ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Тристан и впрямь был удивлен неожиданным приездом Гарта и его гостей в Уинтерхэвен… не меньше, чем Наполеон был удивлен исходом Трафальгарской битвы.

Первой подбежала к Тристану Кэролайн. Выскочив из экипажа прежде, чем грум успел подать ей руку, она бросилась вверх по пологим ступеням, пересекла террасу и, запыхавшись, остановилась.

– Я пыталась отговорить их, Трис! Честное слово! Но мама была непреклонна. Понимаешь, она вбила себе в голову, что если Гарт увидит, как движется реставрация Уинтерхэвена, он быстрее сделает предложение Мэдди. Мистер Харкур уже сердится на него за то, что он так долго тянет.

– Понятно, – пробормотал Тристан, признавая про себя, что не может винить купца за такое нетерпение. Харкур вложил в свой план целое состояние. Неудивительно, что он не может дождаться того дня, когда в лондонской “Таймс” опубликуют объявление о помолвке графа Рэнда с его дочерью.

По правде говоря, Тристан ждал этого момента с таким же нетерпением, как Харкур. Он уже почти убедил себя, что, как только состоится помолвка, ему сразу станет легче смириться с мыслью о том, что Мэдди для него потеряна.

Но стоило Мэдди выйти из кареты и взглянуть на него, как эта уверенность рассеялась, словно дым.

Радостная улыбка девушки ножом вонзилась в сердце Тристана, звук ее голоса, окликающего его по имени, мучительной болью отозвался в его душе. Мэдди уже приближалась к нему с распростертыми объятиями.

– О, Тристан, как я рада снова видеть вас!

От прикосновения ее рук, обтянутых перчатками, Тристана охватило такое блаженстве, что у него едва не подкосились ноги.

– Мэдди, – прошептал он, и на какой-то краткий миг счастье от встречи с нею затмило все перенесенные им страдания. Янтарные глаза Мэдди встретились с его глазами, и в них горела все та же пылкая страсть, воспоминания о которой терзали душу Тристана все три недели, которые он провел в разлуке с ней.

– С нами приехала мама, Трис. И Гарт. И мистер Харкур. – Тревожно звенящий голос Кэрри вторгся в его блаженное беспамятство, и Тристан мгновенно отшатнулся от Мэдди, словно ее руки обожгли его огнем.

– Миледи! – воскликнул он и, пытаясь собраться с мыслями, заключил леди Урсулу в объятия и коснулся нежным поцелуем ее щек по обычаю, к которому привык во Франции.

Стоило ему разжать объятия, как Кэрри потребовала от него столь же обильных знаков внимания. Затем Гарт принялся трясти его руку с таким энтузиазмом, словно не виделся с ним лет десять, а Харкур начал раздавать лакеям приказы с такой уверенностью, словно был в этом поместье хозяином, а не гостем.

А потом все внезапно разразились смехом, и завязалась оживленная беседа.

И только Мэдди молча стояла в стороне, с грустным обожанием глядя на Тристана.

Этот день показался Мэдди очень долгим и насыщенным. Специально для нее граф устроил экскурсию по Уинтерхэвену. Мэдди недоумевала, почему он показывает местные достопримечательности только ей одной, не пригласив на этот осмотр ее отца.

Впрочем, что бы там ни было, возвращение в родные пенаты сказалось на графе благотворно. Он вернулся к жизни буквально на глазах, а пару раз его даже охватывало неподдельное воодушевление, когда он принимался в самых утомительных подробностях перечислять Мэдди все нововведения, учрежденные в замке тем или иным из его многочисленных титулованных предков.

– Итак, мисс Харкур, вы познакомились с Уитерхзвеном, служившим резиденцией графам Рэнда на протяжении двух столетий, – объявил Гарт, когда, совершив обход замка, они оказались на залитой солнцем террасе.

– О да, милорд. Должна признать, ваш замок произвел на меня весьма приятное впечатление, равно как и окружающий его парк.

– Благодарю вас, мисс Харкур. – Граф окинул гордым взглядом зеленые луга и изящные рощицы. – Этот парк проектировал по заказу моего деда, третьего графа, сам великий Браун. К счастью, излюбленный мистером Брауном натуралистический стиль не требует слишком тщательного ухода. Дело в том, что за последние несколько лет штат садовников несколько убавился. – Граф обернулся к своей собеседнице, и впервые со дня их знакомства лицо его озарилось совершенно искренней улыбкой. – Вы, должно быть, уже поняли, что мой дом для меня важнее всего на свете… исключая, разумеется, мою семью.

– Вы правы. Дом и семья – это чрезвычайно важно, милорд. У меня до сих пор сжимается сердце, когда я вспоминаю своего деда и дом, в котором жила в Лионе.

– Тогда, должно быть, вы понимаете, почему я готов на все ради того, чтобы дом Рэндов не погиб. У меня есть еще пять поместий поменьше, и два из них не входят в майорат. – Граф помолчал, подбирая слова. – Поместье в Суффолке я пообещал подарить моему сводному брату, Тристану. И мне хотелось бы сдержать это обещание, если только против этой идеи не возникнут серьезные возражения.

– Не могу себе представить, зачем кому-нибудь понадобилось бы возражать, милорд. В конце концов, обещание такого рода – это священная клятва чести, а я уже поняла, насколько важны дела чести для членов вашей семьи.

“Значит, Тристан все-таки получит свою овечью ферму. И это совсем недурно. Даже дипломату нужно место, которое он мог бы называть своим домом”.

В то же время Мэдди начала беспокоиться, куда подевался сейчас этот будущий международный дипломат. За все время экскурсии по замку она ни разу не заметила его даже издали, хотя постоянно искала его взглядом. Впрочем, чтобы сохранить в душе отблеск счастья встречи с Тристаном, ей вовсе не нужно было постоянно видеть его лицо. Она могла бы несколько дней прожить воспоминаниями о том, какими страстными взглядами они успели обменяться в тот момент на террасе.

– Полагаю, пора переодеваться к обеду, мисс Харкур. Здесь, в деревне, мы встаем и ложимся раньше, – вернул ее к действительности голос графа. Опершись на его руку, Мэдди проследовала за ним в глубь здания.

У подножия лестницы, ведущей на верхние этажи, граф поклонился ей и снова улыбнулся.

– Приятно было побеседовать с вами, мистер Харкур, – торжественно произнес он. – Полагаю, наш с вами образ мыслей довольно схож и нам удастся неплохо друг к другу приспособиться.

– Благодарю вас, милорд, – машинально ответила Мэдди, хотя не могла взять в толк, почему граф считает для них необходимым “приспособиться” друг к другу. Разве что… сердце ее бешено застучало… разве что Тристан сообщил брату, что намерен сделать ей предложение, и выразил надежду, что его семья не будет стеснена ее присутствием.

Час спустя, сидя в своей комнате за туалетным столиком и терпеливо ожидая, пока горничная превратит ее кудри в приличную прическу, Мэдди все еще размышляла о скрытом смысле загадочной фразы графа. Наконец, пожав плечами, она отказалась от бесплодных домыслов, решив, что все это не стоит беспокойства.

Поднявшись, она критически оглядела свое отражение в высоком зеркале. Обычно Мэдди не придавала особого значения своей внешности, но сегодня она тщательно примеряла одно платье за другим, пока не выбрала то, которое, по ее мнению, должно было понравиться Тристану. Светло-желтый шелк, простой покрой… но отделка из роскошного бледно-зеленого атласа. Великолепный наряд для теплого весеннего вечера.

И даже короткие кудри, по поводу которых леди Кэролайн заметила, что в Лондоне это последний писк моды, казались на удивление уместными. Повертевшись перед зеркалом, Мэдди убедилась, что полностью довольна своим внешним видом.

Сердце ее забилось быстрее при мысли, что, быть может, ей с Тристаном удастся ускользнуть от общества достаточно надолго, и она сможет получить два причитающихся ей поцелуя. Возможно, он даже не станет ломаться по своей отвратительной привычке… При встрече в глазах его Мэдди прочла такую пылкую страсть! Она с надеждой улыбнулась. В конечном счете, долгий месяц разлуки пошел ей на пользу: Тристан явно соскучился по ней не меньше, чем она по нему.

Но в замке столько людей… как же устроить свидание, чтобы никто не помешал. Отпустив горничную и собираясь выйти к обеду. Мэдди остановила свой выбор на оранжерее. Какое романтичное место! Густая зеленая листва и апрельская луна, которую будет так хорошо видно через стеклянный купол!

Кровь прилила к щекам Мэдди при воспоминании о том, как она вполуха слушала рассуждения графа о пользе оранжереи для выращивания свежих овощей и фруктов в зимние месяцы, а сама в те минуты воображала себя в объятиях Тристана.

Когда Мэдди спустилась по лестнице, ее встретил молодой рыжеволосый лакей в ливрее.

– Мне поручили провести вас в гостиную, мисс Харкур, – проговорил он с певучим ирландским акцентом.

Мэдди вежливо поблагодарила его, переступила порог услужливо распахнутой перед ней двери и очутилась в одной из немногих комнат, которую Гарт не показал ей в ходе экскурсии. К ее удивлению, в небольшой гостиной не было никого, кроме графа.

Граф снова был в синем фраке, но более светлого оттенка, чем тот, в котором когда-то сопровождал Мэдди в театр, Цвет этого фрака точь-в-точь совпадал с цветом изысканных обоев гостиной, а расшитый золотом жилет напоминал отделку темно-синих штор.

Мэдди едва заметно улыбнулась. Все же до чего забавно тщеславие этого человека! Интересно, он выбрал себе одежду под цвет гостиной или, наоборот, распорядился отделать гостиную под цвет своего любимого наряда?

Она перевела взгляд на торжественно-мрачное лицо графа. Очевидно, что-то беспокоило его. Воодушевление, горевшее в его глазах несколькими часами ранее, бесследно исчезло, щеки его были смертельно бледны, а рука, сжимавшая стакан хереса, явственно дрожала.

– Ах, это вы, мисс Харкур, – прочистив горло, вполголоса проговорил граф.

Мэдди машинально обернулась, подумав, что он ожидал кого-то другого. Граф опять кашлянул.

– Ваш отец любезно дал мне свое позволение побеседовать с вами. – Голос его дрожал, а херес выплеснулся из стакана ему под ноги, прямо на синий с золотом ковер.

– Да? – переспросила Мэдди, озабоченно вглядываясь в лицо графа и отмахиваясь от подозрения, что ее бесцеремонный отец чем-то оскорбил этого беднягу. – Но зачем вам понадобилось просить позволения побеседовать с гостьей в вашем собственном доме… тем более что не далее как несколько часов назад мы с вами уже беседовали?!

На бледных щеках графа вспыхнули два ярко-красных пятна, как капли крови, упавшие на пергамент.

– Но та беседа не касалась вопроса личного свойства, который я намереваюсь обсудить с вами сейчас.

Личного свойства? Мэдди охватило какое-то недоброе предчувствие.

– Мы с вами познакомились всего месяц назад, – продолжал граф, – но за это время я успел проникнуться к вам искренним восхищением и уважением.

– Что ж, благодарю вас, милорд. Очень мило с вашей стороны. Вы мне тоже нравитесь. – Мэдди улыбнулась этому занятному маленькому добряку с искренней симпатией. – Думаю, вы понравились бы мне, даже если бы не были братом Тристана.

– Я счастлив это слышать. Я надеялся, что смогу завоевать вашу благосклонность, но, разумеется, вовсе не был в этом убежден. – Граф уставился куда-то в стену над головой Мэдди и наморщил лоб, словно школьник, пытающийся припомнить заученное наизусть стихотворение. Он тяжело сглотнул. – Не окажете ли вы мне честь, мистер Харкур… – запнувшись, он снова сглотнул комок в горле и продолжал уже увереннее: – Не окажете ли вы мне честь согласиться на предложение стать моей женой и графиней Рэнда?

– Что-что? – Мэдди воззрилась на него как на сумасшедшего.

– Вы согласны выйти за меня замуж, мисс Харкур?

– Нет, милорд! Ни за что на свете! – воскликнула она. – Вы оказали мне большую честь этим предложением, но я полагала, что вы, как и я, прекрасно понимаете, что мы не пара друг другу.

– Но, мисс Харкур… – запинаясь, пробормотал граф. – Вы… вы не можете мне отказать… Что скажет ваш отец?!

– Не знаю, и знать не желаю. Речь идет о моей жизни, а не о жизни моего отца… – Мэдди прищурилась. – Или это мой отец заставил вас сделать мне предложение?

– Он… он выразил надежду, что… что, так сказать, он зашел так далеко, что…

– Ага! Так я и знала! – Мэдди нахмурилась. – Разумеется, это не ваша затея. Бога ради, вы только посмотрите на себя, милорд! Вы настолько расстроены, что вас трудно принять за человека, нашедшего девушку своего сердца, с которой он готов прожить всю жизнь душа в душу.

– Но вы меня не поняли, мисс Харкур. Нам с вами действительно необходимо пожениться. Ваш отец на это рассчитывает.

Бедный граф выглядел в этот момент настолько жалким, что у Мэдди сердце облилось кровью. Она сочувственно обняла Гарта и похлопала его по плечу.

– Все это сущий вздор, милорд. Мы не должны делать того, чего не хотим делать, кто бы на это ни рассчитывал. Вы ведь не станете отрицать, что ни вам, ни мне этот брак не нужен! С отцом я разберусь сама. У меня богатый опыт обращения с семейными тиранами.

Все еще обнимая графа рукой за плечи, она обернулась на грохот распахнутой в гостиную двери. На пороге стоял не кто иной, как “семейный тиран” собственной персоной, довольный, как кот, не только сожравший, но и успевший основательно переварить жирную мышь.

– Итак, Мэдди, итак, милорд, вы позволите пожелать вам счастья? Я уже составил объявление для завтрашнего выпуска “Таймс”, а грум уже наготове, чтобы отвезти его в Лондон. Сейчас я его отправлю. – Рокочущий голос Харкура эхом отражался от стен маленькой гостиной, на лице купца сияла торжествующая улыбка.

Мэдди почувствовала, как граф съежился, словно в ожидании удара. Она не знала, какую власть над ним имеет ее отец, но сама мысль о том, что кто-то смеет терроризировать это милое кроткое создание, не способное обидеть даже мухи, приводила ее в ярость.

– Нет, папочка, вам не удастся пожелать нам счастья, – проговорила Мэдди с ледяным презрением в голосе, – Граф сделал мне предложение, уступив вашему требованию, в чем я не сомневаюсь. Я ему отказала. Мы с ним просто не подходим друг другу. И это ясно видно всякому… кроме тех, конечно, кто слеп, как сова среди белого дня.

– Не подходите? А мне казалось, что граф без гроша “богатая наследница без титула – это идеальная пара.

Деньги! Так вот в чем дело! Мэдди дружески стиснула плечо графа. Выходит, этот бедняга, оказавшись с пустыми карманами, решил продать себя на аукционе, чтобы спасти свой любимый дом, Уинтерхэвен. И, разумеется, самую высокую цену на этом аукционе смог предложить Калеб Харкур. Мэдди задыхалась от гнева и отвращения.

– Граф очень симпатичен мне, – холодно проговорила она, – но я его не люблю, а он, вне всяких сомнений, не любит меня. – Она взглянула в лицо графу, потерявшему дар речи от ужаса. – Более того, мне теперь начинает казаться, что сердце его принадлежит другой девушке. – Внезапно вспыхнувший на щеках графа румянец подсказал ей, что она не ошиблась и верно истолковала причину грусти в глазах этого бедняги. – Он оказался в плену у обстоятельств, но я, слава Богу, свободна. И я никогда не соглашусь вступить в брак, который означал бы крушение чьей-то настоящей любви.

– Настоящей любви! – взорвался Харкур. – Ад и все его черти! Детка, ты уже вышла из того возраста, когда верят в подобную романтическую чушь! Я могу сказать тебе по личному опыту, что если брак не является деловым соглашением, удовлетворяющим нужды обоих партнеров, то он обречен.

– Я буду верить в настоящую любовь до последнего вздоха… и даже после смерти, если небеса – не утешительная сказка, упрямо возразила Мэдди.

– Черт побери, Мэдди, я сделал тебе уйму поблажек! Ты и так почти провалила мои планы сделать из тебя приличную леди. Скажи спасибо леди Урсуле, которая столько раз умоляла меня смягчиться! Но на сей раз я буду неумолим. Я все тщательно обдумал и пришел к выводу, что граф Рэнда лучше всех удовлетворяет требованиям, которые я предъявляю к твоему будущему мужу.

– Требованиям, которые предъявляете вы? – Мэдди яростно сжала кулаки. – Но как насчет моих требований? Или они для вас ничего не значат?

Харкур метнул мрачный взгляд на дрожащего графа:

– Оставьте нас, милорд. Я хочу переговорить наедине со своей дочерью.

– Вы горько разочаровываете меня, мисс, – заявил он, как только граф захлопнул за собой дверь. – Я полагал, что у вас в голове есть хоть капля ума. Но теперь я понимаю, что вы той же безмозглой породы, что и ваша мать.

– Вы тоже разочаровали меня, сэр. Я наивно полагала, будто вы заботитесь о моем счастье.

– Вот именно. Я забочусь о твоем счастье. А иначе зачем, по-твоему, я стал бы тратить втрое больше денег, чем я плачу всем своим капитанам вместе взятым, на ремонт городского особняка Рэнда и этого полуразваленного замка? Зачем, скажи мне на милость, я стал бы это делать, если бы не рассчитывал, что ты станешь хозяйкой всех этих домов и поместий? Только подумай, Мэдди: с моими деньгами и титулом Рэнда ты станешь королевой лондонского света. Ни одна из этих светских матрон не посмеет задирать нос перед тобой так, как было с твоей матерью… а твой сын станет настоящим графом, и у него будет право заседать в палате лордов.

Мэдди потрясение воззрилась на отца, только теперь осознав, насколько глубоко ранило его бегство ее матери. Она печально покачала головой.

– Как удивительно, что человек, самостоятельно достигший такого высокого положения в жизни, считает наследственный титул мерилом человеческого достоинства!

– Ты что, не понимаешь, детка?.. Титул – это единственная вещь, которую я не могу купить за свои деньги. Если ты послушаешься меня, ты и твои дети будут пользоваться такими привилегиями, о каких я и мечтать не смел.

– Жаль разочаровывать тебя, папочка, потому что я понимаю: ты и вправду хотел для меня только добра. И еще обидней, что тебе пришлось истратить на эти планы столько твоих драгоценных гиней. Но ты не прав. Я буду совершенно несчастна в браке, который ты пытаешься для меня устроить.

– Чепуха. Граф – славный парень. Конечно, он немного застенчив, но зато у тебя хватит смелости на двоих. Ты не переубедишь меня, Мэдди. Мне лучше знать, что для тебя хорошо.

Мэдди снова грустно покачала головой:

– Нет, папа. Что для меня хорошо, могу решать только я. И как бы я тебя ни любила, я не позволю тебе отнять у меня право самой принимать решения, которые определят всю мою дальнейшую жизнь. Через две недели мне исполнится двадцать один год, и я получу право свободно распоряжаться своей жизнью. И воспользуюсь этим правом.

– Гм-м-м… Скорее уж, это будет право свободно голодать на улицах. Ты, наверное, забыла, что деньгами распоряжаюсь я. А это значит, что вся твоя свобода полностью зависит от меня.

Мэдди своевольно вздернула подбородок.

– Должно быть, сэр, вы забыли, что я не какая-нибудь из ваших английских кисейных барышень! Если даже такой простой француженке, как мадам Элоиза… – Мэдди скрестила пальцы за спиной. -… Если даже ей удалось пробить себе дорогу в жизни, то мне уж и подавно удастся.

– Ты что, хочешь, чтобы я поверил, будто ты умеешь держать в руках иголку? – Густые брови Харкура изумленно поползли вверх. – Не пытайся водить меня за нос, детка! Леди Урсула уже сообщила мне, что ты не в состоянии сделать даже простейшую вышивку!

– Это правда, но я вовсе не собираюсь работать швеей. Мои таланты лежат в другой области.

– И какой же, скажи на милость?

– Я превосходно готовлю, папа. По сути дела, я настоящий шеф-повар. Как ты думаешь, кто готовил все эти дивные французские блюда, которыми ты угощался в последние три недели? – Мэдди тряхнула головой. – Даже Лакомка может подтвердить, что я без труда заработаю себе на жизнь, устроившись на кухню любого знатного дома в Лондоне,