- Я говорил принципиально! - встал, крикнул из зала Кудрявец.
      - Ви говорили без принцип! - обрезал его Гайлис - Ви говорили принцип: "Чего изволите"! Вот какой говорили ви принцип!..
      - Товарищ Гайлис! - уверенно, властно остановил латыша Галенчик. - Вам никто не дал права оскорблять людей. И зажимать им рот, когда они говорят то, что вам не нравится.
      - Я не зажимаю рот! Но надо говорить правду! Говорить не оглядываясь!
      - Не забывайте, где вы находитесь. Не забывайте, что вы на заседании комиссии по чистке.
      Белый постучал карандашом по графину, тоном приказа остановил: "Товарищ Галенчик!" Галенчик глянул недовольно, но умолк, стал что-то писать в блокноте.
      - Я не забываю, что тут идет чистка. Тут решается судьба товарища Апейка. И надо говорить честно. Даже если это режет некоторым ухо! Надо говорить правду, товарищ Кудрявец!
      - Говорите о товарище Апейке, - попросил спокойно Белый.
      - Это тоже имеет отношение к товарищу Апейка. Товарищ Апейка настоящий большевик. Действительный.
      Чуткий, умный и принципиальный. Он глубоко понимает политику большевистской партии. Он все силы отдает, чтобы партийное дело побеждало. И ночи и дни работает для партии. Он не боится, как некоторые, ездить в самые глухие села. В болото и в лес не боится лезть. Он - всюду, где живут люди. Он понимает и любит людей. И люди любят его.
      Его не любят только нехорошие люди, которые хотят его запачкать! Кивают на брата! Но он с братом не имеет ничего братского! Он брат всем трудящимся людям, а не мироеду.
      С которым родился вместе случайно!..
      Увлекшись, рассказал горячий латыш, как помогал Апейка строить школу в Мокром, прокладывать дороги, как приезжал даже на луг организовывать колхоз в Куренях; остановился вдруг, коротко, решительно заявил снова, что товарищ Апейка - "действительный, настоящий большевик". Уже сойдя со сцены, снова повернулся к комиссии:
      - А вам, товарищ Галенчик, не надо подсказывать другим, что говорить. У каждого есть своя голова! Свой ум. Ясно?
      Не ожидая ответа Галенчика, решительно пошел в зал под одобрительный говор, звучные хлопки Никогда за все годы не перебирали так жизнь Апейки, как в этот вечер. Вспоминали, спорили, поправляли друг друга, говорили, кричали до хрипоты. И дымили, дымили самокрутками: дым висел над людьми тучею. Почти не закрывали дверей, часто открывали окна, чтоб вытягивало дым, - тогда чувствовали, как по ногам ползет холодок, холодок темной осенней ночи. Люди то входили, то выходили, толпились в сенях, под окнами. К полуночи немногие ушли, но в зале было и теперь почти полно. Чем дальше, тем чаще начали выкрикивать, что пора кончать об Апейке, все ясно, однако Белый не слушал, дал высказаться всем.
      Уже далеко за полночь председатель спросил у членов Комиссии, нет ли у них вопросов.
      Зал снова смотрел на Галенчика. Тот, сдвинув суровые брови, минуту думал, прежде чем показать свои права и власть. Давно ли виделись с браком? В каких отношениях вы с бывшим учителем и офицером Горошкой? Какие отношения у вас с кулаком Глушаком? Внутренне подготовленный к тому, что от Галенчика можно ожидать всего, Апейка отвечал настороженно, вдумчиво; не возмущался, что, слушая его, Галенчик недоверчиво кривит губы. Апейку поддерживали и разумное внимание Белого, и сочувствие зала.
      Галенчик не очень наседал на Апейку с вопросами. Он вскоре заявил, что вопросов больше нет. Однако, как только Белый поинтересовался, не желает ли кто из членов комиссии высказаться, Галенчик глыбой поднялся над столом.
      Он сразу заявил, что некоторые из тех, что выступали, не проявили надлежащей политической зрелости. Отдельные, как товарищ Гайлис, попробовали даже зажать рот тем, кто решился критиковать Апейку. Более того, старались выдать Апейку за некоего святого, которого и подозревать в грехах не дозволено.
      - Посмотрим, такой ли он святой, товарищ Апенька, как здесь старались некоторые доказать. Подойдем, взвесим все открыто, строгой- большевистской меркой. - Галенчик окинул взглядом зал. Непреклонно, беспощадно. Взвесим... Большевистской меркой! - Помолчал, заговорил тише, мягче, снисходительно: - Товарища Апеньку здесь называли добрым. Справедливым. Чутким. Хвалили, что товарищ Апенька всех принимает. Всех выслушивает. Помогает всем. - Галенчик будто похвалил тоже: - Помогает, правильно. Правильно!.. - В голосе его почувствовалось что-то упорное, зловещее. - Но давайте посмотрим, - голос Галенчика окреп, - как Апенька помогает и кому помогает! Вот что давайте посмотрим!.. Одно дело - когда помогают трудовому человеку, бедняку, который ищет совета и поддержки от родной советской власти, который просит, чтоб советская власть защитила его от заклятого его чврага и врага советской власти - кулака-мироеда. Это - одно дело. И здесь мы можем целиком одобрить такого руководителя, как настоящего представителя советской власти на месте! Настоящего советского руководителя! - Галенчик снова окинул взглядом зал. Зал следил за каждым его движением, ждал. - А другое дело, - заговорил он язвительно, с желчью, - когда в кабинет председателя советского рай"
      исполкома приходит лишенец, твердозаданец, бывший царский офицер! Когда они размазывают по лицу крокодиловы слезы только для того, чтоб затуманить нашу голову, усыпить нашу большевистскую бдительность! Это - другое дело!..
      Одно дело - это наш Друг, трудящийся человек, а другое - враг, классово чуждый враг, с которым надо быть всегда начеку, которому нельзя давать никакого спуска! В том, как относится человек к классово чуждому врагу, проявляется прежде всего большевистская стойкость и закалка!.. - Голос Галенчика стал тише, и снова почувствовалась в нем язвительность. - И вот здесь открываются нашим глазам, прямо сказать, удивительные вещи! Партиец с таким большим стажем, человек с большим опытом, поставленный на ответственный пост председателя райисполкома, сплошь и рядом теряет прямую, четкую классовую линию! Вместо того чтобы твердо проводить генеральную линию, он сам своей рукой вытирает врагу крокодиловы слезы!..
      Апейка чувствовал, как что-то тяжелое, горячее заполняет его, нетерпеливо стучит в виски, туманит голову. "Вон куда гнет!" Хотелось вскочить, прервать его, всему залу заявить, чего стоят эти подлые подкопы, эти грязные намеки.
      Однако он сдерживал себя, подбадривал: пускай говорит, пускай все высказывает! Он ответит ему!..
      В зале почти не разговаривали. Почти все молчали, ждали. В тишине этой прорвалось: "Что он плетет, люди!" Откровенное, удивленное, женское...
      Галенчик не только не растерялся: по лицу даже прошла довольная, задиристая ухмылочка. Он уверенно стоял эа столом, член комиссии товарищ Галенчик; он окидывал беспокойные ряды взглядом, в котором были и смелость и понимание всего, недоступного другим. Понимание и стойкость, которые только укреплялись от разных выкриков...
      - Вам нужны факты? - сказал он, как бы радуясь Голос его снова заметно окреп. - Пожалуйста! Все выводы, которые я сделал тут, основаны на фактах. Все факты проверены, точны. Я начну с того, на что, довольно осторожно, намекнул товарищ Кудрявец. На факт заступничества товарища Апеньки за бывшего офицера Горошку. Вдумайтесь:
      член партии, председатель райисполкома сам добивается, чтоб восстановили на работе учителем - бывшего офицера.
      Чтоб доверили воспитывать наше молодое советское поколение, нашу надежду, детей - белому офицеру, заклятому врагу советской власти! Надо добавить - это также важный момент, очень важный! - своей цели Апенька добивается после того, как партийная ячейка, райком комсомола и районо разоблачили этого врага и вырвали его, как сорную траву, из среды наших советских детей. О чем это говорит, подумайте, товарищи. Этот факт - не единственный. Таких фактов очень много, их можно привести десятки, а может, и сотни из деятельности Апеньки на посту председателя райисполкома! Не далее как неделю назад, уже тогда, когда работала комиссия, товарищ Апенька взял под свою опеку обманщика темных наших людей - попа! Который пришел к нему в райисполком со сказками, будто он уяснил вред религии, которой он служил всю жизнь! А теперь решил расстричься! Захотел будто бы начать жить честной жизнью! Товарищ Апенька - опытный работник, немолодой партиец - "поверил" на слово этому проходимцу, божьему слуге! Который прикинулся только для того, чтобы замаскироваться под нашего, советского человека! Чтобы устроить в наш советский институт своего поповского сынка! Более того, Апенька - это факт, проверенный факт! - дал указание этому попу, чтоб тот вел агитацию против религии. И взял с него слово, что он будет агитировать! Это не выдумка!
      Факт!.. В тот же самый день Апенька взял под свою защиту еще одного обиженного советской властью - сынка кровожадного кулака из деревни Курени, Глушака Степана!
      Этот кулацкий выкормыш устроил Апеньке спектакль, будто отцов кулацкий хлеб дерет ему горло и он бросил отца! И он просит, чтоб его приняли в советскую семью, в коммуну!
      И Апенька поверил кулацкому сынку, поверил! И помог втереться в коммуну!
      В зале то там, то здесь шумели, вырывались возгласы:
      возмущались речью Галенчика, радовались ей. Апейка не удивлялся, просто отмечал про себя: были и такие, что радовались. Но большинство, видел он, молчали; ожидали, что будет дальше. Было и в самих примерах, и в том, как говорил Галенчик, что-то такое, что заставляло людей слушать, молчать, ждать. Руки Апейки дрожали, тяжелое, горячечное все туманило голову, нетерпеливо подымало с табуретки.
      "Пусть говорит, пусть выкладывает все!.. - как бы приказывал он себе. Спокойнее, спокойнее слушай! Держись с достоинством: люди смотрят на тебя! Пусть видят, ты знаешь: правда за тобой! Надо слушать все, запоминать!
      Чтоб не пропустить потом чего-нибудь, отвечая!.."
      - Что это такое? Как это назвать? - вонзался в Апейку голос Галенчика. - Есть люди, которые называют это "добротою". - Голос был полон иронии. Вы, товарищ Кудрявец, называете это добротою, а большевики, настоящие большевики, называют это иначе. Настоящие большевики называют это потаканьем классово чуждому врагу. Спайкой с классово чуждым врагом! По настоящему большевистскому определению - это не что иное, как искривление классовой линии большевистской партии! По большевистскому определению это не что иное, как правый уклон. Вот что это такое, если смотреть точно и прямо... Правый уклон, с которым большевистская партия под руководством товарища Сталина вела и будет вести беспощадную борьбу! - Галенчик едва не сорвал голос, но заставил замереть весь зал. Он кипел гневом, в нем чувствовалась большая сила.
      Апейка вдруг встревожился: "А что, если и Белый или Березовский так же думают?! Если они поддадутся натиску этого?.." - он хотел найти слово, как назвать Галенчика, но не нашел. Почувствовал вдруг во всем теле противную елабость. "Спокойней, спокойней надо!" - напомнил себе. Но спокойствия не было...
      - В чем причина всего? - продолжал тише, хрипловато, но с прежним упорством Галенчик. - Почему Апенька такой "добрый", или, по вашему определению, такой заботливый о наших прямых врагах? Искать долго не надо. Только слепые могут не видеть ее! Здесь не случайно и в материалах комиссии, и в выступлениях касались некоторых родственников Апеньки, в частности личности его брата, Апеньки Савастея! Нравится или не нравится некоторым, мы не можем закрыть глаза на то, что сам Апенька, по существу, сам состоит в родственной связи с классово чуждыми элементами!
      Он связан с ними одной цепью, поэтому он и защищает их, сплошь и рядом служит им! Служит и тайно и открыто!..
      Яблоко падает не только близко от яблони, но близко и от другого яблока. Они лежат рядом! Вот и вся причина Апенькиной доброты! И если здесь, в материале, который поступил в комиссию, спрашивают, может ли такой человек занимать ответственный советский пост, то я на это могу заявить: не может! - Галенчик перекричал шум в зале, еще тверже заявил: Не может!.. Я считаю, что комиссия должна так же серьезно взвесить все данные и сделать свои серьезные выводы о том, достоин ли такой человек быть в большевистской партии. В партии, которая в обстановке беспощадной классовой борьбы должна быть спаянной, как один человек, и непоколебимой!.. Я лично считаю, что Апеньку в такой ответственный момент оставлять в партии преступление! И, - заявил он сквозь шум и крики, голосовать буду против!
      У Апейки гремело в висках. Теперь, когда необходима была ясность в мыслях, он почувствовал, что голова еще больше налилась тем горячим, тяжелым, что обволокло, спутало мысли. Только гремит в висках. Да все тяжелее давит - невероятное, невозможное: "Неужели, неужели может быть?" Мысль обрывалась незавершенной, но он чувствовал смысл ее всем существом: неужели могут - вычистить? Все вдруг утратило реальность, казалось непонятным, непостижимым.
      "Спокойней, спокойней надо!.." - вспомнил он, но успокоение не приходило. Сквозь горячую мглу слышал говор в зале, видел, как вскочил кто-то. Удивленно, громко закричал:
      - Люди, что же это он плел тут! Все ж это... брехня все это! - Из-за стола - Белый, видимо, - послышался звон карандаша о графин. - Какое ж тут искривление линии!..
      Поп приходил, кулацкий сын! Офицер! Так к нему ж все приходят! Все к нему идут! Я пять раз была! Почему он не упомянул!.. Какое же тут искривление! По-моему, советская власть такая и должна быть! Как Иван Анисимович!.. Выгнать из партии!.. Вы слышали! Да ему спасибо надо сказать! Сказать, чтоб в партии все были, как он!
      Женщине зааплодировали. Кто-то крикнул: "Правильно!
      Молодец!" - и на Апейку нахлынула неожиданная волна растроганности.
      Несколько человек тянули руки, просили слова; недалеко от сцены с поднятой рукой стоял Гайлис, ждал разрешения, но Белый стучал по графину, пока не стихло.
      - Товарищи, комиссия обсудит товарища Апейку всесторонне и объективно, - мирно заговорил он. - Решение наше будет справедливое. Я прошу вести себя дисциплинированно и выдержанно, чтоб комиссия могла работать успешно...
      Слово имеет товарищ Березовский, член комиссии.
      Встав, Березовский по-прежнему горбился, тяжелая голова выдавалась вперед. В стол упирались сильные, короткие руки. Глаза смотрели исподлобья, и со стороны казалось, что они недобрые, злые, и сам он казался хмурым, жестким.
      - Я хочу обратить внимание тут на некоторые моменты, - произнес он тяжело, глухо, - с которыми я не согласен. Андрей Алексеевич осветил все так, будто Апейка связан с вражескими элементами и состоит в родстве с ними.
      Он говорил о брате Савастее. И не сказал, что у Апейки есть еще брат и три сестры. И что они - бедняки или маломощные середняки. И не отметил, что родители Апейки опять же самой что ни на есть пролетарской крови. Это он упустил.
      Во-вторых, ты, Алексеевич, упустил, что за офицера Апейка ходатайствовал не сам, а потому, что к нему приходили дети из школы. Вот как. Послушай, потом скажешь! - не дал он перебить себя Галенчику. - И я попутно хочу сказать - еще раз, что офицеры тоже разные были. Я тебе рассказывал уже про штабс-капитана Коробкова, который еще при царском режиме агитировал нас за большевиков. И пошел под суд за это. Или возьми Тухачевского - опять же офицер, да еще и из дворян. А Ленин не побоялся назначить его командующим. Постой, послушай, я ж тебя не перебивал!..
      А тут же этот Горошка кто? Не то что не дворянин, а и крестьянин; отец его - не из зажиточных. Середняк. Выучил его, выбиваясь из сил. В люди хотел вывести. Выучил, сделал учителем. За это Горошке и нацепили золотые погоны. Вот какой это офицер! Опять же люди, как ты слышал, говорили:
      против советской власти ничего не делал. За советскую власть говорил!.. Не пиши, послушай да подумай!.. Так какой же это, как ты говоришь, заклятый враг?! К тому же дети просили Апейку за него. Так что тут твоя критика - пустая! И про хлопца того, про Глушака, попутно тоже скажу.
      Если он хочет жить по советскому закону, пусть живет!
      И правильно, что Апейка помог ему! Пусть живет! Что же его, как того котенка: он на берег - из последних сил лезет, а мы его - снова в реку: топись! Здесь снова твое упущение! И попутно опять отвечу про самого Апейку. Ты неправильно стараешься завести его в тупик! Неправильно! Он, конечно, человек не святой, это верно: живя на земле, всего наберешься. Как тот куст при путях - и пыли, и шлаку...
      Но он, Апейка, - хороший человек. Большевик. Не перебивай, слушай! Об этом говорят все факты, все надежные люди подтвердили это, с которыми мы говорили. А ты ухватился за материал, который подбросил, может, какой-нибудь жулик. "Может ли быть такой человек на советском посту!"
      И еще подпеваешь ему: "Не может!"
      - Я не подпеваю, - возмутился Галенчик. - Я доказал это фактами!..
      - Ничего ты не доказал! - вспыхнул и Березовский. - Ничего! - Говорил, словно укладывал тяжелые, чугунные плиты. - Ты сказал: "Не может!" А я говорю: может!
      И в партии - может быть! Так я думаю! Вот!..
      Апейка, не очень надеявшийся на этого не совсем понятного, затаенного молчуна, слушал его и с внезапной благодарностью и с ощущением вины. Ожидал от него плохого, не верил, а он, смотри ты, сказал свое слово. И какое слово, какое разумное, трезвое; Апейка был полон признательности к нему. Вдруг перестало греметь в висках, стало яснее в голове. Почувствовал себя легче: увидел впереди просвет...
      Спокойнее, с доверием слушал Белого, который, видно, намеревался уже кончить обсуждение.
      - Время позднее, товарищи. А хотелось бы обсудить еще одного товарища... Поэтому я еще раз прошу: быть дисциплинированными. Помогать нам работать... Не шуметь в зале... - Он помолчал, и Апейка понял: сейчас начнет говорить о нем. Белый заговорил сосредоточенно, рассудительно: Чистка... Что же такое чистка? .. Чистка, - кажется, очень простое дело чистить... Бери метлу, лучше частую да пожестче, - и мети... Чисти, шуруй... Пока не станет чисто.
      Чем метла жестче, чем шуруешь тверже - тем лучше...
      Просто... - Помолчал снова. - Просто и - не просто!.. Просто - когда метешь пол, и не просто - когда дело имеешь с людьми! Нет такой метлы, которая бы чистила людей.
      Нет - и не будет! Вот в чем закавыка! Тут штука тонкая!
      Тут не размахнешься! Тут десять раз надо присмотреться, изучить все! Чтоб решить справедливо, по-большевистски.
      Оно ж - и хозяйка хорошая, когда метет, не особенно размахивает метлой... Смотрит, как бы с сором не вымести и ложку или лапот.ь... А как же комиссия должна смотреть, чтобы не оставить в партии мусора! И чтоб, Белый произнес с нажимом, - чтоб не вымести того, чего выметать не надо! Что нужно в хозяйстве, что нужно партии большевиков!..
      Вот что такое, если подумать, чистка! Вымести мусор и оставить все хорошее... Тот, кто выметает не только мусор, а и хороших партийцев, тот делает не меньшее зло, чем тот, кто оставляет мусор!.. Вот с этой точки зрения и давайте посмотрим на всю эту историю с товарищем Апейкой... Давайте посмотрим, кто такой товарищ Апейка!.. Товарищ Березовский говорил, кто его родители. Правильно говорил.
      Тут картина ясная, и незачем повторять то, что известно.
      Давайте посмотрим на жизненный путь товарища Апейки.
      Сын бедных родителей. Пастух, косарь... Новобранец. Солдат в окопах... Красноармеец... Здесь очень важно, что в Красной Армии он не отбывал службу, а служил не щадя себя!.. Был ранен!.. За советскую власть человек пролил кровь!.. Для советской власти он стал командиром. Агитатором!.. Год за годом перебирал Белый жизнь Апейки, пока не подвел к выводу: все, чего добился Апейка, он добился благодаря советской власти и потому, что по-сыновнему служил ей. Жизнь Апейки, которая недавно под недоверчивым, оскорбительным взглядом Галенчика выглядела никчемной, грязноватой, теперь разворачивалась как, пусть и не выдающееся ничем особо, открытое людским глазам, видимое от края до края поле. - Такова жизнь товарища Апейки... будто подвел черту Белый. - На нем - одно большое пятно.
      Брат. Кулак. Родной брат - кулак!.. Кулак и по своему положению и, как мы знаем, по своему духу. Скажу прямо:
      такое родство настораживает и заставляет нас более внимательно присмотреться к товарищу Апейке. И тут я понимаю недоверчивость товарища Галенчика, - вдруг неприятно отозвалось в Апейке, насторожило. - Я и сам с особым вниманием изучал эту часть биографии Апейки. Это очень важно для выяснения личности товарища Апейки, - тревожил Апейку Белый. - По тому, какие отношения у Апейки с братом, мы можем судить, кто такой сам Апейка... Товарищ Галенчик сказал, что с одного дерева яблоко от яблони падает недалеко. Сказал даже, что лежат рядом... Это правильно.
      Что касается яблок. Но люди - не яблоки. Люди могут быть и рядом и могут быть по разные стороны баррикад... Поэтому мы внимательно проверили, близко или далеко один от другого братья Апейки... Проверили, ел или не ел, как гут писали, Апейка кулацкое сало. Я могу уверенно сказать теперь: не ел. Братья, можно сказать, идут совсем разными путями... Но вместе с тем комиссия не может не указать товарищу Апейке, что он виноват, что не остановил своевременно брата. Что дал ему вырасти в такого выродка, в кулака!.. Эта вина есть на товарище Апейке, и мы указываем ему!..
      "Виноват, век буду виноват! - подумал Апейка. - Век будут вешать!" Почувствовал разочарование: умный человек, а говорит такое! Однако Белый не интересовался его ощущениями. Белый спокойно, незлобиво и беспощадно продолжал свою речь, мерил все своей меркой. Вот начал уже новое: "А теперь посмотрим, как проявил себя Апейка на работе. Работа - самая точная проверка большевика..." Апейка не пропустил ни слова, вплоть до тех, последних, которые сказал Белый:
      - И если лучше всего судить о человеке по работе, по делам, то товарищ Апейка - наш, советский работник. Большевик... Со своими заслугами перед партией... Такие люди нужны партии...
      Когда Апейке дали слово, он вдруг почувствовал, что не знает, с чего начать. Был еще полон тревоги и неостывшего волнения. И вместе с тем жила надежда, ощущение, что все кончится благополучно. Один будет против, но могло быть и хуже. Он видел перед собою лица: четко видимые в кругах света, затененные - дальше. Лица, глаза, глаза, что ожидали. Что же говорить? Можно говорить много, но зачем?
      Березовский, Белый сказали... И надо обдумать все, разобраться во всем. Но это - потом... Как тяжело говорить, когда столько сразу осело в голове, столько пережито! Надо коротко. Самое главное...
      - Жизнь - штука сложная... - Он удивился, какой у него хриплый голос. Заговорил громче: - Не всегда сразу можно найти правильное решение... Я, конечно, не раз ошибался.
      Но я никогда, - Апейка заговорил жестче, - не потакал врагу. И тем более не смыкался с ним, как здесь,старался убедить товарищ Галенчик. Таким же безответственным считаю я и обвинение меня в правом уклоне, которое так же "близко" к истине, как и другие. Если я помогал кому-нибудь, то петому, что считал, что эти люди могут быть полезными нам. И считал подлым топтать людей, которые хотят жить по-новому. Даже когда эта дорога для них не простая... Я знал, что найдутся деятели, которые наклеят один из тех ярлыков, что здесь наклеивали, но считал трусостью поступать вопреки своей партийной совести... Я и дальше буду поступать так, как подсказывает мне партийная совесть.
      Не оглядываясь на выкрики тех, у кого хромает или здравый смысл, или, может быть, совесть...
      - Вы кого имеете в виду? - вспыхнул Галенчик.
      - Я сказал все, - взглянул Апейка на Белого.
      - Будем голосовать... - Белый встал, как бы давая понять важность момента, помолчал. - Кто за то, чтобы товарища Апейку Ивана Анисимовича оставить в партии? - Он сам, первый, поднял руку. За ним поднял руку Березовский... Двое... Кто - против? Один... Таким образом, большинство за...
      Едва Белый объявил решение комиссии, не ожидая, пока утихнут рукоплескания, Галенчик попросил слово:
      - Я считаю это решение неправильным. Считаю, что комиссия проявила в данном случае политическую близорукость и оппортунизм. Я убедился в этом еще раз, слушая выступление Апеньки, в котором он не только не признал серьезных политических ошибок, а заявил, что будет так же действовать и дальше. И в котором он назвал всех, кто идет прямо, трусами и дураками... Я доложу об этом вышестоящим инстанциям. Для соответствующих выводов.
      Он снова окинул взглядом зал, прежде чем сесть. Он был уверен, что еще не все кончено...
      4
      Взволнованный, переполненный мыслями, Апейка, будто сквозь туман, видел, как чистили третьего, Харчева. Полнотелый, широкогрудый гимнастерка чуть не трещит на нем, Харчев стоял прямо, по-военному, говорил коротко, громко, держался очень спокойно. Спокойствие на его красноватобуром лице, во всей мощной фигуре было и тогда, когда начали читать записки. Записок было немало, и большей частью - не из приятных. Что пьет часто, что груб с людьми, что без достаточных оснований арестовывает людей.
      Харчев отвечал:
      - Что выпиваю иногда - это правда. Не отказываюсь.
      Но никаких нарушений по службе по этой причине не было и не будет. Я выпиваю в свободное от службы время. Когда бы я ни пил, я никогда не пропивал памяти. И тем более - совести. Я всегда помню о своих обязанностях и всегда могу выполнить любое поручение... Я отметаю, как клевету, - голос его стал тверже, - что я - грубый с людьми. - Он осилил шум в зале: - Я, конечно, рассусоливать не люблю, но с людьми невиновными я говорю выдержанно и вежливо.
      Я груб с теми, с кем надо быть грубым. Со всякой контрреволюционной сволочью и спекулянтской нечистью. У меня такая работа... Мне поручено смотреть за всякой нечистью, охранять от нее советскую власть в районе. И советский порядок.
      И я охраняю. Не церемонясь с теми, кто подкапывается под наш строй. Я не церемонился и церемониться не буду!
      - Ну, а что вы скажете на то, что вас обвиняют в незаконных арестах? напомнил Белый.
      - Я заявляю, что незаконных арестов не было. Это клевета. Если понадобится, я готов хоть сегодня дать полный отчет соответствующей комиссии. За каждый факт ареста, за каждую меру Обо всех мерах я докладываю в соответствующие органы. Никакого самоуправства я не допускаю. - Может, потому, что в зале роптали, он добавил упорно: - Все аресты были потому, что были контрреволюционные действия! И пока они, такие действия, будут, мы будем принимать необходимые меры...
      Гайлис допек Харчева так, что красновато-бурое лицо Харчева стало багровым. Сначала за выпивку: "Пить на таком посту есть самое большое преступление!" "Человек, который пьет, не может не потерять совесть! И не может всегда выполнить любое задание!" Потом - за грубость:
      "Товарищ Харчев не верит иной раз не только простой крестьянин, но и советский актив, партийцам не верит. Сам себе только верит!.. Поэтому у товарища Харчева есть ошибки!
      Незаконные аресты! Ви же незаконно арестовывали гражданку Сорока из Курени! Ви выпустили скоро, но ви же - арестовали! Почему же ви говорите: незаконных арестов не было!"
      Вслед за Гайлисом выскочил угодливый Зубрич, поддержал Харчева: Харчев исключительно преданный делу, принципиальный большевик!
      Взял под защиту Хар-чева и Башлыков, снова державшийся с уверенностью хозяина. Заявил, что Харчев работает в тесном контакте с райкомом, никаких фактов злоупотребления своими правами не допускал. Похвалил Харчева как члена бюро - принципиального, активного. При обсуждении самых сложных и важных дел никогда не стоял в стороне, выступал открыто, смело, по-партийному...
      Долго, крикливо объяснял значение работы Харчева Галенчик, - оказалось, он мог быть и щедрым на похвалы.
      Горячо рисовал его облик: облик преданного, строгого, но справедливого большевика, которому выпала на долю такая трудная и почетная работа. Апейка видел, как Харчев, посвоему правдивый, не любящий высокопарных слов, неприязненно морщился, отворачивался от Галенчика...
      Вышли на улицу под утро. Небо серело. Было очень холодно: грязь закаменела. Апейка раза три споткнулся. "Пора уже снегу быть... Не повредило бы озимым.." Шли вначале рядом несколько человек, потом остались вдвоем. Харчев, тоже молчавший, вдруг плюнул:
      - Ну и гнида ж этот крикун! Хает ли, хвалит ли - блевать хочется ..
      Апейка не ответил. Вместе дошли до дома, разошлись каждый на свое крыльцо. Потому, как быстро открыла дверь жена, Апейка понял, что она не спала. Может, тоже была на собрании,
      - Была? - устало глянул на нее, поужинав.
      - Была...
      Когда лег, почувствовал, как устал. Почувствовал, какую опасность пережил. "А что, если бы - не Белый, не Березовский? .. Кто-либо еще... Вроде Галенчика... Или - без характера... Да и так - все ли еще кончилось?.. Грозился - в вышестоящие инстанции! Гнида, правда!.." Припомнилось: "Может ли занимать ответственный советский пост человек, который связан с кулаками? .." Кто это писал? Мало ли их, мало ли кому он насолил!.. И ведь тоже - участвовал в чистке! А Гайлис! Гайлис! Упорный латыш!..
      С усилием отогнал мысли. Как бы ни было и что бы ни случилось - надо работать! Работать, работать!.. Время покажет, кто прав! Правда возьмет свое!..
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      1
      Со стороны посмотреть: обычная жизнь шла в доме. Еще задолго до рассвета соскальзывала с кровати мать, начинала хлопотать у печи. В отсветах красного пламени из печи мыла картошку, ссыпала в чугун, наливала водой. Чистила картошку на оладьи, расторопно, размеренно шаркала по терке. Дед тоже не спал, долго давился кашлем на печи; спустив ноги, курил трубку, Думал какую-то извечную свою думу. Накурившись, доставал подсохшие, затвердевшие лапти, теплые онучи, кряхтя, обувался. Стукали двери - и дед надолго пропадал во дворе: Василю можно было полежать немного, когда дед вставал.
      Но Василь не залеживался. Не столько забота, как привычка и совесть подымали - тоже обувался и выходил в студеную утреннюю темень смотреть хозяйство. Скрипел журавль, плескалась ледяная вода в ведре, дышал теплом конь, радуясь встрече. Начинал неизменно с коня, потом уже шел в закутки к корове, к овечкам; поил, подбрасывал сена, соломы. Часто ведро свежей воды приносил в хату, зачерпывал первый ковшом, плескал на руки, ополаскивал лицо... Рано, еще впотьмах, будила мать Володю: дорога ждала неблизкая, пока доберется до тех Олешников, до школы. Когда она трясла его, Володя чаще только скрючивался да глубже забирался под одеяло. Тогда матери помогал нетерпеливый и строгий приказ Василя: