Испытание

Ручей оказался настоящей горной рекой — бурной, пенистой, с маленьким водопадом, шумно обрушивающимся в широкую заводь. Этот шум они слышали издалека, но добрались сюда только за час до наступления сумерек.

Сара спрыгнула с лошади и побежала к воде. Борн остановил ее.

— Подожди! — Она остановилась и посмотрела на него удивленно. — Сначала — дело. Лошадки устали гораздо больше тебя, но сами не могут о себе позаботиться. Ты должна нам помочь, а когда мы все сделаем, то сможем пойти и посидеть у воды.

Девочка еще раз взглянула на водопад и медленно пошла обратно.

— И еще, — добавил он. — Посмотри, как ты бросила поводья! Твоя лошадка может в любой момент убежать в лес, а если ее там что-нибудь напугает, нам придется ее долго искать. Вчера я говорил тебе об этом. Надо быть повнимательней.

Сара, повернувшись к нему спиной, крепко привязывала повод к ветке.

— Тебе надо наполнить фляги, как вчера, а потом помочь маме.

Она молча кивнула, но потом ни разу не взглянула в его сторону, пока он занимался лошадьми — расседлывал их, водил к реке, кормил остатками овса и привязывал на ночь. Все завершив, он сам подошел к дочке.

— Ну что ж, — похлопал он ее по плечу. — Теперь можно подумать и о себе.

Она не откликнулась. Ему пришлось присесть на корточки и двумя пальцами приподнять ее подбородок.

— Послушай, — негромко сказал он. — Если тебя поправляют, не надо обижаться, И дуться не надо. Давай об этом забудем, но в следующий раз делай все как следует. Договорились?

Она медленно опустила головку.

— Ну вот и хорошо. Вставай, пойдем на речку! Он уже сидел на берегу, сняв ботинки и носки, когда она наконец подошла к нему.

Глава 8

— Карты. Вам надо научиться их читать. Если вдруг со мной что-нибудь случится… — С этими словами он достал из кармана куртки пластиковый пакет с тремя листами географической карты и вынул тот, который соответствовал их местоположению. На двух квадратных футах причудливо располагалось множество синих извилистых линий с редкими цифрами. — Эти линии называются горизонталями. Они показывают высоту местности над уровнем моря. Чтобы прочесть эту карту, вам нужно хорошенько запомнить две вещи. Во-первых, смотрите, вот здесь, внизу, написано: горизонтали проведены через пятьдесят футов. Это значит, что между каждой синей линией перепад высот пятьдесят футов. Если линии изгибаются так, значит, вам придется идти в гору; а если вот так — вы будете спускаться вниз. Читаем дальше. Масштаб: в одном дюйме — тысяча футов. Иными словами, если на каждый дюйм приходится мало таких линий — впереди довольно пологий склон. Но если линии расположены очень близко — перед вами отвесная стена. Там, где линии выгнуты, друг к другу, — ущелья или ложбины наподобие той, по которой мы шли вчера вечером. Конечно, они могут оказаться загромождены камнями, и пройти будет невозможно. К сожалению, эта карта не такая подробная, чтобы показать детали, поэтому нам придется полагаться на судьбу. Прежде чем отправляться в путь, мы будем прокладывать маршрут и в случае затруднений — прокладывать новый. Проблема в том, что наши преследователи тоже неплохо разбираются в карте. Они знают, где легче пройти, и наверняка будут поджидать нас именно в этих местах. Поэтому нам придется выбирать нестандартные решения.

— Ты говорил о. двух вещах, — напомнила Клер. — Второе — это что?

— Вот это, — сунул он руку в карман. Глазки Сары округлились от любопытства.

— До сих пор мы этим не пользовались, потому что путь наш был прост, и мы все время могли видеть, куда идти. Но за перевалом начнется спуск в долину, похожую на ту, из которой мы ушли. Мы пересечем ее и снова пойдем вверх… Там глубокие каньоны и множество мелких отрогов, поэтому нам придется так петлять, что немудрено забыть, где юг и где север. Здесь нужно будет самим чертить маршрут и ориентироваться по компасу.

— А как насчет солнца? — проявила эрудицию Клер. — И мха на деревьях?

— Мох на деревьях растет со всех сторон, а по солнцу не всегда можно точно определить стороны света, — возразил Рубен. — Единственное надежное средство — это компас. Известны случаи, когда охотники, заблудившись, пытались определить свое местоположение по солнцу, но в результате погибали, так. и не сумев выйти к людям.

— А мы еще не заблудились? Мы сейчас знаем, где находимся, но куда мы идем? И что нам делать дальше?

— Не знаю, — произнес он задумчиво. — Полагаю, нам нужно перевалить хребет и спуститься вниз до того, как выпадет снег. Если он выпадет раньше…

Он замолчал, оборвав фразу, и прислонился спиной к дереву, наблюдая, как Сара играет с компасом. Она вертела его в разные стороны и улыбалась, видя, что стрелка всякий раз упрямо указывает одно и то же направление.

Глава 9

— Папа, меня тошнит.

Он почувствовал себя дома в то самое утро, когда умер Итен:

Доктор приказал им выпить таблетки. Борн взбежал по лестнице и спросил дочку: “Сильно тошнит?” Она ответила: “Меня сейчас вырвет”. Но оказалось, что все это приснилось, потому что он очнулся, озябший, кутающийся в отсыревшее одеяло, на поляне около ручья, оттого, что кто-то тряс его за плечо, жалобно повторяя:

— Папа, меня тошнит!

Он стряхнул с себя остатки сна, открыл глаза и увидел, как Сара, пошатываясь, сделала несколько шагов в сторону, зажав рот ладошкой, и встала под деревом, издавая характерные звуки. Он вскочил и подбежал к ней, придерживая за плечи. Клер уже была рядом.

— Что с ней?

— Не знаю.

Еще один сильный спазм буквально скрючил маленькое тельце. Рвоты не было, но когда Борн положил руку ей на живот, пытаясь успокоить, то ладонью почувствовал конвульсивно сокращающиеся затвердевшие мышцы.

— Папа, — простонала она, судорожно хватая воздух. Спазмы участились; казалось, ее просто выворачивает наизнанку. Наконец тоненькая мутная струйка желтоватой желчи вытекла изо рта. Ее немного отпустило, Сара совершенно без сил свалилась на траву, поджав колени и слабо постанывая.

— Тихо, тихо, маленькая. Успокойся. Ничего страшного… И эти слова он уже говорил раньше. Борн опустился на колени рядом с дочерью, положил ладонь на лоб, покрытый холодной испариной, потом пощупал пульс. Жилка под пальцами билась часто и неровно.

— Может, она съела что-нибудь? — предположила Клер. — Что-нибудь у нас испортилось?

— Да нет, мы же все едим одинаково. Ты же видишь, желудок переварил все, ее рвет одной желчью.

— Ну тогда в чем же дело?

— Думаю, это горная болезнь.

— Что это такое, я не понимаю!

— Она меньше нас, и ее организм реагирует быстрее, — неловко стал объяснять Борн. — Да и вчерашний переход подействовал на нее сильнее, чем я ожидал.

— Господи, да объясни же ты по-человечески! — взмолилась Клер.

— Все дело в соли. Организм потерял слишком много соли, и ее нечем восполнить.

Сара приподнялась, опираясь обеими руками о землю. Ее еще раз вырвало желчью.

— Папочка! — простонала она.

— Да, милая, успокойся, сейчас все пройдет, все будет хорошо, — приговаривал он, обнимая и поглаживая ее. Ребенок затих, и он обернулся к Клер.

— Понимаешь, здесь уже разреженный воздух, поэтому нам приходится затрачивать на все больше усилий и поэтому больше потеть. Вместе с потом из организма выводится соль, а она необходима, чтобы удерживать достаточное количество жидкости в крови. Если соли не хватает, происходит так называемое обезвоживание организма. При этом ты можешь пить сколько угодно, но это не поможет.

— Господи, ты что, хочешь сказать, что она может умереть? Он резко взглянул на жену, показывая, чтобы она не смела произносить такие слова, но в этот момент Сара снова привстала, уже совсем, зеленая, и, простонав: “Больше не могу!”, содрогнулась в мучительных спазмах.

— Нет конечно. Мы ей поможем. Надо срочно спускаться вниз. Подержи ее, я пойду седлать лошадей.

Он быстрым шагом пересек поляну. В эту ночь лошадей привязали к деревьям около реки; свободно пастись они не могли, Но травы было достаточно. Легкий туман поднимался в утреннем холодном воздухе.

Соль. Я должен достать соль. Как же я умудрился ее забыть?

Глава 10

На двери хибары висел замок. Это ему было хорошо видно с вершины холма, на которой он лежал, изучая окрестности. Окно рядом со входом закрыто ставнями. Другие окна, если они есть, наверняка тоже закрыты. Слева от этой убогой лачуги можно было разглядеть загон для скотины и сенной сарай, тоже на замке. Складывалось впечатление, что сюда уже давно не ступала нога человека, но рисковать он не мог.

Борн ползком спустился с холма и только в лесу позволил себе встать в полный рост. Прячась за деревьями, он обошел строение со всех сторон и не обнаружил никаких признаков присутствия людей. На земле тоже не было следов, хотя это, конечно, ни о чем не говорило — его преследователи искусством маскировки владели в совершенстве.

Но все равно он тщательно осмотрел всю земли вокруг.

Борн наконец вышел из сосновой рощи и. постоянно оглядываясь по сторонам, осторожно двинулся по большой дуге к домику. Если ему удалось высмотреть на своей карте эту точку, то и они способны сделать то же самое и устроить здесь засаду, предположив, что рано или поздно он придет к этому единственному на много миль жилью в поисках какого-нибудь нужного инструмента или еды.

Например, за солью.

Клер и Сара остались там, наверху. Разумеется, он должен быть очень осторожен, но в то же время надо спешить. Если приступы рвоты не остановятся, может открыться кровотечение.

У ограды загона оказалась заросшая кустарником ложбина, спустившись в нее, он приблизился к сараю. Сарай, закрытый на висячий замок, не мог вызывать опасений. Но он все равно постоял какое-то время, всматриваясь и вслушиваясь в тишину. Потом двинулся вперед. Открытое пространство до дома он пробежал что было сил и замер под стеной у ставня, ожидая какого-нибудь звука изнутри дома. Углядев на земле кусок металлической трубы, он подхватил его и одним резким движением выдрал замочную петлю вместе с куском дверной рамы. Выхватив пистолет, Борн нырнул в лачугу и прыгнул в правый угол. Дом был пуст — по крайней мере, так ему показалось, хотя после яркого солнца глаза не сразу привыкли к сумраку помещения.

Через несколько секунд он уже мог спокойно осмотреться. Вдоль левой стены одна на другой громоздились деревянные кровати, точнее — рамы, без матрасов и пружинных сеток. Справа располагалась большая черная плита с трубой, уходящей в потолок. В помещении пахло сыростью и плесенью. На полках хранилось разнообразное снаряжение, тяжелые на вид и объемные мешки висели на длинных веревках, привязанных к потолочным балкам.

Борн вышел на крыльцо и помахал рукой в направлении склона, давая своим знак спускаться. Немного подождав и никого не увидев, он перепугался, что на них уже напали, но потом увидел, как они едут — Клер с Сарой вдвоем на одной лошади, две другие — в поводу.

Они приближались; каменистая тропа, ведущая к хижине, перед домом переходила в мягкую травянистую лужайку. Борн жестом приказал им остановиться там и подбежал, чтобы сиять Сару.

Девочка в изнеможении опустилась на землю.

— Тебе получше? — спросил он. Сара еле-еле кивнула.

— Ну вот и хорошо. — Обернувшись к жене, Борн сказал: — Подождите меня тут. Все, что я разыщу, принесу сюда, здесь и погрузим.

На верхней полке он обнаружил два спальных мешка в большом пластиковом пакете. Это было не совсем то, что он искал, но все-таки решил взять их. Отнеся добычу на улицу, он вернулся в дом и продолжил поиски соли. Хозяин лачуги, которому принадлежали все эти запасы, обязательно должен был оставить какое-то количество соли — для себя, для своих работников, для лошадей, наконец, просто для путника, оказавшегося в беде и случайно наткнувшегося на спасительную избушку.

И тем не менее, соли на полках Борн не обнаружил. Там стояли только банки с говядиной, лососем и сардинами, пластиковые мешки с мукой, сухая смесь для бисквитов, изюм, фасоль — все, что угодно, кроме соли. Он перевернул первый мешок, подвешенный к потолку, за ним второй, нервно рванул было третий, но тут его осенило. Он вернулся ко второму. В нем действительно оказалась соль, только он вначале решил, что среди мотков веревок, лоскутов кожи и старых ремней валяются самодельные сахарные леденцы. Теперь он лизнул один из них и понял, что это обыкновенная каменная соль — мелкие твердые кусочки мутно-белесого цвета с черными вкраплениями. Он положил один кусочек в рот, набрал полную горсть и поспешил на улицу.

— Вот, положи это на язык, только не глотай, подавишься, — предложил он Клер и протянул другой кусочек Саре. — Пососи немножко, а потом запей водичкой, пару глотков, и все будет хорошо.

И тут снова послышался рокот мотора. Поначалу он даже подумал, что это почудилось, но в следующий момент гул вертолета стал отчетливее. Они с Клер переглянулись — слова уже были не нужны. Клер подхватила Сару и усадила ее на лошадь, он побежал было к своей каурой, но вдруг вспомнил: хижина! Он же оставил ее открытой!

Борн вбежал внутрь, первым делом подвесил мешки обратно к балкам, потом сдернул их назад, все веревки и кожу запихал в один, а в другой, освободившийся, покидал пакеты и банки с полок, стараясь брать так, чтобы остатки выглядели естественно. Подвесив первый на место, со вторым он выскочил на крыльцо. Бросив раздувшийся от провизии мешок, он приладил вырванный замок, даже воткнул кое-как шурупы и отломанный кусок древесины.

Вблизи этот “ремонт”, разумеется, никого не обманет, но издалека, а тем более сверху, ничего не заметно. В любом случае так лучше, чем оставлять дверь распахнутой и тем самым оповещать весь мир, что здесь были люди.

Подхватив свои трофеи, он побежал к лошадям. Сара сидела впереди Клер на гнедой кобыле. Звук мотора становился все громче. Пристроив мешок на своей каурой, Борн вскочил в седло, пришпорил кобылу, дернул за повод пегую — и вот они уже галопом помчались наверх по каменистой тропе под защиту соснового леса, и только камни летели из-под копыт стремительно скачущих лошадей.

Глава 11

У него не было времени свериться с картой, чтобы выбрать подходящий маршрут. Он знал только одно: от этого места надо убраться подальше и как можно быстрее. Они перевалили через хребет, затем спустились по ложбине, потом опять вверх по склону и снова вниз, один раз срезали угол, чтобы миновать глубокий каньон, из которого не было выхода, и поднялись снова в горы, в густой еловый лес. Один раз он остановился, и то только для того, чтобы в этой сумасшедшей скачке не пропустить гул вертолета, но ничего не услышал. Может, тот приземлился, может, направился куда-нибудь другим маршрутом — во всяком случае, преследования не было, а все остальное не имело значения. Вполне возможно, что вскоре оно возобновится и за спиной раздастся не только звук мотора, но и цокот копыт. Он пришпорил каурую, проскакал наискосок по лугу и очутился в причудливом лабиринте ложбин и оврагов.

Через некоторое время он вспомнил, что Саре надо дать еще немного соли и воды. Притормозив, он слез с лошади и только сейчас обратил внимание, как ходуном ходят ее взмыленные бока. Не лучше выглядели и две другие, и Борн понял, что в результате такой спешки он просто загонит животных. Подлечив дочку, дальше он пошел пешком, ведя лошадей в поводу, Клер и Сара медленно ехали сзади на гнедой кобыле.

Теперь они шли по узкому сухому руслу ручья. Копыта звонко постукивали по мелкому галечнику. Ветви могучих елей, растущих по обеим сторонам ручья, нависали над ними, заслоняя небо. Борн достал карту и попытался на ходу рассмотреть, где они находятся, но, не видя вокруг себя никаких приметных ориентиров, бросил это занятие. Внезапно русло круто пошло вниз. Спускаясь, он увидел впереди проблески солнечного света, отражающегося от гладких скал: Лес поредел, огромная скала стала видна почти целиком, и наконец они выбрались на крутой глинистый склон, который представлял собой край огромного каньона. Справа и слева вздымались высоченные отвесные скалы, образуя сплошную непреодолимую стену примерно в миле впереди от этого места. По мере спуска глина сменилась каменистым грунтом, на котором странным образом существовали густые коричневатые заросли неизвестного кустарника. Никогда раньше ему не приходилось видеть ничего подобного. Скалы, словно отполированные, отражали лучи солнца и слепили глаза. Вдали над утесами слышалось завывание ветра.

Теперь Борну не составляло труда определить по карте, где они находятся. На первом листе был обозначен только край каньона, поэтому пришлось достать второй. Эта местность называлась Овечьей пустыней, и он даже мог вполне объяснить, почему. Когда люди с отарами пришли на эту территорию, местные скотоводы вытеснили их в горы, скрепя сердце позволив пользоваться самыми неудобными землями. “Потом скотоводам показалось и этого слишком много, и они начали войну. Владельцы ранчо, вооружившись винтовками, совершали набеги, убивали пастухов и угоняли отары за перевал. Тогда хозяева овец наняли испанских басков. Баски испокон веков были известны как отменные пастухи, которые не допускали даже чужого-взгляда на своих овечек. Поэтому когда в следующий раз люди с ранчо появились второй раз, баски устроили засаду, обстреляли их и заставили убраться восвояси. Те собрали больше людей и приехали вновь, но еще больше басков выступило на защиту отар, В конце концов люди с ранчо, конечно, победили, но эта война продолжалась здесь до двадцатых годов двадцатого века. Пересекая эту местность, до сих пор еще можно увидеть хижины, ограды и каменные стены, оставшиеся со времен басков”.

Но им не надо было ее пересекать. Путь по каменистой почве вдоль подножия утесов Борна вполне устраивал. Галечное русло высохшего ручья не сохранило следов; дорога по глинистому склону была удобна тем, что можно было легко разглядеть проходы между нагромождением скал и спокойно спускаться в каньон, не опасаясь попасть в тупик. К тому же он заметил, что полоса леса опоясывала лишь нижнюю часть склонов, значит, выше тоже сплошные камни. К тому времени, когда преследователи сообразят, каким путем они пробрались здесь, они втроем будут уже далеко.

Остается проблема царапин, которые неизбежно оставляют на камнях стальные подковы. На очередном коротком привале он разорвал на лоскутья одно одеяло и обмотал копыта. Кобылам потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к “обувке”; поначалу они осторожно переставляли ноги, но потом привыкли, и Борн снова поехал верхом. Сара по-прежнему сидела вместе с Клер, пегая лошадка шла в поводу налегке. Они медленно передвигались справа налево по камням вдоль скал. Вокруг стояла невероятная тишина, нарушаемая лишь глухим перестуком копыт и посвистыванием ветра в горных отрогах.

Все выходы из каньона на первой трети пути Борн начисто игнорировал. Они вели преимущественно в обратном направлении, а он хотел уйти как можно дальше, в совершенно новые места. Солнце уже прошло зенит и теперь начинало бить в глаза. Даже под широкополой шляпой он чувствовал палящие лучи. Борн расстегнул куртку в надежде просушить пропотевшую насквозь рубаху и взглянул вверх. В ярко-синем небе над головой парила какая-то крупная птица. Ястреб, подумал он. А может, орел.

— Возьми еще соли, — посоветовал он, обернувшись, Саре.

Они уже были примерно на середине каньона, и Борн решил, что пора выбираться. Первый проход, на который он обратил внимание, показался слишком крутым. Следующий, ярдах в пятидесяти от первого, выглядел очень удобным, но именно очевидность подобного выбора и заставила от него отказаться. Третий вариант отличался от двух других тем, что здесь путь шел не в гору, а прямо между скал, и был довольно широким — три лошади рядом могли спокойно войти в него. Правда, он довольно резко сворачивал, и Борн не мог рассмотреть, что там дальше, но почему-то решил все-таки идти здесь.

За поворотом ущелье немного расширилось. Каньон уже не был виден. Глухой стук копыт эхом отражался от нависающих скал. Борн поднял голову к узкой полоске по-прежнему яркого неба над головой, потом взглянул перед собой. Проход разделялся надвое. Он решил идти правым. Из опасения очутиться в узости, где не удастся развернуть лошадей, он решил, что при малейшем подозрении повернет назад. Скалы порой сходились так, что они были вынуждены поднимать ноги на круп лошадей, но каждый раз Борн мог видеть впереди расширение и продвигался все дальше и дальше. Снова образовалась развилка, и опять он выбрал правый Проход, решив, что так уж точно не заплутает в случае необходимости вернуться. Один раз каурая испугалась теснины, захрапела и встала на дыбы; он быстро слез, потрепал ее по холке и успокоил, зашагав впереди. Стены ущелья в этот момент, казалось, совсем сомкнулись. Казалось, нечем дышать в этой холодной сырости, напоминавшей пещеру. Борн обернулся. Жена с дочкой ехали за ним, он подумал, что им, наверное, страшно еще больше. Дорога пошла под уклон, снова раздваиваясь. Теперь он почему-то повернул налево, почти уверенный, что рано или поздно придется возвращаться, но все-таки упрямо продвигался вперед. Если уж им удалось преодолеть так много, может, все обойдется.

Он попытался представить себе, как выглядит сверху этот лабиринт между скал, затем взглянул на часы. Прошло довольно много времени. Ущелье снова делало резкий поворот. Миновав очередной угол скалы, он внезапно остановился и даже зажмурился на мгновение, ослепленный ярким солнечным светом.

То ли от долгого пребывания в мрачном сыром ущелье, то ли от неожиданно яркого солнца, но он не сразу поверил в реальность увиденного.

— Что это? — воскликнула не менее удивлённая Клер.

— Не знаю. Этого Просто не может быть! — Он торопливо вытащил карту и развернул ее. — Смотри. Вот Овечья пустыня, где мы были, вот горы, вот долина, которую мы видим перед собой. Если топографы не поленились отметить такую малость, как та хижина, то это они должны были указать наверняка!

Впереди под ними простиралась, насколько хватало глаз, длинная и узкая долина, с обеих сторон окаймленная крутыми горными склонами, которые плавно переходили в пологие лесистые холмы. Посередине извивалась блестевшая на солнце лента реки. Все это напомнило Борну пейзаж где-нибудь в Андах — с яркой зеленью лесов и лугов, слегка дрожащих в знойном мареве, подобно миражу. Но долина четко была обозначена на карте, и изумился он совсем не по этому поводу. Все дело в том, что там, внизу, у реки, располагался город! Можно было различить главную улицу, рассекавшую его надвое, и поперечные, делящие город на кварталы. На вид в нем должно быть не менее трех тысяч жителей, но нигде не было заметно никаких признаков жизни.

— Что-то здесь не так, — произнесла Клер. — Ты, наверное, взял не ту карту.

Он на всякий случай вынул компас и сориентировал карту по нему.

— Нет, Клер, здесь нет никакой ошибки. Долина показана точно. Просто на карте нет никакого городка.

— Но так же не бывает! Как могут люди, составляющие карту, не нанести на нее целый город?

— Не знаю. Иногда карты составляют при помощи аэросъемки, иногда — просто с какой-нибудь высокой точки. Может быть, они так спешили, что забыли его пометить?

Он сам не верил в то, что говорил. Единственным более или менее приемлемым объяснением, которое могло прийти в голову, было то, что город не нанесли на карту сознательно. О его существовании уведомили историков и государственных чиновников, но скрыли информацию от всех остальных, чтобы этот городок не постигла судьба остатков индейских поселений в Аризоне, подчистую разграбленных охотниками за сувенирами.

Не исключено, что так оно и есть. Но сомнения не оставляли Борна, пока он спускался по крутому каменистому склону, привязывал лошадь под деревьями, поднимался обратно, чтобы снести вниз Сару, и вновь карабкался вверх, чтобы переправить лошадей. После залитой солнцем Овечьей пустыни здесь было мрачно и холодно. Он предложил Саре еще погрызть кусочек соли и запить ее как следует.

Они продолжили путь — Сара по-прежнему вместе с Клер, он — на своей; третья лошадь шла в поводу. Было такое ощущение, что они ехали по парку — густой шатер вечнозеленых деревьев, раскинувшийся высоко над головой, глушил всю мелкую растительность под ногами. Копыта лошадей мягко ступали по толстому ковру мертвой хвои. Сырость заставила Борна снова поплотнее застегнуть куртку.

Оказавшись у реки, едва слышно протекавшей в своих берегах, Борн с удивлением обратил внимание, что в лесу стояла вообще мертвенная тишина — ни единого птичьего голоса, ни крика или визга какой-нибудь четвероногой живности. Да и холодно было, пожалуй, не от снижения температуры воздуха, а от самого места, источавшего что-то зловещее.

Почти бесшумная, река все-таки была и широка, и довольно глубока. Они отправились вниз по течению в поисках брода. Среди деревьев по левую сторону виднелись заброшенные хижины. Еще дальше можно было угадать фундаменты для других хижин — так и не построенных. Потом они миновали перевернутый крытый фургон с отвалившимися колесами. За фургоном Борн, присмотревшись, обнаружил вполне подходящее место для брода — из-под воды торчали камни, виднелась галька на дне; в начале переправы вода доходила лошадям до колена. Ниже по течению можно было заметить ржавые останки какой-то крупной конструкции.

В какой-то момент Борн подумал, что лошади могут испугаться ширины водного потока и понести, пытаясь сбросить седоков, но ничего не успел предпринять, потому что противоположный берег был уже почти рядом. Миновав препятствие и согревшись на солнце, он немного успокоился. Пока лошади шумно пили, Борн все вспоминал, что же такое он еще должен был сделать, но нервная обстановка в том темном лесу помешала. Оторвав лошадей от слишком продолжительного, на его взгляд, водопоя из опасения, что они ослабеют, Борн обвел взглядом простирающуюся перед ним равнину с высокой густой растительностью и внезапно отчетливо представил себе, сколь четко будет виден сверху их след в траве. Пожалуй, имеет смысл продвигаться по мере возможности вдоль берега, не теряя из виду отдаленные крыши домов. Потом ям попалось уходящее от реки вправо некое подобие проселочной дороги, заросшей травой, доходящей лошадям по брюхо. Время от времени среди травы появлялись пыльные проплешины с едва различимыми следами колес от проезжавших здесь когда-то повозок. Если город столь же древен, как и встретившиеся им наверху развалины хижин, никакой дороги здесь уже не должно быть вообще.

Впереди, в сотне ярдов, виднелся город — по обе стороны дороги стояли одинаковые низенькие островерхие домишки, за исключением нескольких двухэтажных зданий в глубине главной улицы. Проезжая вдоль окраины и углубляясь в центр, беглецы видели одно и то же — дома полуразрушены, двери выдраны, стекла разбиты… Но все-таки это были не лачуги, как на противоположном берегу: стены здесь были сложены из толстых, крепких брёвен и обшиты досками, вдоль проезжей части тянулись деревянные тротуары и вдалеке уже можно было различить шпиль церкви. Несмотря на прогнившие в большинстве своем доски тротуара и перекосившийся крест на церкви, все это оставляло впечатление, что люди строили город добросовестно и с любовью.

Посередине улицы валялся сорванный ветром деревянный щит с глубоко вырезанной надписью: “Мареро”. Чуть пониже почти неразличимый текст: “Население 4000”; цифры явно пытались соскоблить, потому что поверх читались другие — 350.

Они миновали несколько лавок — кондитерскую, табачную, две прачечные, одна напротив другой, парикмахерскую, бакалейную лавку… Вывески в основном валялись на земле, кое-что можно было различить и на случайно сохранившихся стеклах. Добравшись примерно до центра города, они тщательно огляделись и только тогда позволили себе спешиться.

На самом крупном здании виднелась надпись: “МАРЕРО ХАУЗ”. Вход его даже был оформлен двумя деревянными колоннами, которые поддерживали некое подобие фронтона.

По обе стороны двухстворчатых дверей — большие зыпыленные окна, на верхнем этаже, где окошки поменьше, — балкончик. Привязав лошадь к коновязи перед домом, Борн остановился в раздумье. Вокруг стояла полная тишина — ни скрипа дверей, ни посвиста ветра в разбитых оконных проемах… Треск подломившейся под ногой доски заставил его вздрогнуть. Почему-то он подумал о змеях и резко выдернул ногу, разорвав штанину.

— Гос-с-споди, — выдохнул он, ощущая неприятную сухость во рту.

Осторожно проверяя прогибавшиеся доски деревянного крыльца, Борн отворил наружную дверь, затем — внутреннюю и заглянул внутрь. Вдоль левой стены тянулась стойка бара, за ней пыльное зеркало, все покрытое паутиной. В нижней части стойки была укреплена медная подставка для ног, по краям и в середине — пепельницы. На нескольких столиках в центре зала стояли бутылки и стаканы, стулья были отодвинуты в беспорядке, словно посетители лишь минутку назад покинули помещение. В глубине виднелась небольшая эстрада с пианино в углу, обрамленная пыльными красными бархатными занавесками. Лестница вдоль правой стены через дыру в потолке вела на второй этаж.

Вот тебе и Мареро, хмыкнул Борн и позвал остановившихся на крыльце Клер и Сару:

— Все в порядке. Нам это подходит. — Язык царапал нёбо, словно наждак.

Борн продолжил осмотр. Под потолком висела большая деревянная люстра в виде фургонного колеса. Свет с улицы проникал только до середины зала, поэтому ему пришлось попросить Клер распахнуть двери пошире. Теперь можно было различить толстый слой пыли, покрывавший столы, бутылки, стаканы и пол, на котором отчетливо отпечатались его следы.

Половицы жутко скрипели. Борн подошел к эстраде; по ее периметру были расставлены обгоревшие свечи с металлическими отражателями.

Жена и дочь с любопытством оглядывались вокруг; половицы под их ногами также громко скрипели.

— Что такое, черт побери, иди кто такой был этот Мареро? — произнес Борн.

— Он был мексиканцем, — раздался голос за спиной. От неожиданности у Борна перехватило дыхание; он застыл, но через мгновение развернулся, выхватывая пистолет и целясь на голос, но Клер и Сара мешали ему; Борн прыгнул вправо и пригнулся: в дверном проеме стоял высокий седой старик с ружьем; рядом с ним скалил зубы крупный пес, готовый к прыжку.