– Самое страшное уже позади. Через неделю мы достигнем Новой Голландии, а там рукой подать и до Тимора.

Чтобы все поверили в его оптимизм, Блай велел раздать по две ложки рома и кусочку солонины на каждого.

Ночью водяной смерч, а за ним ураган захлестнули его оптимизм вместе с баркасом. Окрик капитана поднял всех на ноги, и люди, точно автоматы, привычно принялись вычерпывать воду. Ветер дул со страшной силой, поднявшегося во весь рост моряка могло запросто швырнуть за борт. Волны, перевитые жгутами густой пены, с ревом и гулом ударялись в низкие борта баркаса, который содрогался и трещал. Кое-кто из моряков в ужасе осенял себя крестным знамением, моля Господа спасти их души, так как о спасении жизни уже не помышляли. Буря длилась три дня и три ночи, не давая ни секунды передышки. И только несокрушимая воля и мужество Уильяма Блая помогли английским морякам не смириться с судьбой и не отдаться во власть вырвавшейся из преисподней стихии.

К утру 20 мая наступило затишье, но дождь не прекращался. Вычерпав до конца воду, несчастные люди падали в изнеможении на дно баркаса и забывались в коротком беспокойном сне. Несколько человек выглядели скорее мертвыми, чем живыми. Появились больные. Ботаник Нельсон начал заговариваться в каком-то полубреду.

На крючок, выброшенный в море позади баркаса, попался дельфин. Несколько моряков бросились вытаскивать крупную добычу из воды, но животное сорвалось с крючка и исчезло в волнах. Это окончательно сломило дух несчастных. Жалобы стали всеобщими.

– Капитан, мы умираем с голоду… Выдайте солонину, мы пополним наши запасы в Новой Голландии…

– То, что вы предлагаете – безумие. Откуда вы знаете, что там можно будет достать провиант? Плавая с Куком, я достаточно наслушался рассказов о скудной природе восточного побережья, и нравы аборигенов тоже не предвещают ничего хорошего.

– Но так мы не дотянем до Новой Голландии… Хоть раз перед смертью поесть досыта…

Капитан оставался непреклонен.

Волны обгоняли баркас и захлестывали. Приходилось постоянно быть начеку, удерживая маленькое судно по ветру. Ошибка рулевого могла стоить всем жизни. Приближение ночи заставляло всех дрожать от надвигавшегося холода.

Блай произвел ревизию припасов, обнаружив пропажу большого куска свинины.

– Какая-то сволочь ворует еду…

Подозрение пало на матроса Лемба, но прямых улик не было. Блай пригрозил убить вора собственными руками, если поймает с поличным.

Под вечер 22 мая океан угомонился, а утром, к невыразимой радости отчаявшихся людей, выглянуло солнце. Развесили одежду для просушивания. Блай в придачу к обычной порции галет и воды выдал по унции солонины на человека. Это было подлинным праздником.

Появились морские птицы – крачки.

– Значит, недалеко земля, – объявил Блай.

Птицы охотно садились на баркас. Слуга капитана Джон Смит изловчился и поймал одну крачку.

– Кровь ее выпьет Нельсон, – сказал Блай. – Он самый больной из нас.

Бедняга Нельсон часами, находясь в полубреду, со всеми научными подробностями отрывисто говорил о видах рыб, крабах и природе восточного побережья Новой Голландии.

Тело убитой птицы разорвали на восемнадцать кусочков и тянули их по жребию. Сэмюэль указывал на крохотную порцию и спрашивал:

– Кому?

Отвернувшийся моряк называл чье-нибудь имя.

Ледуорду досталась голова, Блаю лапа с перепонками. Съели даже кожу, внутренности и когти.

Теперь свободные от вахты занялись охотой. В течение двух дней поймали еще трех птиц – крачку и двух олушей, желудки которых содержали непереваренных летучих рыб и осклизлые куски спрута. Изголодавшиеся люди не пренебрегли и этим. Самые обессилевшие выпили кровь.

Было солнечно и жарко, и вскоре англичане стали снова мечтать о дожде. Оказалось, что жару куда тяжелее переносить, чем ливни. Блай велел всем сделать чалмы из тряпок, каждые полчаса моряки окунали голову в море. В этот день капитан решил не выдавать ежедневную порцию галет.

– Надо экономить продукты.

Капитан набросал на клочке бумаги карту, показал ее Фрайеру и помощнику штурмана Эльфинстону:

– Вот пролив, который разделяет Новую Голландию и Новую Гвинею. Это единственный проход, через который можно одолеть гряду рифов, пройти в Арафурское море и достичь Нидерландской Индии. Выучите карту наизусть. В случае беды кто-нибудь из вас доведет баркас до Тимора.

– Новая Голландия – бедная земля, – бормотал ботаник, – и там тоже живут дикари…

Австралийские аборигены, встречаясь с кораблями Кука, вели себя странно: оставляемые на берегу англичанами подарки не брали. Предметы европейцев не имели в их глазах никакой ценности, потому что их нельзя было съесть. Бродячие племена австралийцев, всю жизнь занимающиеся собирательством трудно добываемой еды, находились на первой ступени развития человеческой цивилизации.

Высохшие, почерневшие тела англичан походили на мумии, кожа полопалась, ссохшиеся губы напоминали кожуру грецкого ореха. Плавание превращалось в отчаянную борьбу со смертью.

Где же земля?

Ровно через месяц после бунта, 28 мая, в три часа утра сидевший на руле Фрайер услышал отдаленный глухой рокот. Морс волновалось, по небу неслись облака. Команда спала. Штурман поднялся во весь рост и долго стоял, всматриваясь в темноту. На мгновение показалась луна, и в нескольких сотнях метров от баркаса Фрайер увидел фосфоресцирующие буруны прибоя.

Штурман немедленно разбудил капитана.

– Прямо по курсу сплошная каменная стена!

Англичане достигли Большого Барьерного рифа – мощной цепи коралловых скал, протянувшейся на сотни миль вдоль северо-восточного побережья Новой Голландии.

Легли в дрейф, но течение все равно несло баркас на панцирь черных утесов, о который разбивались океанские валы. Мощный голос гигантского прибоя с тяжелым рокотом нарастал.

– Весла на воду!

Собрав последние силы, моряки пытаются противостоять течению, но их не хватает, баркас неуклонно сносит к Барьерному рифу.

Во время первого кругосветного плавания великий Кук чуть не потерпел крушение, пропоров брюхо «Индевору» в лабиринте черных коралловых утесов. Как хороший ученик Кука Блай знал, что Большой Барьерный риф испещрен более или менее опасными проливами, а за ним, в заливах пятого континента, спокойные воды и много островов. Там он обещает команде отдых.

К рассвету баркас находился менее чем в ста метрах от стены, отделяющей для моряков жизнь и смерть. Течение усиливалось, волны вздымались все выше. Блай распорядился поставить парус и идти на север.

Через милю капитану удалось рассмотреть место, где волны прибоя образуют не высоченные каскады, а лишь белопенные завихрения. Баркас уже настолько близко шел от гигантского волнореза, что сидящих в лодке обдавало пеной, из-за гула прибоя были плохо слышны команды капитана.

– Курс прямо на запад!

Баркас устремляется в узкий проход между рифами. Капитан, в несколько секунд оценив ситуацию, мгновенно принимает решения, от которых зависит жизнь восемнадцати человек.

– Весла на воду!

Надо успеть до следующей волны подойти вплотную к бурунам, но только у четверых моряков остаются силы взяться за весла. Блай, бросив руль, тоже принялся грести. Искусанные в кровь плотно сжатые губы сдерживали стоны обессиленных людей, делающих непосильную работу в бесконечном кошмаре. Скорей! Скорей!

Проскочив впритирку между нависавшими скалами, баркас скрипнул днищем по подводным камням и оказался в обширной тихой заводи, усеянной мелкими бесплодными островами. Два часа спустя обнаружили два острова покрупнее. На одном из них Блай заметил песчаный пляж.

Нос баркаса в изнеможении мягко ткнулся в берег. Шатаясь, словно пьяные, англичане перетащили обессиленных и больных товарищей на теплый песок. Потом все, кто нашел в себе силы, встали на колени. Капитан читал благодарственный молебен.

До темноты прямо у берега успели наловить устриц, которыми кишели воды, и съели их сырыми. Насытившись, попадали кто где и заснули на твердой земле мертвым сном.

Утром Блай сделал запись в судовом журнале. Капитан назвал открытый остров Возрождение62. Баркас находился в водах, где еще не плавало ни одно европейское судно. «Индевор» Кука, после заделанной пробоины, этот участок северно-восточного побережья прошел по ту сторону Барьерного рифа.

Насобирали валежника. Капитан с помощью лупы разжег костер. В старом котелке сварили восхитительное блюдо: устрицы с галетами и кусками солонины. Что это было за пиршество после стольких дней голодания! И вода! Родниковая вода в неограниченном количестве!

На десерт насобирали восхитительных ягод, напоминающих крыжовник. Это было связано с некоторым риском: в кустарниках водились ядовитые змеи.

Баркас вытащили на берег, Блай приказал Перселлу произвести починку судна. Плотник, ворча себе под нос, покорился.

Блай грубовато шутил, что в день реставрации они заслуженно восстановили свои силы, как король Карл династию Стюартов. Наевшись до отвала, люди погружались в целительный сон. Спали весь остаток дня и всю ночь. Охранение не выставляли: нести вахту физически никто не способен. Нельсон начал поправляться.

Ночью кто-то украл последний кусок солонины и сожрал его второпях, как голодное животное. Обязанности больного кока выполнял сам Блай.

– Сегодня каша без сала. Эта каналья продолжает воровать…

Напряжение между людьми, оказавшимися в экстремальной ситуации, между людьми, находящимися в сложных отношениях, росло. Штурман Фрайер, наконец уверовавший, что баркас способен добраться до Нидерландской Индии, воспрянул духом. Он заключил с Перселлом негласный союз в будущей борьбе против капитана. Оба ненавидели Блая. Они заключили бы договор с самим дьяволом. Фрайер, чтобы отмыться за небрежную службу и жалкое поведение во время мятежа, Перселл просто из-за вредности характера и неудовлетворенных амбиций.

– Сэр, если вы повар, то и должны были следить за солониной, – осмелился при всех сказать Фрайер.

– Капитан, вы любите наказывать подчиненных за плохое отношение к своим обязанностям. Почему бы вам разок не наказать себя? – съязвил Перселл.

– Заткните пасть, – отвечал Блай. – Я не виноват, что среди вас завелся вор. Хватит болтать. После завтрака отправляемся.

– Следовало бы дать людям больше отдохнуть, – сказал Фрайер.

Штурман уже просчитал, что если они все же доберутся до Англии, то будущие показания спутников о командирах сыграют большую роль. Несколько человек поддержали Фрайера. Часть команды продолжала роптать, когда вдруг из-за камней появились туземцы с копьями. Назревавший еще один мини-мятеж сразу затух, и англичане срочно погрузились в баркас.

Англичане продолжили путь на север с западной стороны Большого Барьерного рифа, протянувшегося вдоль побережья Австралии на три тысячи километров. Скалистая гряда то почти вплотную подходила к материку, то удалялась в море па две сотни миль. Под баркасом бесконечными лентами стелились кружевные скатерти подводных растений. Дно беспрерывно сменяющихся прозрачных лагун, украшенное кораллами, представляло собой подводную горную страну.

На песчаных холмах материка моряки замечали темные силуэты обнаженных людей, неподвижно стоящих на одной ноге и упираясь в нее другой ногой, согнутой под прямым углом. Что бы значила эта странная поза? Некоторые аборигены держали в руках предметы в виде треугольника63.

31 мая под вечер был открыт еще один остров. Скудные запасы сухарей подходили к концу. Необходимо было раздобыть еду, иначе им никогда не дотянуть до Тимора.

– Сделаем остановку, – решил капитан.

На острове обнаружили старые следы от костров и покинутые пальмовые хижины. В глубине острова могли прятаться туземцы. И хотя всех терзал голод, люди предпочли оставаться без обеда, чем рисковать жизнью.

– Если вам, капитан Блай, сильно хочется есть – идите и сами добывайте себе пищу, – заявил Перселл.

Блай полыхнул взглядом.

– Так, понятно. Это новый мятеж или продолжение старого? – негромко спросил он.

Капитан, на удивление, был совершенно спокоен. Обычно в подобной ситуации следовал взрыв, угрозы и фонтан уничтожающих личность оскорблений, но что-то в командире после мятежа на «Баунти» изменилось: он без надобности не повышал голос, чаще обращался ко всем на «вы» и большую часть времени героического похода проводил в размышлениях о причинах мятежа, то загораясь местью мятежникам, то сутками не вспоминая роковые события, оставившие его и восемнадцать человек команды один на один со смертью. Тогда его вело одно сверх желание – выжить вопреки всему и спасти не изменивших присяге людей.

– Мы не двинемся с места, – сказал плотник.

Капитан обвел всех цепким взглядом. Никто не осмеливался смотреть ему в глаза.

Перселл приготовился к обороне, но его сбило с толку непонятное поведение капитана. Плотнику показалось, что стоит немного дожать, и он сломает этого ненавистного ему человека.

– Вы затащили нас сюда, чтобы уморить с голоду, – нервно продолжал Перселл. – Будь проклят тот день, когда я согласился сесть в вашу скорлупку, лучше бы я остался на корабле! Лучше стать мятежником, чем трупом!

– Если бы не я, вы все давно отправились бы на дно, – отрывисто бросил Блай.

– Вот именно, если бы не вы, мы бы не оказались сейчас на краю земли подыхающими с голоду.

– Что ты хочешь этим сказать, подлец?

– Я не подлец, я ничуть не хуже вас.

Распалившийся Перселл умолк. Остальные, затаив дыхание, зачарованно следили за рукой капитана, медленно скользнувшей к поясу, на котором висел тесак.

– Что ж, если я для вас уже не авторитет как капитан и мои приказы ничего не значат, покончим с этим как мужчины.

Блай бросил нож к ногам плотника, сам вооружился другим.

– Защищайся!

– Никаких дуэлей, – вмешался Фрайер. – Вы оба арестованы! Боцман Коул, отберите нож у капитана.

– Клянусь Богом, я убью каждого, кто посмеет коснуться меня, – зарычал Блай. – Защищайся, Перселл, если ты мужчина.

Противники застыли в четырех шагах друг от друга. Несколько секунд смотрели в глаза, и после того как Блай, выставив руку с ножом, сделал первый шаг вперед, Перселл бросил свой тесак на землю.

– Нет-нет, вы же мой начальник, простите меня, капитан.

Блай принял капитуляцию и – неслыханное дело! – тоже извинился:

– Хорошо, если вы не имели в виду ничего дурного, я тоже прошу простить мою горячность.

Сделав запас устриц и воды, отправились дальше, огибая бесконечный холмистый и изрезанный берег, опоясанный скалистыми островами и песчаными банками с далеко вдающимися в море мысами. Где же пролив, которым прошел «Индевор» в Арафурское море? Неужели эта бесплодная земля будет тянуться бесконечно до самой смерти?

Первого июня высадились на песчаном островке, кишевшем птицами. Блай быстро отправил отряд заготовителей. Опасаясь нападения дикарей, приказал ограничиться одним небольшим костром в укромном месте под скалой. Проснувшись через несколько часов, капитан заметил в отдалении еще один огонь. Это мистер Фрайер развел для себя личный костер, изжарил на нем убитую палкой птицу, поужинал и уснул, забыв потушить его.

Возмущенный капитан растолкал штурмана.

– Ваше гнусное поведение недостойно английского офицера, мистер Фрайер. Вы трус и эгоист, каких я еще не встречал. Немедленно погасите огонь, и, боюсь, вам придется отвечать за такие поступки.

– Бросьте, капитан, в первую очередь придется отвечать вам за потерю корабля. – Они были одни, все остальные спали под скалой. – Если хотите, чтобы я дал показания в вашу пользу, поумерьте свой пыл и предоставьте меня самому себе.

Долго сдерживаемая ярость выплеснулась наружу. Капитан пинком пнул головешки в воду и хотел уже, как тигр, броситься на струхнувшего штурмана, но тут появились моряки заготовительного отряда.

Нельсон доложил, что матрос Лемб неумелыми действиями спугнул птиц и удалось убить только пятнадцать крачек. Оставленный охранять добычу Лемб успел съесть девять из них, когда охотники вернулись к месту сбора.

Неостывший после стычки с Фрайером, Блай потерял контроль над собой и, шатаясь от слабости, принялся избивать матроса, не совладавшего с муками голода.

– Скотина, животное, ты подумал о голодных товарищах, пожирая мясо? – приговаривал капитан, нанося удары. – Только такой подонок, как ты, был способен воровать солонину! Лучше бы тебе размозжили башку, чем бедняге Нортону!

Лемб молча сносил побои, только слегка уворачиваясь от кулаков капитана. Матроса жег стыд, слезы катились по изможденному лицу.

– Простите, капитан… я ничего не мог с собой поделать.

Выбившись из сил, глубоко дыша, Блай пнул еще несколько раз матроса.

– Сволочь… Тебя следовало бы оставить здесь на съедение дикарям…

На рассвете баркас отчалил.

Через день в виде мелководной береговой полосы, усеянной рифами и шхерами, показался долгожданный мыс Йорк – самая северная оконечность Австралии. Пустынная и неприветливая местность не повлияла на радость моряков.

– До Тимора еще 10– 15 дней пути, – сказал Блай. – Соберите силы для последнего броска.

Капитан провел баркас через лабиринт узкого пролива между мысом и островком принца Уэльского, ночью последний раз переночевали на берегу, а утром с попутным ветром вышли в Арафурское море и взяли курс на Тимор.

На моллюсков рассчитывать больше не приходилось, сухари были на исходе. Все моряки находились в ужасном состоянии: донельзя исхудавшие, скелеты, обтянутые высохшей шелушившейся кожей, – они походили на оживших мертвецов из фильма ужасов. Особенно плохо себя чувствовали парусный мастер Лебог и врач Ледуорд. У всех без исключения сильно опухли ноги, и каждое движение причиняло мучительную боль. Потерявшие надежду молили Господа о скорой смерти как избавлении от страданий.

Еще двенадцать дней битвы со стихией, многократное повторение перенесенных страданий и нечеловеческого напряжение духовных и физических сил. Утешало одно: сильный устойчивый ветер позволял проходить около ста миль в сутки.

9 июня наиболее ослабевшим Блай выдал двойную порцию сухарей: истощенные люди могли умереть в любую минуту. Им постоянно хотелось спать, моряки охотно закрывали глаза, чтобы убежать от этого беспрерывного кошмара в мир голодных иллюзий с горячими пирогами.

– Осталось еще несколько дней пути, – подбадривал павших духом капитан. – Не поддавайтесь страшной старухе с косой, глупо протянуть ноги прямо у цели.

Некоторые уже не верили, что они когда-нибудь достигнут ее. Мечтали об одном: один раз наесться досыта и умереть.

Наконец 12 июня при восходе солнца после сорока пяти дней битвы с океаном перед англичанами предстал во всем своем благосклонном величии гористый и желанный остров Тимор. Трудно представить, а тем более описать, что творилось в душах моряков. Блай припомнил, что голландский военный форт Купанг расположен на юго-западе острова, и повел баркас в том направлении.

Наступила ночь. Полная белая луна освещала панораму цепи высоких гор, на берегу среди буйной растительности просматривались малайские деревушки.

Фрайеру и Перселлу не терпелось сойти на берег, где виднелись кокосовые пальмы и фруктовые деревья. Блай, помня утверждение Кука, что часть острова населена каннибалами, не обращал внимания на нудные просьбы подчиненных. Когда их нытье стало невыносимым, капитан завернул в ближайшую бухту и предложил штурману и плотнику убираться из баркаса, если они не могут потерпеть еще сутки. Те отказались.

– Тогда заткните глотки и не действуйте на нервы.

Утром капитан взял высоту солнца и определил, что Купанг совсем близко. Проплывающие мимо берега Тимора поросли могучими деревьями, стоящими сплошной стеной. Небо во второй половине дня затянуло тучами. Опасаясь, что ночью в темноте они могут не заметить голландский форт и проплыть мимо, Блай решил взять лоцмана из местных жителей. Один из малайских рыбаков за остатки рома согласился предоставить свои услуги.

Оставалось всего несколько морских миль, но одолеть их стоило огромных трудов, так как остров прикрыл баркас от ветра и последнюю часть пути пришлось грести, отдавая последние силы, которые остались у немногих. Боцман Коул, выпустив из ослабевших рук весло, потерял сознание. Тогда Блай покинул свое место у руля и заменил товарища.

В два часа ночи англичане услышали пушечные выстрелы, а перед рассветом 14 июня малаец указал на бухту, в которой плавала стая черных лебедей. В глубине под кронами огромных деревьев виднелся голландский форт. Путешествие окончено. Все муки ада остались позади. За сорок семь дней на перегруженном баркасе, с ничтожным запасами продовольствия отважный капитан Блай прошел три тысячи семьсот одну морскую милю в почти неизведанных водах при каждодневном ропоте и неповиновении отдельных членов команды. История мореплавания не знает подобного подвига.

Но капитан сейчас не думал об этом. Его терзали сомнения: а что, если за время плавания между Англией и Голландией опять началась война? Испытать столько мучений, чтобы оказаться в тюрьме для военнопленных!..

Хотя все они нуждались в немедленном отдыхе и пище, Блай не спешил пристать к берегу. В форте, по всей видимости, спали. Берег был пустынным и безмолвным. Капитан приказал поднять флаг бедствия, как это положено по уставу.

В бухте стояли на якоре несколько кораблей. К большой радости моряков, на одном из них болтался приспущенный стяг Великобритании!

– Эй! На борту!

В ответ ни звука. Вот, кажется, в сумраке на берегу мелькнула какая-то фигура.

– Эй! На берегу! Вы говорите по-английски?

– Кто вы? – раздалась в ответ голландская речь. – Что вам надо?

– Позовите офицера! – громко крикнул Блай. – Мы нуждаемся в помощи.

Фигура на берегу исчезла. Опять повисла гнетущая тишина. Но вот снова появилась размытая тень, за нею следовал человек в морской форме.

Начались переговоры на английском языке. Офицер разрешил под свою ответственность пристать баркасу к берегу. Блай доплелся до старшего по чину голландца и вкратце доложил об обстоятельствах дела. Потом попросил разрешения сойти его людям на берег. В любых обстоятельствах капитан оставался военным офицером и соблюдал все принятые правила. По сигналу Блая англичане медленно, передвигаясь, как осенние мухи, начали высаживаться. Больных несли на руках.

Вскоре прибыл голландский губернатор Ван Эсте. Занималась заря. Собралась пестрая толпа любопытных. Многие не верили рассказам англичан об ужасной одиссее, но страшные изможденные лица, кожа да кости, ноги и руки, покрытые язвами, лохмотья говорили сами за себя. Прослышав о соотечественниках, примчался капитан английского корабля Спайкерман и немедленно распорядился приготовить для них завтрак по английскому обычаю – с овсянкой, чаем и пудингом. Люди Блая плакали от радости и благодарности.

Ван Эсте предоставил Блаю красивый и просторный дом. Остальных из-за нехватки жилья хотел разместить в местной больнице и на корабле Спайкермана, но Блай воспротивился и приютил спутников у себя.

Больше месяца англичане отдыхали, набирались сил и лечились скудными местными средствами. Бедняге Нельсону уже ничто не могло помочь, организм его был слишком ослаблен. Через шесть дней после прибытия на Тимор он умер. Когда гроб с телом несчастного ботаника опускали в могилу, в глазах Блая блеснули слезы. Железный капитан плакал! Это настолько шокировало присутствующих, что они отказывались верить очевидному, настолько несвойственны были человеческие слабости этому человеку, высеченному, казалось, из камня. Язвительный Перселл после похорон уверял, что просто капитан слишком долго задержал взгляд на ярком солнце, только и всего.

Блай написал доклад Адмиралтейству, письма жене и Данкену Кемпбеллу, в которых обстоятельно рассказал о мятеже на «Баунти». В середине августа капитан зафрахтовал шхуну «Рисорс», вооружил ее четырьмя пушками, и двадцатого числа отплыл в Батавию – крупную голландскую колонию на острове Ява, откуда ходили в Европу большие корабли. Баркас взяли на буксир, англичане не в силах были расстаться со старым товарищем.

В плавании, продолжавшимся сорок два дня, возобновились стычки капитана с плотником и штурманом. В порту Сурабая застарелый конфликт разгорелся с новой силой. Чтобы не доводить дело до нового взрыва отношений, Блай вызвал голландских солдат и арестовал обоих смутьянов. Фрайера пересадил на другое судно, а Перселла держал под замком, пока «Рисорс» 1 октября не пришел в Батавию – огромный голландский порт в Ост-Индии, контролирующий всю мировую торговлю пряностями.

Здесь царили законы Ост-Индской компании, по структуре напоминающей скорее могущественную республику, чем торговое объединение. Голландцы, желая сохранить монополию на торговлю пряностями, крайне подозрительно относились ко всем иностранным судам, появляющимся в их водах. От Блая потребовали подробного письменного сообщения о причинах, побудивших его зайти в Батавию. Только после того, как сабандар64 ознакомил незваных гостей со всеми строгими голландскими правилами и ограничениями, англичанам, заверившим хозяев, что они неукоснительно будут их соблюдать, в порядке исключения разрешили войти в порт.

– Контрабандный провоз пряностей или семян карается смертью, – еще раз напомнил сабандар на прощание.

В гавани стояло свыше ста судов. Широкие правильные улицы с мощеными тротуарами, облицованные каналы, обсаженные высокими деревьями, чистота, прекрасные сады и аккуратные живописные домики придавали Батавии вид нидерландского города в Европе. На бульварах и в деловых кварталах жизнь била ключом, а великолепие загородных мест напоминало окрестности Парижа. Блай нанял двухместную коляску и совершил с боцманом прогулку, осмотрев обширные склады пряностей, куда свозилась вся бесценная продукция Молуккских островов.

Все богатство покоилось на костях. В Батавии – губительный для европейцев климат, вызывающий опасную для жизни лихорадку, ежегодно уносившую в могилу две трети населения. А начался октябрь – время дождливых западных муссонов, несущих эпидемии тяжелых заболеваний. Пока ждали попутный корабль, заболели и сошли в могилу один за другим помощник штурмана Эльфинстон, кок Томас Холл и старшина Линклеттер. Их подорванный организм не мог сопротивляться болезням, и даже жгучее желание увидеть берега Британии не могло вдохнуть в них жизнь.

На кораблях, идущих в Европу, было мало мест, и англичанам пришлось разделиться. Блай отплыл в Англию 16 октября, взяв с собой только эконома Сэмюэля и слугу Джона Смита, спасшего судовую кассу во время мятежа. Остальным капитан выдал деньги на проезд и пообещал, что они встретятся в Англии.

14 марта 1790 года капитан Блай сошел по трапу на пристань Портсмута. Матрос Лемб умер во время плавания на родину, корабль, на который сел врач Ледуорд, пропал без вести. Из девятнадцати моряков, высаженных в баркас у острова Тофуа, домой добрались только двенадцать.

После опубликования дневников Блай стал знаменитостью. Один из театров Лондона даже поставил спектакль о мятеже на «Баунти»65. Георг III пригласил Блая на аудиенцию, пожелав услышать историю беспримерного плавания лично от него.

– Англия гордится такими своими сыновьями, как вы, лейтенант Блай, – сказал король, выслушав удивительный рассказ. – Есть ли у вас какие-либо желания? Я буду рад исполнить их.

– Главное мое желание, Ваше Величество, побыстрее снова отправиться в Южные моря, отыскать мятежников и передать их в руки палача.

Король склонил голову и подал знак камердинеру, что аудиенция закончена. Моряка вежливо проводили к выходу из дворца.

Семь месяцев Блай находился в неведении относительно своей дальнейшей судьбы и карьеры. К потере судна Адмиралтейство подходило очень строго. В конце октября, как только прибыли все оставшиеся в живых спутники капитана, началось официальное расследование. На дознании Блай придерживался версии о причине мятежа как заранее спланированной и хорошо подготовленной акции. Иное толкование событий, в свете которых капитану пришлось бы отвечать на многие неудобные вопросы и защищаться от ряда обвинений, повредили бы его карьере. По этой же причине он ничего не сказал о жалком поведении во время мятежа гардемаринов Хейворда и Хеллерта, скрыл выходки Фрайера, даже Перселл отделался лишь выговором за упущения по службе.

И хотя лейтенант Блай был полностью оправдан в потере судна, на поиски мятежников был послан 24-пушечный фрегат «Пандора» под командованием капитана Эдварда Эдвардса. Хейворда назначили на фрегат третьим лейтенантом, главной задачей которого было опознание мятежников в случае их поимки.

7 ноября 1790 года «Пандора» отправилась в карательную экспедицию. В тот же день, подсластив горькую пилюлю, лейтенанту Блаю присвоили долгожданный первый чин капитана66, выплатили жалованье за все время плавания и отправили в долгосрочный отпуск.

Уильям Блай вернулся домой мрачнее грозовой тучи, швырнул тугой кошелек на стол.

– Они поставили на мне крест, – пожаловался он жене на Адмиралтейство. – Моя карьера окончена.

– Глупости, – утешила мужа Элизабет. – Просто тебе дают возможность хорошо отдохнуть. Поедем на остров Мэн, наши девочки будут так рады, а я… я горжусь тобой, дорогой!

«Баунти» взял курс на восток. Кристиан Флетчер предложил выбрать нового командира.

– Я охотно уступлю должность капитана, если есть другие претенденты.

Их не оказалось. Флетчера единогласно выбрали капитаном.

На борту корабля оставалось двадцать пять человек, из них восемнадцать активных участников мятежа:

1. Кристиан Флетчер

2. Гардемарин Эдвард Янг

3. Матрос (помощник канонира) Джон Милз

4. Матрос (бондарь) Генри Хиллбрант

5. Матрос (кузней) Джон Уильяме

6. Матрос Мэтью Кинтал

7. Матрос Мэтью Томпсон

8. Матрос Айзек Мартин

9. Матрос Алек Смит

10. Матрос Томас Эллисон