6. Четвертый Рим

– Тебе нравятся рыжие женщины, – прокурорским тоном клеймит меня Иоланта.

Страшно признаться, но даже очень красивая женщина может осточертеть с феноменальной скоростью Иоланта, туристка с Латины, в первый же день положила глаз на пассажира бизнес-класса, а я вдобавок имел неосторожность вспомнить, что бывал на ее планете. Уже через час после старта, не успев толком устроиться в моей койке, она принялась допрашивать меня, выясняя привычки, хобби, пристрастия Мне это очень не понравилось, но, к счастью, рейс Венера – Земля недолог.

– А где ты любишь отдыхать? – вдруг спрашивает она.

Я молча любуюсь приближающейся планетой. Голубая сфера запятнана облаками и континентами. Поперек Евразии медленно ползет изящная, в триста километров размахом, конструкция из шаров, цилиндров и распластанных полотнищ солнечных батарей – орбитальный город Sky Apple – Небесное Яблоко.

Вид планеты, окруженной кольцами поселений, крепостями, грандиозными причалами и заводами, производит потрясающее впечатление. Это – Четвертый Рим, политический и духовный центр Человечества. Столица великой звездной империи, в которой нет императора. Вся планета давно превращена в сплошной мегаполис. Десятки тысяч квадратных миль сплошных строений, разделенных полосками лесов, лугов и парков. Не меньше пятнадцати миллиардов людей человеческой расы – звездный город, питающий кровью остальные миры и питающийся продукцией остальных миров. Здесь родилась наша раса, за неполную сотню веков пробежавшая путь от пещер и каменных рубил до владычества над внушительным ломтем Галактики.

Иоланта продолжает чего-то выяснять. Тонкие губы, не смыкаясь ни на секунду, выстреливают пулеметные очереди вопросов. Глупая особь не понимает, что ей уже ничего не поможет – больше я с этой занудой дел иметь не стану, хотя в постели она весьма недурна.

После стыковки с орбитальным причалом я провожаю надоедливую попутчицу до пограничного поста, а сам спокойно выхожу через портал для граждан Империи. Астробус малого радиуса высаживает меня и еще шесть сотен пассажиров в терминале космопорта «Восточная Сахара».

Из окон космического вокзала открывается величественная панорама: бесчисленные километры взлетно-посадочного поля, на котором стоят орбитальные паромы, легкие прогулочные яхты, спортивные кораблики и даже межпланетные космолеты среднего класса. Нет здесь только тяжелых звездолетов – эти великаны без крайней надобности не удостаивают своим присутствием поверхность планеты.

Набрав номер Джузеппе, сообщаю, что прибыл на Землю.

– Знаю, – ворчит подполковник Накамура, – Какие планы?

– Могу сначала к тебе, потом к детям. Могу наоборот. Он медлит с ответом, затем говорит:

– Отправляйся к семье. Я позвоню, когда немного прояснится.

– Есть новые поручения? Мне все еще хочется повидать Упыря.

– Ничем не могу помочь… – Голографический Джузеппе печально разводит руками. – Разговор будет совсем о другом.

Убрав в карман блокнот, который между делом выполняет функции видеофона, бреду к эскалатору. Если дорогой подполковник собирается меня заинтриговать, то напрасно. Я на отдыхе и плевать хотел на все дела Тай-по.

С крыши космопорта взлетают ракетопланы дальнего сообщения. Расписание не слишком удачно: ближайшие рейсы уходят на Филадельфию, Кейптаун, Сантьяго и Шанхай. Только через сорок минут должен стартовать более или менее устраивающий меня лайнер до Мурманска.

Я пытаюсь решить – заказать ли билет на этот рейс или доехать на трансконтинентальном метро до Каира, но тут появляется Гай-Юлий. Сын сначала оттаскивает меня от кассы, а потом лезет обниматься.

– Задушишь, медвежонок, – притворно ворчу я. – Ты один или Миранда тоже прилетела?

– Дома твоя любимая дочка, – ревниво окрысился парень, – И не думай о самолете, у меня тачка.

«Тачка» оказалась спортивным «Феррари-МиГ» сверхзвукового класса. Стоят такие красавцы немало – похоже, мой студент ухнул на эту машину все деньги, которые я посылал ему за последние два-три года.

– Нравится? – спрашивает он, горделиво похлопывая никелированное крыло.

Кивнув, я устраиваюсь на правом переднем сиденье. Гай-Юлий садится на водительское место, запускает автопилот, гравигены делают аэромобиль невесомым, а моторчики бросают машину в небо. Не успеваю я моргнуть, как мы перемахнули через Средиземное море и помчались в стратосфере, приближаясь к Карпатам.

– Рассказал бы о себе, что ли? – сварливо требую я. Он морщится. Потом нехотя сообщает:

– Ну, перешел на третий курс. Специализация началась. В общем, я записался на сценарный факультет.

– Будешь снимать кино и телесериалы? – не понял я, потому как отстал от столичной жизни.

– Ну, папаня, ты даешь… – Гай-Юлий вежливо оскалился. – Мы делаем сценарии глобальных событий – политика, экономика, война. Сегодня сценаристы – элита управленческих структур. Кстати, тачку я взял на гонорар за два последних проекта.

Неплохо молодежь живет! Я решаю похвастаться эрудицией:

– Вроде бы координатор глобального управления тоже неплохая работенка.

– Угу. – Наследничек кивает. – Именно для них мы и пишем сценарии.

Так же немногословно Гай-Юлий сообщает новости о Клементине и Миранде. Над Кубанью он неожиданно спрашивает:

– Па, наверное, ты слышал – недавно на Сапфире убит Хазрет Бисмал, человек с Монтеплато. Насколько я знаю, он был одним из идеологов и вождей сепаратистов.

– Подонок умер быстро, хотя заслужил долгую мучительную смерть, – с чувством говорю я.

– Он был организатором этнических чисток?

– И это тоже.

Некоторое время Гай-Юлий молчит, затем недоуменно произносит:

– Я так и не смог понять, почему они так хотели отколоться от Империи.

Действительно, понять это сложно. Особенно для подростка, чья жизнь прошла на благополучной столичной планете. Что ж, попытаюсь объяснить.

– Есть большая пигмейская мечта – маленькое хозяйство, собственная торговля. И есть еще Великая Мечта – получить должность, на которой можно без труда наживаться и безнаказанно – это обязательное условие! – унижать себе подобных. Им до смерти хочется хоть какой-нибудь власти, чтобы топтать тех, кто слабее, кто зависит от них. Самый крайний случай – всей семьей скинуться на взятку и купить кому-нибудь из родни погоны полицейского сержанта. Имперский порядокли-шил их такой возможности.

– И тогда они устроили путч? Я кивнул.

– Наци заявили, что нация в опасности, а потому надо срочно выгнать с Монтеплато всех чужаков, а их имущество распределить между коренными жителями. Представь себе, примерно четверть населения сразу оказалась изгоями, а треть, поверив в свою исключительность, принялась грабить чужое добро. Появилось множество банд, которые выясняли родословную всех жителей планеты, чтобы выявить несчастных, чьи дед или бабка не родились на Монтеплато…

– Многим это, наверное, нравилось, – задумчиво морща лоб, говорит Гай-Юлий.

– Безусловно! Ведь это так приятно – не прилагая никаких усилий, назваться высшей расой. Только за то, что в грунт этой заштатной планетки закопаны четыре поколения твоих предков. – Я выругался. – Потому-то и понадобилось Великое Оздоровление. Безжалостный, на грани разумного, террор против экстремистов и организованной преступности. Жестокие чистки в карательных органах и наказание за любое превышение власти. Мы выбрали диктатуру – власть верховных вождей, ломающую капризы мелких царьков.

Над Кавказом Гай-Юлий сбрасывает скорость до половины звука, идет на снижение и приземляется, едва перелетев через Волгу. Последние сорок километров «Феррари-МиГ» катится на колесах по двенадцатирядному шоссе и припарковывается наконец возле тридцатиэтажной коробки в стиле астробарокко. Насколько я знаю по его письмам, Миранда осталась жить с матерью в таком же доме через пару кварталов.

Квартирка у мальчика вполне приличная, полностью оборудованная для работы, отдыха и романтических приключений. Куча техники, бар с напитками, битком набитый снедью холодильник.

– Есть будешь? – спрашивает Гай-Юлий, наливая в бокалы мой любимый коньяк. – Цветомузыку включить?

– Не надо… – Я невольно хохотнул. – У меня аллергия на это слово. Давай лучше глито.

– Растворимый пойдет?

– Пойдет, – соглашаюсь я. – Только сыпь побольше.

Мы болтаем о том о сем, закусывая коньяк отличным рокфором. Гай-Юлий рассказывает о проекте, который должен подготовить за время летних каникул. Ему поручили проработать варианты конфликта между Едиными Мирами и Малой Галактикой. По условиям задачи в одном из малых псевдосуверенных государств победившая на выборах партия объявляет референдум о присоединении к Империи, а местная оппозиция при поддержке орионцев провоцирует мятеж, грозящий перерасти в гражданскую войну.

– Интересная ситуация, – замечаю я. – Больше того, жизненная. По моим недавним наблюдениям, подобное вполне может случиться в Роксанской Джамахирии.

– А также на Кармен и Махатме, – подхватывает Гай-Юлий. – Жителям карликовых деспотий надоели трайбализм и коррупция национальных лидеров. Только в этом веке в Империю вошли три планеты.

Прервав нашу беседу, врывается Миранда. То и дело переходя на визг от избытка чувств, дочка перечисляет свои новости, выстреливая слова и фразы со скоростью пулемета «Чарушников-22».

Буквально за полтора кванта времени мне удалось узнать, с кем она подружилась и с кем поссорилась, которая из ее подруг подцепила шикарного парня или стала жертвой неразделенной любви. Между делом Миранда упоминает и о том, что сдала вступительные тесты и получила возможность выбрать любой из сотни прекрасных факультетов.

– И что выберешь? – спрашиваю я, улыбаясь.

– Уже выбрала, – гордо сообщает она. – Учебный центр при Криптографической академии.

– Круто берешь, девочка… – Я даже опешил. – Собираешься работать в Тай-по?

– Не обязательно. Кроме Тай-по, наших выпускников распределяют в три разведки, обе контрразведки и министерство иностранных дел… – Миранда лихо подмигивает. – Только дипломатия мне что-то не нравится. Там придется в основном придумывать шифры, а я больше люблю их взламывать.

Она рассказывает, как в качестве вступительного экзамена получила задание прочитать текст, закодированный неизвестным шифром, и написала программу, которая справилась с проблемой за девять с небольшимчасов На следующий день Миранду вызвали на собеседование и зачислили.

– Папка, ты представляешь, это была настоящая депеша! – Моя младшенькая чуть не кричит от возбуждения, – Обмен шифровками между кораблем Айн и их штабом. Ничего интересного – технический отчет. Но человек из военной разведки сказал, что главное – сам взлом кода. Теперь наши смогут прочитать несколько сот гравиграмм, которые были перехвачены раньше.

По этому поводу мы открываем бутылку шампанского. Я тем временем рассказываю кое-что о последних своих делах, включая Трою и Сапфир. Про попытки убить меня, конечно, не говорю – нечего деток зря пугать. Зато во всех подробностях расписываю встречу с земляком, да не просто земляком, а почти что родственником – парнем из нашего клана.

Я как раз живописал, каким смешным карапузом был отец Карамбы, когда вдруг почувствовал, что настроение моих слушателей изменилось. Мои детишки как-то странно переглядывались, словно разговор коснулся неприятной для них темы. Наконец Гай-Юлий, глядя на меня исподлобья, спросил:

– Па, какое значение в твоей жизни имеет клан? Я спрашивал у мамы, но она не смогла объяснить.

– Я тоже вряд ли смогу… А с чего ты завел этот разговор?

– Понимаешь… – Он замялся. – За последние дней десять мне дважды напомнили, что мы, как твои дети, должны иногда вспоминать о своем долге перед Горным Морем.

Вполне в духе моих сопланетников. Никаких дипломатических деликатностей, а сразу в лоб… Неужели и я такой же? Кажется, да.

– В принципе, от вас ничего не требуется. – Я спешу успокоить милых деток. – Во-первых, ни ты, ни Миранда не проходили посвящение. Во-вторых, даже после этого ритуала – кстати, ритуал довольно любопытный – любой из нас может отказаться от любого задания старейшин. Но кто напомнил тебе о клане?

– Сначала дедушка, – поведал Гай-Юлий. – В смысле, твой папа.

– Ну да, Миранда рассказывала, что старик прислал тебе письмо.

– Во-во. Дедуля сказал, что через месяц в ваших краях кончается сезон большого аврала, и ты должен привезти детишек, чтобы мы прошли посвящение.

– Это не вредно, – говорю я. – Повторяю, посвящение не наложит на вас никаких особых обязанностей.

– А конкретнее?

– У тебя сразу появится большое количество родственников или почти родственников, к которым ты в случае необходимости сможешь обращаться за помощью. Но и они соответственно к тебе… А еще вас попросят всячески рекламировать продукцию наших компаний. Но главное – помогать своим и удерживать их от неумных действий.

Миранда подозрительно щурится.

– Хочешь сказать, что не будет никаких идиотских ограничений типа не пить, воздерживаться от внебрачных связей…

Я прыскаю со смеху. Оказывается, мое потомство опасается чего-то совсем уж первобытного.

– Нет, конечно. Делай что хочешь, если это не вредит твоему здоровью, твоей карьере или каким-то образом процветанию клана… А что, проблема внебрачных связей стоит так остро? – Подмигнув девочке, я снова обращаюсь к сыну: – Ты говорил, что тебе дважды напомнили о принадлежности к клану. Кто был вторым?

– Некто Модест Васильченко, бизнесмен с Брахмы. Он лоббирует проект «два-бэ». Ему нужен подрядчик, чтобы прокладывать линии через черные дыры. Васильченко сказал, что ищет тебя, потому что вы с ним принадлежите к одному клану, а еще Васильченко считает моего папочку лучшим знатоком неравномерности времени.

– Анизотропии времени, – машинально уточняю я. – А этот Модест – настырный парнишка. Он уже и ко мне обращался.

– Настоящий делец. – Гай-Юлий согласно кивает. – Но дело не в нем. Па, не кажется ли тебе, что в наше время кланы стали анахронизмом?

– Кажется, – признаю я. – Только я привык к этому анахронизму и считаю его полезным. Попробуйте – может, и вам понравится.

Неожиданно Миранда вскакивает и объявляет, что ей надо срочно бежать, потому как возле дома уже ждут подружки. Я вызываюсь ее проводить, тем более что собирался повидать Клементину.

Уже в дверях слышу голос Гая-Юлия:

– Надеюсь, ты будешь ночевать у меня. Места хватит.

Хоть я родился и вырос на Монтеплато, но долго жил в столицах и научился кое-какому политесу. Поэтому деликатно уточняю:

– Не помешаю?

– В данный момент я одинок, – печально сообщает сын. – А ты?

– Увы, тоже…

Миранду ждут четыре девицы весьма сносной наружности – Мода в этом сезоне либеральная, поэтому все одеты по-разному – кому как нравится. Тут и мини-шорты, и широкая юбка до пят, и длинная рубаха навыпуск, и полоски яркой ткани, закрывающие незначительную часть бюста. Впрочем, бюст не ахти. Поцеловав Миранду, вхожу в подъезд и слышу за спиной возбужденный шепот: «Кто такой?.. Твой?.. Новый чувак, твоей мамки?..»

Продолжаю ухмыляться, пока лифт везет на восемнадцатый этаж. Есть еще порох…

Дверь открывает Клементина, моя бывшая жена. В начале века у нас был бурный роман, хотя науку я бросил ради другой женщины. Айседора была планетологом и объявила конкурс – ей нужен был напарник, хорошо знающий черные дыры. Предполагалось, что два члена экипажа должны стать любовниками, и это меня тоже устраивало. Вскоре я сам превратился в ЧД-пилота вполне пристойного класса и за год поменял трех напарниц. А потом появилась астробиолог Клементина Кабрал, и наш дуэт проработал среди звезд больше двух лет.

Ах, эта романтическая эпоха двухместных космолетов! То есть жилые кабины были рассчитаны на четверых, но два места всегда оставались в резерве – на случай, если придется эвакуировать и принять на борт другой экипаж. Мы чертили свои трассы до 2309 года, пока не родился Гай-Юлий.

Сколько-то лет мы прожили на Венере, я преподавал в университете, и жизнь как будто наладилась, в двенадцатом году к счастливому семейству прибавилась Миранда. Потом оказалось, что я слишком стар и больше не способен удовлетворить молодую женщину в расцвете сил. Клем с детьми уехала к родителям на Землю, а всеми брошенный неудачник Агасфер Кассетов поработал немного научным консультантом в дыролазном концерне «Black Global», после чего вдруг оказался дряхлым пенсионером на родном Монтеплато…

За эти годы Клементина заметно постарела, набрала лишний вес. Что и говорить, сорок восемь – неприятный возраст, особенно для красивой женщины. Мы разошлись, когда мне было сорок девять, а ей – тридцать три. Сейчас, наоборот, я на полтора десятка лет младше бывшей супруги.

За чаем Клем интересуется, как протекает омоложение. Она возвращается к этой теме всякий раз, когда мы встречаемся, и мне всякий раз становится жалко эту все еще красивую женщину, которую я безумно любил двадцать лет назад и которая теперь стремительно стареет. Говорю уклончиво:

– Были неприятные ощущения, но при некоторой дозе мазохизма от них можно получить удовольствие. А вообще результат стоит мелких неудобств. Года через три после процедуры получаешь немыслимое удовольствие, заметив, что кожа становится гладкой, мышцы избавляются от дряблости… – Я подмигиваю. – Ну и прочие функции постепенно возвращаются

Клем хочет выяснить еще что-то, но тут начинается трансляция новостей, и я немедленно забываю обо всем. Это еще одна из моих бесчисленных маний – постоянно нуждаюсь в свежей информации. К психиатру даже не обращаюсь: догадываюсь, что это неизлечимо.

К сожалению, новости сегодня неинтересные:

– Несколько высокопоставленных чиновников с Венеры приговорены к длительному заключению по обвинению в злоупотреблении служебным положением.

– В Астрофедерации продолжаются боевые действия против повстанцев на континенте Боливари планеты Антика.

– Совет Девятнадцати направил в Сенат закон о монополиях, согласно которому монополией считается компания, контролирующая 60 процентов рынка.

Потом судьба все же решает улыбнуться мне, и начинается интервью. Сегодня в студии Виктор Мардук – Третий Консул, ответственный за силовые структуры. Железный человек. Даже жестокий. Мы встречались в 2292 году, когда моя рота охраняла мирную конференцию, на которой Цвай подписали капитуляцию. У меня осталось впечатление, что разговариваешь с тяжелым крейсером, который намерен и, главное, способен любой ценой пробиться к поставленной цели.

Сегодня Третий – сама любезность. Отвечая на вопросы, успевает между делом флиртовать с очаровательной ведущей – «Вестей Галактики».

– Ваше превосходительство, многие зрители спрашивают нас о событиях сорокалетней давности.

– Мятеж против сепаратистов на Монтеплато?

Ведущая ошеломлена столь молниеносной реакцией, а по лицу Консула скользит тонкая усмешка. Эта маленькая слабость присуща всем обладателям высокого интеллекта – мы любим изредка демонстрировать свое превосходство над мелкими недоумками.

Подавив смущение, телевизионная красавица продолжает:

–… Все такие режимы начинали и кончали одинаково. Их поддерживали огромные толпы соплеменников и сопланетников, но тем не менее проходил год-другой – и власть сепаратистов рушилась на всех мирах даже без интервенции земной армии.

– Тут нет загадки, – говорит Мардук. – Сепаратисты выдвигали лозунги, которые казались привлекательными, но на самом деле были глупы и бесперспективны. Лидеры мятежников обманывали сопланетников обещаниями, будто знают секрет, как добиться процветания, не прикладывая усилий. Первые же попытки реализовать такие идеи приводили к разрухе и обнищанию. Естественно, толпа, еще вчера возносившая до небес мудрых вождей, немедленно отворачивалась от политических банкротов, после чего наши десантники занимали мятежные миры, почти не встречая сопротивления.

– Но ведь были большие сражения. Например, на Зиянде и Монтеплато.

Третий Консул пренебрежительно морщится:

– Это, скорее, исключения. На Монтеплато был огромный гарнизон, в том числе личная гвардия Упыря – шесть тысяч фанатиков, сплоченных родоплеменными узами. И тем не менее четыре сотни повстанцев под командованием генерала Фаттаха, нынешнего Проконсула…

Да, это был красивый эпизод в истории моей малой родины. Четыреста семь бойцов с легким оружием разгромили элитную бригаду карателей, захватив президентский дворец, космодром и телецентр. В живых остались только сам Фаттах и тридцать восемь его повстанцев, каждому из которых досталась рубиновая медаль Героя Вселенной. Их так и называют – Три Чертовы Дюжины.

А ведь в самом деле, через неделю – сороковая годовщина этого сражения!

Клем понимает, о чем я думаю. Спрашивает сочувственно:

– Вспоминаешь эпоху штурмов и подвигов?

Отрицательно качаю головой. Мне вовсе не хочется вспоминать времена, когда смерть дышала в ухо. Слишком уж привык я к безопасности и спокойствию. Хотя какие там безопасность и спокойствие при моей дурной профессии… Интересуюсь в свою очередь:

– Чем занимаешься?

Оживившись, она начинает рассказывать о делах своего института. Они разрабатывают какие-то медикаменты индивидуального действия. Из-за обилия специальных терминов я не сразу соображаю, о чем речь, и Клем объясняет на человеческом языке:

– Мы делаем антитела и другие препараты, которые выполняют свою функцию, лишь попав в организм, обладающий заданным набором генов.

Поняв, что она имеет в виду, я прихожу в восторг и восклицаю:

– Это же идеальное точечное оружие. Убивает лишь конкретного человека, а окружающим не угрожает. Клем укоризненно морщится:

– У тебя всегда были садистские наклонности.

Мы обсуждаем нюансы этой технологии. Клементина переписывает для меня набор программ для синтеза таких препаратов. Теперь я смогу «варить» молекулы точечного действия даже в своей переносной лаборатории.

Между делом я продолжаю рассказывать об ощущениях, связанных с омоложением, и, кстати, жалуюсь:

– Боюсь заводить новых детей. Я ведь столько органов себе добавил, что уже стал не совсем человеком. Мало ли какие монстры от меня родятся.

Она смеется и язвительно сообщает:

– Твоя геноинженерная безграмотность избавила многих женщин от роковой ошибки. А на будущее запомни, что имплантанты автономны от твоего генома. Когда-то пытались выращивать дополнительные органы, изменяя хромосомы, но получались монстры. Потом появилась технология сепаратного внедрения, исключающая влияние чужеродного объекта на генофонд носителя. Одновременно решалась проблема имунного отторжения.

Это успокаивает. Все-таки я не профессиональный биохимик и страдаю некоторыми обывательскими страхами. Побаиваюсь трансгенных овощей, клонированных частей тела, выращенных в колбе. И даже боюсь отдаленных последствий омоложения.

Тем не менее сейчас мысли об этом отходят на задний план. Как бы невзначай беру Клем за руку и вежливо намекаю:

– Может, мне остаться? Вспомним доброе старое время…

– У меня есть друг, – многозначительно говорит она. – Очень близкий друг.

– Но сейчас-то его нет.