- Девочка! - крикнул он. - Господи, какая радость! Три с половиной кило, представьте себе, и голубые глазки!
      Глава 4
      1
      Через неделю Кристина с дочуркой вернулись из роддома. Новоявленная гражданка ПНР пока представляла собой белый сверток, из которого торчала мордашка величиной с апельсин. С первой минуты она проявила энергию, решительность и своеволие и вообще в глазах семейства Жак была законченным чудом. Собственная семья младенца состояла из одной Кристины, ибо ее супруг, отец новорожденной, в результате рокового стечения обстоятельств в это время находился в Бельско-Подлясском воеводстве, где ему подвернулась халтура, и никто не знал, каким способом его отыскать.
      Кристина была настолько переполнена счастьем, что не ощущала никаких неудобств в своем новом положении. Дочку она назвала Иренкой, в честь мамы Жак, а других забот у нее, собственно, не было. Пока не наступил вечер... Вечером ожидалось появление специалиста, то бишь медсестры, которая по существующим правилам должна была приходить ежедневно и купать новорожденную.
      Когда до восьми часов никто не явился, Кристину охватила паника.
      - Я боюсь! Я боюсь до нее дотронуться! - жалобно восклицала она, отвергая предложения, которыми засыпали ее мама, Юлия и Веся.
      Она требовала, чтобы ей немедленно доставили квалифицированного специалиста, и никак не хотела понять, что Юлию обуревают лучшие намерения, что маме Жак в жизни довелось купать двоих детишек, а тете Весе, правда, на одного меньше, но зато недавно. Положение с минуты на минуту обострялось: приближался священный час кормления, и маленькая Иренка принялась демонстрировать силу своих ненатруженных легких. Это, в свою очередь, по принципу обратной связи довело молодую мамашу до слез: от волнения она не в состоянии была справиться с самым простым делом.
      - Да это ж истерия, того-этого, - бормотал дедушка, который тоже обладал кое-каким опытом по уходу за грудными младенцами, но которому тем не менее не позволили даже выставить свою кандидатуру. Семейство пререкалось у постели Кристины, маленькая Иренка ревела, как тур, Бобик, слегка завидуя ее успеху в обществе, пытался перещеголять малютку и тоже выл, хотя, в отличие от нее, весело.
      Поистине можно было потерять голову.
      Однако Целестина, как всегда в ситуациях, требующих решительных действий, проявила спокойствие и хладнокровие. Не поддаваясь панике, она отыскала книжку под названием "Маленький ребенок". Книжечка эта до недавнего времени была для Кристины чем-то вроде Корана, но теперь оказалась бесполезной: Кристина не могла прочесть ни строчки.
      Цеся спокойно раскрыла "Маленького ребенка", прочла соответствующий раздел и прокралась в ванную, чтобы подготовить там все к церемонии купания. Задача была не из легких. Цеся трижды примеривалась, пока наконец не убедилась, что готова приступить к делу и что все необходимые принадлежности разложены по местам в соответствии с предписаниями Института матери и ребенка. Только тогда она пошла за Иренкой. Малышка тем временем перестала кричать и, открыв припухшие глазки, казалось, прислушивалась к бурным дебатам, которые велись в противоположном конце комнаты. Цеся осторожно вынула младенца из кроватки и, по всем правилам поддерживая головку, понесла в ванную.
      Извлеченное из пеленок существо было таким крошечным, трогательным и беззащитным, что Цесино сердце растаяло. Маленькая красная ручка с неожиданной силой ухватила Цесю за палец своими пальчиками толщиной со спичку, а тоненькие ножки, высвободившись из пут, несколько раз энергично ее лягнули. То и дело заглядывая в книжку, Цеся на удивление ловко помыла Иренку, смазала пупок зеленкой, сменила наклейку и дрожащими руками надела на хрупкое тельце свежую pаспашонку. Зато с пеленкой пришлось повозиться - Цесе все время казалось, что она не расправила какие-то складки и у бедного ребенка немедленно появятся пролежни. Однако крошка была чрезвычайно довольна: стихла, закрыла глазки и начала блаженно посапывать. Целестина пригладила рыжеватые Иренкины волосики и, принаряженную, снова завернутую в одеяльце, отнесла обратно в кроватку. Осталось только покормить ребенка. Цесе в голову не пришло, что она поступила в высшей степени неосмотрительно и что отныне честь купать Иренку будет принадлежать преимущественно ей, поскольку у нее это лучше всего получается.
      2
      Ночь была тяжелая. Младенец спал до двух часов, после чего проснулся и кричал до пяти утра. Цеся и Кристина, ужасно взволнованные, до рассвета не сомкнули глаз, теряясь в догадках, что могло послужить причиной этой отчаянной демонстрации. Кристина склонялась к мысли, что ее дочка просто-напросто чертовски голодна. Несмотря на Цесины советы, а также вопреки строжайшим запретам медицины она пыталась доказать, что, если малышка плачет от голода, нужно ее накормить пренебрегая чьими-то дурацкими выдумками насчет ночного перерыва.
      Юлия, которая пыталась спать в той же комнате на диване, в три часа утра сдалась.
      - Цеся, ведь твоя кровать пропадает зря, - пробормотала она не открывая глаз. - Пожалуй, я туда переберусь, пусть хоть кто-нибудь в этом доме выспится. - И, сунув под мышку свою любимую думку, пошла в большую комнату в надежде урвать хотя бы несколько часов сна на раскладушке, по соседству с Бобиком и его мышкой.
      В шесть утра Иренка внезапно утихла и, вероятно для восстановление сил, задремала. Исстрадавшаяся Кристина и едва живая от усталости Цеся немедленно свалились каждая на свой диван и заснули мертвым сном. Через четверть часа у маленькой Иренки наступил новый день. Ее бодрый крик поднял на ноги всех обитателей квартиры, за исключением Бобика, которого в такую рань не могли пробудить никакие силы. Юлия, чертыхаясь сквозь сон, положила себе на голову Бобикину подушку, свою думку и диванный валик, но это не очень-то помогло: пронзительные звуки высокой частоты без труда проникали даже сквозь толстые стены. Оставался единственно разумный выход: встать и позавтракать.
      К счастью, было воскресенье, и каждый в душе надеялся еще немного вздремнуть, когда Иренка угомонится. А пока что был сварен кофе, и семейство, дрожа и позевывая, собралось за столом. В эту самую секунду ребенок смолк. Жачек на цыпочках подошел к двери комнаты девочек и заглянул в щелку. Иренка спала. Везде ее кроватки, положив голову на спинку стула, дремала Цеся. Кристина, державшая в одной руке пустую молочную бутылочку, а в другой мокрую пеленку, скаля зубы и тряся рыжей головой, пыталась беззвучно втолковать Жачеку, что ему надлежит удалиться, не производя шума. Сама она сидела на краешке дивана и боялась пошевелиться, чтобы, упаси бог, не заскрипели пружины.
      Жачек отошел, стараясь не дышать. Как легкий зефир, он впорхнул в столовую и плюхнулся на свое место за столом.
      - Ну что? - спросила мама, у которой даже бессонная ночь не стерла с лица великолепного румянца. Она в непринужденной позе сидела за столом в желтом пончо, испачканном керамической глиной, и грызла соленые палочки.
      - Нужно что-то придумать, - сказал отец, широко зевая, и тюкнул ложечкой по яйцу всмятку.
      - Это ты насчет чего? Опять яйца... - ворчал дедушка. - Ветчиной и не пахнет, того-этого.
      - Из всей нашей семейки люблю одну корейку, - опередил его Бобик, который был в превосходном настроении, поскольку хорошо выспался.
      - У этого ребенка нет ни капли уважения к старшим! - взорвался дедушка, который был не в духе, - Даже любимую шутку не даст сказать!
      - Я предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию, - пояснил свою мысль Жачек.
      - Никто не против, - буркнула Юлия.
      - Яйца и яйца, того-этого, вперемешку с гречневой кашей. Сколько раз просил не давать мне яиц. И каши.
      Тете Весе пришла в голову гениальная идея.
      - А Кристинин муж? - сказала она.
      - Мне яйца противопоказаны. Впрочем, не знаю, возможно не яйца, а каша. Что-то одно, во всяком случае, вредно, это точно, - недовольно бурчал дедушка.
      - Кристинин муж, Кристинин муж! Войтек зарабатывает деньги на содержание семьи, - вступилась за друзей Юлия. - А кстати, - добавила она, - мог бы уже вернуться, стервец.
      Бобика заинтересовало новое слово.
      - Стервец, - шепнул он в порядке эксперимента.
      - В самом деле, Кристине здорово достается, - заметил Жачек.
      - И Цесе тоже, - не преминула добавить мама.
      - Именно.
      - Стервец, - с наслаждением повторил Бобик. - Сопляк. Слюнтяй.
      - Я бы все-таки советовала его разыскать, - робко сказала тетя Веся и крепко сжала бескровнье губы. - Можно дать сообщение по радио.
      - Во вторник, папа, во вторник, - сказала мама Жак. - Во вторник пойду в мясной и куплю тебе целый круг колбасы.
      - Скотина, - все уверенней бормотал Бобик. - Скупердяй. Свинья.
      - Слава богу, - сказал дедушка, сменяя гнев на милость. - В моем возрасте не рекомендуется питаться одними яйцами. И кашей. Из в нашей семейки люблю одну корейку, того-этого.
      - Тетя, это тебе попался неудачный экземпляр, - раздраженно сказала Юлия. - Войтек - человек другого поколения. Он любит Кристину и, если б знал, что его ребенок уже появился на свет... Не сомневаюсь, что он скоро вернется.
      - Однако до тех пор... мне бы, разумеется, не хотелось прослыть скрягой... - пробормотал Жачек.
      - Ты и так уже прослыл, - не упустила случая уколоть его жена.
      - Просто я не очень себе представляю, как мы сможем содержать еще двух человек...
      - Ой, папа! Не понимаю, почему надо заранее впадать в панику! - вскипела Юлия. - Есть в тебе все-таки что-то мещанское. Интересно, как бы ты себя чувствовал, если б у тебя родился ребенок и ты сидел без гроша в кармане на шее у чужих людей.
      - Да уж, наверно, я бы чувствовал себя не в своей тарелке, - признался Жачек.
      - Я буду тебе отдавать каждую заработанную копейку! - самоотверженно заявила Юлия.
      - Но-но-но! - выступил в роли миротворца дедушка. - Никто не собирается выкидывать эту кроху на улицу! Если не найдется другого выхода, я готов взять на себя содержание этих несчастных жертв юношеского легкомыслия, - изрек он тоном, не терпящим возражений, и откашлялся. - Мне и так платят слишком большую пенсию. Я, пpaвда, собирался, по стариковскому обычаю, откладывать понемножку себе на похороны, но сейчас только рад, что нашлись расходы поважнее. - Увидев, что взоры всех сидящих за столом обращены на него, дедушка смутился. - Где, черт возьми, моя книжка?! - сердито воскликнул oн. - Ходят туда-сюда, мусорят, в доме все вверх дном, того-этого, со мной, естественно, никто не считается. Где книжка, в последний раз спрашиваю!
      - А какая? - стали озираться по сторонам домашние.
      Дедушка прикусил язык. В его любимой библиотеке Дворца культуры, где он по-прежнему брал книги в алфавитном порядке, в последний раз ему попался Дюма-отец. Заведующая любезно отложила для своего постоянного читателя затрепанную "Королеву Марго", и теперь патриарх семейства Жак самозабвенно поглощал страницу за страницей сего кровавого исторического романа. Он был в восторге и стеснялся в этом признаться даже самому себе.
      - А вам-то что? - буркнул он.
      - У нас сегодня гости, - как бы невзначай, бросила Юлия. Она старалась говорить вполголоса, но мама расслышала.
      - Что, что? Что ты сказала?
      - Юлины друзья, верно, придут, - объяснила тетя Веся, запахивая полы цветастого халата и поднимая брови. - Надо думать, захотят поглядеть на сиротку.
      - Какую еще сиротку? Скажешь тоже, тетя!..
      - Они всегда ужасно голодные, - озабоченно проговорила мама. Дедушка фыркнул.
      - Завели моду, того-этого! Знают, что их всегда здесь накормят. Ну ничего, по крайней мере слопают все яйца. - Он пошарил позади себя на диване. - О, вот она, - сказал дедушка, незаметно пряча книгу за спину. - Пойду к себе; почитаю немножко.
      - Сволочь, - наслаждался Бобик. - Сволочь.
      - Что этот ребенок говорит последние пятнадцать минут? - спросила Юлия. Неужели это никого не интересует?
      - Слова на "сэ", - объяснил Бобик.
      - А тебе только такие приходят в голову?
      - Юля, в котором часу можно ждать твоих троглодитов? - уныло спросила мама.
      - Они не троглодиты.
      - Сопляксла, - сказал Бобик. - Стелвесла. Слюнтяйсла...
      - Тем не менее они наверняка явятся в обеденное время. Так вот: я заранее предупреждаю, что сегодня у нас на обед только рис, причем в незначительном количестве, - заявила мама Жак и намазала маслом кусочек хлеба.
      - Господи! - крикнула Юлия. - С кем я живу? Сплошные мещане!
      - Сблодсла! - сказал Бобик, и у него началась икота.
      3
      Днем с огромным букетом пришли поглядеть на Иренку Юлины друзья: бородач, Толек и две красивые девушки. Кристина, растроганная и взволнованная, крикнула им с порога, чтоб не смели заходить в комнату, не то они нанесут вирусов. Гости, вдруг ужасно оробев, послушно остались в дверях и, переминаясь с ноги на ногу, вытягивали шеи, стараясь хоть издали увидеть ребенка.
      - Вроде бы маловат, нет? - высказал опасение Толек.
      - В самый раз, - обиделась Кристина. - Даже на полкило побольше.
      Она была очень чувствительна ко всему, что касалось внешности дочки. По ее мнению, это был самый прекрасный младенец из всех появившихся на свет за последнее тысячелетие. Она могла часами лежать неподвижно, восхищенно любуясь маленьким сморщенным личиком с желтенькими крапинками на носу. Потом брала крохотную лапку и с нежностью разглядывала микроскопические ноготочки - каждый в отдельности. В принципе Кристина была бы бесконечно счастлива, если б не терзавшие ее страхи. Полчища вирусов, стафилококков, гнилостных бактерий и прочей нечисти роились над маленьким белым свертком, содержащим самое дорогое, что у нее было в этом ужасном мире. Стоило малютке заплакать, и у Кристины болезненно сжималось сердце. За проезжающими внизу машинами тянулись шлейфы ядовитых выхлопных газов, коварно просачивавшихся сквозь приоткрытое окно, когда же окно закрывали, воображению Кристины рисовались картины чудовищных последствий рахита, который появится у ее ребенка из-за отсутствия свежего воздуха. Словом, состояние молодой мамы было далеко не таким спокойным и блаженным, как это предписывалось медицинскими руководствами.
      Опять же: симпатичные дотоле друзья вдруг превратились в неопрятных, пропитанных никотином носителей микробов. Хотя Кристина по-прежнему продолжала их любить, она была бы просто счастлива, если б они поскорее убрались куда подальше.
      Но они все так же стояли у порога и глядели на нее с искренней озабоченностью.
      - Что же теперь будет? - вырвалось у бородача.
      Кристина в нынешнем своем состоянии предпочитала не думать о будущем такие мысли нагоняли на нее тоску.
      - Вы бы лучше ушли, - в сердцах сказала она, - а то меня только волнуете.
      Друзья покорно вышли. В большой комнате их уже поджидала озабоченная тетя Веся.
      - Садитесь, пожалуйста... вот "пепси-кола"... бутерброды с крутыми яичками... а я должна бежать... мы с Цесей стираем пеленки.
      - Терпение, тетя, - сказала Юлия ободряюще. - Через несколько дней Кристина окрепнет, встанет и будет сама все стирать.
      Стоявший рядом Толек произнес с начальственным видом:
      - Надо бы дежурства установить, что ли... Мы бы все приходили помогать. Я вижу, у вас дел невпроворот. Юлия, наверно, тоже замучилась.
      - Ничего подобного, - брякнула тетя Веся и испуганно захлопала ресницами.
      Юлия вспыхнула.
      - Я ведь тебе помогаю, тетя, правда? - заискивающе спросила она. - Как всегда...
      - Ничего подобного, - с неожиданной решимостью повторила тетя Веся. - Как всегда! Палец о палец не ударишь. Живешь как паразит.
      - Ох! - крикнула Юлия, в панике оглядываясь на Толека. - Твои шуточки, тетя...
      - Я и не думаю шутить. Ты всеми правдами и неправдами увиливаешь от работы. Твоего мужа, если таковой найдется, ждет тяжелая жизнь. Горячо ему сочувствую.
      Произнеся эту обличительную речь, тетя Веся отправилась в ванную, чтобы закончить стирку пеленок. Проходя по темному коридору, она улыбалась себе под нос, уверенная, что на сей раз воспитательная акция должна наконец принести плоды.
      4
      Ванная была полна пара. Пар валил из бака, набитого пеленками и распашонками. Пособие "Маленький ребенок" рекомендовало белье новорожденного кипятить после каждой стирки. А стирать было что. Младенец беззаботно поливал пеленки и изводил около сорока штук в сутки. Бак, который Цеся приволокла из кухни, вмещал как раз обычную дневную порцию белья. Вошла тетя Веся в голубом переднике и с удовлетворением сообщила, что Юлечке от нее здорово досталось.
      - Все сидят в столовой, - добавила она. - И бородач твой там. Красивый мальчик, но помни, Цеся: внешность обманчива. У него во взгляде есть что-то циничное. И вообще, чем позже ты узнаешь какими подлецами бывают мужчины, тем для тебя же лучше.
      - Ой, тетя, ну что ты, в самом деле! - пролепетала Целестина; она как-то совсем забыла о существовании пылкого бородача, ни разу не вспомнила, с тех пор как они расстались в подворотне, а теперь ей и вовсе было не до него. Пеленки чем вытаскивать? - спросила oна.
      Бак извергал клубы пара, пахнущего вареным мылом.
      - Лопаткой, - сказала тетя Веся. - Ах да, тебе звонил какой-то мальчик, когда мы тут стирали. Мама подходила. Велела ему позвонить попозже.
      - А где лопатка? - спросила Цеся и взяла у тетки из рук пустой таз. - Он не говорил, как его зовут?
      - Сейчас принесу, она на кухне, - ответила тетя. - Мама ему сказала, что ты стираешь пеленки. Сейчас... как же его... кажется, Петрусь... Нет, Ежик.
      У Целестины вдруг судорожно сжался желудок. Лицо вспыхнуло, сердце куда-то провалилось, на глаза навернулись слезы.
      - Она ему сказала... что я стираю пеленки?!
      В то, что Ежи Гайдук ей позвонил, трудно было поверить. Но если звонил он... если звонил все-таки он... это же ужасно. Пеленки! Мало того, что Гайдук ее ненавидит, теперь у него еще появится повод для издевательств: в том, что в душе он будет над ней издеваться, Целестина ни секунды не сомневалась.
      - Нет, вспомнила, - сказала тетя Веся. - Павелек.
      Цеся почувствовала одновременно такое огромное облегчение и такое огромное разочарование, что единственной реакцией, на какую она оказалась способна, были безудержные горькие слезы.
      5
      Ежи Гайдук все-таки вернулся в школу. После того как у него побывала Целестина, его настроение вообще в корне изменилось. Разумеется, Цеся по-прежнему ужасно ему не нравилась или, по крайней мере, он старался, чтоб не нравилась, но ведь она специально пришла к нему извиняться - от одного этого можно было смягчиться. Когда же он увидел через окно, как Цеся выбегает из его подъезда, заливаясь слезами, то едва не помчался за ней следом. К счастью, на глаза ему вовремя попался все тот же бородатый болван - это спасло Ежи от опрометчивого шага.
      Так или иначе, он решил вернуться в школу.
      И сразу же по возвращении убедился, что приобрел много друзей. Павелек тот просто ходил за ним по пятам. На несколько дней Ежи с головой погрузился в атмосферу мужской дружбы и солидарности, которая вокруг него возникла. Он даже как будто меньше стал думать о Целестине. Мальчишки потащили его в кино, потом Павел достал билеты на концерт Эвы Демарчик, а потом был хоккейный матч Польша - ГДР, на который отправились всем скопом и попеременно то орали, то дудели в трубу, подбадривая своих. В промежутках между развлечениями одноклассники торчали у Ежи дома, наслаждаясь тем, что рядом нет никаких родителей и никто не запрещает курить "экстракрепкие".
      В школе возле него тоже постоянно вертелся народ. Павелек даже с разрешения Дмухавеца пересел к Ежи, навсегда покинув Целестинину парту.
      Только Целестина, единственная в классе, смотрела на Гайдука волком. Если вообще смотрела. Чаще всего Ежи приходилось довольствоваться восторженным созерцанием ее профиля с гордо вздернутым носом.
      Однако в понедельник что-то неожиданно изменилось. На перемене Цеся сама с ним заговорила. На следующем уроке должна была быть контрольная по физике, и все помчались в физический кабинет в надежде заблаговременно спрятать в столы то, что следовало укрыть от постороннего взгляда. Только поэтому приятели покинули Гайдука, который неторопливо вышел из класса и зашагал по коридору в сторону кабинета.
      Шедшая впереди Цеся оглянулась, приостановилась и подождала его. Лицо у нее было бледное и напряженное.
      - Ты мне вчера звонил? - коротко и резко спросила она, глядя в сторону.
      Ежи ответил, что нет. Он и в самом деле не звонил. Ему бы в голову не пришло такое.
      - Угум, я так и подумала. На всякий случай спрашиваю. Я не могла подойти к телефону, потому что... п-писала... стихи, - храбро брякнула Цеся. Потом вдруг вспыхнула, повернулась на каблуках и побежала совсем не в ту сторону, куда надо было.
      К сердцу Гайдука подкатила волна умиления. Он побрел дальше, глупо улыбаясь. В тот день они с Целестиной больше не обменялись ни словом, но до вечера из головы не шел ее образ: маленькое личико с круглыми глазами цвета крыжовника.
      Около двенадцати Ежи лег в постель. Почитал на сон грядущий Фейнмана, задремал над книжкой, потом очнулся, потушил свет и заснул по-настоящему. Проснулся он на рассвете. Ему снилось что-то удивительно хорошее и приятное, какие-то бесконечные разговоры, в которых он чего-то не успевал досказать; он даже не помнил, с кем разговаривал во сне, но у него сохранилось ощущение радости. За окном было темно, зеленые стрелки часов показывали половину шестого. Ежи закрыл глаза, уткнулся лицом в подушку и постарался побыстрее заснуть, чтобы закончить этот разговор и как можно скорее досказать все, что не было сказано.
      6
      Цеся вернулась из школы в ужасно подавленном настроении. У Данки, которая пришла с ней, вид был довольно-таки бодрый. Хотя именно Данка схватила сегодня двойку по математике и огорчаться следовало бы ей.
      - Ну что ты за человек? - открывая перед подругой дверь родного дома, спросила Цеся скорее печально, нежели гневно. - Не могу понять, откуда такая беспечность? Ведь если и дальше так пойдет, тебя оставят на второй год!
      - Ну, это в самом худшем случае, - сказала Данка, снимая пальто и бросая его на вешалку.
      - Хоть бы меня по дружбе пожалела. Что я теперь скажу Дмухавецу? - с горечью воскликнула Цеся.
      - Ну, знаешь! - фыркнула Данка. - Ты порядочная эгоистка!
      - Что? - растерялась Цеся.
      - Девочки, это вы? - крикнула мама из кухни. - Мойте руки и садитесь за стол. Сегодня у нас потрясающий обед!
      - Кристина постаралась, - сказала Юлия, выходя из своей комнаты, к груди она прижимала сверточек с Иренкой, что неожиданно оказалось ей очень к лицу. Войтек вернулся, блудный муж.
      В самом деле, усатый Войтек, загорелый и довольный, гладил в ванной пеленки, вкладывая в это занятие всю душу. На нем была рубашка с закатанными рукавами, на ногах - новые шлепанцы Жачека, и вообще он так хорошо вписывался в домашнюю обстановку, что Цеся ощутила легкое беспокойство. Как выяснилось за обедом, не без оснований.
      - Войтек временно поживет у нас, - объявила за столом мама, - Нельзя, чтобы молодая семья вечно жила в разлуке из-за такой дурацкой причины, как отсутствие квартиры, это никуда не годится!
      Мама не стала добавлять, что Кристина с Войтеком не далее чем сегодня хотели перебраться в комнату, которую сняли в пригороде, и что не кто иной, как она, еще недавно возражавшая против того, чтобы Кристина поселилась у них в доме, предложила молодым супругам комнату, раньше принадлежавшую девочкам, хотя бы до каникул. Она скрывала даже от себя самой, что без памяти полюбила маленькую Иренку и не может представить, как расстанется с этим крошечным существом.
      - Тебе, Цеся, мы выделим уголок в моей комнате, - добавила она, - Я только выброшу несколько скульптур, все равно там давно пора навести порядок.
      - Уж лучше я переселюсь в башенку, - смиренно сказала Цеся, в уме прикидывая, не может ли случиться еще какое-нибудь ЧП, когда для нее и в башне не останется места. Она не знала, что будущее и в самом деле готовит ей такой сюрприз.
      - Кристина сварила фантастический обед, - расхваливала Иренкину маму Ирена-старшая.
      - Действительно, - подтвердил ублаготворенный Жачек. - Одно это заставляет меня примириться с постепенным разрастанием нашего семейства. Обед великолепный - не только вкусный, но и питательный. - Покончив с ароматным супом, он отодвинул тарелку и деловито полил соусом картошку. Потом отведал печенку. - Чудо! - воскликнул он. - Крыся, надеюсь, твоя любовь к мужу будет крепнуть изо дня в день и соответственно ты будешь готовить столь же хорошо, сколь регулярно.
      Бобик ел с аппетитом.
      - А гномик - он какой? - спросил он неожиданно. - С бактерию?
      - Чуть побольше, - ответила тетя Веся, - А что?
      - А бактерия какая?
      - Чуть поменьше гномика, - объяснил Жачек. - А что?
      - У меня тут что-то такое на тарелке.
      - Наверно, витамин, - предположил Жачек.
      - Нет, это перец, - возразил дедушка.
      Измученная жизнью Цеся могла поспорить на миллион, что знает, какой за этим последует вопрос.
      - В перце есть витамины? - спросил Бобик.
      - Масса. Масса витаминов, - успокоил его Жачек.
      - А зачем бог создал бактерии?
      Наступило неловкое молчание.
      - Уж он-то знал, зачем, - нашелся дедушка.
      - Новаковский говорит, бог создал хорошие бактерии, чтобы квасить капусту, а плохие - чтобы люди болели. Я думаю, плохие не нужны.
      - Нужны, - сказала тетя Веся.
      - А зачем? - не сдавался Бобик. - Зачем?
      Взрослые задумались. В самом деле, за каким чертом?
      - Болезни способствуют естественному отбору, - объяснила Целестина. Слабые, менее стойкие особи гибнут.
      - Отличное мясо, к слову о естественном отборе, - заметил Жачек, перемешивая с соусом салат из сырой капусты и подкладывая себе печенки.
      - Это я жарил, - похвастался Кристинин муж.
      - Ах, не может быть! - единодушно восхитились сидящие за столом, не подозревая, что их ожидает в следующую минуту.
      А Бобик прокашлялся, сел поудобнее на стуле и пустил в ход тяжелую артиллерию:
      - А зачем бог создал человека? - спросил он.
      7
      Итак, в желтом доме на улице Словацкого по-новому складывалась семейная жизнь. Цеся думала об этом без раздражения, скорее с некоей покорностью судьбе. Было ясно, что ее место - в башне. С этим она примирилась легко. Зато страшновато становилось при мысли о том, каково будет по утрам попадать в ванную.
      Кроме того, возникла немаловажная проблема мытья посуды, поскольку за стол теперь постоянно садилось восемь, а то и девять человек, количество грязной посуды катастрофически возросло, и, что самое скверное, никто не рвался ее мыть.
      Однако была в этом доме одна самоотверженная, сознательная и даже способная порой смотреть на вещи трезво особа. Каждый сеанс у раковины отнимал у нее около двух часов. Чтоб не так было скучно, Целестина за работой размышляла о том о сем и в результате дала себе обет никогда не выходить замуж. Это означало, что, когда она станет взрослой и уйдет из дому, ей никогда не придется заниматься такой мерзостью, как мытье кастрюль.
      У той же раковины она вспоминала - неизвестно, в какой связи, - про Гайдука, у которого оказались красивые светлые глаза и рассеянный взгляд такой взгляд бывает только у незаурядных личностей. Конечно, он невоспитанный сопляк и грубиян, мальчишка, совершенно не умеющий сдерживать свои щенячьи порывы. В самом деле, ну разве не постыдное зрелище - гогочущий Гайдук, похлопывающий по спине Павелека и выкрикивающий: "Классно он его обвел, скажи нет, и раз - в левый угол!" Вообще вся эта орава молокососов вокруг Гайдука чрезвычайно раздражала Целестину. Они совершенно ему не подходили. Насколько лучше выглядел Гайдук одинокий и хмурый, со взглядом, как бы блуждающим по просторам безлюдной Вселенной в поисках родственной души.
      - Ты что, оглохла? - спросила Данка, подходя к раковине. - Я уже второй раз спрашиваю, который час, а ты хоть бы хны, бормочешь чего-то себе под нос...
      Цеся вздрогнула и закрутила кран.
      - Ну, так что, сегодня не занимаемся? - спросила Данка с надеждой в голосе.
      - Нет, нет, занимаемся, - очнулась Цеся. - Пошли. Берем манатки - и на башню!
      Прихватив по яблоку, девочки отправились в свое убежище. Внизу в квартире темнота уже затягивала углы, а здесь, высоко в башне, еще полно было солнечного блеска. За оконцами виднелись обнаженные макушки деревьев и желтое небо, усеянное мелкими сверкающими облачками. В башенке, в общем, было чертовски уютно. Цеся включила рефлектор, со вздохом растянулась на матрасе и сбросила туфли. Ей отчаянно не хотелось садиться за уроки. Она не стала возражать, когда Данка поставила пластинку с какой-то тихой, нежной музыкой. Лежала,
      поглядывая то на небо, то на пришпиленные к узким простенкам яркие плакаты, и чувствовала странную сладкую грусть и смутную тоску. Скоро весна... что она принесет?
      - Мне бы хотелось влюбиться, - вдруг сказала вслух Цеся и вздрогнула, испугавшись. Она совсем забыла про Данку.
      Подруга посмотрела на нее снисходительно.
      - Кому не хочется, - сказала она, флегматично грызя яблоко и одновременно записывая что-то в лежащей на коленях тетради. ? Честно говоря, я тоже только об этом и мечтаю.
      - Как это? - с любопытством спросила Цеся и приподнялась в локте. - Я думала, ты влюблена в Павла.
      - Что ты! - сказала Данка. - Он меня не понимает. Совершенно. Я влюблюсь только в человека, который сумеет понять все тайны мое личности.
      - О господи! - взволнованно произнесла Цеся.
      - Да, лапочка. Но, боюсь, это будет не так-то легко. Погляди вокруг. Ты видишь хоть одного интересного парня?
      Цеся поглядела вокруг и увидела только плакаты с кинорекламой. Потом она дала некоторую волю воображению и увидела худое лицо с большим носом, впалыми щеками и светлыми глазами в длинных ресницах.
      - Нет, не вижу, - решительно сказала она. - Ни одного.
      - Вот именно. - Данка закрыла тетрадь и быстро догрызла яблоко до конца. Где его, такого, найдешь - и чтоб интересный был, и чтоб в то же время тебя понимал?