Эверест-82; Восхождение советских альпинистов на высочайшую вершину мира

      -- Не волнуйся, по пути все устроится, кормить начнешь в базовом лагере.
      Но экстремальные походные условия заставили принять другое решение: завтраки и ужины--вместе, а вместо обеда--перекус на ходу.
      Продукты несут одни носильщики, посуду--другие, примусы--третьи. Как их раньше отправить, и как назначить им встречу, и как своевременно организовать ужин? Для меня все это проблемы. Вдобавок мой абалаковский
      зеленый рюкзак, явно привлекающий внимание на тропе своей импозантностью, набит всякой всячиной: там и две бутылки Советского шампанского, и стеклянные банки с сублимированными ягодами, и два фотоаппарата, и т. д. и т. п. Совершенно не представляя, что такое акклиматизация к высоте, пытаясь не отстать, а иногда и опередить (мальчишество! Знать бы тогда, чем это кончится!), я иду по тропе, забегаю вперед, чтобы сфотографировать яков, караван, ущелья, висячие мосты через горные реки. Если к этому рваному темпу добавить, что, решив сократить путь к монастырю Тхъянгбоче, я пошел не по тропе, а просто вверх, заблудился, истратил остаток сил, то можно себе представить, в каком виде я оказался на последнем участке пути к базовому лагерю.
      Началась "горняшка": головные боли и полное отвращение к пище. Каждый раз перед тем, как подойти к своим кухонным предметам, мысленно готовлю себя минут 10, убеждаю, но находиться возле пищи долго не могу. На последнем переходе буквально плетусь по тропе, которая никогда, кажется, не закончится (оказалось всего 2--3 км), и встречаю наших ребят. Увидев меня, они молча сняли с меня безобразно набитый рюкзак, разобрали мою всячину, высказав сочным русским языком, что'-дкмают о содержимом, напоили соком и повели: впереди Евгений Игоревич, за ним я шаг в шаг и подстраховывающие Свет Петрович, Юра Голодов, Валя Иванов. Видимо, я представлял жалкое зрелище, хотя до большого камня в центре базового лагеря на "площади Дзержинского" дошел сам. Нет,, никогда не забывается участие и помощь в трудную минуту! А может быть, у каждого из них (у тех, кто гору не обходит) в,ламяти целое ожерелье таких моментов и оно согревает, и маломи-нает, и делает человека добрее, и тянет в горы? ч
      Следующий день, 22 марта, Евгений Игоревич объявил "рабочим днем отдыха" и поручил Коле Черному, Володе,-Балыбердину и мне оборудовать кухню и кают-компанию. Как в сказке, появился буфет, столы, скамейки, продуктовый склад, а на берегу небольшого замерзшего озерца под охраной верного пса Пумори удалось соорудить ледяной склад для скоропортящихся продуктов. Юра Голодов, как заправский техник, делал ревизию газовым плитам и наладил их. Каждый из команды приложил руку к тому, чтобы работать мне было удобно, а кают-компания была уютной и праздничной. Рядом с кухней на пригорке установлен и мой дом, так что, не выходя из него, по звону кухонной утвари определяю, что в ней делается. По-прежнему нахожусь под влиянием все той же дамы-- "горняшки", с той лишь разницей, что ее горячие объятия превратили мои губы в какое-то месиво. Хорошо еще, что Свет-солнышко не оставляет меня наедине с этой дамой, умело и тактично подстраховывает на кухне. А к этому времени в лагере собиралось до 40 человек, несмотря на то, что на маршруте находилось две группы. Постепенно удается пересчитать запасы рационов, продуктов и количество баллонов и убедиться в том, что всего достаточно.
      1 апреля над входом в кают-компанию появилась надпись о том, что сегодня санитарный день, а ближайший пункт питания находится в нескольких километрах от лагеря, на высоте 8848 м. Правда, именно в этот день все блюда удались, и кто-то заметил, что никогда на такой высоте пища не была такой высокой по качеству. В этом большая заслуга моих помощников: Бидендры, Санама, Падама и Анга Норбу, которым непросто было приспособиться к особенностям русской кухни. Действительно, первые 2 недели приходилось проводить с ними так называемые планерки. Вначале при помощи Ю. Кононова, а затем и без него растолковывал, что требуется от каждого и от всей бригады в целом по чистоте, гигиене, санитарии и исполнительности, а в отношении перца ("чили") учить слову "чуть-чуть". Обычные для нас халаты и чепчики были встречены таким заразительным смехом, что невозможно
      341
      было и мне не улыбнуться, глядя на их веселые лица. Шерпы, как дети, легко отвлекаются и забывают о порученном им деле.
      Большие трудности встретились при введении графика питания: в 6 часов--уход групп на маршрут, в 9--завтрак, в 12^второй завтрак, в 14--обед и в 19 часов--ужин. Никакие беседы и разъяснения не помогали, и даже письменное меню на английском языке и непальском наречии не приводили к успеху. 7 апреля обед был задержан на целый час, и я от огорчения отказался от еды. Результат был удивительный: не только мои помощники, но и шерпы--высокогорные носильщики подходили и предлагали "кани", что в переводе означает кушать. Начиная с этого дня установился график питания в базовом лагере, и когда что-то на кухне не ладилось, на помощь приходили все свободные от восхождения шерпы.
      Вспоминается еще забавный эпизод--с молодым и очень симпатичным шерпой Ангом Фурба, которому я поручил носить плиты и устилать ими пол в кают-компании. На леднике Кхумбу .преобладают сланцы, и если по периметру обстучать глыбу камня, то можно при определенном навыке откалывать очень тонкие и достаточно большие плиты. Таким способом мы настелили пол в кухне, сделали дорожки между кают-компанией, складом и кухней. Анг Фурба тогда простудил горло и долгое время находился в лагере и обычно очень помогал по хозяйству. Однако в этот день в лагерь пришли туристы и среди них обаятельная француженка, с которой Анг Фурба, забыв о работе, затеял длительную и оживленную беседу. Когда он вернулся и я не допустил его к работе, он бросился к леднику разыскивать плиты, и через час вся кают-компания имела если не паркет, то по крайней мере ровно устланный пол. Анг Фурба был, конечно, прощен, а шерпы еще долго подшучивали над ним, вспоминая его увлечение.
      Беспрекословным авторитетом пользовался сирдар Пемба Норбу--участник более 20 экспедиций, в результате одной из которых он побывал на высочайшей вершине мира. Очень скромный, трудолюбивый Пемба Норбу даже в самых сложных ситуациях умел разрядить обстановку тонким юмором. Как правило, он сам принимался за дело, проявляя при этом большую силу, рабочую смекалку и этим увлекая своих помощников. Заметив его склонность к рисованию, я попросил его изобразить лагерь. Его рисунки поражают своей простотой, наивностью и точностью изображения и чем-то похожи на рисунки детей. На обратном пути в Лукле Пемба Норбу организовал вечер в честь нашей экспедиции, и мы смогли увидеть народные танцы, сопровождаемые песнями о горах, о Сагарматхе, о шерпах.
      Шерпская пища отличается от европейской, и поэтому для них организовывался другой стол. Однако многие блюда, особенно на рисовой основе, понравились шерпам, а наши ребята с удовольствием вкушали лепешки чапоти.
      Известно, что в экспедиций два основных центра. Это радиорубка и кают-компания. Все альпинисты весьма серьезно относятся к питанию, очень много знают о науке по питанию и сами могут приготовить или квалифицированно проконсультировать. Но однажды все было готово, стол накрыт, и вдруг раздались нежные звуки флейты и гитары. Оказывается, в лагерь пришел американский музыкант, а Сергей Ефимов сначала тихо, а потом громче играл на гитаре. Уже позже, в Дели, Сережа рассказывал, что никогда не солировал на гитаре и то, что произошло тогда среди вечных льдов и гор, он и сам объяснить не может. Обед остывал, а все слушали этот необычный, импровизированный концерт. Действительно, ars longa, vita brevis-- искусство вечно--жизнь коротка.
      Нужно отметить, что отношение к питанию в лагере не у всех альпинистов было одинаковым. Замечания Сергея Ефимова, Казбека Валиева, Ерванда Ильинского тщательно изучались, и затем изменялись меню и технология приготов
      342
      ления пищи. Например, когда в лагере находился Валерий Хрищатый, концентраты перед приготовлением промывались для удаления из них глутамината натрия, обычно вводимого в продукты в качестве вкусовой добавки. Вообще, восприятие пищи в сильной мере зависело от высоты, а также физического и психического состояния спортсменов.
      Ритуал выхода окончательно сложился к заключительному этапу экспедиции. В 5 часов утра начинается подготовка завтрака для отходящей группы по заказу, который оговаривается накануне. В половине 6-го, пока ребята завтракают, их походные фляги заполняются горячим чаем с добавлением сублимированного сока и зажигается жертвенный огонь. А в 6 часов группа уходит на маршрут, и долго видны маленькие точки, перемещающиеся по ледяным глыбам Кхумбу.
      Теперь до начала завтрака, до 9 часов, у меня образовывается "окно" свободного времени. А нельзя ли проводить ребят до начала трудных участков? Первыми согласились на мои просьбы Е. Ильинский и Э. Мысловский и разрешили пройти до 2-й веревки, а затем подобные прогулки стали почти системой. По команде: "Ну хватит! Давай, старик, назад!"--я возвращался в лагерь. Технику хождения в кошках показал мне вначале Хута Хергиани, а затем настойчивым и терпеливым педагогом стал для меня Леня Трощиненко--имитация срыва, страховка, хождение по серакам и т. д. После этих азов альпинистской науки даже непреклонный Евгений Игоревич стал уже официально разрешать ходить на ледник,--естественно, в солидном сопровождении. Особенно запомнились мне выходы на ледник с Л. Трощиненко и А. Г. Овчинниковым по проверке "дороги жизни" и, конечно, операция "Шляпа".
      Дело в том, что парадная киргизская шапка Анатолия Георгиевича упала в трещину, и Бэл вызвался помочь ее достать. Эта операция позволила сделать Володе Балыбер-дину удивительные снимки видов из трещины, Анатолию Георгиевичу получить сувенир--шляпу, на которой затем вся команда поставила, автографы, а мне узнать, как работает Бэл, и в последний раз увидеть ледяные глыбы.
      Кажется, от моей идеи подняться в I лагерь и навести там порядок с продуктами не остается камня на камне. Неумолимый Е. И. Тамм так говорит свое "нет", что не остается даже маленькой надежды. И не помогают ни ежедневная зарядка с Анатолием Георгиевичем, ни купание в ручье со Славой Онищенко, ни даже практический курс по технике с Л. Трощиненко. Огорчение было так велико, что, когда Леня шепнул о возможном походе в горы, я не почувствовал особой радости. Она появилась значительно позже--на плече Нупцзе, куда мы прошли инкогнито под видом прогулки.
      3 мая ничем особенно не примечательный день. День как день, потому что только через сутки придет известие о . первой победе, вместе с радостью начнутся тревоги, затем снова успех и бессонные ночи!
      А все-таки 3 мая--необычный день: в сборной СССР появился новый альпинист. Фотоаппарат зафиксировал сооружение тура, вкладывание записки, панораму гор, спуск со скользящим карабином. Леня предупредил:
      -- Если появится страх, обязательно скажи, чтобы я знал, что делать.
      Страха не было, боязнь была, что я своей неловкостью могу засыпать камнями Света. Не засыпал, но один "живой" полетел к нему, но был отброшен так ловко и легко, как будто он не весил пяти килограммов. bull;
      Завершилось мое восхождение, а к вечеру каждый тихонько поздравил и незаметно пожал мне руку.
      Часто спрашивают: не заболел ли я горами, поехал бы еще, тянет ли снова в путь? Отвечаю сразу: заболел, поехал бы, безусловно тянет! Первый диалог состоялся, хочется его продолжить, теперь уже в качестве обладателя значка "Альпинист СССР".