призрачный. Играющий снежно-перистыми облаками. Пронизываемый солнцем. Он подхватил черные волосы графини и заставил их трепетать. Он насмешливо дунул герцогу в лицо. И помчался дальше. Далеко, во все стороны одновременно. Чтобы через миг снова вернуться сюда.
      Графиня глубоко вздохнула. Посмотрела на горы. Затем на герцога. Протянула руку с пустым бокалом. Герцог налил вина из графина.
      - Вам нравится вид?
      Герцог кивнул.
      - Красиво. Я завидую вам, Валерия: у вас чудесный замок. Думаю, у него интересная история.
      - У каждого замка есть своя история.
      - Расскажите! - попросил герцог.
      - История-то интересная, - усмехнулась графиня, - только... не совсем... Впрочем, почему бы и не рассказать?
      ЛЕТЯЩИЙ КАРАЛХО
      Звали графа Хаснова. Был он родом из южных земель, оттуда, где солнце не греет - жжет, а дождь бывает только несколько раз в году. Там иная вера и иные нравы. И люди там иные. Граф имел раскосые глаза и желтую кожу. Имел узкую бородку клином и горячий характер.
      Только никакой он был не граф. Он был хан. Из именитого и богатого рода. Настолько именитого, что вздумалось ему как-то свергнуть южного правителя и захватить престол. Да ничего из этой затеи не вышло: разбил правитель войска хана и соратников его захватил в плен. А захватив, принялся предавать пыткам и публичной казни через Бронзового Быка. Хан не стал дожидаться, когда дойдет его очередь запечься в бронзовом чреве, и поспешно бежал из страны.
      Так случилось, что оказался Хаснова в Королевстве. Здесь удача улыбнулась ему: Король, недолюбливавший южного правителя, принял хана-отступника ласково и любезно. И даже пожаловал ему замок с немалым количеством земли в качестве подарка. Подарка воистину королевского, потому как хан становился теперь полноправным вельможей, ничуть не хуже остальных феодалов. А поскольку в Королевстве титула "хан" не существовало, назвался Хаснова графом.
      В те времена носил горный замок иное имя. Хаснова не стал его менять. Но принес он в замок иные изменения. Принес он туда южные убранства, южные яства и южные обычаи. Южную веру. От которых немногочисленные соседи-феодалы пришли в ужас. Побывав в замке графа однажды, более никто не решался вновь приехать туда с визитом.
      Нет, Хаснова был очень радушным и гостеприимным хозяином. Просто он, по обычаям своих стран, завел себе обширный гарем, на пиру у него плясали обнаженные наложницы, а блюда готовились, не взирая ни на какие посты. И, конечно же, никто не справлял в замке обедню, никто не читал перед едой молитв и не служил месс. Всего-навсего. Но для благочестивых и фанатичных рыцарей-крестоносцев этого было вполне достаточно, чтобы порвать всяческие отношения с новоиспеченным графом, практически эти отношения и не начав. А за горячий южный темперамент прозвали графа прозвищем "Каралхо", что на старозападном диалекте означало "мужской детородный орган".
      Граф не очень-то огорчился. Он жил так, как хотел. И он знал, что такая жизнь южной религией ничуть не запрещается. А своей религии он не изменял и бога своего не предавал. Точнее, это ему так казалось. Но вот южный правитель думал иначе. Когда он узнал, что хан Хаснова стал подданным Короля, он пришел в неописуемую ярость и велел главному южному жрецу предать отступника анафеме. И повинуясь приказу владыки, вскоре в замок графа примчался гонец с юга и вручил Хаснове свиток, где коротко и ясно было написано, что проклинается хан Хаснова навеки веков и что нет теперь ему после смерти места в священной земле, подле Пророка.
      Это был сильный удар. Граф не видел выхода. Возвращение в родные края сулило ему жестокую и бессмысленную смерть, а дальнейшая жизнь в Королевстве лишала его душу благословения Пророка. Тогда граф решился, и принял он новую веру, веру той земли, которая стала ему вторым домом.
      Велики были его грехи перед этой верой, но Хаснова был полон решимости и раскаяния. Он распустил свой гарем, разогнал наложниц и наложил на себя строгую епитимью. Стал вкушать лишь черствый хлеб и пить родниковую воду. Пожертвовал большую часть состояния Церкви, стал молиться денно и нощно Господу, прося принять его под свою опеку. "Прости меня, Господи, - говорил он. Я предал ради тебя свою бывшую веру, предал свою родину и своих братьев. Дай же мне знак, если ты прощаешь меня!" Но не давал ему Бог благословения. И все же Хаснова не терял надежды. Он вел тихую и благочестивую жизнь, совершил походы по многим святым местам, щедро жертвовал на церковные нужды. Так прошло несколько лет.
      И приключился с графом такой случай. Уснул однажды Хаснова в своем замке, обессиленный долгим постом, и приснился ему сон. Во сне он услышал голос, который раздавался откуда-то сверху. Голос сказал ему: "Поднимись ко мне, человече, оставь земные грехи". Хаснова поднялся на самую высокую башню замка и увидел, что зовет его Бог. - Поднимайся сюда, на небо! - сказал ему Бог.
      - Ты зовешь меня, Господи? - удивился он. - Но как я могу подняться к тебе?
      - Оставь земные грехи, - повторил Бог, - и твоя душа освободится.
      - Но ведь я отрекся от мирской жизни!
      - Да, но на тебе первородный грех. Он камнем тянет твою душу к земле, не отпускает ее. Избавься от этого камня...
      - Я понял, Господи! - воскликнул Хаснова.
      Он достал нож, отсек себе греховную плоть и сбросил ее с высоты, на землю. Истекая кровью, ступил на край башни.
      - Я иду к тебе, Господи! - сказал он. - Я иду к тебе!
      Хаснова воздел руки к небу, сделал шаг вперед и... рухнул вниз. И прежде чем его тело разбилось о камни, он успел понять свою ошибку. Ошибка была в том, что камень первородного греха сидел у него в душе, а не в теле. Что мысли свои следовало ему очистить, а не плоть. Ибо рассудок руководит плотью, рассудок совершает поступки, и рассудок несет ответственность. За все.
      Тело графа осталось на земле. Да ему и не нужно было небо, не нужен был ему и бог. А душа графа замерла между раем и адом. Вера не дает ей рухнуть вниз, камень греха не позволяет подняться вверх. Так и осталась она скитаться на вечные времена, так и летает между небом и землей до сих пор.
      А замок с тех пор стали называть "Летящий Каралхо". Шли годы, менялись его хозяева, менялись титулы феодалов и границы княжеств, сократилось со временем и само название замка. Но легенда о южном графе осталась.
      Ее помнит земля, помнит ветер и горы. И помнит ее замок. А когда кто-то из новых владельцев забывает, то замок напоминает о ней. Напоминает стоном сквозняка, напоминает дверным скрипом и звоном цепей. Напоминает молчанием.
      В Горном все было по-старому. Так же стояла маленькая церковь, срубленная из осины, так же добр был отец Савелий, встретивший клериков. Однако, узнав об их намерении посетить замок, отец Савелий обеспокоился.
      - Нехорошая о нем слава ходит. Да и хозяева, надо сказать, у этого замка странные - сколько здесь живу, ни разу на исповедь не приезжали и в замок не приглашали. А ведь иных храмов в здешних местах нет...
      - Это лишний раз подтверждает необходимость нашего визита, - решительно заявил Петр.
      - Но вы выдвигаете слишком серьезные обвинения, - заметил отец Савелий. Слишком странные и слишком страшные. Ведь у вас нет доказательств.
      - Доказательства будут! - пообещал Иоанн.
      - Ничего мы не выдвигаем, - сказал Петр. - Пока. Мы лишь хотим проверить некоторые предположения. Это наш долг.
      Отец Савелий задумчиво посмотрел на Петра.
      - Может быть ты и прав. Никто не имеет долга перед жизнью. Человек сам придумывает себе свой долг. И от такого долга он уже не может отказаться. Его надо заплатить самому себе. Поезжайте в замок, делайте как сочтете нужным, только помните: чтобы ни случилось, не теряйте веры. Не имеющему веры просто труднее жить. А вот потерявший веру обречен на гибель.
      - Благословите нас, батюшка, - попросил Лука.
      Отец Савелий неторопливо осенил их знамением, задержав взгляд на Охотнике.
      - С Богом, поезжайте!
      Когда клерики уехали, отец Савелий зашел в церковь и поднял глаза к иконе.
      - Господи! - сказал он. - Я знаю, что добром это дело не закончится. Я знаю также, что никто не в силах изменить судьбу. Не о милости для них я прошу тебя, даже не о спасении. Я прошу тебя о справедливости. Воздай каждому по заслугам его. Воздай каждому по делам его. А более всего я прошу тебя: воздай каждому по мыслям его, ибо только со светлыми мыслями можно творить светлые дела. И только то добро истинно, которое идет от самого сердца.
      В замок клерики решили идти втроем. Охотника уже знали здесь, поэтому он остался ждать их в укрытии, возле озера. Клерики оставили лошадей Охотнику и переоделись в рясы. К воротам замка они подошли, когда солнце начало опускаться за горы.
      У ворот их встретил воевода.
      - Никак, заблудились, отцы?
      - Скажи, добрый человек, это замок Каралхо? - спросил Лука, умильно взглянув на воеводу.
      Воевода засмеялся.
      - Не такой уж я и добрый. А замок он самый, Каралхо.
      - Мы хотели бы увидеть ее высочество Валерию Ла Карди.
      - Зачем?
      Лука изобразил на лице удивление.
      - По личному делу... - многозначительно сказал Петр.
      И снова воевода засмеялся.
      - По личному? Не знаю я, конечно, что там у вас могут быть за дела к графине... ну да ладно, пойдемте. Графиня Валерия окинула клериков изучающим взглядом. Лука скользил глазами по зале и был явно смущен. Иоанн откровенно разглядывал графиню. Петр пристально смотрел принцессе в лицо.
      - Позволите ли узнать, чем я обязана вашему визиту? - с интересом спросила хозяйка замка.
      - Проходя через эти края на богомолье... - начал было Лука.
      Но Петр перебил его:
      - Госпожа графиня, мы прибыли по чрезвычайно важному делу. У нас есть к вам вопросы, на которые мы требуем ответить.
      Графиня приподняла брови.
      - Возможно, наши вопросы покажутся вам излишне дерзкими. Возможно, даже сам наш неожиданный визит кажется вам непозволительной дерзостью. Поэтому я хочу сразу предупредить вас, что мы действуем от имени и с позволения его преосвященства архиепископа Эвиденского Валериана Светлого.
      Графиня удивилась еще больше.
      - Вы меня прямо-таки заинтриговали. Я просто горю желанием узнать, что же это за вопросы хочет задать мне его преосвященство...
      - Не надо так, ваше высочество, - попросил Петр, морщась. - Здесь нет места сарказму. Дело идет о людских жизнях.
      - Я слушаю вас... Как вас, кстати, зовут?
      - Отец Варахасий меня зовут. А это мои спутники - отец Нардух и отец Иова. Мы прибыли к вам из Столицы.
      Графиня уселась в кресло, покивала Петру.
      - Ясно. Да вы садитесь... отцы.
      - Благодарю.
      - Разговор, наверное, будет долгий?
      - Все зависит от вас. Скажите, ваше высочество, вы не слышали о серии странных убийств, произошедших ровно год назад на ваших землях?
      - А где именно? - прищурилась графиня. - Люди, знаете ли, везде умирают. Иногда прямо как мухи мрут, что, согласитесь, всегда довольно странно.
      - Мрут, да не так! - вмешался Иоанн. - Не такой смертью...
      - Я имею в виду убийства в Дубраве, Синих Топях и Кривом Яру, - пояснил Петр, делая Иоанну знак молчать.
      - А-а-а, кажется припоминаю! - протянула графиня. - Ходило еще много слухов о каких-то вампирах. А что, вы нашли виновных?
      - Нет, пока не нашли. Но надеемся на вашу помощь.
      - Каким же, интересно, образом я могу вам помочь?
      - Может быть вы сможете прояснить нам некоторые непонятные моменты. Дело в том, что есть в этих смертях одна странность. Вернее, странности две, но я пока хочу спросить вас лишь об одной. Скажите, вы ведь проводили в позапрошлом году набор девушек для обучения во фрейлинской школе?
      - Да, но каким образом...
      - Вы все поймете вскоре. Значит, в позапрошлом году вы провели набор, а прошлым летом эти девушки закончили свое обучение.
      - Да, так и было, - подтвердила графиня.
      - Скажите, ваше высочество, - спросил Петр, сосредоточив все внимание на лице принцессы, - а где эти девушки находятся сейчас?
      Возникла небольшая пауза.
      Петр не спускал глаз с графини, Иоанн и Лука напряглись, готовясь к самым неожиданным сюрпризам. Но графиня повела себя на удивление спокойно.
      - Где сейчас? - равнодушно переспросила она. - Да ведь вы знаете не хуже меня. Некоторые из них служат при королевском дворе, некоторые у других вельмож. А некоторые погибли при тех самых непонятных обстоятельствах, про которые вы мне твердите.
      - До того, как вернулись в ваш замок?
      - Конечно до. После завершения учебы я предоставляю девушкам отпуск. Как правило, проводить его они предпочитают дома. По окончании отпуска я снова собираю их в замке, чтобы вручить рекомендации и направить на службу. К сожалению, в прошлом году к тому моменту некоторых из них уже не было в живых...
      - Понятно. А что сейчас поделывают выпускницы этого года?
      - Их я как раз собираю в замке. Часть уже приехала, часть находится в дороге. Но почему вы спрашиваете? На них тоже готовится покушение?
      - Возможно, - с досадой ответил Петр. - Ваше высочество, а почему же вы, забирая девушек из отпуска, не сообщили об этом их родственникам? Они ведь думают, что их близкие пропали!
      - Вот как? - удивилась графиня. - Впрочем, их можно понять. Проблема в моем управляющем. Он болен, и сейчас находится на лечении, поэтому все его функции пришлось возложить на воеводу. А воевода просто не справляется с ними. Или же недостаточно скрупулезно их выполняет. Скорее всего, он просто не знает, что надо еще что-то сообщать родственникам моих воспитанниц. Впрочем, вы можете спросить его об этом сами...
      Графиня позвонила в колокольчик.
      Появился слуга.
      - Позовите ко мне воеводу.
      - Слушаюсь, ваше высочество.
      Слуга ушел. Вскоре он вернулся с воеводой.
      - Вы звали меня, ваше высочество?
      - Да. Я узнала, что вы довольно небрежно относитесь к возложенным на вас обязанностям. Почему вы не сообщили ничего родственникам привезенных в замок девушек?
      Воевода довольно нахально усмехнулся.
      - А разве надо было что-то сообщать?
      - Конечно.
      - В таком случае прошу прощения. Не знал. Впредь не повторится.
      - Хорошо, на первый раз прощаю. Но чтобы более такого не было. Все, можете идти.
      Воевода отвесил графине почтительный поклон, с подозрением посмотрел на клериков и ушел.
      Иоанн закусил губу, (что было у него признаком раздражения) но ничего не сказал.
      - Отец Петр, вы, кажется, говорили еще об одной странности? - спросила графиня.
      - Да, остался последний вопрос. Вторая странность заключается в способе, которым были убиты жертвы. У нас составилось впечатление, что они подверглись нападению вампиров...
      - Вампиров?
      Графиня расхохоталась.
      - Отец Петр, неужели же вы, служители церкви, верите в подобную ерунду? В каких-то там вампиров!
      - Это вовсе не ерунда! - не выдержал Иоанн. - Вампиры существуют, и нам уже приходилось встречаться с ними. И приходилось их казнить.
      - Я бы дорого дала, чтоб хотя бы увидеть какого-никакого завалящего вампиришку... - насмешливо сказала графиня.
      - А я бы не пожелал этого никому, - серьезно сказал Петр. - И тем более вам. Вы, ваше высочество, как я вижу, ни во что не верите. Напрасно. Потому что когда ваше неверие пошатнется, (а такой случай неизбежно настанет, рано или поздно) вся жизнь, все убеждения ваши будут не просто задеты, они будут сломлены. - Спасибо за совет, - ответила графиня без смеха, - я подумаю над ним. Ну а теперь... У вас есть ко мне еще вопросы?
      Петр поднялся.
      - Нет, ваше высочество, наши вопросы исчерпаны. Мне осталось только поблагодарить вас за уделенное нам время, за оказанное нам доверие и оставить вам свое благословение.
      Петр снял с шеи освященное распятие, которое ему дал Охотник. Протянул его графине для поцелуя.
      - Это священная реликвия. Распятие принадлежало когда-то святому Аврелию и благословенен тот, кто может хотя бы прикоснуться к нему...
      Графиня, однако, не торопилась дотронуться до святыни. Она смотрела на Петра проницательным взглядом, как будто пытаясь прочесть его мысли.
      Иоанн и Лука переглянулись и побледнели. Одно и то же слово вертелось у них на языке, но они не смели его произнести. И только когда даже Петр, несмотря на все свое самообладание, изменился в лице и распятие задрожало в его руке, графиня, наконец, поняла.
      - Во-о-от оно что, святые отцы! - делая шаг назад и склонив голову набок, протяжно сказала она. - Да вы, никак, меня в вампиры записали? Похищаю я, значит, бедненьких девиц и кровь из них пью, да? Надо было мне сразу догадаться.
      Ни один из клериков не проронил ни слова.
      - Давайте сюда свое распятие! - графиня подошла к Петру и забрала у него из рук серебряный крест. - Что с ним делать надо, чтобы вас разубедить? На шею надеть, или, быть может, проглотить?
      - Ничего не надо делать, - хрипло сказал Петр, принимая реликвию. Извините нас, ваше высочество, за дерзкие подозрения, мы лишь старались выполнить свою работу до конца.
      - Да ладно уж... Но не желаете ли вы для полной очистки совести пройти в Северное крыло замка и убедиться, что все девушки живы и здоровы?
      - Нет, не надо, - отказался смущенный Петр. - Я вам верю. Еще раз прошу прощения. Мы не смеем больше вас беспокоить.
      - В таком случае, всего вам хорошего.
      - До свидания, ваше высочество.
      - Прощайте.
      Клерики покидали замок, храня гробовое молчание.
      - Мария!
      Мария обернулась и увидела Охотника. Он стоял возле густых зарослей терна, подходивших к озеру, из которых, очевидно и вышел. Он выглядел изумленным. Мария удивилась не менее.
      - Дядя Михаил! Как вы меня нашли?
      Охотник помедлил с ответом.
      - Да я и сам не знаю как. Охотился здесь неподалеку, смотрю - идет кто-то. И показалось мне, будто знакомый. Пригляделся - а это ты. Как ты здесь очутилась? Дома уж не знают, жива ли ты, считают, что тебя упыри похитили.
      Мария улыбнулась.
      - Да что вы, какие упыри! Забрал нас графский воевода, когда мы с Мартой по саду шли. А разве он не успел родных предупредить?
      - В том-то и дело, что нет! Мы с ног сбились, тебя разыскивая... Так ты теперь в замке живешь?
      - Да, всех девушек госпожа графиня срочно собирает, потому как пришли грамоты с запросами от вельмож, которым фрейлины требуются.
      Охотник с сомнением покрутил головой.
      - Так-так... Вот, значит, оно что... Угу...
      Он был в растерянности.
      - А ты уверена, что все в порядке? Не было ли, случайно, каких-нибудь странностей, чего-нибудь подозрительного?
      - Какие же могут быть странности? - с недоумением спросила Мария.
      - Ну я не знаю... - нерешительно сказал Охотник. - Болезней неожиданных, например...
      - Нет, слава богу, никто будто бы не хворал. А почему вы спрашиваете?
      - Почему спрашиваю? Да так, мало ли что... Я все еще не могу поверить, что ты нашлась. Не думал уже и встретить тебя когда-нибудь.
      - Да не беспокойтесь, все со мной хорошо. Вы если будете еще в наших краях, скажите матери, что я, мол, жива-здорова и передаю ей поклон. И скажите, чтоб они там за меня не волновались.
      - Обязательно скажу, - пообещал Охотник. - А где ты служить будешь?
      Мария пожала плечами.
      - Пока не знаю. Завтра расскажут, когда всех свезут.
      - А сейчас вы чем занимаетесь?
      - А ничем. Я вот, например, решила к озеру прогуляться, Марта в замке осталась, другие девушки тоже. В основном бездельничают да будущие хлопоты обсуждают.
      Мария, прищурившись, обеспокоено посмотрела на краснеющее пламя заката.
      - Ой, мне уже надо возвращаться в замок, а то ворота закроют. До свидания, дядя Михаил, передавайте всем поклон, а я побежала...
      - Постой! - встрепенулся Охотник. - Я хочу тебе что-то сказать. Что-то важное.
      Мария остановилась.
      Но Охотник молчал. Он чувствовал, как сердце сжимает необъяснимая тревога, он ощущал внутри себя странное беспокойство. Предчувствие. Инстинкт. Он чувствовал что-то такое, чего не мог объяснить. Ему не хватало слов. Это было как музыка, которую нельзя передать словами. Какой-то едва уловимый, щекочущий нервы страх. Или боль. Ему казалось, что если сейчас Мария уйдет, он уже никогда ее не увидит. Никогда.
      - Мария, - с трудом произнес он. - Брось ты эту службу! Брось все! Возвращайся домой. Прямо сейчас. Я отвезу тебя.
      Мария не знала, что и ответить.
      - Что вы! Как же я могу все оставить после стольких трудов?
      - Не нужны тебе все эти замки, вельможи и их блага! Они тебя погубят. Вернись, пока не поздно! Я не могу объяснить... Но я чувствую, что этот замок таит в себе опасность. Таит зло. Зло, которое поглотит тебя, если ты останешься здесь. Пожалуйста, давай я отвезу тебя домой.
      Мария отрицательно покачала головой.
      - Я не знаю, что встревожило вас, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Нет никакой угрозы, нет и никакого зла. Оно есть, зло, только оно внутри нас. Ему просто нельзя позволять вырваться наружу, тогда оно и не попадет в мир. А если чье-то чужое зло попытается настичь нас, надо просто освободиться от своего собственного. Только зло притягивает зло. В вас, Михаил, слишком много зла. Вы слишком часто с ним сталкиваетесь, поэтому оно успело глубоко проникнуть в ваше сердце и...
      - Ожесточило его? - слабо усмехнулся Охотник. - Нет, не ожесточило, а просто охладило. Вы привыкли во всем в первую очередь видеть плохое. Жизнь изменила вас. Вы смотрите на мир через призму зла. Видите мир в отражении кривого и мутного зеркала. Отбросьте эту призму, разбейте это зеркало, и вы увидите все краски жизни. Вы вспомните позабытые чувства. К вам вернется способность мечтать, которой так не хватает зачерствевшим душой людям. К вам вернется надежда. Прощайте.
      Мария в последний раз посмотрела на Охотника и торопливо зашагала по дороге, ведущей к замку.
      Охотник хотел что-то крикнуть ей вслед, но не решился. Он только махнул рукой и направился в терновые заросли, откуда время от времени доносилось тихое ржание привязанных лошадей.
      Охотник услышал клериков издалека, хоть те шли молча. Просто они шли не таясь, шли так, как будто нарочно хотят привлечь к себе внимание. И в этом Охотник усмотрел дурной знак.
      Он не ошибся. Первым за него принялся Лука.
      - Ну что, изобличитель? - язвительно бросил Лука, заглядывая Охотнику в глаза. - Что ты еще придумаешь?
      - В чем дело, Петр? - тревожно спросил Охотник, игнорируя Луку.
      Петр не ответил. Он молча отвязал лошадь и, держа ее за повод, вывел на дорогу. Иоанн и Лука последовали его примеру.
      Охотник вышел из зарослей последним.
      - Да, брат, удружил ты нам, ничего не скажешь! - покачал головой Иоанн, видя, что Петр не хочет говорить. - Графиня-то, оказывается, никакой не вампир! А мы, как дурни, мчались сюда, тыкали в нее распятием и готовы уже были пустить в дело осиновые колья... - Она дотронулась до креста? - быстро спросил Охотник.
      - Разумеется! И совершенно спокойно. Мало того, она все поняла. Поняла, что мы ее подозреваем и посмеялась над нами. Петр сильно разозлился.
      - Да ничего я не разозлился! - досадливо сказал Петр. - Просто нехорошо получилось. Наверняка теперь графиня нажалуется королю, а тот отчитает его преосвященство. И, конечно же, это выльется в большой скандал.
      - Еще бы! - подхватил Лука. - Я ведь говорил, я предупреждал... Да что я еще перед отъездом из Столицы сам отец Люцер приказывал нам: не предпринимать никаких действий, не посовещавшись с ним. А мы, вместо того чтобы все осторожненько разведать, наслушались всяких бредней и заявились в замок чуть ли не оружием в руках!
      - Да, дали мы маху!
      Иоанн сел на лошадь.
      Петр, Лука и Охотник продолжали топтаться в нерешительности. Охотник все еще не мог осознать свою ошибку, Лука рад был вылить всю накопившуюся досаду, а Петр просто не знал, что же делать дальше.
      - Да, вы, наверное, правы, - признался наконец Охотник. - Я только что видел Марию, и она сказала мне, что ничего с ними не случилось, что привез их в замок графский воевода. Просто у меня оставались подозрения насчет графини. Теперь я вижу - Мария была права... Я слишком долго находился в окружении зла. Так долго, что сам поддался его влиянию.
      - Надо было послушать мнение других, прежде чем на рожон лезть! воскликнул Лука. - И вообще, я не понимаю тебя, Петр... Пусть он заблуждался, - Лука указал на Охотника, - но ты! Как ты мог его послушать, зная о приказе, данном нам отцом Люцером? Ведь тебе, руководителю отряда, а не нам придется отвечать перед ним!
      - Знаю.
      - Погодите, я все еще не пойму одного момента, - вспомнил Охотник. Почему люди графини ничего не сообщили родственникам тех девушек, которых они забрали в замок?
      - Да что тут непонятного! - зло сказал Иоанн. - Плевать им на это! Плевать на волнения, на слезы, плевать им даже на смерть! Они ведь только себя считают людьми, а все остальное для них - мусор, отребье, пригодное только для выполнения их собственных прихотей... Станут они еще утруждать себя беспокойством о мусоре!
      - Каждому свое место... - заметил Лука. - Если есть господин, то всегда найдется и слуга. И необязательно его принуждать служить, ведь не все желают быть владыками, многим достаточно и малого. Их просто устраивает роль слуг. А слуги всегда были, и всегда будут. Потому что нужны.
      Иоанн резко осадил нетерпеливо переминавшегося коня.
      - Человек был создан не для того, чтобы стать слугой. И уж тем более не для того, чтобы быть рабом.
      - Кто говорит о рабах? Рабов давно уже нет. Вернее, давно нет рабов физических. Остались только рабы духовные. Этих не освободишь никакими способами - их просто не от чего освобождать. Их оковы не на ноги, не на руки надеты. Они на душу надеты. Они крепче железа и стали, эти оковы. Только разрушив тело можно освободить рабский дух. Да вот надо ли?
      - Нет, не надо, - сказал Петр. - Не надо ничего разрушать. Разрушить легко, труднее создать. А еще труднее объяснить. Объяснить рабу, что он раб. Глупому - что он глупец. Убежденному - что он ошибается. Объяснить тому, кто верит в иллюзию, что он на ложном пути. Надо просто сделать так, чтобы не было необходимости в рабах. Чтобы ложь и ненависть были не нужны. Не надо пытаться избавиться от господ, а лучше просто сделать так, чтобы не было слуг.
      ГЛАВА 20
      Оказалось, что количество запросов чуть ли не вчетверо уступает количеству желающих стать фрейлинами. Из пятидесяти шести девушек только семнадцать могли получить работу, для остальных же мест не было.
      Когда графиня сообщила это собравшимся в большой зале девушкам, в их рядах возникло замешательство. Открыто роптать ник- то, конечно, не посмел, но недовольство и недоумение прямо-таки повисли в воздухе, и не заметить их было невозможно.
      - Вы, вероятно, удивлены, зачем я пригласила в замок всех вас, вместо того, чтобы вызвать только нужное количество, не так ли? - спросила графиня и, не дожидаясь ответа, продолжала. - Так вот, поступив так, мне пришлось бы взять в свои руки чужие функции. Функции, присущие Судьбе. А я этого не хочу. Я не вправе решать, кто лучше, кто хуже, кто достоин, а кто нет. Пусть за меня решит жребий.
      Графиня указала на стоящего рядом слугу с вазой красного стекла в руках. Ваза была заполнена нарезанной бумагой, свернутой в маленькие конверты. Второй слуга держал в руках пустой поднос.
      - Здесь пятьдесят шесть бумажек. На каждой из них написано имя. Сейчас кто-нибудь из вас вытянет из вазы семнадцать конвертов. Те, чьи имена будут на этих бумажках, займут семнадцать требуемых мест, остальным же придется подождать еще какое-то время, пока не наберется нужное число запросов. Вы согласны с таким решением?
      Послышались голоса одобрения.
      - Значит, согласны... Ну что ж, кто хочет взять на себя ответственность за выбор?