на совещании командующих армиями Восточного фронта: "На Восточном фронте положение стабилизировалось. Можно быть спокойным, так как русские не скоро могут начать наступление. Исходя из данных перегруппировки сил противника и общего военного и политического положения, надо считать, что русские, вероятно, свои главные силы сконцентрируют на южном участке фронта. Они теперь не в состоянии одновременно вести бои на нескольких главных направлениях..."{241}
Эту оценку подтвердил позднее на Нюрнбергском процессе возглавлявший штаб оперативного руководства Иодль: "Мы предполагали, что удар со стороны русских последует на южном участке, а именно в направлении румынской нефти, поэтому основное количество танковых дивизий и было сосредоточено нами в районе южных групп армий..."{242}
Что касается белорусского направления, где в действительности готовился главный удар Красной Армии, то здесь обстановка не внушала противнику опасений. В трофейном "Бюллетене оценок положения противника на Восточном фронте" от 13 июня 1944 г. заявлялось, что готовящиеся наступательные действия советских войск "...против группы армий... "Центр" имеют цель ввести в заблуждение германское командование относительно направления главного удара и оттянуть резервы из района между Карпатами и Ковелем..."{243} Вот почему 21 из имевшихся на 1 июня на советско-германском фронте 30 танковых и моторизованных дивизий противника была сосредоточена в группах армий "Северная Украина" и "Южная Украина". Южнее Припяти находились три из четырех танковых и моторизованных дивизий, имевшихся в резерве главного командования сухопутных войск (ОКХ).
Напомню, что в войну и до войны имели место просчеты и с нашей стороны. Так, мы предполагали, что в случае нападения на нашу страну немецко-фашистские войска нанесут главный удар на киевском направлении. Там и создавалась нами основная группировка войск. Между тем враг нанес главный удар на московском стратегическом направлении.
Но просчет просчету рознь. Во-первых, ошибка в оценке намерений тогда еще потенциального противника была допущена до начала войны. Во-вторых, мы располагали временем и возможностями для исправления просчета. Вражеское же командование допустило большой просчет на исходе третьего года войны, не имея ни времени, ни возможностей для исправления ошибки. В результате были сорваны гитлеровские планы затяжки войны.
Советское командование, со своей стороны, немало сделало для того, чтобы ввести противника в заблуждение. После весенних операций 1944 г. все шесть танковых армий, т. е. наиболее мощные подвижные объединения, были оставлены в районе южнее р. Припять. Лишь 5-я гвардейская танковая армия в последних числах мая была переброшена в район западнее Смоленска.
Причем противник не заметил ее передислокации, осуществлявшейся одновременно с ложным сосредоточением войск северо-восточнее Кишинева.
В Красной Армии имелись не только танковые армии, но и отдельные танковые и механизированные корпуса. Часть из них была в первую очередь доукомплектована личным составом и боевой техникой и сосредоточена на белорусском направлении.
Последнее относится также к общевойсковым армиям, которые тогда или впоследствии вошли в состав Белорусских фронтов. Так было, например, с 28-й армией. В конце марта 1944 г., после освобождения г. Николаева, она была выведена из состава 3-го Украинского фронта в резерв Ставки ВГК, в кратчайший срок доукомплектована и к началу Белорусской операции находилась уже в районе Бобруйска в составе 1-го Белорусского фронта. В район Смоленска были переброшены после уничтожения крымской группировки противника 2-я гвардейская и 51-я армии, также предварительно доукомплектованные.
Таким образом, упустив подготовку Белорусских фронтов к наступлению, противник пристально следил за советскими войсками южнее Припяти. В этом заключалась основная причина того, что последовавшее в июле наступление 1-го Украинского фронта не явилось неожиданностью для врага.
Как нам стало известно уже в ходе наступления, 16 июля, Гитлер, за несколько дней до того издал специальный приказ противостоявшим 1-му Украинскому фронту войскам группы армий "Северная Украина", заявив, что "противник в настоящее время готов к наступлению, в связи с чем предстоят тяжелые боевые дни". "Фюрер" требовал любой ценой удержать позиции. Любопытно, что при этом он писал в том же приказе: "Дивизия, которая в случае прорыва русских не предпримет немедленных контратак с целью ликвидации брешей и удержания своих позиций до последнего солдата, подвергает опасности многие другие части..."{244}
Как видим, даже в ходе разгрома войск группы армий "Центр"{245} противник придавал особенно важное значение мероприятиям по отражению предстоящего удара наших войск южнее Припяти. И усиленно к этому готовился.
Таким образом, можно констатировать, что начавшаяся в первые дни Белорусской наступательной операции перегруппировка войск 1-го Украинского фронта способствовала тому, что немецко-фашистское командование утвердилось еще на некоторое время в своей ошибочной оценке. И это, с одной стороны, дало Красной Армии дополнительные преимущества при разгроме группы армий "Центр", но, с другой-в известной мере осложнило задачу советских войск на юго-западном направлении, где противник продолжал держать свои главные силы.
III
Здесь, на юге, враг в предшествовавший нашему наступлению период развернул и наиболее обширные оборонительные работы. Впоследствии, когда мы прорвали фашистскую оборону, знакомясь с ее характером, я невольно вспомнил Курскую битву. Создавалось впечатление, что нашу оборону, о которую летом 1943 г. разбилось последнее крупное наступление немецко-фашистских войск, они попытались скопировать ныне, год спустя.
О многом подумалось в связи с этим.
Гитлер и его клика вели агрессивную, захватническую войну с целью завоевания мирового господства. Орудием осуществления этих планов являлась прежде всего немецко-фашистская армия, которая должна была громить, разрушать, покорять. Места для обороны в гитлеровских планах не оставалось, поэтому в вермахте вопросами ее организации ни в теоретическом, ни в практическом плане никто не занимался.
Когда же гитлеровская армия встретила отпор в битве под Москвой, где была разгромлена ее ударная группировка, она была вынуждена перейти к стратегической обороне. Но и тогда захватчики не создали прочной, глубоко эшелонированной обороны. Гитлер и его генералитет считали, что переход к оборонительным действиям - явление для них случайное, временное, и готовились с весны вновь начать наступление, надеясь на этот раз сокрушить сопротивление Красной Армии и победоносно закончить войну.
Даже после Сталинграда они все еще рассчитывали сначала на реванш, а затем на разгром советских войск под Курском. Однако уже тогда им пришлось приступить к строительству оборонительных рубежей.
И лишь стремительным наступлением Красной Армии, не оставлявшим противнику ни времени, ни сил для создания действительно прочной обороны, можно объяснить то, что у него не оказалось ее ни на Левобережной Украине, ни даже на Днепре. Конечно, оборонительные работы врагом велись повсюду, где это было возможно, но мощь этих сооружений, в частности оборонительного вала на Днепре, была завышена геббельсовской пропагандой с целью воодушевить немецко-фашистские войска и устрашить Красную Армию.
Но если создание оборонительных рубежей противником, в частности на. Днепре, в какой-то степени было осуществлено, то попытка устрашить и остановить советские войска потерпела полный провал, ибо Вооруженные Силы СССР накопили огромный опыт прорыва вражеского фронта, подтверждавший, что неприступных оборонительных сооружений не бывает. Детище Великой Октябрьской социалистической революции, Красная Армия была и в Великую Отечественную войну достойной наследницей славных боевых традиций времен взятия Перекопа.
Авантюристические руководители фашистского рейха не понимали этого. И потому пытались запугать нас действительными и мнимыми валами, остановить наше наступление массированными ударами танков и авиации.
Но ни комбинация этих средств, ни маневр силами и средствами, ни любые иные их старания не давали желаемых результатов. Красная Армия, ломая сопротивление, неудержимо двигалась на запад. И вот теперь, когда гитлеровцы потеряли захваченные ими на юге нашей страны территории, когда советские войска готовились перешагнуть границы и идти дальше, к логову фашистского зверя, вражеское командование искало спасения в попытках создать действительно мощную оборону по образцу войск Центрального и Воронежского фронтов на Курской дуге.
Идея глубоко эшелонированной противотанковой обороны, рожденная советским военным искусством и блестяще примененная в Курской битве, обеспечила тогда осуществление целей и задач, поставленных нашим командованием.
Ныне же именно Модель, который вместе с Манштейном возглавлял ударные группировки войск, участвовавших в операции "Цитадель" и безнадежно увязавших в нашей обороне под Курском, тщился под Львовом взять реванш, позаимствовав те самые методы Красной Армии, которые привели к провалу наступления немецко-фашистских войск летом 1943 г. Из этой затеи ничего не вышло, хотя фашистскому командованию, развернувшему еще в апреле усиленные работы по сооружению укреплений, до некоторой степени удалось создать глубоко эшелонированную и хорошо подготовленную оборону.
К началу наступления 1-го Украинского фронта противостоявшие войска подготовили оборонительные рубежи общей глубиной до 240 км. Основное внимание было обращено на инженерное оборудование и обеспечение войсками трех полос, глубина которых составляла 40-50 км. Кроме того, города Грубешув, Рава-Русская, Львов, Галич, Станислав и другие были превращены в мощные узлы обороны.
Особенно сильно был укреплен Львов. Вокруг него были построены внешний и внутренний оборонительные обводы, прикрывавшие город с севера, востока и юго-востока.
Главная полоса обороны глубиной до 6 км была обильно оборудована инженерными сооружениями, в том числе дзотами. Она имела к началу операции три-четыре сплошные траншеи полного профиля, соединенные ходами сообщения, которые одновременно являлись отсечными позициями.
Чтобы получить хотя бы общее представление о вражеской обороне, следует учесть особенности местности к западу от рубежа, занимаемого нашими войсками.
Она изобилует возвышенностями и глубокими оврагами. Высота отдельных холмов достигает 300 м. К югу от линии Тернополь, Николаев ее пересекают многочисленные притоки Днестра. Наиболее значительные из них Стрыпа, Золотая Липа, Гнилая Липа, текущие в меридиональном направлении. Ширина их составляет до 50 м, глубина - до 3 м. Берега крутые, обрывистые, широкие поймы заболочены. Реки в сочетании с окружающим рельефом представляют серьезные препятствия, ограничивающие действия подвижных соединений, наступающих с востока на запад.
Таким образом, характер местности благоприятствовал созданию прочной обороны.
Кроме того, нужно иметь в виду, что грунтовых дорог на территорий, где развернулись боевые действия войск фронта, было достаточно, а улучшенных-меньше, причем особенно не хватало сквозных маршрутов. К тому же железнодорожная сеть в районе действий противника была более развитой и полностью обеспечивала все потребности групп войск "Северная Украина".
Перед 1-м Украинским фронтом оборонялись немецко-фашистские 1-я танковая и главные силы 4-й танковой, а также 1-й венгерской армии, объединенные в группу армий "Северная Украина". Вражеское командование сосредоточило основные усилия на львовском и Станиславском направлениях. Слабее обеспечивалось рава-русское направление. Основная масса пехотных дивизий находилась в первом эшелоне, второй эшелон составляли танковые, моторизованные и несколько пехотных дивизий. Они располагались в 15-30 км от переднего края, что соответствовало намерению врага вести упорную борьбу за тактическую зону обороны.
Отсутствие глубоких оперативных резервов ограничивало командование противника в широком маневре имевшимися силами и средствами.
Особенность обстановки, в частности, для нашей 38-й армии, как я и предполагал, состояла прежде всего в ограниченности времени между прибытием на новый, совершенно незнакомый, участок и началом наступления.
Оказавшись в полосе, где до того находился левый фланг 60-й армии, мы располагали недостаточными сведениями об обороне противника, которую нам предстояло прорывать, о противостоящих силах врага, его системе огня на переднем крае и особенно в глубине. Средствами авиации для вскрытия группировки противника даже в пределах тактической зоны мы не располагали, а времени для организации серьезной наземной разведки у нас не было. Все это крайне осложняло задачу армии.
Причем даже те несколько дней, которые оставались до начала наступления, мы не могли использовать для этой цели. Причина тому простая: распоряжением Ставки, подписанным заместителем Верховного Главнокомандующего Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым и заместителем начальника Генерального штаба генералом А. И. Антоновым и датированным 29 мая 1944г., в целях обеспечения скрытности проводимых фронтовых мероприятий вновь прибывшим в ту или иную полосу войскам запрещалось, в частности, ведение всех видов наземной разведки. Не дозволялись новым частям также ознакомительные облеты территории, какие-либо изменения в режиме ведения огня, в том числе даже с целью пристрелки артиллерии и минометов. Ограничивалось проведение командирских рекогносцировок.
Начальник разведки армии полковник С. И. Черных хорошо знал свое дело, но и он оказался бессильным помочь своему командованию и что-либо предпринять в сложившихся условиях. Словом, мы почувствовали себя в новом районе так, словно нам набросили повязку на глаза.
Хочу подчеркнуть, что не имею в виду бросить упрек в адрес тех войск, которые сменила наша 38-я армия. Дело в ином. Опыт показал, что разведка должна вестись систематически и особенно активно в период, непосредственно предшествующий операции. Ибо противник, тем более настороженный, ожидающий удара, использует каждый день и час для совершенствования своих позиций, наращивания сил и средств для обороны.
Кроме того, нельзя считать достаточными разведывательные данные об обороне противника в целом на участке того или иного объединения или даже соединения. Когда мы говорим, что знаем врага, это значит: части и подразделения осведомлены и о местности, на которой вот-вот начнется бой, и о противостоящих непосредственно им войсках. Это значит, каждому стрелку, пулеметчику, артиллеристу известно, откуда и из какого оружия по его позиции ведет огонь противник, а взводный и ротный командиры достоверно знают, куда направить основные усилия в атаке, в какой последовательности и какими средствами уничтожать вражеские огневые точки.
Таких сведений войска 38-й армии, только что прибывшие в новую полосу, естественно, не имели. А вот противник, как уже отмечено выше, располагал известными данными о новой группировке войск 1-го Украинского фронта. Помимо главной тому причины - крупной перегруппировки, которая уже в силу своих масштабов не могла ускользнуть от внимания врага, были и другие.
Имелись факты нарушения режима маскировки тыловыми и другими частями. Штабы, в том числе и нашей 38-й армии, недостаточно контролировали марш войск и переправу через р. Днестр. У нас, например, были случаи нарушения графика движения колонн. Так, общий ход марша был задержан в ночь на 29 июня в результате скрещения двигавшихся на север частей 121-й и 305-й стрелковых дивизий. Несколько часов спустя нарушили график 70-я гвардейская и 211-я стрелковые дивизии. Вследствие этого они достигли районов дневок уже в светлое время суток и могли быть замечены разведкой противника. Так получилось на следующий день в 121-й и 305-й стрелковых дивизиях.
Офицеры штаба армии, облетавшие на самолетах У-2 маршрут войск с целью проверки соблюдения дисциплины марша и маскировки в районах дневок, установили, что в ряде случаев части располагались с обозами на опушках рощ и были хорошо видны с воздуха. Кроме того, места их расположения выдавали костры. Еще больше таких случаев было выявлено в тыловых частях в первые два-три дня марша.
Факты нарушения режима марша и маскировки были, разумеется, пресечены. Но все же они имели место почти во всей полосе фронта, поскольку перегруппировка охватила подавляющую часть его войск. И это тоже способствовало ее обнаружению разведкой противника.
Говоря о фактах демаскировки, нельзя не вспомнить об одном неприятном эпизоде. Он произошел 10 июля, когда командный состав войск армии, приданных и поддерживающих соединений после розыгрыша на картах предстоявшей операции разъезжался по своим местам. Командир 8-го штурмового авиационного корпуса генерал-лейтенант В. В. Нанейшвили улетел на У-2, но в пути самолет потерял ориентировку, был поврежден огнем противника и приземлился в ничейной полосе между двумя траншеями - нашей и вражеской, отделенными расстоянием не более 400 м.
Наши солдаты увидели, как из самолета выскочили и залегли в неровностях местности два человека. Приметили также, что один из них был в генеральской форме. Видели это и гитлеровцы из противоположной траншеи. Они тут же открыли огонь. Наши воины, стремясь спасти своих, ответили тем же.
В одно мгновение завязался жаркий бой. С обеих сторон в нем участвовало сначала почти по батальону пехоты и несколько артиллерийских и минометных батарей. Затем к фашистам прибыло подкрепление. В связи с этим по моему приказанию был введен в бой еще один батальон. Генерал Нанейшвили и летчик, наконец, добрались в свою траншею невредимыми{246}.
Я хорошо знал генерала Нанейшвили. Опытный организатор и летчик, он всегда умел устанавливать взаимопонимание с общевойсковыми командирами и со знанием дела содействовал полевым войскам в успешном проведении операций. Сейчас он на заслуженном отдыхе, и я часто вспоминаю его добрым словом.
Что же касается инцидента, о котором здесь рассказано, то он, разумеется, приведен мною исключительно для того, чтобы показать, как случай способствовал усилению настороженности врага, хорошо понимавшего, что генералы на переднем крае бывают неспроста.
Конечно, не следует представлять себе дело таким образом, будто вражеское командование располагало исчерпывающими сведениями о перегруппировке войск фронта. Напротив, оно узнавало немногое и часто с опозданием. Так, наша 38-я армия к 7 июля уже находилась в новой полосе, а противник лишь на следующий день обнаружил ее уход с прежних позиций.
Но все же движение крупных войсковых масс и их сосредоточение на определенных участках не укрылись от его внимания. Это позволило вражескому командованию сделать вывод, что наступление наших войск - дело ближайшего времени, и принять дополнительные меры противодействия.
Судя по захваченным впоследствии документам, штаб группы армий "Северная Украина" еще в первых числах июля имел данные о готовящихся ударах на рава-русском и львовском направлениях. Немецко-фашистская разведка вскрыла расположение и состав всех общевойсковых армий, действовавших в первом эшелоне, места сосредоточения конно-механизированных групп и 3-й гвардейской танковой армии. Но вместе с тем противник стремился скрыть наличие у него сведений о перегруппировке. По-видимому, с этой целью колонны передвигавшихся войск преднамеренно не подвергались на марше воздействию вражеской авиации. Модель имел иной план, с помощью которого он рассчитывал сорвать наше наступление.
О его замысле мы узнали 10 июля. В тот день командующий фронтом И. С. Конев, выступая перед руководящим составом нашей армии, предупредил, что, согласно добытым фронтовой разведкой данным, на ряде участков возможен отвод войск противника с занимаемых ими позиций на один из рубежей в глубине обороны с целью избежать потерь от нашей артиллерийской подготовки.
Сообщение было не из приятных. Оно означало, что противник располагал какими-то конкретными сведениями о нашей подготовке к наступлению. И если он собирался отводить войска лишь на некоторых участках, следовательно, ему было известно, где именно таится угроза. Враг явно пытался обмануть нас. Наиболее вероятным было предположение, что отвод его войск в глубину приурочен к последнему моменту перед началом нашего наступления.
Стал ясен и расчет вражеского командования на то, что мы, не заметив его маневра, обрушим огонь своих орудий и минометов на... пустое место. Снаряды вспашут оставленные позиции, и наша артиллерийская подготовка будет сорвана, вследствие чего мы не сумеем прорвать глубоко эшелонированную оборону.
Читатель легко представит себе всю серьезность этого вопроса, если учтет, что на участках прорыва мы сосредоточили на каждом километре фронта в среднем по 181 орудию, не считая 45-мм пушек и 82-мм минометов.
Мощный удар предстояло нанести и с воздуха. И в случае, если врагу удастся добиться того, что мы сбросим накопленные нами запасы снарядов, мин и авиабомб на позиции, оставленные его войсками, то это может значительно облегчить ему задачу отражения нашего наступления.
Почти все наши штабы и войска впервые встретились с такой опасностью. Поэтому были особенно тщательно разработаны и осуществлены меры, направленные на срыв замысла противника. Прежде всего мы резко усилили наблюдение, с тем чтобы задуманный врагом маневр был своевременно замечен.
Сложность этой задачи состояла в том, что установить отвод войск противника в глубину обороны мы могли лишь путем хорошо организованной неослабной разведки. Между тем проведение разведывательных мероприятий, как отмечено выше, вновь прибывшим соединениям было запрещено.
Выход все же нашли.
До прибытия 38-й армии в новую полосу намеченный ей участок прорыва занимала находившаяся в обороне 140-я стрелковая дивизия 60-й армии. Теперь она была включена в состав нашей армии, но должна была передать свой участок частям четырех вновь прибывших стрелковых дивизий, которым и предстояло прорывать здесь вражескую оборону. Так вот, чтобы не раскрывать их появления на переднем крае до предусмотренной планом смены, было решено разведку и усиленное наблюдение за противником с целью установления возможного преднамеренного отхода с первой траншеи возложить на 140-ю стрелковую дивизию.
Ее командир генерал-майор А. Я. Киселев прекрасно справился с ответственнейшей задачей. Он расширил сеть наблюдательных пунктов, в том числе и офицерских, организовал поисковые группы разведчиков, действовавшие почти непрерывно в темное время суток, подслушивание и разведку боем. В результате скрытный отход вражеских войск с переднего края для организации сопротивления в глубине был полностью исключен.
Усиленную разведку и наблюдение 140-я стрелковая дивизия вела вплоть до последнего часа своего пребывания на этом участке.
Смена войск началась в ночь на 12 июля. Сначала в боевые порядки 140-й стрелковой дивизии было введено по одному стрелковому батальону четырех упомянутых дивизий в пределах намеченных для них разгранлиний. Командиры батальонов и рот сразу же расположились в траншее и на наблюдательных пунктах для изучения исходных позиций для наступления, переднего края и системы огня обороны противника, а также разработки плана предстоящих действий своих подразделений.
Следующей ночью 140-я стрелковая дивизия окончательно передала свои позиции, проведя непосредственно перед этим разведку боем силами стрелковой роты в полосе каждой сменившей дивизии. Это делалось затем, чтобы удостовериться, не оставил ли противник своих позиций на переднем крае, попытаться вскрыть его огневую систему и скрыть произведенную смену войск.
На следующий день мы планировали наступление передовыми батальонами, усиленными танками и артиллерией, но уже из состава сменивших дивизий.
Теперь на участке прорыва заняли исходное положение в полном составе 70-я гвардейская, 211, 121 и 304-я стрелковые дивизии, которыми командовали генерал-майор И. А. Гусев, подполковник И. П. Елин, генерал-майор И. И. Ладыгин и полковник А. С. Галъцев. Они и взяли на себя дальнейшее наблюдение за противником.
Таким образом, было сделано немало для того, чтобы не прошел незамеченным возможный преднамеренный отвод вражеских войск.
Однако, как показали дальнейшие события, не в нем заключались те неожиданности, с которыми встретилась наша 38-я армия после начала своего наступления. Решающее воздействие на ход операции в нашей полосе, по крайней мере вначале, оказали отмеченные выше факторы - раскрытие противником подготовки войск фронта к наступательной операции и трудности, связанные с перегруппировкой на совершенно незнакомую местность непосредственно перед нанесением удара.
Авторы многочисленных военно-исторических исследований и воспоминаний о Львовско-Сандомирской наступательной операции не рассматривают и критически не оценивают последствий ошибок, допущенных в подготовительный период. Почему эта операция не явилась внезапной для противника не только в оперативном, но и, особенно, в тактическом масштабах? В силу каких причин вражеское командование знало, на каких направлениях и когда будут нанесены удары наших войск, каков общий состав ударной группировки фронта? На эти вопросы наша литература пока не дала ответа.
Между тем он необходим. И отнюдь не для того, чтобы задним числом бросить в чей-либо адрес упрек. Нет, это нужно для обобщения опыта Великой Отечественной войны, для выяснения сущности упущений, которым не должно быть места.
Во всех крупных фронтовых и межфронтовых операциях 1944 г. при нанесении ударов достигалась в той или иной степени оперативная или тактическая внезапность. И это являлось прежде всего результатом слаженной, хорошо спланированной и осуществленной работы в подготовительный период.
От внезапности удара в значительной мере зависит успех в выполнении наступательной задачи. Это один из важнейших и определяющих элементов военных действий. И его отсутствие неизбежно ведет к большому напряжению сил, привлечению дополнительных войск, потере времени и, следовательно, невыполнению намеченного плана. Фактор внезапности возникает не сам по себе, а в результате глубоко продуманного замысла предстоящей операции, правильного выбора направления главного удара, боевой выучки войск, скрытого сосредоточения превосходящих сил, глубокого изучения противостоящего врага и др.
Строгое соблюдение перечисленных элементов в подготовительный период закладывает фундамент успешного осуществления плана, дает в руки наступающих такие преимущества, которые в более короткое время и с меньшей затратой сил и средств приводят к достижению поставленной цели. Стройная система намеченных перед Львовско-Сандомирской операцией мероприятий была нарушена изменением идеи замысла, что повлекло за собой крупное перемещение войск. В тот период в условиях ограниченного времени командованием фронта и нами, командармами, были допущены ошибки.
Ведь главное - скрытно подтянуть войска и укрыть их от наблюдения противника, дислоцируя в районах сосредоточения на предельно возможном удалении от участка прорыва. При этом в выжидательных и исходных районах они должны находиться минимальное время или проходить их с ходу перед вводом в бой. Таким образом, если они и будут обнаружены врагом, то у него не останется времени для принятия контрмер. Используя эти и многие другие возможности, можно было перед началом Львовско-Сандомирской операции уменьшить число войск, участвовавших в перегруппировке, да и сократить расстояние, на которое они перебрасывались. Тем самым свелись бы к минимуму возможности противника в раскрытии наших замыслов.
В действительности, как мы видели, все происходило иначе. План операции предусматривал перегруппировку огромных войсковых масс. Это уже само по себе, особенно в сложившихся тогда условиях, таило опасность раскрытия противником готовящегося удара. При переброске крупных сил и средств нами недостаточно соблюдались маскировочные мероприятия, что объяснялось отчасти массовым характером передислокации войск на большое расстояние, а также упущениями командования и штабов армий, корпусов, дивизий. Наконец, на ряде участков, в первую очередь в полосе 38-й армии, прорыв обороны противника осуществлялся без необходимых в таких случаях подробных данных об обороне врага, его силах и средствах.
В результате в ходе операции пришлось привлечь дополнительные силы, прорыв обороны противника затянулся. А это дало ему определенные преимущества, несомненно наложившие отпечаток на общие итоги операции. Но, несмотря на вое это, благодаря энергии и полководческому искусству И. С. Конева, умело осуществившего маневр танковыми армиями, войска фронта достигли большого успеха.
Наступление четырех фронтов в Белоруссии, подобно девятому валу, захлестывало немецкие гарнизоны. Вот уже были очищены от врага Вильнюс и Пинск, и советские воины достигли окраин Каунаса и Гродно.
Именно этот момент, когда войска в Белоруссии вышли на один меридиан с нами, и был выбран для начала наступления 1-го Украинского фронта между Припятью и Карпатами.
Войска 1-го Украинского фронта к тому времени занимали полосу шириной 440 км на рубеже, проходившем западнее Луцка, Брод, Езерны, Бучача, Коломыи, Краснопольска. В его состав входили 7 общевойсковых (1, 3 и 5-я гвардейские, 13, 18, 38 и 60-я), 3 танковые (1-я, 3-я гвардейские, 4-я) и 2-я воздушная (ас 16 июля и 8-я воздушная) армии, 3 отдельных танковых (4-й гвардейский, 25-й и 31-й) и 2 кавалерийских (1-й и 6-й гвардейские) корпуса.
Вновь прибывшими 3-й, 5-й гвардейскими и 8-й воздушной армиями соответственно командовали генерал-полковник В. Н. Гордов, генерал-лейтенанты А. С. Жадов и В. Н. Жданов. 60-й армией вместо генерал-полковника И. Д. Черняховского, возглавившего войска 3-го Белорусского фронта, командовал генерал-полковник П. А. Курочкин.
Наша 38-я армия была готова вместе с другими войсками фронта обрушить всю свою боевую мощь на головы гитлеровцев. Подготовка к наступлению прошла с исключительным подъемом. Все были охвачены огромным воодушевлением - и Военный совет, и штаб, и войска армии. Мы с А. А. Епишевым и Ф. И. Олейником тогда особенно часто встречались с нашими политработниками, развернувшими большую работу по политической подготовке операции. Запомнились воспаленные от бессонных ночей, но радостно возбужденные глаза начальника политотдела армии генерал-майора Д. И. Ортенберга. Вероятно, все мы выглядели так в те дни, наполненные замечательными известиями с других фронтов и счастливым сознанием того, что и мы готовим удар, который окончательно выбросит врага с родной земли и перенесет войну за пределы нашей Родины.