Пророчество для ангела

Кот, все еще не врубившись, радостно его ждал, втягивая носом струи долгожданной прохлады, но уже черное облако, зависнув над ушастой головой внезапно разразилось не прохладой и легким ветерком, а быстрыми тонкими струями весенней грозы. Кот ошарашено мявкнул и кубарем скатился с медленно бредущего коня на землю, вопя благим матом. Облако весело поплыло следом, стараясь вылить как можно больше влаги на макушку серого прохвоста. Обормот взвыл и рванул прочь, пытаясь оторваться от мокрой «крыши» над головой, но явно уступая ей в скорости. Я весело хохотала, наблюдая за пируэтами и прыжками нечастного, даже Коул улыбнулся, обернувшись на нецензурные вопли кота, описывающего круги вокруг наших коней.
      Но, в конце концов, коту это надоело и он, весь мокрый и грязный, угрюмо забрался обратно в корзину. Облако гордо следовало за, а точнее над ним, старательно орошая и без того мокрую шесть. Взглянув на меня, как на врага номер один, он чихнул и обиженно лег в корзину, пытаясь спрятать нос под кончиком хвоста.
      Пришлось сжалиться и прекратить экзекуцию, хотя, когда тучка покорно растаяла и на Обормота вновь упали жаркие лучи солнца, он и не подумал меня благодарить, правда и ругаться тоже перестал, что уже хорошо.
      В деревню мы въехали под вечер. Нас встретила одинокая курица у ворот, скромно клюющая что-то в пыли. Мы были удостоены довольно сумрачного взгляда, и проехали мимо. Странно, но вдоль ведущей к колодцу дороги нам так никто и не встретился. Дома стояли пустые и непривычно тихие.
      — А где все? — Кот уже не дулся и с удивлением осматривался из корзины.
      Я пожала плечами, заинтригованная не меньше его. Смерть я бы почувствовала сразу, но здесь ее не было, в этом я была уверенна.
      — Возможно, дальше мы все узнаем, — Коул прислушивался к каким-то звукам, и вскоре я поняла, что это гул собравшихся весте людей. Гм, все любопытнее и любопытнее.
      Выехав на площадь у колодца, которая носила гордое название «Каменки», так как когда-то была выстелена камнями, собранными подножья гор, мы увидели, что вся деревня и впрямь собралась там и заинтересованно слушала какого-то убогого щуплого мужичка, взобравшегося на край того самого колодца и что-то вещавшего оттуда тонким противным голосом.
      — … А еще, братья, ведьм хорошо сжигать на кострах, подложив вокруг сухих березовых поленьев. Ну, или, на худой конец, хворосту. Орать будет страшно! Да зато весь ее черный дух выйдет и с криком страшным провалится прямо под землю! — Корявый палец обличительно ткнул вниз, сидевшая там коза удивлено мекула. — И урожай сразу повысится, коровы дадут больше молока, а женщины увеличат свои формы!
      Последний аргумент сражал наповал, все тут же загомонили, усваивая новые бесценные сведения. Я спустилась с коня и начала проталкиваться к видневшейся неподалеку рыжей кудрявой голове, значительно возвышавшейся над всеми остальными.
      — Привет, Колода. А что это здесь происходит?
      — Ллин, — радостно завопил друг, обнаружив меня у себя под мышкой и радостно стиснул в медвежьих объятьях. Я обреченно захрипела, синея на глазах, но тут хватка ослабла и, удивленно глотнув воздуха, я увидела, как Колода мотает ногами по воздуху, а Коул держит его за грудки невысоко над землей, обжигая задумчивых холодом глаз. Я кинулась на помощь, пока этот герой его не придушил на глазах у всей деревни и временно приумолкшего ради такого случая оратора.
      — Отпусти его немедленно, ты что, с ума сошел? Это мой друг.
      Колоду тут же бережно вернули на землю, и он принялся потирать красную шею, недовольно разглядывая Коула.
      — Это кто еще такой у тебя? Жених че ль?
      Я поперхнулась и закашлялась. Да, хоть завтра под венец.
      Но тут оратор новь начал что-то орать и внимание народа временно переключилось обратно.
      — Кто это такой-то? — заинтересовалась я.
      — Да так, приехал тут на днях, сказал, что пожить у нас хочет. — Колода грустно вздохнул и хмуро взглянул в сторону колодца. — Вчера вдруг взял да и начал вещать о том, что сам он великий борец с нечистью, специализирующийся на ведьмах, и что среди наших баб есть одна такая. Ну, на него сначала внимания-то никто не обращал, да только вот говорил больно складно, да еще прошлый неурожай так приплел, что многие уже верить начали.
      — Так. Понятно, а кого в ведьмы-то определил?
      Колода скривился и сплюнул на истоптанную землю.
      — Майку, вот кого.
      Я отрыла рот, ничего не понимая. На сколько я помню, Майка — это была веселая чернявая девушка, в которую было влюблено пол деревни, и которая всей этой половине поотказывала, избрав стезю травницы и вещуньи. И если вечные пучки пахучих связок по всему дому будущий муж еще бы мог стерпеть, то поминутные предсказания и предвидения, вплоть до того, где сегодня был и с кем всю ночь квасил, ни один нормальный мужик перенести не смог. Так и осталась Майка одна, правда ни чуть по этом поводу не унывала и просто повторяла, что если полюбит, то на все глаза закроет, ну а коли нет, так и к лучшему, что стороной обходит. С Майкой в мое прошлое посещение я успела подружиться и даже поделиться парой секретов об отворотах и приворотах, почерпнутых из пыльных фолиантов, которые в свое время приходилось конспектировать в темных подвалах библиотеки Академии. Только вот никогда она не сделала никому зла, и вот уж кем она точно не была, так это ведьмой. Дара, насколько я помню, в этой душе не хватило б и на простое зажигание свечки, не то, что темное колдовство. Я осмотрел на хмурившегося Колоду, который еще тогда ходил за ней хвостиком, просиживая все вечера под окнами, и поняла, что он будет если что, бороться до конца. К сожалению, не все люди на этой площади были настроены также решительно. Так всегда бывает — что-то в хозяйстве не заладится, а винят дурной глаз соседки, злую волю соперницы или колдовство. И если соседка отделается скандалом, а соперница парой прядей выдранных волос, да царапинами поперек смазливого личика, то ведьму, заподозренную в невзгодах, люди просто сожгут на главной площади, напрочь забыв все то доброе, что когда-то она для них сделала.
      — Вперед, она рядом с вами! Она плетет свои ужасные заклинания, она готовит яды и прочие пакости, она хочет извести вас всех! — Надрывался мужичок, старательно разрывая ворот рубашки на худой шее. — Но мы не позволим ей бесчинствовать в наших домах, мы не дадим ей губить наших детей! Мы… а ты кто такая?
      Я стояла перед ним на земле и пакостно ухмылялась.
      — Ведьма, — нагло заявила я, освещая бледное лицо огнем зеленых глаз и сверкая оскалом длинных белоснежных клыков.
      Мужичок впечатлительно всхлипнул, побледнел и… рухнул колодец, подняв кучу брызг со дна. Веревка тут же натянулась, видимо он успел ухватиться за ведро. Я заинтересовано наклонилась, заглядывая внутрь и, посветив небольшим пульсаром, разглядела что-то щуплое, дрожащее и матерящееся, сидевшее в ведре и отжимающее край рубахи. Правда, увидев пульсар, материться оно прекратило и тонко завизжало на высокой ноте, пробирающей до косей. Пульсар испуганно мигнул и рванул обратно ко мне. Втянув его в ладонь, я медленно обернулась и с удовольствием обозрела ошарашенные лица местных жителей.
      — Да, я ведьма, и тот, кто хочет срочно поджарить меня на костре… — я угрожающе оглядела притихший народ, — прошу сделать шаг вперед.
      Как я и ожидала, дураков здесь не было.
      — Что ж, тогда выловите этого горе-воителя из колодца и расходитесь по домам.
      Люди тут же засуетились и начали расходиться, вспомнив о куче неотложных дел. К колодцу, кстати, так никто и не подошел, и тоненькое спасите из глубины тронуло только меня. Я вновь склонилась над краем и заботливо предложила свою помощь. В меня плюнули и храбро пожелали провалиться сквозь землю, рядом мекнула огорченная коза, которая все еще ошивалась у колодца. Я пожала плечами и отправилась восвояси. Мое дело предложить.
      Дядюшка Хво встретил меня как родную, радостно выбежав из-за стойки переполненного трактира, за которой он всю жизнь торговал подпольно производимыми винами, коим весьма удачно спаивал всю округу.
      — Ллин, девочка моя! А я-то, старый дурак, думал от чего это мой трактир опять переполнен, — и меня радостно заключили в теплые медвежьи объятья.
      Переполненный трактир недружелюбно уставился на меня несколькими десятков глаз, но, увидев столь радушный прием хозяина, народ постепенно успокоился и вернулся к обсуждению недавнего происшествия, ничуть не смущаясь тем, что главная героиня находится неподалеку. В итоге, пока мы Коулом, шли к своему столу, я услышала ну очень много лестного о себе, родимой. Особенно меня впечатлило наличие у меня аж трех хвостов и раздвоенного языка с жалом на конце, слюна которого не просто убивает, а медленно переваривает жертву, к которой я, радостно надрываясь от хохота, должна присосаться.
      Кстати, мог возникнуть вопрос: почему так мало народу этой древни способно узнать меня в лицо. Все дело в том, что в свое прошлое посещение этой деревеньки, у меня на хвосте висела вся инквизиция нашего небольшого государства во главе с самим отцом — настоятелем, которому зачем-то срочно понадобилось ведро крови настоящей ведьмы. Мне эта кровь была чем-то очень дорога, и я категорически не желала с ней расставаться, бегая от монахов, орденов, да и просто мужиков с крестами на волосатой груди и лопатой на перевес. Помню, как вся израненная, в крови побиралась ночью под дождем по деревне, думая о том, что один знакомый мне бывший демон сейчас возможно ценой соей жизни уводит погоню от бедной уставшей меня. Все на что меня тогда хватило, это буквально доползти до дома местной молодой знахарки, который я узнала по весьма характерному виду, и тому, что стоял он на отшибе. С трудом размагичив замок, я валилась внутрь, прямо у ног вбежавшей на вой охранных заклятий Майи. Она могла меня сдать инквизиции, могла пленить и просто-напросто всю жизнь выпытывать заклинания, которыми так удобно пользоваться, сохраняя их в хрустальных сферах, но ничего этого не сделала. С трудом дотащив мою вялую тушку до своей кровати, она целую неделю лечила, кормила и выхаживала совершенно не знакомую ей ведьму. А потом еще и сдала с рук на руки явившемуся однажды ночью на ее порог злому крылатому демону, который каким-то образом смог доказать, что пришел защищать, а не убивать.
      А с дядюшкой Хво я познакомилась, пока валялась у Майки. Он был ее дальним родственником, тайком таскал нам обеим еду и хранил эту страшную тайну, умудрившись при своем-то болтливом языке так никому в деревне и не проболтаться. А я в благодарность оставила ему амулет вкуса, который любое вино делало пряным и удивительно вкусным раз и навсегда, Майке же оставила свой личный знак защиты, в виде маленькой синей птички, которую пол дня рисовала, шепча заклятья на тонком девичьем запястье. Да только все зря: как только последний штрих тонкой кисточки завершил рисунок, птичка ожила, взлетела не плечо к Майе и радостно каркнула, обдав меня снопом синего пламени. Помнится, тогда еще очень кстати пришлась приготовленная подругой накануне мазь от ожогов. Птичку назвали огоньком, и она полостью оправдывала свое имя, обладая вредным характером и плюясь пламенем во все, что ни попади, при этом еще и умудряясь весело комментировать происходящее. Если честно думала, что за той подарочек Майка все-таки передумает и в отметку выдаст меня до соплей счастливому отцу-настоятелю, но вышло иначе. Тихая Майя и бойкая птичка сдружились, и, когда я их покидала, уже работали над приготовлением зелий на пару.
      — Ллин, о чем задумалась? — Коул с интересом рассматривал мое лицо, пытаясь найти ответ. Я мотнула головой, прогоняя воспоминания и с удивлением уставилась на уже давно уставленный яствами стол, последним в центр грохнулся довольно внушительный кувшин, который Коул тут же у меня забрал, заказав "воды для дамы". Вот ведь вредитель.
      — Ллин! — Раздался радостный крик от дверей, и на удивленную ведьму накинулось что-то яркое, визжащее и тяжелое. Со стула меня просто снесло и погребло под поцелуями и объятьям счастливой подруги.
      — Майка — задушишь! — Возмущенно хрипела я, пытаясь всеми средствами выбраться на свет божий.
      — Конечно. — Философски заметил огонек, рассевшийся на краю стола и с интересом разглядывая его содержимое.
      Но вот, наконец, меня поставили, отряхнули и бережно посадили обратно на уже трехногий табурет, который с опасным скрипом накренился под моей в общем-то легкой тушкой. Майка смущенно поздоровалась с Коулом и села рядом, глядя на меня счастливыми глазами. Огонек с громким чавканьем и хрустом методично уничтожал мой завтрак, повернувшись к нам хвостом.
      — Э, это мое!
      — Жадничать не хорошо, — птичка клюнула протянутую руку и громко чихнула, спалив остатки барашка. Я грустно осмотрела стол и со вздохом сделала еще один заказ.
      — Ну, рассказывай! Где была, чем занималась, я так соскучилась, да и огонек тоже.
      Огонек согласно рыгнул и с довольным вздохом лег на спину, удовлетворенно потирая разбухшее брюхо. Я ударилась в резкую ностальгию, вспоминая Обормота, который еще во время происшествия у колодца удрал вслед за проходящей мимо хорошенькой кошечкой в неизвестном направлении.
      — Мяу-уу! — Раздалось внезапно из-под стола и на него тут же вспрыгнул довольный серый кот, и с удивлением уставился на валяющуюся в тарелке толстую наглую птичку. Птичка лениво открыла один глаз, посмотрела на кота и тут же с ужасом открыла второй, вскакивая на ноги.
      — Карраул, коты нападают! — Заорал огонек и плюнул огнем прямо в морду кота. Обормот от неожиданности свалился под стол и был тут же обидно осмеян победителем.
      — Ага! Получил, серый комок шерсти. Я боевой птиц, и я…
      — Мя-я-у-у-уу!
      Обормот, слегка обгоревший, тут же запрыгнул обратно и с радостным воем накинулся на обидчика. Обидчик дал деру, с руганью пытаясь взлететь, но явно перегруженный моим обедом. Кот радостно поскакал следом, оглашая окрестности воем, мявом, пугая посетителей. Я с интересом пронаблюдала, как эти двое носятся по чужим столам, сея хаос и разрушения. Птичка еще и плевалась огнем во всех возмущенных, а кот царапался и кусался в ответ на попытки голодных посетителей отомстить. Но вскоре эти двое нашли выход и рванули на улицу. Огонек летел низко и тяжело, а кот радостно прыгал следом. Майка в ужасе вскочила и хотела кинуться за ними, но я ее удержала.
      — Пускай порезвятся, глядишь, и подружатся.
      Она с сомнением на меня посмотрела, но послушно села на место. Вокруг раздавалась ругань и угрозы в след всем пернатым и хвостатым, а хозяин радостно разносил добавку, так как первое поднимать с пола и доедать не хотел никто.
      — Май, мы сюда ненадолго.
      — Да? Жаль, а я уже рассчитывала, как мы здорово проведем время, сейчас как раз погода подходящая, да и речка есть неподалеку, травок бы нарвали… — Она огорченно вздохнула и с надеждой на меня посмотрела. Я тоже огорченно вздохнула. Блин, я даже не помню когда у меня в последний раз были каникулы, да и были ли они вообще.
      — Может, задержишься хотя бы на пару дней?
      Я огорченно помотала головой.
      — Нет, Май, вот вернусь, тогда и позагораем.
      Она кивнула.
      — Может тебе что с собой в дорогу надо?
      — Ага, пара зелий мне уж точно пригодятся. Да, и вот еще что. Ты не могла бы на время моего отсутствия взять себе Обормота? Ну, того кота, который недавно прыгал по таверне.
      — Конечно, — улыбнулась она, — он довольно симпатичный, а с Огоньком они наверняка подружатся и везде будут бегать вместе, помогая мне по хозяйству.
      Теперь уже я с сомнением на нее посмотрела, но разубеждать не стала. Когда мы подошли к домику травницы, то заметили неподалеку обоих наших питомцев, о чем-то мирно разговаривающих. Правда Огонек при этом сидел на ручке двери, а Обормот валялся внизу: толи караулил, толи просто отдыхал.
      — Нет, ну ты пойми, я не съедобный! — Возмущенно втолковывал коту Огонек прописные истины из книги о магически созданных существах. — Я может вообще отравленный, и ты после еды позеленеешь и умрешь в страшных муках, а-апчхи!
      Кот вовремя отпрыгнул и с интересом уставился на небольшую выжженную воронку в досках крыльца.
      — А еще у тебя будет изжога, — припечатал Огонек и радостно полетел к только что замеченной Майке, уселся у нее на плечо и показал оттуда язык коту. Обормот погрозил ему кулачком и побежал ко мне — жаловаться.
      — Ллин, это пернатое меня обижает! — Взвыл мохнатик и попытался тоже залезть ко мне на руки, но я вовремя увернулась от столь сомнительного удовольствия, и пузан упал на землю, распластавшись на брюхе.
      С Майиного плеча послышался радостный хохот. Кот гордо встал, встряхнулся и принял независимый вид. Я усмехнулась.
      — Глотик, а у меня для тебя сюрприз.
      Левое ухо выжидательно повернулось в мою сторону.
      — Ты временно поживешь у Майи, поможешь ей по хозяйству, наведешь здесь порядок.
      Птичка поперхнулась смехом и натужно закашлялась, кот радостно к ней обернулся и окинул ее циничным взглядом прожженного дегустатора.
      — Ллин, я согласен! — Важно заявил он и потрогал лапкой выжженную плешь на хвосте.
      — Вернувшись, ты дом не узнаешь.
      Огонек возмущенно нахохлился и попытался с плеча доплюнуть до Обормота, но тот отпрыгнул и показал ему язык. Нет, эти ребята явно подружатся.
      — Так. Ладно вам стоять у порога, пойдемте в дом, — опомнилась Майя и полезла отпирать старый ржавый замок, а я вспомнила про амулет сигнализации, который случайно поломала в прошлый раз и решила сегодня же возместить эту потерю.
      Из деревни мы выехали только под вечер, причем и моя лошадь и лошадь Коула были явно перегружены припасами от дядюшки Хво, теплыми вещами от его сердобольной жены и кучей склянок и пузырьков, которые нам торжественно вручила Майя. Правда, не все из них были подписаны, но я решила, что и сама разберусь с содержимым. Провожали нас всей деревней, даже наконец-то выловленный из колодца щуплый борец с ведьмами соизволил выйти и торжественно плюнуть вслед, погрозив костлявым кулаком. Я решила не возвращаться, но при случае провести с ним душеспасительную беседу на тему: "что такое ведьма и как с ней надо обращаться, чтобы выжить". Коул вертел в руках потрепанную карту и задумчиво изучал предстоящий нам довольно извилистый маршрут. До гор было уже рукой подать и известие о том, что лошади смогут проделать с нами только часть пути наверх, меня отнюдь не обрадовал. Но я решила пока не кипятиться и стойко принимать все невзгоды предстоящего путешествия. Возможно, последнего в моей жизни…
      Было немного одиноко без вечных ехидных замечаний кота, знакомой тяжести драконши на усталом плече и вдумчивого молчания великана, шагающего рядом. Но я привыкну, как всегда привыкала.
      Под копыта лошади попался первый камень и вскоре они зацокали по уходящей под уклоном вверх каменной дороге, выдолбленной прямо в камне. Волосы рванул холодный ветер, за спиной остался мир зелени и лета, а на встречу шел новый холодный мир серого камня и белых снегов. Я поежилась, понимая, что ступив на тропу мы преодолели невидимый барьер, который не пускал стужу в долину и полезла в мешок за тепой курткой с таким уютным капюшоном, отделанным опушкой из меха. Коул как всегда невозмутимо и молча ехал впереди. И если раньше я на это не обращала внимания, понимая, что он занят анализом местности и всевозможных ожидающих нас угроз, готовый в любую минуту храбро встать между мной и очередной пакостью, то теперь, так как поговорить больше, кроме лошади, было не с кем, я решила его немного поизводить.
      — Когда будет привал? — Я подъехала ближе, старясь заглянуть в лицо.
      — Скоро.
      Хм, попробуем еще раз.
      — А как скоро?
      — Часа через два.
      Прогресс.
      — А я сейчас хочу! Весь зад отбила.
      На меня наконец-то взглянули, особое внимание уделив непосредственно заду, я аж покраснела.
      — Хорошо, можно и сейчас. — И резко остановился, прямо посреди дороги. Выжидательно смотря на меня.
      Я поежилась от ветра, сообразив, что для остановки и будущего ночлега еще надо найти укрытие.
      — Так. Я передумала. Мы едем дальше!
      И я гордо поскакала вперед, изо всех сил стараясь не оборачиваться. Коул мудро молчал.
      Еще через пол часа у меня отмерзли ноги, руки, уши и нос. Я с ужасом смотрела на бесконечную дорогу и неизменно прямую спину моего спутника. Блин, мне б согреться. С трудом цепляя лямки мешка озябшими пальцами, подтянула его к себе и начала бурно в нем рыться, особенно заинтересовавшись склянкой с сухими тараканами, кое-как вспомнила, что они служат для сонного зелья. Бррр… Но вот на самом дне я с радостным криком нашла нужную баночку, на которой довольно коряво было выведено, что это "питие ат бурмарожиний". Подумав, я отхлебнула сразу половину и тут же, выпучив глаза, тяжело закашлялась, пытаясь схватить пламенеющими легкими хоть немного воздуха. Коул все-таки вернулся ко мне, пытаясь понять, чем я опять занимаюсь. Я без слов сунула ему в руки склянку и на пальцах объяснила, что мне срочно нужен глоток воды. Дым, внезапно поваливший из ушей и носа, молча все подтвердил. Воду мне дали, да еще и заставили выпить все до последней капли, после чего я, вся красная и полностью согревшаяся, радостно полезла лобзать спасителя, воя что-то нечленораздельное о большой и грязной любви ко всей нечисти, особенно к бывшей. В итоге впечатленный Коул попросту перекинул меня через свое седло, воспользовавшись тем, что я и двух слов о нем не могла связать, а не то, что на полноценное заклинание разориться, и так и повез дальше. Гад.
      Протрезвела я уже сидя в небольшой обнаруженной уже под вечер пещерке, греясь у огня и хлебая похлебку собственного изготовления. При этом грустно смотрела на горящие под котлом куски сухого мха, растущего на большей части гор нашего королевства. Коул сидел напротив, устало прислонившись спиной к стене пещеры — толи спал, толи просто отдыхал. Я, тяжело вздохнув, пошла к уже накормленным и напоенным лошадям и достала наши плащи, устраивая две постели на ночь. Правда устраивала — это громко сказано, я их попросту бросила в места, где пол был поровнее и не столь бугристый и вежливо предложила Коулу идти спать. Он не возражал и довольно быстро уснул, устроившись у выхода из пещеры. А я еще долго ворочалась, кутаясь в теплый мех и думая о том, что завтрашний день может стать последним для меня, для Коула, и, быть может, для всего этого мира. Хотя это я, пожалуй, загнула. Ангелы наверняка подстраховались и не раз, на случай моей очередной неудачи, правда радости это предположение почему-то не принесло. Поворочавшись с час и отмораживая себе то правый бок, то левый, я плюнул на все, встала и пошла к выходу, волоча за сбой несчастный плащ. Там бесцеремонно залезла под полу плаща Коула и устроилась у него на груди, натягивая сверху и свое «одеяло» тоже. Он не шевельнулся, пока ворочалась и пыхтела, пытаясь устроиться как можно удобнее, и только потом, когда я начала проваливаться в теплый спокойный сон, он осторожно обнял и прижал к себе правой рукой, уткнувшись носом в мою спутанную шевелюру. Я улыбнулась сквозь сон и провалилась в пустоту, как обычно, без сновидений.
      Утро началось с вкусного запаха жарящегося мяса. Оказывается, дядюшке Хво таки удалось засунуть в мешок Коула сковородку, пока Майка отвлекала нас обоих душещипательной беседой о пользе теплых вещей, которых припасла для нас целую гору. Кот тогда еще предлагал себя в качестве охотника, все еще надеясь, что его возьмут с собой, но я была непреклонна. Пушистику было не место там, где открывался проход в мир нечисти, так что он грустно проводил нас, махая на прощанье лапкой с порога Майиного дома.
      Коул сидел неподалеку и как-то подозрительно меня рассматривал. Я нахмурилась, понимая, что вскоре от него можно будет ожидать всяких пакостей, начиная с усыпления одной довольно вредной ведьмы для ее же блага, и кончая дурацким самопожертвование опять же в мою честь. А вот фиг ему, не дождется, я ему еще устрою долгую и счастливую жизнь! И не фиг разевать рот на чужие подвиги. С этими тяжелыми мыслями я довольно быстро поедала куски жаренного мяса, запивая все это чистой ледяной водой. Видимо неподалеку был родник, или просто вода сама так охладилась за ночь.
      Снаружи гулял ветер, он уже был не таким спокойным и ласковым, как вчера: с радостным воем забирался запазуху, щипал за щеки и трепал непослушные волосы. Нос тут же покраснел, и я спрятала его под воротником, стремясь натянуть капюшон чуть ли не до подбородка и с завистью глядя вслед как всегда невозмутимому Коулу. Ну, правильно, он не боится ни холода снегов, ни жара преисподней и сможет пройти там, где лучшие воины королевства полягут ни за что.
      Часа два мы еще ехали на замерзших лошадях, которые с трудом переставляли ноги под напором вьюги, а потом я почувствовала, как мою замерзшую ногу то-то тянет вниз. Чуть было не бросила пульсар, но, приглядевшись, поняла, что это Коул пытается сообщить об остановке. Пришлось слазить, опираясь на него всем своим не таким уж малым весом.
      — Дальше пойдем пешком, — прокричал он, уворачиваясь от первых горстей снега, набрасывающихся на нас со злобой цепных псов вьюги.
      Я попыталась было спорить, но мне показали на дорогу, которая дальше в изобилии была усеяна камнями, трещинами разломов, да к тому же еще и петляла, как подстеленный заяц, суживаясь ну просто до неприличия… и я покорно начала отвязывать мешок, в который еще утром переложила наиболее важные вещи из всего того барахла, которое тянули несчастные лошадки.
      Коул молча смотрел, как я пытаюсь забросить его себе на спину, а потом просто отобрал и забросил себе за плечо, рядом со своим. А у меня уже просто не было сил возражать. Дальнейшие воспоминания слились в одно белое холодное колючее пятно. Мы куда-то шли, причем меня еще и тянули вперед за руку, я прыгала, шла на цыпочках вдоль обрыва, прижимаясь спиной к шершавому граниту, создавала ледяные мосты через разломы и задерживала поминутно катящиеся на нас с вершин насыпи. Уже через час выдохлась, замерзла и перестала чувствовать ноги, а через два — не чувствовала вообще ничего и вообще ничего не хотела.
      Очнулась я на полу очередной пещеры, которая была именно тем входом, который мы и искали. Коул сидел рядом и рылся среди моих склянок. Ресницы смерзлись и покрылись ледяной коркой, так что видела я нечетко и не всегда. Наконец, демон выловил какую-то особо противную бутылочку с мутно зеленым содержимым и, удовлетворенно хмыкнув, принялся ее открывать. В нос шибанул запах тухлятины и чего-то сильно напоминающего… нет, эту мысль я додумывать не стану. Приподняв мою голову он зачем-то поднес горлышко ко рту. Я закашлялась и попыталась отвернуться.
      — Пей.
      Я сморщилась и отрицательно затрясла головой. Уж лучше сдохнуть, чем рискнуть желудком.
      — Ллин, ты должна это выпить, — его голос обволакивал и подчинял, проникая сквозь все запреты и барьеры, — оно поможет, поверь. Ну же. Выпей.
      Я тяжело вздохнула и уже открыла было рот для протеста, когда этот гад, воспользовавшись моментом, просто влил в него зелье!
      Какая гадость!!!
      Я захрипела и тут же закашлялась, давясь горечью. Блин, это кого же надо было так убить, что бы получить та-акой вкус?!
      Но уже через секунду гадкий вкус пропал, я перестала кашлять и с удивлением ощутила, как по телу пронеслась волна живительного тепла, и замерзшие казалось навсегда конечности вновь обрели чувствительность. Стало даже жарко, видимо много глотнула. Коул помог мне встать и я, буркнув что-то отдаленно напоминавшее благодарность, с интересом огляделась. Мы были на месте. Этот вход вел в глубь горы, спускаясь под уклоном вниз. Резко накатили воспоминания, но, тряхнув головой, усилием воли заблокировала их. Теперь все будет иначе.
      Заметив что-то боковым зрением, я резко обернулась и увидела, что Коул уже разделся по пояс и из его быстро темнеющей спины стремительно вырастали два черных когтистых крыла. Руки пошли бугристыми стальными канатами мышц, а на концах пальцев уже сверкали алмазно-острые кромки длинных когтей. Он улыбнулся мне шикарной клыкастой улыбкой и первым пошел вглубь горы, по пути доставая из-за спины длинный острый клинок. Я пожала плечами и пошла следом, прихватив с собой и оба мешка, изрядно похудевших из-за брошенной нами у входа теплой одежды. О возвращении ни он, ни я не задумывались. В конце-концов после того, как тебя убьют в одной милой пещерке раза три — четыре, думать о том, что в этот раз ты лично всем набьешь морду и выйдешь целым и невредимым на божий свет, было бы не то чтобы смешно, а скорее как-то слишком оптимистично. Я же, по моему глубокому мнению, стремительно превращалась в законченного если не пессимиста, то реалиста, этот уж точно.
      Каменный свод, переходящий в покатые стены был гладким, будто проплавленным в камне какой-то пьяной огромной сороконожкой. Пьяной — потому, что постоянно петлял и радовал изгибами и зигзагами на пути, правда, общее направление в нем все же угадывалось. Сапоги неслышно стучали по столь же неприлично-ровному полу, на котором не было ни единого камешка, зато углы, а точнее темные места на месте стыка стены и пола, радовали изобилием побелевших от времени костей и черепов самых невероятных форм и размеров. Я старательно туда не смотрела и методично щелкала пальцами, подвешивая к потолку один за другим слабо светящиеся пульсары, которые тут же начали шмыгать из стороны в сторону, изучая обстановку и разыскивая будущую цель. Цели не было, но это пока. Вскоре все изменится.
      Издалека послышался тихий довольный вой. Я задумчиво сощурилась: почувствовали, гады, что к ним гости, сейчас еще и делегацию встречающих организуют.
      — Ллин.
      — Что? — Рявкнула я, сжимая рукояти призрачных мечей. В этот раз они не стали дожидаться, когда на меня непосредственно прыгнут.
      — Не лезь.
      Я удивленно на него посмотрела. А потом расслабилась. Он прав, пока справится и сам.
      Впереди, уже гораздо ближе, послышался тихий шелест сотен маленьких ножек, бегущих нам навстречу. Я сморщилась, вот кого не люблю, так это сваргов — маленьких (мне по колено) клыкастых тварей, сильно напоминавших пауков, с шестью лапками, каждая из которых оканчивалась ядовитым маленьким коготком. По одному они страшны не были, но когда их много… Прыгая, они впивались в теплое живое мясо всеми шестью когтями и радостно рвали его длинными острыми клыками со столь же ядовитой слюной. А вот и они.