"Кто-то из дядей приехал", - подумал я и вышел на балкон, так как у меня по расписанию был отдых.
      На соседнем балконе в шезлонге сидел Колесников и что-то быстро-быстро писал в толстой общей тетради. Я кашлянул, чтобы Колесников не подумал, что я подсматриваю, а не просто так смотрю вокруг. Колесников-Вертишейкин сразу же оторвался от своей писанины и расплылся в улыбке, я бы сказал, не совсем умной.
      - Вот, - сказал он, - заканчиваю воспоминание о тебе.
      С этими словами он достал из стоявшего на балконе шкафчика ещё одну общую тетрадь. Я ещё тогда сразу подумал: "Не много ли этот Колесников навспоминал об эпизоде аттракционов, который был маленьким штришком в моей жизни, а у него уже две общие тетради?!" Но ничего похожего не сказал. Мне было интересно, как всё выглядело со стороны.
      На первой странице рукой Колесникова было написано вот что: "В то памятное историческое утро Юрий Иванов вышел на свой балкон, что находится рядом с моим балконом".
      - Ну, как? - спросил меня Колесников, когда я прочитал всего лишь несколько строк его воспоминаний.
      - Ничего, - сказал я, - чем хуже, тем лучше! Чем тяжелее, тем легче. Чем сложнее, тем проще!
      - Это я понимаю, - сказал Колесников, который, как видно, уже привык к моим несколько странным выражениям мыслей. - Я спрашиваю: ну, как мои воспоминания? - переспросил он меня.
      Я стал читать вслух:
      - "Колесников, его воспоминания обо мне". - Чтобы он сам уловил, что к чему, сказал при этом: - Сейчас, сейчас, я тебя покормлю твоими мемуарами. - Перевернул страницу и начал читать дальше.
      - Слушай, Иванов, - восхитился Колесников своей работой, - правда здорово?!
      - Вот меня и смущает, что это слишком здорово для тебя. Не мог ты сам так написать. Тут есть какая-то антология какого-то таинственного случая, - усомнился я и добавил: - Нет, это, вообще-то, хорошо. Тут ты что-то ухватил во мне, особенно вот в этих словах: "Он великолепно сложен, силуэт благороден и завершен. Лаконичность, строгость, присмотритесь к гиганту- и вас станет "мучить" двоякое впечатление: то несет он тяжесть великую с громадным напряжением, то играючи - могучие мышцы "вспыхнули" в легком усилии. Вот эта смена состояний приносит ощущение борьбы - атлант сражается с тяжестью, невидимой для наших глаз..." Но... - Я посмотрел на Колесникова рентгеноскопически.
      - Но... - покраснел Колесников, не выдерживая моего взгляда, но я это списал из одного журнала, - признался он.
      - Это неважно, - не обиделся я на Колесникова за такое признание, - если это выражает какую-то во мне суть, тем более что ты признался. Но дальше?.. Что ты пишешь дальше?.. Ты начал, в общем-то правдоподобно, но дальше-то, Колесников, как ты дальше описываешь мой разговор с одноклассниками во дворе и в ЦПКиО. Я подчеркнул тут вот отдельные слова и выражения. Вот слушай, что я тут подчеркнул: "Пожалей свою теплоэлектроцентраль, короче ТЭЦ, одним словом, голову, - сказал Иванов Маслову..." Но когда это я говорил такие слова Маслову? Или: "Ты, Иванов, всех переплюньщик, - сказала Вера, глядя Иванову в лицо..." Ну когда и кто посмел бы мне сказать это, да ещё "глядя в лицо"? Или вот ты пишешь, что меня кто-то обозвал Хампьютером! Ну кто бы посмел меня назвать так в моем присутствии? Мне кажется, что это ты сам всё обо мне подобное думаешь, а приписываешь всё другим... Или ещё вот: "Беспокойная серость, - сказал Иванов". Не говорил я этого. "Тебе это вдомёк или нет?" Ну, что за выражение?! "Этот Иванов всё время что-то из себя соображает!.." Ну, тут хоть есть что-то... "всё время" и "соображает". Но я не помню, чтоб это кто-нибудь сказал... "Я сто первый раз вижу..." - "Сейчас увидишь в последний раз", - сказал Иванов". "Спрячься и сделай так, чтоб ты исчез и я тебя долго-долго не мог найти... - сказал Иванов". Не говорил я этого! И вообще, Колесников, должен я тебе сказать, если ты сейчас такое пишешь, такую, с позволенья сказать, телегу катишь на меня, то что же ты будешь писать об этом историческом эпизоде через сорок лет? Я-то уж мог сам о себе всё что угодно понаписать, но разве я себе могу позволить? - сказал я.
      - А разве ты сам о себе что-нибудь пишешь? - насторожился Колесников.
      - Пишу не пишу, дело не в этом. Дело в том, что ты, Колесников, не знаешь, что такое мемуары и как они пишутся. Или я ошибаюсь?
      Колесников согласился со мной, что он не знает, что такое мемуары, и тем более не знает, как они пишутся.
      - Мемуары, - пояснил я, - это литературные записки, являющиеся воспоминаниями автора, рассказами очевидцев - понимаешь, очевидцев! - о различных событиях личной и общественной жизни. Некоторые мемуары представляют собой ценный источник, позволяющий раскрыть обстоятельства, связанные с важнейшими историческими событиями. А какой же это ценный источник, если ты в своих мемуарах врёшь на каждом шагу! Возьми свою тетрадь и перепиши все, как было.
      Не успел я сказать Колесникову, чтобы он вернулся к себе и переписал всю эту филькину грамоту, как в гостиной у нас раздался какой-то шум. Вернувшись к себе в комнату, я снова вложил свою роль старосты в заплечный пюпитр, встал на руки и только начал было репетировать, как в комнату вошёл отец с дядей Петей и с каким-то ещё неизвестным мужчиной.
      - Привет, Юрий, - сказал дядя Петя, помахав мне рукой.
      - Привет, дядя Петя, - сказал я и помахал ему ногой.
      - Вот видите, - сказал гостям огорченный отец, - ходит всё время на руках.
      - Ничего, - успокоил его дядя Петя, - я в его годы ходил на голове.
      - Встань на ноги, когда разговариваешь со взрослыми, - сказал отец.
      - Но ведь разговаривать лучше вниз головой, - отпарировал я.
      - Ну, почему вниз головой? - стал сердиться отец.
      - Ну, хотя бы потому, что к голове приливает больше крови, а кровь... - начал я с пылом, - а кровь - это...
      - А кровь - это, - перебил меня незнакомый мужчина, - это жидкость, циркулирующая в кровеносной системе животных и человека и переносящая вещества в организме, является одним из видов ткани внутренней среды. - Мужчина остановился и спросил: - Хватит или продолжать?
      Лекцию о крови я дослушал уже стоя на ногах, думая о том, уж не тот ли это мужчина, что должен будет сегодня выяснить, чем я дышу, и затем внушить соответствующие мысли? Интересно, кто он по профессии? Врач, что ли?.. Уж больно точно знает, что такое кровь.
      - Ну, здравствуй ещё раз, племянник, - сказал дядя Петя, похлопав меня по плечу. - Пошли варить уху. Я такую уху сварю, брат, пальчики оближешь! Так вот, старики, - сказал дядя Петя, обращаясь к отцу и, видимо, продолжая ещё в кухне начатый разговор, - рыба - хороший барометр. Иногда она не берёт в самую, казалось бы, рыболовную погоду. Не клюёт, и всё тут! И никакие насадки, прикормки не помогут. И вот ты пустым возвращаешься домой, и вдруг как наскочит на тебя шквальный ветер или хлынет из невесть откуда набежавшей тучки проливной дождь, и лишний раз убеждаешься в правоте рыбацкой мудрости: рыба - лучший барометр! И сама не клюёт, и тебя ещё задолго до наступления ненастья предупреждает об этом, представляете?
      И дядя Петя снова стал распространяться о рыбалке. Сколько раз он был в гостях, только про рыбалку и рассказывает, а мне в нём это не нравится. По образованию он химик, окончил Институт тонкой химической технологии имени Ломоносова, но о химии никогда не разговаривает.
      Я прервал его рассказ и неожиданно спросил:
      - Дядя Петя, кстати, о рыбе. Знаете ли вы, что есть рыба, которая задыхается в воде?
      - Да такого и быть не может! - воскликнул дядя Петя.
      - Вот, оказывается, вы и о рыбе не всё знаете! - сказал я, довольный собою. - Оказывается, есть такая рыбка, которая задыхается в воде. И зовут её периофтальмус кельрейтери. Или по-русски рыбка-прыгун. Это странное существо с посаженными близко друг к другу башенками-глазами, длиной не более пяти сантиметров, она может совершать прыжок на расстояние свыше метра. На суше она ловко ловит насекомых.
      - Не может быть! - опять воскликнул дядя Петя.
      А я сказал:
      - Таких знатоков рыб, как вы, дядя Петя, надо бросать к пираньям... во время отлива!
      Отцу наш разговор, видимо, не понравился, потому что он оборвал дядю Петю в самом начале рыболовецкой истории, которую он начал было снова рассказывать.
      - Хватит тебе про рыбалку, я тебя не для этого позвал.
      - Ах, да! - всплеснул руками дядя Петя и хотел уже обратиться ко мне, но я посмотрел на часы и сказал:
      - Ребята! Даю вам на себя полчаса времени. Я очень занят. Так что коротенько! Конспективно! С полуслова! Засекаю время!..
      Я посмотрел на часы, потом я посмотрел на отца, потому что он сразу же впал в какую-то истерику:
      - Вы слышите, - "ре-бя-та", - обратился он к дяде Пете и его знакомому, - "ре-бя-та"! Вот так!.. У него на нас только полчаса времени!..
      - Уже не полчаса, а двадцать девять минут, - внёс я поправку, от которой мой отец чуть не задохнулся; хорошо, что дяди Петин знакомый успокоил папу словами:
      - Вы не волнуйтесь... я уже говорил вам по телефону, что среди наших подростков с общественной направленностью есть те, для кого важнее всего - достичь какого-то блага для других, своих товарищей, класса, для родителей, иногда для всего человечества...
      При словах "для всего человечества" я насторожился.
      - Я в одной школе познакомился с пареньком, которого одолевают планы переустройства не только своего класса, но и всей вселенной!.. Растут деловые подростки.
      Дослушав слова дяди Петиного знакомого, я успокоился: я сверхподросток, и я сверхделовой, и ко мне всё это не относится.
      - А вы разве знаете про эксперимент с деловыми подростками, о которых писали в журнале "Знание - сила"? - спросил я небрежно дяди Петиного знакомого.
      Дяди Петин знакомый удивился.
      - А ты интересовался этим экспериментом? - спросил он.
      - Да так, - ответил я уклончиво. - Посмотрел статью под названием "Вы меня спрашивали?".
      - Ну и как?
      - Да так... но одна мыслишка есть стоящая, помните? Цитирую: "...деловые подростки могут быть просто детьми других масштабов, и их могут заинтересовать какие-то сверхважные и уж обязательно полезные для кого-то задачи: научные или хозяйственные, серьёзно меняющие жизнь людей. Одним словом, не "детские", а взрослые цели..."
      Я посмотрел на отца лазерами своих глаз так многозначительно, что он даже слегка отпрянул от моего взгляда.
      - Других, дру-гих масштабов, - повторил я. - И их могут заинтересовать какие-то сверхважные и уж обязательно полезные для кого-то задачи. Одним словом, не "детские", а взрослые цели. Добавлю от себя, - сказал я многозначительно, - и, может быть, даже сверхвзрослые сверхцели.
      - Уж не собираешься ли ты стать врачом! - спросил меня несколько ошарашенный таким началом разговора дяди Петин знакомый.
      А дядя Петя, который ничего не понял из моей короткой, но фехтовальной разговорной вспышки с его знакомым, сказал:
      - Ты тут знанием и силой взрослым зубы не заговаривай! Ну и молодёжь пошла! Что не надо - они знают, а что надо - извините. Ты дело говори: чего это отец на тебя жалуется? Плохо учишься, ведёшь себя чёрт знает как?!
      - Это ещё кто плохо учится? - удивился я.
      Отец поморщился и сказал:
      - Ты, Пётр, всё перепутал. Он учится так, что для него уже отметок не хватает. Это он когда-то плохо учился, четыре года назад, а теперь я даже не знаю, как назвать то, как он теперь учится. Ему один учитель ставит не пятёрки, как обычно отличникам, а целые восьмёрки и девятки! Он однажды десятку получил. Ты его дневник видел? Одни шестёрки и семёрки с плюсом. Он, понимаешь, как бы это тебе сказать... всё знает и про всё, уже за всю десятилетку!
      - За всю десятилетку? - удивился дядя Петя.
      "Кажется, придётся пустить в ход секретное оружие и доказать этому консилиуму, что я знаю не только за десятый класс, - подумал я. Конечно, со взрослыми справиться будет потруднее, но для сверхкосмонавта сверхпреград нет".
      - Почему только за десятилетку, я могу и за вуз!
      - Это за какой же вуз ты можешь? - удивился дядя Петя.
      - Ну, например, за тот, который вы окончили! За институт тонкой химической технологии имени Ломоносова. Вот "Введение в химию и технологию полимеров", возьмите учебник Бильмейера. - Я протянул дяде Пете книгу в переплёте коричневого цвета. - Откройте на любой странице и задайте мне любой вопрос.
      - Ну, это уже просто наглая самоуверенность! - возмутился отец.
      А дядя Петя сказал:
      - Так, так, так, - и расхохотался, и потом стал перелистывать учебник, видимо подбирая для меня вопрос потруднее. - Значит, за институт тонкой химической технологии? - сказал он с недоверием.
      - Кстати, папа, - обратился я к отцу, - пока дядя Петя изообретает для меня вопрос, я бы хотел сразиться с твоей счетной машиной. Возьми свой арифмометр.
      - Это каким образом ты с ним сразишься? - удивился отец,
      - Перемножу в две секунды любые числа. Дай мне для начала два крупных двузначных числа!
      - Ну, это вообще уже ни на что не похоже! - возмутился отец.
      - Ты сначала дай два крупных двузначных числа, а потом уже будешь говорить - похоже это на что или не похоже!
      - Нет, как и о чём он разговаривает со своим отцом! - закипятился отец, обращаясь к дяди Петиному знакомому.
      Дяди Петин знакомый посмотрел на меня, укоризненно качая головой, но всё же посоветовал отцу назвать два крупных числа.
      - Обязательно крупных? - спросил отец всё ещё с возмущением в голосе.
      - Желательно, - сказал я спокойно.
      - Ну хорошо, допустим... восемьдесят девять... на... девяносто два.
      - Восемь тысяч сто восемьдесят восемь! - сказал я, не помедлив ни минуты.
      - Как это ты смог так быстро?! - пробормотал отец совершенно растерянным голосом.
      С этими словами он поднялся, быстро прошёл в свою комнату и вернулся, неся в руках арифмометр. Схватившись за ручку счётной машины, он завертел ею, затем записал результат. Потом взял лист чистой бумаги и стал вручную перемножать заданные цифры. Когда отец уходил за арифмометром, я успел сказать дяде Пете:
      - Между прочим, время идёт, задавайте скорее вопросы!
      - Да, да, да, - сказал дядя Петя, качая в недоумении головой. - Сейчас, сейчас!..
      - Вас я тоже попрошу, между прочим, задать мне поскорее какой-нибудь вопрос, - обратился я к дяди Петиному знакомому, - чтобы мне ответить сразу вам обоим. Кстати, можете мне задавать вопросы и вы и дядя Петя одновременно.
      - Раз вы интересуетесь вопросами психологии, то, может быть, вы читали статьи о групповом общении? - спросил меня дяди Петин знакомый.
      - Мы не "может быть, читали", а мы, конечно, читали статьи о "групповом общении", - заявил я. - Я, знаете ли, вообще против общения, тем более против группового! Тому, кому много надо... (слова "успеть лично" я не сказал), тот не может тратить время на... (на "групповое общение" я тоже не договорил, поэтому вся фраза, как всегда, у меня получилась несколько загадочной: "Тому, кому много надо... Тот не может тратить время на...").
      - А мне кажется, что вам как раз не хватает этого самого "группового общения", - сказал дяди Петин знакомый. - Тогда не было бы того, что я замечаю в вас: вы не умеете находить правильные реакции на своё окружение. Достойно приспособиться к нему, что ли. Речь идёт не о приспособленчестве в позорном смысле слова. Это ваше неумение - особенность характера: так вас воспитали, так сложилась ваша личная судьба... Короче, вы даёте неправильные реакции на людей, а люди дают неправильные реакции на ваши реакции... Может быть, вы думаете, что вам попадает от других не по заслугам, но на деле - всё нормально: как аукнется, так и откликнется.
      - Вот, - сказал дядя Петя, отрываясь от учебника и вмешиваясь в наш разговор. - Ну-ка, скажи ты мне, что такое, к примеру, фрикция и чем отличается пластикация от пластификации?
      - Фрикция - это характеристика вальцов (валковых смесителей), применяемых для приготовления и окрашивания полимерных смесей. Фрикцией называется отношение окружной скорости переднего валка к окружной скорости заднего. Вам понятно? - спросил я. - А чем отличается пластикация от пластификации? Пластикация - это размягчение полимерной смеси в результате перемешивания при мягком нагреве. Пластификация - это введение в полимерную смесь пластификатора.
      - А ты что, - спросил меня дяди Петин знакомый, - собираешься поступать в институт тонкой химической технологии?
      - Нет, не собираюсь, - ответил я.
      - М-да, - сказал дяди Петин знакомый. - Тогда я попробую тебе внушить пользу "группового общения". Вот я замечаю в тебе неукротимое стремление к лидерству, но лидеры ведь бывают и отрицательными. Не так ли?..
      "Это лидеры! - подумал я. - А сверхлидеры не могут быть отрицательными, так что на это можно и не отвечать. Не разгадал меня дяди Петин знакомый, не разгадал. У этих взрослых воображение выше лидера не поднимается. Они даже не могут представить, что среди обыкновенных лидеров может появиться сверхлидер".
      - Продолжаю, - сказал дяди Петин знакомый. - Часто трудности в характере человека проявляются при столкновении противоречивых внутренних тенденций, одну из которых человек не хочет признавать у себя. Когда у подростка появляется завышенная самооценка (по сравнению с его реальными способностями и возможностями), его завышенные притязания, естественно, не могут быть удовлетворены. Эта неудовлетворённость травмирует психику подростка, у него возникает необходимость защищать свою высокую самооценку, а это в свою очередь...
      - К чему это "в свою очередь" приводит, - это всем известно, вмешался я в разговор, - в свою очередь, это приводит к явлению, которое психологи называют "эффект неадекватности" - состояние, когда возбуждённая нервная система заставляет человека действовать не в соответствии с окружающей обстановкой. Я вас правильно понял? обратился я к дяди Петиному знакомому и, не дав ему опомниться, продолжал. - А вы знаете, - сказал я, обращаясь ко всем, - мнение человека о себе самом и мнение, которое имеют о нём другие, например мнения некоторых взрослых и некоторых подростков, очень часто значительно расходятся? Ибо люди видят лишь то, что человек сделал до сих пор, а он сам считает себя творцом как настоящего, так и будущего. Поэтому истина обыкновенно находится посредине: достоинства человека не только в том, что он уже сделал, но и в том, что он намеревается сделать.
      - Точно! - воскликнул отец, занятый в основном проверкой моего вычисления. - Всё сходится! Но как ты всё это так быстро решил?
      - Очень просто. А вы никому не скажете?
      - Конечно.
      - Сколько до ста не хватает в первом числе, в восьмидесяти девяти?
      - Одиннадцать.
      - А во втором?
      - Восемь.
      - А трудно умножить восемь на одиннадцать?
      - Ну конечно, нет. Восемьдесят восемь.
      - Это и есть конец результата.
      - А как же ты нашёл начало? - спросил меня отец.
      - А ещё проще, - ответил я. - От восьмидесяти девяти отнять восемь трудно?
      - Нет.
      - А сколько будет?
      - Восемьдесят один.
      - Ну вот, это и есть начало результата. А если тебе так нужно, то отними от девяноста двух одиннадцать, будет тоже восемьдесят один.
      - М-да, - сказал дяди Петин знакомый. - Ты собираешься поступать в экономический институт?
      - Нет, - сказал я, - не собираюсь. Теперь, ребята, разрешите мне задать вам один вопрос. Вы читали статью доктора медицинских наук "Мозг принимает решение"? Он пишет: "Среди многочисленных определений сущности живого мне особенно импонирует определение, принадлежащее академику А.И.Бергу: "Всё живое отличается от мёртвого наличием потребностей. Заметим, что потребности - это отнюдь не только голод, жажда, или..."
      - Нет не читали, - виновато признался дяди Петин знакомый. - Разве всё успеешь прочесть, - тяжело вздохнул он.
      - Надо, - сказал я, - надо успевать... Вот дядя Петя успевает и работать на пользу химии, и... успевает рыбачить. Кстати, дядя Петя, а что это у вас там в химии за кинетические кривые?
      Дядя Петя задумался и сказал:
      - Ну, кинетические кривые - это кривые...
      - А кинетические прямые у вас в химии - это, значит, прямые? спросил я. - Ну давайте вместе со мной вспомним, что представляют из себя кинетические кривые?
      - Что из себя представляют кинетические кривые? - повторил за мной вопрос дядя Петя.
      - Нет, я прошу не повторять за мной, а ответить, что такое кинетические кривые?
      - Кинетические кривые... - сказал дядя Петя и снова замолчал.
      Тогда я ему подсказал:
      - Кинетические кривые - это кривые зависимости свойств вулканизаторов от времени вулканизации. А дальше? - спросил я.
      А дальше дядя Петя промолчал.
      - Ну, в общем, что такое кинетические кривые, вы, дядя Петя, не знаете. Тогда, может быть, вы знаете, что такое специфика деформирования полимерных материалов?
      Дядя Петя опять ничего не сказал.
      - Так, - сказал я, - значит, вы не знаете и что такое специфика деформирования полимерных материалов. Это я понимаю. Но все-таки вы ведь кончили институт тонкой химической технологии и должны знать, что такое специфика деформирования полимерных материалов.
      - Да я же в химии на общих хозяйственных вопросах сижу, - сказал дядя Петя, но как-то так виновато, что ли.
      - А с тобой, папа, поговорить кое о чём из твоей бухгалтерии?
      - Боже упаси, - сказал отец и поднял вверх обе руки. - Я сдаюсь! Вы видите, это просто какой-то ужас! Он же всех нас терроризирует своими знаниями. И никому не приносит никаких радостей! И всех приводит в отчаяние! А я, например, его боюсь! Боюсь всё больше и больше! У него просто, просто... какие-то безобразные природные способности ко всему на свете! - вскрикнул отец. - Юрка думает, что это позволяет ему просто безобразно вести себя в жизни. Вы посмотрите его дневник, только посмотрите, и у вас волосы встанут дыбом!
      - У меня уже не встанут, - сказал дяди Петин знакомый, погладив свою лысую голову.
      - А ведь было золотое время, было, и тройки получал, даже двоечки были. Мы всё ему говорили: "Юра, будь человеком, не получай двойки, не получай тройки". Вот и договорились! Был мой сын симпатичным недочеловеком, потом послушался нас, и в человека превратился, и учиться стал хорошо и вести себя тоже, а потом стал постепенно превращаться в какого-то перечеловека.
      - А вы знаете, - сказал я, - учёные говорят, что коэфициент полезного действия мозга человек использует на шесть процентов!
      - Значит, у всех шесть, а у тебя шестью два - двенадцать? спросил отец.
      - А если шестью шесть - тридцать шесть? - спросил отца я.
      - Это что же получается? Феномен Иванов, что ли? - вмешался в разговор дядя Петя,
      - Так, так, так! - сказал дяди Петин знакомый. - Ах, вот в чем дело, в процентах!
      - А по-моему, это какой-то трюк, - сказал дядя Петя. - Вот мне рассказывали, что на экзаменах по гражданскому праву на юридическом факультете Геттингенского университета один из студентов, получив экзаменационное задание, сразу же попросился выйти. Ну, вышел и вышел. Там по правилам во время экзаменов можно покидать аудиторию, поскольку в такие дни специальные надзиратели, на всякий случай, дежурят повсюду, даже в туалетах. Они и разоблачили злоумышленника, когда он в кабинке "тихо разговаривал сам с собой". Оказалось, что в ручных часах студента был вмонтирован мини-передатчик, а под курткой спрятан миниатюрный радиоприёмник. Студента к дальнейшим экзаменам не допустили, но, отдавая дань его инженерному таланту, комиссия порекомендовала ему заняться изучением технических дисциплин. Дело в том, что приёмно-передаточное устройство, "радиошпаргалку", этот будущий юрист сконструировал и собрал сам. Юра, встань, я тебя обыщу. Может, у тебя тоже что-нибудь вроде этого.
      Я встал и позволил себя обыскать.
      - Нет, это какой-то сверх... сверх... сверх... - сказал отец.
      "Ну-ну, папа, поднатужься, ну, догадайся, кто у тебя сын, ну..." - хотелось мне сказать отцу.
      - Это какой-то сверхумный, сверхзагадочный сверхбезобразник!
      - Знаете, что, ребята, я хочу в конце нашей беседы внушить вам очень полезную мысль, - сказал я.
      И эти слова просто взорвали моего отца.
      - Минуточку! - воскликнул отец. - Что здесь происходит? Кто кого проверяет? Кто в ком разбирается? Кто кого воспитывает? Кто и что кому внушает? И кто кого здесь гипнотизирует?
      "Ах, вот в чём дело! - мелькнуло у меня в голове. - Отец пригласил к себе на помощь не просто врача, а гипнотизёра".
      - Нет, ему в нормальном состоянии ничего внушить невозможно, я вас очень прошу, загипнотизируйте Юру, с его согласия - сказал отец. - Ты согласен загипнотизироваться? - спросил меня отец.
      - Конечно, согласен, - сказал я, - если дело приняло такой оборот.
      - Вы согласны его загипнотизировать? - обратился отец к дяди Петиному знакомому.
      - Я согласен, - ответил дяди Петин знакомый. - Но я не убежден, поддастся ли он гипнозу.
      - Поддамся, поддамся, - успокоил я гипнотизёра.
      - И когда будешь загипнотизирован, дашь нам всем честное слово, что ты с завтрашнего дня станешь учиться умеренно и получишь по какому-нибудь предмету хотя бы тройку!... Вы можете внушить ему, обратился папа к дяди Петиному знакомому, - что он... нет, уж лучше в спящем состоянии вы объясните, для чего это всё нужно!
      Мы ушли с дяди Петиным знакомым в мою комнату, и ровно через полчаса я как ни в чем не бывало вернулся в столовую. Дядя Петя и отец сидели не сводя глаз с дверей моей комнаты. Увидев, что я вышел из комнаты один, отец спросил;
      - А где же доктор?
      - Он спит, - сказал я.
      - Как спит?! - вскрикнули в один голос отец и дядя Петя.
      - Очень просто. Я его загипнотизировал.
      - Как ты его загипнотизировал? - не понял отец.
      - Но он не смог меня загипнотизировать, а я его смог, - объяснил я. - Он со мной разговаривал, потом стал говорить: спать, спать, спать! Но ты же знаешь, папа, что сегодня по расписанию у меня сон в десять часов, а сейчас только половина пятого.
      - Ну, всем досталось, и гипнотизёру больше всех! - захохотал дядя Петя и всё хохотал и хохотал до слез.
      Не знаю, товарищи потомки, что здесь было смешного?!
      - Разбудить, - закричал отец, - разбудить гипнотизёра, сейчас же разбудить!
      - Пожалуйста, - сказал я, - разбудить так разбудить.
      Мы втроем прошли в мою комнату, и отец с дядей Петей увидели гипнотизёра, лежащего на моей кровати в глубоком сне.
      - Пациент находится, - сказал я, - в глубоком гипнотическом сне третьей стадии. Обычно различают три степени глубины гипноза: сонливость, гипотаксию и сомнамбулизм. При сонливости наблюдается лёгкая дремота и общее расслабление мускулатуры. При гипотаксии, характеризующейся угнетением произвольных движений, часто отмечаемся так называемая восковидная гибкость мускулатуры - каталепсия, то есть такое состояние, при котором рука, нога или голова загипнотизированного долго сохраняют приданное им искусственное положение. Сомнамбулическая стадия - это стадия наиболее глубокого гипноза. Во время сомнамбулизма загипнотизированному можно внушить различные зрительные, слуховые и обонятельные так называемые галлюцинации.
      - Перестань хоть сейчас читать лекцию и немедленно разбуди доктора, - сказал отец в отчаянии.
      - А может, мозг-то работает у Юрки не шестью шесть - тридцать шесть, - услышал я за своей спиной. - Может, шестью восемь - сорок восемь? - тихо сказал дядя Петя.
      - Что происходит? Ничего не понимаю! - тихо воскликнул отец.
      - Таблица уважения происходит, - объяснил я отцу и неожиданно открыл дверцу шкафа. В шкафу сидели Кириллов-Шамшурин и Данилова. - Выходите... заговор обреченных! - И я стал выводить доктора из третьей стадии гипнотического сна.
      ВОСПОМИНАНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
      Оказывается, я знаю даже то, чего я не знаю
      Я, дорогие товарищи потомки, уже натянул на себя куртку и подумал, что меня уже давно никто не атакует стихами. И только об этом подумал, как тут же обнаружил в правом кармане куртки свёрнутый листок бумаги. Я извлёк его из кармана и развернул. Ну конечно же, это были стихи! Стихи назывались загадочно и на этот раз имели прямое отношение к космосу. Посудите сами: название стихотворения было такое - "На далёкой звезде, на Збюне". Затем шли такие, с позволения сказать, четверостишия:
      Тишина кораблём завладела,
      Космонавт прикоснулся к струне,
      И гитара чуть слышно запела
      На далёкой звезде, на Збюне,
      За бортом ветерок не подует
      Ручеёк не споёт о весне...
      Космонавтов гитара волнует
      На далёкой звезде, на Збюне.
      Видно, парень влюбленный мечтает
      О глазах голубых на Земле,
      Под гитару он их вспоминает
      На далёкой звезде, на Збюне.
      А второй вспомнил иву родную,
      Вспомнил мать в приоткрытом окне,
      И гитара с ним вместе тоскует
      На далёкой звезде, на Збюне.
      Третий видит поля в дымке синей
      И скучает по мягкой траве,
      И гитара поет о России
      На далёкой звезде, на Збюне,
      Зеленеют луга заливные...
      Звездолётчик коснулся струны,
      Шлет гитара свои позывные
      Из галактики - с яркой Збюны!
      Дочитав стихотворение, я косо наложил на тексте следующую резолюцию: "Никакой звезды Збюны нет. В стихотворении речь идёт о космонавтах, следовательно, ко мне, сверхкосмонавту, всё это не имеет никакого отношения". Затем я спрятал текст стихотворения в папку моих воспоминаний, чтобы вечером зашифровать, и, выскочив на улицу, побежал в школу на просмотр самодеятельного концерта. По дороге заглянул к одному парню за мешком с догрузом. Дело в том, что я занимаюсь планёрным спортом в молодёжном составе (под фамилией Нестеров!) Но для полётов не хватает у меня веса, и вот для погрузки мне ещё и одному парню прописали по мешку спрессованных опилок. Взяв мешок, я по дороге от дома до самой школы декламировал то единственное, что я считаю в жизни стихами, а декламировал я вот что:
      "Померкли алые краски весеннего заката. На потемневшем небосклоне выступает звёздная россыпь. В южной части неба сияет зодиакальное созведие Льва. Над ним - известное ещё с детства созвездие Большой Медведицы. Несколько ниже - созвездие Волосы Вероники.