По существу это был первый драматический момент в жизни экспедиции. В принципе горная болезнь вещь обычная... но здесь дело осложнилось из-за того, что Онищенко хотел ее побороть сам и запоздал со спуском, да и Хомутов не сразу сообщил о состоянии Славы... Теперь дело приняло серьезный оборот...
      Доктор, который знает цену болезням в горах, скорость течения их, не раз был свидетелем, как пустяковый пробой в самочувствии быстро развивался в тяжелейшую болезнь... И хорошо, если есть возможность спасти, как в 1976 году, когда на высоте 4000 метров в палатке без необходимого инструмента ему удалось удачно прооперировать прободную язву. Но это было на морене ледника Фортамбек, и доктор был рядом с больным.
      А Слава Онищенко в лагере II на высоте 7350 метров, и ни один врач ему не может помочь. Онищенко--отличный спортсмен. Он единственный из всего спортивного состава экспедиции имел звание заслуженного мастера спорта. Онищенко совершил много восхождений на Кавказе и в Альпах. Но ни один из подъемов не требовал от него столько мужества, сколько этот спуск.
      Спасательные работы на такой высоте в Гималаях, при маршруте, где нет возможности идти ногами, а только карабкаться по стенкам, могли не только сдвинуть к муссонам предполагаемые восхождения, но, возможно, и сорвать все планы. Горная болезнь привела к острой сердечной недостаточности. В таком положении в Москве вызывают реанимобиль и ждут помощи. Тут самая скорая помощь была всего в двух километрах, но в двух километрах по высоте. Почти без сознания он с Хомутовым, Мос-кальцовым и Голодовым, дыша кислородом, своими ногами сошел к доктору. На ледопаде его встретили Тамм, Овчинников, Трощиненко, а потом подоспели Туркевич и Бершов. Но и здесь он шел сам.
      Когда Свет Петрович померил Славе давление, оно было 50/0. Палаты интенсивной терапии, куда с надеждой выжить поступают такие больные, у доктора Орловского не было. В базовом лагере Онищенко лежал с кислородом и капельницей, а доктор колдовал над ним, пока не вытащил его из тяжелого состояния и не привел в себя... Он даже разрешил Славе вымыться в бане, но все равно, как говорил Бершов, "глаза у него были немного дурные". А потому Орловский, выдержав время, отправил Онищенко вниз--совсем вниз.
      Леня Трощиненко посадил Онищенко на станок и понес за спиной из базового лагеря. Сопровождать Славу, который скоро отказался от "портера" Трощиненко, отправился тренер Романов. Дойдя до Луклы, Слава уговорил Бориса Тимофеевича вернуться в лагерь, что они и сделали. Орловский без одобрения смотрел на это возвращение, но у него были уже новые заботы.
      <>&
      37
      Колесо экспедиции крутилось дальше. Четвертую команду возглавил Хомутов. К нему напарником пришел Володя Пучков.
      Третье явление на высоту началось выходом четверки Мысловский, Черный, Шопин, Балыбердин. хотя они отдохнули всего четыре дня.
      На разборе действия альпинистов во втором выходе были признаны успешными, хотя и возникла традиционная перепалка Иванова с тренерами по поводу несостоявшихся ночевок ивановской группы на 7350 (группа Онищенко из-за его болезни программу, естественно, не выполнила). "У меня всю жизнь,--заметил на полях рукописи Овчинников,-- были такие перепалки с Ивановым. Это естественное обсуждение. А то можно подумать, раз перепалка, то в следующее мгновенье будет драка. Иногда более убедительными были доводы Иванова, тогда наши". Раэбором все были удовлетворены.
      Опросив команду Мысловского, готова ли она к работе, Тамм поставил задачу найти место для лагеря IV. В этот момент он еще не знал, что третий лагерь не установлен и не будет установлен группой Онищенко.
      Первая команда вышла настроенная на работу и быстро дошла до лагеря 6500. Там они узнали, что Онищенко спускают вниз и что ни один метр маршрута к тому, что прошла алмаатинцы, не пройден. В темноте Балыбердин и Шопин вышли навстречу Онищенко, чтобы помочь ему дойти до лагеря 6500. Он их не узнал.
      Ерванд Ильинский к этому моменту все еще не акклиматизировался настолько, чтобы примкнуть к своей группе, которая работала уже во всю силу. Не знаю, но, может быть, не было острой необходимости посылать с караваном в пешем походе из Катманду тренера--участника одной из штурмовых групп и одного из активных восходителей (Сергея Ефимова)--из другой. Или, если они сами хотели, не надо было им разрешать идти. Впрочем, это мнение любительское...
      Дистанция в одну неделю оказалась нелегкой для погони и Ефимову, и Ильинскому. Но если Ефимов присоединился к своим во втором выходе на высоту, то для Ильинского это осталось мечтой, страстным желанием до самого последнего дня.
      Он устремлялся за своими учениками, товарищами, партнерами, а судьба разводила их. В тот день, когда Эрик с четверкой Мысловского поднимался с небольшим грузом в лагерь 7350, он надеялся, что в следующем выходе сможет войти в свою четверку. Оставив Ильинского во втором лагере, группа Мысловского пошла вверх, по дороге подобрав груз, оставленный группой Онищенко на веревках. Мысловский теперь шел в связке с Балыбердиным
      Дойдя до конца семнадцатой веревки, Балыбердин с Мысловским увидели, что, вопреки рекомендациям побывавшего здесь Голодова, удобного места для установления лагеря III не было. Взяв веревки и крючья, они пошли вверх и скоро вышли на снежный склон под скалой. Место отличное. Под
      38
      плечом не так дует, и в снегу можно вырубить удобную площадку.
      В этот день им была запланирована ночевка на 7350, но и передовая двойка и Шопин с Черным. которые шли по веревкам, собирая грузы, так устали, что решили не спускаться по присыпанным снегом скалам, а ночевать на 7800.
      Утром 11 апреля произошло маленькое событие. Балыбердин и Мысловский первыми из советских альпинистов побывали на 8000 метров. Пройдя пять веревок вверх от лагеря 7800, они затем спустились вместе с Шопиным и Черным во второй лагерь, и оттуда сообщили в базовый лагерь, что у Черного пропал голос, хотя чувствовал себя он неплохо.
      Что делать с голосом? -- спросил, хрипя, Чер
      ный по рации Орловского.
      Переходи на связь жестами,--посоветовал
      Свет.
      Коля обиделся, но делать было действительно нечего.
      -- Если мне думать о вершине, то надо идти
      вниз.-- сказал Черный и ушел в базовый лагерь.
      Балыбердин, Шопин и Мысловский, взяв по десять килограммов общественного груза, пошли в третий лагерь с интервалом в полчаса. Добравшись за пять часов до высоты 7800, Балыбердин занялся реконструкцией и улучшением лагеря. Он выровнял площадку, перетянул палатку так, что в ней могли теперь разместиться четыре человека. За делами он не заметил, что прошло два часа. Ни Шопин, ни Мысловский не пришли. По рации он попросил Казбека Валиева. который пришел в лагерь 6500, посмотреть в бинокль. Никого... Начали падать сумерки, и тут в первый лагерь к Валиеву спустился Шопин. Пройдя метров сто вверх от второго лагеря, он почувствовал боль под ребрами и, оставив свой груз на пятой веревке, спустился вниз. Мысловский проследил за спуском Шопина до второго лагеря и, убедившись, что он идет нормально, сам пошел вверх. К Балыбердину он поднялся, когда в базовом лагере уже начались по его поводу волнения, но не только потому, что он запоздал на свидание в третьем лагере. Москва требовала неукоснительного выполнения ограничений по высоте, данных Институтом медико-биологических проблем, и повышения безопасности выше 7000. Возможно, Москву насторожила история с Онищенко, и теперь в форме иносказания Тамму было сделано напоминание, которое, конечно же, касалось Мысловского.
      А у экспедиции складывалась ситуация не из приятных. Онищенко потерян для работы, и группа его фактически пропустила выход. Черный и Шопин, заболев, спустились вниз. Это уже минус три человека. Если еще снять Мысловского, то экспедиция наверху останется вовсе без четверки. Да и зачем его снимать? Пока, несмотря ' на ограничений, он вышел на 8000 метров и чувствует себя нормально... Тамм принимает решение: Эдика не отстранять. Тем более что Овчинников настаивает на полноценном использовании Мысловского, а Романов не возражает,
      Частое употребление словосочетаний "Таим принял решение", "Тамм запретил", "Тамм дал добро"
      пусть не создает у вас ощущения какой-то экспедиционной монархии, полного абсолютизма власти. Естественно, Евгений Игоревич был у рации и не было нужды ему всякий раз бегать спрашивать мнения Овчинникова или Романова. Но вопросы принципиальные решались сообща. В случае с Мыс-ловским Овчинников сыграл очень важную роль. Он кроме всего прочего наблюдал Эдика в работе на ледопаде и, придя к выводу, что медицина дала слишком осторожное заключение, вселил в Тамма уверенность в том, что решение выпустить Мыслов-ского наверх совершенно правильное.
      Вообще Тамм и Овчинников выступали единомышленниками в обсуждении всех сложных и спорных вопросов и, если в чем и расходились, то, убеждая друг друга и находя достаточные аргументы, находили оптимальное решение. Романов иногда не соглашался с ними и, не давая себя переубедить, требовал зафиксировать свое отношение к действиям Тамма и Овчинникова...
      Пока идет обсуждение Мысловского, он вслед за Балыбердиным выходит из лагеря 7800 на обработку маршрута. Балыбердин без кислорода, Мыслов-ский пользуется животворным газом. Было очень холодно, работа на этой высоте не согревает. Они прошли еще три веревки. Мысловский пошел в лагерь, а Балыбердин хотел еще поработать, но через полчаса остался без рукавицы. Он не заметил, как она слетела, но мгновенно сообразил, чем это может кончиться. Мороз, ветер и замедленное кровообращение... Обморожение--почти стопроцентный исход. Ма счастье, в кармане оказались верхонки. Спускаясь, он увидел варежку метрах в тридцати ниже. Мысль сползать за ней была, но усталость победила.
      Вечером Тамм напомнил, что завтра спуск. Что успели, то успели (прошли до 8050 метров). Руководство экспедиции требовало выполнения планов, и переработки на высоте вызывали не меньшую озабоченность, чем недоработки. Тон у Тамма был спокойный, но совершенно непреклонный. К тому же двойкой работать тяжелее, чем четверкой, и опасней.
      Завершив свой третий выход, Балыбердин и Мысловский пошли вниз, мимо поднимавшихся на работу Валиева, Хрищатого, Чепчева и Хуты Херги-ани, который, отложив камеру, пошел с алмаатинцами на заброску, мимо Иванова, Ефимова, Бершова, Туркевича...
      В лагере 6500 было полно высотных носильщиков, но работали хорошо не все. Пришлось подклю-, чить офицеров связи, чтобы они помогли активизировать помощников. Но дело оказалось вовсе не в их лени (одного, правда, пришлось отстранить от работы, и он ушел по тропе в полном облачении " члена экспедиции). Скальный маршрут был сложен для них. Абсолютное большинство эверестских экспедиций движется по маршруту, где до самой вершины, как говорят альпинисты, "можно дойти ногами". И там ходить на высоте не просто, но к ' таким маршрутам шерпы привыкли.
      Специалисты считают самым сложным (исключая первовосхождение) подъем на вершину шерпы
      Пертембы в составе экспедиции Бонингтона. Эта экспедиция выбрала сложный маршрут, но самая труднопроходимая часть его равнялась по протяженности приблизительно половине нашего пути из лагеря III в гаперь IV. И была легче его.
      У команды алмаатинцев была очень тяжелая работа. Они должны были сделать три грузовые ходки из лагеря II в лагерь III. Трижды за четыре дня куда как не налегке прогуляться с 7350 на 7800! К этому моменту обеспечение лагерей представляло загадку для альпинистов и для руководства экспедицией. Сложная арифметика, в которой в один лагерь "втекало" и из него же "вытекало", была немыслимой без информации, которой владел в основном лишь руководитель, осуществлявший радиосвязь. Раз Тамм не информировал, как и что "течет", никто и не мог координировать снабжение. Ни Романов, ни заменивший его Овчинников не знали реальной информации и потому координировать или хотя бы учитывать что где есть не могли. Никто точно не знал, где, в каких лагерях, на каких веревках какое количество продуктов, снаряжения и, главное, кислорода. Тамм ко всем своим заботам прибавил еще и функцию диспетчера материальной, как говорят, части.
      Для каждой экспедиции, вероятно, есть свои рецепты организации, но очевидно, что начальнику не нужно перегружать себя вещами важными, но техническими, отвлекающими от бесконечно сложных стратегических и тактических задач. У него не болела голова за медицинское обеспечение, за питание... Точно так же надо было обеспечить экспедицию и высокоорганизованным и информированным диспетчером, пусть по совместительству с другой, но не такой важной функцией, как общее руководство восхождением.
      Впрочем, есть вещи, которые можно понять только на месте. Опыт--дитя ошибки.
      Группа Валиева справилась со своими тремя забросками. Они поднялись в лагерь II 13 апреля.
      В этот же день группа Иванова пришла в лагерь!. А Мысловский с Балыбердиным были.в лагере III.
      Так и получилось, что большинство советских альпинистов встретили новый 2039 год на Эвересте. По тибетскому календарю он в том году наступил 13 апреля, но бывает, что и четырнадцатого. Веселый праздник--как любой новый год. В канун этого дня в каждом шерпском доме варили чанг, покупали продукты, сласти, чтобы потом угощать гостей. Гости, наряженные в лучшие одежды, а женщины, украшенные бусами, серебряными или золотыми браслетами, с утра без приглашения входят в дом, не здороваясь и не спрашивая разрешения. Каждый сидит сколько хочет, помогая хозяевам в готовке или просто беседуя. Часто приглашаются монахи из близлежащих монастырей. Женщины празднуют вместе с мужчинами, ухаживая за ними. Потом начинаются танцы и песни, которые прерываются лишь для того, чтобы выпить чанга и перекусить. Иногда женщины, стоя с кувшином возле гостя, подливают ему пиво и поют в честь его, а скорее по поводу, веселые частушки.
      >
      39:
      Шерпы экспедиции охотно бы сходили на праздник по домам, но к обязанностям они относились с не меньшей серьезностью, чем к традициям.
      15 апреля алмаатинцы и Хергиани пришли в лагерь 7800 и заночевали там. На следующий день они пошли вниз за грузом, а четверка Иванова пришла на их место. Поход на 7800 дался ей не легко. Сережа Ефимов оставил рюкзак, не дотащив его всего полверевки, Бершов пришел в темноте.
      Следующий день группа Валиева, отпустив уставшего Хергиани вниз заниматься съемкой, вновь провела поднимая грузы в лагерь 111, откуда утром вышла вверх команда Иванова.
      То, Что после отметки 8000 метров маршрут пойдет по отвесным скалам, было известно и раньше, и поэтому решение группы Иванова выпустить вперед на обработку маршрута великолепных скалолазов Бершоаа и Туркевича было правильным.
      Они надели кислородные маски и быстро пошли по навешенным Балыбердиным и Мысловским перилам. И Сережа и Миша решили для себя, что весь путь, начиная от третьего лагеря (7800) вверх, они пройдут с кислородом. И ночевать будут с кислородом тоже.
      "Кислородный вопрос^ был не таким простым, как гложет показаться. Он вызывал споры в Москве во время подготовки. Пройти по такому сложному маршруту без масок--задача, быть может, и соблазнительная (поскольку восхождение без использования кислорода расценивается как более высокое спортивное достижение), но сложная и опасная. Никто из наших альпинистов не знал, чем это может кончиться.
      Исследования проводятся в лабораториях, а работать надо на Горе. Получилось, что внутри команды образовалось несколько, я бы сказал, кислородных направлений. Конечно, моя классификация достаточно условна--каждый определял свою "кислородную политику в соответствии со складывающейся ситуацией. Но все же самые общие тенденции определить можно, а по ним--и основные кислородные направления.
      Крайне бескислородное --последователем его был Валерий Хрищатый, он решил не пользоваться кислородом ни днем, ни ночью, ни во время работы. ни во время отдыха (но, как мы узнаем, выше 8500 ему без кислорода подняться не удалось).
      К этому же направлению относит себя и Владимир Балыбердин: он, работая на маршруте, прокладывая путь или перетаскивая грузы, кислородом не пользовался, но дышал им на минимальной подаче лишь во время сна после тяжелой работы, начиная с лагеря 8250. Будь условия восхождения и погода не столь жестокими, возможно, и Валерию и Володе удалось бы бескислородное восхождение.
      Умеренно кислородное--большинство членов экспедиции, которые, экономя газ до определенных высот, пользовались им после четвертого лагеря, а иногда в тяжелые минуты и на подходах к восьми тысячам.
      И, наконец, крайне кислородное представляли Сергей Бершов, Михаил Туркевич, Валерий Хомутов и Владимир Пучков.
      40
      -- Мы с Сережей все прикидывали, что лучше; не выйти на вершину без кислорода или выйти с кислородом? У многих людей спрашивал, те тоже голову ломали. А ты шо б посоветовал?.. Так мы решили: лучше потащим на себе того кислорода больше, но зато больше и вытащим наверх,-- говорил мне Миша, кося на Бершова озорным разбойничьим глазом.
      Так они и сделали. Начиная с третьего лагеря они не снимали кислородные маски во время сна и работы.
      Иванов и Ефимов вышли следом за ними без кислорода. Но долго не прошли. После третьей веревки включили минимальную подачу--один литр в минуту, и тяжелые рюкзаки сразу стали легче.
      Выйдя из-за поворота на одиннадцатой веревке, Иванов с Ефимовым увидели потрясающую картину. На черной гигантской совершенно отвесной стене две маленькие фигурки в красных костюмах. Такого зрелища мы с большинством читателей, по-видимому, и в дальнейшем будем лишены, и воображение отказывается представить себе скалу на высоте восемь с лишним километров.
      Поверим Ефимову с Ивановым, что это красиво и страшно. Хорошо--эти двое скалолазы, а как же остальные--"чистые" высотники? А шерпы? Как они управятся на вертикальной стене? Тяжело им будет
      Бершов кричит, чтобы грузы оставили и спускались. Провешено пять веревок на тяжелейшем маршруте, но выхода на гребень, где можно организовать лагерь, не видно.
      Алмаатинцы принесли грузы и снова ушли вниз, Завтра Валиеву. Хрищатому и Чепчеву в третий раз идти С 7350 на 7800. Они устали. Еще день работы --и вниз. Они вышли на день раньше Иванова, а уйдут с высоты почти одновременно. Утром Бершов, Туркевич, а за ними Иванов и Ефимов С грузом выходят рано, но только к шести часам вечера, пройдя еще три веревки, они достигнут гребня.
      Понадобись для выхода к месту лагеря еще одна веревка, Бершову с Туркевичем последние крючья пришлось бы забивать камнем, потому что в конце работы сломался второй молоток.
      Площадки на высоте 8250 для лагеря не нашлось. Но можно ее устроить, срубив острый снежный гребень. Лопаты у четверки нет, и времени тоже. Они смотрят наверх. На последний участок, который предстоит обработать, чтобы выйти на Западный гребень. Где-то там, веревках в десяти, на высоте 8500, будет установлен предвершинный лагерь. Только кто установит этот лагерь и кто пройдет эти десять веревок, первые четыре-пять из которых далеко не просты для такой сумасшедшей высоты, они не знают,
      Свалив весь груз на едва подготовленную площадку, они спускаются вниз. На высоте 8250 остаются палатка, два спальных пуховых мешка, три теплоизоляционные подстилки, три веревки, пятнадцать крючьев, один ледоруб, аптечка, примус, автоклав, консервная банка бензина. Если принести с
      собой еду и кислород, можно ночевать, но лагерь не установлен.
      Группа Валиева сделала еще одну заброску-- третью--и теперь ждала утра во втором лагере на 7350, со спокойной душой выполнив задачу, которую поставило перед ними руководство экспедиции.
      А вот с группой Иванова у Тамма вновь разногласия. База по рации уговаривает Иванова еще раз подняться на высоту 8250, чтобы обустроить лагерь IV. Но Иванов не видит в этом смысла. У группы есть предложение привести в порядок лагерь III, как ей представляется, в будущем опорный лагерь. Шерпы, по-видимому, не пройдут выше, значит, грузы будут приносить сюда, и надо переделать лагерь, создав возможные удобства...
      Тамм и Овчинников утром выслушивают аргументы группы Иванова и настоятельно тем не менее рекомендуют все-таки сходить еще раз.
      Лагерь III, конечно, нужен удобный, но экспедиция отстает от графика. Ведь все штурмовые группы сделали, по существу, по три предварительных выхода, а четвертый лагерь не установлен, не снабжен кислородом.
      Первоначальный план из-за болезней, поздних акклиматизаций, скверной погоды и сложности маршрута пришлось скорректировать. Это было нормально--ведь невозможно учесть непредсказуемое. Тамм с Овчинниковым рекомендовали выполнить скорректированный план. Иванов оберегал членов группы от перегрузок, с его точки зрения нецелесообразных.
      Словом, так и расстались каждый при своем мнении. Четверка занялась лагерем III. У Иванова разболелся палец--нарыв под ногтем. Потом появились и боли в паху, и товарищи отправили его вниз.
      Здесь мы оставим Иванова. Пусть спускается до лагеря I, а мы еще раз сходим наверх. На этот раз с группой Хомутова.
      Придя в лагерь III, Хомутов по радиосвязи поблагодарил группу Иванова за благоустройство. Хомутову с товарищами предстояло устроить лагерь IV на 8250, который не доделали предшественники, сделать заброски, снабдить его всем необходимым для дальнейшего штурма. "Встречный" план предполагал прохождение целиком (или части) пути к пятому лагерю. Если они это сделают, то путь к вершине будет открыт.
      Мы с вами довольно подробно следим за действиями альпинистов в подготовительный период не только для того, чтобы как можно точнее воспроизвести общую картину движения гималайской экспедиции. Мне хотелось, чтобы механизм поведения участников, тренеров, начальника экспедиции в финальной, самой драматической и высокой, фазе восхождения был понятен и вам, и мне, и, может быть, отчасти и им самим.
      Можно было бы живописать трудности, тяготы, рассыпать метафоры и образы на всем маршруте по юго-западному контрфорсу с выходом на Западный гребень, но не хочется этого делать. Сам ход восхождения позволяет догадаться, сколь не простым оно было.
      Участок пути между третьим и четвертым лагерями будет еще не раз фигурировать в нашей хронике, и поэтому любопытно познакомиться с ним, пройдя маршрут с одним из альпинистов группы Хомутова Владимиром Пучковым:
      "Первыми на маршрут из лагеря III на 7800 м вышли Голодов и Москальцов. Через час выходим мы с Хомутовым. Ильинский остается в лагере. Берем с собой кислород, скальные крючья, веревку, продуктовые рационы, упакованные в синие, красные и зеленые капроновые мешочки, и бензин, запаянный в консервные банки. Выходим на контрфорс, выводящий под вертикальные участки черной стены. Останавливаемся для проведения дневного сеанса связи с базовым лагерем, заодно перекусываем. На этот случай у нас в карманах по кусочку сырокопченой колбасы, черный сухарь, сухофрукты и фляга с питьем. Наверху виднеются синяя и красная точки--это Москальцов и Голодов преодолевают трудный участок в верхней части стены с 10-метровым горизонтальным траверсом по узкой полочке. После преодоления 5-метровой стенки они скрываются за гребешком и больше не показываются.
      Теперь наша очередь. Метр за метром поднимаемся вверх. Идти очень трудно. Увеличиваю подачу кислорода до 1,5 л/мин. Сразу легче дышать, движение становится более размеренным, меньше времени требуется на отдых после каждого пройденного трудного участка. На вертикальных участках рюкзак особенно оттягивает плечи, но по опыту знаю, что отдыхать от рюкзака нужно как можно реже, только в местах, удобных для отдыха. В противном случае устанешь еще больше--не от тяжести за плечами, а от работы, затрачиваемой на сбрасывание и надевание рюкзака. Нужно следовать правилу--ходить с рюкзаком даже на самых крутых участках, где, казалось бы, невозможно пролезть с тяжелым грузом за плечами. Как только сделаешь отступление от этого правила, тут же катастрофически падает скорость прохождения, так как много времени затрачивается на вытягивание рюкзака. На следующем, менее крутом участке снова хочется снять рюкзак и пролезть налегке. Вытягивать же наверх рюкзак становится еще тяжелее.
      Но вот пройдена крутая наклонная полка, вся испещренная каменными перьями, готовыми сорваться из-под рук и ног при неосторожном движении. Наверху каменная пробка, которую нужно обходить слева, цепляясь за ажурные выступы, откидывая корпус в сторону от стены и потихоньку переваливаясь направо. _ Вспоминается скальный маршрут, который был выбран в качестве контрольного на летнем сборе 1980 г. под пиком Ленина. Там в верхней части маршрута тоже был почти такой же участок. Разница "только" в том, что там высота была 3600 м, а здесь 8200. Значит, тяжело в ученье, а в "бою" еще тяжелее. Наконец видна горизонтальная полка, по которой можно просто прогуляться, держась за выступы стены. Полка, правда, узкая, всего 20--30 см, но все-таки почти ровное место. Через 10 м горизонтального траверса снова
      41
      вертикальная стенка с небольшим количеством зацепок. Зато зацепки надежные, не отваливаются-- это хорошо. Вылезаю на острый снежный гребень, переваливаюсь через него и вижу впереди относительно простой 20-метровый камин, выводящий под новую стенку. На сей раз стенка с нависающим козырьком. Отдыхаю несколько минут. Собираюсь с силой и пытаюсь вскарабкаться по гладкой стенке, держась за зажим, надетый на перильную веревку. Не тут-то было. Веревка маятником уходит в сторону, и меня боком откидывает вдоль стенки. Возвращаюсь в исходное положение и делаю вторую попытку. На этот раз удалось залезть на полочку. По заснеженным скалам подхожу под козырек, отыскиваю под ним маленькие полочки,.на которые можно поставить рант ботинка с толстой резиновой подошвой, подтягиваюсь руками на веревке и выхожу наверх на заснеженную полку.
      Перильная веревка почему-то раздваивается. Одна веревка идет горизонтально влево, а другая вертикально вверх. Выбираю более простой путь, иду влево по заснеженной полке, заглядываю за угол--увы, там забит крюк и привязан конец веревки--дальше пути нет. Приходится опять лезть вверх. Веревка импортная, очень эластичная, тянется как резина, лезть, используя ее в качестве перил, крайне неудобно. Эта веревка хороша при страховке--с ее помощью легко погасить энергию рывка, а для перил она не годится. Для перил желательно использовать более жесткую веревку. Наша отечественная рыболовецкая капроновая веревка идеальна в качестве перильной, но менее удачна в качестве страховочной. Ничего не поделаешь, теперь наверху, на перилах будет только эластичная веревка--наша вся кончилась. Выхожу и вижу, что я у цели--на снежной подушке виднеется желто-синяя палатка IV лагеря. Москапьцов и Голодов остаются ночевать, а мы с Хомутовым спускаемся в III лагерь, чтобы завтра сделать еще одну заброску в IV лагерь. Завтра мы пойдет наверх, а Юра с Лешей должны начать дальнейшую обработку маршрута--мы таК спланировали нашу работу".
      Забегая вперед скажу, что Хомутов и Пучков сделали еще один грузовой выход на 8250, а Москальцову и Голодову не удалось продвинуться вверх. Близ лагеря IV вырвался крюк, и Голодов, пролетев восемь метров, очутился на узкой полочке, не успев даже испугаться. Но ушибиться успел, и этот ушиб, видимо, повлиял на рабочее настроение двойки. Вместо прохождения маршрута вверх, они спустились в третий лагерь и, как и другая двойка, сделали вторую ходку с грузом на 8250.
      Теперь вернемся на несколько дней назад в лагерь 6500 и увидим, что Иванов неожиданно для себя встретил там Валиева. По предположению Иванова, Казбек должен был в этот день спуститься в базовый лагерь. Ничего не значащая или, более того, приятная встреча в другой ситуации сейчас предполагала некоторые сложности морального характера.
      Группа Мысловского, потом алмаатинцы, потом команда Иванова, потом Хомутов с товарищами. Так
      42
      сложилась очередность выходов. Теперь Иванов и Вапиев возвращались в один день, а алмаатинцы вышли на день раньше... Получалось, что пробыли на высоте они больше, и это могло послужить основанием для изменения графика.
      Иванов спустился в базовый лагерь и сразу попал на тренерский разбор. Разбор был нервным. ("Задним числом,--пишет на полях Овчинников, против слов "разбор был нервным",--думаю, чтб разбор был действительно трудным. Представьте себе людей уставших, еще не остывших от работы, которым предлагают вновь выходить наверх. Думаю, что разбор не следовало делать в таких условиях. Это ошибка. Не хватило выдержки. Надо было подождать, пока участники отдохнут. Мы забыли о добром русском обычае--накормить, напоить, в баньку сводить, спать уложить, а потом разговаривать о делах. Отсутствие выдержки в общем-то привело и к серьезным разногласиям. Возможно, каждый находился под впечатлением своих забот: у Гамма и Овчинникова--одни, у групп--другие".) Овчинников высказал Иванову сожаление, что группа не проработала еще день... Иванов напомнил, что база, в конце концов, предоставила четверке самой решать, что делать, но это не показалось убедительным аргументом. Никто не сказал вслух, но за каждым выступлением тренеров прочитывался упрек, что группа слишком бережно к себе относится. Что, почувствовав "запах" вершины, альпинисты начали экономить себя, не рискуя ради команды.
      В этот момент еще никто, кроме четверки Иванова, не знал, сколь сложна была работа между третьим и четвертым лагерями (Хомутов, Пучков, Голодов и Москальцов еще находились в пути к 8250)...
      Разговор, начавшийся вяло отчетом о работе' группы Валиева, попытками Хуты Хергиани оправдать свой уход с совместной с алмаатинцами заброски необходимостью съемок, постепенно раскручивался и пришел к тому, что Тамм, видя необеспеченность лагерей главным образом кислородом для штурма, предложил вернувшейся 19 апреля команде Иванова четвертым выходом установить лагерь : V и вернуться 2 мая с тем, чтобы на штурм выйтк последними -- пятым выходом.
      К моменту возвращения команд Валиева и Иванова руководство экспедиции вызвало из Тхъянгбо-че, где отдыхала четверка Мысловского, Шопина и Черного. Мера эта была вынужденной. Все команды по три раза побывали наверху (Хомутов с ребятами, правда, еще не спускался вниз), а верхние лагеря были не обеспечены кислородом для дальнейшего штурма. Еще до того, как возникли дебаты с Ивановым и Валиевым, руководитель и тренеры знали, что нужен дополнительный грузовой выход., на высоту. Кто-то, спасая экспедиционные дела, должен был обеспечить кислородом подступы к вершине.