Чувствуя, что и она уже теряет сознание, великанша хватала его голову и подносила к своему лицу, чтобы уста их встретились. Сын Бозы пальцами отгибал ее нижнюю губу и целовал внутреннюю ее поверхность, осторожно хватал зубами, всовывал ей в рот язык и водил им по шершавому небу, впитывая в себя дыхание Зелы, сладко пахнущее сытным медом. Иногда языки их встречались и будто две змеи пытались сплестись, соединиться, слипнуться вместе. В это же время рука Зелы спускалась к бедрам и все быстрее и быстрее потирала выглянувший язычок, и в самом конце слыхал он нарастающий в ее горле крик, глазные яблоки у нее выворачивались, и мальчик отрывал свои уста от ее, пугаясь, что задохнется она от этого крика и невозможности дышать. А уже через миг Зелы лежала совершенно недвижная, тихая и неспособная издать какой-либо звук, лишь время от времени по телу ее пробегала дрожь.
      Но долго она не отдыхала, потому что сразу же переходила к уроку по знакомству с мужским телом, указывая на ту большую важность, которую, на этом языке, будут иметь хорошо развитые мышцы живота, бедер и рук, чтобы иметь возможность обнимать женщину. Кончиками пальцев касалась она к внутренней поверхности его ладоней, и тогда, подобно как и она сама, когда мальчик касался ее, у него возникала дрожь наслаждения. Так доказывала она ему, что даже вроде бы бесчувственная мужская ладонь, сотворенная, якобы, лишь затем, чтобы хватать древко копья, натягивать тетиву лука, бить противника и носить тяжести - тоже может быть инструментом наслаждения и сама может дарить наслаждение. Липкими губами блуждала она по его лицу, векам, шее, соскам и животу. Но Зелы избегала медленно набухающего и твердеющего члена, утверждая, что тот пока еще молодой и незрелый. Пальцами и языком поглаживала она мешочек с яичками, соединения в бедрах и даже коленках, и каждое такое прикосновение будило в теле мальчика приятный зуд. При этих ласках лицо Зелы вновь алело от возбуждения, и, продолжая потирать свой высовывающийся из щелки язычок, она приказывала ему касаться дырочки меж ее ягодиц. А потом, измученная любовью, позволяла ему засыпать с кистью руки, сунутой в ее горячее, липкое влагалище, что, как объясняла она, должно было стать для него и для нее знаком полнейшего соединения.
      "Это был любовный язык тела, - говорила потом она, - только тело разговаривает и в момент страха, лжи и любого чувства, в том числе и скрываемой враждебности." По ее науке выходило, что любое движение руки, ноги, наклон туловища, поворот головы, взгляд - тот или иной из под прищуренных век, прямой или искоса, означали каждый раз разное. "Люди позабыли язык тела, только тело не забыло своего языка, - объясняла Зелы. Они не ведают, что тело выдает их самые сокровенные мысли. Уста их могут говорить совершенно иное, но язык тела выдаст тебе всю правду. Доверяй языку тела, а не тому, что говорят уста."
      Вот рот и губы. Зелы уверяла, что если человек, хотя бы и тысячами клятв обещающий любовь, дружбу и доверие, крепко сжимает губы - на самом деле скрывает в себе глубоко затаенную злость, ненависть или враждебность. Женщина может говорить "ненавижу", но если губы ее расходятся, слегка открывая зубы - на самом деле она чувствует нечто иное, она желает и жаждет. И у мужчины слегка приоткрытые губы могут свидетельствовать о любовном желании, но и о жадности, скупости, стремлении к обладанию. Даже если стократно уста будут говорить о счастье и радости, смеяться спадающие книзу уголки рта выдадут печаль, отчаяние, горе.
      Ладони и руки. Они всегда бессознательно говорят правду, которую отрицают уста. Пальцы рук лежат спокойно на коленях или же сплетаются будто в муке. Иногда, когда ладони сходятся и расходятся, разводя пальцы, это говорит о чувстве неуверенности, нерешительности. Люди потирают руки, скрывая в этом жесте свою радость, как правило, от предательской какой-то хитрости. "Доверяй движениям рук, - предупреждала Зелы. - Если кто уверяет тебя в своей доброжелательности, но кисти его рук сжимаются в кулаки, будь уверен, что через миг он вытащит меч. Это еще ничего не значит, если кто широко раскрывает руки в радостном приветствии - обращай внимание, что с этими руками происходит потом. Следи за обеими руками вместе и за каждой по отдельности, поскольку человек может быть и правшой и левшой, а такой может ударить ножом с любой стороны. Пусть беспокоят тебя пальцы на руках, если они сжимаются и расправляются, ибо это признак того, что человек такой размышляет, схватиться ему или нет за рукоять меча. Имеет значение и то, каким образом подают тебе руку, сила рукопожатия - долго или коротко жмут твою руку, резко или медля, натянуто или с откровенностью. Равно как и приветствие важно и прощальное рукопажатие. Оно подскажет тебе, нашел ты друга или врага."
      Нос. Расширенные ноздри свидетельствуют о жадности, но еще и о желании убить. Потому следует быть осторожным, когда ноздри другого человека сильно раздуты, когда их крылья даже дрожат. Нос может двигаться влево или вправо, даже сокращаться или удлиняться, он может морщиться, что выражает задумчивость или недовольство, а также скрываемое презрение. Если кто не глядит на нос собеседника, не видит направления движения его носа - тот обязательно вскорости погибнет.
      Ноги и ступни. Если движения ног медленны и неуверенны, если ступни плохо прилегают к полу, следует знать, что такой человек слаб, или же его мучает какая-то хворь, пусть он даже заверяет всех в своей силе или здоровье. "Силен тот, - утверждала Зелы, - кто шагает крепко. Не верь тому, кто становится перед тобою, слегка расставляя ноги, ибо это знак готовности к бою. Приказывай людям разговаривать с тобой, сжимая ноги вместе. Из такого положения никто не нападает."
      Глаза. Следует обращать внимание не только на сами глаза, но и на брови. Их стягивание, смарщивание означает скрытое недовольство или гнев. Очень важно трепетание век, подвижность глазного яблока или же странная неподвижность, поскольку каждое из этих проявлений говорит о различных чувствах. В разговоре с другим человеком глаза редко остаются неподвижными, чаще всего устремляясь на говорящего, наверх, вниз в стороны - каждое такое движение и его направление говорят о разных чувствах. "Следи за взглядами скрытными, заговорщическими, - учила Зелы. - Следи за прищуром глаз, опаданием век, увиливанием перед твоими взглядами. Узнавай и запоминай выговор взглядов, ты найдешь в них притворный страх, скрытую ненависть, данный кем-то другим приказ, затаенное желание твоей смерти, лживую лесть, фальшивую радость или обманное восхищение, если глаза внезапно широко раскрываются. Зрачки глаз расширяются и сужаются не только под воздействием света, но и человеческих чувств, и никто не может управлять языком зрачков. Если ты замечаешь, что зрачки твоего собеседника хоть чуточку, но сужаются, сразу же выхватывай свой меч."
      Еще Зелы обучала мальчика выговору человеческого туловища, значению его наклонов, движений, поворотов и качаний. Ведь даже закрытое одеждой тело может говорить. Если кто-то неумело и небрежно носит свою одежду - тот не настолько опасен, как тип в одежде, превосходно прилаженной к формам его тела, в особенности же, если та не стесняет его движений.
      "Следи, какие движения тела использовал человек, подходя к тебе, заставляла Зелы понять ее. И следи, с какими движениями корпуса он от тебя уходит. Возможно, ты удостоверишься, что он прибыл к тебе в страхе и раболепии, а уходит переполненный радостью, что достиг своей цели и обманул тебя. Радуйся, если движения тела уходящего неуверенны и неточны, поскольку цели он своей не достиг."
      Голова. В особенности важно каждое движение человеческой головы, когда тот приветствует тебя, ее наклон, глубина поклона и его быстрота. Медленное движение означает скрываемое презрение, равно как и тогда, когда он, приветствовав тебя, отбрасывает голову назад. "Помни, - остерегала Зелы, что люди дерутся друг с другом, слегка склонив голову. Остерегайся, увидав такой наклон головы у неизвестного тебе человека, и не путай этот наклон с униженностью, иначе незнание этого может стоить тебе жизни."
      Сложной и обширной была наука о языке человеческого тела, но сын Бозы познал ее, ведь ум его был понятливым, а глаза все замечали.
      А еще Зелы чудесно могла петь, в каждой ее песне была история спалов и их сражений. Более всего мальчик любил песнь про Тирфинг и про то, как спалы отправились в поход к Великим Стенам. Много раз мальчик просил, чтобы великанша повторила их, особенно зимой, когда на замерзшей речке буйствовала метель, а в их доме было тепло от нагретой печи. В такие дни в бане раскаляли камни и, обливая их водой, баню заполняли паром. Купались все вместе, раздевшись донага, и Зелы хлестала их тела березовыми ветками. Ежеминутно кто-нибудь выбегал на снег, чтобы охладиться, а потом возвращался в клубы пара и банный жар. Затем, переодевшись в чистое, все вместе ужинали: солонина, свежая рыба, печеный из пшеницы хлеб. За едой выпивалось много пива, сваренного из проросших зёрен ячменя, тщательно перетертых с шишками хмеля. Иногда же пили мед, в который перед тем лили воду, варили, а затем на какое-то время отставляли, чтобы тот заквасился и набрал силы смешивать мысли и путать язык. Как раз после подобного ужина, снежной ночью, когда Зелы выпивала громадные количества пива или меда, она садила себе на колени довольно-таки большого уже мальчишку и пела:
      П е с н ь З е л ы п р о Т и р ф и н г
      Десять тысяч лет сражалось племя великанов, населявших скованные льдом северные горы с племенем асов, живших на Древе Жизни. Полюбились асам женщины великанов, похищали они их и оплодотворяли, вызывая гнев мужей этих женщин и их отцов. И обратились тогда великаны к злым карликам, прячущимся в горных пещерах и занимавшимся кузнечным искусством, чтобы карлики выковали для них меч, способный победить асов. И сковали злые карлики такой меч - и дано было ему имя Тирфинг. Ничто не могло сломить его или даже сделать на нем щербину - даже если ударить им в скалу. И был он настолько острым, что перерубал муху на лету. Когда же падал на клинок луч солнца противник слеп от его сияния.
      И пошли великаны на бой с асами, и стали побеждать их, благодаря мощи Тирфинга. Но тут сжалился над асами бог Один, вырвал меч Тирфинг из рук великанов и забросил его в глубочайшее из ущелий северных гор, наложив на него заклятие - кто найдет сей меч и обнажит его из ножен ради сражения, то обязательно должен кто-нибудь пасть мертвым. И так вот много-много лет пролежал Тирфинг в ущелье, пока не нашел его бедный готский козопас. Не ведал он, какое сокровище попало в руки к нему, ибо не был тот пастух воином, и потому только много лет пролежал Тирфинг в доме его, и никто не пал мертвым от его клинка.
      Но тут случились неурожайные годы, и люди с дальнего севера переплыли море, чтобы перебраться к югу, к солнцу. Племя пастуха с Тирфингом высадилось возле устья Висулы-реки и пришло в край спалов, прося разрешения идти дальше. Согласились на это спалы, ибо никогда не жаждали они человеческой крови. Попросили они лишь об одном: желали они испробовать готских женщин, на что согласились те, и от крови спалов родилось впоследствии множество могучих повелителей среди готов и гепидов, которые после долгого-долгого пути поселились в конце концов на берегу громадного и темного моря.
      Тем временем, на дальних концах мира, там, где восходит солнце, родились бесчисленные народы. Роста невеликого, с остроконечными головами были они, вооруженные луками и ездящие на лохматых лошадях. Называли их гуннами. Целые орды этих народов направились к западу. Под напором гуннов стали отступать племена готов и гепидов, пока не перешли последние реку Истер и попросили милости у великого короля Ромы, дабы позволил им тот проживать в безопасных границах державы своей. Но великий гуннский вождь по имени Гумла, подчинив себе множество племен и народов, таких как аланы, вандалы, герулы и руги, напал на могущественную державу Ромы, покорил часть ее и угрожал смертью даже самому королю Ромы. Вот тогда-то и разгорелась смертельная битва меж войсками Ромы, готами и гепидами с одной стороны и гуннами. Длилась эта битва тридцать дней и тридцать ночей, пока не отступил Гумла. Переждав немного и собрав сил, еще раз ударил он на Рому, а король, испугавшись гуннской мощи, дал ему громадные сокровища и множество женщин. Обогатившийся таким вот образом Гумла отправился в обратный путь через край спалов, о которых ведал, что были те великанами.
      На реке Висуле напали на гуннов другие народы, дабы отомстить за обиды свои. Были это гепиды, готы и спалы, и другие племена. На стороне гуннов сражались аланы и герулы, за что потом все народы возненавидели их. И была это великая война многих народов.
      И Зелы запела, уже на другой мотив:
      Рассказывают что: Гумла
      Гуннами правил,
      А Гизур гаутами,
      Готами - Анганты,
      Данами - Валдар,
      Вальями - Клар,
      Альрик же бесстрашный
      Английским народом.
      Тридцать дней и ночей продолжалась смертельная битва. И как только лишь на миг приостанавливалась она, тут же появлялся какой-нибудь воин и вызывал противника на поединок:
      "Выйду я, конечно, сам,
      Щит и меч я принесу,
      Чтобы вызвать на сраженье
      Диких гаутов войска."
      Тридцать дней и ночей длились сражения. И страшно было глядеть на это:
      Вонзает гот копье,
      Гепид размахивает мечом,
      Ломает ругиец копье в ране врага своего.
      Дерется ногами свеб,
      А гунн уж нацелил стрелу.
      Алан в тяжелых доспехах,
      Герул же без брони дерется.
      Турами встали на битву
      Все великаны спалы.
      И, возможно, победили бы гунны, если бы в сражение не вступил Анганты, король грейд-готов, в жилах которого текла кровь спалов, обладающий Тирфингом, что хранился в его семье. Ужасный Тирфинг сеял опустошения, тысячами падали гунны, погиб и их вождь Гумла, и вот, побежденные, разбежались гунны по всему свету, и с тех пор всяческий след от них пропал. Герулы в последний миг предали гуннов и перешли на сторону готов и гепидов. И все это деялось на реке Висуле, на самых окраинах страны спалов.
      Заснул Анганты, измученный сечей. Вот тогда-то герул Одоакр подкрался к спящему, заколол его ножом и похитил сеющий ужас меч Тирфинг. Благодаря мечу этому, стал Одоакр вождем герулов и покорил он ругов, лангобардов, а потом победил и могущественного короля Ромы. Королевскую его корону отослал Одоакр ромеям, живущим далеко на юго-востоке, за Великими Стенами.
      Всего лишь семнадцать лет тешился властью Одоакр, ибо коварно убил его король остроготов, Теодорик, И отступили тогда герулы из древней державы Ромы. На них, ослабленных войною с остроготами, напали лангобарды и разбили их окончательно. Решили тогда остатки герулов возвратиться на север, в давнюю свою родину на острове Туле. Боялись использовать они в битвах страшный меч Тирфинг, ибо гласило заклятие Одина, что после того, как обнажат меч для сражения, на поле боя обязан остаться мертвец, только ведь не всегда умирает противник, Лишь в руке человека, одаренного таинственным могуществом власти, сеет он опустошение. И вот выпало герулам проходить страной спалов, чтобы выйти к морю и лежащему на нем острову. Бедными и несчастными были герулы. Пожалели их спалы. Потребовали они лишь отдать им Тирфинг и получили его. После того герулы беспрепятственно пришли к морю и переплыли на остров Туле. И такова вот песнь о мече по имени Тирфинг, что возвратился к великанам.
      - А где сейчас находится Тирфинг? - допытывался мальчик. - Он должен быть у тебя, Зелы, раз попал к спалам.
      Зелы клевала носом, устав от пения и перепив меду. Мальчик же считал, что все, о чем пелось Зелы - всего лишь красивая сказка, выдуманная богами, ибо те были творцами всез песен. А еще он любил слушать о походе к Великим Стенам, в страну ромеев. На поход этот спалов уговорили дикие авары, создавшие свою державу к югу от громадных гор. И пела Зелы:
      Случилось так, что хаган аваров прислал посольство к склавинам, чтобы те помогли ему напасть на ромеев, живущих в городах многих, в золотых одеждах щеголяющих и во всяческом достатке тонущих. Но засомневались вначале, запугались склавины, что ждет их поход долгий и опасный, одни лишь спалы отважились принять вызов хагана. После того склавинское войско, ведомое спалами и поддержанное склавинскими антами, предводил которым великий спал по имени Боза - как и твой отец - в количестве трех тысяч человек, перейдя без помех реку Истр, а затем так же легко реку Хеурос, разделились на две части. Одна напала на гарнизоны ромейских городов в Иллирии и Тракии, а другая, разгромив полководца Асбадоса, штурмом взяла город Топерос, стоящий на морском берегу и отдаленный от Великих Стен двенадцатью днями пути. Против них было выслано значительное войско, во главе которого встали выдающиеся полководцы: Монстантиунус, Арациус, Надзарес и Иоанн по прозвищу Шут. И случилась тогда яростная битва, в которой разгромлены были ромеи. Склавины же, утратив всяческий страх пред войском ромеев, двинулись вперед, грабя как желалось им землю, что называлась астикийской. А так как ее давно уже никто не грабил, нашли они там громадную добычу. Так они добрались под Великие Стены, находящиеся от Города менее чем в двух днях пути.
      И вернулись спалы с громадной добычей в дворища свои и дома. Только не прошло слишком много времени, и снова, вместе с аварами, пошли они на ромеев, прошли всю Элладу, через земли Фессалии и Тракии, занимаясь грабежами до самых Великих Стен. Пленников же убивали не мечом, копьем или каким обыкновенным способом, но, вкопав в землю четыре столба, привязывали к ним руки и ноги схваченных, а после того били их палкой по темени будто собак или змей."
      - А кем был этот Боза, вождь антов? - спрашивал мальчик.
      - Это был прапрадед твоего отца, Бозы, отвечала ему Зелы.
      - А почему вождь Боза и другие спалы убивали пленных будто собак или змей?
      - А по-иному и нельзя было поступать, если хочется тебе стать настоящим вождем, - объяснила Зелы. - В первую очередь следует тебе стать чрезвычайно жестоким, чтобы одно только имя твое будило страх и парализовало волю к сражению. Лишь впоследствии можешь ты проявлять милость и благосклонность. Если же кто начинает с милостей, никогда такой не станет ни вождем, ни повелителем.
      Из походов своих спалы привезли не одни только богатства. Принесли они еще и скифскую хворь, вызывавшую, что мужчины надевали на себя женскую одежду и занимались делами, предназначенными ранее только лишь для женщин. Так обабились воины. А женщины спалов становились бесплодными и уже не могли рождать великанов. Обычные женщины, оплодотворенные семенем спалов, рожали обычных людей, но с силою великанов. Только и те, войдя в возраст, либо заболевали скифской хворью, либо уходили куда глаза глядят, охваченные жаждой подвигов. Так стал пустеть край спалов, и постепенно начали селиться в нем обычные люди. Они занимались земледелием, разводили пчел и торговали воском, обменивая его на железные орала и соль. Через много лет от спалов остались лишь великан Боза с сестрой Зелы. Боза утонул в болоте, и последним спалом по крови остался его сын со светлыми, почти белыми волосами, родившийся от обыкновенной женщины.
      Печально заканчивалась песнь Зелы. Очень скоро убедился сын Бозы, что великанша пела правду. Совершенно неожиданно один из взрослых парней, наилучший в метании топором, переоделся в женскую одежду и уселся за прялкой. Другой, владевший мечом необыкновенно, поклонился Зелы и прочим обитателям дворища и пошел в неизвестность, чтобы свершить великие деяния, С той поры Зелы запретила мальчику дружить с кем-либо из подрастающих парней. Она же следила, чтобы не заходил он в дома, где те жили, чтобы всегда ночевал в ее ложе, рядом с нею. Она считала, что таким образом убережет его от скифской хвори, и никогда не охватит его жажда деяний.
      Как-то зимою, а было мальчику уже четырнадцать лет, когда спал он вместе с Зелы, та осторожно сосала его кончик, внезапно какое-то доселе неизвестное ему, пронзительное чувство охватило его. Необычное наслаждение охватило всего его, пронзило до боли, яички его сжались. И тогда, издав из себя крик отчаяния, наполнил он уста Зелы чем-то белым и липким. Когда же случилось это, охватило его чувство печального спокойствия, позволившее ему заснуть необыкновенно глубоким сном. На следующий день Зелы, крепко обцеловав все его тело, заварила для него крепкие травы.
      - Теперь я стану сосать у тебя лишь два раза в неделю, чтобы не забирать твоей силы и семени, - предупредила она. - Ты стал мужчиной, сын Бозы.
      А через три дня он перекатил камень через весь двор.
      Наступила морозная, лунная ночь. До полуночи разбудила парня Зелы и приказала тепло одеться. Сама она тоже надела бобровую шубу. Взяла она лучины и свою неразлучную дубинку, схватила парня за руку и при свете луны вышла с ним со дворища спалов. Они шли по скованной льдом реке, и, хотя повсюду выли волки, Зелы не обращала на них внимания.
      Они очутились на островке, поросшем громадными деревьями. Там был невысокий холм и засыпанный снегом валун. Зелы очистила камень от снега и приказала сыну Бозы передвинуть его. Дважды тот приступал к валуну, но камень не позволил даже стронуть себя с места. Зелы хотела уж было возвращаться, но парень собрал все силы и отвалил валун, открывая глубокий тоннель, выложенный деревянными колодами. Тогда Зелы зажгла лучину и повела сына Бозы в подземелье, где в блеске огня увидал он бесчисленные сокровища, добытые спалами у ромеев. Были там золото и серебро в ожерельях, цепях и диадемах; еще была там различная одежда, сгнившая за много веков, воинское снаряжение, золотая конская упряжь. Зелы открыла громадный, полусгнивший сундук, набитый тряпками, и достала из них короткий меч.
      - Вот он, ужасный Тирфинг. Пусть будет он твоим. Только помни о заклятии Одина: если вытащишь его ради битвы, кто-то обязан пасть без жизни. Он предназначался только лишь для руки властелина, Но только не знаешь наверняка, станешь ли ты повелителем.
      Сын Бозы взял меч Тирфинг в руку и почувствовал себя разочарованным. Меч был очень легким, изготовлен он был из необычного металла и не блестел, весь покрытый каким-то черным налетом.
      - Ты говорила, будто от его блеска можно ослепнуть...
      - Разве не видишь ты, что на нем запеклась кровь?
      Зелы выбрала для парня щит - легкий, но необычайно крепкий, и железный, покрытый медными пластинами шлем. Еще искусно изготовленную кольчугу, сделанную ромеями, скорее всего, для какого-то полководца. И топрик с длинным тонким обухом, вытянутым за отверстие для топорища и законченный полукруглым утолщением. Все это Зелы завернула в расползающиеся от древности тряпки и приказала парню нести, сама же завалила камень на место и повела сына Бозы назад.
      Долгие часы чистил сын Бозы все найденные в сокровищнице вещи, пока те не стали будто новенькие. От клинка Тирфинга, когда падал на него солнечный свет, можно было ослепнуть. Вот почему Зелы приказала парню сделать для меча скромные ножны из липовых дощечек, покрытых кожей.
      - Старайся биться топором, - советовала она. - Помни о заклятии. Еще неизвестно, станешь ли ты правителем, и не погибнешь ли сам, если вынешь для боя Тирфинг.
      Военное облачение должно было стать для парня новой кожей. Потому Зелы приказала ему каждодневно переплывать на своей лодке реку и часами бегать по лесу и лугам, вооружившись мечом и топором, в кольчуге и шлеме на голове. Так он делал, закаляя свои мышцы и волю.
      Случилось как-то, что из-за жары укрылся он в лесную тень и, уже несколько медленнее, бежал вдоль опушки. Внезапно костяной наконечник стрелы ударил его в грудь и скользнул по железным колечкам кольчуги. Затем его настиг сильный удар копья, сделанного из коровьего рога и называемого потому рогатицей, но и оно отразилось от щита, который сын Бозы носил на спине. Он не знал, сколько врагов в округе, и как они вооружены. Нужно было ускорить бег и удалиться из лесу, либо же становиться на бой. Колебался он, вынуть ли из ножен ужасный меч, на котором лежало заклятие Одина. Ведь если неправильно предсказала Зелы, что станет он повелителем - тогда не враг, а сам он падет мертвым в этом бою.
      Он отскочил на лесную прогалину и там встал в защитной позиции, как учила его Зелы. В правой руке был у него топор, вытащенный из-за кожаного пояса, а в левой - круглый щит. Послышался хруст ветвей, и с наклоненного старого дерева спрыгнул Лесной Человек. Сын Бозы тут же распознал его, поскольку тот был почти голым, в одной лишь набедренной повязке из волчьего меха. Длинные волосы спадали на спину, лицо заросшее. Ростом он казался ниже обычного человека, но у него были широкие плечи и необыкновенно развитые ноги с выпуклыми мышцами.
      Лесной Человек отбросил лук и тулею для хранения стрел. Он вытащил из-за дерева несколько буковых дубин - не очень длинных, чтобы метать их в неприятеля. Будто самец зубра, прежде чем броситься в бой, издал он звериный рык, и даже, опять-таки подобно зубру, стал рыть ногою землю. Было видно, как заводится он для битвы, плюется слюной, глаза же, плохо заметные в зарослях волос на лице, начинают блестеть и наливаться кровью. На его губах выступила пена.
      Всякого мог напугать он своим видом и за счет только лишь страха изгнать противника с поля боя. Сын Бозы понимал, что Лесной Человек и ждет того, что чаще всего случалось, когда жертва побежит. Только дикарь мог бегать много быстрее обычных людей, быстрее серны или оленя, и в спину убегающего обычно попадала брошенная с нечеловеческой силой дубина.
      Только сын Бозы стоял недвижно, ожидая нападения. Его страх исчез, ноги и руки перестали дрожать. Вместо этого же охватило его постепенно доселе неведомое, удивительное чувство: желание боя.
      Дубинка метнулась к сыну Бозы, но тот отбил ее своим щитом. Теперь сам он метнул свой топор, несколько раз обернувшийся в воздухе. Неприятель уклонился, и топор вонзился в ствол клена. Тогда Лесной Человек издал пронзительный крик и бросился с другой дубиной на сына Бозы, считая, будто тот остался безоружным. Вот тогда-то и блеснул на солнце клинок Тирфинга, ослепив на мгновение Лесного Человека. Этого мига хватило, чтобы меч, разрезающий мух на лету, срубил голову Лесному Человеку. Отпрыгнул сын Бозы, кровь хлынула на руки и грудь дикаря; голова уже валялась на земле, но безголовое туловище сделало еще шаг вперед. Затем грохнуло оно наземь, лишь только раз дернувшись в агонии. Теперь уже закричал сын Бозы, и был это крик победы. Тирфинг поразил Лесного Человека. Разве не было это знаком, что течет в сыне Бозы кровь повелителей?!
      Он с презрением плюнул на мертвое тело, без всякого отвращения схватил голову Лесного Человека за длинные волосы, вырвал топор из кленового ствола и легкой трусцой, отмечая путь каплями крови, побежал к своей лодке на реке.
      Заросшую волосами башку Зелы надела на высокую жердь и поставила ее над воротами дворища спалов. Так и торчала она там, пока со временем вороны не выклевали все мясо с нее, оставив лишь белый, голый череп. Одни лишь длинные, рыжеватые волосы остались на нем и развевались по ветру.
      В тот вечер Зелы попросила его показать клинок Тирфинга. Глянула она на засохшие кровавые пятна, оттерла их тряпкой, а затем, вроде бы даже с опасением, поглядела на сына Бозы.
      - Я предчувствовала, что ты станешь повелителем, - тихонько сказала она. - Но не знала, что настолько великим. Если всего лишь пятнадцатилетнего юношу послушался грозный Тирфинг, насколько же послушным сделается он, когда достигнешь ты мужских лет? Только теперь уверена я в том, что тебя охватит страшная болезнь, называемая Жаждой Великих Деяний.
      - Не хочу я становиться повелителем, если это означает заболеть Жаждой Деяний и бросить тебя, - неожиданно сказал юноша великанше. - Скажи: для чего мне власть над другими людьми?
      Впервые увидал он лицо Зелы изменившимся, выражающим доселе неизвестные ему чувства. Глядя куда-то над его головой, сказала она очень серьезно и немного печально:
      - Тебя родила женщина измельчавшего рода. Отцом твоим был, якобы, великий Боза. Но ведь сам ты до конца не уверен в этом. И вот именно потому ты и заболеешь Жаждой Великих Деяний. Никому ты в этом не признаешься, но в самой тайной глубине своих мыслей все время будешь ты сомневаться, течет ли в тебе кровь великанов или всего лишь карликов. Вся твоя жизнь станет доказыванием себе и другим, что ты все-таки сын великана. А чтобы доказать это себе и другим, тебе придется совершать достойные такого имени подвиги, и это означает, что когда-нибудь ты станешь великим властелином. - И, помолчав какое-то время, добавила она: - Только это вовсе не значит, будто тебе надо будет уходить отсюда. Зачем совершать подвиги где-то вдалеке, когда это можно делать и близко?
      Зелы отвела парня на берег реки и на золотом песке стала вычерчивать различные линии.
      - Гляди и запоминай, сын Бозы. Вот это река Нотечь, на берегу которой мы живем. Она впадает в Варту, а та в реку Вядую. Вот река Висула, стремящаяся к морю, где владеет своим градом князь Гедан. Вот границы земель Голуба Пепельноволосого, а далее к югу - земля князя Каррака и его большой град Каррадонон. Рядом проживает множество народов и племен, имеющих лишь племенных вождей или вообще свободных от всяческой власти. Народы эти многочисленны и населяют множество градов. У зуйреанов триста двадцать пять градов, у бусан - триста и двадцать один град; земля ситтицей чрезмерно многолюдна с пятьюстами и шестнадцатью градами; у себбиротов девяносто градов. Огромен и населен край уплицов, нерюанов, а также атторочей с четырьмястами шестью градами. Другие родственные им народы это виллероты, забороты, знателицы, зеруане, от которых ведут свой род все склавинские люди. А имеются еще нырысяне, любошане, волиняне, силежане, лунситы, ополины, а еще голенситы. Запомни то, что показала я тебе на песке, и знай, что из этих вот племен и народов можешь ты сотворить могучую державу и стать ее повелителем, и будет это край от Свебского Моря до самых гор Карпатос. Нужно, чтобы пал пред тобой на колени князь Голуб Пепельноволосый, правящий лендицами и гопеланами, пусть покорится тебе князь Каррак. Запомни: убивай даже собственных детей, если те встанут на твоем пути к власти.