- Я имею в виду власть над людьми.
      - Такую власть Бог даёт выбранному Им человеку, чтобы тот мог управлять судьбой других людей или целых народов. Власть эта - сила и мудрость. Но подобная власть над людьми - ничто по сравнению с властью, которую Господь дал своему наместнику на земле, папе, и его священникам. Им дана власть над человеческими душами, право судить их грехи, отпускать их и совершать священные таинства.
      - Каким образом можно получить власть над людьми?
      - Чаще всего получает её человек, рождённый от повелителя. Папа совершает его помазание освящённым миром и одевает ему на голову королевскую корону. Без такого помазания власть никакой святости в себе не имеет. Случается, правда, что и обычный человек, которому Господь непостижимым образом дал способность править другими или большую силу, достигает высоких постов и положений и тоже может получить миропомазание, или же харизму, от наместника Божия.
      - Ты говоришь о христианских владыках. Но ведь имеются и многие другие. Князь Акум в Друзо тоже обладает властью над городом и людскими судьбами.
      - Это власть ненастоящая и слепая. Но, признаюсь, что обычному человеку трудно её отличить от той, которую даёт священное помазание. Некоторых людей Господь в непознанной и таинственной мудрости своей одарил удивительным талантом: способностью к правлению. Своим хитроумием и разумом приходят они к власти и управляют иными. Но, говорю тебе, они остаются слепцами. Бог предложил им возможность увидать полноту сияния своего и величия, но полностью смогут они сделать это лишь приняв истинную веру. Если они не пользуются данной им возможностью, то слепцами и умирают.
      - Акум всех видит и всё слышит. Когда же он проезжал мимо меня на коне, то я чувствовал, как меня от него отделяет какая-то невидимая стена.
      - Эту стену меж повелителем и обычным человеком творит величие власти. Вообще-то я никогда не размышлял об этом достаточно глубоко, но все же считаю, что некоторые люди рождаются повелителями как бы сами по себе. От них исходят сила, мудрость и упомянутое мною величие.
      - Скажи мне, отче, а как мне добыть его?
      Пожилой священник изумлённо поглядел на этого семнадцатилетнего юношу. Сам он прожил уже шестьдесят лет, но еще никто и никогда не задавал ему подобных вопросов. Но разве уже то, что этот молодой человек спрашивал его о таких удивительных вещах, не свидетельствовало, что со временем станет он повелителем? Поэтому, после глубоких раздумий, священник сказал то, что подсказывал ему опыт:
      - Немногие знают, сын мой, что когда-то я пребывал при дворе франков. Я познакомился с их повелителем, столкнулся и с франкскими вельможами, И скажу тебе, что человек, желающий обладать хоть щепоткой власти, прежде всего должен пробуждать страх, чтобы другие подчинялись ему хотя бы из страха. Ещё должен он пробуждать любовь, чтобы привлечь к себе иных. Его должна окутывать тайна, чтобы каждый его поступок и слово носили примету необычности. Еще обязан он взвешивать каждое слово и каждое своё деяние, чтобы не выглядеть смешным. Ибо, тот кто смешон, пробуждает презрение к себе.
      Только это и удалось узнать сыну Бозы от старого священника. Но и этого было достаточно, чтобы уразуметь: если Зелы говорила правду, что он, будучи сыном великана, и родился повелителем, то здесь, в Друзо, в самом начале своего пути к власти начал он делать ошибки. Поначалу для Астрид и Хлодра он был таинственным, но подрастерял загадочность, когда начал шататься по продажным женщинам. Разве можно было завоевать величие, покрывая за ночь пусть даже и дюжину девок? А потом ещё, будто обычный разбойник, еще и грабил на дорогах. Аскоманны ценили разбой, но ведь он не собирался стать повелителем аскоманнов. Почему перестал он пользоваться искусствами, полученными от Зелы - магией и чарами? Да, он был всего лишь семнадцатилетним мальчишкой, которому нужно было многому учиться. В планируемом захвате и грабеже Друзо командование взял на себя Хлодр, а не он, Даго. Но так, по-видимому, и должно быть, раз он только начал познавать мир.
      Как он ни пытался, но так и не смог поверить, что сын Бога позволил себя распять обычным людям. Даго носил на груди крестик, но понятия греха, рая и ада, а также вечного создателя грехов - Сатаны, оставались для него чуждыми. Ещё в детстве ему привили то, что после смерти человек живёт в виде духа своей обычной жизнью, княжеской или рабской, в зависимости от того, кем он родился и кем умер. Если при жизни человек творил много зла, то после смерти - самое большее - принимал звериный облик или становился упырём. Когда Даго глядел на небо с его громадной полосой блестящих звёзд, которую некоторые называли Млечным Путём, а другие - Птичьим, для него он всегда оставался Путём Душ, Дорогой душ, отлетающих для жизни в новом мире...
      Тем временем в посад Друзо стали свозить лён, и в бедняцких землянках, и в шалашах слышно было, как женщины отделяют костру от волокон. Время это называлось Пажджердж, от льняной костры - пажджерджи. В первых днях этого месяца в доме Астрид появились два воина, здесь же укрылись шестеро аскоманнов, которых Хлодру удалось уговорить принять участие в нападении на город, ибо уже назначен был день, когда военные корабли Свери должны были зайти в порт. Каждую ночь снилась Пайота Даго, он видел её лицо, алые губы и никого не замечающие глаза. Когда же снилось ему, что глаза её глядят на него с испугом и, в то же время, с любовью, у него поднимался и напрягался до боли член. Теперь у него не было Астрид, так как с тех пор, как начал он бывать в шалашах у продажных женщин, та стала ходить спать к Хлодру, потому Даго не мог теперь успокоить своих телесных желаний и потому, постанывая, ворочался на лавке. А впоследствии даже днём, достаточно было прикрыть глаза, образ Пайоты вставал перед ним, возбуждая дрожь будто от холода или горячки. Эту дрожь заметили Астрид с Хлодром, но парень объяснил им, что его мучает Жажда Деяний. "Ведь разве не рассказывал я вам неоднократно, что меня родили для великих подвигов," - говорил он им.
      Украдкой вытаскивал он подвешенный на ремешке крестик и молился Богу, замученному людьми, чтобы тот помог ему овладеть Пайотой. Только вот желал ли он этого только лишь в том смысле, в каком мужчина желает молодую и красивую женщину? Ведь та даже не была красавицей. Даго знал в городе и более красивых женщин. Так что желание его имело в себе что-то ещё, что сам он мог осознать лишь с трудом. Возможно, он хотел овладеть Пайотой, чтобы таким вот образом переступить ту невидимую границу меж её величием и собою, доказать, что для него, будущего повелителя, такой границы не существует. Обладать Пайотой - для него это значило укрепиться в уверенности, что он не такой, как все вокруг, что её высокое рождение и величие ничего не значат, поскольку он, Даго, тоже вскоре добудет себе величие власти, как ворожила ему об этом Зелы.
      Таким вот образом, через сны и мечтания, вновь вернулась к нему память о жизни у Зелы, о её ласках и громадном теле, о её чарах и предсказаниях. И ничего, что не был он выше или сильнее самых сильных в Друзо, раз был у него чудесный меч Тирфинг, а сам он был из рода великанов. Это он разрушит Друзо, Пайоту сделает рабыней и уйдет в свет, чтобы свершать великие деяния и сделаться повелителем.
      Г Л А В А Д Е В Я Т А Я
      Л Е С Т К
      Рана на спине Зифики не закрывалась быстро, несмотря на мази и чары Даго, поэтому он решил, что они простоят лагерем у озера еще пару дней. Место, похоже, было безопасное, навряд ли кто заглядывал в места, граничащие с болотами. Ночи стояли тёплые, когда же Даго подстрелил серну, еды у них стало до отвала. Лошади, разболевшиеся от ядовитой болотной растительности, теперь выздоравливали, питаясь сочной травой, растущей по берегам озера.
      Согласно обещанию, Даго ни разу не дал понять, что видит в ней женщину. Только теперь сама Зифика стала сильно ощущать свой пол. Быть может впервые в жизни довелось ей жить так близко возле мужчин. То при совместном разжигании огня, то при разделе пищи внимательно следила она, чтобы её руки случайно даже не встретились с руками Даго, её нога или колено - с его ногой или коленом. Когда же Даго иногда глядел на неё, она закрывала глаза ресницами, что самой ей не мешало бросать заинтересованные взгляды и восхищаться его телом, когда тот купался в озере голышом. Только женственность исходила от неё во все стороны, и даже Херим, не знающий тайны Зифики, в присутствии девушки становился возбуждённым, что проявлялось в неустанной болтовне про то, какое наслаждение испытывал он с различными женщинами. Пришлось Даго запретить ему подобные разговоры, так как это явно раздражало Зифику.
      Приходило ли Даго в голову изменой, силой овладеть девушкой; думал ли он о нежном девичьем теле, о коже, одуряюще пахнущей женщиной? Только вот кто мог поручиться, что в будущем ему не понадобится помощь жестоких, но и храбрых женщин?
      Наступила ночь - душная, жаркая, обещающая грозу. Путников окутали тучи комарья, так что Херим раз за разом подбрасывал в костёр зелёных веток, чтобы отогнать их дымам и жаром. Вскоре где-то вдалеке, со стороны болот, послышались пока еще тихие раскаты грома, и тут же забеспокоились лошади - они подошли к костру и стали фыркать. Люди тоже испытывали страх. Зифика опустилась на колени и коснулась земли лбом, моля Перуна, чтобы тот обминул их своими молниями; какие-то свои молитвы бормотал Херим; один лишь Даго сидел неподвижно и молча, жалея, что не ведом ему Бог, которому бы смог он поверить свой страх перед бурей. Слишком многих богов, которым люди приписывают власть над молниями, знал он: Перуна, Сварога, Триглава, уже позабытого древнего Зевса, богов кельтов, алеманов, саксов, ютов и англов. Существовал ещё и Бог христиан, повелевающий любой стихией, был еще Один Бог народов Севера. Даго видал, как возносили мольбы об успокоении шторма на море, только ни одна из этих молитв так и не была выслушана. Вот почему, хоть сам он и боялся грозы, Даго не молился, поскольку не было в нём никакой веры. Мир для него был настолько переполнен страшными тайнами, что ни один человек, пусть даже придумавший для себя наисильнейшего и наимогущественнейшего Бога, не смог бы их разгадать. В представлении Даго боги, равно как и люди, оставались беспомощными по отношению к подобным тайнам. Мир, как рассказывал ему один сумасшедший монах, состоял из четырёх стихий и не знал ни добра, ни зла, что же хорошо, а что плохо - определяли сами люди. Был мир видимый и мир невидимый, заполненный душами умерших людей. Даго опасался этого невидимого мира и потому всегда совершал облату, для невидимых уст роняя на землю по нескольку капель воды, мёда или пива, хлебные крошки. И ещё он предпочитал объезжать рощи, где, могло случиться, невидимое скрывалось от видимого мира.
      Внезапно он почувствовал на своём лице как бы прикосновение руки. Может это дух, о которых он только что размышлял? Нет, это было то, что Зелы называла человеческим взглядом. Она научила Даго чувствовать взгляды даже тогда, когда самого глядящего не было видно. Тогда он немного отсел от огня, чтобы отблески костра не мешали ему, и поглядел в лесной мрак. Людские глаза отсвечивали как и глаза животного. Спрятавшись в лесу, за ними следил какой-то человек. А поскольку друзей они не ожидали, значит это был враг.
      - Ведите себя как обычно, - шёпотом приказал Даго Зифике и Хериму. Из леса за нами кто-то наблюдает. Он подкрался к нашему лагерю очень близко. Я ненадолго отойду и поймаю его.
      Над лесом снова прокатился раскат грома. Белый жеребец Виндос забил копытами, так что могло показаться вполне естественно, что Даго поднялся с земли и отошёл от костра, направляясь к коню. Он, успокаивая, похлопал его по шее, а потом пропал в темноте. С детства учили его, как ходить по болотам, чтобы не завязнуть, и как ходить по лесу, чтобы не хрустнула ни единая веточка. Поэтому без малейшего шума подкрался он к этому человеку и сзади нанёс могучий удар по голове. Будто тяжёлый мешок приволок он пленника к костру и положил на спину.
      - В лесу осталось его оружие и, возможно, конь, - тоном приказа обратился Даго к Зифике, которая тут же взяла в руку горящую головню и направилась в лесную темень.
      Когда Зифика вернулась, ведя за уздечку коня и неся удлинённый щит из досок, обшитых кожей, и громадный топор, пленник пришёл в себя.
      Это был мужчина в возрасте Даго, но гораздо более рослый и плечистый, с резкими чертами лица и кривым, сломанным носом. У него были светлые волосы и длинные усы. Увидав неприятелей, он тут же прикрыл глаза, притворяясь, будто вновь потерял сознание. Но пальцы его сразу же стали шарить по земле, выискивая меч или топор. Даго ногой отшвырнул его оружие подальше от костра, и пленный тут же понял, что очутился в полной власти тех, кто его поймал. Но страха он не проявил, что Даго понял, наблюдая за его лицом.
      - Вы не воины Аслака и Хельгунды, - заговорил он хриплым голосом на языке спалов. - Похоже, что вы чужие. Так зачем же вы поймали меня?
      - Ты подкрался как враг, - заявил Даго.
      В этот момент Зифика швырнула под ноги Даго принесенный ею щит.
      - Убей его, господин! - воскликнула она. - Убей его не медля, будто бешенного пса. Погляди на его щит. Это же лестк!
      На щите у пойманного был виден неуклюже нарисованный белый орёл с распростёртыми крыльями.
      - Убей его, Даго! - настаивала Зифика. - Или ты не знаешь, кто такие лестки или лестковицы?
      - Я никогда не слыхал о них.
      - Теперь их полно здесь по весям и лесам. Они хотят вернуть давнюю волю, сражаться с властью князей и королей. Раньше они предательски нападали на людей князя Пепельноволосого, теперь воюют с Хельгундой и Аслаком. Они ненавидят всяческую власть. Днём работают и живут как остальные, притворяясь послушными воле правителей, а по ночам сбиваются в ватаги и нападают на грады. На их щитах знак орла, так как для них тот означает существо, что само управляет своим полётом и не признаёт над собою никакой власти. Когда я отправился с посольством к Пепельноволосому, мне было приказано остерегаться лестков и убивать их. Кто не признаёт никакой власти, тот не признаёт и посольства аргараспидов.
      Через несколько лет Херим записал:
      "И сказал тогда Даго Господин и Пестователь: и я тоже человек, что как орёл не признаёт над собою ничьей власти, не ищет ничьего совета и сам своим полётом правит. Надоели мне короли и князья, графы и бароны. От Свободных Людей получил я титул Пестователя, ибо прибыл в края эти, чтобы принять в своё отцовское пестование народ мой, насилуемый князьями и богатеями. Свобода моего народа - вот моя наивысшая цель."
      Так, а может как-то иначе сказал Даго Господин и Пестователь. Теперь уже точно никто установить не сможет. Но пойманный им лестк понял его и, несмотря на боль после удара в голову, уселся на земле и обратился к Даго:
      - Как зовут тебя, господин, и кто ты такой? Видимо ты не убьёшь меня, раз сам любишь свободу и ненавидишь князей да богачей.
      - Зовут меня Даго Господин и Пестователь. Родом я из племени великанов спалов, что остались в старинных песнях, но их кровь во мне, поэтому имеется у меня право считать землю эту своею наследственной. Много лет, гонимый Жаждой Деяний, провёл я в пути. Но таинственный голос приказал мне вернуться в земли свои, чтобы народ мой получил давнюю свободу. По пути взял я в пестование своё этого вот, в прошлом монаха, Херима, что был несчастен и томился в рабстве, а еще этого вот юношу, которому грозила смерть или неволя. Ты же - лестк, что на древнем языке спалов означает хитроумный или понятливый. Только слишком уж хитроумным ты себя не показал, раз очутился в моей неволе. Однако, если ты скажешь мне своё настоящее имя, я дам тебе свободу. Если же ты захочешь отдаться в моё пестование, я дам тебе свободу вдвойне.
      - Что значит "вдвойне"? - спросил лестк.
      - Я могу вернуть тебе меч, топор, щит и коня и позволить уйти. Это будет предоставление свободы в первый раз. Но если ты останешься у меня и будешь рядом со мною, свободу получит и здешний народ. Потому и говорю, что предлагаю свободу вдвойне.
      - Меня зовут Палука, и я из рода Палуков, что никогда не признали власти Пепельноволосого. Род наш могучий, но княжеская власть порушила наши грады и многие наши веси. Сохранились мы только в глухих лесах. Все Палуки сделались лестками.
      - А известны ли тебе еще какие-нибудь роды, принадлежащие к лесткам? спросил Даго.
      - Да. К югу есть несколько родов, что никогда не признали ни власти Пепельноволосого, ни его воинов из Юмно, ни власти его жены Хельгунды и сына Аслака. Сотни людей поддерживают нас, господин.
      - Но если вас так много, почему же до сих пор правит Хельгунда с Аслаком? Почему власть у воинов из Юмно? - спросил Даго с издёвкой.
      - Пепельноволосые выстроили три настолько крепких града, что никто и никогда их не захватит, разве что кто обладает силой великана. Самый крепкий из них - Гнездо. Мы, господин, умеем сражаться по лесам, но вот град добыть - это уже дело совершенно иное. К тому же нет у нас такого, кто бы собрал нас вместе.
      - Выходит, ты понимаешь, что кто-то должен стать во главе и повести в бой?
      - Да, господин. Это каждому ясно.
      И сказал Даго:
      - Если ты понимаешь столько, выходит, что понимаешь всё. Забирай тогда свой меч, щит, топор и коня. Ты свободен.
      И как раз в этот миг ослепительный зигзаг молнии прорезал темноту неба над их головами, а через мгновение над лесом прокатился оглушительный гром. Палука поднялся, только ноги его подкосились, и он снова уселся к костру.
      - Не позволишь ли мне, господин, остаться здесь до утра? Слишком уж сильно ты меня ударил.
      Даго разрешающе кивнул, а потом приказал Хериму и Зифике, чтобы те прикрыли огонь на случай, если разыграется гроза, и польются потоки дождя, в костре осталась хотя бы одна тлеющая головешка. Затем концом ножен своего меча он очертил вокруг всех громадный круг, пробормотал несколько непонятных слов и, укрывшись плащом, сел, не двигаясь. Теперь он выглядел будто вырезанный из дерева или камня.
      - Он что, еще и волшебник? - спросил Палука у Херима.
      - Искусство чар ведомо ему. Но прежде всего, он - Пестователь, а это означает, что взял всех нас в свою опеку от грозы. Он предложил тебе свободу вдвойне, а ты взял только одну. Дурак ты, Палука.
      - Вообще-то, тебе следовало бы отрубить голову, - добавила Зифика. На двор короля аргараспидов, где я служу, давно уже доходили вести о лестках с белыми орлами на щитах. Вы - самое большое несчастье в краю Пепельноволосого. Вы хотите жить свободными, но меняете одно зло на другое. Вы сражались с Пепельноволосым, но победили не вы, а еще более худшая Хельгунда и её сын Аслак. Мы хотели получить помощь против мардов, но если нам удастся их разбить, мы придем за солью сюда, так как здесь скоро не станет никакой власти. Вместе с солью мы отнимем у вас и свободу.
      - Он тоже любит свободу, - сказал Палука, указывая на неподвижно сидящего Даго.
      - Это так, - согласился Херим. - В стране Свободных Людей он победил ужасного Змея, и за это ему была предложена власть. Но он не принял её и ушёл, потому что господин - человек вольный. Но скажу тебе, в краю Свободных людей я встретил лишь страх и бедность. Господин Даго сделал меня свободным, но я пристал к нему и слушаюсь его приказаний будто раб.
      Буря разыгралась не на шутку. Сначала с ужасным шумом прилетел ветер. Своим воем он наполнил весь лес, согнул кроны вековых сосен и дубов, а после этого начал ломать ольшины. Раз за разом небо рвалось молниями, и делалось светло как днём, а затем с оглушительным раскатом грома наваливалась тьма. Вихрь ударил в угли костра. К счастью, мокрые ветви, которыми накрыл его Даго, не позволили пламени разнестись. Человеческие души переполнились ужасом: Палука бил лбом оземь, а закутавшаяся в плащ Зифика, равно как и Херим, тряслась от страха. В конце концов, она подбежала к Даго, встала перед ним на колени и прошептала:
      - Спасай меня, господин, от гнева Перуна, повелителя молний. Спаси, господин!
      - Властелин громов и молний - это Сварог, - отвечал ей Даго. - И раз ты веришь в Перуна, значит, в тебе течёт скифская кровь. Я начертил магический круг, его уважит и Сварог, и твой Перун.
      Он положил руку на голову Зифики и прошептал несколько непонятных слов, и тогда почувствовала она, что от ладони этого мужчины переходит в неё какая-то неведомая сила, а страх куда-то уходит. Если бы не привитые ей принципы, приказующие ненавидеть и презирать мужчин, Зифика обняла бы его и прижалась бы к нему всем телом, так как бюуря была для неё чем-то гораздо более страшным, чем бой с врагом.
      Внезапно буря утратила свою силу. Некоторое время глаза ещё поражал блеск молний, а уши наполнялись громовыми раскатами, только гроза уже удалялась. Ржали перепуганные лошади, и если бы им не спутали ноги, они в панике разбежались бы по лесу. Наконец полил дождь, а громы и молнии становились всё реже. Поток воды вмиг погасил костёр, сделав траву вокруг сидящих подобием мелкого озера. Дождь стекал по плащу, покрывавшему спину Даго, он же затекал за воротник кожаной куртки Зифики и, по-видимому, загасил в ней страх. Устыдилась тогда Зифика, что стоит на коленях у ног Даго, поднялась с земли и под дождевыми струями ушла под гущу листьев громадного дуба. После этого к Даго подошёл Херим в истекающем водою плаще и сказал:
      - Мне кажется, господин, что я понимаю твои мысли.
      - Это хорошо. Тогда ты хоть в чём-то сможешь мне помочь. Так о чём же я думаю, Херим?
      - Ты размышляешь, господин, а не нарисовать ли и тебе на щите белого орла и сделаться лестком.
      - Откуда тебе ведомо, что я так думаю?
      - А потому, что ты сам сказал мне, что желаешь создать великую державу. Только каким образом победить тебе Хельгунду и Аслака, если не соединиться с лестками?
      - Ты правильно говоришь, Херим. Но помни, что у каждого повелителя голова думает одно, уста говорят другое, а руки делают третье. Укройся под дерево. Я хочу побыть один.
      Под утро дождь прекратился, но сделалось ужасно холодно. Херим нашёл в кострище тлеющий уголёк, раздул его и развёл огонь припасённым под попоной хворостом. Мужчины сразу же разделись донага и, грея тела у огня, сразу же сушили свою одежду. Одна лишь Зифика тряслась от холода в промокшей одежде.
      - Почему ты не раздеваешься, Зифик? - спросил Херим. - Ты все время остаёшься в панцире, как будто опасаешься, что кто-то его украдёт.
      Тогда Даго взял Зифику за руку, отвёл её за деревья и достал из своих вьюков сухую нарядную аскоманнскую одежду, похожую на ту, которую получил в своё время от Астрид: ярко-красные штаны, чулки, белую сорочку с кружевами на рукавах, пурпурную блузу и белые порты. Но он не уходил, а ждал, чтобы Зифика переоделась при нём.
      - Мне стыдно, господин мой, ты смущаешь меня, - едва выговорила, трясясь от холода, Зифика, с трудом стаскивая с себя вымокшую одежду.
      - Я видел множество обнаженных женщин, Зифика, - усмехнулся Даго. - Я знаю, что тело у тебя красивое, но мне хочется увидеть тебя голой.
      - Ты заплатишь за это смертью, - с ненавистью, стуча при этом зубами, выдавила та.
      Но, тем не менее, разделась при мужчине донага, и Даго увидал её девичье тело, стройные ноги, плоский живот, треугольник тёмных волос внизу его и подумал, что Зифика красива. А она, раздеваясь, глядя ему прямо в глаза, заметила, что у Даго, когда он увидал её совершенно нагой, не дрогнула даже ресница.
      - Почему же ты глядишь на меня, раз вид обнажённой женщины, как мне кажется, тебе безразличен? - спросила она.
      Даго покачал головой.
      - Ты ошибаешься, Зифика. Я желаю тебя, и мне хотелось увидать твоё тело. Но иногда мне хочется доставить себе страдание, чтобы проверить собственную силу и волю. Ибо плохо кончают повелители, не могущие сдержать желание к какой-нибудь женщине и не умеющие причинить себе боли воздержания. Власть - это то же самое воздержание.
      - Ты хочешь стать властителем, но не убил проклятого лестка?
      Тот пожал плечами.
      - По-видимому, правду говорят некоторые, утверждающие, что у женщины разум прячется между ног. Никогда тебе не понять, куда летит орёл. И ещё, неужели ты и вправду собираешься убить меня из-за того, что я видел тебя голой?
      Говоря это, он рассмеялся и ушёл, чтобы погреться у костра. А девушка пришла вскоре после него, одетая в багряную аскоманнскую одежду. Под блузой панцирь скрывал девичьи торчащие груди. Всех поразила её необычная красота и гибкая фигура, которую яркая одежда лишь подчеркивала.
      - Ты, Зифик, похож на красивую девицу, - похотливо облизал губы Херим.
      Та презрительным взглядом окинула голое тело Херима и его мужское отличие, таким же взглядом отметила член Палуки, потом сплюнула на мокрую после дождя траву и сказала:
      - Ты сам, Херим, похож на бабу, так как думаешь только об одном, что указывает на то, что ум твой скрывается не в голове, а между ногами.
      Лицо Херима побагровело от злости, и он уже хотел было ляпнуть какую-нибудь грубость, но его, подняв руку, успокоил Даго, в знак того, что желает о чем-то спросить.
      - Лестк, а ты знаешь, где сейчас находится князь Пепельноволосый?
      - А зачем тебе он, господин? - удивился Палука.
      - Я спросил, а ты не отвечаешь, - грозно прогремел голос Даго.
      - Правду знают лишь воины из Юмно. Это они вывезли князя из Гнезда и где-то спрятали вместе с двумя его наложницами. Мне так кажется, что Хельгунда хотела его убить, но он носит Андалу, так что она предпочитает править от его имени.
      У большого костра одежда быстро высохла, вскоре все оделись.
      - Так ты уезжаешь? - спросил Херим у Палуки.
      - Нет, - ответил тот и повернулся к Даго: - Хочу, господин, принять от тебя свободу вдвойне, как ты обещал. Я тебе не говорил, но перед тем, как стал я подкрадываться к тебе, за мною гнались воины из Юмно. С большим трудом ушёл я от них. Может они завернули в какое-нибудь селение, когда начиналась гроза, но, может, где-то и ожидают в лесу. Мне больше не хочется убегать от них будто собака и кусать их как пёс. Возьми меня в своё пестование.
      - А что ты предложишь мне взамен?
      - Я провожу тебя в свою весь, где ты повстречаешь множество лестков. Мы пойдём с тобою за свободой. А еще, никто в этих краях не сравнится со мною в метании топора.
      - Покажи.
      Тогда Палука взял в руку свой топор с широким, спущенным книзу остриём, с тремя усами у отверстия, чтобы топор хорошо держался топорища. Оружие, видимо, было хорошо уравновешено - какое-то время Палука раскачивал его в руке, а затем с размаху метнул. Топор сделал три оборота в воздухе и вонзился в тонкий ствол растущей неподалёку ольшины.
      Бросок был хорош, но Даго не высказал никакой похвалы.
      - Пошли, - коротко приказал он. - Ты, Палука, ведёшь.
      Был полдень, когда они углубились в лес. Солнце пригревало довольно сильно, лесная подстилка парила, из-за чего ехали в легкой дымке, часто объезжая или перескакивая стволы упавших во время бури деревьев. Некоторые из них ветер вырвал с корнями, в основном ели. Но были и берёзы, и ольхи, переломанные посредине ствола. Вид этот вызывал страх перед богами, и он вновь закрался в сердца едущих.
      - Чего такого натворили мы, господин, что пришла буря? - беспокойно спросил лестк. - Если бы не твой магический круг, то молния обязательно бы ударила в нас.
      - Буря - это доброе предзнаменование, Палука, - объяснил Даго. - Эта буря должна была сдержать тех, кто гнался за тобою. Боги помогают тебе. Есть ли у тебя какой-нибудь амулет?
      - Да, господин. Я получил его от отца, которого убили эти, из Юмно. Это три волчьих клыка.
      - Разве ты не знаешь, что нельзя носить с собою вещей, подаренных покойными? Ведь когда-нибудь мёртвый захочет напомнить тебе о подарке. Выброси его. Я дам тебе другой талисман, но лишь тогда, когда буду убеждён в твоей верности.
      - И что же это будет, господин?
      - Кусочек золотистого камня, в котором заключено странное насекомое. Камень этот родился в море, куда стекали слёзы громадных сосен. Насекомое это замкнутый в камне дух, который станет тебе помогать.
      - А у тебя, господин, какой талисман?
      - Мне служат мои заклинания.
      - А у тебя, юноша? - обратился Палука к Зифике.
      Девушка достала висящий на шее деревянный член. Херим увидал его и расхохотался. Палука же остался серьёзен.
      - Так значит ты любишь девушек, парень. Этот деревянный хер должен добавлять тебе сил в любви, не так ли? Ты хотел, чтобы Даго Господин убил меня, но я не питаю к тебе вражды и обещаю, что когда мы доберёмся до моей веси, ты сможешь выбрать там любую женщину. Для своих гостей мы не жалеем своих жён, сестёр и дочерей.
      - Ого, тогда поспешим, Палука, - разохотился Херим. - А тебе, Зифик, предлагаю поспорить, кто дольше и кто большее число раз поимеет женщину.
      С гневом в глазах Зифика спрятала свой амулет на груди. Она уже жалела, что показала его. Слушая похвальбу Херима, она стиснула зубы и подумала, что возможно, когда подвернётся случай, она, Зифика, ещё покажет им, как по весне женщины в своей стране устраивают охоту на мужчин, как делают их после того рабами или убивают.
      - Моя деревушка находится у малого озера в лесу. Из этого озера течёт ручей в большую реку, называемую Вартой. Ещё до вечера мы успеем добраться ко мне домой. Ведь это сегодня, господин, самый длинный день и большой праздник Очищения Огня?
      - Да, сегодня пора летнего солнцестояния, - кивнул головой Даго. Сегодня гасят грязный огонь.
      Неожиданно перед ними открылась широкая поляна, поросшая низким березняком и высокой травой. Скорее всего, еще недавно здесь обрабатывали землю. С другой стороны поляны были видны остатки сожжённых домов.
      - Это сделал Нелюб Пепельноволосый, - объяснил Палука. - Когда он строил своё Гнездо и насыпал громадные валы, каждый род и каждая весь получили приказ свозить землю и насыпать свой кусок вала. Те, что жили тут, взбунтовались и сбежали. Воины Нелюба погнались за ними и всех перебили. Даже стариков и малых детей. Поехали побыстрее, господин, а то здесь живёт очень много духов.
      Они были уже на средине поляны, как увидали выехавшую из лесу напротив небольшую группу конных. Их было шестеро: двое одеты в панцири и шлемы, блестящие на солнце. У них были круглые деревянные щиты и мечи у пояса. У остальных были только щиты, копья и луки.