понравилась, пусть остается в его памяти прекрасным воспоминанием. Она избавит его от разочарования, а себя - от позора.
      - Я не пойду на свидание, - громко сказала Целестина Жак и энергично зашагала вперед.
      9
      Семья Жаков в некотором роде находилась в особом положении: жила в доме так называемой старой постройки. В этом были свои преимущества и недостатки. К недостаткам относились: прогнивший потолок в ванной, с которого в дождливые дни лила вода, а также полчища короедов, подтачивающих все деревянные части здания. Преимуществ насчитывалось больше. В странной квартире Жаков, нетипичной даже для дома старой постройки, хотя и соответствующей по метражу государственным нормам, было множество прелестных закутков, которые даже самый придирчивый управдом не решился бы причислить к жилой площади.
      Посреди квартиры тянулся длинный узкий коридор без окон, от которого отходили многочисленные запутанные ответвления; в конце каждого были разные диковинные помещения: две комнаты, две комнатушки, кухня, ванная, несколько тайников неизвестного предназначения, кладовка и прачечная. В одном из тайников находилась дверка, за которой начиналась чертовски крутая лестница, ведущая на чердак, а с чердака - на башенку, увенчанную жестяным петушком.
      Сейчас мама Жак последовательно обшаривала все эти помещения, но нигде не могла найти машинку для мака. Положение становилось угрожающим: мак она замочила уже двадцать четыре часа назад. Было просто необходимо провернуть его через машинку, чтобы на праздничном столе появился пирог с маком. А какой же праздничный стол без макового пирога!
      В повседневной жизни семейство готово было терпеть немалые неудобства, чтобы создать своей кормилице условия для творческой работы. Однако по мере приближения рождества в умах членов семьи начинали происходить неожиданные перемены. Дедушка превращался в придирчивого, брюзгливого свекра, только и норовящего отругать невестку за бесхозяйственность. Дети, то есть Целестина, Юлия и Бобик, требовали вкусных вещей и праздничного настроения. Жачек приводил примеры счастливых семей, в которых неработающие матери создают уют и кормят домочадцев пирогами с капустой. Словом, на бедную служительницу муз оказывалось такое давление, что она вынуждена была, превозмогая самое себя, занять место у плиты. Тем паче, что во Дворце культуры, где она руководила мастерской скульптуры и керамики, в это время года по случаю праздников как раз был перерыв в занятиях, так что ссылаться на недостаток времени не имело смысла.
      Обыскав чердак, мама полезла на башенку. Шансы найти там машинку были ничтожно малы, поскольку в башенку никто не заглядывав с того дня, когда Целестине исполнилось десять лет и разгулявшаяся именинница чуть не вывалилась из окошка башни на улицу. Однако мама не хотела пренебрегать ни единой возможностью: открыв низенькую дверку, она внимательно оглядела башенку изнутри.
      Небольшое квадратное помещение было почти пусто, если не считать лежащей в углу кипы старых газет. Машинки, разумеется, не было и в помине. Мама выглянула из окна и... забыла и про мак, и про пофыркивающий на плите бигос. За окном стояли сине-голубые сумерки, ветер бесшумно гонял сухие снежные хлопья. В доме напротив загоралась и гасла гирлянда елочных лампочек.
      У подъезда желтого дома стояли и болтали две девочки. В одной из них мама узнала Цесю.
      - Эй! - крикнула она.
      - Алло, алло! - завопила снизу Цеся. - Погляди, Данка, моя мама на башне! Ну-ка, спусти нам свои косы!
      Карпы в сетке вроде бы угомонились. Возможно, потому, что Цеся положила их на снег. Ей пришлось это сделать: иначе невозможно было образно описать подруге сегодняшнее приключение. Но тут она подхватила авоську и распрощалась с Данкой.
      - Послушай, Цеська, мне ужасно хочется слазить на эту башенку, - сказала Данка, глядя вверх. - Это же просто фантастика. Можно там посидеть?
      - Приходи послезавтра утром, - сказала Цеся, которая, правда, не допускала и мысли о том, чтобы пойти на свидание с бородачом, однако на всякий случай вторую половину дня предпочла не занимать. - Там правда здорово, только холодно.
      10
      Цеся вошла в переднюю, где на этот раз пахло бигосом. Из комнаты девочке доносился многоголосый шум.
      Мои ребята пришли, хотят помочь тебе молоть мак, - сказала Юлия маме. - У Толека мы уже всё смололи.
      - Да что вы все заладили мак, мак! - рассердилась мама. - Я пока никак машинку не найду. - И вдруг замолчала, испытующе глядя на дочку, у, которой на щеках пылал румянец, волосы рассыпались и глаза сияли, как черные звезды. Толек тоже пришел? - спросила она тоном скорее утвердительным, нежели вопросительным.
      - Да, - шепнула Юлия и закрыла глаза. - Мама, он чудо. Чудо! Я в него безнадежно влюблена.
      Цеся отложила свои покупки и подошла поближе. Ничего нет интереснее сердечных дел.
      - Толек - это какой? - шепотом спросила она. Юлия бросила на нее недовольный взгляд:
      - А, это ты. Слушай, Телятинка, когда мы тебя допустим в свое общество, изволь быть на высоте, понятно? Изобрази из себя милую, благовоспитанную девочку. И без того дрожишь от страха, как бы кто из родственничков чего не выкинул.
      - Ну, знаешь, доченька!..
      - Ты не представляешь, - зашептала Юлия, - какая у него семья. Мать настоящая графиня. Красивая, элегантная, благоухающая.
      - Что ты говоришь? - растерялась мама Жак и украдкой покосилась на свои стоптанные туфли.
      - Мы мололи мак, а она пекла коврижку, - трагическим шепотом продолжала Юлия, - и при этом была в бархатном платье с воротничком из настоящих кружев!
      - О господи! - сказала мама.
      - А отец - прямо лорд, клянусь. Все время сидел в кресле в стиле Людовика Шестнадцатого и читал Руссо.
      - Почему ты считаешь, что лорды читают Руссо, сидя в креслах в стиле Людовика Шестнадцатого? - спросила мама, пытаясь скрыть, какое впечатление произвели на нее слова дочки.
      - Наш дедушка тоже читает Руссо, - вмешалась Цеся в порыве местного патриотизма.
      - Дедушка! - фыркнула Юлия. - Дедушка читает Вольтера. Кроме того, он читает ради пополнения своего образования, а тот, представь себе, просто наслаждается.
      - Юлька! - хором закричали из комнаты.
      - Иду! - сладким голоском откликнулась Юлия. - Так что помните, прошипела она, адресуясь главным образом к Цесе, - все должно быть на уровне. Цеська, прибери кухню, чтобы мне не пришлось краснеть. Мама, извини, конечно, но... ты бы не могла надеть свое красивое платье...
      Мама язвительно усмехнулась, и ее черные глаза весело блеснули.
      - С воротничком вот беда, - сказала она. - К этому бы платью да брабантские кружева, n'est pas[4]?
      - Юлька! Юль-ка! - скандировали в комнате.
      Юлька повернулась, грозно сверкнула смоляными глазами и исчезла. Маму вдруг осенило.
      - Знаю! - прошептала она. - Знаю! Я знаю, где машинка! - И где же? поинтересовалась Цеся. - Это я по ассоциации с графиней и коврижкой... Сама же осенью спрятала ее в старую форму для коврижки и поставила на полку под лестницей.
      И мать с дочерью, не сговариваясь, одновременно устремились к двери, ведущей на чердак. И действительно, в нише под лестницей лежала завернутая в бумагу пропажа.
      - Но это же мясорубка! - заметила Цеся.
      - Мясорубка - для мака, - популярно объяснила мама. - Беги к Юле, скажи, что через две минуты можно начинать. Кстати, не понимаю, почему они из этого устраивают целое представление?
      Прибранная кухня выглядела вполне прилично. Мама положила мясорубку на стол и побежала в дальнюю комнату за горшочком с многоножкой, который должен был придать скромному интерьеру б торжественный вид. Однако, возвращаясь, она услышала голоса Юлиных друзей, доносящиеся уже из кухонных недр, вследствие чего отставила многоножку за ненадобностью и на цыпочках подкралась к двери, чтобы поглядеть на этого замечательного Толека.
      Она увидела кудлатого лупоглазого блондинчика с большими розовыми ушами, и ее материнское сердце сжалось от разочарования. . ее прелестная дочка - и этот смешной гномик? Несчастная Юлия, где у нее глаза? Ну нет! Лучше уж второй, бородатый, хотя тоже, пожалуй, мелковат...
      Впрочем, какой он ни есть с виду, этот блондинчик, а личность явно незаурядная. Мама Жак убедилась в этом, едва он заговорил. Голос у Толека был мощный и звучный, хотя и совсем не громкий. И все сразу умолкали, глядя на него с уважением.
      - Ну так что, начнем? - сказал он. - Мне скоро уходить, мама ж
      - Да, да, начнем, - поддержала его Юлия с притворным оживлением. - А завтра я всех приглашаю на пирог с маком! - Ее пламенный взор, устремленный на Толека, говорил: "Тебя приглашаю", и у мамы Жак опять сжалось сердце. И она решила полюбить Толека, невзирая на розовые уши.
      Юлия, не отрывая глаз от своего белобрысого, прикрутила мясорубку к столу.
      - Готово, - объявила она и взялась за решето с маком.
      В эту минуту мама Жак сообразила, что не успела помыть мясорубку.
      "В конце концов, - подумала она, немного пыли в пироге с маком..." Однако в душе у нее шевельнулось недоброе предчувствие.
      - Симпатичная рыжеволосая Кристина накладывала мак в мясорубку. Толек крутил ручку. Первые обороты дались ему с трудом.
      - Погоди, погоди, - сказала Кристина, глядя на решетку мясорубки, - там что-то застряло...
      Если б Юлия обладала даром предвидения, она бы немедленно придумала для своих друзей другое развлечение. Мама Жак замерла под дверью. Рыжеволосая Кристина разобрала мясорубку, и вдруг кухня огласилась всеобщим воплем отвращения.
      - Что это! - перекрыл всех страшный голос Юлии.
      - Дохлая мышь, - ответил Толек, исследуя останки с холодным любопытством ученого. - Совершенно высохшая. Юль, откуда ты взяла такую мумию?
      - Приятного аппетита, - сказал бородач и загоготал.
      Воцарилась неловкая тишина. Бородач, внезапно смутившись, кашлянул и начал забавляться вилкой.
      Сильное напряжение, хладевшее Юлией уже несколько часов, неминуемо должно было разрядиться каким-нибудь взрывом. Позорная находка в мясорубке послужила последним толчком: Юлия истерически расхохоталась, но смех быстро сменился не менее истерическим плачем. Гости повертелись еще минутку на кухне и после нескольких безуспешных попыток успокоить ее или рассмешить удалились, разводя руками.
      Рыдающая Юлия осталась одна, если не считать покойницы мышки в мясорубке и притаившейся за дверью мамы.
      11
      Рождественский вечер получился невеселый. После вчерашнего происшествия Юлия погрузилась в состояние глубочайшего уныния, и ощущение безысходности передалось остальным членам семьи. Один Бобик был в прекрасном настроении - он сам зажег все свечки на елке и ухитрился закапать ковер стеарином.
      Праздничный ужин, как всегда вкусный, был съеден без энтузиазма, хотя мак в меню практически отсутствовал: только клецки были чуть-чуть посыпаны им сверху. Мясорубка, освобожденная от своего ужасного содержимого, мокла в растворе соды и стирального порошка, хотя было ясно, что в любом случае никто никогда не рискнет ею воспользоваться. И все-таки на следующий день настроение в доме Жаков несколько изменилось к лучшему. Встало чудесное солнце, небо было изумительно синее, и снег заманчиво искрился на белых улицах. Этого было достаточно, чтобы всем стало немного повеселее, а тут еще пoзвонил Толек и осведомился у Юлии, разумеется "от имени всех наших", как там самочувствие...
      - "От имени всех наших", - вздохнула Юлия, вешая трубку по окончании разговора. - Он всегда выступает как представитель коллектива. - И снова вздохнула, хотя лицо ее слегка просветлело.
      - Он непременно в тебя влюбится, увидишь, - поспешила утешить дочку мама. С момента злополучной истории в кухне ее мучили угрызения совести: ведь вымой она мясорубку, на пути ее ребенка к счастью не возникло бы никаких препятствий.
      Юлия опять помрачнела.
      - Толек никогда в меня не влюбится, - сказала она пророческим тоном. - У него всегда будет возникать в памяти дохлая мышка в мясорубке.
      Цеся собрала со стола посуду, оставшуюся от обеда. Уставляя тарелки на поднос, она напряженно думала о своем. С утра ее просто разрывали сомнения: идти или не идти на свидание с бородачом? Многое было против встречи с незнакомым донжуаном. Однако Целестина опасалась, что упустит первый и, возможно, единственный в жизни случай пойти на свидание.
      Отнеся поднос на кухню, Цеся заперлась в ванной и, стоя там перед зеркалом, предалась печальным размышлениям. Если она явится на свидание, бородач будет разочарован, поскольку без косметики Целестина выглядела тем, кем была: шестнадцатилетней закомплексованной школьницей. Отсюда вывод - надо прибегнуть к помощи косметики. Но как раз этого Цеся не собиралась делать, ибо, если бородач и есть Тот Единственный, Суженый, Тот, что Навсегда, он должен увидеть ее, так сказать, "в натуральном виде", во всей ее скромной сути. Она поступит честно - обойдется без косметических ухищрений, и, если он влюбится в нее такую, какая она есть, это и будет та самая настоящая, чистая любовь. Единственно и исключительно.
      Так как же быть: идти или не идти?
      "Разумеется, идти", - подумала Цеся, после чего ею снова овладели сомнения.
      А собственно, почему бы не посоветоваться с родными? Пусть подскажут. В результате Цеся, как всегда, все рассказала домашним, а домашние, как всегда, приняли ее заботы близко к сердцу.
      - Может так случиться, что ты в него влюбишься? - испытующе
      спросила мама.
      Цеся вопреки своему убеждению заявила, что, пожалуй, наверняка не влюбится.
      - "Пожалуй" или "наверняка"? - потребовал уточнения отец.
      - Наверняка.
      - Тогда зачем идти на свидание? Цеся задумалась.
      - Ну, если он захочет cо мной встречаться... будет наконец с кем гулять и ходить в кино...
      - Для прогулок могу купить тебе собаку, - мрачно сказал отец.
      - А в кино можешь ходить со мной, - самоотверженно предложил дедушка.
      - И вообще, нечего договариваться с первым встречным только потому, что тебе надоело быть одной, - решительно заявила Юлия.
      - Ну, а если больше никто никогда на меня не посмотрит? - высказала Цеся свои тайные опасения.
      - Посмотрит, к сожалению. Спорю на миллион, - заверил ее отец.
      - Так что же, идти или не идти?
      - Как бы ты ни поступила, потом будешь жалеть, - пригрозил дедушка, начитавшийся Верлена.
      - Стало быть, идешь? Да? - допытывалась Юлия. - Возьми мое черное пальто.
      - Это еще зачем?! - возмутилась мама. - Стиль роковой женщины не для нее. Я считаю, нужно одеться как можно скромнее.
      - Лучше всего надень школьную форму с эмблемой на рукаве, - съязвил из своего угла дедушка. - Единственно и исключительно, того-этого.
      - Цеся, ну зачем тебе все это? - горестно вздохнул отец. - Господи, почему ты мне дал аж двух дочерей? Свидания, романы... платья им покупай, женихов ищи. За что мне такое наказание, за какие грехи? Телятинка, не ходи, умоляю тебя.
      - Стоп! - прикрикнула Юлия. - Оставьте ее в покое.
      - Вот именно, - добавила Цеся. - Я себя чувствую так, как будто мне предстоит операция на сердце, а не обыкновенное свидание.
      Дедушка перебрался из одного yглa в другой, держась за поясницу - у него болели нервные корешки.
      - Ох, тоже мне проблемы, того-этого! - простонал он, усаживаясь в кресло. - А почему, собственно, никто не волнуется, когда Юлия бегает с одного свидания на другое?
      - Я? Я? - возмутилась Юлия.
      - Юлька не пропадет, - убежденно сказал Жачек. - Могу поспорить, что в нашей помощи она не нуждается. В случае чего сама врежет нахалу в поддых. А потом еще и по физиономии съездит.
      Под общий хохот Цеся приняла окончательное решение.
      - Я пошла, - вскочила она. - Уже без пяти четыре.
      Смех немедленно оборвался: все как будто осознали его неуместность в столь серьезный момент. Цеся надела свое старое пальто и выбежала из дома, провожаемая внимательными взглядами. На улице она оглянулась. Ну конечно, один только дедушка сумел сохранить достоинство Впрочем, скорее всего из-за своих корешков. Остальные высыпали на балкон и печально смотрели на нее виноватыми глазами. Так в наш цивилизованный век смотрят на корову, которую за веревку волокут на бойню.
      Все это не особенно окрыляло.
      Цеся дошла до Оперы, и тут ноги отказались ей повиноваться. В конце улицы уже виднелись припорошенные снегом деревья парка имени Монюшко. Ох, неужели он там, среди этих деревьев? Неужели уже ждет - или не ждет?
      Цеся стояла, переминаясь с ноги на ногу, и колебалась.
      В конце концов она решила, что в парк пойдет, но только не к памятнику. Она зайдет бородачу со спины, с той стороны, откуда он ее ждать никак не может. Просто проверит, там ли он. Если пришел на свидание, значит, Целестина Жак все-таки представляет собой некую ценность как женщина. Объективно.
      И она пошла вниз по улице. На снег ложились голубые тени, солнце уже клонилось к закату. Оранжевые лучики, прорываясь сквозь заснеженные кроны деревьев, слепили глаза. Парк был уже совсем близко и Цеся, спохватившись, остановилась.
      Она стояла на перекрестке, против которого плавно закруглялась ограда парка. Отсюда был отчетливо виден стоящий на высоком постаменте бронзовый бюст Монюшко, окруженный буйно разросшимися туями и кустарником. Затаив дыхание, Цеся спряталась за столбик со светофором и из этого укрытия бросила взгляд на другую сторону
      Возле памятника никого не было.
      Никого...
      Так, значит. Объективной ценности как женщина она не представляет. Это она знала давно, но почему-то сейчас особенно остро ощутила разочарование.
      А может быть, она просто-напросто опоздала? Может, он уже был и оставил какую-нибудь весточку?
      Не хватает только, чтобы он увидел, как лихорадочно она его высматривает.
      Нужно где-нибудь спрятаться. О, можно там, за кустиками позади памятника. Если бородач придет, она позволит ему немного подождать и, когда он начнет проявлять беспокойство, осторожно выберется обратно на дорожку и с независимым видом выйдет на лужайку перед памятником.
      Цеся перебежала мостовую в недозволенном месте, перескочила через низкую ограду, продралась сквозь живую изгородь и скользнула за кусты, сзади подступавшие к памятнику.
      Влетела она туда столь стремительно, что сбила с ног какого-то типа в дубленке: он повалился лицом в снег и теперь, цепляясь одной рукой за ближайший кустик, силился подняться.
      Цеся почувствовала себя страшно неловко. Бедняга. Но откуда она, с другой стороны, могла знать, что за этими туями кто-то прячется?
      - Извините, - пробормотала она, протягивая лежащему руку помощи. Пострадавший, вероятно сторож или садовник, совершенно ошеломленный, ухватился за нее и стал подниматься.
      - Черт подери! - с яростью произнес он, вставая на ноги. - Что это за манеры?! - И, смахнув с лица мокрый снег, протер глаза. - Ну, знаешь, малявка! - презрительно добавил он, поглядев на Цесю.
      И тут у Цеси захватило дух. Перед ней, на расстоянии вытяну руки, стоял во всей своей красе бородач! Стоял, глядя на нее своими бездонными глазами, и не узнавал!
      "Мое пальто", - мелькнуло у Цеси в голове. Да, синее пальто со школьной эмблемой на рукаве и серым кроличьим воротником, старая шапка, надвинутая на неподведенные глаза, бледные губы до неузнаваемости изменили ее, превратив в совершенно другого человека.
      - Мне правда очень жалко, - сказала она. - Надеюсь, с вами ничего не случилось. - Подождала минутку и, не получив ответа, сочла, что может отойти. - До свидания.
      После чего перелезла через сугроб и выскочила на лужайку перед бюстом Монюшко.
      Постепенно она начала осознавать весь комизм ситуации. "Только со мной такое могло случиться, - подумала Цеся. - Ну и прекрасно. Моральная проблема разрешилась сама собой". Неудержимый смех подступил к горлу, и Целестина громко прыснула.
      - Минуточку! - крикнул ей вслед бородач. Он выбежал из-за кустов и торопливо ее догонял. - Куда идешь, малышка?
      Цеся посчитала, что вовсе не обязана отвечать.
      - А у тебя ничего ножки, - одобрительно заметил бородач. - Послушай, кроха, хочешь пойти в кино?
      В Целестине взыграло чувство юмора, искавшее выхода, как бyшующее в плите пламя.
      - Нет, знаете, - ответила она, - не хочу. Вы не слишком-то любезны.
      - У меня есть лишний билет, - сообщил бородач.
      - Что, девушка подвела?
      - Скажешь тоже! - воскликнул он крайне самоуверенно. - Я ни с кем не договаривался.
      - Тогда зачем было прятаться в кустах?
      Бородач растерялся:
      - Ну ладно. Я ее оттуда высматривал. А она не пришла.
      Цесе давно не было так весело.
      - И что же, во мне вы нашли достойную замену? - спросила она, всеми силами стараясь сдержать смех.
      - Ну и ехидна же ты, - смутился бородач. - Ладно, пошли в кино. Я тебя прошу.
      Целестинино сердце растаяло, как мороженое на батарее. "О несравненный, восхитительный бородач!"
      - К сожалению, никак не могу, - надменно ответила она. - Я условилась встретиться с одним мальчиком.
      Бородач вдруг разозлился:
      - Чего я с тобой разговариваю? Не хочешь - не надо, у меня таких, как ты, навалом.
      - Ну и прекрасно, - ответила Цеся, немного обидевшись. - Я пойду, а то у меня ноги мерзнут.
      Бородач пробормотал себе под нос что-то нелестное и сердито зашагал в сторону улицы Шопена. Цеся пошла своей дорогой. В общем-то, она была довольна. Правда, бородача она безвозвратно утратила, однако в результате все-таки оказалось, что ее объективная ценность как женщины не столь уж мала - вопреки предположениям.
      Худо-бедно, одного мужчину она уже отвергла.
      Как это здорово подымает дух.
      И сейчас... ох, что же он ей сказал?
      О небо!
      Он сказал... он сказал: "У тебя ничего ножки"!!!
      12
      - Хуже нет, чем после праздников идти в школу, - мрачно сказала Целестина, встретившись с Данкой у школьных ворот.
      - Точно, - печально подтвердила Данка. - Интересно, что нас сегодня ждет? Я за все праздники ни разу книжки не открыла.
      - Просто как будто тебя наново заковывают в кандалы, - продолжала Цеся, уныло шлепая по тротуару, посыпанному солью. - Одно из двух: либо не должно быть школы, либо перерывов в занятиях.
      Данка нерешительно толкнула тяжелую дверь.
      - У тебя хандра? - догадалась она.
      - Просто я не люблю школу, - вздохнула Цеся.
      - Кто любит!
      - Я бы любила, если б на уроках не спрашивали. Мне даже нравится заниматься. Ненавижу только, когда меня начинают проверять, - заявила Целестина, направляясь к раздевалке.
      В гудевший на разные голоса класс девочки вошли уже в окончательно испорченном настроении. Павелек, с которым Данка опять успела поссориться, бросил на нее косой взгляд. Он сидел на крышке парты и изучал "Спортивное обозрение", явно позаимствованное у Гайдука. Гайдук, как всегда мрачный, читал какую-то толстую книгу. Книга стояла перед ним вертикально, так что можно было разобрать заглавие на оранжевой обложке. "Лекции Фейнмана по физике", невольно прочла Цеся. Ага, выходит все-таки, он не только бульварную прессу читает. Фамилия "Фейнман" была Цесе откуда-то знакома, но она не стала вспоминать, откуда. В классе, стоял галдеж, все вертелись, болтали, переходили от парты к парте, шумно здоровались. Цеся села на свое место, повесила сумку с книжками и совершенно невольно поглядела налево.
      Она вовсе не собиралась смотреть на Гайдука - с какой стати? - но взгляд как-то сам собой за него зацепился.
      И самое ужасное, что он тоже посмотрел на нее - в ту же секунду. Глянул мельком, будто для того только, чтобы увидеть, какое у нее выражение лица.
      Оба подскочили и стремительно отвели глаза.
      Цеся от досады покраснела. Ах, до чего глупо получилось! Еще этот Гайдук подумает, что она специально на него посмотрела.
      А, ну конечно, все понятно: ему захотелось убедиться, заметила ли Цеся, какую умную книжку он читает. Дешевый трюк. Отдал Павелеку свою бульварную газетенку и перекинулся на научную литературу. Фейнман - это же тот самый физик, о котором недавно упоминал отец. Наивный Гайдук считает, что на нее произведет впечатление эта показуха. Кому охота читать ученые труды перед первым уроком? И книжку так поставил, чтобы название было видно. Вот дурак!
      - Ха-ха-ха! - тоненьким голосом иронически рассмеялась Цеся, а поскольку губ при этом она не разжимала, то получилось злобное "Хм-хм-хм!" Гайдук покосился на нее сбоку и, заметив ее усмешку покраснел как рак. Книгу он положил на парту и даже перестал делать вид, что читает.
      Так ему и надо. Жалкая личность.
      Один только есть, один-единственный, не похожий на них на всех мужчина. Красивый, черноволосый, одетый по последней моде. Цеся закрыла глаза, и перед ее внутренним взором возник образ бородача, держащего ее в объятиях и бархатным голосом спрашивающего: "Почему? Почему?!"
      О, если б это могло повториться еще раз! Она бы уж не ляпнула насчет карпов, о нет! Она бы откинула голову назад и шепнула обольстительно: "Поцелуй меня"...
      Целиком поглощенная воображаемой беседой с бородачом, Цеся не заметила, что в классе уже целых десять минут находится Дмухавец. Только какое-то особенно громкое восклицание учителя, который, раскачиваясь на стуле, рассказывал о "Псалмах Давида", вырвало ее из мира грез. Но ненадолго. Оглядев класс, Цеся убедилась, что все, как один, раскрыв тетради, с бешеной скоростью записывают лекцию, что Дмухавец весьма поощрял. Он ввел в классе университетскую систему занятий и не любил, когда кто-нибудь ее нарушал. Так что Цеся схватила ручку и для отвода глаз тоже склонилась над партой. Но в тетради ее вместо конспекта лекции появился демонический профиль бородача с горящим глазом и пышными волосами, обрамляющими прекрасное чело.
      А как его, собственно, зовут?
      Аллан.
      Роберт.
      Франческо.
      Время шло. Дмухавец красочно развивал тему, урок приближался к концу. Цесина тетрадь была густо исчерчена. Ее страницы украсили пятнадцать профилей и три портрета анфас волоокого брюнета, а также множество вариантов его предполагаемого имени - все это было окружено цветочными гирляндами и кровоточащими сердцами. Цеся как раз заштриховывала последнее, когда, словно сквозь туман, услышала, что Дмухавец, успевший закончить лекцию, терзает Данусю.
      Она ахнуть не успела, как ее подруга была изобличена в невежестве.
      - Зрелище, достойное сожаления, - язвительно объявил Дмухавец, пренебрежительно махнув в Данкину сторону рукой. - Остается предположить, что проблеск ума в твоих глазах - обманчивая видимость. Я бы на твоем месте, Филипяк, постарался хоть немножко расширить свои познания. Выражение тупого невежества никак не украшает твою хорошенькую мордашку. У меня ты сегодня получаешь "неудовлетворительно". Дело дошло до того, что нужно принимать решительные меры. По математике ты безнадежно отстала, английский завалила, химия и физика - твои, так сказать, ахиллесовы пяты. Интересно, что ты собираешься сделать, дабы выкарабкаться из этой трясины?
      Данка стояла молча. Лицо ее не выражало ничего, кроме враждебного упрямства. Учитель присел на крышку соседней парты.
      - Почему ты не занимаешься? - мягко спросил он, глядя на Данку из-под очков добрыми близорукими глазами.
      Данка упрямо молчала.
      - Ну, скажи, - уговаривал ее Дмухавец. - И не стой такая надутая, а то можно подумать, что у тебя двойной подбородок. Данка немедленно подняла голову.
      - Вот это уже лучше, - одобрил Дмухавец. - Ну, а как насчет учебы? Тебе что, просто не хочется заниматься?
      Данка недоверчиво посмотрела на учителя, но, подумав, подтвердила:
      - Не хочется.
      - И что же? Бросаем школу? - Дмухавец, скрестив руки, невозмутимо сидел на парте, покачивая ногой. - А дальше как? Замуж или работа, - разумеется, физическая? Но учти: если замуж, то за какого-нибудь балбеса. Более или менее приличные экземпляры в наше время совсем избаловались, им подавай невест с образованием.
      Воцарилась тишина.
      - Хм!.. - сказал Дмухавец. - А знаешь, что мне пришло в голову? Не проще ли подогнать хвосты?.. А? Сговориться с какой-нибудь старательной подружкой, чуть-чуть позаниматься, и все дела. Что ты говоришь?
      - Но, собственно... - пробормотала Данка.
      - Не такая уж это глупая идея, а? Что бы ты сказала, например, насчет нашей симпатичной и трудолюбивой Целестины Жак? Весьма положительная особа, хотя как раз сегодня полностью меня игнорировала. Весь урок рисовала в тетради... Минутку, что же она там нарисовала?
      Склонившись над помертвевшей Цесей, Дмухавец заглянул в ее тетрадь. Увидев там в бесчисленном количестве портреты и инициалы, он осекся, улыбнулся и сообщил:
      - Ан нет, кое-что она все-таки записала... Ну конечно, я же говорю: Целестина у нас - трудолюбивая пчелка. - И обратился к Цесе: - Тебе бы не хотелось помочь Дануте? Занятие, скажем прямо, неблагодарное: сия юная особа шевелить мозгами не приучена. Ну, что ты на это скажешь?
      Цеся, у которой ноги стали ватными от волнения - еще немного, и все бы узнали!.. - кивнула, не в силах выдавить ни единого звука. Свернутую трубкой тетрадь она судорожно сжимала обеими руками.
      - Вот и хорошо, - сказал Дмухавец и потрепал ее по плечу, как старого товарища по оружию. - Попалась наша Цеся. С сегодняшнего дня на нее ложится серьезная ответственность. Филипяк, будь добра, постарайся не очень отравлять подруге жизнь... А вот и звонок. - Учитель подошел к кафедре и собрал свои вощи. - Прощайте, молодые люди. До завтра. - И вышел.
      А за ним выбежала Целестина, решившая на время перемены куда-нибудь спрятаться, чтобы этот противный Гайдук не вздумал ненароком с ней заговорить. Это ей сейчас, когда ее мыслями и сердцем завладел несравненный бородач, было совсем ни к чему.
      13
      В тот же день Цеся и Данка принялись за учебу. Они расположились было в комнате девочек, но оттуда их выкурили две Юлины подружки, с громким смехом объявившие, что пришли обмывать зачет по станковой графике. Это вынудило Цесю и Данку перебраться в столовую, однако там как раз накрывали к обеду и Веся вежливо, но решительно их выпроводила. На кухне мама разогревала рождественский бигос. В комнате родителей отец готовил доклад к какому-то важному симпозиуму. Дедушка в своем закутке разыгрывал в одиночку шахматную партию, избрав вариант Спасского, а в перерывах позволял себе капельку вздремнуть.