Туда и оттуда

И Майк даже не почувствовал этого соприкосновения. И пошел аттракцион! Враги исчезали, стоили Майку коснуться их - или их оружия - своим мечом. Но дважды он чуть не пропустил опасные удары. С исчезновением каждого очередного бронзового в зале становилось все светлее... Вот не стало и последнего. Майк утер вспотевший лоб - и понял, что находится не в зале, а на площадке лестницы, ведущей все так же вверх. И что все его перебежки, уходы и финты совершались на пространстве два на полтора метра. Майк провел рукой по стене даже не камень, толстый слой штукатурки, и ни единой щербинки на ней. Но щека, пораненная каменной крошкой, горела. "Ага, вот значит как! - подумал Майк. - Ясненько: "увидев - поверишь, поверив - умрешь". Впрочем, я-то как раз ничего не видел, но поверил вполне. Ну, мастак этот злобн.завоев. шутить! Устроил тут... пещеру ужасов! Надеюсь, только мне. Хорошо иметь артефактный меч - жаль только, что он у нас один." И Майк двинулся вверх, на всякий случай держа меч наготове.
      Гил кошачьим наметом взлетел по лестнице и очутился в круглой комнате. Другого выхода, кроме того, через который он вошел, не было. Интересно, куда же девался маг? Сквозь стену просочился, что ли? Или тут скрытые двери? Гил начал обходить комнату, выстукивая стены. Но никаких признаков скрытых проходов не было. Более того - по завершении обхода оказалось, что и вход куда-то делся. Ни дать ни взять - запаянная консервная банка, и он внутри. Гил рассеянно шагнул на середину комнаты - и почувствовал, что пол под ногами поворачивается. Через мгновение комната завертелась бешеной каруселью, Гил отлетел к стене и больно ударился плечом. Карусель все набирала обороты, и мало того - стены комнаты стали постепенно сближаться. "Вот раздавит тут, как лягушку", - пронеслось в голове у Гила. Качало и крутило так, что он не смог устоять на ногах и распластался на полу. Это вдруг напомнило ему случай в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, где он помогал Майку ставить фехтовальные сцены для какого-то спектакля. Тогда шла проверка технического оснащения для спецэффектов, и Гил, неосторожно шагнув на вращающуюся сцену, попал в такую же адскую круговерть. Правда, в театре это длилось всего полминуты. А сейчас... сколько времени прошло сейчас? Комната стала заметно теснее. Долго ли он еще продержится? Театр Станиславского и Немировича-Данченко... Станиславского и Немиро... Станиславского... А Станиславский говорил: "Не верю!" Поверишь - умрешь...
      - Не верю! - произнес вслух Гил. Кажется, вращение комнаты замедлилось. Он смог подняться на ноги и повторил: - Не верю! Все это фокусы! Спецэффекты! Тху на тебя!
      Карусели как не бывало, да и стены никуда не двигались, круглая комната обрела свои первоначальные размеры, вход обнаружился на положенном ему месте, а выходом служил квадратный люк в потолке, достигнуть которого можно было по скобам в стене. Гил схватился за скобу, шатнул ее, проверяя на прочность, и чуть не охнул от боли в плече. "Синяк будет, подумал он. - Хорошо, что не перелом. Н-да, циркач этот маг изрядный. А Станиславский все равно круче!" И Гил полез вверх, не забывая тщательно проверять крепость скоб.
      Лестница окончательно завершилась в квадратной комнате, напоминающей ту, внизу донжона, где маг наложил на них заклятье. Только посередине было не возвышение, а мраморная лесенка из десятка ступеней, выводившая, очевидно, на крышу донжона. Сквозь проем наверху этой лесенки струился холодный серебристый свет. Едва войдя в комнату, Майк отшагнул было назад, решив, что сейчас придется драться с новыми врагами. Ибо двое появились прямо из пола по обеим сторонам лесенки, а третий выскочил из двери напротив. Но все трое тут же закрутили головами, озираясь, и Майк с облегчением опознал в них Дракона, Мора и Гила. На всякий случай выставив перед собой меч, Майк подошел к ним.
      - А ты не иллюзия? - подозрительно спросил его Гил. Если иллюзия, то сгинь-пропади, я в тебя не верю!
      Дракон смотрел мрачно - видимо, тоже сомневался. Один Мор взирал на товарищей без опаски - он видел их так, как должен видеть близорукий человек, лишенный очков, и потому был убежден, что они самые что ни на есть настоящие. После обмена парой реплик в этом уверились и остальные.
      - А где маг? - спросил Мор.
      - Там! - Майк ткнул рукой на лесенку. - Больше негде! Ну, мы ему сейчас покажем... где мороки зимуют! Вперед!
      Четверо воителей, тяжело дыша, выскочили на плоскую крышу башни. Видно, за время их погони ветер разогнал тучи - замок был ярко освещен луной. Маг стоял у самого парапета, и амулет на его груди сиял алым светом. Увидев своих преследователей, он только улыбнулся и простер руки ладонями вперед.
      - Счас мы его! - выдохнул Гил.
      - Бездна сразу под башней. Сорвать амулет, и туда, сказал Майк. Все четверо рванулись вперед - и с размаху ударились о невидимую стену. Мор отскочил, потирая ушибленное плечо, Майка силой удара бросило на колени. А маг, все так же улыбаясь, ступил на парапет и скрестил руки на груди, охватив амулет ладонями.
      - Уйдет! - Дракон отчаянно стукнул кулаком в преграду.
      - Не уйдет! - Майк поднялся и взмахнул мечом Айренара. В лунном свете блеснул клинок, покрытый рунами, - и со стеклянным звоном преграда исчезла. Четверо кинулись к магу - но он уже не стоял на парапете, а словно плыл по воздуху, удаляясь от башни.
      - Опоздали! Уже не достать! - с досадой сказал Майк. Гил, где твой лук?
      - Сейчас, - откликнулся Гил. Он подошел поближе к краю крыши, тщательно прицелился и выстрелил. Но стрела, не долетев до цели, словно угодила в вязкий кисель - замедлила полет, и маг походя взял ее из воздуха, повертел и швырнул обратно. Стрела со свистом рассекла воздух, словно ее не бросили небрежно, а выпустили из лука. Приключенцы едва успели увернуться.
      - Черт! - выругался Мор. - Так он нас тут и ухлопает.
      И тут снизу, из внутреннего двора замка наперерез магу взлетела черная тень. Рассекали воздух блестящие крылья, золотом отливала в лунном свете чешуя. На спине дракона восседал юный рыцарь в развевающемся плаще. В правой руке он сжимал копье со сверкающим наконечником. А в левой руке рыцаря мерцала драгоценными камнями чаша - Святой Грааль. И лунные лучи, подобно родниковым струям, вливались в эту чашу, текли, наполняли ее - и переполнили. Серебристое сияние плеснуло через край - и в этот миг с наконечника копья сорвалась голубая молния. Сорвалась и ударила в амулет на груди парящего над Бездной мага. Погасло алое сияние, и маг с воплем упал вниз, в жадную пасть Бездны. Затих его протяжный крик, и тут башня задрожала, ощутимо покачнулась - но устояла. И Бездна сомкнулась, приняв обратно свое порождение.
      - Айда вниз, - опасливо сказал Мор, - а то вся эта вышка того и гляди рухнет.
      Уголек со своим всадником уже спускался во двор замка, и сияние Грааля медленно угасало.
      Когда все собрались во дворе и перевели дух, было уже заполночь. Выглядели все ужасно - одежда порвана, все грязные, уставшие. У Инки и Эллен болела голова, Эйкин был ранен - по счастью, легко. Хуже всех пришлось Эйнару, который так и лежал без сознания, окутанный голубым сиянием. Рядом сидела Хиллелиль, смертельно бледная. Уголек обвился вокруг своей чаши и тут же от усталости заснул. Что делать теперь - не знал никто.
      Тайка сидела у стены и едва слышно наигрывала на флейте простой мотив. И вдруг вскочила с невнятным возгласом.
      Прямо из стены стали выходить знакомые фигуры - Королева, главный ее полководец Ллейн, еще эльфы, потом высокомерный Арондель под руку с сестрой, старая ведьма Магда и величественный Одвин. Наши герои молча смотрели на новоприбывших.
      Арондель и Мериль приблизились к Хиллелиль, и та сделала усилие подняться. Арондель подхватил ее и обнял. Потом увидел Эйнара и нахмурился.
      - Вот оно что, - сказал он. - Опять Белый Волк!
      - Спаси его, - еле слышно попросила Хиллелиль. - Ради меня, спаси Эйнара, если еще не поздно.
      - Ох, сестричка, как же я могу тебе отказать, - вздохнул Арондель и простер руку вперед.
      Сияние стало ярче, потом разом угасло. От страшных ран остались только шрамы, но глаз Эйнар так и не открыл и лежал, как мертвый. Тогда к нему приблизилась Королева и поднесла к бескровным губам серебряный фиал. Что там был за напиток неизвестно, но после нескольких глотков Эйнар пришел в себя.
      Трогательная эта сцена была нарушена бестактным Керри.
      - Ну все, госпожа, - весело сказал он. - Больше вам не придется грозить сбросить меня в Бездну.
      - Ты полагаешь, Керридан, что можешь отныне проказить безнаказанно?
      - Ну что вы, госпожа, - притворно смутился Керри. - Я только намекаю, что пришла пора обещанных наград.
      В воздухе разлилось благоухание, ароматы лесных трав, камень пошел мелкими трещинами, в которые тут же проросли ростки. Не прошло и пяти минут, а во внутренних двориках встали стеной иван-чай и болиголов, горькая полынь и душица. Выщербленные стены оплел вьюнок, у подножия их поползла повилика, на башни взобрался цепкий хмель. Трава оплела меч Эйнара, который Ари уронила на каменные плиты, и клинок мгновенно пошел пятнами ржавчины, источился и рассыпался в труху.
      Бой был окончен.
      13. Награды фей.
      Искристый звон булата
      В слова свои вложи
      Последняя баллада
      Не допускает лжи!
      Э.Р.Транк
      - Благодарю, - ответил Том,
      Мне ни к чему подарок ваш.
      С таким правдивым языком
      У нас не купишь - не продашь.
      Не скажешь правды напрямик
      Ни женщине, ни королю...
      "Том из Эрсилдуна", пер. С.Маршака
      Вернись обратно, Виттингтон,
      О Виттингтон, вернись обратно!
      Г.Лонгфелло
      [В последней адвентюре рассказывается о том, как все закончилось, и о наградах, полученных героями нашей повести...]
      Более блистательного сборища Поляна Лунных Танцев еще не видела. Ради одержанной победы все распри были забыты (на время, не стоит обольщаться надеждой на вечный мир!). Светлые эльфы в блистании лунного серебра волос, блеска серебряных мечей и доспехов. Темные эльфы казались рядом с ними второй половиной ночи, темнотой, в которой только и видны звезды и луна - в темных своих одеждах, воины - в черненых кольчугах, с мечами, женщины - в изукрашенных самоцветами одеяниях. Гномы, нацепившие по случаю празднества все свои драгоценности, по привычке выстроились фалангой, и во главе красовался отважный государь Мотсогнир в золотой короне о семи зубцах, которую он так и норовил сдвинуть набок. Рядом с ним, гордо подбоченясь, стоял Эйкин. Подпаленная его бородка была расчесана надвое и задрана вверх, расшитый золотом плащ сколот пряжкой в виде крылатого дракона. Поодаль стояли молчаливые и сдержанные рыцари Грааля в своих светлых столах. Среди них был и Анри. Рядом с рыцарями свернулся клубочком вокруг чаши Уголек. Время от времени дракон приподнимал голову и сверкал глазами на демонов, почти сливавшихся с тенями ночи. Надо понимать, Керри был прославлен своими проделками не только среди эльфов, а прежде всего среди сородичей, но кошачьей шкодливостью отличаются все демоны, сколько бы лет им не было. Потому что только демону придет в голову отыскать на богом забытой проселочной дороге гранитную статую неудачливого мага и приволочь ее на праздник. Керри любовно стирал с каменной физиономии Курона пыль и радостно отвечал на вопросы.
      - Какого черта ты его обхаживаешь? - спросил Майк.
      - Я подарил эту чудесную статую князю Асмодею. Он намерен поставить ее у себя во дворце, а через двести лет, когда Курон превратится в обычного человека, попробую его воспитывать, - Керри лицемерно вздохнул. - Правильное воспитание пойдет ему на пользу.
      Князь демонов, темнолицый хромой красавец с серебряными кудрями, только усмехнулся. Он стоял рядом с Аронделем, опираясь на резной посох с навершием в форме змеиной головы и вежливо разглядывал героев дня. Герои, немного пришедшие в себя и принявшие надлежащий вид, сидели тесной кучкой. Эллен устроилась чуть поодаль, в обнимку с гитарой. Вид у нее был самый трагический, так что Асмодей счел нужным осведомиться, чем она так опечалена.
      - Вы празднуете победу на костях павших. Теперь станете мстить тем из нас, кто выжил? Во славу Света все можно?
      Князь демонов удивленно приподнял брови.
      - Ты преувеличиваешь, дитя мое, - отечески сказал он. Победа далась нам нелегко, и никто не собирается расправляться с несчастными, которые были обмануты и порабощены Утратившим Имя. Кроме того, разве ты не знаешь, что демоны и Темные эльфы привержены вовсе не Свету, а Тьме? Свет ведь удел немногих.
      Эллен смотрела на него странно блестящими глазами, потом сказала:
      - Все равно, это было против чести.
      - Против чести было втягивать тебя в дела магов и воинов, вмешался в разговор Арондель.
      Эллен упрямо покачала головой и тронула струны.
      В чем моя вина? В черном с серебром.
      В чем моя война? Словом, не мечом.
      В чем моя печаль - темное стекло...
      Было и... - Прощай... - было, да прошло.
      Тяжесть многих бед - да на плечи мне:
      Горек этот хлеб, да другого нет.
      Крылья лжи легки, да молва быстра:
      От одной строки - к пламени костра.
      В чем моя беда? Не склоню колен.
      Мертвая вода, стылый холод стен...
      Крылья лжи пестры, ярче радуги.
      Ярые костры - кому радостью?
      Ввысь бы, да крыла переломаны,
      Пепел да зола - кружат вороны.
      Хоровод виллис привела молва:
      Рано собрались - я еще жива!
      Без оружья бой - мне ли выстоять?
      Против всех одной - это истина,
      Помощи молить не пристало мне.
      Что скажу? - "Прости... как устала я..."
      На Эллен смотрели с сочувствием и жалостью, и она с печальным достоинством несла этот крест. Остальные и не пытались уже уговаривать ее, поскольку Эллен всегда было трудно сбить с избранного ею пути.
      Но тут пропели рога, и на поляну вступила торжественная процессия. Впереди шли рука об руку прекрасная Королева эльфов и Король. Сразу видно было, что Король - из Темных эльфов, но во взгляде его, обращенном на Королеву, была любовь. Это были шекспировские Оберон и Титания, но куда более прекрасные и грозные, в мощи, славе и величии Фэери. И все поклонились им, даже князь Асмодей склонил свою серебряную голову.
      - Слушайте, жители Фэери! - выступил вперед Ллейн, Королевский Бард. - Ныне настал конец нашим бедам, и отвага и доблесть пришедших из-за Предела положили конец нашему Врагу. Радуйтесь и славьте их, ибо они достойны славы!
      - Это про нас? - спросила Инка.
      - А про болгарских слонов, что ли? - съязвила Ари.
      - ...и каждому будет дарована награда по желанию сердца его!
      - Вот эльф чертов, - прокомментировала Инка. - Вечно они выворачиваются, как намыленные, со своими словесными выкрутасами.
      И тут вперед выступила Эллен.
      - Празднуйте победу! - сказала она. - Восхваляйте победителей! Что вам до боли побежденных!
      Продела руку и голову в гитарный ремень, встала поудобнее и запела:
      Как гончий пес, ты чуешь кровь,
      И снова в битвах гибнут люди:
      "Да сгинет Тьма - да будет Свет!"
      О благородстве речи нет.
      И что тебе рыданья вдов?
      Во славу Света войны вновь,
      А победителей не судят.
      И корчиться, как червь, у ног
      Во прахе побежденный будет.
      Король, избранник Света, здесь,
      Чтобы вершить святую месть,
      Чтоб низшим преподать урок,
      А если ты и был жесток
      Что ж, победителей не судят.
      Огонь и сталь - вот твой закон,
      Что мир вовеки не забудет,
      И ты, король и властелин,
      Стоишь средь выжженной земли,
      И древний Запад отомщен:
      Пускай из горла кровью стон,
      Но победителей не судят.
      Пусть восхвалений пьяный мед
      Наградой победившим будет
      Так славь героев, менестрель!
      За песни - золота кошель,
      А коли он не то поет,
      Землей ему забейте рот,
      Ведь победителей не судят!
      Кто прав - решает сталь клинка,
      Вершит сильнейший правосудье,
      Костром взовьется еретик,
      Горят в огне страницы книг.
      Пускай в крови твоя рука,
      Закон один на все века
      Что победителей не судят.
      И тут гитара стала периодически издавать страшные диссонансы, струны задребезжали, хоть плачь.
      - Не пугайся, - сказала ей Королева. - Твои песни хороши, и я дарую тебе волшебные струны. Всегда, на любой твоей гитаре струны под твоей рукой станут серебряными, и на каждое слово лжи они будут отзываться диссонансом. Так посоветовал мне мой менестрель, Том из Эрсилдуна. Ибо у тебя есть дар волновать сердца, и ты веришь в то, что поешь.
      Эллен осталось только смириться с этим.
      Затем вперед выступил Арондель под руку с Хиллелиль.
      - Слушайте, жители Фэери! Ныне Эйнар, прозванный Белым Волком, сын короля Эйрика из рода Инглингов, просит руки сестры моей Хиллелиль. Да будет известно, что ради нее он пустился в дальний и опасный путь, который привел его к Замку-над-Бездной, и освобождение моей сестры едва не стоило ему жизни. Вы знаете дела и славу Эйнара Скальда, так скажите - достоин ли он руки Хиллелиль?
      Поднялся одобрительный гул. Эйнар, бледный как смерть, но державшийся гордо и прямо, шагнул вперед. Арондель соединил их руки тонкая нежная рука Хиллелиль утонула в крепкой жесткой ладони воина.
      - Славьте же их, ибо этот союз благословлен Светом и Тьмою, и всеми Фэери!
      Рыцарь в белоснежном одеянии поднес им священную чашу, и они испили из нее, а потом чашу наполнили снова, и она пошла по кругу, ибо настал час радости и песен. Много было поднесено даров, и много спето песен, но рассказать обо всем этом не хватит сил. Наши герои, подозревавшие возможность такого поворота событий, но абсолютно к нему не готовые, не знали, что бы такое подарить. И тут Майку в голову пришла идея. Он сопоставил известные ему факты и сообразил.
      - Эйнар! - сказал он. - Мы были товарищами по оружию, и ты поменялся со мной оберегами. Прими же из моих рук меч Айренара, священный Магический Меч королей!
      Настала тишина. Эйнар взял меч, повернул его в руках, блеснули в лунном свете руны на светлом клинке.
      - Благодарю тебя, побратим, - сказал он. - Клянусь - этот меч не будет пущен в ход ради неправого дела!
      И тут было самое время для свадебных-венчальных-застольных песен. Тайка блеснула иронической песней:
      Да славится мастер, искусный кузнец,
      Творец ожерелий, клинков и колец.
      Но трижды меж нами прославится тот,
      Кто кубок для сладкого меда скует.
      Тебе, земледелец, Деметры слуга,
      Подвластны сады, и поля, и луга.
      Ты славен - но ныне возносим хвалу
      Тому, кто вино доставляет к столу.
      Надежных друзей проверяет война.
      Друг рядом - и сеча тебе не страшна.
      Да здравствует доблесть! Но сердцу милей
      Тот друг, с кем пирушка пойдет веселей.
      Сидит с королем молодая жена.
      Он так благороден, прекрасна она.
      Им слава! Но трижды прославится тот,
      Кто в честном бою короля перепьет!
      В пару к ней была песня Эллен, которая не осталась безучастным свидетелем торжества. Кроме всего прочего, отчаянный скальд ей нравился.
      Будь славен король, что в боях побеждал,
      Чей щит украсит сияющий герб,
      Будь славен кузнец, что меч твой ковал,
      Но трижды - кто выковал плуг и серп.
      Дворцы и твердыни рассыплются в прах,
      Речь мудрого переживет короля,
      Будь славен, сеющий мудрость в сердцах
      Но кто-то должен засеять поля.
      Воителю меч привычнее слов,
      Опора миру, да славится тот,
      Кто трон хранит и разит врагов,
      Но трижды - тот, кто колосья сожнет.
      Слова менестреля острее стрел,
      Укор разит вернее, чем меч,
      Будь славен, кто песню сложить сумел
      Но кто-то должен сложить и печь.
      Вино и песни сердца веселят,
      В застолье не сталь, а кубки звенят.
      Будь славен тот, кто растил виноград,
      Но трижды - те, что пшеницу растят;
      Будь славен меч, и лютни струна,
      И древняя мудрость, хранящая мир,
      Будь славен кубок хмельного вина
      Да только без хлеба и пир - не пир!
      Но черного хлеба ломоть в пути
      Мне слаще яств королей и вельмож.
      Будь славен тот, кто пшеницу растил,
      Но трижды - тот, кто посеял рожь!
      Далее обрученные обменялись песнями. Начала Хиллелиль:
      Вертись, вертись, мое колесо,
      Прядись, прядись, шерстяная нить.
      Отдавай, мой гость, мне мое кольцо,
      А не хочешь если - совсем возьми.
      Ответная песнь Эйнара была воинственной:
      Мне слышится вой холодных ветров,
      Мне помнится лай голодных собак,
      Мне ведома поступь моих врагов,
      Но не ведома Ночь, а известен лишь Мрак ...
      Я знаю формулу смеха клинка,
      Я видывал смерть и что хуже ее,
      Я видел Звезду, где Луна высока
      Где свет распороло Тьмы острие.
      Я вечно пою гимн и радость ножа,
      Я жалость сожрал вместе с мертвым врагом,
      Мне имя - берсерк, Ярость - мне госпожа,
      И мне все равно, что случится потом.
      Моя речь - это хрип разъяренных богов,
      Прежде жил я и звался Серебряный Волк,
      Мышцы рвутся от бешенства нервов и слов
      И дымом - плаща черно-траурный шелк ...
      Один я остался, а стая ушла,
      И ко мне обращаются лишь облака,
      Я уже не похож на Крушителя Зла,
      Но безжалостно-крепка, как прежде, рука ...
      И снова было подношение даров - на сей раз чествовали наших приключенцев. Немного можно унести из Фэери, разве что удачу, радость и стремление к совершенству. Собственно, награды фей бывают именно таковы, и каждый получает по заслугам. Гил получил меткий лук и стрелы, Дракон - благословение Королевы и талисман удачи, Ари свиток в резном футляре с изложением премудростей эльфийского рукоделья и волшебное зеркальце, Тайка - чудесную флейту с серебряным колечком вместо своей треснувшей, Инка - сияющий самоцвет, Мор - серебряные струны. Да еще насмешливо улыбающийся Арондель поднес ему очки - оправа была старая, но выправленная просто потрясающе, а стекла прозрачнейшие и самые подходящие, да еще Арондель шепнул, что разбить их будет куда труднее. Мор радостно нацепил очки и навел резкость.
      Самый радостный подарок получил Уголек. Ему нарекли имя. Свидетелями были король Оберон и граф де Ла Тур, имечко давал Дракон, то есть Мишка Брагин - так пожелал Уголек. Мишка долго думал, потом сказал:
      - Ну что, Уголек, тезки мы с тобою - ты дракон, и я Дракон. Давай уж будем полными тезками. Нарекаю тебя Михаилом!
      И коснулся клинком своей катаны основания драконьего крыла. Уголек расправил крылья, поднял голову и издал ликующую трель. Теперь он был совсем взрослый, достойно отомстил за дедушку и папу, сберег чашу и обрел друзей. Не в этом ли счастье жизни? Михаилу Угольку пока хватало. В благодарность он выдернул из своей брони чешуйку размером в ладонь, прочную и дымчато-полупрозрачную, как крыло стрекозы, и отдал Дракону - на память.
      Анри подошел к нашим героям перекинуться парой слов на прощанье. Он был уже в рыцарском плаще, на поясе блистал серебром рукояти фамильный меч Фалар, по преданию принадлежавший некогда самому Утеру Пендрагону. На руке у Анри поблескивало серебряное кольцо с альмандином, ранее бывшее у Эллен.
      - Теперь я - второй хранитель Грааля, - улыбаясь, сказал он. Благодаря вам не в последнюю очередь. Особенно тебе, Керри.
      - О, хоть один догадался поблагодарить, - фыркнул демон. Интересно, а демонов в ваш орден принимают?
      Анри пообещал узнать.
      - А может, споешь на прощанье? - предложил Гил.
      Теперь можно было спеть и эту песню, гимн никольеров.
      Безумны солнце и луна,
      В безумных небесах,
      Плывут, безумию сполна
      Подставив паруса.
      Дидли, дидли, пой, дpужок,
      Дидли, дидли, пой...
      Безумьем полон белый свет,
      Полна безумьем тьма.
      Другого объясненья нет,
      И я схожу с ума.
      Олдникольер, седой как лунь,
      Давно мне говорил:
      "Безумен каждый человек,
      Что в этот мир вступил!"
      Ты можешь этот мир спасти
      Одним движеньем глаз:
      Согласно веки опусти
      И не разлучишь нас.
      И плащ ее в траву упал,
      Примяв застежкой рожь,
      И понял я, что променял
      Безумье на него ж...
      Дидли, дидли, пой, дpужок,
      Дидли, дидли, пой!
      Дидли, дидли, пой, дpужок,
      Дидли, дидли, - вот и спел!
      Мор посвятил песню лесным эльфам и их Королеве в первую очередь.
      Усталость
      Долгих дорог
      Тает в свете ночной звезды.
      Пусть малость
      Отдохнет клинок,
      Конь напьется чистой воды
      Из прозрачного родника,
      Расплескав отраженье луны.
      В Имладрисе ночь, и она
      Пробудит волшебные сны.
      Я снова
      Пришел в этот дом,
      Где не властны старость и смерть.
      Шли годы
      Своим чередом,
      Я вернулся - и снова я здесь,
      Будто вышел я лишь вчера.
      Тяжесть времени падает с плеч.
      В Имладрисе ночь, и она
      Будет медленно течь над землей, медленно течь.
      Пусть песня
      Звонкой струной
      Поднимается до небес.
      Шум листьев
      Над головой
      Шепчет имя, звучавшее музыкой здесь.
      В этой музыке - взмах крыла,
      Шелест пенной морской волны...
      В Имладрисе ночь, и она
      Пробудит волшебные сны.
      Тайка спела на прощанье такую песню:
      Вот и солнце зашло, наконец.
      Капли времени меряют вечность.
      Этот день теперь не жилец,
      Тихо падает синий вечер.
      Звездная сеть на небе - белые искры.
      Мир и бездонный покой в черном небе царит.
      Льется на грешную землю свет серебристый
      И, отражаясь в росе, самоцветом горит.
      Льется песни печальный мотив.
      Ничего, что слова непонятны
      Эта песня о долгом пути
      И о мире, таком необъятном:
      "Пусть ведет нас звезда вдаль по этой дороге,
      И не скоро конец, да и будет ли он?
      И достанет волнений, забот и тревоги.
      Путь ведет в бесконечность по кругу времен."
      Смолк певец, и опять тишина,
      Но осталась на сердце тревога.
      Ночь манит, но теперь не до сна
      Звездный свет призывает в дорогу.
      Что же, певец, ты наделал мотивом своим,
      Так одиноко звучавшим в подзвездном покое?
      Ведь на земле стало больше скитальцем одним.
      Прочь от спокойствия манит мотив за собою...
      И самой последней спела Софи, и песня ее больше всего подходила для этого расставанья.
      Поступь дней и грохот битв,
      Шепот ласк и страсть молитв
      Все струною отзвенит,
      Все слезой уйдет в песок.
      Птичьим клином улетать,
      Желтым кленом облетать,
      Жизнь и смерть в одно сплетать
      Для всего настанет срок.
      В дней тиару вплетены
      Тьма и свет, как года дни,
      Чередой пройдут они,
      За собою клича нас.
      Не порвав событий нить,
      Вечность в двери постучит,
      Время верить и любить
      Сменит ненависти час.
      Мы сплетаем сети слов,
      Но из глубины веков
      Ветра западного зов
      Все призывней и слышней.
      В нем - небесная печаль.
      Бросив дней немой оскал,
      Мы уйдем, ведомы вдаль
      Чередой ночных огней,
      Чашу мук испив до дна.
      И останется одна
      Изначальная весна
      На истерзанной земле.
      Пряный изумруд травы,
      Золотой покров листвы,
      Глубь небесной синевы,
      Лун и солнц спокойный блеск.
      А потом вился хоровод на поляне, и лунный свет волнами заливал лес, и все потонуло в этом чистом свете. Пела флейта, и музыка все отдалялась, смолкали голоса, и наконец настала тишина...
      А потом было утро.
      И снова они были на знакомой поляне, у разрушенной часовни. Как будто и не уходили. Все так же, как в тот памятный вечер спальники, оплывшая свеча на подсвечнике-корневище, рюкзаки, каны, кострище... И, судя по всему, то самое утро. Ни Ари, ни Мора, ни Эллен не было.
      За завтраком и потом они как-то остерегались говорить о своем приключении. Что-то мешало. В таком же сумрачном молчании они двинулись в путь.
      Солнце уже изрядно склонилось к закату, когда на развилке Гил увидел красочный плакат-указатель: "Веселая Англия - сюда". Потом попался еще указатель - "Холмы Фей - направо. Ноттингем - прямо. Шервуд - налево. Монастырь святого Витольда - за Шервудом. Мастера в Ноттингеме".
      Возле ярких шатров из парашютного шелка - будущий Ашби де ла Зуш - было довольно много народу. По большей части еще в туристской одежде, но кое-кто уже и в плаще, и при мече. По мере того, как наши герои приближались, на них обращало внимание все больше и больше людей. Невысокая стройная девушка с темно-русыми волосами и носом с аристократической горбинкой, в зеленой майке и черных шортах, с ярким значком "Координатор", окликнула их:
      - Привет! Уже в прикидах?
      - Привет, Тинка! - ответил Майк.
      И тут началась приветствия, обмен репликами и все прочее как обычно бывает у людей, которые встречаются от силы два раза в год, но тем не менее дружны между собой. Хор восхищенных похвал относился в основном к костюмам и оружию наших героев. А они чувствовали себя очень неловко - привыкли и к одежде, и к кольчугам, и к оружию. Где-то были большие города, где есть машины, телефон и телевизор, но нет и не будет ни эльфов, ни демонов, ни гномов, а вместо драконов - самолеты. Но с возвращением в город можно было еще повременить, ведь еще целых пять дней можно прожить в доброй старой Англии рыцаря Айвенго, Робин Гуда и обитателей полых холмов.
      И уже звенели струны, и Зайка подстраивала флейту, и девица в белой тунике и зеленом плаще, крашеная под блондинку, пела:
      Свершили в чаще колдуны