Даже когда она уселась с ним рядом на землю, лицо ее чрезвычайно высилось над мальчишкой. Только сейчас заметил он, что у нее была дубина раза в три больше его самого. В дерево дубины были вбиты кремни и острые железки. Оружие это, по-видимому, делали очень долго - сначала выбрали молодой бук, в него набили острые кремни и куски железа, а потом лет, самое малое, десять ожидали, пока плоть дерева не обрастет чужеродные тела, потом же дерево спилили и обработали так, чтобы удобно держалось в руке. По сравнению с дубиной Зелы дубинки Землинов были просто крохотными.
      - Сколько тебе лет? - спросила женщина.
      - Сейчас уже минула моя восьмая зима.
      - Почему же у тебя нет имени?
      Он рассказал ей, что с ним случилось, когда проявил он свою силу. А еще о том, что ему не разрешили жить в доме со всеми остальными, и как жил он в сене. И о том, как мачеха хотела его отравить, а он удрал в зиму, поскольку боялся, что его убьют из-за быка.
      - Боза погиб шесть лет назад, а тебе восемь. Много обычных женщин оплодотворил мой брат в этой округе, и довольно-таки часто забираю я его детей к себе на дворище. Тебя я тоже заберу к себе, когда же ты подрастешь, то отправишься по свету, чтобы поискать для меня какого-нибудь великана в мужья. Хотя и знаю, что не найдешь, - вздохнула она, обдавая его лицо горячим дыханием, пахнущим сытным медом. - Сейчас по свету с великанами туго. Рождаются одни карлики.
      - Откуда ты узнала, что я здесь? - отважился спросить мальчик.
      - Спалы - это охотники и рыбаки. Зимой самое хорошее время для охоты, потому что из мехов не выпадает волос, Зимой и ранней весной я обязательно прохожу этими местами, и вот заметила, что над Черным Бором поднимается столб дыма. Это удивило меня. Никто, кроме спалов, не отваживается заходить сюда из боязни перед лесными богами.
      - Это хорошо, что ты пришла. Хорошо, что заберешь меня к себе, прошептал мальчик и, непонятно почему, вдруг крепко-крепко прижался к великанше.
      На ней был кафтан из лосиной кожи. Зелы расстегнула его, под ним была льняная рубаха, и она расстегнула и ее, обнажив очень белое тело и громадные, будто караваи ржаного хлеба, груди. Мальчику показалось, будто от них пышет жаром, его окатило запахом ее кожи, как показалось ему, пропитанной запахами диких зверей. Он втиснулся меж этими огромными грудями и чуть не заплакал от счастья, потому что давно уже ни к кому не прижимался, никто не согревал его своим теплом.
      - Ну, тихонько, тихонько, - шептала Зелы. - Не плачь, сын Бозы. Чувствую, что ты жаждешь любви.
      Она сняла с себя коротенькую накидку, сшитую из множества лисьих шкурок, закутала в нее голого мальчишку, посадила его себе на левое плечо, правой рукой схватила дубину и направилась к селению Землинов.
      - Я не могу забрать тебя без согласия твоего рода, сын Бозы, объясняла она. - Может случиться, что ты еще встретишься с Землинами. Им нельзя будет поступить с тобой, будто со своею собственностью, пытаться тебя убить или продать. Они должны знать, что ты стал спалом.
      Страшась Деда мальчишка выбрался чуть ли не на шею Зелы и спрятался под копной ее развевающихся на ветру волос. Ему казалось, будто он прячется в камышах, поскольку волосы пахли именно так.
      Одним пинком сорвала она ворота палисада, окружавшего деревушку, и очутилась посреди дворища. Весь род попрятался по домам и сараям. Один лишь старый Дед осмелился выйти к дверям. Зелы знала его, да и он сам, видно, не раз уже сталкивался с великаншей.
      Та сняла мальчика с плеча и развернула накидку.
      - Это ли сын Бозы, от которого отрекся твой род? - спросила она.
      - Его мать умерла, потому что крестец у нее лопнул. Перед пострижинами он и сам доказал свою необычную силу. У него и кожа и волосы светлее, чем у людей моего рода.
      - Почему же ты не привел его ко мне, как гласит закон? - сурово спросила его Зелы. - Ты даже хотел его продать.
      - Ты никогда не платишь за приведенное к тебе дитя, - буркнул Дед. - А я ведь потратился из-за смерти его матери.
      - Ты занял земельный клин, принадлежавший когда-то спалам, и ничего плохого с тобой не случилось, - ответила Зелы. - Мы не топчем своими огромными ногами ваши поля, уважаем ваши Священные Рощи.
      - Ты последняя из рода Спалов. Когда умрешь, край этот будет весь принадлежать Землинам, - гордо заявил великанше Дед.
      - Как же, Землинам! - засмеялась та. - Ваши женщины рожают карликов, и я сама могу прогнать вас из края спалов. Не будет нас - не будет и Землинов. Это только наша кровь еще оживляет хилую вашу породу. Откуда знать, а вдруг вернутся другие спалы, что ушли к Великим Стенам, чтобы воевать и брать добычу у ромеев?
      - Тебе уже тридцать пять, и ты до сих пор еще не нашла для себя мужа. Один только Боза вернулся от Великих Стен, но и он погиб.
      - Ты хочешь со мною войны или мира? - бросила вызов Зелы.
      - Забирай мальчишку и уходи с миром, - сказал Дед, и какое-то злое предчувствие подсказало ему следующие слова: - А когда пацан подрастет, пусть придет к нам и оплодотворит одну из наших женщин. Ибо ты права - мы становимся родом карликов. Много лет назад род наш оживило семя ваших байстрюков, только потом мы испугались их силы. Короче, забирай его и уходи с миром.
      Говоря это, Дед низко поклонился Зелы, которая снова посадила мальчика себе на плечо.
      Таким вот образом очутился он на дворище спалов, где великанша была повелительницей. Она сразу же показала ему на округлый камень, лежащий посреди двора.
      - Он большой и тяжелый. Я без труда подымаю его. Ты же каждый день будешь пробовать перекатить его сначала к воротам, а потом к моему дому. Когда сможешь это сделать - получишь от меня меч и щит. Тогда ты станешь воином.
      Зелы выкупала мальчика в огромной деревянной кадке с теплой водой, куда насыпала много пахучего зелья. После купания она занесла его к себе в дом и положила на громадной кровати, покрытой медвежьими и овечьими шкурами. Этой же ночью узнал он, почему говорили, будто она поедает маленьких мальчиков, и лакомейшим кусочком для нее является мальчишеский отросточек. Раздевшись донага, она призналась ему:
      - Я занимаюсь любовью только лишь с маленькими мальчиками. Ведь нет для меня великана. Обычный мужчина не может дать мне удовольствия. Впрочем нет, был такой, что пробовал дать мне наслаждение. Но когда он сделал это, я так забылась, что в любовном объятии раздавила ему грудь, и он умер на моем лоне, выхаркивая кровь из уст. Знаю, что могла бы полюбить его, но сама же убила его своей любовью. И потому с тех пор лишь маленькие мальчики доставляют мне удовольствие.
      Она положила сына Бозы рядом со своим лицом и долго сосала мужское его отличие. Губы у Зелы были влажные и теплые, их действие довольно-таки понравилось сыну Бозы. Вот почему заснул он глубоким и счастливым сном, с чувством безопасности и огромной любви к этой громадной женщине. И хотя потом было у него множество женщин, но лишь одну только Зелы любил он по-настоящему и всю свою жизнь вспоминал о ней с большой нежностью.
      Г Л А В А Т Р Е Т Ь Я
      Х Е Р И М
      На закате Даго услыхал доносящиеся по воде с юга людские голоса и лай собак, ему даже показалось, будто у самого берега по головному течению реки он замечает отблески огня. Так что, как он и ожидал, поблизости должна была находиться переправа через Вядую, а рядом с нею какое-то городище или селение. Он спутал троих своих лошадей покрепче, спрятал вьюки возле поляны и направился пешком, чтобы оглядеться по округе. Долго идти не пришлось, когда в свете луны увидал он невысокий защитный вал и несколько прижавшихся к кремлю домишек. Вершина вала была размыта дождями, а это говорило о том, что здешние обитатели давно уже ни с кем не воевали. Жили они, скорее всего, с проездного, которое собирали, переправляя купцов и путников на другую сторону реки, о чем свидетельствовали вытянутые на берег большие лодки-долбленки и привязанные к вербам над рекой плоты из бревен. Если бы здешние жители были воинственными, купцы стали бы искать других путей, и местные потеряли бы свои доходы. Даго подумал, что безопаснее всего подойти к селению завтра и предложить, чтобы его переправили на другой берег. Граф Даго хорошо знал обычаи народов, проживающих на берегах реки Альбис не только потому, что и сам был родом с востока, из заречья Вядуи, но и много читал о них, и с многими посланными в эти края шпионами при дворе Людовика Тевтонского беседовал. Могущественным был еще тогда король Людовик, хотя после неудачного похода на запад, против Карла Лысого, уважение к нему со стороны воинов несколько пошатнулось. Но он все-таки восстановил свою власть над Восточной Маркой и всеми землями до самой реки Инны, которые обманом отобрал у него восставший против собственного отца первородный сын, маркграф Шарлемань, вступивший в союз с князем Великой Моравы, Ростиславом. Как в тюрьме посадил король Шарлеманя в замке города Регенсбурга. Другом и поверенным Шарлеманя оставался один только молодой граф Даго, что прибыл к франкам в посольской свите от Цесаря ромеев. Одному лишь Даго в тайне признался бунтарь о пылающем в груди желании отомстить отцу, чтобы захватить власть, даже о том, чтобы забрать у отца корону сначала королевскую, а потом и императорскую. Даго шепнул об этом ромейскому послу Мелейносу, а тот направо и налево рассыпал золотые солиды тевтонским графам и баронам, чтобы добыть сторонников Шарлеманю и сделать возможным новый мятеж. Но случилось так, что Людовик Тевтонский оказался более искусным в интригах; он заключил союз с болгарами и вместе с ними ударил на Великую Мораву, победил и покорил Ростислава, захватив его владения под свою руку. Так что неоткуда было Шарлеманю ожидать поддержки для своего бунта, но огонь в его груди продолжал тлеть, да и Мелейнос золотом его подкармливал, поскольку не без причины ромеи посылали своих монахов на Великую Мораву, дабы ослабить влияние Ромы и сдержать нашествие франков на восток. Для величайших дел, казалось, создан был Главный Конюший императора ромеев, Василий из Македонии. Он поверил, что к востоку от Вядуи Даго создаст обещанное, разбудит спящего великана, объединит различные народы, создаст собственное королевство, а уж потом, возможно, станет даже угрозой для фпанков. Только вот меж землями, где хотел править Даго, то есть между реками Альбис и Вядуей - проживало множество склавинских народов, за которыми внимательно следили и франки. Настоятель монастыря в Фульде, Рабан Маурус, прочел для Даго о множестве событий, описанных в Фульдских Хрониках. Из них следовало, что за рекой Альбис проживали: вонгры, хижане, линяне, чрезпеняне, рароги. спревяне, бытники, украиняне, дошане, речане, березане, стодоры, называемые еще и гоболанами, доленжане, редары, моречане и раны, которых называли еще и руянами. Но самыми могучими среди них были все же живущие на севере, у Свебского моря, ободриты; чуть пониже них, к югу, жили лютичи, прозываемые еще велетами или волками, а уж совсем на юге - сорбы. Из всех этих народов раньше всего свой племенной союз создали ободриты, избрав среди сильных своих главного вождя, как бы великого князя. Их племенная держава носила военный характер, так как народ этот жил в основном войною, военной добычей богатели их главенствующие, неустанно подстрекаемые к грабительским войнам соседствующими с ними ютами.
      Как можно было прочесть в Annales regni frankorum (Анналах франкских королей), когда мажордом при меровингском дворе, Пипин, по прозвищу Короткий, лишил власти последнего Меровинга, Хильдерика III и папа Стефан II - а точнее, Стефан III, поскольку настоящий Стефан II восседал на своем престоле всего лишь четыре дня, пока его не отравили - дал ему и членам его семьи королевское помазание, франки установили дружеские отношения с ободритами, которые помогли Пипину в войне с кровожадными саксами. Подобное произошло и во времена могущественного Карла, сына Пипина. Объединяя франкскую державу, он разбил западных саксов, называемых еще и вестфалами, хотя и не изничтожил до остатка их сил. Поднявших против него мятеж король смог разгромить лишь с помощью предателя Видукинда и ободритов, он же кроваво подавил восстание саксов и переселил их на левый берег Рейна, на правом поселяя франков. Во времена Карлового сына, Людовика Набожного, ободриты отказали франкам в помощи и по науськиванию Генриха, короля ютов, стали вместе с аскоманнами нападать на франконские земли, чтобы добывать для себя добычу. Военные походы Людовика Набожного против своенравных ободритов не принесли ему решающей победы. Раз за разом, как сообщали "Фульдские Хроники", ободриты с аскоманнами нападали на приморские владения франков.
      Подобно ободритам свой племенной союз, нечто вроде племенной державы, создали позднее и лютичи, называемые велетами или волками, а так же сорбы, хотя и ненадолго. Хроники упоминали князя сорбов, некоего Мильдуха, а также князя гломачей по имени Семиль, которому пришлось покориться перед франками и отдать им в залог двух своих сыновей. В летописях вспоминалось и про князя коледиченов - он был разгромлен и убит саксами. Один лишь Моймир смог создать собственную державу, состоявшую из склавинских народов, проживающих у истоков рек Альбис и Истр, но и он тоже пребывал в зависимости от франков. Подобно франкам ободриты попытались завести себе одного бога с четырьмя ипостасями, объединявшего в себе богов четырех самых могущественных племен. Только это не сильно им помогло, поскольку культ четырехликого бога принялся не везде. Более того, они сами выбирали для себя предводителя, ограничивая его власть общевойсковым вечем. Если повелитель им не нравился или же правил не по их мысли, они призывали к императорам франков, чтобы те разрешали споры меж воинами, можными и правителем. Франки охотно соглашались на это, поскольку таким образом влияли на дела склавинов и каким-то образом управляли их поступками. Так что, по сути своей, не было еще у ободритов, а так же лютичей, которых называли велетами, волками, а еще хавелянами, сознания новой эпохи. Потому-то и не воспользовались они замешательством, что воцарилось в восточной франкской державе при Людовике Набожном, и не создали своего, совершенно независимого государства. Они довольствовались временной независимостью - не заглядывая в будущее - и, по сути, если бы не соседствующие с ними аскоманны, вечно подстрекавшие их к войне, сами бы никогда не предприняли наступательных действий.
      Про народы, что жили еще дальше к востоку, за рекой Вядуей, в Фульде знали совсем мало. Даго был родом как раз из этих мест, но знаний своих франкам выдавать не собирался. Да и, впрочем, мог ли человек, какое-то время пребывавший в городе Бизиса, садившийся за стол с конюшим цесаря ромеев, обучавшийся крупным политическим играм, не чувствовать в глубине души легкого превосходства над франками, которые за большую часть богатств своих должны были благодарить аваров и понятия не имели, что такое изысканность и наивысшее наслаждение? Даже их Рома и папа на золоченом троне слишком уж были не такими величественными по сравнению с дворцами и цесарским троном ромеев.
      Воистину правда, что каждая великая власть может заставить сообщить о предательстве даже каменные стены замков и монастырей. Именно потому, вроде бы по случаю, погиб от отравленной стрелы Мелайнос, приглашенный на охоту маркграфом Радбором, графом Теодорихом и постельничим Мегинфридом, поскольку покупал он сторонников для Шарлеманя. По приказу графа Фредегара красивая монашка пыталась отравить и Даго, но тот убил графа и сбежал, даже не попрощавшись с Шарлеманем. Теперь же ему предстояло переправиться через реку Вядую и вступить в страну, где находился Спальский Остров, а рядом проживали Землины. Там же было и княжество Пепельноволосого, Гедана II. В большом городе Каррадонон проживали висуляне, вокруг было еще много народов, которые еще не появились в истории. Даго верил, что где-то в этих краях дремлют великаны-спалы и ждут своего пробуждения. Он надеялся, что с ними свершит великие дела!
      Даго достал из вьюков вышитую серебром черную накидку и набросил ее на Виндоса. Еще он надел на него бронзовые нагрудники и украсил зелеными ветвями; сам же, с отвращением, ибо в ней кишели насекомые, натянул на себя волчью шкуру - трофей, захваченный у воина-лютича. Даго хотелось, чтобы его принимали за велета-волка, Короткий его меч Тирфинг не бросался в глаза, равно как и круглый щит, Одевшись таким образом, он направился с лошадьми в сторону приречного селения и к утру добрался туда.
      Худые собаки, увидав его, залаяли, женщины и дети попрятались по домам, Навстречу вышло несколько мужчин, вооруженных копьями и деревянными щитами. У каждого было по нескольку дротиков, чтобы метать на расстояние; наконечники были железные, с задирами, в форме листьев. Как и Даго они носили волчьи шкуры. Из группы вышел огромный бородач с бельмом на правом глазу.
      Даго заговорил на языке тела, подняв в знак мира руку и дружелюбно улыбнувшись. Он указал на реку и плоты, потом показал на себя и своих лошадей и вынул из висящего у седла кошеля один денар. Его поняли сразу же, но на предложение не ответили, Все их внимание было сосредоточено на Виндосе, громадном белом жеребце в черной накидке и бронзовом нагруднике.
      - Я здесь жупан, а это моя жупа, - мужчина с бельмом на глазу заговорил по-склавински, показывая на осыпающиеся валы городища, дома, лодки и плоты.
      - Священного коня, названного Виндосом, веду я к ворожеям в святой город Арваба, - сказал Даго нараспев. Это дар ворожеев из края ранов. Он станет предсказывать людские судьбы, А если кто коснется его, тот будет поражен тяжкой хворью.
      Как бы подтверждая эти слова, Виндос поднял свою огромную голову, потряс белой гривой и громко заржал. Видно, до него донеслась отвратительная вонь, исходящая от этих людей.
      Те перепугались и немного отступили.
      - А еще я голоден, - заявил Даго.
      Он коснулся живота и оскалил свои белые зубы. Впрочем, он и вправду хотел есть. Со вчерашнего полудня у него, кроме воды, ничего во рту и не было.
      Жупан замигал своим белесым глазом.
      - Три лошади, в том числе один священный конь. И ты, господин. Большой плот будет нужен и много людей на шесты. Опять же, ты хочешь есть, а мы и сами бываем голодны. Дашь два денара.
      - Нет, - потряс Даго своими белыми волосами. - Это священный конь. Ты навлекаешь проклятие на себя и свою жупу. Я же могу поискать через реку и другую дорогу.
      Жупан дал знак рукой, и все его люди, вместе с ним, спрятались в одном из домов, чтобы посоветоваться. Из домов стали выглядывать грязные женщины и любопытная ребятня. Даго повел лошадей к берегу реки, чтобы конца совещания ожидать там. И как раз тогда, рядом с валами городища, он увидал клетку из крепких ивовых прутьев, В ней сидел человек в лохмотьях, с заросшим лицом, ужасно грязный и худой. Сквозь дыры его одежды на его теле были видны царапины и шрамы. Одни лишь глаза глядели на Даго со странной, обезоруживающей силой.
      - О, пресветлый господин, - плачущим голосом заныл человек в клетке, Выкупи меня из варварской неволи.
      Он говорил по-сорбски, поэтому до Даго доходили только отдельные слова, а про смысл других ему приходилось лишь догадываться.
      - Я монах из Фульды. Меня держат здесь в плену и морят голодом уже полгода. Держат меня на продажу, только ни один купец не захотел меня забрать с собой. Ребятня тычет в меня палками, будто я бешеный пес. Есть-пить не дают. А я знаю латынь, умею читать и писать.
      Даго отбросил волосы со лба, чтобы получше приглядеться к человеку в клетке. Рядом никого не было, так что они могли разговаривать свободно.
      - Раз ты знаешь латынь, значит - почитаешь крест. На что мне такой как ты? Я веду священного коня в храм Аврабы. А там почитателей креста ненавидят.
      И тут до него донесся шепот уже на тевтонском языке:
      - Господин, я видел тебя в Фульде. Как тебя зовут, мне не ведомо. Но ты тоже носил на груди золотую цепь с крестом. Выкупи меня, пресветлый господин, и я буду тебе верно служить. Выкупи меня, ради Христовых ран. Я умею молиться по-латыни, умею исцелять людей.
      - Молчи, - прошипел Даго.
      С безразличным видом он прошел мимо клетки и уселся на речном берегу. Долго ждать не пришлось. Из дома вышел десяток воев во главе с жупаном, и все направились к нему. Даго положил руку на рукоять Тирфинга, но жупан сделал рукой миролюбивый жест. Сразу же за ним шли две женщины в грязных льняных сорочках и несли вяленую рыбу. За теми же бежали худые собаки.
      - Давай два денара, господин, и сразу же переплывешь на другой берег, - заговорил жупан. - Ты ведешь священного коня. Мы не хотим проклятия на свои головы, потому ты дашь два денара.
      - А что это за зверя вы держите в той клетке? - указал Даго на узилище из ивовых прутьев.
      - Это не зверь, а человек, - объяснил жупан. - Но ты прав, он очень походит на зверя. Мы его даже научили выть. Купи его у нас, господин. Он сам говорит, будто умеет читать и писать. Нам такой не нужен, но купцу, быть может, и пригодится.
      - Я не купец, - с презрением отрезал Даго. - Откуда он у вас?
      - Он жил в ватаге разбойников. Грабежом занимался. Женщин насиловал. Тевтоны изгнали его из своей страны за его неправедные дела. А может он родом из сорбов, удрал в те стороны, да и пристал к разбойникам. Мы их много перебили, а этот поддался и пообещал, что купцы за него много заплатят. Только с тех пор здесь не было ни одного купца.
      - И не будет купцов, потому что слишком высокое проездное берете. Опять же, говорят, что путь у вас опасный.
      Воины беспокойно переглянулись. Даго изучил от Зелы язык тела, язык взглядов и уст. Этим людям нельзя было доверять, слова его прикоснулись к какой-то из их тайн.
      - Я дам вам два денара. За перевоз, еду и этого вот зверя из клетки, заявил Даго. - Мы прикажем ему написать королю франков, что ожидаем его за Вядуей с оружием в руках и плюем на его крест.
      - Три денара, - бросил жупан.
      - Один. И не надо мне вашей еды и зверя.
      - Два, господин. И человека из клетки получишь, - согласился жупан.
      - Привяжите его к вьючной лошади, - скомандовал Даго.
      А потом, совершенно безразлично, не обращая на жупана и его воинов никакого внимания, он взял из грязных рук женщин вонючую рыбу и начал жадно есть, делая вид, будто смотрит лишь на приготовления к переправе. Только он заметил и то, что далеко на реке появились три лодки с людьми, плывущими на другой берег реки. Он догадался, что там, в каком-нибудь овраге или на лесной дороге, на него готовят засаду. Только он не боялся этого, поскольку всю жизнь кто-нибудь пытался его убить.
      Воины быстро и умело завели лошадей на плот и привязали их к деревянным столбикам. Сюда же притащили и человека из клетки, связав ему руки. Тот был настолько слаб, что все время падал, так что двоим людям все время приходилось его поддерживать. Даго дал ему вяленую рыбину, выбрав самую вонючую. Впрочем, и сам этот человек ужасно вонял. Сколько могло быть ему лет? На вид - пятьдесят, а то и больше. Только кто мог знать, сколько ему на самом деле?
      Даго ударил его кулаком по шее.
      - Завой, - приказал он.
      И человек из клетки завыл будто волк, а потом как собака. Жупан расхохотался.
      - Ты должен чего-нибудь добавить за него, господин, - сказал он. Красиво он воет.
      Даго достал из кармана бронзовую серьгу.
      - Возьми это для своей женщины, - бросил он украшение жупану.
      Прежде чем отплыть от берега, жупан и его люди поклонились реке. Даго сделал то же самое, хотя и перехватил презрительный взгляд монаха. Только христианство лежало на Даго будто тесная одежка. Жалким казался ему бог, которого люди смогли замучить, а потом еще и распять на кресте, А разве может кто-нибудь распять реку? Существует ли кто-то такой, что смог бы сдержать ее течение, особенно по весне или осенью, когда воды вздымаются и несут поваленные деревья, людские дома и утонувших животных. Даго поклонился бы существу, способному остановить бег реки, заморозить молнии или громы. У этой реки был могучий бог, или же сама она была богом. Христиане верили в рай и ад, вечно опасались греха и постоянно испытывали чувство вины. Для Даго же не существовало ни греха, ни рая, ни ада. После смерти человек переходил в иной мир, но жил в нем точно так же. Если умирал повелителем - им и оставался, если умирал рабом - то и в новом мире рабствовал.
      Случались боги сильные и слабые. У этой реки было могучее божество. Малые речки, возле которых родился он сам, люди покоряли, выстраивая язы, и с их помощью ловили рыбу. Просто там были слабые боги. Но даже и тех, слабых, не следовало презирать. Даже маленькая речушка по весне могла стать сильной.
      Наконец они отбились от берега. Люди жупана искусно пользовались жердями, плот не кружил на речном стрежне. Воины стояли по двум краям плота и, чтобы ровно отталкиваться от дна, подхватили за своим жупаном песню: "Ой лелум, полелум". Когда пели "лелум" - одновременно погружали свои шесты в речное дно, а когда отталкивались - мычали "полелум". Песня была монотонной, но путешествие не затянулось. Впрочем, все это время Даго был занят тем, что успокаивал Виндоса. Он крепко держал его под уздцы, непрерывно поглаживая коня по шее, и старался прикрывать ему то один, то другой глаз, чтобы жеребец не понял, что с ним происходит.
      Монах из клетки тоже молчал. Он жевал вонючую рыбу и казался Даго все отвратительней. На песчаный берег они сошли среди трухлявых верб. Даго отдал жупану два денара, привязал купленного чужака к вьючной лошади, а уже к человеку - Виндоса. Потом поднял руку на прощание, удивляясь, что ни жупан6 ни его люди не готовятся в обратный путь.
      - Надо перевести дух, господин, - объяснил жупан. - Тяжко было. - И вдруг, ни с того, ни с сего, показал свою жадность, глядя на сидящего в седле Даго. - Красивые у тебя шпоры, господин. Они покрыты бронзой или золотом?
      - Золотом, - коротко ответил тот и медленно тронулся меж вербами, направляясь к недалеким холмам, образующим край долины на этой стороне реки.
      Купленный человек внезапно заговорил, на сей раз на языке склавинов:
      - Будь осторожен, светлейший господин. Там, на тех холмах, на тебя нападут. Они выслали вперед три лодки с воинами, чтобы те приготовили засаду. Эти же, плотовики, пойдут сзади и ударят с тылу. Много раз я видал, как переправляли они купцов, а потом возвращались с богатой добычей.
      - Я знаю об этом, монах из Фульды, - усмехнулся Даго.
      Он вытащил нож и перерезал веревки на руках купленного, Виндоса же привязал к вьючной лошади.
      - Я сорб. Когда я был еще ребенком, меня пленили франки, окрестили и дали имя Герман, так как раньше у меня было имя Херим.
      - Франконским мечом владеть умеешь?
      - Очень плохо, светлейший господин. В аббатстве Фульды, где я тебя видел, из меня сделали монаха. У меня недостаточно сил, чтобы сражаться тяжелым мечом.
      - Но ведь ты же был в разбойничьей шайке, убивал, насиловал женщин...
      - Это правда, светлейший господин. Только сам я не убивал и не дрался. Я замаливал их вину, каялся в их прегрешениях, ибо сказано в Священном Писании, что "один за другого бремя носить обязан". Они не были христианами, но принимали меня за чародея и чувствовали себя со мною безопасней.
      - Если меня убьют, ты вернешься в свою клетку, - сказал Даго.
      - Я предпочту смерть, господин. Так что дай мне меч, если он есть у тебя.
      Даго остановил лошадей. Наконец-то он может сбросить с себя кишащую всякой пакостью волчью шкуру. Он бросил ее Хериму, чтобы тот покрыл ею свои лохмотья. Потом вынул из вьюков железную кольчугу и достал свой длинный франкский меч. Хериму же он дал меч, добытый у тевтона, который вел Виндоса. Только Херим и в самом деле был настолько слаб, что не смог удержать оружия в руке.
      - Ладно, тогда тебе будет только одно задание - следи за белым жеребцом и не позволяй, чтобы он куда-то убежал в сумятице. Остальное я беру на себя.
      - Господин, ты не сможешь один справиться с воинами из засады. Они метко бросают копья. Их много, а ты...
      - А мы не полезем в засаду, не пойдем по дороге от переправы. Я поведу лошадей через заросли лозы, так что на холмы мы подымемся далеко от того места.
      - Но мы же оставили следы копыт. Жупан пойдет за нами.
      - А мы обождем его в лозах. Когда я справлюсь с этими, другие про это знать еще не будут. После того, они до смерти перепугаются того, что увидят.
      Херим покачал головой, не слишком-то доверяя силе Даго.
      - Прежде, чем нам погибнуть, светлейший господин, скажи мне хотя бы свое имя.
      - Меня зовут Даго - князь, - услыхал он ответ воина, который, говоря это, выпрямился в седле, а голос его окрасился властным тоном. - Если мы победим, то я заберу тебя в свое княжество.
      Лозы и высокий камыш, заполнявшие почти всю пойму долины, становились все выше по мере удаления от реки. В какой-то миг Даго приказал Хериму остановиться с Виндосом и вьючной лошадью на небольшой полянке, со всех сторон закрытой стенкой молодого ольшаника и лоз. Сам же он на своем коне исчез в кустах, чтобы застать идущих сзади воинов врасплох.
      Ждать пришлось недолго. Очень скоро послышался шорох шагов и сопение людей. Над верхушками камыша были видны наконечники копий. Воины шли гуськом по тропе, вытоптанной лошадями Даго. Тот терпеливо обождал, пока все не пройдут мимо него, а затем, ударив коня шпорами, напал на них сзади. Прежде, чем те успели сориентироваться, на них посыпались удары длинного франконского меча. У воинов жупана не было щитов, и они не успели направить в него своих копий. Даго нагонял их, поочередно разрубывая головы или же нанося удары по шеям. Умирая, они ужасно кричали. Один лишь жупан и пара его людей пытались удрать их камышовых зарослей, но Даго догнал предводителя, принял на щит удар его копья, а затем снес ему голову.
      Запыхавшись, вернулся он на поляну, где оставил Херима с лошадьми.
      - Я заметил у них мешки. Посмотри, нет ли там какой-нибудь еды, приказал он монаху. - Нас ждет долгая дорога, так что не знаю, удастся ли нам поохотиться.
      Херим пошел по следам и возвратился с набитой хлебом и рыбой сумкой.
      - Некоторые из них еще живы, - сообщил он перепуганно.
      - Ты мог их добить, - ответил Даго. - А, впрочем, пускай скажут своим людям из засады, что за нами не следует идти.